Семантика и прагматика русских перформативных высказываний

Размещено на http://www.allbest.ru/

ДИССЕРТАЦИЯ

СЕМАНТИКА И ПРАГМАТИКА РУССКИХ ПЕРФОРМАТИВНЫХ ВЫСКАЗЫВАНИЙ



Содержание

Введение

1. Предложение, высказывание и речевые акты

1.1 Семантика и прагматика

1.2 Знаки, предложения, высказывания

1.2.1 Высказывание и предложение

1.3 Модальность и интенциональность

1.3.1 Модальность

1.3.2 Интенциональность

1.4 Речевые акты. Иллокутивная сила высказывания

1.4.1 Общая характеристика речевого акта

1.4.2 Речевой акт и коммуникативный акт

1.4.3 Коммуникативный акт, речевой акт и схема четырех полей К. Бюлера

1.4.4 Акты и речевые акты. Иллокутивный акт и его составляющие

1.4.5 Классификация иллокутивных актов

Основные положения и выводы

2. Русские перформативные глаголы

2.1 Теория перформативного глагола

2.1.1 Перформативные глаголы в таксономиях Дж. Остина и Дж. Серля

2.1.2 О перформативности глагола говорит

2.2 Перформативность и концепция Э. Кошмидера

2.3 Природа перформативности

2.4 Вид и время перформативного глагола

2.5 Перформативы в грамматике и словаре

2.5.1 Морфологические и синтаксические особенности русских перформативных глаголов

2.5.2 Проверка на перформативность

2.5.3 Семантические и прагматические особенности

русских перформативных глаголов

2.5.4 Опыт классификации русских перформативных глаголов с опорой на уровни речевого акта

Основные положения и выводы

3. Русские перформативные высказывания

3.1 Категориальная ситуация и речевой акт

3.2 Сфера говорящего субъекта “я” и слушателя “ты”

3.2.1 Семантика и прагматика эгоцентрических слов

3.2.2 Субъективность и полярность участников речевого акта

3.2.3 Персональность и категориальная ситуация персональности

3.3 Сфера речевого действия

3.3.1 Семиотическая природа предиката

3.3.2 Базовые предикаты, суперпредикаты и перформативные предикаты

3.3.3 Перформативные предикаты и область их существования

3.4 Механизмы перформативного высказывания

3.4.1 Высказывание как форма мысли

3.4.2 Высказывание как “внутреннее слово”. Членение перформативного высказывания

3.4.3 Перформативное высказывание и фреймы

3.4.4 Перформативная пропозиция

3.4.5 Дискурс, выказывание, речевой акт

Основные положения и выводы

4. Семантика и прагматика русских перформативных высказываний

4.1 Ассертивные перформативные высказывания

4.2 Комиссивные перформативные высказывания

4.3 Директивные перформативные высказывания

4.4 Декларативные перформативные высказывания

4.5 Экспрессивы и речевые ритуалы

Заключение

Список использованных источников



Введение

Современные исследования различных видов деятельности отличает междисциплинарный подход. В этом отношении не является исключением и речевая деятельность, в изучение которой вовлечены психологические и когнитивные теории, моделирование систем, множество более специальных структурных и семантических теорий и методов. В последние десятилетия в теории речевой деятельности языковая личность рассматривается как уникальный субъект, сочетающий в себе все аспекты антропологического подхода к языку. Воспринимаемая как индивидуум, лицо, конкретный человек, она не может не впитать и не отразить свою принадлежность к этносу, отдельному народу и, наконец, к роду человеческому вообще.

С наибольшей полнотой языковая личность реализует себя и свой потенциал в деятельности, осуществляемой посредством языка и имеющей своей целью концептуализацию окружающей действительности, мира, что и происходит в процессе формирования высказывания путем своеобразного субъективного присвоения действительности. Говорящий субъект я объективируется и в языке, и в мире, отражая мир и одновременно творя его для себя и для слушающего, собеседника.

Актуальность настоящего исследования обусловлена всесторонним развитием информационных и коммуникативных процессов, находящих в рамках теории речевых актов свое отражение прежде всего в том, что в пределах речевого акта, располагая всеми ресурсами языка, говорящий субъект действует избирательно, но каждый раз выражает свое отношение, сверяясь с реальностью “я - здесь - сейчас” как некоторой координатной осью и таким образом актуализируя свое положение во времени и в пространстве, среди всех говорящих и слушающих.

Формируя свой собственный мир, приобщая к нему, вовлекая в него в процессе коммуникации других лиц, прежде всего, ты как alter ego, говорящий субъект я, языковая личность создает необходимые условия для реализации своих интенций, будь то представление собственного ментального состояния, побуждение к деятельности собеседника или бесконечный процесс обозначения положения дел. Деятельностные механизмы помещают в фокус исследования понятия речевого акта и перформатива, которые оперируют целым арсеналом языковых ресурсов и речевых приемов.

Перформативность - это семантико-прагматическая категория, позволяющая представить речевое действие, обозначенное особым глаголом с особым контекстом, реализующееся в коммуникативном контексте перформативного высказывания, в речевом акте.

Речевой акт - это особая разновидность коммуникативного акта, когда вся инициатива говорящего либо направлена на достижение цели вне пределов речевого акта, либо сконцентрирована и замыкается на самом речевом акте. Речевой акт - это особая деятельность, когда слово становится действием, слово и действие, дело практически отождествляются, а магия слова оказывается осязаемой. В речевом акте арсенал языковых средств и речевых приемов предстает в виде комплексов, образующихся с учетом коммуникативной цели говорящего субъекта я и речевой ситуации. Один из таких комплексов, специфичных для каждого конкретного языка, представлен перформативами - высказываниями, избирающими особые механизмы, способы и средства отражения и объяснения мира.

Исследования перформативных глаголов и высказываний на материале русского языка носили отчасти фрагментарный характер и полностью опирались на теорию английской эмпирической философии Дж. Остина и Дж. Серля, на работы А. Вежбицкой, З. Вендлера и др. В отечественном языкознании перформативы изучались Ю.Д. Апресяном, Н.Д. Арутюновой, Е.В. Падучевой, Ю.С. Степановым и др., а также школой А.В. Бондарко в рамках теории функциональной грамматики. Актуальность, таким образом, связана и с языковым материалом, который получает новую интерпретацию при использовании двуединого подхода: от интенции к языковому выражению, от глагола к высказыванию, и наоборот. Перспективы настоящего исследования связаны с представлением перформатива как категории и языка, и языковой деятельности.

Цель исследования заключается в том, чтобы при описании фрагмента русской семиотической системы выявить основные характерологические семантические и прагматические свойства перформативов как высказываний, оформляющих речевые акты.

В этой связи представляется необходимым решение следующих задач:

1. исследовать речевой акт как особую разновидность коммуникативного акта, когда вся инициатива говорящего субъекта я либо направлена на достижение цели, реализацию его интенции вне пределов речевого акта, либо сконцентрирована и замыкается на самом речевом акте;

2. выявить комплексы языковых средств и приемов, создающих речевой акт;

3. опираясь на антиномию дескриптивного и перформативного значения глагола, обозначающего речевое действие и именующего иллокутивную цель, описать контексты перформативного глагола как номинативной основы перформативного высказывания и речевого акта в целом;

4. определить место предложения как виртуальной единицы и высказывания как реальной единицы коммуникации, шире - дискурса, речевой деятельности, и установить их соотношение в пределах синтаксической системы языка;

5. исходя из приоритета употребления, а также приоритета перформативной формулы, или модели, дать характеристику перформативного высказывания как основы речевого акта;

6. проанализировав семантику и прагматику перформативного высказывания, предложить вариант таксономии перформативных глаголов-предикатов;

7. рассматривая речевой акт как трехуровневую структуру, включающую фазы локуции, иллокуции и перлокуции (перлокутивного эффекта, как минимум), которые соотносимы с тремя основными семантическими функциями языка - экспрессией, репрезентацией и апелляцией, установить соотношение фаз речевого акта со сферами говорящего субъекта я, слушающего-адресата ты и речевого действия;

8. описать языковые средства оформления семантических сфер говорящего субъекта, слушающего-адресата и речевого действия;

9. рассмотреть модусно-диктумную и пропозициональную организацию перформативных высказываний, реализующих различные иллокутивные цели, с целью создания варианта таксономии перформативных высказываний;

10. выявить классы и предложить вариант таксономии русских перформативных высказываний.

Материалом исследования послужили словарные статьи толковых и синонимических словарей русского языка, прозаические и поэтические тексты художественной литературы, публицистика и периодика. Проанализировано свыше 3000 употреблений перформативных высказываний в речевых актах, полученных методом сплошной выборки.

Методы исследования сочетают общенаучные - анализ, синтез, индукцию, дедукцию, сравнение, аналогию и др. - и специальные лингвистические - трансформации, коммуникативное и семантическое членение, элементы компонентного анализа и отдельные методики теории функциональной грамматики.

Научная новизна состоит в комплексном подходе к изучению перформативов, в выявлении их характерологических черт и создании таксономий русских перформативных глаголов и высказываний. Новым для теории речевых актов является семиотический подход, объединяющий прежде всего семантический и прагматический аспекты исследуемых объектов. На фоне известных антиномий конвенциональности и интенциональности, дескриптивного (лексического) и перформативного (структурного) значений по-новому предстает антиномия говорящего и слушающего в коммуникативном процессе, а именно как субъективность и полярность. Рассмотрение в названных плоскостях перформативов и речевых актов позволяют выявить асимметрию структуры речевого акта, хотя сама структура базируется на бинарном реляционном каркасе “я - ты”. Оформляющие речевые акты перформативные высказывания в целом и каждый их компонент обладают полифункциональностью. В этой связи теория речевых актов предстает как область семиотических исследований, рассматривающая часть семиотического пространства, формируемого в процессе речевой деятельности с помощью языка.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в дальнейшей разработке теории речевых актов на материале русского языка и прежде всего концепции перформативного высказывания в аспекте взаимодействия семантики и прагматики. Изучение русских перформативов не только позволило создать вариант таксономии перформативных высказываний и глаголов, но и уточнить перформативный контекст, составляющие его элементы, а также прояснить коммуникативную и семиотическую природу перформативности. Параллелизм и изоморфизм речевого акта и перформативного высказывания в сферах семантики и прагматики подтверждает идею о размытости и проницаемости их границ. Теория речевых актов и перформативности - это интегральные компоненты теории речевой деятельности.

На защиту выносятся следующие положения:

1. речевой акт рассматривается как особая разновидность коммуникативного акта, когда вся инициатива говорящего субъекта я направлена на достижение цели вне речевого акта либо сконцентрирована и замыкается на нем;

2. тождество речевого и коммуникативного акта обнаруживается на уровне механизмов коммуникации, а различия - на уровне специфики участников общения, языковых и речевых средств их представления, а также в сообщении, которое формируется в пределах речевого акта с опорой на перформативное высказывание, точнее на перформативную пропозицию, и включается в дискурс;

3. речевой акт имеет трехуровневую организацию, включающую локуцию, иллокуцию и перлокуцию и связанную с тремя основными семантическими функциями языка, по К. Бюлеру, и с тремя семантико-прагматическими сферами коммуникации: сферой говорящего субъекта я, слушателя-адресата ты и речевого действия; при этом бинарный реляционный каркас “я - ты” не сохраняет симметричности речевого акта;

4. перформативное высказываний, оформляющее и представляющее речевой акт, сочетает свойства конвенциональности и интенциональности, связанной с иллокутивной силой и/или целью речевого акта, исходящими от говорящего субъекта; структура перформативного высказывания также проецирует три семантико-прагматические сферы, центральное место среди которых занимает суперпредикат, понимаемый как многоместный реляционный предикат, существующий в пределах перформативной пропозиции;

5. модусно-диктумная организация перформативной пропозиции проецируется и на речевой акт в целом, что и позволяет создать изоморфные таксономии перформативных глаголов-предикатов и перформативных высказываний; в основе таксономий перформативов лежат пять основных разновидностей иллокутивной цели: ассертивная, комиссивная, директивная, декларативная и экспрессивная;

6. комплекс языковых средств, оформляющих перформативное высказывание и речевой акт, опирается на прагматическую парадигму - парадигму эгоцентрических слов, поэтому реляционный каркас “я - ты” задает одновременно субъективность и полярность, конвенциональность и интенциональность, аутореферентность и самоверифицируемость как существенные свойства речевого акта и перформативного высказывания, в то время как перформативные предикаты носители дескриптивного и перформативного значений - представляют их номинативную основу.

Практическая ценность обусловлена выходом в коммуникативные лингвистические исследования, развитием теории речевых актов, привлечением нового языкового материала, разработкой теории и практики лингвистической прагматики, что позволяет решать проблемы более успешного и адекватного общения, связанных с антиномией понимания/непонимания. Полученные результаты могут быть использованы в разработке семантического и коммуникативного синтаксиса, в учебных курсах по теории коммуникации, по информатике, в теоретических курсах по синтаксису, лингвистическому моделированию и др.

Структура и содержание диссертации: работа состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованных источников. Основные идеи и положения диссертации отражены в 23 публикациях, в том числе монографии “Русские перформативы” (М.: Изд-во РУДН, 1999г.).



1. Предложение, высказывание и речевые акты

1.1 Семантика и прагматика

Семиотический подход к языку предполагает не только исходное понимание языка как системы знаков, но и его описание, как минимум, в трех аспектах, а именно: семантики, синтактики, прагматики. “В своем реальном бытии язык равномерно развертывается в этих трех измерениях” (Ю.С. Степанов, 1985, с.3), однако каждое измерение имеет дело с некоторым особым отношением знаков языка: семантика рассматривает отношения знаков к объектам действительности либо понятиям о них; синтактика выявляет отношения знаков друг к другу; наконец, прагматика изучает отношения между знаками и человеком, который пользуется языком и, тем самым, знаками языка.

В истории языкознания в отдельные периоды доминировали различные философские парадигмы: семантическая парадигма имела в своей основе философию имени и создала теорию имени; синтаксическая парадигма разработала теорию предиката; наконец, прагматическая парадигма - это “философия эгоцентрических слов” (Ю.С. Степанов, 1985; Б. Рассел, 1997).

Лингвистическая прагматика как одна из современных областей языкознания рассматривает комплекс проблем, связанных с говорящим субъектом, адресатом и их взаимодействием в ситуации общения, в процессе коммуникации. Очевидно, что употребление языка - это объединяющий принцип прагматики, который опирается на теорию значения Л. Витгенштейна (значение есть употребление)* и постулаты речевого общения П. Грайса.

Если семантика изучает значение преимущественно как бинарное отношение (хотя в принципе каждый семантический аспект не вполне бинарен) , то прагматика - как тренарное, в котором третий член представлен говорящим субъектом, поскольку каждый язык - это язык субъекта, как посредник между миром и человеком, по В. Гумбольдту, при этом субъект представляется на шкале от человечества, рода человеческого вообще до индивидуума, отдельного человека, личности, лица, соединяющихся и воплощающихся в конкретном национальном языке на основе этноса. В этом смысле подтверждается одна из антиномий В. Гумбольдта, отмечающая взаимодействие различных степеней обобщения субъекта: “В языке таким чудесным образом сочетается индивидуальное с всеобщим, что одинаково правильно сказать, что весь род человеческий говорит на одном языке, а каждый человек обладает своим языком” (В. Гумбольдт, 1984, с.74). Значение в языке в принципе антропоцентрично - отражает свойства человека вообще; этноцентрично, т.е. ориентировано на некоторый этнос, народ; и эгоцентрично в плане отбора способов и средств выражения индивидуумом. Достаточно вспомнить четыре объекта сравнительного языкознания В. фон Гумбольдта: “...язык и постигаемые через него цели человека вообще, родчеловеческий в его поступательном развитии и отдельные народы (...) (выделено нами. - Е.К.) (В. Гумбольдт, 1984, с. 304).

По мнению А. Вежбицкой (А. Вежбицка, 1996; Е.В. Падучева, 1996), на естественном языке нельзя просто описать “мир как он есть”, поскольку язык сам может задавать определенную картину мира, причем каждый отдельный язык - свою, т.е. говорящий с необходимостью возникает в качестве третьего члена там, где его, кажется, никто не ждет. Таким образом оказывается, что языковые значения в принципе прагматичны, а граница между семантикой и прагматикой размыта, проницаема. Если граница между лексическим и грамматическим значением определяется различиями в способе выражения значения, т.е. на формальной основе, то границы прагматики очерчиваются на основании характера значения (A. Wierzbicka, 1991). В компетенцию прагматики попадают прежде всего те языковые элементы, у которых установочные компоненты - субъективность, экспрессивность и другие - доминируют над денотативными, не обращенными к говорящему и часто сводимыми к условиям истинности, но и они задаются не без участия субъектов. При подобном подходе прагматика - это та область семантики, “которая изучает языковые элементы, ориентированные на речевое взаимодействие; (...) элементы, в семантике которых отсылка к говорящему играет ключевую роль.” (Е.В Падучева, 1996, с. 223). Таким образом, прагматические значения и смыслы через речевую ситуацию, в которой они проявляются, в составе высказывания приобретают коммуникативный статус: прагматические компоненты не сообщаются непосредственно слушателю; они либо выражаются, как, например, оценки и эмоции говорящего, либо подразумеваются, носят характер презумпции, фоновых знаний и подобное.

Постепенно обретая свой собственный предмет, прагматические исследования охватывают широкий круг языковых и речевых объектов, например, речевые акты и речевые жанры, речевые стратегии, иллокутивные функции, экспрессивы - от междометий до предложений (G. Leech, 1983).

Теория речевых актов - один из главных разделов лингвистической прагматики, изучающий высказывание с точки зрения его иллокутивных функций, т.е. коммуникативных намерений говорящего субъекта я. Фактически теория речевых актов восходит к так называемой аналитической философии Оксфордской школы, и прежде всего Дж. Л. Остина (J.L. Austin, 1961; 1962), который обратил внимание на то, что произнесенное предложение, или высказывание может представлять собой не только сообщение некоторой информации, но и одновременно обозначать и осуществлять многие другие действия: просьбу, совет, обещание, благодарность, приветствие, приказ и др. При этом само предложение, оформляя речевое действие и речевой акт в целом, сохраняет свою особую природу и не может быть отождествлено с речевым актом. Понятие речевого акта включает понятие действия, действа: “...акт - это то, что некто делает” (Дж. Серль, 1987, с. 98), но делает это в процессе коммуникации. Речевые акты оформляются с помощью языковой единицы - предложения, которая проявляет в речевом акте иллокутивные функции, реализуя коммуникативные намерения говорящего. Справедливо полагать, что в основе теории речевых актов, как и у ее истоков, оказалась перформативность как свойство особых высказываний и особых глаголов-предикатов непосредственно осуществлять некоторое действие, а не просто его описывать.

Перформативные глаголы, перформативные высказывания, перформативность как функционально-семантическая категория в каждом отдельном языке имеют специфическое оформление и осмысление. В этом отношении русские перформативы не являются исключением.

1.2 Знаки, предложения, высказывания

В ХХ веке развитие теории предложения и создание нового образа синтаксиса прошло, как минимум, три этапа (Ю.С. Степанов, 1989, с. 6).

Книга К. Бругмана (K. Brugman, 1925) обобщает результаты младограмматического подхода к предложению, в рамках которого оно изучалось в соответствии с психическими актами говорящего: утверждением, приказанием, просьбой, пожеланием и др. Следующим шагом в этой области лингвистики становится структурализм (W. Lehmann, 1974; 1980) с преобладающим интересом к формальному устройству и формальным связям, в частности к порядку слов в предложении и словосочетании. Естественно, что основное внимание исследователей переместилось с содержания на форму. Наконец, сочетание формального и семантического анализа (Т.В. Гамкрелидзе, В.В. Иванов, 1984; Ю.С. Степанов, 1985; 1989 и др.) отражает синтезирующий подход к грамматическому строению и семантике, номинативному смыслу предложения. На этом этапе особо встает вопрос о лексических вхождениях, о лексическом наполнении структурной схемы предложения, об ограничениях со стороны языка и собственно структурной схемы, налагаемых на ее реализацию. Например, ряд структурных схем предложения получает дополнительную характеристику: “с лексически ограниченным компонентом”, либо “с лексически неограниченным компонентом” (Русская грамматика, 1980, т. II, с. 97)

“Новый образ синтаксиса” формируется уже на втором этапе как некоторый “обширный континуум, в котором имеется хорошо структурированная часть - сетка, или решетка, состоящая из узлов (структурных моделей предложения) и линий отношений (трансформаций), связывающих узлы” (Ю.С. Степанов, 1989, с. 6). Однако одновременно в синтаксическом континууме обнаруживаются не столь хорошо упорядоченные, “хотя почти непрерывные ряды синтаксических единиц, различающихся в своем типичном лексическом составе (...) и заполняющих промежутки между узлами и линиями решетки” (там же). Таким образом, континуум включает и дискретные элементы, хотя и поддающиеся организации и упорядочиванию в ряды.

Синтаксически недискретное пространство языка организовано иерархически уже потому, что кроме “сетки”, “решетки”, области четких структур, оно включает дискретные элементы недискретной сущности, так как при определенных условиях - лексических запретах или разрешениях, а по сути дела трансформациях - эти элементы предстают как структурированные. Наличие же подобных дискретных элементов создает резерв для динамики синтаксического континуума в целом и его составляющих в частности.

Континуально-дискретная природа языка и его синтаксического пространства позволяет использовать в качестве основания для анализа такое языковое явление, которое дано нам непосредственно в опыте, а именно высказывание. Эта реальная единица положена в основу создания трех синхронных моделей языка: 1) язык только с семантикой; 2) язык с семантикой и синтактикой; 3) язык с семантикой, синтактикой и прагматикой-дектикой (Ю.С. Степанов, 1985, с. 281-308). Точнее, наверное, было бы определить эти модели следующим образом: 1) язык как будто с одной только семантикой; 2) язык с семантикой и синтактикой и как будто без прагматики; 3) язык с семантикой, синтактикой и прагматикой.

Семантика, синтактика, прагматика - это понятия и термины, которые подчеркивают знаковый характер моделируемых языков, а следовательно, заставляют нас обратиться и к знаковым характеристикам составляющих этот язык высказываний и других единиц, при этом знак предстает в качестве “всеобъемлющего понятия” (Р. Якобсон, 1996, с. 139).

Как писал М.М. Бахтин, особый мир знаков существует рядом и сосуществует с природными явлениями, предметами техники и продуктами потребления: “Знак не просто существует как часть действительности, но отражает и преломляет другую действительность, поэтому-то он может искажать эту действительность или быть верным ей, воспринимать ее под определенным углом зрения и т.п.” (М.М. Бахтин, 1998, с. 308).

Такое соотношение и отношение знака к действительности обусловлено исключительно его социальной природой: “Знак может возникнуть лишь намежиндивидуальной территории” (там же, с. 306). И далее: “Действительность знака всецело определяется (...) общением. Все бытие знака является не чем иным, как материализацией (...) общения (...). Но нигде этот знаковый характер и эта сплошная и всесторонняя обусловленность общения не выражена так ярко и полно, как в языке” (там же, с. 307).

Характеризуя язык как многоуровневую и многоаспектную систему, Р. Якобсон (Р. Якобсон, 1996, с. 155 - 156) отмечает: “Любой более высокий уровень вызывает появление новых особенностей значения: они основательно изменяются по мере восхождения по “шкале”, ведущей от фонемы к морфеме, от морфемы к словам (включая всю их грамматическую и лексическую иерархию), затем проходят через разные уровни синтаксических структур вплоть до предложения, далее от группы предложений к высказываниям и, в конечном итоге, оформляются в последовательности высказываний, т.е. в диалог (...). В то же время каждая часть задействована, по возможности, в осуществлении целостного значения. Вопрос о значении морфемы, слова, предложения или отдельного высказывания одинаково важен для всех единиц. Относительная сложность таких знаков, как синтаксический период, монолог или диалог, не влияет на тот факт, что в пределах любого языкового явления все компоненты являются знаками” (выделено нами. - Е.К.). Таким образом, подтверждается положение Ч. Пирса, что “... принцип знака постулируется как основа устройства всего мира и одновременно действует как принцип определения каждого отдельного элемента и как принцип объяснения целого, взятого абстрактно и конкретно” (Э. Бенвенист, 1974, с. 70).

Классификационные признаки и определения знака в различных семиотических системах обусловливаются принципом, избранным в качестве основного и исходного. Так, пражский философ Б. Больцано (B. Bolzano, 1930) рассуждает о знаке исходя из различий между мыслью и языковым выражением. Он определяет знак как феномен двойственной природы: “ Объект ***, через осмысление которого мы стремимся узнать в обновленном виде другой смысл, связывающий тотчас же с мыслимым бытием” (цит. по: Р. Якобсон, 1996, с. 143). Опираясь на многочисленные философские и логические категории, автор делает попытку включить и факторы адресанта и адресата при разграничении характеристик знаков и выделении их классификационных признаков. Итак, знаки могут быть общими и частными; аудиальными и визуальными; простыми и сложными; моносемичными и полисемичными; точными и фигуральными; опосредованными и непосредственными; наконец, интерсубъективными и интрасубъективными, что зависит от видов коммуникации.

Польский ученый Ж.М. Хойне-Вронский (J.M. Hoene-Wronski, 1897) в рамках когнитивной деятельности исследует особенности означивания, утверждая, что сущность знаков выявляется в их отношении к основным категориям существования: модальности, качества, количества, отношения и др. И тогда появляются такие парные признаки знаков: правильность/неправильность, определенность/неопределенность, простота/сложность, естественность/искусственность, опосредованность/не-опосредованность.

Теория Чарльза Пирса (Ch. S. Peirce) определяет знак и через высказывание, и через сообщение, содержащееся в высказывании, включая интерпретатора и интерпретанта, и через его внутренние свойства. Основное свойство знака - возможность быть интерпретированным, “независимо от контекста и условий, при которых осуществляется высказывание” (цит. по: Р. Якобсон, 1996, с. 147), хотя иллюзорность подобной независимости хорошо понимали уже философы нового времени, например, Т. Гоббс. Ч. Пирс следует за стоиками, выделяя в знаке два взаимодействующих аспекта - означающее и означаемое, связанные отношениями референции в направлении от означающего к означаемому. Его классификация знаков трехчленна: знаки-индексы демонстрируют фактическую смежность; знаки-иконы - фактическое сходство; знаки-символы - условную, конвенциональную смежность. Все они представляют собой не застывшие типы знаков, а некоторые стадии означивания, семиозиса: это три способа образования знаков, а не собственно сами знаки, которые допускают и реализуют сочетания свойств: “символ может содержать в себе иконический или индексальный знак (...), самыми совершенными являются те знаки, в которых иконические, индексные и символические свойства гармонируют друг с другом равным по возможности образом” (цит. по: Р. Якобсон, 1996, с. 148).

Наконец, Ф. де Соссюр, пытаясь выявить свойства языка как целостной семиотической системы, утверждает, что язык - не единственная система знаков, хотя язык является в первую очередь знаковой системой; язык - не что иное, как лишь особое воплощение теории знаков (Ф. де Соссюр, 1977; 1990). Два основные принципа лингвистики Соссюра - произвольность знака и статическая синхроническая интерпретация языка как знаковой системы - породили следующее определение знака: “Объект, который используется как знак, никогда не является “одним и тем же” дважды; с самого начала необходимо рассмотреть этот вопрос или заключить предварительное соглашение, чтобы знать, с какой целью и в каких пределах мы имеем право считать объект одним и тем же. В этом заключается основное отличие объекта, используемого как знак, от любого другого объекта, и это же со всей очевидностью является источником всех других его отличительных черт” (Ф. де Соссюр, 1990, с. 85). В данном определении, на наш взгляд, есть два существенных момента: идея значимости совмещена с понятием идентичности и одновременно эксплицирована идея асимметрии - “не может быть тем же самым дважды”. Однако обоснование идеи асимметрии языкового знака мы находим не у Ф. де Соссюра, а у А.А. Потебни: “в его концепции отношение знаков к обозначаемым объектам неотделимо от отношения к знакам познающих данные объекты субъектов - носителей языка. Рассматривая интерпретацию знаков носителями языка в зависимости от степени развития их самосознания (...), А.А. Потебня задолго до С.О. Карцевского обосновал принцип асимметричного дуализма языкового знака, обусловленный свойствами самого познаваемого объекта и познающего субъекта” (Л.Г. Зубкова, 1999, № 3). Эту же идею разрабатывал применительно к художественным поэтическим текстам Ю.М. Лотман: “Вместо точного соответствия - одна из возможных интерпретаций, вместо симметричного преобразования - асимметричное, вместо тождества элементов, составляющих Т₁ и Т₂ (здесь речь идет о тексте высказывания в объеме от предложения до романа -Е.К.), - условная их эквивалентность” (Ю.М. Лотман, 1996, с. 15). Кроме того, “текст, подобно зерну, содержащему в себе программу будущего развития, не является застывшей и неизменной равной самой себе данностью. Внутренняя не-до-конца определенность его структуры создает под влиянием контактов с новыми контекстами резерв для его динамики” (там же, с. 21).

В процессе рассмотрения понятия и признаков знака, самой общей характеристики языка как одной из знаковых систем неоднократно встречалось упоминание “высказываний” и “предложений”. В силу этого представляется необходимым пояснить сущностные черты этих категорий и их взаимодействие. Понятие высказывания в значительной степени неопределенно, поскольку оно иллюстрируется всевозможными проявлениями языка, или языковыми произведениями - от междометного “А-а-а!” до текста и дискурса. По Э. Бенвенисту: “Высказывание и есть приведение языка в действие посредством индивидуального акта его использования. (...) Высказывание следует рассматривать как акт говорящего, который употребляет язык в качестве орудия, и с учетом тех языковых черт, в которых проявляется отношение между говорящим и языком” (Э. Бенвенист, 1974, с. 312). Наиболее узкое и конкретное понимание высказывания сформулировано в рамках теории актуального членения, когда оно представляется как предложение в динамическом аспекте (П. Адамец, В.А. Белошапкова и др.). Тогда синтагматический аспект, связанный с последовательностью элементов высказывания (слов, словоформ, синтагм) в сочетании с интонацией, включая эмфатическое словесно-фразовое ударение, “задает” и актуализирует содержание в целом либо отдельные смыслы высказывания в направлении от говорящего к слушающему, а высказывание получает определение актуализированного предложения. Полагаем, что именно в рамках данного подхода существует и определение высказывания как целостной речевой единицы, “как минимальной коммуникативной единицы, где непосредственно осуществляется использование языковых средств в соответствии с намерением говорящего” (Й. Крекич, 1993, с.7 - 8; О.П. Рассудова, 1990, с. 88).

Если же понимать высказывание как предложение, принадлежащее определенному коммуникативному контексту, и одновременно как предложение, принадлежащее прагматическому контексту, т.е. не только произведенное говорящим, но и воспринятое слушающим, тогда высказывание будет включаться в план содержания, в означаемое предложения, станет некоей формой содержания предложения, его знаковой составляющей, его представителем в семантической системе языка. Оно будет тем самым дискретным элементом синтаксического континуума, который заполнит свободные пространства синтаксической решетки и окажет влияние на синтаксическую динамику. По мнению К. Бюлера, Ф. де Соссюр уже вел поиски такой единицы, но он обозначил лишь область ее функционирования как “parole”, иногда “langage” (К. Бюлер, 1993, с. 335).

Тогда высказывание - это эксплицированный вариант предложения, принадлежащий языку в действии, выступающий в контексте речевой деятельности, эже - речевого акта, как реальная единица, в то время как предложение, будучи виртуальной единицей, оказывается носителем инвариантных значений, например значения предикативности.

По мнению Э. Бенвениста: “Предложение - образование непредельное, неограниченно варьирующееся; это сама жизнь языка в действии. С предложением мы покидаем область языка как системы знаков и вступаем в другой мир, в мир языка как средства общения, выражением которого является речь (le discours)” (Э. Бенвенист, 1974, с. 139). Подобную точку зрения отражает и определение предложения, данное Дж. Рисом (J. Ries, 1931), и обсуждаемое К. Бюлером: “Предложение - это мельчайшая грамматически оформленная речевая единица, выражающая содержание путем соотношения с действительностью” (К. Бюлер, 1993, с. 329). При этом К. Бюлер полагает, что в данное определение включены три разноаспектных признака и относит первый признак - “грамматическую оформленность” - к теории структур; третий признак - “соотношение с действительностью” - к теории речевых актов (“Чего нет в актах, того нет в мире”). В конечном счете и второй признак - “мельчайшая речевая единица” - принадлежит речевым актам, речевой деятельности: “Речь - язык в живом воплощении, речь как производимое человеком действие”. Далее К. Бюлер дает ряд пониманий предложения как “единицы, реальность которой интуитивно ощущается лингвистами” (там же, с. 330); в тексте оно - “актуальное произведение” (с. 332); наконец, поскольку грамматическая форма обусловлена соотнесением с действительностью и одновременно с тем лицом, которое это соотнесение осуществляет, предложение предстает как “элементарное актуальное языковое произведение” (с. 333).

Таким образом, развитие теории предложения как бы совершило некий круг и вернулось к исходным позициям, обобщив огромный материал и подведя некоторые итоги. Как инвариантная единица языка, предложение одной стороной обращено к языку, а другой - к речи, будучи представлено как высказывание. В силу этого предложение способно синтезировать различные принципы и языка, и речи как реальная и виртуальная единица речевой деятельности.

Предложение как единица языка и как одна из языковых форм отражения внеязыковой действительности реализует ряд функций и имеет сложное устройство. В отношении к объективному миру, событию, факту, предмету, существующим вне нашего сознания и вне языка, предложение - это одна из форм отражения: оно в категориях предикативности, главным образом модальности, отражает некоторую семантическую систему, выступающую одновременно в качестве интеллектуальной модели объективной действительности. Тогда предложение - это опосредованное и предположительно множественное отражение объективного мира либо его фрагмента.

Предложение - это одна из языковых форм, выражающая и языковые, и неязыковые смыслы через отражение объективной действительности и означивание семантической модели мира. Знаковая природа предложения связана, по крайней мере, с двумя содержаниями, одно из которых принадлежит реальной действительности, а другое - семантической модели этой действительности. Предложение при этом выступает в виде высказывания, некоторой формы содержания, имеющей более непосредственное отношение к действительности и к говорящему субъекту и тем самым реализующей коммуникативные и прагматические потенции и функции предложения.

В ряде концепций предложение выступает как “знак, с помощью которого выражается мысль”: “Я называю знаком предложение в его проективном отношении к миру” (Л. Витгенштейн, 1994, с. 11). Сравним у В. фон Гумбольдта: “говорящий всегда исходит из целого предложения - а с точки зрения истоков речи так считать было бы вернее, поскольку в намерении говорящего любое, даже самое неполное высказывание составляет законченную мысль” (В. Гумбольдт, 1984, с. 141).

Внутренне предложение хорошо организовано. Его элементы - слова, имена - подобны точкам, они могут рассматриваться и изолированно, и в составе предложения как простые знаки. Но предложение, с этой точки зрения будучи сложным знаком, не представляет собой механической суммы составляющих его простых знаков. В силу проективности в отношении к миру предложение подобно вектору, который одновременно может принадлежать нескольким плоскостям-пространствам, разным системам. Универсальный семантический треугольник “слово - понятие - вещь” в этой связи может видоизмениться следующим образом: “предложение - семантическая система - объективное событие”. Семантическая система, представляющая объекты-предметы, связанные в данном случае предикативным отношением, существует одновременно и в нашем сознании, и в нашем языке. Естественно, что понятийная семантика (мыслительное содержание) и языковая не тождественны. По Т.П. Ломтеву, “семантическая система отражает, т.е. представляет собою интеллектуальную модель (...), интеллектуальную предикативную (выделено нами - Е.К.) модель объективного события” (Т.П. Ломтев, 1976, с. 24). В целом же, полагаем, речь идет скорее о семантической модели объективной действительности, представленной через объективное событие или факт, подобно тому, как соизмеримо с семантической моделью вещи понятие - элемент семантической системы.

Объективное событие существует вне нашего сознания, точнее, независимо от него, и вне языка, пока оно не получило соответствующего языкового оформления. Предложение как абстрактная сущность, как единица языка и одна из языковых моделей и его конкретная реализация - высказывание - существуют соответственно в языке и в речевой деятельности. Тогда знаковые характеристики предложения будут представлены в виде такого семантического треугольника:



Схема 1: 1 - денотат; 2 - структурное выражение; 3 - структурно-семантическая модель; 4 - оригинал; 5 - содержание; 6 - описание (имя).

“Внешний треугольник” - денотат, структурное выражение, структурно-семантическая модель - в качестве исходной вершины избирает объективное событие, которое в конечном счете предстает как структурно-семантическая модель. “Внутренний треугольник” - оригинал, содержание, описание - в качестве исходной вершины избирает также объективное событие, которое понимается как оригинал и, обретая содержание, возвращается к самому себе как описание, или имя, по Т.П. Ломтеву.

Если объективное событие, ситуация предстает в виде неязыкового содержания, денотата предложения, то само предложение выступает в роли языковой формы, конструкции в отношении семантической системы. В свою очередь, семантическая система моделирует возможные объективные события и ситуации. В данном случае мы абсолютно согласны с Л. Витгенштейном в том, что ситуации (события) могут быть описаны, а не поименованы, уже потому, что они динамичны. Если предложение является описанием объективного события (ситуации), выступая вновь и вновь в качестве языкового представления, языковой формы, то содержание предложения получает от семантической системы как преломление в ней объективного события, ситуации. Очевидно, что сложность содержания, передаваемого предложением, будет определяться сложностью объективного события и сложностью семантической системы, как минимум, в двух планах: неязыковом и языковом. Итак, подобно любой другой сущности, как и любой другой единице языка, обладающей знаковыми характеристиками, предложение обнаруживает три семиотических членения: синтактику, семантику, прагматику.

1.2.1 Высказывание и предложение

По мнению М.М. Бахтина, многие кардинальные вопросы современной лингвистики связаны с выявлением соотношения между предложением и высказыванием, а также установлением отношения высказывания к говорящему субъекту. В частности, высказывания как единицы общения обретают границы благодаря смене субъектов речи, объем же их варьируется “от короткой (однословной) реплики бытового диалога до большого романа или научного трактата” (см. М.Ю. Федосюк, 1997, с. 146). Поэтому когда объектом исследования является предложение, то на практике происходит подмена объекта и фактически изучается “какой-то гибрид предложения (единицы языка) и высказывания (единицы речевого общения)” (М.М. Бахтин, 1979, с. 253). При этом в качестве наиболее очевидного критерия разграничения предложения и высказывания предлагается отношение к действительности: “Только высказывание имеет непосредственное отношение к действительности и к живому говорящему человеку (субъекту). В языке только потенциальные возможности (схемы) этих отношений” (там же, с. 301).

Настойчиво утверждая коммуникативный статус высказывания, постоянно связывая в нем действительность с говорящим субъектом, М.М. Бахтин как бы переносит центр тяжести в решении этой проблемы в область использования, употребления, шире - в сферу лингвистической прагматики. В этом смысле он солидарен с Э. Бенвенистом, принципиально разграничивающим употребление форм и употребление языка (Э. Бенвенист, 1974, с. 311). Употребление форм фиксирует синтаксические (выделено нами. - Е.К.) условия и тем самым предоставляет возможности выбора и вызывает к жизни большое число синтаксических моделей, или предложений. Весь этот процесс в аспекте грамматики, в первую очередь с точки зрения морфологии выступает в качестве необходимой части описания произведенных или воспроизведенных языковых моделей как уже существующих. Употребление языка - это нечто другое: это всеобъемлющий и постоянный механизм, затрагивающий весь язык в целом. Этот механизм и его проявления, по Э. Бенвенисту, столь очевидны, что ускользают от внимания: “Высказывание и есть приведение языка в действие посредством индивидуального акта его использования” (там же, с. 312). И речь идет не о тексте высказывания - иначе это речь, не о сообщении, которое передается в высказывании - это часть его содержания и часть означаемого, фрагмент действительности. Своеобразие высказывания заключается в том, что этот акт - “дело говорящего, который использует язык по своему усмотрению. Отношения, устанавливающиеся между говорящим и языком, определяют языковые черты высказывания” (там же, с. 312).

Несомненно, что при данном подходе обнаруживаются несколько аспектов, уровней индивидуализации:

1) Переход к речевому сообщению в высказывании связан с очень сложной проблемой облечения “смысла” в “слово”, вплоть до того, чтобы “...рассматривать предложение вместе со всеми его необходимыми частями не как составленное из слов целое, а по существу, как отдельное слово” (В. Гумбольдт, 1984, с. 141). Более широко речь идет о передаче значения в языке, теории знака и процессе означивания.

2) Актуализация высказывания, выявление формальных особенностей его реализации, средств выражения вплоть до интонации.

3) Произнесение, звуковая реализация высказывания, никогда не тождественная самой себе, что связано даже при тождестве говорящего лица с а) расхождениями намерения и исполнения и б) различиями ситуаций, в которых осуществляется высказывание.

Итак, высказывание последовательно объединяет самый акт, условия реализации данного акта и средства его осуществления. Говорящий - это первичное и необходимое условие для высказывания. До акта высказывания язык существует in potentia (по И.А. Бодуэну де Куртенэ) и для говорящего, и для слушающего. После акта высказывания язык реализуется как отдельное сообщение, исходящее от говорящего в звуковой форме, достигающее слушающего, наконец, вызывающее другое высказывание.

Высказывание - это всегда индивидуальный и, как правило, единичный акт, поэтому можно утверждать, что говорящий присваивает язык, а затем выражает свой статус говорящего различными специальными средствами и приемами. Ярче всего это проявляется при обозначении субъекта первого лица я. В акте высказывания с необходимостью постулируется другое лицо - слушающий, а сам говорящий таким образом одновременно становится и собеседником второго лица ты.

Еще одной обязательной характеристикой акта высказывания является референция двух видов: 1) индивидуальный акт присвоения языка приводит к тому, что устанавливается постоянная связь между говорящим и его высказыванием, т.е. некая внутренняя референция, или аутореференция и 2) содержащееся в высказывании и направленное к слушателю сообщение устанавливает также референцию с действительностью, с реальным миром на основе пропозиции высказывания и создает возможность установить тождественную или хотя бы подобную референцию у слушающего с учетом той прагматической согласованности, а, может быть, и единства, которая делает говорящего и слушателя собеседниками, участниками одного и того же акта коммуникации.

Итак, основные особенности высказывания ориентированы на участников речевого общения, на коммуникативный акт, на речевой акт. Данный подход, наиболее полно раскрытый Э. Бенвенистом, находит свое подтверждение в другой области лингвистики - типологии, что, по нашему мнению, может служит подтверждением его объективности.

Одно из направлений современной лингвистической типологии опирается на модель языка как органона, предложенную К. Бюлером (К. Бюлер, 1993, с. 30-31) и восходящую к Платону (“Кратил”). Язык рассматривается как “...organum, который служит для того, чтобы один человек мог сообщить другому нечто о вещи” (там же, с. 30), поэтому процесс передачи сообщения и общение в целом с необходимостью включают следующие составляющие: 1) ситуацию, фрагмент реальной действительности, о чем говорящий сообщает слушающему; 2) собственно сообщение говорящего, его высказывание; 3) информацию о ситуации, предназначенную для слушающего и получаемую им.

Подобная интерпретация языка в действии, в речевом акте порождает гипотезу трех лингвистических супертипов (Per Durst-Andersen, 1997): 1) язык действительности; 2) язык говорящего; 3) язык слушающего, в которых действительность, говорящий и слушающий выступают в роли своеобразной языковой детерминанты, подкрепляемой семантическими и формальными языковыми категориями, обусловливающими сущностные различия между языками, например: аспектуальные различия между событиями и процессами в языке действительности; модальные различия отражения прямого и косвенного опыта (знания) в языке говорящего; временные различия между известной и неизвестной, новой информацией в языке слушающего.

Эта типологическая гипотеза, подобно любой другой, естественно, отмечает лишь ведущую тенденцию, характерную для того или иного конкретного национального языка, и не отрицает возможности сочетания в нем различных тенденций. Таким образом, если в исходной классификации русский язык определяется как язык действительности, детерминанта которого основана на различии “событие - процесс”, то это вовсе не означает, что в русском языке нет модальных и временных различий, в большей степени отмеченных в языке говорящего и языке слушающего. Более того, на наш взгляд, сочетание тенденций обусловлено “способом присвоения человеком языка”: “Именно в языке и благодаря языку человек конституируется как субъект, ибо только язык придает реальность, свою реальность, которая есть свойство быть, - понятию “ego”- “моё я” (Э. Бенвенист, 1974, с. 293). Содержательно ориентированная, или контенсивная типология рассматривает субъектно-объектные отношения действительности как облигаторные и имеющие специфическое оформление в зависимости от типа языка, поскольку “именно они составляют в языковой структуре особенно разветвленную систему проекций, охватывающую едва ли не все ее уровни” (Г.А. Климов, 1983, с. 4). Будучи языком номинативного строя флективного типа, русский язык характеризуется “на уровне лексики распределением глагольных лексем на транзитивные и интранзитивные при отсутствии содержательно обусловленной именной классификации (...). В плане синтаксиса здесь, как правило, отмечают функционирование единой номинативной конструкции предложения, а также противопоставление прямого и косвенного дополнений. В морфологии номинативной системы встречаемся с такими специфическими величинами, как например, именительный и винительный падежи в именном склонении или субъектная (а иногда и объектная) серия личных показателей в глагольном спряжении (...). Уже из перечисленных здесь структурных черт можно заметить, что все они довольно прямым образом приспособлены к передаче субъектно-объектных отношений действительности. Напрашивается поэтому вывод, что в целом номинативная система ориентирована на глубинное противопоставление семантических ролей субъекта и объекта” (там же, с. 214). Уточняя в этом направлении типологическую характеристику русского языка, допустим, что в рамках изложенной гипотезы он является языком действительности говорящего, который в процессе передачи сообщения и общения представляет собой изначально более активную фигуру, чем слушающий, поскольку говорящий сначала сам как бы присваивает некоторый фрагмент действительности, а затем “делится” им со слушающим. Особенно наглядно это проявляется в высказываниях-сообщениях (термин Г.П. Мель-никова, 1994, № 1, с. 7) с субъектом я. Например:

...