Семантика и прагматика русских перформативных высказываний

провозглашать (лозунг) - публично, торжественно произносить (говорить), ср. декларировать

утверждать - говорить настойчиво, доказывая что-либо

признания

каяться - говорить, признавая свою ошибку, вину, говорить с сожалением

исповедоваться - говорить о своих грехах во время исповеди, ср. каяться

виниться - говорить о своих ошибках, проступках, о своей вине, ср. каяться

упрекать - говорить, высказывая упреки, недовольство

признаваться - открыто говорить о своей вине, своих ошибках, проступках

признаваться в любви - говорить открыто, вслух о своей любви к кому-либо

сознаваться - открыто признавать свою вину, публично говорить о свой вине

просьбы

заклинать - произносить (говорить, читать вслух) заклинания, настойчиво умолять

умолять - говорить, обращаясь к кому-либо с настойчивой просьбой (обычно высокий стиль)

молить - то же, что умолять (ср.: молю святое провиденье; Бога молю; Христом-Богом молю)

просить - обращаться к кому-либо с просьбой, говоря о ее сути

ходатайствовать - обращаться за помощью, поддержкой, говоря об этом (как правило, официально или в письменной форме)

предложения и советы

призывать - произносить (говорить) призывы, лозунги, имеющие определенное социально обусловленное содержание и форму

требования и приказы

настаивать - высказывать требования, пожелания в категоричной форме и неоднократно, ср. требовать

приказывать - говорить, оглашать приказ, сообщая его содержание

согласия и возражения

признавать - говорить о согласии, выражать согласие

возражать - выражать несогласие, говорить о несогласии

оспаривать - заявлять, возражать открыто, споря; говорить, отстаивая в споре свою точку зрения

отказывать - отвечать (говорить) отрицательно, отказом на просьбу или требование, на заявку, заявление; по сути - говорить “нет”

отказываться - говорить о своем несогласии, собственном отказе

протестовать - выражать протест, резкое несогласие; заявлять протест

одобрения

одобрять - говорить о согласии, выражать согласии; говорить “да”

хвалить - говорить похвалу, одобрять, положительно оценивать

осуждения

обвинять - говорить о виновности (о вине), объявлять виновным (виноватым) кого-либо

осуждать - говорить о неодобрении; выносить приговор в суде (спец.)

порицать - категорично, резко говорить о неодобрении, ср. осуждать

приговаривать - выносить приговор, оглашая его, т.е. читая, произнося

проклинать - говорить, произносить посылать проклятия в чей-либо адрес, тем самым предавая проклятию

прощения

прощать - говорить “извиняю, прощаю, отпускаю грехи ...”

речевые ритуалы

приветствовать - говорить, произносить, зачитывать приветствия, здравицы, слова приветствий, формулы этикета, принятые в том или ином общении

прощаться - говорить слова прощания; говорить “до свидания” и под.

благодарить - говорить слова благодарности, говорить “спасибо” и под.

извиняться - говорить слова извинения, говорить “извините, простите” и под.

поздравлять - говорить слова поздравления, говорить “поздравляю” и под.

соболезновать - говорить слова соболезнования, сожаления; выражать соболезнования

специализированные акты

денонсировать - объявлять недействительным, отказываясь, говоря, заявляя публично о чем-либо (спец.)

отвергать - говорить об отказе, окончательном и категоричном

отказываться - говорить о собственном, персональном отказе.

Иллокутивной фазе речевого акта соответствует обязательный семантический компонент делать/сделать. Ведущей семантической функцией является репрезентация в отношении речевого действия, а центральной семантической сферой - сфера речевого действия, в которую вовлечены и говорящий субъект я и адресат ты:

специализированные сообщения и утверждения

докладывать - делать доклад

доносить - делать донесение о чем-либо; делать донос на кого-либо

заявлять - делать заявление

напоминать - делать напоминание/я неоднократно; делать повторное сообщение

объявлять - делать объявление о чем-либо, по поводу чего-либо

декларировать - делать официальное объявление, заявление (спец.)

подтверждать - делать подтверждение чего-либо, по поводу чего-либо и давать подтверждение кому-либо

провозглашать - делать официальное объявление, сообщение, ср. декларировать

уведомлять - делать сообщение заранее

удостоверять - делать достоверным, истинным, правильным, соответствующим подлиннику, ср. подтверждать, свидетельствовать

признания

признаваться - делать признание/я, например, в любви, ср. сознаваться

предложения и советы

звать (в гости, на обед) - делать приглашение, ср. пригласить

приглашать - делать предложение о чем-либо, склонять к какому-либо действию, как правило, соучастию

предлагать - делать предложение о чем-либо; предлагать руку и сердце, т.е. делать предложение о замужестве, предлагать выйти замуж (спец.)

предупреждения и предсказания

предостерегать - делать предостережение, обычно заранее

предупреждать - делать предупреждение, ср. уведомить, известить заранее, заблаговременно

предрекать (арх.) - то же, что предсказывать, ср. предвещать

предсказывать - делать предсказание, обычно при гадании; делать прогноз, ср. прогнозировать, ср. предвидеть

требования и приказы

ставить условие - делать предупреждение заранее, делать ограничение

запреты и разрешения

запрещать - устанавливать (делать) запрет, ср. воспрещать - то же, но более категорично

накладывать вето - категорично и официально запрещать (спец.)

речевые ритуалы

возражать - делать возражение/я

декларировать - делать официальное объявление

посвящать (в рыцари) - делать рыцарем (спец.)

сдаваться - делать уступки, идти на попятную, подчиняясь чьей-то воле, чьему-то решению или обстоятельствам, ср. капитулировать

названия и назначения

назначать (послом) - делать, объявлять послом; присваивать дипломатический ранг.

Перлокутивной фазе речевого акта соответствует обязательный семантический компонент делать/сделать. Эта фаза соотнесена с апеллятивной семантической функцией языка, определяющей семантической сферой оказывается сфера адресата ты, который и способен реализовать перлокутивный эффект, или акт. Наиболее типичными являются:

обещания

гарантировать - давать гарантию/и

заверять - давать уверенность, веру; но и: делать заверения; ср. заверять документ, копию - делать достоверным; давать, придавать действенность, силу актом заверения, ставя подпись, печать

зарекаться - давать зарок не делать чего- либо; давать твердое обещание самому себе; давать слово самому себе

клясться - давать клятву

обещать - давать обещание/я; давать (честное) слово; давать клятву, ср. клясться, давать обет

обязывать - давать поручение кому-либо, делать так, чтобы кто-либо был связан обязательствами, обязанностями, поручениями, ср. поручать

обязываться - давать обещание, беря на себя обязательства, ср. брать обязательство/а

рекомендации и советы

рекомендовать - давать рекомендацию/и; давать благоприятную оценку, положительные отзыв; высказывать положительное мнение, оценку

советовать - давать совет, рекомендацию

требования и приказы

наказывать - давать наказ, наставление; давать поручение, задание, ср. поручать; делать распоряжение, отдавать распоряжение, приказание, ср.приказывать;

поручать - давать поручение, задание

приказывать - давать приказ (приказание), отдавать приказ, распоряжение, издавать приказ, распоряжение (спец.)

запреты и разрешения

разрешать - давать разрешение, право, согласие, ср. позволять

запрещать - делать запрет, или не давать разрешения, согласия, права, ср. воспрещать(более категорично)

санкционировать - давать санкции; предоставлять особое разрешение (спец.), ср. уполномочивать - давать, предоставлять полномочия (спец.)

речевые ритуалы

благословлять - давать благословление

отпускать грехи - давать прощение, прощать

называния и назначения

называть - давать имя, ср. нарекать (арх)

назначать (послом, ректором) - давать звание, должность, полномочия.

Реализуя ассертивную иллокутивную цель, наименее типичными являются:

специализированные сообщения и утверждения

уверять - давать (и делать) уверения, заверения, ср. заверять - давать веру, уверенность

удостоверять - давать подтверждения, подтверждать правильность, подлинность чего-либо

извещать - давать, передавать (но и делать) сообщение заранее

свидетельствовать - давать свидетельства, свидетельские показания, ср. подтверждать

уведомлять - то же, что и извещать, но более официально

завещать - передавать по завещанию, актом завещания (спец.)

специализированные акты

давать отвод - ср. отказываться (спец.)

доверять - давать доверенность (в письменной форме), тем самым давая полномочия, поручение/я (спец.)

подавать в отставку - подавать письменное заявление об отставке.

Характеризуя речевые акты и иллокутивную цель высказывания, перформативные глаголы именуют ее и представляют речевое действие как центральное звено речевого акта, связывающее две другие семантические сферы - говорящего субъекта я и слушателя-адресата ты. Различия между локутивными, иллокутивными и перлокутивными глаголами, обозначенные через обязательные семантические компоненты говорить/сказать, делать/сделать и давать/дать, достаточно условны, на что указывает возможность перформативного употребления не одного, а различных лексико-семантических вариантов глагола, например:

доносить - 1) делать/сделать донесение о чем-либо, т.е. сообщить, доложить и 2) делать/сделать донос на кого-либо, т.е. обвинить кого-либо, сообщив о проступке, ошибке, намерении, умысле;

утверждать - 1) говорить/сказать, доказывая что-либо и 2) утверждать решение, буквально: голосовать за него; ставить подпись и печать в случае письменной формы;

заверять - 1) твердо обещать и 2) заверять документ подписью и печатью.

Однако, на наш взгляд, предлагаемая классификация более последовательно согласуется с пятью основными иллокутивными целями речевых актов и в силу этого позволяет более адекватно описать сферу речевого действия, представляющую предикат перформативного высказывания. Итак, в словарных толкованиях семантические и прагматические особенности перформативов тесно переплетены и взаимообусловлены, поскольку все они сопряжены с уровнями речевого акта, зависят от его внутренней организации и от внешнего контекста. Три сферы речевого акта постоянно взаимодействуют, представляя значения перформативных глаголов и высказываний как некоторый переход от сферы говорящего через сферу речевого действия к сфере слушающего.

Каждая группа глаголов, за исключением экспозитивов, которые, по Дж. Остину и А. Вежбицкой, не составляют естественной семантической группы, а выделены для удобства описания, обладает характерным комплексом семантических признаков, концентрирующихся вокруг обязательных семантических компонентов “говорить/сказать”, “давать/дать” и “делать/сделать”. Переходные случаи - экспозитивы и декларативы - указывают на проницаемость и открытость семантических разновидностей перформативных глаголов. Собственно перформативные смыслы и значение создаются и обнаруживаются только в перформативном высказывании или в речевом акте.

Основные положения и выводы

Понятие перформативного глагола, эксплицитного перформатива тесно связано с перформативным высказыванием, оформляющим речевой акт, и обусловлено реализацией иллокутивной цели в ходе его осуществления.

Перформативное употребление глагола выявляет асимметрию дескриптивного, или констативного значения формы 1-го лица настоящего времени несовершенного вида активного залога индикатива и перформативного значения той же самой формы, но перформативность не является просто частным значением данной глагольной формы.

Создавая классификацию перформативов, Дж. Остин исходил из семантики и прагматики перформативных глаголов, выделив пять классов иллокутивных глаголов и сближая иллокутивные функции речевых актов и перформативных глаголов: экспозитивы, вердиктивы, комиссивы,экзерситивы и бехабитивы. На этой же основе он построил классификацию речевых актов.

Постоянный конфликт дескриптивного значения, по природе лексического, и перформативного значения, по сути структурного, прагматического, тяготеющего к грамматическим значениям, не позволяет ограничиться исключительно ни словарным толкованием глаголов, ни исчислением их грамматических значений. Тем не менее корпус глаголов-перформативов создает номинативную базу перформативности, реализуемую в перформативных высказываниях и речевых актах.

Таксономия иллокутивных актов Дж. Серля, в основу которой положено понятие иллокутивной функции, иллокутивной цели, представляет классификацию перформативных глаголов как производную: глаголы именуют иллокутивную силу, поэтому иллокутивные (речевые) акты получают иное название и несколько отличаются от актов, выделенных Дж. Остином, но их по-прежнему пять: ассертивы, или акты утверждения; комиссивы, или акты обязательств, директивы, или акты предписаний; декларативы, или акты заявлений; экспрессивы, или акты речевых ритуалов, в частности, этикета. В данной классификации “списки” глаголов становятся более упорядоченными, менее противоречивыми, а картина в целом - более четкой.

Приоритет в описании перформативов принадлежит не Дж. Остину. Как принято полагать, а Э. Кошмидеру, который называл перформативность “коинциденцией”. На материале различных языков он не только выделил особое перформативное употребление глаголов, но и установил соответствующие аспектологические и временные контексты данного употребления, поэтому можно говорить, что аспектологическая концепция Э. Кошмидера, семантическая в совей основе, создала предпосылки возникновения и развития теории речевых актов. Если для Дж. Остина определяющим фактором и служил перформативный контекст в пределах от грамматической формы глагола до высказывания и речевого акта, то столь же очевидной, как и для других лингвистов, была конкуренция употреблений, смыслов, значений - дескриптивного и перформативного.

Дескриптивное значение любого глагола составляет элемент его понятийного содержания. Но каждый раз оформляется целым комплексом грамматических значений. Именно на базе дескриптивного значения существует описание, которое слушающий представляет как ряд физических действий, сопровождаемых психическими состояниями, например: Я работаю, хлопочу, очаровываю, ходатайствую, требую, настаиваю (пример Ю.Д. Апресяна). В описании действия повторяются, распределяются по различным временам, аспектуальным и модальным сферам. Они наблюдаемы со стороны даже говорящим субъектом я.

В ситуации однократного действия, выполненного самим субъектом я, но действия, не сводимого к физическому, я - внутри речевого акта, не предусматривающего ничего, кроме произнесения слова (слов) и именования акта, точнее, его иллокутивной цели. Такое действие уникально, субъективно и аутореферентно.

Значение перформативного глагола актуализировано речевым актом: оно одновременно и интенционально, и конвенционально в силу того, что сам речевой акт включает три ступени - локуцию, иллокуцию и перлокуцию, среди которых иллокуция и определяет антиномию целенаправленности и конвенциональности.

Все параметры перформативного глагола - 1-ое лицо. Настоящее время, несовершенный вид, активный залог, индикатив - тесно взаимодействуют. Каждое отдельное значение не только включено в названный ряд, но и является его неотъемлемым членом. Весь ряд и особенно значение перформативности разрушится, если изъять хотя бы одно звено из цепи. Но ключевым элементом, центральным звеном является значение настоящего времени, а в русском языке и сопряженное с ним значение несовершенного вида. Значения вида и времени перформативного глагола объективируются в контексте динамической речевой ситуации. Перформативный глагол именует действие одновременное с моментом речи, а с точки зрения вида - начавшееся и завершившееся в момент речи, на интервале, занимаемом речевым актом, поэтому точнее определять актуализированное значение времени перформативного глагола не как настоящее речевое, а как настоящее речевого акта.

Демонстрируя разнообразные проявления перформативности, Ю.Д. Апресян обосновывает тезис о приоритете перформативной формулы перед перформативным глаголом, поэтому его классификация перформативов опирается на две семантические точки перформативного высказывания: 1) лексическое значение глагола-сказуемого, в которое входит смысл “говорить”, и 2) видо-временное значение данной глагольной формы. Такой подход позволяет представить расширенную номенклатуру речевых актов (по Ю.Д. Апресяну - 15). Тем не менее расширенная классификация соотносима с более компактными, что отражено в сводной таблице на с. 69.

Рассматривая словарные толкования лексических значений перформативных глаголов-предикатов, выделим следующие обязательные семантические компоненты, отмеченные в толковых словарях: говорить/сказать; делать/сделать и давать/дать. Три семантические сферы речевого акта - говорящий субъект я, речевое действие (перформативный предикат), слушающий ты определяют зоны перехода: я + перформативный предикат - это переход от локуции к иллокуции; перформативный предикат + ты - переход от иллокуции к перлокуции. Семантические сферы речевого акта. и обязательные семантические компоненты перформативного предиката позволяют выделить три класса перформативных глаголов, которые назовем условно локутивными, иллокутивными и перлокутивными.

Итак, в словарных толкованиях семантические и прагматические особенности перформативов тесно переплетены и взаимообусловлены, поскольку все они сопряжены с уровнями речевого акта, зависят от внутренней организации речевого акта. Три сферы речевого акта - локуция, иллокуция и перлокуция - постоянно взаимодействуют, представляя лексическое значение перформативных глаголов-предикатов перформативных высказываний как некоторый переход от сферы говорящего через сферу речевого действия к сфере слушающего. Каждая группа перформативных глаголов, за исключением экспозитивов, которые, по Дж. Остину и А. Вежбицкой, не составляют естественной семантической группы, а выделены для удобства описания, обладает характерным комплексом семантических признаков, которые концентрируются вокруг обязательных семантических компонентов говорить/сказать,делать/сделать и давать/дать. Переходные случаи - экспозитивы и декларативы, например. - указывают на проницаемость и открытость семантических разновидностей перформативных глаголов. Приоритет перформативной формулы (перформативного высказывания) проявляется в том, что перформативные смыслы и значение создаются и обнаруживаются в перформативном высказывании или в речевом акте.



3. Русские перформативные высказывания

3.1 Категориальная ситуация и речевой акт

Две ведущие функции языка - экспрессивная, или функция выражения, и коммуникативная, или функция общения, - выступают в тесном единстве, когда язык рассматривают как средство “высказывания каких-либо утверждений или передачи информации” (Б. Рассел, 1997, с 68). Обе функции реализуются предложением - особой языковой единицей, а по сути дела, высказыванием, поскольку “предложение - единица в силу того, что оно противопоставлено другим единицам того же уровня” (Э. Бенвенист, 1974, с. 140). Как полноценная единица, предложение обладает и смыслом, т.е. передает смысловую информацию, и соотносится с соответствующей ситуацией. В процессе общения передаваемая информация, как правило, различается от собеседника к собеседнику, а вот ситуация оказывается общей, более определенной, иначе не произойдет коммуникация.

Что же обеспечивает общность и определенность коммуникативной ситуации? Кроме общности составляющих и структуры коммуникативного акта, это, очевидно, его содержание. Во-первых, любое высказывание как средство и цель коммуникации обладает способностью реализовать одну из трех модальностей - утвердительную, вопросительную и побудительную, каждая из которых отражает позицию говорящего субъекта я, воздействующего на слушателя ты. Все указанные модальности основаны на предикации, но обладают специфической синтаксической и морфологической формой выражения. В силу этого в каждом из трех случаев мы имеем дело с определенным ситуационным типом высказывания (Э. Кошмидер, 1962, с. 26), или категориальной ситуацией (А.В. Бондарко, 1984, с. 20), т.е. типовой сигнификативной ситуацией, представленной в высказывании, выражаемой в нем и с его помощью: “Категориальная ситуация представляет собой понятие, производное от общего (не ориентированного на определенную семантическую категорию) понятия сигнификативной ситуации. Спецификация, “фокусиро-ванность” категориальной ситуации заключается в том, что в передаваемой в высказывании общей ситуации вычленяются отдельные аспекты, выделяемые на базе той или иной семантической категории” (там же).

Содержательные аспекты высказывания в рамках категориальной ситуации отражают с точки зрения говорящего тот или иной фрагмент действительности. Используя определенные средства языкового выражения, говорящий субъект я выступает одновременно и как “главное действующее лицо мира, о котором он говорит” (Г.А. Золотова, 1982, с. 3).

Принято различать следующие два типа категориальных ситуаций: “а) ситуации, элементы которых отражают дискретные самостоятельные предметы и явления (включая свойства и отношения) объективной действительности и б) ситуации, элементы которых, отражая в конечном счете те или иные стороны передаваемого фрагмента действительности, представляют собой все же тот или иной аспект семантики высказывания, не имеющий обязательного соответствия в самостоятельных дискретных актантах реальных ситуаций” (А.В. Бондарко, 1984, с. 28 - 29).

Категориальная ситуация речевого акта и перформативного высказывания, представляющего его, занимает промежуточное положение, скорее оказываясь ситуацией-шифтером, по Р. Якобсону, т.е. заключает в себе также и “определенное отношение к ситуации речи (включая говорящего)” (Р. Якобсон, 1972, с. 95). В этом смысле перформативное высказывание, будучи по своей природе речевым действием, однократным и уникальным, позволяет выявить комплекс категориальных ситуаций, связанных с перформативным контекстом глагола-предиката (1-е лицо единственного числа несовершенного вида настоящего времени индикатива активного залога), тремя уровнями организации речевого акта (локуция, иллокуция и перлокуция), тремя семантическими функциями языка, по К. Бюлеру, и, наконец, тремя сферами самого перформативного высказывания - говорящим субъектом я, адресатом-слущающим ты и речевым действием-перформативом.

Комплексность категориальной ситуации речевого акта предполагает не только взаимодействие категорий трех названных сфер высказывания, но и необходимость “одну категорию объяснять другой категорией, так, чтобы было видно, как одна категория порождает другую и все вместе - друг друга, не натуралистически, конечно, порождает, но эйдетически, категориально, оставаясь в сфере смысла же” (А.Ф. Лосев, 1927, с. 8).

3.2 Сфера говорящего субъекта “я” и слушателя “ты”

3.2.1 Семантика и прагматика эгоцентрических слов

Три парадигмы становления теории языка (Ю.С. Степанов, 1985, с. 5) по-разному представляют картину мира. Семантическая парадигма разрабатывает философию имени, в которой “я” - это “мое я”, имя, которым я сам себя называю, имя конкретного лица, человека. В мышлении такое япредстает как субъект ассертивного суждения, в языке - как грамматический субъект, или подлежащее. Очевидно, что включение я в семантическую парадигму имени, если и допустимо (я всегда есть синоним некоторого собственного имени), то в высшей степени условно, поскольку интенсиональный мир я - это “логически возможный, но не обязательно реально существующий мир” (Ю.С. Степанов, 1985, с. 89).

Я тяготеет к предикату, и синтаксическая парадигма избирает говорящий субъект я в качестве некоторой точки отсчета, которая “присутствует в скрытом виде, как усредненная координата (...) носителя языка вообще” (там же). Тем не менее субъект действия, “излучатель речи”, источник говорения обозначен: личные формы глагола, являясь грамматикализованными предикатами, взаимодействуют с местоимениями и выявляют, по М.В. Панову (1999, с. 219), “геометрию отталкивания”:

1-е лицо - Я: иду, сижу, где -у - знак источника речи, противопоставлен остальным знакам, обозначающим неисточник речи;

2-е лицо - ТЫ: идешь, сидишь, где -ошь, -ишь - знаки участников речи;

3-е лицо - ОН: идет, сидит, где -от, -ит - знаки неучастников речи.

Одновременно строится треугольник местоимений и глагольных форм, выявляющий их параллелизм:

Схема 4. Треугольник местоимений (по М.В. Панову)

Местоимения влияют на изменения значений глагольных форм, коррелируют с флексиями, создавая согласование по всей длине предложения, или так называемое “длинное согласование” (Ю.С. Степанов, 1989, с. 69).

Однако формы 1-го лица различны, “потому что различно Я, к которому они относятся”, то есть “осмысление Я в контексте ведет к определенному пониманию глагола, а осмысление глагола - к определенному пониманию местоимения-подлежащего” (М.В. Панов, 1999, с. 219). Сравните примеры и их интерпретацию:

Я мыслю, следовательно - существую - обобщенное, абстрактное Я из мира философских отвлеченностей;

Я жалобно смотрю на него и сую трешку, чтобы отцепился - здесь Я - Семен Семеныч из квартиры № 18, конкретное лицо, поэтому все глагольные формы 1 лица обозначают его конкретные действия (там же)* .

Таким образом, в парадигме предиката четко прослеживается взаимодействие субъекта-подлежащего я и глагольного предиката-сказуемого. Яоказывается не независимым, а связанным членом парадигматической формы глагола и звучит не в полную силу, а как бы вполголоса.

Подлинную свободу и реальность Я обретает в философии эгоцентрических слов, создавая новую семантическую парадигму, формирующуюся в направлении от феноменологии (Э. Гуссерль, Б. Рассел и др.) к прагматике-дектике (Ю.С. Степанов и др.).

Феноменология служит связующим звеном, обозначая переход от философии имени к философии эгоцентрических слов. По Э. Гуссерлю, предложения, являясь исходными формами выражения, допускают два членения, выявляющие формы самого предложения, языковые формы, т.е.формы-примитивы, которые оказываются внешними, наблюдаемыми по отношению к имманентным формам субъекта, предиката, компликаций и модификаций, указывающим на границы, пределы вариаций форм-примитивов (Ю.С. Степанов, 1985, с. 202). На основе данных членений разрабатывается понятие интерсубъективности как основы межличностного отношения и межличностного общения, данных в языке, одним словом, устанавливаются отношения между языком и говорящим на этом языке субъектом: “...мой контакт с языком, на котором я говорю” (там же, с. 203). При этом говорящий субъект я проявляет интенциональность и передает это психическое свойство высказыванию. Естественно, что положение дел, представленное в высказывании, осложнено мнением говорящего субъекта я, и, следовательно, языковая картина характеризует один из возможных миров - феноменологически интенсиональный мир Я, действительность говорящего субъекта я.

В феноменологии Э. Гуссерля Я предстает то как противопоставленное реальному миру, и это так называемая “эйдетическая редукция”, то как “чистоеЯ”, как Я, очевидное само для себя; и тогда возникает оппозиция “ego” и “alter ego”: “... “другое Я” - также “чистое Я”, которое не нуждается ни в чем для того, чтобы существовать; оно так же абсолютно существует, как существует “мое я” для меня” (Ю.С. Степанов, 1985, с. 208).

Одним из итогов феноменологического исследования языка явилась новая языковая парадигма, прежде всего для слов я, здесь, сейчас, это и др., особенность которых заключается в том, что каждый человек в каждом акте речи может понимать их по-разному: “Любой человек, обозначенный в каких-то актах речи как “ты”, “он” и т.д., в своих собственных актах неизменно выступает как “я”, и от этой точки соотнесения отсчитываются значения “здесь”, “сейчас”, “это” и все подобные” (там же). Очевидно, что речь идет о дейктических знаках, которые “не будучи названиями лиц, предметов, выделяют и дифференцируют факты, явления, предметы и лица относительно координат речевого акта (выделено нами. - Е.К.): актуального момента речепроизводства, участников коммуни-кативного акта (говорящий, слушающий), местоположения лиц, предметов в конкретной ситуации не только относительно субъекта речи, но и относительно друг друга” (А.А. Уфимцева, 1974, с. 166).

Новая прагматическая парадигма центральной координатой избирает Я - говорящего субъекта, с которым и соотносится весь язык; а все основные понятия - имена, предикаты, предложения - релятивизуются и рассматриваются как функции. Языковая прагматическая координата Я эксплицирует понятие субъекта, который рассматривается в двух аспектах: 1) как реально действующий и мыслящий человек, противостоящий миру как объекту преобразования и познания; 2) как грамматический субъект, подлежащее. Очевидно, что в современной лингвистике компромисс между обоими субъектами лежит в области исследований языкового семантического субъекта.

В теории речевых актов Я совмещает в себе оба аспекта, представ в своем денотативном значении конкретного, эмпирического я - говорящего лица, которое присваивает себе мир, чтобы затем осуществить действие в отношении мира или в нем самом. Специфика речевого акта - его одномоментность, уникальность, непосредственность контакта говорящего и слушающего - обусловливает и специфику Я: Я в данный момент, в момент речевого акта, в момент непосредственного совершения речевого действия: “Все другие “я” определяются по отношению к этому “я” и к этому моменту, и если они отклоняются от них, они должны определяться как другие слова, точнее - как слова с другими значениями” (там же, с. 228). Соответственно сейчас - время, момент, когда я говорю; а здесь - место, где я сейчас говорю. Целый ряд других эгоцентрических слов сложнее определить через Я, поэтому полагают, что они-то и есть главные. Например, Б. Рассел считал слово это центром прагматической парадигмы. Это он определял как “то, что в момент употребления слова занимает центр внимания” (Б. Рассел, 1997, с. 105), как “единственное эгоцентрическое слово, не имеющее номинативного определения” (там же, с. 97). Однако Я по-прежнему доминирует, так как именно Я определяет и момент употребления, и центр внимания, ориентируя на себя, относительно себяэто как указание на некоторый объект или предмет.

Субъективность языка предопределена принципом антропоцентризма, который, пронизывая всю систему языка, “имплицитно содержится и в концепциях, основанных на “центральной роли синтаксиса”, поскольку их подлинной основой является не столько синтаксис вообще, сколько синтаксис высказывания, анализируемого в конкретной ситуации (...). Наконец, этот принцип получает эксплицитное выражение в концепции семиотического устройства языка, где обосновывается центральная роль системы указателей “я - здесь - сейчас” (Ю.С. Степанов, 1975, с.51).

Аналогичные рассуждения находим в концепции языка К. Бюлера, который считает, что “система ориентации субъекта “ здесь - сейчас - я” принадлежит указательному полю человеческого языка как нулевая точка, принадлежащая некоторой системе координат субъективной ориентации”, во власти которой находятся и будут находится все участники общения” (К. Бюлер, 1993, с. 94 - 95).

В развитие этого положения Н.И. Формановская утверждает применительно к формулам речевого этикета, что “система прагматических дейктических указателей “я - ты - здесь - сейчас” проявляется в целом в речевом этикете и в каждой конкретной единице” (Н.И. Формановская, 1982, с. 26). Полагаем, что расширение субъектной сферы до “я - ты” обусловлено обязательным и сложных взаимодействием я и ты в речевом акте, особенно при использовании формул этикета.

Таким образом, говорящий субъект я присваивает себе практически все прагматические значения, а точнее, творит, создает их, задавая имманентное членение высказывания даже для таких смыслов, как: Есть еще полведра. Есть уже полведра. (примеры Ю.С. Степанова), которые создаются только потому, что “субъект не принадлежит миру, а представляет собой некую границу мира” (Л. Витгенштейн, 1994, с.56).

3.2.2 Субъективность и полярность участников речевого акта

Субъективность - фундаментальное свойство языка, вытекающее из функций языка по отношению к мышлению, сущность которого, по В. Гумбольдту, состоит в различении и противопоставлении мыслящего субъекта и объектов мысли (В. Гумбольдт, 1984, с. 301). Она пронизывает весь язык, “ибо только язык, - как отмечает Э. Бенвенист, - придает ре-альность, свою реальность, которая есть свойство быть, - понятию “Ego” - “моё я” (Э. Бенвенист, 1974, с. 293). В более узком смысле субъективность - это “способность говорящего представлять себя в качестве субъекта”, или: “Тот есть “ego”, кто говорит “ego” (там же).

При любом - феноменологическом, психологическом или языковом - подходе субъективность сопряжена с языковым статусом лица: “слова я и тыуказывают на исполнителя роли в разыгрываемой речевой драме, на исполнителей ролей речевого действия. Греки нашли для этого прекрасное слово prosopon “лицо, действующее лицо”, и римляне под словом persona “действующее лицо, персонаж” подразумевали также не что иное, как роль в речевом акте” (К. Бюлер, 1993, с. 104 - 105). Субъект я конституирует внешнее лицо ты, которое становится своеобразным alter ego, способным в процессе коммуникации, в ходе речевого акта говорить “ты”, обращаясь к субъекту я: “Поскольку человек есть животное общественное - и в этом специфика его характера, - постольку другой ему нужен не для защиты, оказания помощи, воспроизведения, сохранения жизненных привычек (как некоторым видам животных), а потому, что он возвышается до осознания Я, а Я без ТЫ представляется его рассудку и чувству бессмыслицей, то в его индивидуальности (в его Я) одновременно освобождается индивидуальность его общества (его ТЫ)” (В. Гумбольдт, 1985, с. 283). Участники коммуникативного и речевого акта таким образом поляризуются, и такая полярность “представляет собой особый тип противопоставления, не имеющий аналога нигде вне языка” (Э. Бенвенист, 1974, с. 294). Механизм полярности таков, что оба термина, обозначающие участников общения, не являются ни равнозначными, ни симметричными, но взаимообратимыми, взаимодополнительными, в основе чего лежит единство индивида и общества: “в создании речевой ситуации не только отправитель как деятель процесса говорения, отправитель как субъект речевого акта. но и получатель как тот, к кому обращаются, получатель какадресат речевого акта имеют свои собственные позиции. Они являются не просто частью того, что может быть предметом сообщения, но партнерами по общению” (К. Бюлер, 1993, с. 36).

Рассуждая об истоках языка и его устройстве, Г. Гийом утверждает, что основанием является не “маленькое противостояние Человек/Человек, но великое противостояние Универсум/Человек” (Г. Гийом, 1992, с.161), что вполне согласуется с пониманием языка как посредника между миром и человеком, по В. Гумбольдту. Фактически оба “противостояния” находятся в неразрывной связи, более того отношение Универсум/Человек как бы поглощает отношение Человек/Человек. Одним из доказательств тому служит рассмотрение взаимодействия “1-го лица (кто говорит)” и “2-го лица (с кем говорят)” в рамках отношения Человек/Человек, но “имплицитное присутствие 3-го лица (о ком говорят)”, которое “ принадлежит отношению Универсум/Человек”, заключающему в себе “все содержание языка” (там же, с. 162), т.е. 1-ое и 2-ое лицо сопряжены с имплицитным 3-им лицом, включены в него особым образом в процессе общения, т. е. включены в мир, в действительность.

В актах речи реализуется пропозициональная функция, когда “субстанции (индивиды), скрывающиеся под ориентирами “я” и “ты”, постоянно меняются (не в том смысле, что изменяется субстанция каждого, а в том, что одна субстанция занимает место другой), в то время как сами ориентиры образуют чисто реляционный каркас, постоянный и неизменный” (Ю.С. Степанов, 1985, с. 234).

Бинарность и асимметрия коммуникативного акта, речевого акта и перформативного высказывания обусловлены тем, что хотя я всегда доминирует, всегда трансцендентально в отношении к ты, тем не менее ни один из терминов не мыслим друг без друга. Их оппозиция не одномерна: ты - внешний термин в отношении я, но я и ты взаимообратимы. За счет этого линейность высказывания, последовательность развертывания речевого акта нарушается, развертывается же многомерность, объемность, порождающая новые смыслы и противопоставления, обратимые впоследствии в новую линейность и последовательность. Все это естественные информационные процессы: “Если хранение информации наиболее надежно обеспечивается симметрическими структурами, то генерирование связано с механизмами асимметрии. Обнаружение в семиотическом объекте (в языке, в высказывании. - Е.К.) асимметричной бинарности всегда заставляет предполагать какую-либо форму интеллектуальной деятельности” (Ю.М. Лотман, 1996, с. 103).

Между говорящим субъектом я и адресатом ты неизбежно чередование понимания и непонимания, что “является необходимым условием коммуникации” (там же), поскольку всякая симметрия в лице абсолютно понимающего собеседника, как и в феномене абсолютно понятного текста, создавала бы механическую копию “моего я”, и тогда коммуникация утрачивала бы свою цель и становилась бесполезной.

В свою очередь, принцип бинарности предполагает множественность, поскольку каждое из высказываний, произведенных или даже воспроизведенных, но всегда в изменившихся условиях, подвергается новому бинарному членению - “от я” и “от ты”. В этом и проявляется неповторимость и особенность положения человека в языке: бинарность сменяется многомерностью, симметрия - асимметрией, и наоборот.

Уникальность местоимений я и ты объясняется референтной соотнесенностью я с индивидуальным актом речи, в котором я обозначает говорящего субъекта и конструирует слушающего ты: “Нет понятия “я” объемлющего все я, произносимые в каждый момент всеми говорящими” (Э. Бенвенист, 1974, с. 295). Тем не менее, в речевом акте я имеет сложную организацию: это и субъект высказывания, и говорящий субъект, и конкретное лицо, которое говорит сейчас и здесь.

Будучи ярким выражением субъективности в языке, все личные местоимения зависят от я в данном акте речи, а субъективность одновременно подчиняет в нем и временные отношения: референтно лишь соотношение с настоящим моментом, “совпадение во времени описываемого события с актом речи, который его описывает” (там же, с. 296), т.е. настоящее - это “время, когда мы говорим”, потому-то оно аутореферентно. Я, локализуясь во времени, неизбежно локализуется и в пространстве, выстраивая следующие ряды субъективности:

(1) я - здесь - сейчас// ego - hic - nunc

(2) ты - около тебя - теперь// tu - istic - tunc

(3) он - там - тогда// ille - illic - tum.

Первый ряд отражает интенсиональный мир говорящего, представляя собой своеобразную метафору, позволяющую вычленить и другие миры: “между реальным миром, удаленным от говорящего, миром “он - там - тогда” (например, на корабле, находящемся в плавании далеко от нас) и миром лишь мыслимым, “интенсиональным”, нет непроходимой границы (выделено нами. - Е.К.); дело, скорее, в ступенях отдаления” (Ю.С. Степанов, 1985, с. 230).

Итак, сфера говорящего субъекта я имеет сложную организацию и является доминантой речевого акта, проектируя речевой акт в целом и конструируя сферу адресата ты - другого лица, в частности. Если сфера говорящего субъекта я в пределах диктума высказывания эксплицирует и конкретное лицо я, и трансцендентальное я в отношении ты, тем самым конструирует ты как свою интегральную составляющую и как интегральную часть речевого акта и перформативного высказывания, то сфера адресата ты, создавая свой мир, свое положение дел, вовлекает я в совместную деятельность, более полно обеспечивая взаимодействие я с другими мирами: “ты - около тебя - теперь” и “он - там - тогда”. Таким образом, я и ты утрачивают бинарность и симметричность, но сохраняют свою противоположность как необходимые участники речевого акта и создают реляционный каркас коммуникации вообще, обеспечивая условия для получения новой информации и нового знания.

3.2.3 Персональность и категориальная ситуация персональности

Сферы говорящего субъекта я и адресата ты предполагают проявление в речевом акте категории персональности. Эта функционально-семантическая категория характеризует “участников обозначаемой ситуации по отношению к участникам ситуации речи - прежде всего говорящему” (Теория функциональной грамматики, 1991, с. 5).

Семантическим ядром персональности является категория лица, в основу которой положена следующая интерпретация: “Лицо характеризует участников сообщаемого факта по отношению к участникам факта сообщения. Так, 1-е лицо свидетельствует о тождестве участника сообщаемого факта с активным участником факта сообщения, а 2-ое лицо - о его тождестве с реальным или потенциальным пассивным участником факта сообщения, т.е. адресатом” (Р. Якобсон, 1972, с. 100).

Говорящий субъект я как центральная координата эгоцентрических слов и доминанта речевого акта определяет персональность как прагматическую категорию, при этом бинарный признак “участия-неучастия” в речевом акте позволяет выявить системные отношения для значений лица (М.А. Шелякин, 1986, с. 13): семантический центр представлен “я” и “ты”, соотнесенными в речевом акте, а “третьи лица” - “он, она, оно, они” обозначают переход к ближайшей периферии на фоне безличности - дальнейшей периферии. Однако персональность не исчерпывается личными местоимениями, она группирует разноуровневые средства языка, служащие для выражения всевозможных отношений к лицу. В этом смысле типичным является взаимодействие местоимений и глагольных форм. Такое взаимодействие оказывается полифункциональным, поскольку оно объединяет: “1) собственно семантическую дейктическую функцию соотнесения участников обозначаемой ситуации с участниками речевого акта, 2) семантико-прагматические функции, связанные с передачей точки зрения говорящего на соотношение обозначаемой ситуации и ситуации речи, 3) структурные функции согласования (координации) сказуемого и подлежащего” (Теория функциональной грамматики, 1991, с. 7).

Персональная ситуация - один из типов категориальных ситуаций. Это содержательная структура, благодаря которой в высказывании передаются отношения к лицу и между лицами, если их несколько. В силу определенности перформативного контекста, идущей от формы глагольного предиката, структурной основой категориальной ситуации перформативного высказывания является бинарное ядро как сочетание “я” и соответствующей личной формы глагола. Семантическим ядром тем не менее, остается я говорящего субъекта. Вспомним рассуждения А. Вежбицкой по поводу неэксплицированного модуса перформативных высказываний, когда необходимо сделать выбор между простым выражением “Я ГОВОРЮ” и составным “Я+ГОВОРЮ”. Думается, что обе формулы удовлетворяют перформативной пресуппозиции, однако существенной при выборе “Я ГОВОРЮ” будет опора на типологическую характеристику языка, которая выявляет регулярность “длинного согласования” в данном языке; а при выборе “Я+ГОВОРЮ” в языке, очевидно, будут действовать другие структурные факторы. Мотивированность выбора “Я ГОВОРЮ” также может быть обусловлена необязательностью структурного восполнения личного местоимения при наличии вариантов типа “Клянусь” и “Я клянусь”, в то время как в противном случае существует жесткая необходимость его экспликации.

Очевидная бинарность структурного ядра персональности не делает эту категорию полицентрической, как и само поле персональности. Моноцентричность персональности связана с тем, что и семантическое, и формальное членение высказывания, выявляя асимметрию личных местоимений, асимметрию компонентов бинарного структурного ядра, тем не менее, сохраняет доминанту Я - говорящий субъект.

Персональность тесно связана с темпоральностью и модальностью, что в перформативных высказываниях проявляется однозначно, поскольку говорящий субъект я ситуативно актуализирован. С точки зрения темпоральности он ориентирован на настоящее речевого акта, а в плане модальности - на субъективность.

Таким образом, сферы говорящего субъекта я и адресата ты включают персональную категориальную ситуацию, сопряженную с субъективностью, темпоральностью и модальностью перформативного высказывания. Семантическая категория лица формирует персональность как моноцентрическую категориальную ситуацию, а сочетание личных местоимений и личных форм глагола оформляет ее бинарный структурный центр. Доминантой категориальной ситуации персональности в речевом акте и перформативном высказывании по-прежнему является говорящий субъект я.

3.3 Сфера речевого действия

3.3.1 Семиотическая природа предиката

Представляя картину мира как состоящую из фактов и событий, а не из вещей и их свойств, философы и лингвисты отводили в ней центральное место предикату. По Б. Расселу, языковой формой выражения факта является пропозиция, а ее центром - предикат (B. Russel, 1959, p. 43). Вопрос о том, что такое факт и что такое событие, имеет давнюю историю, уходя корнями в античность. Тем не менее общепринятое понимание факта связывают с его наглядным определением: то, что имеется во вселенной - Солнце, головная боль, средневековые войны и т.д., включая, по Б. Расселу, истинные утверждения, все это - факты. “Если я что-нибудь утверждаю, то акт моего утверждения есть факт” (цит. по: Ю.С. Степанов, 1985, с. 126), т.е. если утверждение истинно - это факт, а если ложно - факта нет.

В этом плане событие предстает как разновидность факта, но различие между актом и фактом не разъяснено. Уже Аристотель, а вслед за ним схоласты разграничивали “акт в потенции” и “акт осуществленный” (там же), различая изменение в самый момент совершения и уже совершившееся изменение и его совершенность, т.е. факт. Очевидно, что и предикация, и предикаты в этих двух случаях будут различными: а) предикация, направленная на очевидное положение дел в мире, - факт, по Б. Расселу; б) предикация, направленная на неочевидное (изменяющееся. - Е.К.) положение дел (Ю.С. Степанов, 1985, с. 127), которая связана с появлением акта и его проявлениями в языке. Регулярно такая предикация обеспечивается перформативными формулами Я х, что или Я х, чтобы, где х - перформативный глагол, обозначающий речевое действие, речевой акт. При этом в сфере семантики предикат предстает как отношение, вычленяемое на базе пропозиции высказывания, но такое отношение, которое предикат не именует как нечто, существующее вне языка, а означивает, и потому в первую очередь он принадлежит сфере синтактики: предикат выступает как особая мыслительная единица, имеющая неязыковой объективный коррелят во внешнем мире и соответствующее языковое выражение данного коррелята.

Если при исследовании высказываний принять тройственную категоризацию “вещь” - “факт” - “событие”, то факт предстанет как величина, лишенная пространственно-временной актуализации, сближаясь с вещью, которую можно сравнить с точкой, принадлежащей универсуму; событие же станет обозначать неповторимое, вплоть до уникального, пространственно-временное сочетание явлений. Именно пространственно-временное отношение будет актуализироваться предикатом, что одновременно обеспечит акт, действие как предикацию неочевидного положения дел.

Понятия предиката и пропозициональной функции предполагают различную степень детализации: пропозициональная функция определяется как предикат и некоторая характеристика его переменных, т.е. область определения предиката, а сам предикат “задается” в общем виде. Тогда предикаты как n- местные отношения (одно-, двух-, трехместные и т.д.) по сути дела характеризуют пропозициональную функцию, а значит, такие абстрактные предикаты принадлежат модальным и интенсиональным логикам.

Лингвистическая интерпретация пропозициональной функции сводится к “типу”, “модели” или “структурной схеме” предложения. Вместо переменной, или дескрипции, по Б. Расселу, в позиции субъекта появляется постоянная - имя, а пропозициональная функция превращается в предложение. Таким образом, в языке предикат должен соотноситься с субъектом и прочими термами предложения. Дистанцируясь от имени, даже стоящего в позиции предиката (Мой сын - студент), предикат не отождествляется и с глагольным словом, о чем свидетельствуют рассуждения Э. Бенвениста о глаголах с -ся, когда в глаголе объединяются две языковые сущности: собственно глагол и нечто, принадлежащее предложению, эксплицируемое морфемой -ся (Э. Бенвенист, 1974, с. 167, 289). Взаимодействие глагола и предиката проявляется в том, что глагол - это слово, “совмещающее значение предиката и некоторое количество других признаков, вытекающих из семантики субъекта, объектов, трансформаций и перифраз данного предиката”. Предикаты же - “это особые семантические сущности языка, и они типизируются языком не в форме словарных единиц, глаголов, а в форме пропозициональных функций и соответствующих им структурных схем предложений” (Ю.С. Степанов, 1985, с. 133).

...