Прагматика дискурса малых форм

Размещено на http://www.allbest.ru/

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

Монография

Прагматика дискурса малых форм

С.Э. Носкова

Москва, 2006

ББК 74.268.1

УДК 295.87

Н 79

Носкова С.Э.

Прагматика дискурса малых форм. Монография. - М.: Институт языкознания РАН; Тверь: ТвГУ, ТГСХА, 2006. - 194 с. - ISBN 5-227-00587-2

Научный редактор:

А.А. Романов, д-р филологических наук, профессор, зав. кафедрой общего и классического языкознания ТвГУ, Заслуженный деятель науки РФ.

Рецензенты: диалогический коммуникация эмотивный дискурс

О.Н. Морозова, д-р филологических наук, профессор кафедры теории языка и межкультурной коммуникации ТГСХА;

Г.Г. Яковлева, д-р филологических наук, профессор кафедры иностранных языков ЧувГУ им. И.Н. Ульянова.

Монография посвящена описанию эмотивного пространства дискурсивных проявлений малых форм. В работе определен статус эмотивного дискурса малых форм, представлен архив дискурсивных единиц малых форм, установлены функциональные свойства и роль интеръективных дискурсивных практик малых форм в развертывании типового иллокутивного фрейма диалогической коммуникации, выявлены особенности метакоммуникативного характера интеръективных дискурсивных практик.

Адресуется специалистам по теории языка и межкультурной коммуникации, коммуникативной лингвистике и риторике, преподавателям, аспирантам и студентам филологических факультетов.

Утверждено к печати Институтом языкознания РАН

ISBN 5-227-00587-2

© С.Э. Носкова, 2006

© А.А. Романов, 2006

ВВЕДЕНИЕ

В последние годы в рамках когнитивной парадигмы значительно возросло внимание исследователей к проблеме, затрагивающей интересы одного из новых направлений лингвистики - эмотологии (или лингвистики эмоций), сфера изучения которой охватывает аффективную культуру речевого поведения в обществе, эмоциональную компетенцию homo loquens, эмоциональные коммуникативные локусы, игру эмоциональных смыслов, лексико-прагматических средств языка как во внутрикульутрном, так и в межкультурном общении (В.И. Шаховский, 1995; А. Вежбицкая, 1996; 1999; Н.С. Кайтмазова, 2006). Новейший аспект этого направления, разрабатываемый в последние годы как в отечественном, так и зарубежном языкознании, - это прагма-семантический аспект эмотивности дискурсивных образований как языковых единиц (высказывание - реплика / шаг / практика - ход - дискурс), включенный в процесс эмоционального освоения регулятивно-коммуникативного пространства в окружающей действительности.

Предлагаемое исследование находится в русле названного теоретического направления современной лингвистики и посвящено системному описанию функционального класса эмотивных интеръективных единиц (интеръективов) в динамической модели комплексного поведения говорящего субъекта в рамках дискурсивно-функционального пространства. Обозначенный теоретический ракурс исследования дает возможность разработать некий общий знаменатель для разнообразных теорий эмоций - от этологических, социально-психоконструкти-вистских (в духе П. Бурдье, Ф. Варелы, У. Матураны) до нейрологических и культурологических.

Все возрастающий интересом к проявлению «человеческого фактора» в коммуникативном процессе приводит сегодня ученых к осознанию важности не только проблем описания языковых структур, участвующих в речевой интеракции, но и задач всестороннего исследования эмотивного пространства говорящего субъекта (homo loquens), использующего эти структуры в виде коммуникативных (или дискурсивных) проявлений малых форм для решения конкретных задач в пространстве диалогического взаимодействия. Языковая личность в ее способности осуществлять в рамках единого интерактивного пространства согласованные речевые (дискурсивные) действия или практики (в понимании М. Фуко, А.И. Ракитова, А.А. Романова, О.Н. Морозовой) с учетом коммуникативных установок другой говорящей личности становится ныне интегральным объектом изучения интенсивно развивающихся актуальных направлений науки о языке. Кроме того, актуальность исследования определяется не в последнюю очередь необходимостью систематизировать общие сведения о функционально-строевой специфике класса интеръективных дискурсивных единиц эмотивного плана в рамках диалогического взаимодействия и пересмотреть существующие взгляды на отдельные аспекты этих единиц с новых теоретических позиций.

Обращение к функциональному классу интеръективных дискурсивных единиц эмотивного плана (междометному дискурсу) активного синтаксиса представляется актуальным в силу того, что хотя с шестидесятых годов прошлого столетия лингвисты неоднократно возвращались к проблеме манифестационных и содержательных аспектов конструкций с междометиями или высказываний-междометий (по типу И.А. Крылова: «Ушица, ей-же-ей, на славу сварена»), тем не менее, единой теории эмотивности дискурсии малых форм создано не было и многие функционально-семантические свойства языковых единиц данной категории остались необъясненными. Необходимость разработки такой теории, несомненно, велика, так как само явление эмотивной дискурсии малых форм широко распространено в различных языках и играет огромную роль в дискурсивной (коммуникативной) деятельности участников диалогической интеракции, особенно в сфере обыденного и институционально-профессионального общения при возрастающей роли экстралингвистических факторов, таких, например, как своеобразие ситуации общения, количество ее участников, коммуникативная иерархичность в случае наличия асимметрии в социальном статусе участников диалогической интеракции, кодекс доверия собеседников и др., обеспечивающих в конечном итоге специфичность функционирования в социуме эмотивных коммуникативных стереотипов.

В работе обосновывается необходимость данного подхода к решению целого ряда актуальных проблем современной лингвистики с привлечением данных ряда наук, таких как этнолингвистика, социология, социальная психология, психология дискурса, теория речевой деятельности, дискурсология - комплексного описания вербальных форм эмотивной коммуникации как особой разновидности речевой деятельности, концептуализации интерактивной действительности человеком и ее репрезентации в национальной языковой картине мира, роли говорящего в осуществлении эмотивной дискурсивной деятельности, разработки критериев макросегментации актов эмотивной дискурсии, обусловленных социальными, межличностными отношениями коммуникантов и спецификой типовой ситуации диалогического общения и др.

Предлагаемый ракурс в изучении функциональных свойств актов эмотивной дискурсии малых форм позволил впервые исследовать социальную и национальную значимость указанной разновидности речевых актов в процессе межличностной коммуникации с привлечением не только собственно лингвистических, но и междисциплинарных понятий, предлагая авторский лингвистический инструментарий для сходных описаний эмотивного дискурса на материале других языков. Применение данных понятий к русским и немецким эмотивным образованиям малых форм диалогической интеракции позволило, с одной стороны, описать как общие, так и национальные особенности речетворческой деятельности, с другой - развить новую концепцию регулятивного статуса (по А.А. Романову) эмотивной интеракции в динамической модели диалогической интеракции, разрабатываемой в Тверской школе семантики и прагматики речевых образований.

Несмотря на существование большого числа работ, предметом рассмотрения которых являются различные характеристики эмотивных единиц, нельзя утверждать, что к настоящему моменту данный фрагмент языковой системы изучен в полной мере. Обращение к этой теме объясняется, прежде всего, отсутствием полного и систематического описания с позиций активного синтаксиса функционального класса эмотивных единиц как в общем, так и в других частных отраслях языкознания. Анализ регулятивной функции эмотивных единиц с позиций интегрального (прагматический, социолингвистический, психолингвистический, когнитологический) подхода актуален в равной мере как для специалистов в области теоретического языкознания, так и для тех, кто занимается практической реализацией риторических программ, ориентированных на эффективную коммуникацию с учетом социальных, психологических и экстралингвистических факторов, оказывающих влияние на формирование личностных установок говорящего субъекта.

Объектом предлагаемого исследования выступает целостное описание эмотивного пространства функционального класса интеръективных (междометных) дискурсивных проявлений малых форм, а предметом является назначение и употребление названных синтаксических объектов в динамической модели интерактивного поведения говорящего субъекта в регулятивной деятельности участников диалогического взаимодействия.

Основная цель работы носит многоплановый характер и состоит в разработке концептуальных и методологических основ дискурсного моделирования актов эмотивной интеракции, а также в последующем описании функционально-семантических свойств интеръективных (междометных) практик в типовых ситуациях эмотивной коммуникации с целью реализации их воздействующего потенциала на участников диалогического пространства.

Общей целью определяются конкретные задачи исследования:

- разработать теоретические основы описания эмотивного дискурса малых форм как особого лингвистического объекта с учетом специфики межличностной и национально-культурной коммуникации, организованного по принципу целостности, структурности, иерархичности, связности в самостоятельную форму диалогической интеракции;

- определить статус эмотивного дискурса малых форм в динамической модели и описать типовой набор основных интеръективных дискурсивных практик путем построения фрейма данного корпуса единиц в виде цепочек реализации функционально-семантического представления (фрейма) акта эмотивной дискурсии;

- рассмотреть инвентарь вербальных средств репрезентаций интерактивных цепочек во фреймовой конфигурации эмотивного дискурса малых форм, позволящих осуществить анализ общих и частных (уровневых) механизмов вербальной репрезентации эмоций в процессе реализации личностных установок участников диалогического взаимодействия;

- выявить особенности метакоммуникативного характера интеръективных дискурсивных практик и специфику закономерностей лексического представления эмоций в межличностной и национально-культурной коммуникации разных языков;

- рассмотреть стратегический принцип использования интеръективных практик дискурса малых форм в процессе реализации конкретных целей и задач участниками речевой интеракции.

- построить типологию интеръективных практик регулятивного плана в структуре диалогического взаимодействия;

- установить наличие и характер взаимосвязи между структурными факторами и фреймовой организацией эмотивного дискурса малых форм в межличностном и национально-культурном коммуникативном пространстве.

Для целей данного анализа в качестве минимальной речевой единицы исследования наиболее подходит коммуникативное единство интеръективного эмотивного дискурсивного пространства малой формы, построенное по монадному принципу определенной фреймовой модели акта типовой интеракции с установкой на реализацию проявления желания-воли говорящего субъекта.

В качестве теоретической базы исследования эмотивной структуры интеръективной дискурсии малых форм принимается деятельностный подход к анализу речевых (диалогических) единиц, разработанный в Тверской (Калининской) семантико-прагматической школе под руководством И.П. Сусова. За основу работы взята динамическая модель регулятивного пространства диалогической интеракции, разработанная А.А. Романовым (1984; 1986; 1987; 1988).

Материалом исследования послужили диалогические фрагменты из произведений русской и немецкой литературы, приводимые для соответствующей аргументации выдвигаемых положений и гипотез. Важной источниковедческой базой послужили также толковые и аспектные словари.

1. ЭМОТИВНЫЙ ДИСКУРС МАЛЫХ ФОРМ В КОММУНИКАТИВНО-ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ПАРАДИГМЕ: ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

1.1 Эмотивный дискурс в когнитивной парадигме: истоки и состояние проблемы

Настоящее исследование посвящено анализу коммуникативно-прагматической и регулятивной функций интеръективов (междометных дискурсивных практик) в процессе диалогического взаимодействия коммуникантов.

За последние десятилетия наблюдается явный интерес к этому классу слов. В современной лингвистике мы можем выделить два основных подхода к объему междометных единиц.

Узкое понимание междометий исключает из их числа производные (непервообразные, вторичные) слова (Вежбицкая, 1999; Добрушина, 1995; Карцевский, 1984; Романов, 1990; Романов, Максимова, 1997; Wilkins, 1992).

Широкое понимание этих языковых единиц связано с включением в группу первообразных междометий (первичных, непроизводных, прототипических) и непервообразных (Виноградов, 1986; Германович, 1966; Грамматика русского языка, 1984; Григорьева, 1998; Девкин, 1965; Кручинина, 1998; Ломоносов, 1757; Мухаммед, 1973; Русская грамматика, 1980; Середа, 2002; Шахматов, 1941; Шведова 1957; Шведова 1960; Щерба, 1974а; Юрченко, 1981; Ameka, 1992). Вторичные междометия являются производными от знаменательных слов, значение их мотивировано в определенной степени значением слова или словосочетания, от которых они происходят (Шмелев, 2002), в эту группу могут входить по разным классификациям также глагольные междометия, этикетные формулы, разного рода сращения из междометий частиц и наречий: да уж, ну уж, ну да, так-так, ой-ли, ну и ну, вот те раз, вот так-так, как бы не так.

Второй подход классификации междометий по происхождению (способу образования) выделяет следующие группы 1) собственно междометия - непроизводные единицы типа эй, фу, тьфу, ах, pfui, au, heda; 2) производные междометия - вон, марш, ужас, елы-палы, groЯartig, echt?; 3) глагольные междометия - шлеп, бульк, скок; witsch, hopp; 4) этикетные лексемы и сочетания - спасибо! до свидания! danke; 5) звукоподражания - буль-буль, мяу, tick-tack, bums.

Стоит отметить, что многие ученые в своих исследовательских попытках установить коммуникативные качества междометий не делают разделения между первичными междометиями и другими междометными единицами (Шаронов, 2005б; ср. в этой связи название статьи «Междометия склоняются или спрягаются?» Е.Г. Борисовой (2005)). Например, В.С. Григорьева (1998) в ряду междометий рассматривает звукоподражательные образования (ономатопеи), использующиеся для зова или отгона животных тпру, цып-цып или в немецком языке pus-pus, gurre-gurre. В отличие от междометий звукоподражательные единицы не могут функционировать в речи в качестве высказываний, фраз, а «представляют всего лишь уровень эмоциональной рефлексии» (Шаховский, 1987: 54). Действительно, трудно представить себе диалог типа «Мурр-р-р! - Пиф-паф!». Нам представляется вполне обоснованным разделение собственно междометий и ономатопей, - соответственно восклицаний, которые в силу своей коммуникативной направленности принимают форму высказывания, и не-восклицаний (Карцевский, 1984; также см.: Щерба, 1974а: 82). Наличие значения отличает междометия от звукоподражаний. На этом основании часть исследователей относит к междометиям только те единицы, которые служат для выражения внутреннего состояния человека, его ощущений, чувств.

Первичные междометия «ближе к природе» (Добрушина, электронная версия), они ведут свое происхождение от естественных эмоциональных возгласов и выкриков. Именно из междометий, по мысли А.А. Потебни, и возникали наши обычные слова: «...слова должны были образоваться из междометий, потому что только в них человек мог найти членораздельный звук. Таким образом, первобытные междометия по своей последующей судьбе распадаются на такие, которые навсегда остались междометиями, и на такие, которые с незапамятных времен потеряли свой интеръекционный характер» (Потебня, 1989: 93).

Первичные междометия имеют связи со знаменательными частями речи; ср. описание специфических признаков первообразных междометий в русском языке в работах И.А. Шаронова (2004) и Н.Р. Добрушиной (электронная версия). В рассматриваемую группу относят междометия, построенные по следующим моделям: 1) гласный + согласный х: ах, ах, эх, ух, их; 2) гласный + согласный й: ай, ой, эй, ей-ей, уй / уйя; 3) гласный + согласный х / г + гласный: ага, ого, угу, эге, эхе; 4) согласный х + гласный: ха, хо, хе, хи; 5) согласный ф + гласный: фу, фуй, фи, фе; 6) гласный, произносимый с определенной долготой / краткостью: о-о-о! у-у-у! Э-э-э! дда-а-а! и т.п.; 7) сочетание согласных / согласных с гласным: брр, гм / хм, эхм, тьфу, увы и т.п. Другим принципом моделирования по фонетическому составу является выстраивание корпуса междометий по рядам на начальный звук, например: а-а-а! ай! ай-ай-ай! ах! ага! и т.д. (Борисова, 2004).

Существуют междометия, которые содержат признак «аномальности фонетических свойств» (Шаронов, 2004), они так непохожи на обычные слова языка, что даже содержат звуки, которых нет ни в каких других словах, ср. междометия в следующих диалогических фрагментах:

(1) Бусыгин. У людей толстая кожа, и пробить ее не так-то просто. Надо соврать как следует, только тогда тебе поверят и посочувствуют. Их надо напугать или разжалобить.

Сильва. Бррр... Ты прав. А для начала мы их разбудим. (Двигается, что бы согреться, потом поет и прихлопывает.) (А. Вампилов)

(2) Сарафанов (испуганно). Тсс!.. Тише! (с упреком.) Ну что же вы, ведь я же вас просил. Не дай бог, мои услышат... (Сосед прикрывает рот рукой, быстро кивает.) (А. Вампилов)

Или другой пример: немецкое междометие pst, служащее для привлечения внимания, состоит из не характерного для немецкого языка сочетания согласных. Нестандартным для русского языка фонетическим обликом обладают такие междометия как алло, ату, ба, марш, пст, фи, фу, фуй, фюить. С XVIII в. они воспринимались из западноевропейских языков (Виноградов, 1986: 750; ср., однако, противоположную мысль Н.Р. Добрушиной о происхождении междометий фу и тьфу, как о единственных исконно русских словах, в которых есть ф). Н.Р. Добрушина (электронная версия) приводит примеры первичных междометий с нестандартным для русского языка фонетическим оформлением: пщщ (в значении фыркнуть). Такие единицы «не найдешь ни в каком словаре, учебнике или справочнике, поскольку они практически отсутствуют в письменной речи, а устная речь пока описана недостаточно». Вместе с тем отмечены и авторские попытки графической фиксации междометий:

(3) Борк в ответ только свистнул и сказал, с нескрываемым пренебрежением посмотрев на американского дворянина:

- Фю-ю! На этот счет вы себе можете быть вполне спокойны. Это совсем не та история, что вы думаете. Здесь свобода: все равные, кто за себя платит деньги. (В.Г. Короленко) Или ср. еще:

- Ш-ш-ш-шшш-шш, - зашикала на него Афродита и, не вставая, стала качать с грохотом люльку. (В. Войнович)

Следует обратить на условность литературной записи междометий, «буквенная традиция обозначения и привязанность к определенным культурным традициям сокращают репертуар подобных речевых возможностей» (Протасова, 2005: 175; Шаронов, 2005а; 2005б: 203; Ehlich, 1986).

Характерной особенностью первичных междометий является также особый интонационный рисунок и долгота / краткость и высокий / низкий тон звуков. В частности отмечается, что низкие звуки указывают на значительность и важность, а высокие - на незначительность, несерьезность, минимальность объекта экспрессивной реакции (Борисова, 2004; Шаронов, 2004), например, ср. низкие звуки о-о! у-у! и высокие э-э! и-и!

Отличительной чертой первичных междометий некоторые ученые считают морфологическую неделимость и отсутствие словоизменений. В области междометий однако могут существовать свои словообразовательные процессы, которые отличаются определенным своеобразием: явления агглютинации и редупликации подтверждаются следующими примерами: ого! < ого-го! ай > ай-ай-ай!

Тем не менее, при рассмотрении вопроса о морфолого-синтаксических особенностях первичных междометий в современном языкознании зачастую указывается на их грамматическую «ущербность», так как единицы класса междометий не обладают системой грамматических форм и не изменяются (Виноградов, 1986: 612; Mathiot, 1983; Wilkins, 1992: 123, 153). Анализ первичных междометий на синтаксическом уровне сводится также к категоричному утверждению об их синтаксической обособленности (Щерба, 1957: 67; 1974а), потому что междометия не могут вступать в синтаксические связи с какими-либо единицами языка (Гвоздев, 1961: 184; Москальская, 1956; Реформатский, 1967; Щерба, 1957; Helbig, Buscha, 1984; Jung, 1966; Schmidt, 1966). Что касается связи междометий между собой, то признается только парадигматическое отношение междометия с другими междометиями (Mathiot, 1983: 35).

При этом исследователи обращают все же свое внимание на синтаксические особенности междометий-императивов: 1) прием агглютинации - приобретение глагольных окончаний и присоединение частиц: ну-ка, нуте-ка, брысьте, полноте, 2) предикативное употребление междометных звукоподражаний типа шарк, бух со значением мгновенного или неожиданного действия, например:

(4) «Ну, после смерти отца он иногда бывал у меня, встречался на улице и в один прекрасный вечер вдруг - бац! сделал предложение... как снег на голову...» (А.П. Чехов)

Как и глаголы, рассматриваемые единицы наделены категорией переходности и требуют именное или чаще местоименное дополнение, например: Ну тебя! Марш от меня! Вон из моей квартиры! Кроме того, междометия способны субстантивироваться, употребляться в функции членов предложения (см.: Девкин, 1965: 202-204; Мухаммед, 1973: 86-88; Шахматов, 1941; Wilkins, 1992: 130-131), например:

(5) Шерпинский. Я теперь иной. А материально ты не беспокойся, Ленушка, я ведь ого-го. (М. Булгаков) или:

(6) «Татьяна - ах! а он реветь.» (A.C. Пушкин) - Л.В. Щерба слово ах в условиях данного контекста относит не к междометиям, а к глаголам (1957: 67; 1974а: 82).

Наблюдения за активными процессами интеръективизации лексики (имен существительных, глаголов, наречий, местоимений) в современном русском языке описаны в работах Л.В. Валеевой (2004), А.И. Германовича (1966), Н.Э. Готовщиковой (2000) Е.Н. Сидоренко и И.Я. Сидоренко (1993), В.В. Шигурова (2004). Например, переход существительных в междометия сопровождается утратой номинативности, категориального значения, форм изменения, синтаксических свойств и приобретением экспрессивности (Сидоренко Е.Н., Сидоренко И.Я., 1993):

(7) Оправился, поднял мешок и только взялся рукою за скобу двери - услышал истошный крик: « Ка-ра-у-у-ул!.. Уби-и-или!.. Ка-ра-у-ул, люди добрые!..» …Посреди двора, раскорячившись, стоял Захар Денисович и орал: «Ка-ра-у-у-ул!». (В. Шукшин)

Или, например, установлено, что функциональная и функционально-семантическая транспозиция глаголов в «императивные периферийные междометия» (Шигуров, 2004: 129-131) происходит в связи с изменением дифференциальных признаков в структуре интеръективирующихся словоформ: подожди! хватит! будет!; усеченные формы в грубом просторечии хва! будя! (прекрати что-то делать); взы! от глагола «взять» (возьми); гибридные глагольно-междометные образования в просторечии или жаргонной речи типа свали! (уйди), вали / валяй, дерни / дергай, дуй, двигай, мотай, чеши (отсюда) и т.п. Любопытным в этой связи нам представляется подход В.В. Шигурова, который функционально-семантическую мобильность междометных образований расценивает как основной критерий их принадлежности к грамматической структуре языка.

Подвижность междометий в морфологической системе языка и успешное функционирование в роли междометий различных частей речи и целых словосочетаний: существительных господи! беда!; глаголов вали!; словосочетаний подумать только! батюшки мои! черт возьмu! - доказывает лишь тот факт, что междометия «продолжают развиваться» (Мещанинов, 1978: 355; также: Валеева, 2004; Девкин, 2004; Золина, Каширин, 1989; Середа, 2003; Трубина, 1993; Шигуров, 2004; Шмелев, 2002).

В большинстве случаев исследование междометий ограничивается анализом их структуры и семантики, специфики деления на лексико-грамматические разряды, классы. В существующих классификациях частей речи не достигнуто единого мнения о том, к какому классу слов относятся междометия - эта «неясная и туманная категория» (Щерба, 1974а: 82). Имеющиеся расхождения поэтому поводу объясняются прежде всего различиями в выборе критериев: синтаксического, семантического или морфологического (см.: Адмони, 1973; Виноградов, 1986; Гвоздев, 1961; Зиндер, 1957; Мещанинов, 1978; Москальская, 1956; Пешковский, 1952; Шахматов, 1941; Шведова, 1960; Щерба, 1957; Jung, 1966; Helbig, Buscha, 1984; Schmidt, 1966).

Как же рассматриваются синтаксические особенности междометий в современном языкознании? Междометия, примыкающие к предложению, относят к группе слов и предложений, «не образующих ни предложений, ни их частей» (Пешковский, 1952: 404; см. также: Гвоздев, 1961: 197-198; Сусов, 1984: 11). «Подлинно безглагольными» являются также междометные предложения «Спасибо!», «Ах!». Однако они, в отличие от модальных, лежат за пределами грамматического синтаксиса (Юрченко, 1981: 122).

С конца XX века исследования, посвященные вопросу междометий, демонстрируют противоположную точку зрения на синтаксические свойства междометий. Эти единицы зачастую определяются как «эквиваленты предложений», «слова-предложения», «минимальные предложения» или «слова-фразы», «грамматически аморфные фразы» или даже как «полноценные элементарные речевые высказывания», «автономные и самостоятельные высказывания» («independent utterances») (Адмони, 1994: 17; Вежбицкая, 1999; Карцевский, 1984: 131; Романов, 1990: 116; Aijmer, 2004: 103-125; Ameka, 1992; Fries, 1990; Wilkins, 1992 и др.). Тем не менее, синтаксическая автономность междометий не может считаться решающим фактором для причисления языковой единицы к классу междометий, потому что 1) границы класса междометий размываются синтаксически самостоятельными этикетными формулами, устойчивыми словосочетаниями, фразеологизмами и 2) междометия могут также выступать в качестве составных элементов высказываний или занимать финальную позицию (см., например, в исследованиях В.Д. Девкина (1965), А.А. Романова (1990), Н.Ю. Шведовой (1957; 1960)).

Заслуживающим внимания для конструктивного анализа междометий в различных синтаксических позициях является замечание Н.Ю. Шведовой, что «междометия и междометные сочетания не просто «прибавляются» к предложению или к его члену, а выступают в качестве одного из структурных элементов синтаксических конструкций определенного типа» (1960: 262; см. также: Девкин, 1965: 203).

Заметим, что изучение конструктивных особенностей междометий в современной лингвистике так и осталось на уровне анализа «грамматичности / неграмматичности» этих элементов. Причина в том, что первичные междометия типа эх, ой, ну и т.п. характеризуются предельной сжатостью формы, а синтаксис до начала 80-х годов 20-го века занимался полным предложением, исследуемым вне контекста. Вышеобозначенным подходам к анализу междометий не свойственно рассмотрение специфики использования междометий говорящим субъектом в процессе речи. Поэтому ограничение плоскостью грамматической системы языка не дает возможности выявить какие-либо типы манифестационных схем междометных высказываний, определить их семантическую и регулятивную сущность.

Для выявления структурных типов реплик с междометием представляется важным учитывать, что междометная реплика, как и любое высказывание, принадлежит динамической системе речевого общения «говорящий <> слушающий». С этих позиций A.A. Романовым (1990) были выявлены некоторые закономерности синтаксического комбинирования междометия с другими структурными единицами в пределах репликового шага и блока репликовых шагов, объединенных в один интерактивный ход.

Тем не менее, рассмотрение вопроса о синтаксических особенностях междометных единиц не может считаться законченным (Харьковская, 1999: 14). Ведь какой бы то ни было разработки типологии междометных синтаксических конфигураций ни в отечественной, ни в зарубежной лингвистике не проводилось. В этом смысле важным для исследования регулятивной специфики междометий в речевых высказываниях явилось бы установление «образцовых синтаксических схем» (massgebende Satzschemata, Erben, 1961: 172) или «фундаментальных предложений», которые могут служить основой для изучения семантико-прагматической и метакоммуникативной специфики рассматриваемых единиц в эмотивном дискурсе.

Для адекватного описания интеръективных единиц эмотивного дискурса названных формальных признаков недостаточно.

Выделенные в самостоятельный лексико-грамматический класс впервые, по утверждению И.Н. Кручининой (1998: 290), в латинской грамматике Варрона (1 в. до н.э.), междометия в последующей лингвистической традиции описывались неоднозначно. Так, в языкознании существуют противоположные точки зрения на место междометий в языковой системе среди других классов слов.

Первая точка зрения связана с признанием способности междометий функционально сближаться с разными частями речи (В.В. Виноградов, М.В. Ломоносов). Сторонники этой точки зрения, изучая историю возникновения, структуру междометных образований и их функции в речи, отводят междометию свое место в системе частей речи или подчеркивают «изолированность» от других лексических единиц, не делают резкого разграничения между их эмотивным и неэмотивным значениями (В.Г. Адмони, Ф.И. Буслаев, В.В. Виноградов, А.И. Германович, В.Д. Девкин, М.В. Ломоносов, Ф.Ф. Фортунатов, А.А. Шахматов, Н.Ю. Шведова).

Сторонники второй точки зрения описывают междометия как чуждые синтаксическому строю языка. А.Н. Гвоздев, А.М. Пешковкий, А.А. Потебня, А.А. Реформатский, Л.В. Щерба, Л.А. Булатова поддерживают мнение о том, что междометия не способны вступать в отношения с другими словами, поэтому исключаются из системы частей речи и в целом из общей языковой системы в «недифференцированную кучу слов» (Щерба, 1974: 147).

Сложности определения частеречного статуса междометия обусловили наметившееся в языкознании 50-70-х гг. XX века стремление к их систематизации по грамматическому признаку (морфологическому: изменяемость / неизменяемость, парадигматика; синтаксическому: сочетательные возможности с другими словами в предложении, способ связи, синтаксическая функция элемента в предложении) и отсутствие системно-иерархического описания их общей семантики. Таким образом, отмеченные колебания в установлении частеречного статуса междометий порождены разными подходами к определению понятия «часть речи». Теория классов слов не позволила четко обозначить место междометия в системе языка vs. речи и, тем более, отобразить все специфические свойства междометий и нюансы их «поведения» в речи (Протасова, 1999) потому, что были выбраны грамматические оси системы координат этих использования лексических единиц в построении предложений.

В современном языкознании все еще остается актуальной нерешенная проблема об определении границ класса и классификации междометий (Середа, 2003; 2004; 2005; Шаронов, 2004) «для дальнейшего непротиворечивого описания в едином формате» (Шаронов, 2004: 661). Основой здесь служат попытки изучения семантико-прагматической функции междометий в речевом общении путем (не всегда удачного) совмещения идей и методов лексикологии, лексикографии, прагмалингвистики, этнолингвистики, антропологии.

В большинстве случаев анализ содержательной стороны междометий базируется на дифференциальном подходе к семантике слова и строится по принципу деления междометий на группы по значению (например: Блинова, 2002; Кручинина, 1998; Середа, 2005; Шаронов, 2004). Представим наиболее часто встречающийся принцип выделения семантических групп / разрядов интеръективных единиц в отечественной лингвистике (см., например, работы А.А. Романова, А. Вежбицкой, Н.Р. Добрушиной, Б.Л. Иомдина, С.Э. Максимовой, И.А. Шаронова).

Междометия первой группы называют эмотивными, они передают чувства говорящего: фи выражает презрение, отвращение, а немецкое междометие tja - Междометия, которые сигнализируют, что говорящий получил какую-либо новую информацию и соотносит ее со своими знаниями и представлениями, называют когнитивными (А.А. Романов, С.Э. Максимова, А. Вежбицкая, Н.Р. Добрушина, Б.Л. Иомдин, И.А. Шаронов): а-а, ага, м-м-м, гм, вот как и т.п. Традиционно выделяются в отдельную группу императивные (побудительные, волитивные) междометия, выражающие желания и побуждения. К таким междометиям относятся, например, ау, тсс, эй, брысь и zuck, tross в немецком языке.

Возникающие трудность описания значений междометий связывают с нерасчленимостью выражаемого ими значения (Гак, 1998: 262; Quirk и др., 1972: 413) и имплицитностью связи междометия с понятийно-предметной (референтно-денотативной) сферой.

По сути, анализ семантической структуры междометия ограничивается выделением системного, или обобщенного, значения, представленного как совокупность дифференциальных значений (например, эмоционально-оценочные междометия со значением осуждения, удивления, радости, одобрения и т.п.), абстрагированными от их практического применения говорящими субъектами в речевом общении.

Системное значение междометия как элемента лексической системы языка представлено в толковых и энциклопедических словарях следующим образом: «восклицание», «выражение чувств», «призыв». Для примера приведем словарные статьи о междометии в немецком и русском языках. В немецком языке: (8) аch! «(Interj.) als Ausdruck des Schmerzes, der Betroffenheit, des Mitleids o.a.» (Deutsches Universalwцrterbuch Duden, 1989: 76), «(межд.) как выражение боли, смущения, сожаления и под.». В русском языке: (9) а «Восклицание, которое употребляется для выражения узнавания, ...для выражения радости, удовольствия при виде кого-либо, чего-либо, ...для выражения припоминания, догадки, удивления...» (Словарь структурных слов русского языка, 1997: 24).

Как видим, в словарях дается узкое и не дифференцированное толкование междометия как средства выражения чувств, не учитывается характер связи между употреблением этой единицы человеком как членом определенного социума и типичными ситуациями ее использования в соответствии с правилами и конвенциями коммуникативного поведения людей, принятыми в данном обществе)

В этой связи можно упомянуть, например, подход Е.Г. Борисовой (2005: 123-126) к описанию эмотивного компонента семантики междометий по приципу: выделение общего значения - функции - частного значения. Толкование значения должно «показывать связь с общим значением, что отражает предполагаемую деятельность слушающего, и с выполняемой функцией» (там же, с. 124): например, у междометия ох общее значение - «ощущение тяжести», функции и частные значения - «1. Функция «реакция на боль» Ох, спину ломит! Значение: говорящий испытывает неприятное чувство, боль для него тяжесть. 2. Функция «сожаление» Ох, извини! Ох, как это некстати! Ох, бедняжка! Значение: говорящий испытывает неприятное чувство, происшедшее вызывает у него чувство тяжести из-за недовольства чем-то, что вредит ему и собеседнику» и т.п. (там же, с. 125). По нашему мнению, анализ семантики междометия по такому методу наталкивается на непреодолимые преграды в том плане, что, вероятно, эмотивный компонент должен «прочитываться» на основе иллокутивного компонента значения или параллельно ему. С учетом этого положения приходиться признать, что в высказывании Ох, извини! эмотивным компонентом будет «сожаление» в том случае, если реплика выполняет контактивно-регулятивную иллокутивную функцию «извинение» (в терминах А.А. Романова (1988)). Эмотивный компонент такого высказывания с иллокутивной функцией несогласия или возражения может интерпретироваться неоднозначно.

Ввиду того, что всеми учеными признавалось (и до настоящего времени остается бесспорным) отсутствие у этих единиц предметно-логического значения (Карцевский, 1984; Медведева, 1980: 121; Экспрессивность, 1998 и др.), то единственно возможным считалось приписать этому лексическому классу слов значение эмоционального состояния говорящего. Ср. определения междометий у исследователей разных лингвистических школ и эпох: «Междометие по значению своему составляет особый отдел, потому что выражает не логические отношения и не разнообразие предметов речи, а ощущения говорящего» (Буслаев, 1959: 597); они «не выражают идей, но... выражают чувствования, испытываемые говорящими» (Фортунатов, 1956: 423); «это класс неизменяемых слов, служащих для нерасчлененного выражения чувств, ощущений, душевных состояний и других (часто непроизвольных) эмоциональных и эмоционально-волевых реакций на окружающую действительность» (Русская грамматика, 1980); «неизменяемое слово, служащее для выражения эмоций и других реакций на речевые или неречевые стимулы» (Н.Р. Добрушина, электронная энциклопедия «Кругосвет»); «неизменяемая и не имеющая специальных грамматических показателей часть речи, служащая для выражения чувств и волевых побуждений» (Ефремова, 2000); «указывают на действие, не называя его, и служат для нерасчлененного выражения чувств, ощущений, душевных состояний и других (часто непроизвольных) эмоциональных и эмоционально-волевых реакций на действительность» (Середа, 2002: 15).

Описание семантики конкретных междометий «через слова-дефиниции эмоций» (Вежбицкая, 1999: 636) как некий семантический инвариант эмоционально-оценочного значения слишком ограничено, ибо любая эмоция конкретизируется контекстом, типом социальных отношений между коммуникантами, следовательно, и выражение чувств и эмоций варьируется в зависимости от экстралингвистических условий использования этой единицы (Романов, 1990: 115). Кроме того, раз «любой мыслительный и коммуникативный акт пронизан эмоциями» (Шаховский и др., 1998: 65; также Волошинов, 1995: 296; Шаховский, 1984; Шаховский, 1987; Fiehler, 1990: 169), то, очевидно, проявление в междометиях психического состояния говорящего имеет сопутствующий характер. Абсолютизация признака эмоционального состояния субъекта в значении междометий не приносит пока существенных результатов.

Как видим, семантическое толкование (выделение обобщенного и частных значений) лексических единиц в словарных статьях не дает пользователю языка информации об их использовании в практике межличностной речевой коммуникации, ведь лексикографическое отражение значения междометия опирается на системно-формальное представление языка.

В «Русском семантическом словаре» (1998) под общей редакцией Н.Ю. Шведовой междометие относится к словам квалифицирующим. В словарных описаниях языковых единиц представлены их лексические значения, которые соотносимы с понятиями. Так, у междометий, как слов квалифицирующих, - это «понятие об оценке, возможности выразить субъективное отношение к кому-чему-либо». См. в качестве сравнения: «у именующих слов - это понятие о предмете (о живом существе, вещественной реалии, явлении), о признаке, состоянии или процессе; у слов указующих - понятие о любых данностях физического или духовного мира (об отвлеченных сущностях, предметах, процессах, признаках) как о том, что может быть означено не содержательно, а по признаку вычлененности из бесконечного множества подобных; у слов связующих - это понятие о том или ином виде отношения, зависимости между кем-чем-либо». Очевидно, что со строго философской или логической точки зрения такая характеристика междометий не может быть названо понятием, хотя и указывает на сущностное различие содержательного потенциала между междометиями и другими категориями (классами, разрядами и т.п.) слов.

Словари решают нормативные и нормативно-этические вопросы использования слов, но упускают коммуникативный аспект употребления «маленьких слов» в речевом общении (Вежбицкая, 1999: 612; Григорьева, 1998: 55; Мартынюк, 2004; Malige-Klappenbach, 1980). Действительно, при семантическом описании междометий не принимается во внимание тот факт, что эти единицы существуют в диалоге в качестве прямой речи. Ведь при передаче чужой речи они могут быть опущены (Волошинов, 1995: 344; Карцевский, 1984: 131), например, ср.:

(10) Эк, спит-то! - сказал Захар, - словно каменщик. Илья Ильич! (И. Гончаров) и: (11) Захар сказал, что Илья Ильич спит словно каменщик.

Поэтому анализ значения междометий, даже если назначение междометий в дискурсе заключается только в манифестировании эмоций и чувств коммуникантов, необходимо проводить с учетом их роли в диалоге (Протасова, 2005: 162). Такой анализ «должен опираться на содержательную характеристику речевых произведений, т.е. диалогических шагов, в которых используются междометия» (Романов, 1990: 115). Тогда с этих позиций 6удет возможным представить не только семантическое, но и функциональное описание междометной практики в дискурсе (ср., например, Словарь структурных слов русского языка (1997), где лишь частично рассматривается функциональный аспект междометий).

Таким образом, постулирование системного и дифференциальных значений междометий «носит, скорее, априорный характер» (Романов, 1990: 115) и не позволяет учесть весь потенциал семантических признаков, проявляющихся в тех или иных экстралингвистических (контекстных, ситуативных) условиях (об интециональном подходе к семантике слова см.: Скребнев, 1985) актуализации смысловой структуры междометия.

В современной лингвистике наблюдается еще одна тенденция в исследовании этих слов - с позиций языковой личности, реализующей себя в дискурсивном общении как носителя культуры в лингвистических и экстралингвистических условиях реализации своих намерений и установок, что обусловливает рост интереса как к общим, стереотипным элементам образа мира, так и его национально-специфическим моментам.

«Культуроспецифичность» междометий (а также частиц, коннекторов, других дискурсивных единиц) активно изучается с точки зрения их адекватного использования в эффективной / успешной межкультурной коммуникации, попутно решаются вопросы их перевода на иностранный язык (Арутюнова, 1999; Вежбицкая, 1999; Городникова, Добровольский, 1998; Горохова, 1998; Карлова, 2000; Могутова, Антонова, 2000; Николаев, 2003; Румак, 2003; Шаховский, 2004; Чернышева, 2004; Aijmer, 2004; Doherty, 2003; Franz, 2001; Heggelund, 2001; Kцnig, Siemund, 1999; Kunzmann-Mьller, 1989; Lieflдnder-Koistinen, 1989; Rasoloson, 1994; Reske, 1982; Sadowska, 1988; Schlieben-Lange, 1979; Werner, 1981; 1991).

Следует, однако, заметить, что имеющие на данный момент изыскания по этому вопросу, к сожалению, не представляют собой комплексного исследования, где бы наряду с данными этнолингвистики и этносоциологии привлекались бы методы фреймового моделирования речевой коммуникации, социальной психологии, теории речевой деятельности, дискурсологии. Представляется, что такой подход позволил бы изучить междометия как особую разновидность речевой деятельности, концептуализации интерактивной действительности человеком и ее репрезентации в национальной языковой картине мира.

Вместе с тем, накопились обширные лингвистические знания в области теории речевых актов, конверсационного анализа, прагмалингвистики, которые позволили рассматривать междометия с точки зрения использования их в речевой практике (Городникова, Добровольский, 1998; Девкин, 1965; Вежбицкая, 1999; Григорьева, 1998; Романов, 1990; Ameka, 1992; Ehlich, 1986; Keller, 1981; Rasoloson, 1994; Wilkins, 1992 и др.).

Так, А. Вежбицкая в работе «Семантика междометия» (1999) рассматривает широкий круг вопросов, связанный с междометиями, полагая, что междометия не являются речевыми актами, так как не обладают иллокутивной силой (по ее мнению, нет компонента «Я говорю»). Отметим однако, что компонент «Я говорю» присущ всем «живым» высказываниям говорящего субъекта, коль скоро мы имеем дело с единицами речи. С другой стороны, наличие этого компонента в семантико-прагматической характеристике междометия могло бы привести к явлению плеонастичности (о плеоназмах в языке см.: Вежбицкая, 1978). По поводу избыточности выражения смыслов позволим себе одну цитату. «Язык вырабатывает свои модели в согласии со своим «тактом» (мерой, целесообразностью), ориентируясь на «комфортность» выражения, но отнюдь не в соответствии с тенденцией экономии (посредством которой подчас стремятся объяснить имплицитность). В языке, по всей вероятности, нет ни экономии, ни избыточности, ни недостаточности средств выражения. Язык имеет оптимальную организацию, основанную на принципе достаточности средств выражения. Экономию или избыточность можно усмотреть в языке, лишь сосредоточивая внимание на отдельных формах выражения, взятых в отрыве от всей системы языка, а также в отрыве от речи» (Панина, 1979: 49).

А. Вежбицкая предлагает свое определение понятия междометия, это - «языковой знак, выражающий текущее ментальное состояние говорящего» (1999: 616), уточняя при этом, что значение междометий «значительно более конкретное, нежели просто какая бы то ни было эмоция» (1999: 635). По ее мнению, все междометия, исключая звукоподражания, делятся на три типа, каждому из которых внутренне присущ определенный семантический компонент: эмотивные (с компонентом «Я чувствую»); волитивные («Я чего-то хочу») и когнитивные («Я нечто думаю», «Я нечто знаю»). Каждый из семантических компонентов образует семантический инвариант того или иного междометия. Исследование семантики, а именно разложение значения до конфигурации элементарных смыслов, специфика которых определяется лингвистическим ареалом использования междометий и культурными особенностями носителей того или иного языка, А. Вежбицкая проводит с помощью универсальных примитивов.

Разделение А. Вежбицкой всего корпуса междометий на три типа кажется нам неправомерным, поскольку в процессе коммуникации между людьми вполне обычной является диффузность смыслов в одной и той же формальной единице, используемой в том или ином контексте. Например, междометия, относящиеся к эмотивным или когнитивным (априорным носителям соответственно компонента «Я чувствую», или «Я нечто думаю / знаю»), как и любой произносимый знак произносится с какой-то целью, когда говорящий чего-то «хочет», будь то изменение ситуации или изменение сознания слушающего (ср., однако: Зализняк, 1984: 87). И если семантический компонент «говорить» при описании значения междометий можно опустить, так как он подразумевается самим фактом говорения, то целевой компонент «хотеть» или, по-другому, «говорить для чего-то, с определенной целью», именно в силу принадлежности междометия к процессу говорения нельзя оставить без внимания (Романов, 1982).

С другой стороны, из самого определения, данного А. Вежбицкой междометиям, следует, что раз междометия указывают «на ментальное состояние или ментальный акт говорения», то и междометия волитивного разряда несут нагрузку «эмотивности» и «когнитивности», т.е. когда при волеизъявлении говорящим «нечто чувствуется» и «нечто думается». Таким образом, описывая высказывание с междометием как предикативную единицу с предикатом состояния, А. Вежбицка не решает вопрос, обладают ли междометия иллокутивной силой, т.е. целенаправленностью. Вместе с тем, остается невыясненным и проблема соотнесения междометия с речевым актом.

Эту же задачу в работе «Значение фатических и волитивных междометий» ставит Ф. Амека (1992). Решая проблему «междометие = речевой акт», он рассматривает содержательную характеристику двух классов междометий, волитивных (volitive / conative), которые направлены на слушающего, и фатических (phatic), используемых для поддержания социального и коммуникативного контакта, - в сравнении со словами-формулировками (formulaic words, one-word routines). И волитивным (типа нем. psst! «Я хочу тишины» или brr! «Я чувствую холод») и фатическим (типа англ. aha! «Я понимаю» или oops! «Я смущен») междометиям, gо его мнению, присущ семантический компонент «Я чувствую / думаю / хочу {X}» (ср.: Вежбицкая, 1999). Семантику волитивных междометий можно истолковать как действование (acting out): «Я делаю поэтому это: {голосовой жест)», - тогда как в содержательной структуре фатических междометий в наличии иллокутивный глагол «говорить»: «Я говорю поэтому это: {голосовой жест}». Из этого определения не ясно, направлены ли фатические междометия на слушающего. Ведь если какой-то языковой феномен рассматривается как элемент речевой коммуникации, то говорящий использует этот элемент, с учетом того, слышит ли его кто-нибудь, а также принимая во внимание социальные и культурно-специфические характеристики потенциального собеседника.

Вопрос о том, являются ли междометия речевыми актами, решается Ф. Амекой в духе Дж. Серля следующим образом, если лексическая единица, конституирующая неэллиптичное высказывание, может быть описана с помощью парафразы иллокутивной цели «Я говорю это, потому что...», то она является речевым актом.

Принципиальное различие междометий и слов-формул (типа лексических единиц, англ. goodbye! sorry! welcome! thankyou! (сохранено авторское написание этих лингвистических элементов)) Ф. Амека видит в том, что в семантико-прагматической структуре первых нет конституирующего речевой акт компонента - иллокутивного диктума, в то время как формулы имеют такой компонент значения: «Я говорю: {X}. Я говорю это, потому что я хочу, чтобы ты...», - поэтому «интеракциональны» и являются речевыми актами (1992: 269). Кроме того, у междометий нет адресата, но может быть «намеренный» интерпретатор (intended interpreter), который в экспликациях значений представлен как «ты». В большей степени в лингвистическую систему включены волитивные междометия, потому как они направлены на того, от кого можно ожидать выполнения желания говорящего. Тем не менее, признается тот факт, что междометия обладают коммуникативной функцией, схожей с иллокутивной силой слов-формул.

Поэтому Ф. Амека относит все междометия к лингвистическим знакам, которые в своей семантической структуре не содержат целевого значения, иллокутивного диктума (illocutionary dictum), представленного в высказывании говорящего в виде «смеси (amalgam) мыслей, чувств, намерений, целей и пропозиций» (1992: 247), и которые, следовательно, не являются речевыми актами.

Исследуя междометия в рамках прагматической теории речевых актов, Ф. Амека не учитывает, например, коммуникативно-прагматическую роль слушающего, проблему условий и правил успешного достижения каких-либо целей партнерами по интеракции, что, возможно, и повлияло на подобные выводы. Но, с другой стороны, поскольку сама эта теория не рассматривает многие проблемы (эквипотенциальность системы говорящего и слушающего; структурный - этапный и фазовый - характер протекания взаимодействия партнерами по коммуникации; функциональная вариация типов речевой интеракции в соответствии с типом иллокутивности; динамическая и стратегическая природа речевого общения (Безменова, Герасимов, 1984; Романов, 1988)), то и невозможным был полный и объективный анализа междометного высказывания с точки зрения его диалогоорганизующей и диалогоуправляющей функции в речевом взаимодействии. Очевидно, все проблемы анализа междометного высказывания и междометия как строевой единицы высказывания кроются в теоретической базе, основе, на которую опирается тот или иной исследователь.