Прагматика дискурса малых форм

(79) Moderator. Herr Ftkinhuer, Oberstaatsanwalt in Berlin! Wer hat die Macht im Knast?

Hans-Jurgen Ftkinhuer. Gute Frage, дh. (К. Brinker, F.S. Sager) и приблизительно такое описание интеръективного комплекса: (80) «Gute Frage, ich schдtze hoch ein, dass Sie mir solche (interessante) Frage gestellt haben.»

Интеръектив в данных фрагментах сигнализирует об активном участии говорящего в обмене диалогическими шагами и об интересе к обсуждаемой теме, так как содержит имплицитную оценку речевого вклада собеседника, оценку тематической направленности коммуникации и, возможно, оценку осведомленности и эрудиции партнера (см. диалоги 78 и 79). Исходя из вышесказанного, интеръективные единицы этого разряда можно рассматривать «как индикаторы иллокутивной направленности различных оценочных действий» (Романов, 1990: 119), которые отражают уровень отношений между участниками общения в типовом сценарии.

Отметим, что хотя характерной особенностью для всех вариантов интеръектива гм / hm является минимальная манифестация эмоциональных состояний при внутреннем речевом оформлении высказывания («Auswirkungen auf die innere sprachliche Gestaltung der ДuЯerung»: Fiehler, 1990: 171; см. также: Burkhardt, 1982; Willkop, 1988), эмоционально-оценочное значение дискурсивов этого разряда сводится к передаче и принятию информации, как правило, без оценки ее положительно «+» или отрицательно «-» (ср. фрагменты 53-62). Нейтральность оценки полученной информации, возможно, объясняется тем, что для говорящего важно развитие речевого взаимодействия по обозначенной теме в пределах типового иллокутивного фрейма, а не обсуждение отношения к проделанному взаимодействию. Ср. диалогические фрагменты, в которых субъективная оценка услышанного не эксплицирована, русс.:

(81) Хрущов. Серебряковы у вас живут?

Юля. У нас.

Хрущов Гм... (А.П. Чехов) и нем.:

(82) Frau. Дh, kennst du den... den organisatorischen Kram ьber Frеderick Taylor und Bischopstage und all das ganze Zeug?

Mann. Mhm. (I. Samel)

В оценочно-смысловом плане интеръективы гм / hm в структуре высказывания не всегда однозначно могут быть интерпретированы слушающим, так как в зависимости от коммуникативной установки говорящего субъекта используются в экспрессивных контекстах удивления или (+) одобрения, согласия и (-) неодобрения, несогласия, сомнения:

(83) - ...Вам отрежут голову!

Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:

- Кто именно? Враги? Интервенты?

- Нет, - ответил собеседник, - русская женщина, комсомолка.

- Гм... - промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, - ну, это, извините, маловероятно. (М. Булгаков) Или:

(84) - Гм…- сказал Коновалов, почесав голову, - а пишешь ты неважно. (М. Горький)

Семантическая диффузность этих интеръективов позволяет говорящему камуфлировать свои эмоциональные переживания:

(85) Andrea. In Paris und Prag glaubt man, es sind Dьnste von der Sonne.

Federzoni. Hm.

Andrea. Federzoni bezweifelt das.

Federzoni. LaЯt mich gefдlligst drauЯen. Ich habe «hm» gesagt, das ist alles. (B. Brecht). Ср. также в русском языке интеръектив а:

(86) - А! - промолвила Анна Васильевна.

- А! Что: а? - подхватил Николай Артемьевич. - Ужель и вы заражены предрассудками?

- Да я ничего не сказала... - начала было Анна Васильевна.

- Нет, вы сказали: а!.. (И.С. Тургенев)

Интеръектив гм / hm и его варианты в интродуктивной позиции в структуре высказывания могут также вводить субъективную оценку речевого шага партнера по общению, причем включенная синтаксическая конструкция как бы дублирует имплицитное оценочное значение интеръектива и «мотивирует» его употребление в эмотивном дискурсе. Ср. фрагменты диалогов (61, 86) и еще, в немецком языке:

(87) Der Sherry hatte Jocks Zunge ein wenig gelцst. Deshalb erzдhlte er seinem Bruder.

«Heute morgen hat der Pastor gemeint, wir knnten ein bisschen junge Gesellschaft auf Benchoile brauchen.»

«Hm, keine schlechte Idee... Stramme Burschen und hьbsche Mдdchen...» (R. Pilcher) и в русском языке:

(88) Табардин (вполголоса). Этот господин к тебе пришел?...

Даша. Он актер, очень талантлив. Мы все тут, по-дачному, влюблены немножко...

Табардин. Гм, как странно. Помнишь у Гоголя… (А. Толстой)

Таким образом, появление интеръективов в речи говорящего индивида обусловлено эмоционально-оценочным восприятием и переживанием этого фрагмента, неопределенность позитивного негативного эмотивного компонента в содержании дискурсивной практики снимается за счет включенных в ее структуру лексем или лексико-синтаксических групп, выражающих ту же реакцию с большей детализацией и уточнением.

Рассмотрение коммуникативной функции дискурсивных практик гм hm позволило сделать следующие выводы: 1) интеръективы сигнализируют слушающему о мыслительных процессах, сопровождающих обмен информацией; 2) использование интеръективов в интродуктивной позиции к включенной конструкции носит эвристический характер; 3) интеръективные единицы в постпозиции к включенной конструкции обусловливают оценочный характер всего дискурса и играют роль резюмирующего элемента 4) интеръективы могут интерпретироваться слушающим по-разному (но в пределах функционально-семантического потенциала), что позволяет автору камуфлировать свои эмоциональные переживания.

Содержательная характеристика интеръективных дискурсивных практик гм hm была описана с помощью глаголов говорения, глаголов, обозначающих процессы ментальной деятельности и восприятия, и представлена в семантических моделях следующих типов:

1) «Я (здесь, сейчас) говорю, обдумываю, ищу / выбираю репликовый шаг-вариант, продолжаю выступать в роли говорящего». Семантическая и функциональная специфика интеръективных реплик-практик характеризуется содержательными признаками:

функциональное заполнение паузы;

сигнализирование о желании и намерении сохранить за собой роль говорящего;

стимуляция партнера по общению к совместной мыслительной деятельности;

обозначение мыслительных операций, протяженных во времени.

2) «Я (здесь, сейчас) слышу, идентифицирую вопрос, обдумываю, готов информировать шагом ответа». Интеръективные дискурсивы в русском и немецком языках:

выступают в качестве сигналов поддержки;

упорядочивают следование реплик говорящего и слушающего;

объединяют речевые шаги инициатора и адресата в один интерактивный ход.

3) «Я (здесь, сейчас) слышу, идентифицирую ответ, обдумываю, продолжаю выступать в роли говорящего» или: «Я (здесь, сейчас) слышу, согласен со сказанным, мне пришла в голову мысль, хочу выступить в роли говорящего». Интеръектив гм hm в эмотивном дискурсе сигнализирует о том, что говорящий субъект:

реагирует на полученную информацию;

фиксирует тему диалогического общения;

сохраняет роль инициатора обмена речевыми шагами в заданном тематическом пространстве;

активизирует партнера продолжать общение по данной теме.

4) «Я (здесь, сейчас) слышу, обдумываю, идентифицирую информацию партнера, выступаю в роли говорящего»: а) «Я (здесь, сейчас) слышу, идентифицирую информацию партнера по общению, обдумываю, продолжаю выступать в роли говорящего»:

реагирование на полученную информацию;

взятие репликового шага;

инициация новой темы интеракции;

б) «Я (здесь, сейчас) слышу, не могу идентифицировать информацию партнера по общению, пытаюсь следующим шагом продолжить речевую коммуникацию»:

реагирование на полученную информацию;

невозможность / нежелание идентификации информации;

обозначение мгновенных, ультракоротких мыслительных операций.

Эмотивный компонент в содержательной структуре интеръективных практик отличается нерегулярностью своих проявлений.

Как показал анализ семантических особенностей интеръективынх практик четырех типов содержательных структур, общими для интеръективных дискурсивов являются следующие узловые концепты: думать, т.е. совершать мыслительные процессы, и способность выполнять делиберативную функцию, т.е. выступать в качестве сигналов обратной связи и элементов, заполняющих паузы.

Вышеобозначенная семантическая характеристика подтверждает гипотезу А.А. Романова (1990), что интеръективы гм / hm «выполняют роль маркеров таких действий, которые сопровождают КОГНИТИВНУЮ (ПОНЯТИЙНУЮ) деятельность партнеров в типовом диалоге» (Романов, 1990: 124). Динамический (акциональный) характер использования дискурсивных практик малой формы проявляется в экспликации процесса ментальной обработки информации, направленности на скоординированную организацию обмена репликовыми шагами и соотнесенности шага со сценарным фреймом или этапом фреймового развития диалогического общения.

3.4 Апеллятивные интеръективные единицы в иллокутивной организации дискурса малых форм

Как известно, ни одно слово или выражение, которое использует говорящий в процессе речи, не может быть лишено оценочного компонента значения, поэтому является всегда «оценивающей ориентацией» (Волошинов, 1995: 323). Несомненным является тот факт, что интеръективные единицы всегда служат признаком эмоциональной реакции говорящего на некоторый фрагмент реальной действительности, личность собеседника или его речевой вклад в диалогическое общение. И, все же, оценка - «побочное, сопровождающее явление языкового значения» (там же), поэтому, как представляется, эмотивный компонент значения интеръективных единиц не всегда является доминирующим или тем более единственным в их содержательной характеристике. Это предположение касается, прежде всего, дискурсивных практик эй, э, эгей, эге-гей в русском языке и ei, hey, he, heh, heda, hallo, huhu в немецком языке.

Следует сразу обратить внимание на то, что дискурсивные единицы эй и эх в русском языке обладают различной смысловой нагрузкой, так как «у междометий, оканчивающихся на -j, однообразнее и теснее круг значений» (Виноградов, 1986: 618). Здесь отметим также, что конечный согласный в интеръективах эх и эй обусловливает содержательный аспект высказываний (Виноградов, 1986: 617; Борисова, 2004): дискурсивная практика эх в отличие от дискурсивной практики эй способна передавать оценочное значение, но не значение привлечения внимания. Для сравнения приведем описание речевого произведения эх: (89) «Эх, а ты, оказывается, дома!» с помощью парафразы (90) «Я удивлен, что ты дома» и дискурсива эй: (91) «Эй, ты дома?» в виде парафразы (92) «Я спрашиваю, дома ли ты, зову тебя откликнуться». Ср. еще малую форму эй в русском языке:

(93) - Эй, вы! Это наша территория! (Э. Райс) и в немецком языке:

(94) Babette. He, ihr! Das ist unsere (Kanone - C.Н.)! (B. Brecht) и также синонимичные реплики «Hey, ihr! / Heda, ihr! Hallo, ihr!».

При анализе семантико-прагматической специфики интеръективов этого разряда будем опираться на фреймовое представление организационной структуры эмотивного дискурса.

Так, во фрагменте (95) Князь. ...Эй, люди!.. Повара!.. (А. Толстой) фреймоорганизующими элементами речевого взаимодействия являются говорящий (князь = инициатор общения), адресат («люди») и ситуация привлечения внимания («Я здесь. Я начинаю говорить. Я зову тех, кто относит себя к категории людей. Ты вы должен должны откликнуться!»), которая привязана к месту и моменту актуализации речевого произведения «...Эй, люди!» (здесь и сейчас).

Дейктический элемент «здесь» в содержательной структуре интеръективной практики важен для успешного закрытия шага «Эй!» адресатом (т.е. его вступления в процесс обмена диалогическими шагами) и является «решающим фактором идентификации местонахождения говорящего» (Падучева, Крылов, 1984). Локальная характеристика практики эй и ее немецких вариантов в дискурсе определяется пространственными пределами, необходимыми для того, чтобы адресат имел возможность услышать (воспринять) говорящего и отреагировать.

Интеръективные единицы эй / hey используются говорящим субъектом на первом этапе начальной фазы обмена репликовыми шагами, когда вырабатывается платформа общих действий партнеров по дальнейшему взаимодействию. К условиям успешного продвижения по сценарному фрейму от фазы начала к фазе реализации глобальной цели относятся предварительные условия, суть которых заключается в установлении формы управления взаимодействием и степени интенсивности воздействия друг на друга, выявлении коммуникативно-социальной характеристики партнера.

Социально-коммуникативная характеристика общающихся - социальный статус, основанный на равноположенности, доминировании или подчинении одного коммуниканта другому, и коммуникативная позиция интерактантов в конкретном речевом акте (инициатор общения - адресат) - выявляет допустимые способы выражения интенции лексико-грамматическими средствами, т.е. на тематическом и манифестационном уровне актуализации высказывания в типовом интерактивном фрейме. Фактор местонахождения (потенциального) партнера по общению является решающим для определения социально-ролевых отношений между говорящим и адресатом интеръективной практики.

Как видно из приведенных фрагментов (93-95), в интеръектив может сопровождаться вокативом, выполняющим роль указания на адресата речевого действия, социальнодистинктивную функцию и выявляет отношение говорящего к адресату. Например, вокатив в форме личного местоимения указывает на адресата, который а) находится в поле зрения говорящего, б) не знаком говорящему и в) социальный статус которого не известен и до начала общения не определен, ср. примеры (93, 94) и также:

(96) Завалишин. Эй, где здесь люди? (А. Толстой)

96а - Эге-гей! Лодка! Сюда! Тотчас с реки ответил мальчишеский голос:

- Иду-у! (К. Паустовский) и нем.:

(97) - Hey! Ist da jemand? (G. Bevan)

(98) - Hallo! Wo bist du denn? (G. Bevan)

В приведенных примерах нет указания на лицо, к которому обращаются. Очевидно, ситуация предполагает, что инициатор диалогического взаимодействия знает об удаленности потенциального собеседника, с которым можно было бы установить речевой контакт. Адресат речевого взаимодействия по типовому иллокутивному фрейму может быть эксплицирован дополнительными речевыми действиями: в примере (98) - «Wo bist du denn?».

Содержательный объем дискурсивной практики с интеръективом эй и его семантическими аналогами в немецком языке в приведенных фрагментах можно продемонстрировать в виде следующей семантической конфигурации: «Я (здесь, сейчас) начинаю выступать в роли инициатора общения, зову тебя откликнуться, каузирую тебя выступить в роли адресата общения».

Сходную семантико-прагматическую функцию выполняют реплики с интеръективом ну. Ср., например, высказывание (99) «Ну вот и я!», в котором «реализуется семантическая перформативность» «Я утверждаю, что я здесь» (Формановская, 1986: 25), и ономатопеичные единицы куку / huhu и слово ау, хотя его первичное значение таково: «крик, которым взаимно обмениваются в лесу, чтобы не потерять друг друга» (Толковый словарь русского языка, 1996), в русском языке:

(100) «Куку! Ау! Ты где?» Из столовой доносится голос: «Иду, иду!» (кф «Убойная сила») и в немецком языке.:

(101) Huhu, Kind! Wo bist du? (M. Ende)

Использование говорящим инициирующей интеръективной практики-реплики с вокативом, т.е. когда говорящий эксплицирует свое знание и социальный статус адресата, свидетельствует об ожидаемом результирующем эффекте, который для говорящего в идеальном виде предстал бы в виде речевого шага адресата в любой форме. Успешность взаимодействия коммуникантов, таким образом, зависит от закрытия инициирующего шага говорящего реактивным шагом адресата в пределах одного интерактивного хода: «Я хочу (начинаю) говорить > Ты можешь (должен) говорить» (о смене репликовых шагов говорящего и адресата см.: Романов: 1988: 73-78). Приведенная импликативная пара речевых шагов свойственна началу интерактивного общения (Романов, 1988: 74). Стоит заметить, что появление интеръективных единиц эй hey не всегда сигнализирует о желании инициатора развивать вербальное общение с тем, кому они адресованы. Это может касаться прежде всего таких ситуаций, последствия каких-либо действий в которых могут быть нежелательны для слушающего. Ср. в русском языке:

(102) - Эй, стойте! Там лед тронулся! Стойте! (А. Арбузов) Или еще:

(103) Вера. Эй! Поезд! А-а-а! Вы что - пьяны?

Илья. К сожалению, нет. Не пьется, к сожалению. (Н. Павлова) Или ср. также в ситуации, когда говорящий предупреждает слушающего о движущейся навстречу машине, нем.:

(104) - Hallo, hallo! Vorsicht! (H. Martin)

В приведенных фрагментах дискурса говорящий фиксирует внимание слушающего на исходящей от какого-либо предмета, события опасности, сигнализирует быть осторожным, но не инициирует адресата начать речевое общение, т.е. вступить в обмен информативными шагами.

Семантическая характеристика интеръективного эмотивного дискурса эй hey может быть описана так: «Я (здесь и сейчас) начинаю выступать в роли говорящего, хочу, чтобы ты знал: что-то собирается произойти (-), предупреждаю / предостерегаю, каузирую тебя (быть внимательным) отреагировать в соответствии с ситуацией».

Для иллокутивного потенциала «Предостережения / Предупреждения» (суггестивного подтипа директивного фрейма в типологии А.А. Романова (1988; 1988а)) предварительным условием (А) является: предостерегать / предупреждать (Г, С, р) - А-1 > (считать) Г, быть в состоянии (С, совершать) С, р)))).

Дополнительными условиями для реализации данного иллокутивного фрейма являются следующие:

А-2 - неравноположенность или равноположенность коммуникантов по социально-ролевому статусу;

A-3 - компетентность говорящего по отношению к содержанию выполняемого действия;

А-4 - возможность следования указанному действию;

А-5 - отсутствие контроля со стороны говорящего.

Помимо этих каузальных цепочек в ФСП «Предостережение / Предупреждение» директивного типа реализуются также следующие параметры социальных форм коммуникации:

а) коммуникативная заинтересованность - в пользу инициатора, что дает ему право осуществлять контроль за ходом реализации глобальной цели;

б) сотрудничество - любое;

в) отношение - доброжелательное или нейтральное;

г) социально-ролевой статус равноположенности или доминанты одного коммуниканта над другим. Кодекс доверия основывается на большей заинтересованности инициатора и предписывает адресату не сомневаться в искренности намерений своего партнера;

д) положение дел в тематическом содержании инициирующей реплики для адресата затрагивает дискомфортность его состояния.

Следующими условиями актуализации фрейма суггестивного подтипа являются условия интенционального выражения (Б), которые конкретизируют характер директивной реплики и отношения адресата к ним (адресант желает совершения действия в свою пользу и побуждает адресата совершить указанное действие; наличие только положительного отношения адресата к своему ответному действию). Условия ожидаемого действия (УОД), т.е. условия результирующего эффекта (В), направлены на конкретизацию характера целевого назначения шага в соответствии с воздействующей направленностью иллокутивного потенциала: кто в чью пользу должен совершить ответное действие на интерактивном уровне. В рассматриваемом иллокутивном фрейме совершение ожидаемого действия происходит в пользу адресата. На основе приведенного описания условий ФСП суггестивов директивного иллокутивного фрейма представим фреймовый сценарий в виде интерактивных цепочек-ходов (см. подробно описание ФСП и структуру и представленную ниже запись интерактивных цепочек: Романов, 1988: 55-68):

Предостерегать / предупреждать (Г, С, р) - УПС > совершать (С, р) ^ будущее (р);

Предостерегать / предупреждать (Г, С, р) - А-1 > считать (Г, быть в состоянии (С, совершать (С, р)));

Предостерегать / предупреждать (Г, С, р) - А-2 > предполагать (Г, не предостерегать / предупреждать (Г, С, р) > не совершать (с, р));

Предостерегать / предупреждать (Г, С, р) - A-3 > Г=С ^ Р=1;

Предостерегать / предупреждать (Г, С, р) - А-4 > быть возможным (С, совершать (С, р));

Предостерегать / предупреждать (Г, С, р) - А-5 > быть компетентным (Г, совершать (С, р));

Предостерегать / предупреждать (Г, С, р) - УСГ > желать (Г, совершать (С, р));

Предостерегать / предупреждать (Г, С, р) - УИС > ручаться (Г, желать (Г, совершать (С, р));

Предостерегать / предупреждать (Г, С, р) - УОД > намереваться (Г, каузировать (Г, становиться (совершать (С, р)))).

Сделанные выводы позволяют рассматривать интеръективные практики эмотивного дискурса эй hey в роли конкретизатора функционально-семантического представления ситуации общения. Более того, названные дискурсивные единицы, участвуя в развертывании типового иллокутивного фрейма, призваны отражать типовую эмотивную форму, лежащую в основе интеракции.

Как уже говорилось выше, интеръективы исследуемого разряда сигнализирует о характере социально-ролевых отношений между инициатором взаимодействия и (потенциальным) адресатом, выявляя при этом степень приемлемости установления контакта с помощью выбранной вербальной формы. Добавим, что, во-первых, интеръективные комплексы с обращением в форме имени собственного или существительного, а в немецком языке также с личным местоимением «du», вполне допустимы среди людей, знающих друг друга или объединенных родственными или дружескими отношениями, т.е. когда отношения коммуникантов основаны на доминантности инициатора общения или на их социально-ролевой равноположенности, например, в немецком языке:

(105) - Ei, Vater, sieh den Vogel da! (J. Arbor) и еще:

(106) «Hey du, Constanze,» schrie er mir plцtzlich hinterher, als ich schon einige Meter weiter war. (E. Heller)

Во-вторых, в случае если говорящим неправильно установлен социально-ролевой статус адресата, в русском языке обращение «Эй!» и в немецком языке «Нe!» и «Hey!» (Wцrterbuch der deutschen Gegenwartssprache, 1978) понимаются как грубые и расцениваются как невежливые по отношению к собеседнику, альтернативным вариантом установления контакта является тогда использование вокатива, т.е. можно говорить о синонимичности выполняемых функций реплики с эй hey и вокатива в начале речевого общения. В большей степени такие высказывания нарушают принципы тактичной и вежливой коммуникации, если употреблены с личными местоимениями «ты» и «Вы / вы» (см. принципы вежливости: Лич, 1983: 107-110; категории речевого этикета, категории «такта или словесного этикета»: Волошинов, 1930: 24). (На вопрос, как понимается контактоустанавливающее высказывание «Эй!», все респонденты ответили, что воспринимают его как грубое; всего было опрошено 40 респондентов.) Например, русс.:

(107) - Эй, Вы! Оставьте девушку в покое! (Д. Корецкий) Ср. еще, нем.:

(108) Jemand stoЯt den Schlafenden an: «He - Sie! Hier darf man nicht schlafen! Schweigen Sie nicht!»

Рассмотрим подробнее интеръективную практику эй в следующем диалоге:

(109) - Эй, ты! Ну-ка подвинься!

- Не тыкай! (к/ф «Убойная сила»)

С помощью интеръективного репликового шага говорящий сообщает о своих претензиях по поводу непринятия адресатом во внимание индивидуальных интересов и целей говорящего, акцентирует внимание партнера по общению к внеязыковой ситуации, в центре которой и причиной появления которой является адресат. Говорящий негативно оценивает поведение адресата в данной ситуации (адресат занимает место, поэтому говорящий не может сесть) и считает интеръективную форму выражения недовольства и степень интенсивности воздействия (категоричность) релевантными для развития иллокутивного фрейма диалогической коммуникации (здесь, сейчас, с этим человека, выбранным на роль адресата). Инициатор общения не достигает цели, предписанной фреймовым директивным типом общения «Просьба / Требование», потому что адресат рассматривает невежливую просьбу как нарушение принципа коммуникативного сотрудничества и реагирует грубым и невежливым противодействием «Не тыкай!», сводя, таким образом, к нулю результирующий (перлокутивный) эффект инициирующего действия партнера.

Уже на первом этапе обмена репликовыми шагами между коммуникантами интеръективная реплика-практика «Эй, ты!» призвана сигнализировать о возможности наступления коммуникативного сбоя или даже рассогласования, вызванного асимметрией интенсивности выражения коммуникативного намерения говорящим (об этом типе КР подробно см.: Романов, 1988: 83). О полном коммуникативном разрыве может сигнализировать факт прекращения речевого контакта, если инициатор отступит от своей цели и или адресат уйдет от ответного репликового шага (но при условии, что инициирующий шаг партнера, пусть даже и в грубой форме, невыгоден). Ответственность за наступление и снятие коммуникативного сбоя или рассогласования, таким образом, несут оба коммуниканта. Для того, чтобы перевести общение в согласованное русло и блокировать коммуникативное рассогласование, необходимо 1) инициатору выбрать из ряда языковых средств другой способ выражения интенции (например, «Будьте добры! Не могли бы Вы подвинуться!») и быть готовым к возвращению на прежний этап взаимодействия, 2) адресату игнорировать форму обращения, если она не затрагивает его личностно-оценочную характеристику и не вредит «сохранению лица», и отреагировать ответным шагом-действием в соответствии с функциональными условиями предложенного фрейма речевого взаимодействия.

Рассматриваемая малая дискурсивная форма является той имплицитной точкой «центра мира» говорящего, который испытывает некоторое дискомфортное состояние в очерченном коммуникативном пространстве. Интеръектив является, таким образом, своеобразным символом активности говорящего субъекта, направленной на преобразование актуального фрагмента окружающей действительности и приведение его в условия, дающие возможность переживания психоэмоционального комфорта.

Отметим, что в примерах (107-109) в случае невыполнения требования интеръективные дискурсивы эй hey в типовом ФСП директивного типа будут определенным образом коррелировать с речевыми актами угрозы в пределах декларативно-экспрессивного фрейма речевого взаимодействия по принципу смежности функциональных условий: директив > предупреждение > угроза (о межтиповой транспозиции см.: Романов, 1988: 148-155; 2005а: 115-123).

Угроза относится к таким речевым актам (наряду с хвастовством, оценкой, порицанием, похвалой, критикой), которые не имеют базисного иллокутивного показателя. В качестве иллокутивных индикаторов выступают просодика и типовая синтаксическая схема, раскрывающая и характеризующая условия ожидаемого действия, которые конкретизируют (формируют) характер целевого назначения высказываний (Романов, 1986а). Малая форма дискурса, потенциальная для прагматического транспонирования, призвана активизировать взаимодействие по обозначенному поводу. Она используется партнерами при общении в типовом ФСП, когда полностью отношения между ними не установлены (начальная фаза диалога) или если возникает необходимость процесса вербального воздействия, чтобы избежать или отдалить наступление конфронтации с собеседником.

Следующие действия, побуждающие адресата выполнить определенный шаг, в речевом общении проявляют себя как функциональные условия появления речевого акта угрозы по типу « Если ты не оставишь девушку в покое Если ты не подвинешься Если ты будешь продолжать спать Я совершу невыгодное, в ущерб тебе действие» (об условном компоненте в речевом акте угрозы см.: Быстров, 1999). Отрицательное отношение адресата к содержанию обращенного к нему инициирующего шага может проявляться в ответном действии с той же иллокутивной функцией - «Угроза» (см. пример 107). Иллокутивная функция угрозы не выражена эксплицитно, а формально определяется ситуацией негативно-негативных отношений между коммуникантами. Только в том случае, если контекст взаимных действий оценивается обоими коммуникантами как угрожающий их интересам, целям и задачам, иллокутивная функция угрозы распространяется на интеръективное высказывание, но не перекрывает его основное семантико-прагматическое назначение - побудить адресата к выполнению какого-либо действия (см. функциональные условия реализации иллокутивного потенциала фрейма «Угроза»: Романов, 1988: 61-62). Ср. также следующие фрагменты диалога, в которых реплика-практика эй hey инициирующего плана формирует общение в рамках субфрейма директивного иллокутивного типа «Просьба», русс.:

(110) Мэриен. Эй, приятель, не сможешь ли ты мне объяснить, что там происходит? (Л. Филатов) и нем.:

(111) «Hey du, gib mirne Zigarette!» rief er. ...ich musste ihm eine Zigarette geben, weil diverse Leute um uns herumstanden und mitgehцrt hatten wie er mich anschnorrte. Es war dumm von mir gewesen, ihm meinen Namen zu sagen - das wьrde mich in der Akademie noch viele Zigaretten kosten. Wenn ein Schnorrer deinen Namen weiss, dann bist du verloren. (E. Heller)

Содержательную характеристику интеръектива эй и его аналогов в немецком языке (примеры 105-111) можно представить так: «Я (здесь и сейчас) выступаю в роли инициатора общения, каузирую тебя отреагировать шагом ответа неречевым действием на просьбу».

Предварительными условиями реализации этой реквестивной иллокутивной функции (Романов, 1988; 2005а) интеръективов эй hey являются следующие:

сотрудничество - любое, при большой заинтересованности инициатора;

заинтересованность - в пользу инициатора;

кодекс доверия базируется на истинности тематического содержания репликового шага. Истинность утверждения со стороны инициатора общения не вызывает у партнера сомнения, так как обусловлена истинностью реального события;

социально-ролевой статус - любой;

адресат в состоянии выполнить ответное действие, если расстояние между говорящим и слушающим не больше необходимого для того, чтобы адресат имел возможность услышать говорящего и отреагировать;

адресат не обязательно должен следовать инициирующему действию (например, в случае незаинтересованности или невыгодности ответного шага).

ФСП реквестивов имеет свои дополнительные каузальные цепочки и может расширяться на определенном этапе интерактивной цепочкой. Например:

Просить (Г, С, р) - УПС > совершать (С, р) ^ будущее (р);

Просить (Г, С, р) - А-1 > считать (Г, быть в состоянии (С, совершать (С, р)));

Просить (Г, С, р) - А-2 > предполагать (Г, не просить (Г, С, р) > не совершать (С, р));

Просить (Г, С, р) - A-3 > Г=С ^ Р=1;

Просить (Г, С, р) - А-4 > быть необязательным (С, совершать(С, р));

Просить (Г, С, р) - УСГ > желать (Г, совершать (С, р));

Просить (Г, С, р) - УИС > ручаться (Г, желать (Г, совершать (С, р)));

Просить (Г, С, р) - УОД > намереваться (Г, каузировать, (Г, становиться (совершать (С, р)))).

Функционально-семантическое представление (матрица) в иллокутивном фрейме речевой интеракции директивного типа (как для просьб, так и для предостережений, предупреждений), экспликатором которого является интеръективная дискурсивная практика эй hey, представлена следующим образом: Побуждать (Г, С, р): намереваться (Г, каузировать (Г, совершать (С, р))).

В ходе анализа текстового материала выяснилось, что при переводе с немецкого на русский язык значение вышеприведенных немецких интеръективов можно передать только малой формой дискурса эй, т.е. можно говорить о совпадении семантического объема интеръективов эй и hey и их фонологическими вариантами в русском и немецком языке. Поэтому рассматриваемые интеръективы в немецком языке являются семантическими (и функциональными) аналогами интеръектива эй в русском языке. Семантическая и - шире - функциональная, синонимия таких дискурсивных практик в немецком и русском языках подтверждается тождественностью функциональных условий совершения действий во фреймовой организации диалогического общения.

Анализ функциональной характеристики интеръективного дискурса эй hey позволяет сделать некоторые выводы.

Названные интеръективы используются говорящим в начале взаимодействия, распределяя среди общающихся коммуникативные роли инициатора (автора интеръективного дискурсива) и адресата и вырабатывая условия эффективного установления контакта и продвижения к новому этапу речевого общения, среди которых фактор местонахождения (потенциального) партнера и параметр социально-ролевых отношений между коммуникантами являются решающими.

Рассматриваемые дискурсивы малой формы в диалогической интеракции выполняют апеллятивную функцию. В речевых произведениях без вокатива интеръектив становится функциональным эквивалентом вокатива, выполняя функцию указания на адресата и фиксации его внимания на фрагменте внеязыковой реальности; в интеръективных практиках с вокативом малая форма дублирует функцию вокатива и играет роль интенсификатора воздействия на адресата.

В ходе анализа выяснилось, что дискурсивы эй hey являются предикативными единицами, ядро которых формирует константный предикат побуждать, что позволяет рассматривать такие речевые единицы в качестве действий, формирующих иллокутивный фрейм общения директивного типа интерактивного прагматического типа, и представить функциональные условия их реализации в речевом общении в виде набора каузальных цепочек и составляющих конституентов поля директивности.

Базовая (прототипическая) форма интеръективной практики эй hey зафиксирована в следующей матрице: «Я (здесь, сейчас) начинаю выступать в роли каузатора общения, зову тебя откликнуться, побуждаю тебя отреагировать (шагом ответа)».

Роль рассматриваемых интеръективов сводится к формированию и развертыванию типовых иллокутивных фреймов директивной направленности в двух разновидностях: 1) «Я (здесь и сейчас) начинаю выступать в роли говорящего, хочу, чтобы ты знал: что-то собирается произойти (-), предупреждаю / предостерегаю, побуждаю тебя (быть внимательным) отреагировать в соответствии с ситуацией» и 2) «Я (здесь и сейчас) выступаю в роли инициатора общения, побуждаю тебя отреагировать шагом ответа неречевым действием на просьбу».

В семантике проанализированных интеръективов не эксплицирован эмотивный компонент «Я нечто чувствую» (см. подобную мысль о междометиях heda, hallo в немецком языке: Helbig, Buscha, 1984; ср.: Вежбицкая, 1999: 618).

Интеръектив эй и его функциональные аналоги в немецком языке используются для обозначения и описания (явление дескрипции) таких речевых действий как «окликать, звать, кричать, начинать говорить». Стартовый характер употребления дискурсивных практик эй hey выводит данные малые формы за пределы анализа содержательного аспекта в область метафункционирования.

Интеръективные единицы сигнализируют о желании говорящего «сотрудничать» с адресатом в рамках того или иного коммуникативного фрейма. Появление этих сигналов в дискурсивном пространстве не всегда способствует развитию согласованного общения: решению поставленных задач (в частности, побудить адресата вступить в диалог или привлечь его внимание к какому-то фрагменту реальной действительности) и достижению глобальной цели в пределах конкретного иллокутивного фрейма речевой интеракции (побудить совершить какое-либо действие), - а наоборот, становится причиной нарушения диалогического процесса в виде коммуникативного сбоя или даже рассогласования.

3.5 Специфика экспликации эмоционально-оценочного значения в содержательной структуре интеръективных практик

Как известно, человеческие эмоции - валентные реакции на поступивший сигнал - «участвуют в организации знаковых действий человека, благодаря чему человек приобретает способность выражать свои эмоции в словесной форме» (Рейковский, 1979: 357). Акт общего оценивания, сопровождающий любой речевой акт, базируется на приписывании оцениваемому человеку, предмету, явлению позитивных или негативных признаков. В каждой конкретной ситуации эмоции проявляются в виде эксплицитных имплицитных дифференцированных оценочных признаков знаковых реакций. Вербализация эмоции является конечным результатом когнитивной интерпретации (оценивания) ситуации.

Ученые-лингвисты едины во мнении, что интеръективы (междометия) - это «одно из важнейших и, прежде всего, самое непосредственное средство выражения чувств» (Riesel, 1970: 288). Интеръективы - это речевые знаки отражения оценки и выражения субъективного отношения к объективной действительности.

Напомним, что анализ интеръективов в отечественном и зарубежном языкознании замыкался на выявлении спектра оценочных значений, оставляя без внимания процесс речевого взаимодействия между коммуникантами и его первичную цель - решать какие-то задачи и воздействовать на партнера по общению, поэтому при анализе оценочной семантики этого элемента исследователи всегда сталкивались с проблемами двусмысленности выражения значений, синонимией (Ортони и др., 1985: 325). В этом разделе мы покажем принцип семантико-прагматического анализа эмотивных дискурсивных единиц эх, ах, ох в процессе диалогического взаимодействия говорящего со слушающим, попутно выявляя зафиксированное в эмотивном дискурсе малых форм отношение говорящего к ситуации общения в целом и ее конституирующим элементам. При анализе семантико-прагматической функции названных интеръективных практик достаточно будет определить оценочные значения в измерении «положительно отрицательно». Представляется, что смысловая структура интеръективных дискурсивных образований имеет обобщенную конфигурацию, в которой семантическая, прагматическая и эмотивная функции тесно взаимосвязаны.

Анализ семантико-прагматической функции обозначенных интеръективов целесообразно начать с выявления общих элементов их оценочного значения (см. исследования оценочной семантики немецких интеръективных единиц в работах К. Элиха (Ehlich, 1986), Н. Фриза (Fries, 1990), Ж.-Н. Разолозон (Rasoloson, 1994).

Отражение дифференцированной оценки в эмотивных речевых сигналах имеет строгую упорядоченность: а) сначала эмоции появляются как реакции на событие и их последствия, желательные и нежелательные, релевантные и нерелевантные, б) затем внимание индивидуума может быть сфокусировано на действующем лице, участнике событий и в) на приписанных лицу или предмету свойствах и качествах (подробно см.: Ортони и др., 1995: 334-342; также: Fiehler, 1985: 286; Fiehler, 1990: 127). Эти три класса эмоций обозначаются как удовольствие неудовольствие, одобрение неодобрение, любовь нелюбовь (в терминологии А. Ортони и др. (1995)). Оценочные действия человека могут представлять собой сложные эмоции, например, эмоциональные реакции одновременно на последствия событий и на действующее лицо в этих событиях. Здесь отметим, что представленная структура появления эмоциональных оценок охватывает область отражения в эмоциях отношения к действительности, к объекту эмоциональных реакций, т.е. к элементам внешнего опыта (о двухкомпонентной структурной формуле эмоции как отражения элементов внешнего и внутреннего опыта человека см.: Мягкова, 1999: 70-71).

Оценочный компонент в содержании интеръективных практик дифференцируется в зависимости от 1) типа включенной конструкции в структуре эмотивного дискурса малых форм, 2) значений элементов включенной конструкции в составе интеръективных дискурсивных комплексов, 3) соотнесенности речевого действия в малой форме с конкретным иллокутивным типом-ситуацией. Попутно заметим, что интонация в высказываниях, состоящих только из интеръектива или нескольких интеръективов, может иметь самостоятельное значение (Виноградов, 1986; Девкин, 1965; Карцевский, 1984; Ehlich, 1986; Rasoloson, 1994).

Интеръективные единицы одного ряда «-х» эх, ах, ох, ух и их фонологические варианты со значением позитивной / негативной оценки могут занимать любую позицию в дискурсе. Ср. разные типы манифестационных схем интеръективной практики ух:

(112) «Ух, я не выношу клевет!» (М.Ю. Лермонтов)

(113) Вот так бы весь этот пушистый комочек и сжала, ...ух! (Ю. Латынина)

(114) «Тут-то много - ух! много горя приняли мужики!» (Л. Толстой)

Очевидна зависимость проявления оценочного значения от позиции интеръектива в дискурсивном комплексе. Так, во фрагментах (112) и (113) значение негодования и возмущения, заключенное в малой форме, распространяется на все высказывание. Интеръектив после включенной конструкции в примере (113), выражая «итоговую мысль» сказанного (Тевзадзе, 1984: 201), играет роль «резюмирующего элемента» (Девкин, 1965: 203). Во фрагменте (114) малая форма эмотивного дискурса экспрессивно и логически акцентирует ту часть, которая, по мнению автора репликового шага, является наиболее важной (Шведова, 1960: 254), т.е. выполняет семантически модифицирующую функцию. Оценочные лексические единицы во включенных конструкциях выполняют функцию конкретизации и спецификации позитивной негативной оценки.

Функцию оценивания реальных предметов жизненного пространства коммуникантов - субъекта (N), предмета, явления, коммуникативного события как фрагментов реальной действительности интеръективные единицы эх, ах, ох выполняют в дискурсе, построенном по типу «Интеръектив, N» или «Интеръектив, NN»: «Эх (ах, ох),… N (NN)», «Ай да... N (NN)», «Эх (ах, ох) ты... N (NN)» (ср. также интеръективные комплексы типа «Ну ты и наглый!» или «Ну ты и молодчина!»), где N - имя собственное, имя существительное без аффективной окраски или с коннотативной окраской, имя прилагательное, местоимение, наречие. Как утверждает Р. Филер (Fiehler, 1990: 172), «подобным междометным конструкциям внутренне присуща эмоциональность и экспрессивная оценочность». Ср. в русском языке:

(115) Квашнева. Ах, несчастный! До петухов напились... (А. Толстой)

(116) Володька. ...Барышня, раньше как завтра к вечеру отсюда не выберемся, ось поломана... Доведется вам пешечком до усадьбы дойти, коней и чемодан я туда доставлю...

Нина. Ах, как неприятно. (А. Толстой)

(117) Варя (Яше). Твоя мать пришла из деревни, со вчерашнего дня сидит в людской, хочет повидаться...

Яша. Бог с ней совсем!

Варя. Ах, бесстыдник! (А.П. Чехов) Ср. также в немецком языке:

(118) «Ich mцchte wissen, wer auЯer Totengrдbern und Sargtischlern mehr vom ernst des Lebens weiЯ als wir,» sage ich.

«Ach ihr! Ihr wisst nur was von der Lдcherlichkeit des Todes,» erklдrt Lisa plцtzlich aus heiterem Himmel. «Und deshalb versteht ihr nichts mehr vom Ernst des Lebens.»

Wir starren sie maЯlos verblьfft an. (E.M. Remarque)

Негативная оценка интеръективной практики экстраполируется на 1) собеседника (115), 2) сложившиеся к моменту речи события и обстоятельства, причиной которых является не является собеседник (116-118). Эмоциональная оценка предстает как сложное оценивающее действие говорящего субъекта - оценивается сама ситуация по ее характерным и важным для коммуниканта признакам и роль оцениваемого объекта в ситуации. Функциональная роль интеръективов сводится к идентификации собеседника, его личных качеств и черт в измерении «положительно отрицательно». Ср. интеръективные ох и эх, построенные по принципу «Интеръектив, N (NN)»:

(119) Виктор Николаевич. Саша, ты меня, конечно, извини, но ты этого билета не знаешь абсолютно...

Чиков. Ну, это... Русский народ в ней одержал победу... Это была историческая победа русского народа... Она вошла в историю...

Виктор Николаевич. Ох, Саша, Саша... (Н. Данилов) и парафразу этого высказывания: (120) «Я порицаю (сожалею), что ты не знаешь ответ на этот билет»; еще, русс.:

(121) - Эх, сестренка! Как ты не хочешь меня понять? (А.Н. Островский) и парафразу: (122) «Я упрекаю тебя за то, что ты не хочешь меня понять».

Отметим, что оценка признаков объекта как результат когнитивной интерпретации последствий событий и действующих лиц этих событий относится к какому-то неопределенному моменту в прошлом или непосредственно предшествует появлению интеръективной реплики, когда налицо результат совершенного адресатом обсуждаемым лицом действия.

Малые дискурсивные формы эх, ах, ох в интродуктивной позиции практик могут фиксировать желательные (содержащие знак плюс «+»: Вольф, 1986: 101) для коммуникантов действия в будущем, например: (123) «Эх (ах, ох), погуляем!» или «Ах, как бы так и было!». Специфика эмотивного компонента в содержательной структуре интеръективов выражается в следующем: ах сигнализирует о мечтательности говорящего субъекта, ох - о намерении говорящего реализовать свои желания и добиться поставленной цели, дискурсив эх подчеркивает такую характеристику говорящего как «удаль, бахвальство, отчаянность».

Интеръективная практика может выражать позитивную негативную оценку личности обсуждаемого, который не участвует в диалогическом общении. Объект оценивания может при этом рассматриваться коммуникантами не просто как объект, но и как участник каких-то событий, последствия которых нежелательны для объекта оценивания и нерелевантны для говорящего. Ср.:

(124) Виль из Бленда. Бен целый год работал на одного аббата, и тот ничего ему не заплатил, тогда Бен разозлился и поджег его амбары...

Робин. Ах, Бен, Бен! ...Объяснял же я ему, упрямцу, что такие дела не делаются в одиночку!.. (Л. Филатов) и ср. парафразу интеръективной практики: (125) «Я порицаю N (сожалею), что N совершил...»

Оценка, которую дает автор дискурса малой формы в диалоге (124), касается личности обсуждаемого и совершенного им какого-то (негативно оцениваемого) действия в прошлом. В выборе лексических средств для выражения эмоциональных суждений говорящий, в принципе, не ограничен. Индивидуальная типизация какого-либо фрагмента реальной действительности, как правило, манифестируется речевыми знаками и, таким образом, становится релевантной для дальнейшего развития интеракции (Fiehler, 1985: 283). Ср. диалогический фрагмент (118) и еще, русс.:

(126) Юля. ...(Всплескивает руками.) Ну, не дурак ли этот Вафля! До сих пор со стола не убрал! Ведь самовар украсть могут... Ах, Вафля, Вафля, кажется уж старый, а ума меньше, чем у дитя! (А.П. Чехов)

Использование говорящим таких аффективно-экспрессивных выражений, как «ума меньше, чем у дитя», «дурак», возможно и в присутствии обсуждаемого, когда, как в нашем примере, социально-коммуникативный статус говорящего выше социального статуса и коммуникативной позиции адресата (барыня - слуга). Вместе с тем, говорящий субъект, участвуя в диалогическом взаимодействии, которое на практике предстает как своего рода поединок, столкновение целей, мотивов, интересов, мировоззрений, привычек, принципов и т.п., должен считаться с постулатами вежливости и тактичности в выражении своих мнений. Если речь идет о лице, не участвующем в диалогическом взаимодействии, то говорящему необходимо знать позицию адресата по этому поводу. Это важно для сохранения своего лица, авторитета и т.п. в случае, если адресат другого мнения по выражаемой собеседником точке зрения об обсуждаемом лице.

Как показывают фрагменты (115-117) именно лексические средства со значением оценки типа «великолепно», «интересно», «прекрасно», «бесстыдник», «несчастный» и т.д. в эмотивном дискурсе малой формы являются конкретизирующими план содержания. Изучая параметры эмоциональности языковых выражений, В.И. Шаховский и др. отмечают, что «в тех вариантах (моделях выражения эмоций - С.Н.), где сама эмоция не называется, ее выражение более адекватно самой эмоции» (1998: 46). Включая в свой информационный вклад в общение всевозможные оценки, коммуниканты «явно и неприкрыто выставляют напоказ собственную захваченность эмоциями, свою эмоциональную подвижность» (Романов, 1996: 169).

Эмоциональный дискурс тяготеет к преувеличениям разного рода и избирает путь интенсификации признака - такие конструкции, которые обозначают не просто шкалу определенного свойства, а именно большую степень свойства (см.: Кананадзе, 1983: 158). Если сравнить степень интенсивности отражения позитивного оценочного компонента «+» (см. пять ступеней приятия и неприятия и представленные в них речевые формы выражения позитивной или негативной оценки: Романов, 1996: 157-158; ср. также: способы выражения «убывания интеллектуального и все большего нарастания аффективного»: Акимова, 1990: 80; Вольф, 1986) в малых дискурсивных формах и в репликах, где позитивная оценка редуцированы до нейтральных форм «Да!» или «Хорошо!», то нарастание экспрессивной насыщенности возможно изобразить в виде схемы 2. Подобным образом можно представить степень интенсивности отражения отрицательного оценочного компонента «-» от не-междометных практик к дискурсу малых форм типа «Эх, какая гадость!».

Каждому из представленных в схеме высказываний присущ оценочный смысл. Усиление экспрессивности выражения позитивной оценки начинается с усложнения структуры при использовании слова «какая», однако именно дискурс малой формы достигает вершины экспрессивной насыщенности.

Рассматриваемые в этой главе интеръективные практики типа «Ох / ах / эх, какая прелесть!» и др. со значением позитивной оценки «являются высшей аффективной ступенью приятия, согласия, утвердительного ответа» (Романов, 1996: 159). Отметим здесь, что интеръектив ах призван эксплицировать более интенсивное переживание эмоции говорящего субъекта, чем интеръективы эх, ох. Эмотивный дискурс малой формы эх лишен признака «подчеркнутая сила переживания».

Каждая из рассмотренных интеръективных единиц в эмотивном дискурсе обладает эмотивным компонентом, который формируется набором контрарных оценочных значений (см., например, словарные статьи о междометиях). В эмотивный потенциал (ср. термин В.И. Шаховского (1984) «эмоционал» - совокупность эмотивных сем) интеръективного дискурса входят: оценки со знаком плюс «+» (радость, надежда; удивление, изумление, восхищение) и оценки со знаком минус «-» (испуг, страх; горе, отчаяние, боль; печаль, досада, недовольство; злорадство, ирония).

Каждый интеръектив в эмоциональном дискурсе имеет свою специфику дифференциации эмотивного компонента. Например, компонент содержательной структуры «неожиданность, внезапность» проявляется по-разному: интеръектив ах выражает приятное удивление при неожиданном появлении чего-либо или кого-либо, а ох, эх - неприятный испуг, удивление от внезапности и неожиданности какого-либо события.

(127) Отчим... подошел к Насте, чтобы расцеловать ее.

- Эх, да ты вся в испарине, - озабоченно заметил он, коснувшись губами ее лба. - Не заболела ли?

- Нет, не волнуйся. Это от беготни и от злости одновременно. (А. Маринина)

(128) - Ах, боже мой, кто бы мог подумать. Здесь же никогда не было ни одного русского. Вы из Москвы? … (Ю. Латынина)

В отличие от интеръективов эх, ох, дискурсивная практика ах способно передавать такие только ей свойственные значения: а) неожиданное воспоминание о чем-либо забытом, упущенном, ср.:

(129) - Это песня не про вас, - перебил Мамонт Петрович. Катерина покачала головой: - Еще никто ничего не знает! Никто - ничего! Да, да. Не надо быть такими самоуверенными. Ах да. У меня нет времени... Так мало времени... (А. Черкасов, П. Москвитина) и б) иронию, злорадство, ср.:

(130) - Достали рецепт?... Ах, не достали? Ну, да. Вы бы еще на трех автомобилях приехали! Ясно, что вас принимают за начальство. (И. Ильф, Е. Петров)

Вместе с тем, по нашим наблюдениям, в интеръективном дискурсе ах и ох может реализоваться эмотивный компонент, фиксирующий практически любую эмоцию (ср. сходное наблюдение относительно интеръективов ряда на а- и о- в немецком языке: Schneider, 1959: 357). При этом, ах обнаруживает сильное, интенсивное переживание говорящим субъектом картин мира жизненного пространства в эмотивном дискурсе. Дискурсив ох отражает по преимуществу эмоции отрицательного типа, в таком дискурсе говорящий рассматривает оцениваемые предметы и явления как важные и серьезные. Для интеръектива эх можно отметить эмоциональную сдержанность говорящего, наличие малой духовной воли для достижения цели и преодоления препятствий, отказ от борьбы за цель в связи с отсутствием чего-либо. Ср. в следующих дискурсивных фрагментах:

...