Размещено на http://www.allbest.ru/

ГОУ ВПО «ТАМБОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ им. Г.Р. Державина»

МЕТАФОРИЗАЦИЯ КОНЦЕПТОВ ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ В ПОЭТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ (на материале русского и немецкого языков)

Специальность 10.02.19 - теория языка

ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата филологических наук

РЯБЫХ Екатерина Борисовна

Научный руководитель -

доктор филологических наук,

профессор Т.А. Фесенко

Тамбов 2006

Содержание

Введение

1. Онтология метафор и актуальные проблемы их изучения

1.1 Изучение метафоры в рамках семантического (традиционного) подхода

1.2 Рассмотрение метафоры с точки зрения когнитивной лингвистики

1.3 Концептуальная метафора и средства ее реализации

1.4 К проблеме концептуальной и языковой картин мира

1.5 Роль метафоры в создании языковой картины мира

1.6 Метафора в поэтическом дискурсе

1.6.1 К вопросу о понятии «поэтический дискурс»

1.6.2 Функционирование метафоры в рамках поэтического дискурса

Выводы по главе I

2. Метафорическая репрезентация концептов природных явлений в поэтическом дискурсе

2.1 Метафорическая концептуализация природных явлений в русскоязычном и немецкоязычном поэтических дискурсах

2.1.1 Монометафорическая антропоморфная модель

2.1.2 Монометафорическая зооморфная модель

2.1.3 Монометафорическая фитоморфная модель

2.1.4 Монометафорическая натуроморфная модель

2.1.5 Монометафорическая артефактная (предметная) модель

2.2 Полиметафорические модели в русскоязычном и немецкоязычном поэтических дискурсах

2.2.1 Полиметафорическая инкорпорирующая модель

2.2.2 Полиметафорическая коррелятивная модель

2.3 Проблемы перевода метафоры в поэтическом дискурсе

2.4 Фонетическая, грамматическая, графическая метафоры как вспомогательные способы репрезентации знаний о концептах природных явлений в русско- и немецкоязычном поэтических дискурсах

2.4.1 Фонетическая метафора

2.4.2 Грамматическая метафора

2.4.3 Графическая метафора

Выводы по главе II

3. Особенности метафоризации концептов природных явлений представителями русского и немецкого лингвокультурных сообществ

3.1 Экспериментальное изучение метафоризации концептов природных явлений в русском социуме

3.2 Экспериментальное изучение специфики метафоризации концептов природных явлений в немецком лингвокультурном сообществе

Выводы по главе III

Заключение

Список использованной научной литературы

Список использованных словарей и справочной литературы

Список источников фактического материала

Приложение I

Приложение II

Приложение III

Введение

метафора поэтический дискурс концепт

Метафора остается достаточно сложным и важным явлением в процессе познания мира, несмотря на тот факт, что в течение долгого времени ей в лучшем случае отводилась второстепенная роль риторической фигуры, предназначенной для усиления психологического воздействия ораторской речи на слушателей, а в худшем случае - вообще не оставалось места в системе языковых средств, способных к отражению истинных знаний об окружающем человека мире. В контексте появления новых парадигм знания она начинает чаще рассматриваться как один из важнейших мыслительных механизмов человека, во многом определяющий его отношение с действительностью.

Метафора относится к тем объектам научных исследований, природа которых дает постоянный импульс для разработок в разных областях знания. Она оказывается центральным объектом философского (M. Black 1962; К.К. Жоль 1984; X. Ортега-и-Гассет 1990 и др.), психологического (H. Clark, P. Lucy 1975; A. Paivio 1979 и др.), литературоведческого (Е.Г. Эткинд 1970; G. Lakoff, M. Turner 1989; И.В. Толочин 1997; В.М. Жирмунский 1999; М.В. Тростников 2000 и др.), лингвистического (Е.Т. Черкасова 1968; Л.Ф. Тарасов 1980; В.П. Москвин 1997, 2000 др.) и когнитивного осмысления (G. Lakoff, M. Johnson 1980; E. Kittay 1987; J. Carbonell 1988; Е.О. Опарина 1988, 1990; В.В. Петров 1990; Е.С. Кубрякова 1996 и т.д.).

За последние десятилетия появилось большое количество публикаций о роли метафоры в различных типах дискурса, речи больных афазией и т. д. Вышло две монографии, которые содержат аннотированную библиографию по метафоре [Shibles 1971; Noppen 1985]. Многообразие возможных подходов к пониманию сущности метафоры отражают сборники «Метафора в языке и тексте» [Метафора в языке и тексте 1988] и «Теория метафоры» [Теория метафоры 1990]. Детальный обзор публикаций по теории метафоры отечественных и зарубежных авторов представлен в монографиях О.Н. Лагуты [Лагута 2003а, 2003б].

Распространение метафоры в различных областях нашего знания указывает, с одной стороны, на всемогущество, всеприсутствие метафоры и ее практическую ценность, а с другой - на то, что метафора способствует более тесному взаимодействию различных направлений научной деятельности и обладает большим эвристическим и консолидирующим потенциалом. И хотя «объем литературы по метафорике вполне сопоставим с той ролью, которую играет метафора в языке и в нашей жизни» [Баранов 1991: 184], «в этой золотой жиле - метафоре - осталось еще много самородков и самые крупные еще не найдены» [Петров 1990: 146].

Актуальность данной диссертации заключается в том, что в ней исследуются когнитивные основы метафорического осмысления концептов природных явлений на материале русскоязычного и немецкоязычного поэтических дискурсов с учетом их лингвокультурологической характерологии. Вместе с тем об актуальности нашего исследования свидетельствуют отсутствие работ комплексного характера по заявленной проблематике, а также привлечение современных переводческих концепций и данных психолингвистического эксперимента для детального изучения репрезентативных вариантов метафорического осмысления концептов природных явлений в структурах языкового сознания представителей русской и немецкой лингвокультур.

Объектом исследования являются вербализованные концепты природных явлений русской и немецкой лингвокультур в метафорическом осмыслении, репрезентируемые субстантивами ОБЛАКО / ТУЧА (die WOLKE), МЕСЯЦ / ЛУНА (der MOND), СОЛНЦЕ (die SONNE), ЗВЕЗДА (der STERN), ВЕТЕР (der WIND), СНЕГ (der SCHNEE), ДОЖДЬ (der REGEN), РАДУГА (der REGENBOGEN), МОЛНИЯ (der BLITZ), ГРОМ (der DONNER).

Предмет исследования - лингво-когнитивная специфика метафорического осмысления концептов природных явлений в поэтическом дискурсе немецкой и русской лингвокультур.

Цель работы заключается в изучении когнитивных и лингвокультурных особенностей метафоризации рассматриваемых концептов природных явлений в русском и немецком языковых сообществах на материале поэтического дискурса, а также специфики их переводных вариантов с учетом когнитивного и лингвокультурного подходов.

Цель диссертационного исследования обусловила постановку следующих задач:

1.Выявить и описать возможные способы метафоризации концептов природных явлений на материале русскоязычного и немецкоязычного поэтических дискурсов.

2.Составить типологию концептуальных метафор в зависимости от вида области-источника. Установить степень продуктивности каждой из выделенных метафорических моделей. Выявить свойства областей-источников и областей-мишеней, на основе общности которых осуществляется метафорический перенос, а также частотность употребления того или иного типа метафорической структуры.

3. Выявить особенности функционирования и взаимодействия концептов природных явлений, выраженных субстантивами ОБЛАКО / ТУЧА (die WOLKE), МЕСЯЦ / ЛУНА (der MOND), СОЛНЦЕ (die SONNE), ЗВЕЗДА (der STERN), ВЕТЕР (der WIND), СНЕГ (der SCHNEE), ДОЖДЬ (der REGEN), РАДУГА (der REGENBOGEN), МОЛНИЯ (der BLITZ), ГРОМ (der DONNER), в русскоязычном и немецкоязычном поэтических дискурсах.

4.Установить способы и возможные варианты перевода метафоры в поэтическом дискурсе в рамках изучаемого нами практического материала с позиций когнитивной лингвистики и лингвокультурологии, так как перевод метафоры способствует как выделению общего, так и обнаружению частного смысла при метафоризации концептов природных явлений в различных лингвокультурах.

5.Экспериментально обосновать специфику репрезентации концептуальных метафор в сознании носителей русского и немецкого языков, детерминированную их личным опытом и знаниями, где область-мишень представлена концептами природных явлений.

Научная новизна работы обусловлена тем, что в ней:

· проведено комплексное изучение способов метафоризации концептов природных явлений на материале русскоязычного и немецкоязычного поэтических дискурсов с учетом когнитивного и лингвокультурного подходов;

· рассмотрены как монометафорическая, так и полиметафорическая модели, последняя из которых включает выявленные нами коррелятивную и инкорпорирующую модели;

· уточнен репертуар концептуальных метафор, функционирующих в русскоязычном и немецкоязычном поэтических дискурсах, где область-мишень представлена концептами природных явлений;

· метафоризация концептов природных явлений рассмотрена как на лексическом, так на фонетическом и грамматическом уровнях, а также с учетом графической метафоры, ибо все уровни поэтического дискурса являются средствами репрезентации его когнитивного содержания, что объясняется компрессией и интенсивностью поэтической речи;

· выявлена устойчивость / неустойчивость смыслового содержания концептов природных явлений в метафорическом осмыслении, а также структуры рассматриваемых метафор при трансляции из культуры-донора (ИК) в культуру-реципиент (КК);

· экспериментально осуществлена верификация специфики метафорического осмысления концептов природных явлений и их вариантов, закрепленных в практическом сознании носителей русского и немецкого языков.

Теоретической базой исследования послужили основные положения когнитивной лингвистики и литературоведческой науки, разрабатываемые в трудах зарубежных и отечественных ученых (М. Джонсон, З. Кёвечеш, Дж. Лакофф, М. Тернер, А. Н. Баранов, В. М. Жирмунский, Ю. Н. Караулов, Е. С. Кубрякова, М. В. Никитин, В. В. Петров, М. В. Тростников, И. В. Толочин, А. П. Чудинов, Е. Г. Эткинд и многие другие), а также работы лингвокультурологического направления (Н. А. Красавский, В. А. Маслова, В. Н. Телия и другие), исследования по теории (поэтического) текста и (поэтического) дискурса (Н. Ф. Алефиренко, М. Л. Гаспаров, В. И. Карасик, В. В. Красных, С. Б. Кураш, Ю. М. Лотман, В. Е. Чернявская и другие), исследования по переводоведению (В. Вилс, Е. А. Огнева, Ю. А. Сорокин, Т. А. Фесенко и другие).

Материалом исследования послужили данные сплошной выборки из русско- и немецкоязычных поэтических текстов XVIII-XX веков,
а также их переводные варианты на немецком и русском языках общим объемом около 3500 развернутых примеров (более 22000 страниц). Необходимо отметить, что поэтические тексты не разделяются нами по эпохам, а рассматриваются как единый материал для репрезентации существующих метафорических моделей в сознании носителей указанных языков, так как при всей вариативности и динамичности той или иной языковой картины мира сегодня важно выделить определенную инвариантную основу, некие константы, обеспечивающие идентичность нации. Учет последовательности развития выявленных метафорических моделей в диахронии не является задачей данного диссертационного исследования, однако при текстовом анализе принимаются во внимание также мифологические и религиозные воззрения представителей рассматриваемых лингвокультур на природные явления.

Достоверность и обоснованность полученных результатов подкреплены теоретической базой, включающей в себя широкий круг работ по данной проблематике, комплексным использованием различных методов исследования, а также убедительно аргументированы собственными теоретическими рассуждениями и проиллюстрированы языковым материалом.

Методы исследования наряду с общенаучными методами синтеза и анализа включают также дефиниционный, этимологический, контекстно-ситуативный и концептуальный анализы, а также элементы статистического подсчета. Психолингвистический эксперимент позволяет верифицировать полученные результаты экспериментальным путем.

Гипотеза настоящего исследования заключается в следующем: особенность метафоризации концептов природных явлений в поэтическом дискурсе отражается в специфике их моделирования, проявляющейся в использовании как монометафорической, так и полиметафорической моделей, в последней из которых нами выделяются коррелятивная и инкорпорирующая модели, что обусловлено особенностью взаимоотношений области-мишени и области-источника.

Результаты проведенного исследования позволяют сформулировать следующие положения, выносимые на защиту:

1.Концептуальные метафоры, в которых области-мишени репрезентированы вербальными концептами природных явлений, основываются на личном опыте и знаниях носителей русского и немецкого языков, полученных в результате их взаимодействия с окружающими физическими предметами и другими людьми, наблюдений за феноменами живой и неживой природы. Выделенные концептуальные метафоры, формирующие образные составляющие концептов природных явлений, группируются в полиметафорические и монометафорические модели, а именно антропоморфную, зооморфную, фитоморфную, натуроморфную и артефактную (предметную). Артефактная (предметная) метафорическая модель является самым продуктивным способом концептуализации природных явлений и, соответственно, получает большую детализацию как на уровне коллективного, так и на уровне индивидуального сознания.

2.Полиметафорическая модель включает коррелятивную и инкорпорирующую модели, что обеспечивает как создание целостного объемного образа природного явления, так и уточнение представления о нем за счет привлечения различных областей-источников для его расширенной характеристики в рамках отдельно рассматриваемого стихотворного произведения.

3.Доминирующей из всех структурных типов в монометафорической и полиметафорической моделях оказывается субстантивная метафора. Это объясняется тем, что для представителей данных лингвокультур релевантным является весь «пакет» знаний об области-источнике, а не только характеризующие его признаки, свойства или действия.

4.Метафоризация концептов природных явлений осуществляется как на лексическом, так на фонетическом и грамматическом уровнях. Для репрезентации знаний о концептах природных явлений используется также графическая метафора, помогающая в ином ракурсе подходить
к осмыслению концептов природных явлений в рамках поэтического
дискурса.

5.Смысловые параллели метафорического осмысления концептов природных явлений в русском и немецком лингвокультурных сообществах объясняются универсальным культурным фондом и энциклопедическими знаниями носителей этих языков, что проявляется при переводе. Для трансляции метафоры из культуры-донора в культуру-реципиент продуктивным является использование концептуального перевода, при котором переводу подвергаются не слова, а вербальные концепты.

6.Смысловое содержание концептуальных метафор на коллективном и индивидуальном уровнях сознания у представителей лингвокультурного сообщества во многом совпадает, что обеспечивается общим фондом знаний. Репрезентативные различия, обусловленные возрастной ступенью, разным уровнем теоретических и профессиональных знаний, а также индивидуальной творческой активностью и проявляемые, прежде всего, на индивидуальном уровне сознания, верифицируются экспериментальными данными.

Теоретическая значимость работы заключается в дальнейшем развитии теории метафоры, в частности в установлении способов метафоризации концептов природных явлений с позиций когнитивной лингвистики и лингвокультурологии; дополняются теоретические представления о дискурсе, поскольку в диссертационном исследовании конкретизируются положения, касаемые метафоризации концептов природных явлений в рамках поэтического дискурса. Уточняется область применения концептуального перевода.

Практическая ценность данной работы состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы при разработке лекционных и практических курсов по когнитивной лингвистике, лингвокультурологии, литературоведению, переводоведению, спецкурса по теории метафоры, а также на практических занятиях по русскому и немецкому языкам, при написании курсовых и дипломных работ, в лексикографической практике (при создании словарей метафор).

Апробация работы. Основные теоретические положения и практические результаты диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры английской филологии Тамбовского государственного университета им. Г. Р. Державина (2003-2006 гг.), а также представлены на научных конференциях: международных («Языки и транснациональные проблемы» - Москва-Тамбов, 2004; «Филология и культура» - Тамбов, 2005), вузовских («Державинские чтения» - Тамбов, 2004). По теме диссертации опубликовано одиннадцать работ.

Структура диссертации. Настоящая работа состоит из Введения, трех Глав, Заключения, Списка использованной научной литературы, Списка использованных словарей и справочной литературы, Списка источников фактического материала и Приложения.

Во Введении определяется общее направление исследования, дается обоснование его актуальности, формулируются цели и задачи диссертации, ее основные проблемы, указываются материал и методы исследования, устанавливаются научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, а также приводятся сведения об апробации основных положений.

Глава I «Онтология метафор и актуальные проблемы их изучения» посвящена обзору семантического (традиционного) и когнитивного подходов к исследованию метафоры. Здесь рассматриваются научные понятия «языковая картина мира», «концептуальная картина мира» и изучается роль метафоры в создании языковой картины мира; обосновывается обращение к понятию «дискурс», дается определение поэтического дискурса, описывается функционирование метафоры в рамках поэтического дискурса.

В Главе II «Метафорическая репрезентация концептов природных явлений в поэтическом дискурсе» осуществляется описание выявленных способов метафоризации концептов природных явлений ОБЛАКО / ТУЧА (die WOLKE), МЕСЯЦ / ЛУНА (der MOND), СОЛНЦЕ (die SONNE), ЗВЕЗДА (der STERN), ВЕТЕР (der WIND), СНЕГ (der SCHNEE), ДОЖДЬ (der REGEN), РАДУГА (der REGENBOGEN), МОЛНИЯ (der BLITZ), ГРОМ (der DONNER), характеризуются их когнитивные и культурные особенности. Рассматривается как монометафорическая, так и полиметафорическая модель, включающая коррелятивную и инкорпорирующую модели. Находит свое отражение описание способов перевода метафоры в поэтическом дискурсе.

В Главе III «Особенности метафоризации концептов природных явлений представителями русского и немецкого лингвокультурных сообществ» экспериментально верифицируются особенности метафоризации указанных концептов, то есть определяются области-источники, привлекаемые для метафорической репрезентации концептов природных явлений, закрепленные в обыденном сознании носителей русского и немецкого языков.

В Заключении подводятся итоги теоретического, практического и экспериментального исследований, намечаются перспективы продолжения работы в данном направлении.

Библиография содержит список использованной научной литературы по проблематике исследования, состоящий из 200 наименований, список использованных словарей и справочной литературы, список источников фактического материала.

1. Онтология метафор и актуальные проблемы их изучения

1.1 Изучение метафоры в рамках семантического (традиционного) подхода

В настоящее время общепризнанным является мнение о том, что первую известную теорию и определение метафоры предложил Аристотель: «Метафора - перенесение слова с изменением значения из рода в вид, из вида в род, или из вида в вид, или по аналогии...» [Аристотель 1984: 669]. Процесс метафоризации представляется им как перенос одного терма на другой, говорящий может (а) сдвинуться вверх по иерархии, чтобы найти более общий терм, (б) сдвинуться вниз по иерархии, чтобы найти более специфичный терм, (в) совершить перемещение внутри одного уровня иерархии для поиска нового терма того же уровня специфичности, (г) использовать классическую аналогию пропорции A/C = B/D, в которой комбинация термов A:D заменяется термом C, а комбинация B:C заменяется термом A.

На идее метафорического переноса, идущей от Аристотеля, основываются современные исследования метафоры. Традиционно метафора определяется как «троп, перенесение свойств одного предмета (явления) на другой на основании признака, общего для обоих сопоставляемых членов» [СЭС 1987: 796]. В связи с этим О.Н. Лагута отмечает, что любое определение метафоры всегда является тавтологичным, поскольку содержит толкование по кругу: как известно, метафора - это «перенесение свойств», но толкование «перенесение свойств», собственно говоря, само является метафорой и требует дополнительных пояснений, так как не ясно, что представляет собой это «перенесение свойств» [Лагута 2003а: 5].

Е.Т. Черкасова обращает внимание на то, что в самом употреблении слова метафора обнаруживается тенденция к отождествлению понятия, выражаемого этим словом, с понятием, выражаемым словом «перенос». Нетерминологическое применение слова «перенос» в отношении метафоры, по мнению автора, крайне затрудняет выяснение существа самого этого явления и не только потому, что понятие «перенос» слишком общее и неопределенное (одно неизвестное - «метафора» - определяется с помощью другого неизвестного, еще более неясного и расплывчатого с терминологической точки зрения, - «перенос»), но также и потому, что оно слишком внешне по отношению к понятию, обозначаемому словом метафора [Черкасова 1968: 29].

Разграничение процессов и явлений, в отношении которых терминологическое применение слова «перенос» с лингвистической точки зрения представляется в той или иной мере оправданным, от тех процессов и явлений, в отношении которых понятие «перенос» неприменимо, а также уточнение конкретного содержания понятия, обозначаемого словом метафора, и тем самым «обезвреживание» его использования в качестве термина бесспорно важно [Черкасова 1968: 29-31]. По мнению В.В. Виноградова, недифференцированным употреблением термина «перенос» затрудняется отграничение метафоры не только от смежных явлений (термин, номинация по общности функции, символ и т.д.), но также и от явлений более близких к метафоре и в то же время более сложных, чем перенесение свойств. Речь идет о других видах тропов (метонимия, синекдоха и т.д.), в возникновении и развитии которых собственно языковым факторам принадлежит решающая роль [Виноградов 1953: 12].

С нашей точки зрения, принципиальным в отношении метафоры является установление того, что и как переносится. Детализация этой идеи лежит в основе многочисленных подходов к метафоре, в том числе и в основе рассматриваемого нами семантического (традиционного) подхода, сущность которого заключается в том, что «механизм и результат переноса хорошо описывается посредством концепции значения» [Петров 1990: 135].

Изучение метафоры в рамках семантического подхода берет свое начало с работ А. Ричардса и М. Блэка. А. Ричардс обогатил теорию метафоры такими терминами, которые обозначают составные части метафоры: «содержание» (tenor) и «оболочка» (vehicle). Разбирая механизм функционирования двух частей метафоры, А. Ричардс подчеркивает, что «их взаимодействие не ограничено чертами сходства соответствующих объектов. Различия также важны» [Ричардс 1990: 64]. Подобное понимание открывает новую грань в механизме метафорообразования, поскольку внимание уделяется не только поиску сравнения, считающегося формальной основой переноса, но акцентируется внимание и на различиях, которые имеются между сравниваемыми объектами. Последнее помогает увидеть метафору в ином свете и является не менее значимым и информативным, чем вычленение сходства.

В отличие от А. Ричардса, М. Блэк указывает на то, что в процессе метафоризации участвуют два разнородных референта: основная сущность (primary, principle subject) - обозначаемое в процессе метафоризации, и вспомогательная сущность (secondary, subsidiary subject) - уже существующее в языке наименование.

М. Блэк вводит также понятие «система общепринятых ассоциаций». Автор исходит из того, что за каждым концептом следует ряд общепринятых ассоциаций. Во время метафоризации происходит актуализация системы ассоциаций, которые в сознании говорящего связаны со вспомогательным субъектом. Эти ассоциации применяются к главному субъекту метафоры. При этом в системе ассоциаций одни признаки выходят на передний план, а другие затемняются. Таким образом, метафора действует как фильтр (в более поздних работах М. Блэк говорит о «проекции»), который структурирует систему ассоциаций и отбирает те, которые могут быть соотнесены с главным субъектом в данной ситуации или высказывании. М. Блэк полагает, что система общепринятых ассоциаций может содержать полуправду и даже ошибочные сведения, но для метафоры важна не истинность этих ассоциаций, а их быстрая активизируемость в сознании. Этим объясняется то, что метафора, действенная в рамках одной культуры, может оказаться абсурдной в другой. Нераскрытыми в теории остаются принципы отбора релевантных для данной ситуации признаков из всего набора, которым обладает концепт. В.Н. Телия, развивая идею ученого, отмечает, что любая метафора основана на «принципе фиктивности» - допущении, что некоторые гетерогенные сущности могут иметь что-то общее (признаки, свойства, форму, функцию и т. д.). Важным моментом в работе В.Н. Телия можно считать также и то, что она раскрыла связь между принципом фиктивности и другим принципом - антропометричностью, который присущ процессу метафоризации. С данным тезисом нельзя не согласиться: метафора всегда синтезируется конкретной языковой личностью. Таким образом, метафорический процесс всегда несет долю субъективности, ведь во время процесса метафоризации создатель метафорического выражения базируется на своей собственной, индивидуальной и неповторимой картине мира, основывается на своих ассоциациях (которые, впрочем, во многом стереотипичны, стандартны для ряда представителей того или иного лингвокультурного сообщества) [Телия 1988].

М. Блэк также уделяет внимание взаимодействию метафоры с неметафорическим контекстом. Для обозначения данных аспектов вводятся соответствующие термины: «фокус» (focus) - собственно метафора, и «рамка» (frame) - буквальное окружение метафоры, минимальный контекст. М. Блэк совершенно справедливо отмечает, что метафора вне контекста не существует.

Сходное понимание механизма метафоры как контекстуально зависимого образования можно найти у Л.Ф. Тарасова [Тарасов 1980], Г.В. Колшанского [Колшанский 1980], X. Вайнриха [Вайнрих 1987], а также ряда других исследователей. Так, Л.Ф. Тарасов полагает, что метафора - семантический троп, сущность которого состоит в образовании контекстуально-речевого переносного значения на основе сходства некоторых признаков двух предметов, один из которых уже обозначен, и значение, содержащее его признаки, закреплено за словом в речевой практике, а второй получает обозначение в данном конкретном случае словоупотребления [Тарасов 1980: 64]. Г.В. Колшанский подчеркивает, что «тропы - дитя контекста» [Колшанский 1980: 106]. X. Вайнрих отмечает, что метафора вне коммуникативной ситуации или лингвистического контекста не существует, так как «голая семантика слова, не дополненная семантикой текста, в лучшем случае дает лишь полуправду» [Вайнрих 1987: 66].

Теория метафоры, предложенная Дж.Р. Серлем, исходит из теории речевых актов и напрямую связана с теорией имплицитных смыслов и контекста. В этой теории каждое высказывание содержит два уровня: подразумеваемое значение высказывания (ПЗВ) и буквальное значение высказывания (БЗВ). Подразумеваемое значение высказывания - это значение, которое говорящий хочет передать слушателю, а буквальное значение высказывания - это то значение, которое слушатель получает, анализируя истинное строение высказывания, без учета намерений говорящего. Метафорическое высказывание демонстрирует разрыв между ПЗВ и БЗВ, что нейтрализуется слушателем путем интерпретации. Таким образом, метафорическое значение - это всегда значение высказывания говорящего [Серль 1990: 308]. Как и Дж.Р. Серль, Д. Дэвидсон придерживается точки зрения, что определение ложности высказывания - это ключевой шаг в восприятии метафоры, если в нем имеется какое-то «скрытое значение», а буквальное значение заключено в «обычном значении слова», которое, впрочем, зависит от контекста [Дэвидсон 1990].

Беря в качестве примера метафоры простейшей структуры «субъект - предикат» (например, «Салли - ледышка», «Ричард - горилла» и т. д.), Дж.Р. Серль фактически сводит объяснение процесса метафорообразования к тому, что, произнося «S есть Р», говорящий на самом деле имеет в виду «S есть R». Выявленные Дж.Р. Серлем принципы не проясняют вопрос о том, на каком основании из множества характеристик Р вычленяются те характеристики R, которые проецируются на S (например, почему в примере Дж.Р. Серля «Салли - ледышка» из всех многочисленных свойств льда выбирается именно его температурная характеристика), так как вывод Дж.Р. Серля о том, что выбираются именно те R, которые повышают значимость определенных свойств S, не представляется убедительным из-за его неопределенности.

Сходными в этом отношении с точкой зрения Дж.Р. Серля, но более обоснованными представляются теории Д. Ротбарта [Rothbart 1984] и А. Ортони [Ортони 1990], объяснение механизма образования метафор в рамках которых потребовало привлечение теории семантического поля - «принципиально иной концепции значения», по утверждению В.В. Петрова [Петров 1990: 137]. По мнению рассматриваемых авторов, в метафорическом переносе «задействовано» не все буквальное значение, а только его отдельные фрагменты. Так, Д. Ротбарт выделяет в структуре понятий семантические переменные и семантические постоянные, последние из которых являются необходимым условием успешности метафорического переноса. Неудачные метафоры, следуя данной теории, образуются, как правило, в случае участия в переносе семантических переменных. Следовательно, метафора «книга - сокровищница» представляется более удачной, чем метафора «книга - раковина», так как способность книги (как и раковины) открываться и закрываться в данном случае не является семантической постоянной.

С точки зрения Э. Ортони, интересные метафоры возникают тогда, когда говорящий желает подчеркнуть какие-то несильно выраженные свойства обозначаемого в процессе метафоризации (основной сущности), проводя сравнение с уже существующим в языке наименованием (вспомогательной сущностью), в котором эти свойства кажутся более выраженными. Например, метафора «Шоссе вьется как змея» делает акцент на относительно невыраженных свойствах дороги - на том, что они часто могут быть кривыми и коварными. Метафора сравнивает дороги с таким объектом, в котором эти качества выражены - со змеями. Таким образом, в теории Э. Ортони более значимым представляется выделение семантических постоянных в рамках «вспомогательной сущности» и семантических переменных в рамках «основной сущности».

В рамках семантического подхода нам представляется также важным рассмотрение вопроса о соотношении метафоры и сравнения, так как в основе ряда определений метафоры лежит постулат об их принципиальном различии / сходстве.

Традиция противопоставления метафоры и сравнения была заложена Аристотелем, полагавшим, что между этими структурами существует лишь незначительная разница, хотя он и относился с большим предпочтением к первой из них [Аристотель 2000: 276-278].

Отношение к метафоре как к эллиптическому или сжатому сравнению находит отражение и в работах наших современников. Анализируя фразы «картина печальна» («a picture is sad») и «картина напоминает печального человека» («a picture is like a sad person»), Н. Гудмен заключает, что «разница между сравнением и метафорой крайне незначительна. Употребляются ли в них слова is like 'похоже' или is 'есть' - не так важно. Главное, что и в том, и в другом случае утверждается сходство между картиной и человеком, вычленяется какая-то определенная общая черта...» [Гудмен 1990]. По мнению А. Миллера, метафора - утверждение сравнения, в котором что-то опущено [Миллер 1990: 260]. Несомненно, отмечает М.В. Никитин, что в основе метафоры лежит мыслительная операция сравнения, а сама метафора - отработанное скрытое сравнение [Никитин 1979: 94].

По мнению Е.Т. Черкасовой, нельзя признать точным положение о том, что метафора - это «сокращенное сравнение». Далеко не каждая сравнительная конструкция может быть «сокращена» в метафору, и далеко не каждая метафора может быть развернута в сравнительную конструкцию. Понятия «сравнение» и «метафора» - понятия близкие, но далеко не тождественные. Близость этих понятий обусловлена общностью только тех психических процессов, которые лежат как в основе первого, так и в основе второго явления. В то же время необходимо подчеркнуть, что в собственно лингвистическом аспекте сравнение - это синтаксически членимая конструкция или морфологически членимая структура, метафора же, это - не конструкция и даже не слово, а его новая семантическая функция. В метафоре сравнение выражается нерасчлененно, собственно семантическими средствами - взаимодействием «предшествующего» и «последующего» значений одного и того же слова, то есть его семантической двуплановостью [Черкасова 1968: 34].

Д. Дэвидсон, в свою очередь, считает, что наличествующие различия между метафорой и сравнением обусловлены способом нашего мировосприятия, и, следовательно, они не могут быть абсолютно идентичными. Наиболее очевидное семантическое различие между сравнением и метафорой заключается в том, что все сравнения истинны, а все метафоры ложны [Дэвидсон 1990].

Являясь сторонником рассмотрения метафоры с точки зрения интеракционистской теории и подвергая критике теорию сравнений, М. Блэк также разграничивает метафору и сравнение [Блэк 1990]. По мнению автора, самой распространенной точкой зрения вплоть до недавнего времени была субституциональная теория, под которой понимается любая теория, в которой «метафорическое выражение всегда употребляется вместо некоторого эквивалентного ему буквального выражения». Сравнительная точка зрения на метафору, по мнению М. Блэка, имеет место в том случае, если в основе метафоры лежит демонстрация сходства или аналогии [Блэк 1990: 158-159].Основное различие между субституциональной концепцией и ее разновидностью М. Блэк демонстрирует на примере Richard is a lion. Согласно первой точке зрения это предложение означает приблизительно то же, что и Richard is brave, согласно второй точке зрения - приблизительно то же самое, что Richard is like a lion (in being brave), причем стоящие в скобках слова только предполагаются, но эксплицитно не употребляются. И в первом, и во втором случаях предполагается, что метафорическое утверждение употреблено вместо некоторого буквального эквивалента. Но при сравнительной точке зрения требуется более детальная перифраза, поскольку утверждение сделано как о Ричарде, так и о льве [Блэк 1990: 160].

Следуя субституциональной точке зрения на метафору, говорящий использует фигуральный способ изложения мысли вместо того, чтобы выразить свою мысль прямо, без использования метафоры. Под таким взглядом на метафору подразумевается следующее - метафора не более чем простое украшение (за исключением тех случаев, когда она покрывает лакуну в лексиконе), ее цель - развлечение, доставление эстетического удовольствия, и, следовательно, метафоре нет места в тех текстах, где требуется точность и четкость. Основное возражение против субституционального взгляда заключается в том, что метафорическое выражение, как правило, нельзя или сложно заменить эквивалентной парафразой, так как оно намного богаче в смысловом и функциональном планах.

Относительно сравнительной точки зрения можно сказать, что метафора может не только основываться на реально наличествующем сходстве, фиксируя его вербально, но может и сама создавать его (в случае, когда между двумя классами объектов нет реально существующего сходства).

Н.Д. Арутюнова высказывает предположение, что именно метафора «статична; она отражает остановившийся, лишенный внутренней динамики мир - мир сущностей», а «сравнение подвижно» [Арутюнова 1999: 279].

А. Вежбицкая отмечает, что метафора и сравнение различаются не поверхностными, а глубинными структурами. «Мы говорим «метафора и сравнение», как будто имеем дело с двумя четко противопоставленными на практике категориями явлений, как будто речь идет только о необходимости подыскать для них две адекватные семантические формулы. Но в действительности ситуация иная: по существу, мы имеем дело с целой семьей языковых явлений. Ставится задача четко определить родственные связи внутри всей семьи, а не только ее самых известных представителей - классической метафоры и классического сравнения» [Вежбицкая 1990: 143]. А. Вежбицкая предлагает следующий способ моделирования семантических отношений между сравнением и метафорой на фоне сходных языковых явлений:

Сравнение - `можно сказать, что это могло бы быть …'

Метафора - `можно сказать, что это не… а…'

Метафорическое сравнение - `можно сказать, что это могло бы быть не…, а …' [Вежбицкая 1990: 144].

Таким образом, существуют два определяющих признака метафоры: один - семантический, а именно одна из составляющих ее глубинной структуры `можно сказать, что не…, а…'; второй - формальный, а именно полный или, по крайней мере, частичный эллипсис этой формулы в поверхностной структуре [Вежбицкая 1990: 149].

Для нашего исследования важными в рамках семантического подхода представляются положения, высказанные в отношении метафоры и сравнения Р.А. Будаговым и Ф. Уилрайтом, так как они нейтрализуют противоречия между этими понятиями. Так, Р.А. Будагов отмечает, что связь метафоры и сравнения проявляется в том, что сравнение не только подготавливает метафору, но и дает ей возможность раскрыться на фоне широкого контекста, на фоне целого [Будагов 1973: 28].

Ф. Уилрайт в своей работе «Метафора и реальность» игнорирует знакомое грамматистам разграничение между метафорой и сравнением [Уилрайт 1990: 82]. Что действительно важно в метафоре, по мнению автора, так это духовная глубина, на которую объекты внешнего мира, реального или вымышленного, перемещаются при помощи «холодного жара воображения». Процесс перемещения, который в этом случае имеет место, может быть описан как семантическое движение. Представление о таком движении скрыто в самом слове «метафора», поскольку движение, включенное в значение этого слова, есть именно семантическое движение - тот происходящий в воображении двойной акт распространения и соединения, который обозначает существо метафорического процесса. Распространение и соединение, представляющие собой два главных элемента метафорической деятельности, наиболее действенны в сочетании. Возможно, на самом деле они всегда в той или иной степени соединены друг с другом, по крайней мере, в неявном виде. Но, чтобы понять роль каждого из них, их можно рассматривать по отдельности и дать им отличные друг от друга названия - «эпифора» и «диафора», - первое из которых обозначает распространение и расширение значения посредством сравнения, а второе - порождение нового значения при помощи соположения и синтеза [Уилрайт 1990: 83].

В следующем пункте нашей диссертационной работы мы подробно рассмотрим когнитивные основы процесса метафоризации, так как в рамках семантического подхода не было дано однозначных ответов на ряд вопросов о природе метафорического переноса и механизме выделения проецируемых характеристик. Придерживаясь мнения А. Вежбицкой о том, что необходим синтез двух традиций, так как противопоставление семантического (традиционного) и когнитивного взглядов ничего не сможет дать лингвистической науке [Вежбицкая 1997: 201], мы считаем, что когнитивный подход не только содержит принципиально новые моменты, но и является попыткой обобщения концепций метафоры, рассматриваемых в рамках семантического подхода. Преемственность когнитивного подхода заключается в обращении к контексту, в том числе к фоновым знаниям, без которых невозможна верная интерпретация метафоры. С другой стороны, очевидна связь когнитивной теории метафоры с семантическим подходом, которая просматривается в том, что оба подхода развивают положение о креативной функции метафоры, о том, что метафора организует и регулирует наше мировосприятие, «высвечивая» и подчеркивая одни черты, «затемняя» при этом другие. Следует также отметить, что теория семантического поля значительно прояснила механизм метафорического переноса и внесла вклад в развитие когнитивного подхода.

1.2 Рассмотрение метафоры с точки зрения когнитивной лингвистики

Согласно одному из основных положений когнитивной лингвистики обработка новых знаний осуществляется на основе старых знаний, уже имеющихся в памяти человека. Именно поэтому столь важное место в когнитивной лингвистике занимает изучение метафоры, так как последняя - инструмент, при помощи которого мы используем информацию о хорошо известном для описания малоизученного. А.Н. Баранов и Ю.Н. Караулов отмечают, что с когнитивной точки зрения процессы метафоризации - это специфические операции над знаниями, часто приводящие к изменению онтологического статуса знания» [Баранов, Караулов 1991: 186], а следовательно, когнитивный подход базируется на превалирующей роли «знания» [Петров 1990: 135, Алексеев 1998].

Дж. Лакофф и М. Джонсон в рамках когнитивной теории метафоры представляют процесс метафоризации следующим образом: «А» - «В» или «А» как «В», где «А» - область мишени (target domain, в других переводах: «область цели»), а «В» - область источника (source domain, в других переводах: «исходная область») [Лакофф, Джонсон 1990]. Таким образом, основной тезис когнитивной теории метафоры сводится к следующей идее: метафоризация основана на взаимодействии двух структур знаний - когнитивной структуры «источника» и когнитивной структуры «мишени». В процессе метафоризации некоторые области мишени структурируются по образцу источника, иначе говоря, происходит «метафорическая проекция».

Область источника и область мишени неэквивалентны в отношении направления метафоризации. Область источника - это более конкретное знание, получаемое человеком в процессе непосредственного опыта, взаимодействия с действительностью. Область мишени - менее ясное, менее конкретное, менее определенное знание, это, скорее, «знание по определению», а не «знание по знакомству» [Баранов 2003: 75-76].

Дж. Фоконье и М. Тернер дополняют пару рассматриваемых Дж. Лакоффом и М. Джонсоном областей (пространств - в терминологии Дж. Фоконье и М. Тернера) двумя дополнительными: родовым пространством, которое содержит фоновые знания, общие для входных пространств, и выходным смешанным пространством, которое содержит продукт концептуальной интеграции, что, по сравнению с двумя пространствами, представляет большую степень вариативности. Авторы выделяют пять условий оптимальности, не являющихся онтологическими, которые описывают, чем отличается структурно правильное использование схемы концептуальной интеграции: 1) интеграционное условие требует, чтобы смешиваемые элементы легко представлялись в виде единого концептуального объекта; 2) условие переплетенности требует, чтобы интеграционное условие не разрывало связи между заново смешанными элементами и их оригинальными входными прототипами; 3) условие расшифровки требует, чтобы тот, кто осмысливает смешанный результат интеграции, мог бы реконструировать сеть пространств, из которых она была произведена; 4) топологическое условие обеспечивает семантическую законность интеграции, требуя, чтобы соответствующие друг другу смешиваемые элементы соотносились с другими элементами своих пространств сходным образом; 5) условие полезности требует, чтобы концепты, участвующие в смешении, были достаточно значимыми в смысле их обширной связанности с другими элементами смешения [Turner, Faucconier 1995; 1996].

Несмотря на перечисленные условия оптимальности М.В. Никитин отмечает, что «зона смешения как область интеграции концептов - самый уязвимый пункт построений Дж. Фоконье и М. Тернера. Если довести их мысль до логического завершения и не скрывать конечный вывод, то надо признать, что метафора всякий раз, хотя бы на время и в операциональном плане, порождает противоестественных концептуальных уродцев» [Никитин 2002: 266].

По мнению В.В. Петрова, чтобы отобрать из известной области полезную для понимания новой области информацию, необходимо установить, какие из аспектов известной области останутся при переносе инвариантными, а какие вообще будут проигнорированы [Петров 1990: 139]. Предположение о повторении структуры источника в структуре мишени получило название «гипотезы инвариативности». Среди типов отношений, которые сохраняются инвариантными при метафорическом переносе, Дж. Карбонелл выделяет: совокупность целей, стоящих перед субъектом, функциональные атрибуты, порядок следования во времени, естественные тенденции, социальные роли, структурные отношения, конкретные характеристики. Следует также отметить, что концепция автора предполагает перенос от одних четко структурированных областей знания к другим [Carbonell 1981, цит. по: Петров 1990: 139].

Примером четкого выстраивания структуры определенной области знания является, по нашему мнению, раскрытие содержания и внутренней упорядоченности концепта ДОЖДЬ В.П. Васильевым в статье «Концепт ДОЖДЬ и особенности его организации». В рамках рассматриваемой работы отмечается, что содержание концепта раскрывается следующими когнитивными аспектами (субаспектами) и формирующими их когнитивными признаками [Васильев 2003: 184-229]:

1. Признак «капли», представляющий аспект «составные частицы осадков». 2. Признак «вода», реализующий аспект «агрегатное состояние».

3. Признак «выпадать», проявляющий аспект «способ существования осадков». Непосредственными носителями признака являются: а) глаголы движения и образованные от них причастные и деепричастные формы - сеял, сеялся, хлестал, хлыстал; б) глаголы физического воздействия на объект (нанесение удара) - дождь … бил, сек, лупил, колотил, долбил, капли дождя били по крыше. Опосредованно идею движения выражают слова, обозначающие его интенсивность и скорость, фазисные номинации и номинации, указывающие на время прохождения фаз действия, а также межчастеречный класс слов, обозначающих звучание - барабанил, шелестел, стучал, шуршал, лопотал и др.

4. Признак «тучи», принадлежащий аспекту «источник образования осадков».

5. Признаки «очень незначительный по величине», «незначительный по величине», «значительный по величине», иллюстрирующие аспект «величина частиц осадков», например, бисерный.

6. Признаки «близко расположенные друг к другу», «далеко расположенные друг от друга», «расположенные без промежутков», раскрывающие аспект «плотность расположения частиц осадков при их выпадении», выявляются из различных сочетаний метеонима и его перифразы - пряди, копья, стена, лавина … дождя, частое сито, густая сетка, тугая полоса … дождя.

7. Признаки «ахроматические цвета»: «цвет молока, мела…», «цвет пепла»; «хроматические цвета»: «цвет яичного желтка», «цвет радуги», отражающие «колористический аспект» восприятия явления, передаются цветовыми прилагательными в словосочетаниях простой и сложной структуры - белый, седой, серебристый, свинцовый, серый, желтый, золотой, золотистый, радужный … дождь, пепельно-серое полотнище дождя, жемчужно-серые копья дождя, серые веревки дождевых струй.

8. Признаки «имеющие яркий свет», «не имеющие яркого цвета», характеризующие аспект «яркость освещенных частиц осадков», обусловливаются световыми и цветовыми прилагательными, включенными в разнообразные сочетания имени - алмазная сетка дождя, серебристый, золотой, золотистый и др.

9. Признаки «относительно низкая температура», «низкая температура», «относительно высокая температура», принадлежащие аспекту «температура осадков», раскрываются ключевыми словами простых и сложных словосочетаний, образованных на основе метеонима - парной, холодная пыль и др.

10. Признаки «небольшое количество», «большое количество», представляющие аспект «количество выпавших осадков», раскрываются различными фрагментами текста - лавина дождя, щедрый дождь и др.

Исследуемый концепт включает в себя 29 когнитивных субаспектов, группирующихся в 10 аспектов, и комплектующие их когнитивные признаки. Такой способ представления концепта, показывая, «как обобщаются понятием признаки реалий и как они освоены языковой системой, не противоречит стихийно складывающейся практике поаспектной характеризации признаков концепта» [Васильев 2003: 223].

Так, в примере ДОЖДЬ - РЕБЕНОК инвариантной при метафорическом переносе остается характеристика «источник образования», так как «источник образования» ребенка - чрево матери, а дождя - туча. Следует заметить, что все же мы не всегда воспринимаем реальность в виде четко структурированных областей знания.

Одним из наиболее распространенных в рамках когнитивного подхода является положение, что основой метафоризации служит аналогия. По мнению П. Рикера, метафора первоначально создается силой воображения, в котором ведущую роль играет способность видеть или устанавливать подобия (аналогии): «видеть подобное - видеть одинаковое, несмотря на имеющиеся различия. Такое напряжение между одинаковостью и различием характеризует логическую структуру подобного», но это - необходимый этап в создании всех новых единиц знания. При этом каждое новое, установленное силой воображения подобие (каждая аналогия) «нарушает предшествующую категоризацию» [Рикер 1990а: 422].

М.В. Никитин отмечает, что связь между двумя концептами устанавливается в сознании, но отражает не какие-либо реальные связи, отношения, взаимодействия соответствующих сущностей, а общность - различие обнаруживаемых признаков (аналогии). Поскольку в сознании отражены не только сущности объективного мира, но и их связи, один концепт может предполагать и «вызывать» (имплицировать) другой. Импликация может быть отражением единовременных и разновременных, статических и динамических, жестких и вероятностных, слабых (например, пространственных и временных) и сильных (например, причинно-следственных) и других взаимодействий [Никитин 1979: 95].

...