Метафоризация концептов природных явлений в поэтическом дискурсе (на материале русского и немецкого языков)

В стихотворении С. Есенина «О край дождей и непогоды» рассматриваются концептуальные метафоры ДЕРЕВО > ОБЛАКО и ПЛОД > ЗВЕЗДА, где области-источники восходят к фитоморфной метафорической модели: На ветке облака, как слива, / Златится спелая звезда (Есенин. О, край дождей и непогоды). В концептуальной метафоре ПЛОД > ЗВЕЗДА носителем метафорического образа является прилагательное `спелая', а сравнение `как слива' выполняет уточняющую функцию. Метафорический перенос основан на сходстве цвета звезды и спелой златящейся (желтой) сливы. Концептуальная метафора ВЕТКА > ОБЛАКО реализуется генитивной синтаксической конструкцией и основывается на функциональном сходстве. (2) Рухнули гнезда / Облачных риз, / Ласточки-звезды / Канули вниз (Есенин. Пришествие, 5).

В данном примере концепты ГНЕЗДО и ЛАСТОЧКА, являющиеся источниками для областей-мишеней ОБЛАКО и ЗВЕЗДА, привлекаются из артефактной и зооморфной понятийных областей соответственно. Следует отметить, что большинство подобных примеров основываются на причинно-следственных связях.

Следующий пример представляет собой совмещение коррелятивной метафорической модели и инкорпорирующей, где первая «поглощает» вторую: Плыли по небу тучки. / Тучек -- четыре штучки: // от первой до третьей -- люди, / четвертая была верблюдик. // К ним, любопытством объятая, / по дороге пристала пятая, // от нее в небосинем лоне / разбежались за слоником слоник // И следом за ними, гонясь и сжирав, / солнце погналось - желтый жираф (Маяковский. Тучкины штучки). Инкорпорирующая полиметафорическая модель реализуется за счет использования нескольких областей-источников (ЛЮДИ, ВЕРБЛЮД, СЛОНИК) для метафорической репрезентации области-мишени ТУЧА. В рамках коррелятивной полиметафорической модели происходит объединение на основе общности понятийной дифференциации областей-источников концептуальных метафор ЛЮДИ, ВЕРБЛЮД, СЛОНИК > ТУЧА и ЖИРАФ > СОЛНЦЕ. В первом случае прослеживается сходство по форме, во втором - по цвету, что подчеркивается прилагательным `желтый'.

Таким образом, авторы актуализуют знания, основанные на реальном жизненном опыте, перенося свои представления об окружающей действительности и совмещая их в единый композиционный блок, результатом чего является рассматриваемая нами коррелятивная метафорическая модель в структуре стихотворного текста.

В основе стихотворения с несколькими концептуальными метафорами может лежать одна центральная (базовая) область-мишень и группа вспомогательных областей-мишеней (две, три и т.д.) с относящимися к ним областями-источниками (схема 6).

Приведем примеры стихотворений из русскоязычных и немецкоязычных источников с концептуальной структурой, состоящей из центральной (базовой) и вспомогательной областей-мишеней:

(1) Погас последний солнца луч / Устало голову склонило / Дневное жаркое светило / На мягкий холм из рыжих туч. // И веки сонные сомкнуло, / Накрылось тучею, заснуло… (Курбатова. Погас последний солнца луч).

(2) Jetzt sitzt die Kцnigin (die Sonne) auf ihrem Throne, / Die Silberwolke Teppich ihrem FuЯ, / Am Haupte flammt und quillt die Strahlenkrone (Droste-Hьlshoff. Die Lerche).

В результате контекстуального анализа можно заключить, что центральной областью-мишенью в рассматриваемых примерах является концепт СОЛНЦЕ (die SONNE), вспомогательной - концепт ОБЛАКО / ТУЧА (die WOLKE). СОЛНЦЕ (die SONNE) концептуализируется в качестве ЧЕЛОВЕКА. В первом случае его гендерная принадлежность не уточняется, однако подчеркивается, что перед нами уставший человек, склонивший голову и сомкнувший сонно веки. Во втором примере вырисовывается образ СОЛНЦА - КОРОЛЕВЫ, восседающей на троне, а на ее голове светится корона. КОРОЛЕВА, ТРОН, КОРОНА - все это области-источники с опорным (базовым) областью-источником КОРОЛЕВА, систематически привлекаемые для расширения представлений об области-мишени СОЛНЦЕ (die SONNE), то есть спектр метафоры. ТУЧА ассоциируется с неким артефактом (предметом). В примере, рассматриваемом в рамках русскоязычного поэтического дискурса, - это ПОДУШКА, на которую склоняет голову сонное светило и ОДЕЯЛО, которым оно накрывается. В немецкоязычном примере данный артефакт - это КОВЕР, на который солнце-королева опускает свои ноги. При выделении центральных (базовых) и вспомогательных областей-мишеней нами принимались во внимание закономерности, наблюдаемые в природе, и теории естественных наук.

обуславливает

функционирование

детализация ОИ детализация ОИ

Схема 6 Концептуальные метафоры с центральной и вспомогательной областями-мишенями

Обратимся к контекстам, в которых используется связка центральных областей-мишеней, то есть те случаи, когда несколько (две или более) области-мишени, образуя целостную структуру, составляют концептуальное основание образности текста. Связка концептуальных метафор с центральными областями-мишенями отличается от ранее рассмотренных случаев тем, что среди входящих в неё областей-мишеней невозможно выделить одну ведущую, здесь наличествует множество равноправных.



+

детализация ОИ детализация ОИ

Схема 7 Концептуальные метафоры с равнозначными областями-мишенями

Приведем пример стихотворения с концептуальной структурой, состоящей из группы центральных областей-мишеней: Die Sonn' ist zwar die Kцnigin der Erden. / Das sei hiermit hцchstfeierlich erklдrt! / Ich wдre ja von ihr beglдnzt zu werden, / Verneint' ich dies, nicht eine Stunde wert. // Wer aber kann, wann sie im Strahlenwagen / Einher an blauer HimmelsstraЯe zieht, / Die Glorie in seinem Aug' ertragen, / Die ihre kцnigliche Stirn umglьht? // Du, lieber Mond, bist schwдcher zwar und kleiner, / Ein Kleid, nur recht und schlecht, bekleidet dich; / Allein du bist so mehr, wie Unsereiner, / Und dieses ist gerade recht fьr mich... (Bьrger. Auch ein Lied an den lieben Mond). В данном примере можно выделить две самостоятельные концептуальные метафоры КОРОЛЕВА > die SONNE `СОЛНЦЕ' и НАШ БРАТ > der MOND `МЕСЯЦ, которые сравниваются друг с другом и в рамках рассматриваемого нами поэтического произведения образуют целостный образ.

Необходимо отметить, что в немецком поэтическом дискурсе спектр областей-источников, систематически привлекаемых к той или иной области-мишени, является более устойчивым, что особенно отчетливо вырисовывается на примере коррелятивной метафорической модели.

Так, олицетворяя ОБЛАКА `die WOLKE' и ЗВЕЗДЫ `die STERNE' овцами, пасущимися под надзором МЕСЯЦА-ПАСТУХА, представители немецкой лингвокультуры первоначально видели на небе черты своего собственного пастушеского быта. Такое воззрение на ОБЛАКА `die WOLKE' и ЗВЕЗДЫ `die STERNE' как на ОВЕЧЬИ СТАДА, а на МЕСЯЦ `der MOND' как на ПАСТУХА часто актуализуется у немецких поэтов. Предположительно, это может быть связано и с особым отношением к данному животному, так как в конце XVIII века в результате Семилетней войны хозяйственная жизнь в Германии, в том числе и животноводство, пришла в упадок. Ввоз в страну мериносовых овец способствовал развитию животноводства [Мальцева 2002: 43].

Рассмотрим несколько примеров, в которых находят свою вербальную репрезентацию концептуальные метафоры ОВЕЧЬИ СТАДА > die WOLKE `ОБЛАКА' или die STERNE `ЗВЕЗДЫ' и ПАСТУХ > der MOND `МЕСЯЦ', которые отчетливо демонстрируют частотность и взаимосвязь данных областей-мишеней и областей-источников в рамках коррелятивной метафорической модели:

(1) Mond, der Hirt, lenkt seine Herde / Einsam ьbern Wald herauf, / Unten auf der stillen Erde / Wacht verschwiegne Liebe auf (Eichendorff. Der stille Freier);

(2) Die Welt ist rings entschlafen, / Es singt den Wolkenschafen / Der Mond ein Lied (Brentano. Nun, gute Nacht! mein Leben);

(3) Wie still ist's in der Welt, / Der Mond, der Sternenhirte / Auf klarem Himmelsfeld, / Treibt schon die Wolkenschafe / Zum Born des Lichtes hin (Brentano. Sдusle liebe Mirte);

(4) Hoch fьhret durch die stille Nacht / Der Mond die goldnen Schafe (Eichendorff. Der wandernde Musikant);

(5) Auf einer groЯen Weide gehen / Viel tausend Schafe silberweiЯ, / Wie wir sie heute wandeln sehen, / Sah sie der allerдltste Greis. // Sie altern nie und trinken Leben / Aus einem unerschцpften Born, / Ein Hirt ist ihnen zugegeben / Mit schцn gebognem Silberhorn. // Er treibt sie aus zu goldnen Toren, / Er ьberzдhlt sie jede Nacht, / Und hat der Lдmmer keins verloren, / Sooft er auch den Weg vollbracht. // Ein treuer Hund hilft sie ihm leiten, / Ein muntrer Widder geht voran. / Die Herde, kannst du sie mir deuten? / Und auch den Hirten zeig mir an (Schiller. Auf einer groЯen Weide gehen ).

В последнем примере ветер, как быстроногий охотничий пес, представляется гонящим перед собой облака, в результате чего вербализуется также концептуальная метафора СОБАКА > der WIND `ВЕТЕР'.

Особенность немецкоязычного поэтического дискурса выражается и в том, что значительная роль в нем отводится мифотворчеству. Особенно отчетливо это также вырисовывается на примере коррелятивной метафорической модели.

По мнению А.Н. Афанасьева, каждое явление природы, при богатстве метафорических обозначений, изображается в чрезвычайно разнообразных формах. Так, олицетворяя природные явления в человеческих образах, человек переносит на них и свои бытовые формы. Родственные связи божеств, которыми представлялись и представляются природные явления, являются плодом живого, поэтического воззрения на природу, и, смотря по тому, как меняется это воззрение - меняются и взаимные отношения обоготворенных светил и стихий: одно и то же божество может быть то супругом, то супругой другого [Афанасьев 2002: 22-23, 98-99]. Солнце и месяц рассматриваются в родственной связи - или как сестра и брат, или как супруги. Проанализируем следующий пример, в котором фигурируют три центральные области-мишени: die SONNE 'СОЛНЦЕ', die LUNA 'ЛУНА', die STERNE 'ЗВЕЗДЫ', образующие в рамках стихотворного текста целостный композиционный образ: Einst am Himmel glдnzten, / Eh'lich vereint, / Luna, die Gцttin, und Sol, der Gott, / Und es wimmelten um sie her die Sterne, / Die kleinen, unschuldigen Kinder. / Doch bцse Zungen zischelten Zwiespalt, / Und es trennte sich feindlich / Das hohe, leuchtende Eh'paar. / Jetzt am Tage, in einsamer Pracht, / Ergeht sich dort oben der Sonnengott, / Ob seiner Herrlichkeit / Angebetet und vielbesungen / Von stolzen, glьckgehдrteten Menschen. / Aber des Nachts, / Am Himmel, wandelt Luna, / Die arme Mutter, / Mit ihren verwaisten Sternenkindern, / Und sie glдnzt in stiller Wehmut, / Und liebende Mдdchen und sanfte Dichter / Weihen ihr Trдnen und Lieder. / Die weiche Luna! Weiblich gesinnt, / Liebt sie noch immer den schцnen Gemahl. / Gegen Abend, zitternd und bleich, / Lauscht sie hervor aus leichtem Gewцlk, / Und schaut nach dem Scheidenden, schmerzlich, / Und mцchte ihm дngstlich rufen: „Komm! / Komm! die Kinder verlangen nach dir -„ / Aber der trotzige Sonnengott, / Bei dem Anblick der Gattin erglьht er / In doppeltem Purpur, / Vor Zorn und Schmerz, / Und unerbittlich eilt er hinab / In sein flutenkaltes Witwerbett (Heine. Sonnenuntergang). Из этого отрывка становится ясно, что die SONNE `СОЛНЦЕ' и die LUNA `ЛУНА' - это расставшаяся божественная супружеская пара, где die STERNE `ЗВЕЗДЫ' - это невинные дети-малютки. Die LUNA `ЛУНА' - богиня и их несчастная мать, которая все еще любит своего супруга и украдкой наблюдает за ним, желая крикнуть ему, чтобы он вернулся. Однако die SONNE `СОЛНЦЕ', ее божественный супруг, упрям. Краснея от гнева и боли, он спешит прочь. Таким образом, они никогда не встречаются. Уже в другом стихотворении Г. Гейне «Untergang der Sonne» die SONNE `СОЛНЦЕ' осмысливается в качестве прекрасной женщины, супруги бога моря, за которого она вышла замуж по соглашению.

Итак, под коррелятивной метафорической моделью нами понимается схема связи между двумя или более группами соотносящихся между собой понятийных областей. В основе стихотворения с несколькими концептуальными метафорами может лежать либо одна центральная (базовая) область-мишень и группа вспомогательных областей-мишеней (две, три и т.д.) с относящимися к ним областями-источниками, либо связка центральных областей-мишеней. В связке концептуальных метафор с центральными областями-мишенями невозможно выделить одну ведущую. Инкорпорирующая модель может включаться в структуру полиметафорической коррелятивной модели.

2.3 Проблемы перевода метафоры в поэтическом дискурсе

В настоящем разделе диссертационного исследования нами устанавливается устойчивость концептуального наполнения и структуры метафоры при трансляции из одной лингвокультуры в другую.

Как известно, перевод метафоры требует особых когнитивных усилий. Переводчик всегда стоит перед проблемой восприятия и переработки чужого «ментального содержания», поскольку в своем переводном тексте он не излагает собственной идеи, но лишь вербализует идеи, сформированные автором оригинала. Не исключается, что переводчик, «проецируя» ИТ в свое ментальное пространство, обнаруживает неидентичность или несоотнесенность собственных ментальных структур с теми параметрами, которые «заданы» ИТ [Фесенко 2002б: 129-130]. При соответствии определенных участков ментальных сфер (и ментальных пространств) индивидов образуются участки пересечения, обеспечивающие появление «зон» понимания. Чем шире участки пересечения ментальных сфер автора ИТ и переводчика (то есть чем обширнее их общий фонд знаний), тем обширнее актуализируемые у переводчика «зоны понимания», «отвечающие» за реконструкцию смыслового содержания ИТ [Фесенко 2002б: 139]. Следовательно, для успешного осуществления перевода необходимо, чтобы автор оригинала и переводчик обладали общностью знаний об исходном языке, а также общностью знаний о мире в форме образов сознании в целом и о данной конкретной лингвокультуре в частности.

Как отмечает Т.А. Фесенко, воспринимаемый переводчиком исходный текст никогда не будет наполнен для него тем смыслом, который вкладывал в него автор, поскольку каждая культура имеет в своей основе собственную систему социальных стереотипов, образов и когнитивных схем, а за каждым вербальным знаком стоит фрагмент образа мира данной конкретной культуры, репрезентируемый, в частности, концептами [Фесенко 2002б: 179]. По замечанию Дж. Лакоффа, различия, кроющиеся в концептуальных системах, подтверждают наличие трудностей при переводе с одного языка на другой, но, так как способности концептуализации одинаковы в разных лингвокультурных сообществах, предполагается возможность перевода и понимания между представителями различных лингвокультурных сообществ [Лакофф 2004: 404-405]. Так как перевод метафоры достаточно сложен, по нашему мнению, большую роль при этом должен играть концептуальный перевод, основу которого составляет положение, что переводу подвергаются не вербальные единицы, а стоящие за ними концепты. Процессуально концептуальный перевод реализуется в следующем режиме: переводчик к заданной вербальной единице в исходном языке исходного текста вызывает соответствующий ментальный образ (концепт), который, в свою очередь, репрезентируется вербальной единицей языка перевода [Фесенко 2002а: 67].

Итак, оптимальный перевод метафоры может иметь место в том случае, когда содержание, вкладываемое автором исходного текста, хорошо согласуется с извлекаемой переводчиком информацией. Легче всего это достигается, если одинаковые концептуальные метафоры наличествуют и равнозначны в обыденном сознании представителей рассматриваемых лингвокультур, например концептуальная метафора ПАСТЫРЬ, ПАСТУХ > der MOND (МЕСЯЦ):

Mond, der Hirt, lenkt seine Herde / Einsam ьber Wald herauf...

(Eichendorff. Der stille Freier)

Пастырь - месяц гонит смело / В небесах стада свои...

(Эйхендорф. Тихий жених (пер. П. Карпа)

Данная метафора уходит корнями в мифологию, где месяц воспринимается как бог-облачитель, который покрывает небо дождевыми тучами, или, выражаясь метафорически, заволакивает его облачным руном, выгоняет на небесные пастбища облачные стада. Первоначально месяц заведовал небесными, мифическими стадами, был их владыкою и пастырем, но потом, с утратой народом сознательного отношения к своим старинным представлениям, ему было приписано покровительствовать и охранять обыкновенные земные стада [Славянские мифы 1998: 22]. В рассматриваемом примере концептуальная метафора der HIRT (ПАСТЫРЬ, ПАСТУХ) > der MOND (МЕСЯЦ) исходного текста (ИТ) и конечного текста (КТ) совпадает. Различие состоит в том, что в ИТ месяц - пастух земных стад, а в КТ - небесных.

По мнению З.Д. Поповой и И.А. Стернина, в близких концептах разных культур национальная специфика проявляется в том, что сопоставимые концепты оказываются неполностью совпадающими по своему содержанию, причем именно несовпадения могут быть очень существенны для межкультурной коммуникации [Попова, Стернин 2002: 20]. Данное положение актуально и для схожих концептуальных метафор рассматриваемых лингвокультур, различие которых состоит в частичном несовпадении их «наполнения» в рамках исходного и конечного поэтических текстов.

Метафорическое осмысление концептов die SONNE / der SOL (СОЛНЦЕ), der MOND / die LUNA (МЕСЯЦ / ЛУНА), die STERNE (ЗВЕЗДЫ) в исходных и конечных поэтических текстах немецкого и русского языков во многом совпадает, что объясняется схожим «фондом» культур. Однако наряду с «устойчивыми универсальными» выявляются и «национально-специфические» смыслы. При установлении этого основную роль играет концептуальный перевод, так как речь в данном случае идет о трансляции образов сознания из одной лингвокультуры в другую. Данный процесс обусловлен деятельностью переводчика, который, пропуская ИТ через свое ментальное пространство, вербализует конструкты как собственной лингвоментальной деятельности, так и своего лингвокультурного сообщества в целом.

В результате осмысления концептуальных метафор русской и немецкой лингвокультур, рассматриваемых в рамках ИТ и КТ, складывается образ ЛУНЫ как мягкой, кроткой, нежной и печальной ЖЕНЩИНЫ, которая все еще любит своего красавца мужа, как заботливой, но несчастной МАТЕРИ, БОГИНИ:

Einst am Himmel glдnzten, / Eh'lich vereint, Luna, die Gцttin, und Sol, der Gott, / Und es wimmelten um sie her die Sterne, / Die kleinen, unschuldigen Kinder...

Aber des Nachts, / Am Himmel, wandelt Luna, / Die Arme Mutter, / Mit ihren verwaisten Sternenkindern.

(Heine. Sonnenuntergang)

Некогда в небе сияли, / В брачном союзе, Луна - богиня и Солнце - бог; / А вкруг их роились звезды, / Невинные дети - малютки...

А ночью / По небу бродит луна, / Бедная мать, / Со своими сиротками-звездами.

(Гейне. Закат солнца (пер. М. Михайлова))

К образу ЛУНЫ, характерному для русской лингвокультуры, следует также добавить, что у нее есть сердце, через которое она «профильтровывает» все свои чувства:

Die weiche Luna! Weiblich gesinnt / Liebt sie noch immer den schцnen Gemahl

(Женским незлобивым сердцем / Все ещё любит луна / Своего красавца мужа). (Гейне. Закат солнца (пер. М. Михайлова))

В ИТ автор обращает особое внимание на различия между мужским и женским типом мышления («weiblich gesinnt»), в то время как автор КТ заостряет особое внимание на том, что ЛУНА любит «женским сердцем». При этом автор ИТ и переводчик репрезентируют образы сознания своего лингвокультурного сообщества. Если в немецком языке упор делается на рассудительность немецкого характера, то для русской ментальности характерно обращение к душе, сердцу.

Метафорическое осмысление концепта СОЛНЦЕ представителями двух лингвокультур во многом совпадает. Оно может быть гордым, упрямым и безутешно покорным, а также радовать окружающих своим теплым и светлым взглядом, за что воспето, хвалимо и любимо, например:

Die Sonne sei / Eine schцne Frau, die den alten Meergott / Aus Konvenienz geheiratet...

Versteht sich! bricht dann aus in Trдnen / Die stolze Sonne und klagt ihr Elend...

(Heine. Untergang der Sonne)

Солнце-Красавица, что ради почета / Вышла замуж за дряхлого бога морей…

Конечно же, горько рыдает / Гордое солнце и жалуется на судьбу...

(Гейне. Закат солнца (пер. Г. Ратгауза))

Отметим, что в данном отрывке из стихотворения Г. Гейне «Закат солнца» авторы ИТ и КТ репрезентируют образы сознания своего лингвокультурного сообщества, так как автор КТ заостряет внимание на том, что солнце «жалуется на судьбу», в то время как автор ИТ обращает внимание на его беду, жалкое состояние («ihr Elend»). Если представители русского лингвокультурного сообщества часто ищут причину своих неудач в других и полагаются на случай, то представители немецкого социума не привыкли жаловаться на судьбу.

Рассмотрим еще один пример перевода вербализованных концептуальных метафор немецкой и русской лингвокультур и попытаемся выявить их национально-культурную специфику путем перевода.

Aus violettem Gewцlk, unheimlich, / Schaut hervor der grasgelbe Mond.

(Heine H. Der Gesang der Okeaniden)

Месяц, как желтый лист осенью, - / Грустно сквозь сизого облака смотрит.

(Гейне Г. Песнь Океанид (пер. М. Михайлова))

В данном примере автор ИТ и переводчик репрезентируют образы сознания своего лингвокультурного сообщества, вербализуя концептуальные метафоры желтая ТРАВА > der MOND и желтый ЛИСТ > МЕСЯЦ соответственно. Так, для русского человека первый признак наступления осени и эквивалент желтого цвета - желтый лист, в то время как для человека, принадлежащего к немецкому языковому сообществу, осень, прежде всего, ассоциируется с желтеющей травой, которая для него же одновременно является и эквивалентом желтого цвета. Следовательно, содержание, вкладываемое автором исходного текста, не согласуется с извлекаемой переводчиком информацией, так как репрезентирует особенности лингвокультуры автора КТ, а не ИТ.

Относительно структурной устойчивости необходимо отметить, что существует несколько возможных способов перевода метафоры:

1. Метафора исходного языка (ИЯ) переводится эквивалентными конструкциями языка перевода (ПЯ):

- Der Mond ist mein Begleiter, / … / «Ich danke dir, alter Vertrauter,…» (Мой провожатый - месяц - / … / «Спасибо, старый товарищ,…» (Heine H. Wie dunkle Traeume stehen / Гейне Г. Как темный ряд видений (пер. В. Гиппиус)),

- Aber des Nachts, / Am Himmel, wandelt Luna, / Die Arme Mutter… (А ночью / По небу бродит луна, / Бедная мать…) (Heine H. Sonnenuntergang / Гейне Г. Закат солнца (пер. М. Михайлова)),

- Тихо смотрит месяц ясный / В колыбель твою (Ruhig blickt der Mond ins Stuebchen) (Лермонтов М. Казачья колыбельная песня / Lermontow M. Wiegenlied einer Kosakenmutter (ьbers. von Andreas Ascharin)),

- Liebt sie (die Luna) noch immer / den schцnen Gemahl (Все еще любит луна / Красавца мужа) (Heine H. Sonnenuntergang / Гейне Г. Закат солнца (пер. М. Михайлова)),

- И месяц, и звезды, и тучи толпой / Внимали той песне святой (Und Sterne und Mond und die Wolken all, / Sie lauschten dem heiligen Hall) (Лермонтов М. Ангел / Lermontow M. Der Engel (ьbers. von Uwe Gruening)),

- Mond, der Hirt, lenkt seine Herde / Einsam ьber Wald herauf... (Пастырь - месяц гонит смело / В небесах стада свои…) (Eichendorff J. von. Der stille Freier / Эйхендорф Й. Тихий жених (пер. Поэль Карп)) и т.д.

2. Метафора ИЯ транслируется другими структурными конструкциями в ПЯ:

- … die Sterne, / Die kleinen, unschuldigen Kinder…(… звезды, / Невинные дети-малютки) (Heine H. Sonnenuntergang / Гейне Г. Закат солнца (пер. М. Михайлова)),

- Euch bedaur' ich, ungluecksel'ge Sterne, / Die ihr schoen seid und so herrlich scheinet, / Dem bedraengten Schiffer gerne leuchtet, / Unbelohnt von Goettern und von Menschen…(Вы мне жалки, звезды-горемыки! / Так прекрасны, так светло горите, / Мореходу светите охотно, / Без возмездья от богов и смертных…) (Goethe J. Nachtgedanken / Гёте И. Ночные мысли (пер. Ф. Тютчева)),

- Der Mond schaut immer blasser (Лик месяца бледнеет) (Heine H. Der Abend kommt gezogen / Гейне Г. Вечер пришел безмолвный (пер. А. Блока)),

- Wind ist Trost… (Ветер лечит…) (Rilke R.M. Sonette an Orpheus, III / Рильке Р.М. Сонеты к Орфею (пер. З. Миркиной)) и др.

3. Метафора ИЯ переводится не метафорическим выражением, а с помощью сравнения или перифраза:

- Aus violettem Gewцlk, unheimlich, / Schaut hervor der grasgelbe Mond (Месяц, как желтый лист осенью, - / Грустно сквозь сизого облака смотрит) (Heine H. Der Gesang der Okeaniden / Гейне Г. Песнь Океанид (пер. М. Михайлова)) и пр.

4. Метафора ИЯ передается нейтральными языковыми единицами в ПЯ:

- Отуманен лунный лик (Nebel hat den Mond vermummt) (Пушкин А.С. Зимняя дорога / Puschkin A.S. Winterreise (ьbers. von R.-D. Keil)),

- Der Mond von einem Wolkenhьgel / Sah klдglich aus dem Duft hervor (Луна мерцала над полями, / Бледнея в дыме облаков)(Goethe J.W. von. Willkommen und Abschied / Гете И.В. Свидание и разлука (пер. М. Михайлова)) и т.д.

Итак, метафора способствует как выявлению «национальных смыслов» и, следовательно, выделению особенностей различных менталитетов, так и обнаружению «устойчивых универсальных смыслов», присущих ряду народов и способствующих их непосредственному сближению, что достигается благодаря концептуальному переводу. Следует отметить, что метафорическое осмысление концептов природных явлений в исходных и конечных поэтических текстах немецкого и русского языков во многом совпадает, что объясняется схожим «фондом» знаний. Касательно устойчивости концептуального содержания, необходимо отметить, что она может быть полной или частичной. Кроме того, концептуальное наполнение может полностью не совпадать в культуре-доноре и культуре-реципиенте. С точки зрения структурной устойчивости метафора ИЯ может переводиться эквивалентными, либо различными конструкциями ПЯ, транслироваться в культуру-реципиент не метафорическим выражением, а с помощью сравнения или перифраза или передаваться нейтральными языковыми единицами в ПЯ.

2.4 Фонетическая, грамматическая, графическая метафоры как вспомогательные способы репрезентации знаний о концептах природных явлений в русско- и немецкоязычном поэтических дискурсах

Анализ практического материала свидетельствует о том, что метафоризация концептов природных явлений осуществляется также на фонетическом и грамматическом уровнях. Кроме того, для репрезентации знаний о концептах природных явлений используется графическая метафора.

2.4.1 Фонетическая метафора

Поэзия, как известно, тяготеет к сжатости, к максимальной концентрированности словесной формы. Можно утверждать, что в стихах существует фонетическая или звуковая метафора, основанием которой, служит формальная ассоциативная связь. В этом случае учитываются ассоциации по означающему: семантическое сближение на основе ассоциаций по сходству, смежности, или противопоставлению звуковой стороны языкового знака [Любимова, Пинежанинова, Сомова 1996: 34].

Основой фонетической метафоры служит эвфония (звуковая организация поэтической речи, особенно в тех ее элементах, правила повтора которых не канонизированы (как в случае метра или рифмы), - таковы, к примеру, звуковые повторы), полно и подробно исследованная в теории литературы [Любимова, Пинежанинова, Сомова 1996; Тростников 2000; Суслова 2001 и др.].

Фонетическая метафора возникает в том случае, когда эвфония становится образно и символически нагруженной, когда звуковая организация текста:

1) играет доминирующую роль в создании образа;

2) создает дополнительный ряд образов, сочетающихся с образами созданными чисто лексическими средствами [Тростников 2000: 21]. Показательными являются следующие примеры:

Июльский ветер мне метет - путь,

И где-то музыка в окне - чуть.

Ах, нынче ветру до зари - дуть

Сквозь стенки тонкие груди - в грудь.

(Цветаева. В огромном городе моем - ночь …)

Данное стихотворение одним своим фонетическим строем даже в отрыве от семантического наполнения текста рисует перед нами картину одиноко и тоскливо завывающего ветра путем повторения в последнем слове каждой строки (путь, чуть, дуть, грудь) буквосочетаний уть.

В следующем примере обилие гласных, в особенности звуков /i/ и /u/, также «озвучивает» ветер, однако в данном случае фонетическая метафора лишь дополняет образ ветра:

Was treibst du, Wind,

Du himmlisches Kind?

Du flьgelst und flьgelst umsonst in der Luft!

«Nicht Wanderscherz!

Ich nдhre das Herz

Mit Erdgeruch und Waldesduft!»

Was bringst du, Wind,

Du himmlisches Kind?

«Einen MorgengruЯ, einen Schrei der Lust!»

Aus Vogelkehle nur?

Aus Lerchenseele nur?

«Nein, nein! Aus voller Menschenbrust!»

Was trдgst du, Wind,

Du himmlisches Kind?

«Seeьber ein wallend, ein hallend Gelдut!»

Senken sie ein

Den Totenschrein?

«Nein, nein! Sie halten Hochzeit heut!»

(Meyer. Was treibst du, Wind)

В стихотворении Г.Р. Державина «Гром» картина грозы изображается автором не только словами-красками, но и словами-звуками, при этом подчеркивается неравномерность раскатов грома во времени разбросом звуков /р/ и /т/, за счет чего расширяется наше представление о природном явлении. Кроме того, звук /р/ включает в круг ассоциаций нечто грозное, зловещее, быстрое, то есть не выходит за рамки общего настроения, передаваемого смыслом фрагмента:

В тяжелой колеснице грома

Гроза, на тьме воздушных крыл,

Как страшная гора несома,

Жмет воздух под собой, -- и пыль…

Ревут брега и воет лес.

Средь тучных туч, раздранных с треском,

В тьме молнии багряным блеском

Чертят гремящих след колес…

Сверкнул, взревел, ударил гром;

И своды потряслися звездны;

Стократно отгласились бездны,

Гул восшумел, и дождь и град…

Н.А. Любимова, Н.П. Пинежанинова, Е.Г. Сомова, рассматривая в книге «Звуковая метафора в поэтическом тексте» стихотворения А. Блока, отмечают, что в звукоподражании поэт использует и разнообразные способы создания монотонии звукового процесса [Любимова, Пинежанинова, Сомова 1996: 29]. Так, во фрагменте И даль оделась в сети / И долгого и тонкого дождя повтором /да/, /де/, /до/, /до/, /д'а/ звуковой состав усиливает семантику длительности и монотонности звуковой картины, напоминающей падение дождевых капель.

Звук, приобретая значение, соотносимое со значением слова, в состав которого он входит, может вовлекаться в сложные ассоциативные связи со смыслом целого фрагмента:

И как тихий дальний топот, за окном я слышу ропот,

Непонятный, странный шепот - шепот капель дождевых

(Бальмонт. Грусть)

Так, звук /о/, соотносясь с семантикой тех слов, в которые он входит, передает динамику и интенсивность звука, производимого каплями дождя: вырисовывается картина едва капающего и что-то шепчущего дождя.

Н.А. Любимова, Н.П. Пинежанинова, Е.Г. Сомова (1996) также развивают мысль о том, что поэзия превращает звуки в самостоятельные смысловые единицы.

Например, в стихотворении В. Брюсова «Облака» в создании метафоры участвуют доминанты «л», «о», «п», общая признаковая характеристика которых -- «хороший», «неяркий», «большой» [Любимова, Пинежанинова, Сомова 1996: 92, 138-140]: Облака опять поставили / Паруса свои. / В зыбь небес свой бег направили / Белые ладьи. // Тихо, плавно, без усилия / В даль без берегов / Вышла дружная флотилия / Сказочных пловцов. // И, пленяясь теми сферами, / Смотрим мы с полей, / Как скользят рядами серыми / Кили кораблей (Брюсов. Облака). Следовательно, представители русского лингвокультурного сообщества расширяют свои знания о таком природном явлении, как ОБЛАКА также и с помощью фонетических средств.

Разумеется, интерпретация фонетической метафоры во многом зависит и от эмоциональной подготовленности читателя, и от его настроя при восприятии стиха, и от тезауруса общекультурного и лингвистического плана. Кроме того, при оценке звуковой стороны, например, русского поэтического текста у представителей другого языка возникнут ассоциации, «воспитанные» системой их родного языка, а также присущими данной языковой общности культурными и социальными традициями [Любимова, Пинежанинова, Сомова 1996: 20, 76-77]. Однако фонетическая метафора, бесспорно, является дополнительным средством метафоризации концептов природных явлений.

2.4.2 Грамматическая метафора

В то время как фонетическая метафора - явление, относящиеся к известным и достаточно полно изученным, о грамматической метафоре говорят лишь немногие исследователи, хотя образосозидающая и мыслеформирующая роль грамматической структуры поэтического текста отмечалась достаточно давно. Стала хрестоматийной основополагающая работа Р.О. Якобсона «Поэзия грамматики и грамматика поэзии». Кроме того, ряд работ, появившихся в последнее время, также затрагивает смежные проблемы. Однако термин «грамматическая метафора» и основы практической разработки этого типа метафоры заложены Е.И. Шендельс и Е.Г. Эткиндом. Е.И. Шендельс отмечает, что возможности грамматической метафоры несравненно беднее вследствие того, что словоформы ограничены в своей подвижности и сочетаемости; грамматическая образность менее ярка и индивидуальна, чем образность слов, так как грамматические значения отличаются своим обобщенным, абстрактным иногда нечетким характером [Шендельс 1972: 50]. В статье «Грамматическая метафора» она рассматривает грамматическую морфологическую метафору, которой можно считать перенос грамматической формы с одного вида отношений на другой с целью создания образности [Шендельс 1972: 51]. М.В. Тростников, также затрагивающий в рамках своей работы грамматический тип метафоры, отмечает, что ее основой служит оригинальный морфологический и / или синтаксический строй стихотворения, образующий в поэтическом тексте особую образную структуру, параллельную семантической и независимо от нее [Тростников 2000: 26]. По его мнению, наиболее распространенной является синтаксическая метафора, появившаяся еще в поэзии XVIII века.

Н.Ф. Крюкова упоминает такой способ создания грамматической метафоры, как умолчание, которое представляет собой логическую и структурную незавершенность предложения. Как синтаксическое средство метафоризации оно не является приемом, выражающим нежелание продолжать (как в разговорной речи) или эвфемизмом (как нежелание называть что-то), а скорее рассчитано на риторический эффект (предупреждение, угроза). Часто информативная насыщенность текста достигается за счет его уплотненности, которая проявляется, прежде всего, в повышенной предикативности. Бессоюзие придает изложению большую плотность, сжатость, компактность, энергический характер, ускоренный темп. Следующая группа синтаксических средств метафоризации, по мнению автора, связана с избыточным употреблением компонентов речи как различных видов повтора. Например, плеоназм - повторение сходных слов и оборотов, нагнетание которых создает тот или иной эффект; обрамление - повтор, при котором элемент, стоящий в начале речевого отрезка, повторяется в конце его, занимая, таким образом, психологически наиболее отчетливо выделенные синтаксические позиции; многосоюзие передает целеустремленность и единство перечисляемого (при этом, в отличие от простого перечисления, выделяется каждый компонент). Третья группа синтаксических средств метафоризации представлена инверсией как необычным размещением компонентов речи. При удачной инверсии резко меняющаяся интонация придает стиху большую выразительность [Крюкова 2000].

Итак, наиболее распространенный прием создания синтаксической метафоры - употребление разного рода несвойственных тому или иному языку конструкций, сложных синтаксических структур.

Приведем пример в качества доказательства вышесказанного:

Из душных туч, змеясь, зигзаг зубчатый

Своей трескучею стрелой,

Запламенясь, в разъятые Палаты

Ударил, как иглой.

(Белый. Декабрь 1916 года)

Правомерно заключить, что образ молнии и наше осмысление данного природного явления создается в стихотворении не только лексическими, но и синтаксическими средствами. Сложная зигзагообразная синтаксическая структура (удаленность подлежащего и сказуемого, деепричастные обороты до и после подлежащего и др.) приведенного высказывания отображают невозможность быстро охватить и воспринять это сложное по своей природе явление - лишь внимательно прочитав фразу, «всмотревшись» в «зигзаг зубчатый», можно осознать, что же именно предстает перед нашими глазами.

Сложная синтаксическая структура характерна для репрезентации концепта МОЛНИЯ:

И на утес понесся дальний, / Змеясь, пучок огнистых стрел

(Белый. Гроза в горах)

В следующем примере затяжной характер дождя подчеркивается и синтаксической структурой предложения, где подлежащее отделено от сказуемого, в результате чего предложение лишено динамичности, что усиливает семантику длительности и монотонности дождя.

И дождь, затяжной, как нужда, / Вывешивает свой бисер

(Пастернак. Пространство)

В отрывке из стихотворения В. Брюсова «Зерно» хаотичное движение ветра, его неуправляемость, подчиненность лишь собственным законам отражается и в синтаксической структуре за счет удаленности подлежащего и сказуемого:

… В открытом поле надо мною

Гуляет, волен и беспутен,

Январский ветер ледяной.

(Брюсов. Зерно)

Динамичность же и порывистый характер ветра подчеркиваются концентрированностью сказуемых, их повтором, как в следующем примере:

… а ветер ласкает, целует,

Целует меня без конца.

(Белый. Шатаясь, склоняется колос)

Интересным представляется также пример, рассматриваемый в рамках немецкой лингвокультуры:

Der Pfeile Wolken fliegen mit dem Winde...

(Heym. Der Pfeile Wolken fliegen mit dem Winde)

В данном случае не типично образование генитивной метафоры `стрелы тучи'. Имя существительное, стоящее в генитиве, как бы «вбирает» в себя имя существительное, стоящее в номинативе. Это еще раз подчеркивает наличие в обыденном сознании образа ТУЧИ - ВМЕСТИЛИЩА, что достигается в данном случае благодаря грамматической метафоре.

Таким образом, пересечение лексического и синтаксического строя стихотворения позволяет говорить о «метафоричности» синтаксиса стихотворения, а также о наличии в приведенных примерах особой, синтаксической метафоры и, соответственно, о расширении представлений о концептах ПРИРОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ носителями русского и немецкого языков с помощью грамматической синтаксической метафоры, которая раскрывает их особым образом.

2.4.3 Графическая метафора

По мнению И.В. Арнольд, «графику нельзя рассматривать как один из уровней языка, так как ее отношение к уровням не характеризуется интегративностью и иерархичностью. Предложение не сегментируется на знаки препинания, а только маркируется ими, фонемы не образуются буквами. Следовательно, мы имеем дело не с особым уровнем, а с особым кодом» [Арнольд 1990: 241-242]. К графической образности нужно отнести фигурные стихи. И.В. Арнольд пишет, что фигурные стихи не являются изобретением новой поэзии, а термин «фигурные» отражает их сущность. Так называются стихотворения, строки которых расположены таким образом, что весь текст имеет очертание какой-либо фигуры. Внешний вид стихотворения в какой-то мере соответствует его теме и содержанию [Арнольд 1990: 239].

Фигурный стих дает наглядное представление о том предмете, который описан в тексте словами, можно сказать, предлагает читателю-зрителю графический дубликат словесного образа. Например, И. Рукавишников текст собственного стихотворения о звезде и оформил в виде звезды:

и

кто

придя

в твои

запретныя

где б не был до того никто

найдет безмолвныя твои

и тайны света низведя

в тьме безответныя

родит тебе мечты

тот светлый ты

твоя звезда живая

твой гений двойника

его смиренно призывая

смутясь молись издалека

а ты а ты вечерняя звезда

тебе туда

глядеть

где я

я

Если в этом фигурном стихе и в подобных ему произведениях функция графического образа вторична, то в авангардистских образцах визуальной поэзии - в творчестве поэтов первой половины ХХ века В. Каменского, К. Моргенштерна, Э.Э. Каммингса, в немецкоязычной «конкрет-поэзии» 1950-х годов, в экспериментальном творчестве современных авангардистов В. Барского, Д. Авалиани, А. Горнона, Р. Никоновой, С. Сигея - формы графической композиции самоценны. Они уже не принадлежат исключительно литературе, а представляют собой новый вид творчества, в котором словесный ряд литературы равен предметному ряду изобразительного искусства.

Так, в следующем примере, где графическая метафора образуется за счет образного переосмысления графемы, созданный образ ветра осмысливается как нечто хаотичное и изменчивое. Его направление трудно предугадать.

w w

d i

n n n

i d i d

w w

(Eugen Gomringer. Wind)

Следует отметить, что семантика элементов графического уровня в структуре текста может вступать в разные отношения с семантикой элементов других уровней: дублировать ее, корректировать ее, противопоставляться ей, даже ее отменять. Таким образом, авторы могут оперировать семантикой произведения с помощью графических средств. Такой точки зрения на потенциал графики придерживается М.Л. Гаспаров [Гаспаров 1993: 24]. В рассматриваемом далее примере наблюдается пересечение графической и синтаксической метафор как вспомогательных способов метафоризации концепта der MOND `МЕСЯЦ / ЛУНА';

Das Mondschaf steht auf weiter Flur.

Es harrt und harrt der groЯen Schur.

Das Mondschaf.

Das Mondschaf rupft sich einen Halm

und geht dann heim auf seine Alm.

Das Mondschaf.

Das Mondschaf spricht zu sich im Traum:

»Ich bin des Weltalls dunkler Raum.«

Das Mondschaf.

Das Mondschaf liegt am Morgen tot.

Sein Leib ist weiЯ, die Sonn ist rot.

Das Mondschaf.

(Morgenstern. Das Mondschaf)

Анализ данного стихотворения позволяет благодаря переосмыслению графемы представить образ овцы, а синтаксическая метафора, вводимая обрамлением, то есть повтором, при котором элемент, стоящий в начале речевого отрезка, повторяется в конце его, занимая, таким образом, психологически наиболее отчетливо выделенные синтаксические позиции, поддерживает данный образ.

Следовательно, графические стилистические средства весьма разнообразны и тесно связаны с фонетическими, грамматическими, лексическими и другими выразительными средствами языка. Графической форме текста может быть придан особый семантический статус. Графика - это особая система знаков и правил их употребления, предназначенная для хранения и передачи вербального сообщения в виде, пригодном для зрительного восприятия. Графика играет большую роль в создании особой выразительности и помогает с иной стороны подходить к осмыслению концептов природных явлений в рамках поэтического дискурса.

Выводы по главе II

Рассмотрение способов метафорического моделирования концептов природных явлений позволило выявить наличие как монометафорических, так и полиметафорических моделей, представляющих собой особым образом объединенные монометафорические модели. Обращение к изучению метафоризации концептов природных явлений на материале поэтического дискурса в рамках монометафорической модели, включающей в себя несвязанные между собой метафорически осмысленные концепты природных явлений, показало: если взять за основу понятийную дифференциацию областей-источников метафорического моделирования, то можно выделить пять основных типов моделей, актуализируемых в рамках проводимого нами исследования: антропоморфную, зооморфную, фитоморфную, натуроморфную и артефактную (предметную) метафоры. Самыми продуктивными метафорическими моделями, дополнительно структурирующими информационное содержание концептов природных явлений ОБЛАКО / ТУЧА (die WOLKE), МЕСЯЦ / ЛУНА (der MOND), СОЛНЦЕ (die SONNE), ЗВЕЗДА (der STERN), ВЕТЕР (der WIND), РАДУГА (der REGENBOGEN), МОЛНИЯ (der BLITZ), ГРОМ (der DONNER), СНЕГ (der SCHNEE), ДОЖДЬ (der REGEN), являются антропоморфные и артефактные (предметные) концептуальные метафоры.

Артефактная метафора, описывающая концепты природных явлений, охватывает несколько областей: постройки; домашняя утварь (осветительные приборы, церковная утварь и посуда); хозяйственный инвентарь; механизм; оружие (предназначенное не для охоты, а для битвы); музыкальные инструменты; средства передвижения; вместилище; поверхность (постилка, покрывало и т.д.); одежда; головной убор; украшения и драгоценные камни; металлы; материал; продукты питания, изготовленные человеком.

Постепенно на периферию уходит метафора орудия труда, связанная с разного рода хозяйственной деятельностью, - невод, сеть для ловли рыбы, соха, молот. В русскоязычном поэтическом дискурсе происходит активизация языческих метафор, оттесненных на периферию (например, музыкальных метафор) в связи с отменой христианских запретов. Наиболее часто привлекаемыми областями-источниками для репрезентации концептов природных явлений представителями русской лингвокультуры являются также осветительные приборы, оружие, украшения и драгоценные камни. Для носителей немецкого языка характерны метафоры строительных сооружений и оружия.

Отмечается варьирование областей-источников, привлекаемых для метафоризации константных областей-мишеней, либо использование одинаковых областей-источников для метафорической экспансии в различные области-мишени в зависимости от лингвокультуры, в рамках которой происходит метафорическое осмысление рассматриваемых концептов природных явлений. Так, в русском языке СОЛНЦЕ концептуализируется в качестве ОТЦА. В немецкоязычном поэтическом дискурсе die SONNE `СОЛНЦЕ' представляется МАТЕРЬЮ. Процесс метафоризации затрагивает отображение из области-источника СТРОЕНИЕ на содержание концептов природных явлений СОЛНЦЕ (die SONNE), РАДУГА (der REGENBOGEN), ОБЛАКО / ТУЧА (die WOLKE) следующих признаков: «тип строения» - ТЕРЕМ, ПАЛАТЫ, МОСТ, БАШНИ, РАЗВАЛИНЫ (в русскоязычном поэтическом дискурсе) и ДОМ, ХРАМ (СВЯТИЛИЩЕ), МОСТ, ЗАМОК, УКРЕПЛЕНИЕ (в немецкоязычном поэтическом дискурсе). В русском языке в качестве ПТИЦЫ чаще осмысливаются СОЛНЦЕ, ЛУНА / МЕСЯЦ, ОБЛАКО / ТУЧА, в немецком - der WIND `ВЕТЕР', der STERN `ЗВЕЗДА'. В качестве МУЗЫКАЛЬНОГО ИНСТРУМЕНТА (СВИРЕЛИ, ФЛЕЙТЫ, ДУДКИ, БАРАБАНА, БУБНА, ГУСЛЕЙ, РОЖКА) в русскоязычном поэтическом дискурсе концептуализируются ВЕТЕР, СОЛНЦЕ, ЛУНА. В немецкоязычном поэтическом дискурсе как ОРГАН, ТРОМБОН, ГОРН метафорически осмысливается der DONNER `ГРОМ', в чем также проявляется национально-культурная специфика.

На основании анализа фактического материала можно заключить, что на разных этапах своего развития общество манифестирует различные «программы» взаимоотношений с природными явлениями, поэтому в современном языке зафиксировано как современное, так и «реликтовое», архетипичное понимание природных явлений.

Основанием метафорической экспансии из области-источника в область-мишень, представленную концептами природных явлений служит: сходство формы, размера, динамичности, функций, тождество цвета, света и интенсивности блеска, производимого звука, а также температурных, реляционных характеристик и количественных параметров.

Анализ выявил следующее структурное превалирование рассматриваемых вербализованных метафор: субстантивная метафора - 64% / 58%, глагольная метафора - 24% / 28%, адъективная метафора - 12% / 14%. Необходимо отметить более высокий индекс употребления развернутых метафорических дескрипций с вербально выраженным компонентом сравнения в русскоязычном поэтическом дискурсе.

Полиметафорические модели подразделяются нами на инкорпорирующую (от позднелат. incorporation - включение в свой состав) и коррелятивную (от позднелат. correlatio - соотношение, взаимозависимость) метафорические модели, ибо концептуальные метафоры носителей конкретных лингвокультур часто взаимосвязаны и взаимодополняют друг друга, образуя сложные системы. Под коррелятивной метафорической моделью нами понимается наличествующая и / или складывающаяся в сознании носителей языка схема связи между двумя или более группами непосредственно соотносящихся между собой понятийных областей и представляющих собой связанный метафорический образ двух или более природных явлений, то есть (X - это Y) + (X1 - это Y1)… + (Xn - это Yn). Инкорпорирующая модель рассматривается нами как существующая и / или складывающаяся в сознании представителей той или иной лингвокультуры сложная схема связи между понятийными областями, репрезентируемая формулой: X - это Y + Y1… + Yn.

Простой расширенный метафорический образ является наиболее частотным в рамках полиметафорической инкорпорирующей модели и создается в результате конкретизации концептуальной метафоры, то есть он основан на объединении разных смысловых признаков одной реалии. В поэтическом дискурсе возможно также множественное метафорическое обозначение одной и той же реалии, что связано с ассоциативным мышлением. Сложный расширенный метафорический образ состоит из нескольких областей-источников, привлекаемых для репрезентации одной области-мишени в рамках стихотворного текста, при этом возможны различные вариации комбинаций понятийной дифференциации областей-источников метафорического моделирования. Каждая из привлекаемых областей-источников может детализироваться за счет дополнительных «штрихов».

В конкретных вербализациях актуализируются не все знания и представления о том или ином концепте, а лишь те, которые релевантны для данной ситуации, что подкрепляется контекстом и актуально для полиметафорической коррелятивной модели. Наш исследовательский материал подтверждает, что связанная структура концептуальных метафор, где в качестве области-мишени рассматриваются концепты природных явлений, часто используется в русско- и немецкоязычном поэтическоих дискурсах, при этом привлекаются различные комбинации понятийной дифференциации областей-источников метафорического моделирования. Это могут быть как однотипные зооморфно-зооморфные, фитоморфно-фитоморфные, антропоморфно-антропоморфные, так и разнотипные метафорические модели, где в качестве источника используются концепты, заимствованные из разнообразных понятийных областей, например антропоморфно-артефактные, зооморфно-артефактные и т.д. Набор и количество концептуальных метафор в связке зависит, прежде всего, от индивидуальных предпочтений конкретного автора и от темы стихотворения.

...