Метафорическая репрезентация лингвокультурологической категории СВОИ – ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе США, России и Англии

3. Английский менталитет во многом связан с воздействием протестантского варианта европейской культуры. Одна из фундаментальных черт ментальности англичан - консерватизм. Монархия апеллирует к чувству истории, превозносит преемственность и незыблемость традиций, укрепляя тем самым корни политического консерватизма в национальном характере. К национальному величию и чувству исторического наследия взывают и старинные готические соборы и университеты. Соблюдение сословности, наличие социально-значимых диалектов и прочее свидетельствуют об уникальном свойстве английского национального менталитета придерживаться традиций. В этой стране понятие "старый" воспринимается как достоинство, способное компенсировать сопутствующие недостатки.

Сочетание консерватизма со свободолюбием приводит к плюрализму, интересу к различным точкам зрения и стремлению все их совместить и сохранить. Свобода, понимаемая в рамках порядка, издавна почиталась британской общественной добродетелью [Сноуман 1977]. Англичанину свойственно понимать свободу как свободу выбора или как свободу предпринимательства, а равенство - прежде всего, как равенство возможностей или как равенство людей перед законом.

Индивидуализм - важная черта менталитета англичан. Они исходят из того, что все живые существа - люди, растения, животные - не только принадлежат к разным видам, но и внутри каждого вида отличаются друг от друга индивидуально, в этом смысле природа не знает равенства. Индивидуализм в английской культуре трактуется иначе, чем в американской. Здесь не принято хвастаться. Англичанин верен правилу "не быть личным", не вести речи о себе самом, о своих делах, профессии.

Англичан скорее можно назвать изоляционистами. Они подсознательно стремятся отгородить свою частную жизнь от внешнего мира. Представление о "чопорных англичанах" стало стереотипом. Уместнее, наверное, говорить о щепетильности, основанной на умении и готовности уважать человеческую личность и достоинство. Именно этим себялюбие англичанина отличается от эгоизма, по этой причине его индивидуализм не подавляет общественного начала. Эта же щепетильность рождает обостренную боязнь вторжения в чужую частную жизнь, замкнутость и необщительность, особенно с незнакомыми людьми.

Культ частной жизни, возвеличение домашнего очага - осевые координаты национальной психологии англичан. Именно "домоцентризм" часто является ключом к пониманию своеобразных черт их характера. Невмешательство в частную жизнь друг друга - краеугольный камень английской этики. В этой связи показательно популярное изречение У. Черчилля: «Если одинокое дерево выживает, оно вырастает крепким» [Цит. По Овчинников 1979].

Уважительное отношение англичане проявляют не только к людям, но и к окружающей среде. Им не свойственно совершать излишнее насилие над природой, навязывая ей геометрическую правильность форм. Они стремятся сохранить в облике природы естественные черты. В менталитете англичан укоренен компромисс между природой и искусством. Тяга к золотой середине органически присуща английскому характеру.

Диалектическую пару исключительной английской вежливости, обходительности, манерности, боязни вторжения в "личное пространство" других людей и природы составляет дух соревнования, борьбы "всех против всех" (вспомним знаменитое "Homo homini lupus est" Гоббса), что проявляется и в экономической конкуренции, и в спорте. Англия, по существу, явилась родиной современного спорта. Об этом напоминает вся международная спортивная терминология, которая была заимствована из английского языка.

Жизнь, по мнению англичан, - это игра, где каждый участник должен соблюдать правила, иначе игра теряет смысл. Считается, что именно такое соперничество приучает объединять усилия ради общей цели, подчинять интересы личности интересам группы, способствует формированию командного духа, умению повиноваться дисциплине и умению руководить.

Крикет - национальная игра, которая считается праматерью не только спорта, но и морали. Так же на представления о порядочности повлияли идеалы рыцарства. Долг прийти на помощь слабому, великодушие к побежденному, борьба одинаковым оружием - все это легло в основу критериев джентльменского поведения, обрело более современную форму в английской концепции честной игры (fair play).

Англичане убеждены, что законы существуют для общего блага и имеют одинаковую силу для всех. К ним не испытывают пренебрежения. В этом один из секретов законопослушности англичан. Обладая высоким уровнем правосознания, англичанин убежден, что законы обязательны для всех и существуют, чтобы держать в узде недисциплинированную часть населения, чтобы люди могли опираться на них при несправедливости властей.

Интересно проследить динамику отношения англичан к СВОИМ и к ЧУЖИМ. Считается, что англичанам свойственен патриотизм, воспитанное веками чувство служения родине, защиты ее интересов. Утвердилось в английском характере и чувство отчужденности, привычка считать иностранцев врагами или дикарями, которых надлежало усмирить и приобщить к цивилизации. Сегодня одна из величайших гуманистических проблем внутри государства - отношение к иммигрантам. Скандалом закончилась в 2003 году пропаганда националистских воззрений сотрудниками газеты The Sunday Times. В 16.11.2004 года газета Guardian опубликовала результаты опроса, проведенного по заказу Королевского общества содействия искусству, производству и коммерции маркетинговой компанией Mori. Сенсацией стало то обстоятельство, что хотя британское общество считается толерантным и мультикультурным, участники опроса в Норфолке продемонстрировали неоднозначное отношение к различным этническим группам. Так, если китайских иммигрантов считают трудоголиками, то португальцы, русские и восточноевропейцы были названы "халявщиками", эксплуатирующими социальные достижения Британии. Таким образом, в британской культуре отчетливо проявляется тенденция к определению других в группу ЧУЖИХ по национальному признаку.

В 1979 году В. Овчинников писал о том, что известная самокритичность англичан является как бы оборотной стороной их самоуверенности, но склонность бичевать или высмеивать самих себя вовсе не означает, что англичане охотно предоставляют это право кому-то со стороны [Овчинников 1979]. Четверть века спустя, есть основания полагать, что восприятие себя в британском обществе переживает кризис. Все чаще в национальной прессе появляются сообщения о моральном разложении нации. В газете The Telegraph [04/01/2005] Теодор Далримпл говорит о том, что алкоголизм и хулиганство в самых нелицеприятных формах захватили британцев, и это уже становится одним из доминантных стереотипов поведения. В службе BBC News сообщалось о высоком уровне наркомании среди подростков и лидирующих позициях Великобритании по употреблению наркотиков в Европе [http://mednovosti.ru/news/2004/11/29/cannabis/30.11.2004].

Все чаще англичане задаются вопросом самоидентификации. В одной из утренних передач центрального телеканала Англии (2003) проводился опрос населения, в котором журналисты пытались выяснить, как их соотечественники относятся к Англии. Результаты были поразительны - большая часть англичан признавалась, что Англия изменилась в худшую сторону, что им неприятно жить в этой стране.

Привлекает внимание статья англичанина Р. Ривза «Британцы и американцы. Любовь или ненависть?», в которой автор с явной симпатией отзывается о чертах национального характера американцев. Американец, утверждает он, это человек, который будет заниматься делом. "Британцы подходят к любой проблеме, как к шахматной партии, - цитируется высказывание Мумма. - Они бесконечно озабочены вопросами правил и процедур». Как сказал известный дипломат Д. Митчелл: "Американцы в такой ситуации с большей вероятностью скажут - "Хватит трепаться, давайте займемся делом". В США энтузиазм считается достоинством, в Англии же могут подумать, что вам "больше всех надо", - сетуют американцы [http://old.vesti.ru/pressa/2000/01/27/americans/.].

Как говорят англичане, признаки американской культуры - огромные книжные магазины, сети кофеен, работа допоздна, быстрая речь, высокий процент разводов, неформальная одежда - все глубже проникают в английскую жизнь, а политика и фразеология США воспринята правительством Блэра оптом, и отношение к этому настороженное [http://old.vesti.ru/pressa/2000/01/27/americans/].

Можно ли на основании этих наблюдений делать вывод о том, что происходят ощутимые изменения в мировоззрении англичан, что их национальный менталитет открывается чему-то новому? Вопрос дискуссионный, требующий отдельного изучения.

Как важная составляющая национальной культуры политическая сфера открывает неограниченные возможности для изучения языковой картины мира и национальных менталитетов динамично развивающихся сообществ.

1.4 Теоретические основы исследования лингвокультурологической оппозиции СВОИ - ЧУЖИЕ в дискурсе экологических движений

Прежде чем начать конкретный анализ метафорической реализации оппозиции СВОИ - ЧУЖИЕ, необходимо уточнить сущность этой оппозиции, средства ее выражения и причины активного использования в политической коммуникации.

Оппозиция СВОИ - ЧУЖИЕ (с вариантами МЫ - ОНИ, НАШИ - НЕ-НАШИ, ДРУЗЬЯ - ВРАГИ) является одной из базовых в человеческом сознании. С ее помощью новорожденный человек производит первую ориентацию в мире. В более широком ракурсе противопоставление «своих» «чужим» послужило первым шагом к развитию самосознания вида homo sapiens. Считается, что в те времена одиночка вне группы не воспринимался архаическим сознанием как человек. В архаической модели мира члены «своей» социальной группы («люди») противопоставлялись «чужим» («не людям»). В ходе развития общественного сознания группа «не людей», или «чужих» приобретает статус социальной [Васильева, 2001: 5], а, следовательно, проходит процесс персонификации. Концептуальные маркеры СВОИ и ЧУЖИЕ являются непреходящими для языкового сознания человека всех времен. Их древняя реализация была ранее описана Э. Бенвенистом в рамках оппозиции «свободный - раб, чужой, чужеземец». Лексемы со значением «чужеземец» в некоторых индоевропейских языках включали в себя значение «враг» [Бенвенист 1995].

Наряду с другими концептуальными оппозициями, отражающими архетипные представления об устройстве мира («верх - низ», «жизнь - смерть», «свет - тьма », «хорошо - плохо» и другие) дихотомия МЫ - ОНИ отражает абстрактные категории модели мира, реализуя свое предназначение служить универсальным принципом концептуализации реальности в самом общем ракурсе [Цивьян 1990: 30]. Сохраняя свое значение на протяжении веков, дихотомия СВОИ - ЧУЖИЕ является культурной константой, одним из важнейших противопоставлений в жизни и устройстве общества [Степанов 1997: 480].

В современной политической лингвистике биполярная категория СВОИ - ЧУЖИЕ считается центральной социально значимой оппозицией, которая выступает в качестве особой категории политического дискурса, делая возможным осуществление его ключевых функций: манипулятивной, ориентирующей и инструментальной (П. Бурдье, Р. Водак, О. С. Иссерс, М. Л. Макаров, Н. А. Санцевич, Ю. С. Степанов, А. А. Филинский, Т. В. Цивьян, А. П. Чудинов, Е. И. Шейгал, К. Шмит и др.).

Оппозиция СВОИ - ЧУЖИЕ или, по К. Шмиту, «друг - враг», определяет сферу политического, так же как оппозиция «добро - зло» является базовой для области морального, «прекрасное - безобразное» - в области эстетического, «полезное - вредное» или «рентабельное - нерентабельное» - в сфере экономического [Шейгал 2000: 121].

Коннотативная специфика лексики политического дискурса получила широкое внимание со стороны исследователей, которые подходят к этой проблеме, используя различные терминологические обозначения. Так, М. Эдельман [Edelman 1964] произвел диверсификацию политических вербальных знаков на:

- референтные знаки (referential symbols), которые обладают эмоциональной нейтральностью и являются наиболее оптимальными средствами соотношения с объектами действительности (candidate, governor, senator);

- конденсирующие знаки (condensation symbols), которые аффективно заряжены и соотносятся с эмоциональными когнитивными образами (freedom fighters, independence).

Е. И. Шейгал предлагает обозначать коннотативно нагруженную лексику политического дискурса как «политические аффективы» [Шейгал 2000:115] и вслед за Д. Грейбером [Graber 1976:291-294] выделяет следующие прагматические свойства этих единиц:

- способность генерировать богатые образные ассоциации, извлекать из памяти яркие картинки прошлого опыта;

- способность активизировать сильные эмоции, провоцировать желаемую реакцию и тем самым служить сильным мобилизующим средством;

- обеспечение быстрой категоризации понятия, его проведение через тот или иной «оценочный фильтр»;

- способность эффективно и экономно репрезентировать сложные политические реалии, что значительно облегчает процесс коммуникации.

Важно подчеркнуть, что названные свойства способны не только создавать определенные преимущества, но и приводить к возникновению некоторых проблем, поскольку они могут иметь следующие негативные последствия:

- упрощение и искажение картины реальной действительности, особенно за счет установления ложных казуальных связей;

- возникновение политических разногласий между социальными группами за счет диффузности денотатов;

- лимитирование способности критического анализа действительности [там же:308].

Неопределенность политического дискурса является одним из ключевых предпосылок для реализации манипулятивности. Использование неопределенности направлено на вуалирование и элиминирование нежелательной информации.

Согласно представлениям когнитивной лингвистики, язык - есть "инструмент социальной власти", поскольку выразиться нейтрально невозможно: всякое использование языка предполагает воздействующий эффект (А. Н. Баранов, Р. М. Блакар, П. Бурдье, Р. Водак, Ю. Н. Караулов, Е. С. Кубрякова, Ю. С. Степанов, А. П. Чудинов, Е. И. Шейгал, К. Шмит и др.). Социальные отношения, политическая ситуация, общественные интересы находят отражение в языке, в частности в конструировании модели мира, необходимой говорящему, поскольку в основе речевого взаимодействия лежат неречевые задачи. Язык обладает такими интерпретационными возможностями, которые позволяют планировать речевое воздействие [Иссерс 1997: 51], сущность которого заключается в таком использовании языка, при котором в модель мира реципиента (слушателя, читателя) "вводятся новые знания и модифицируются уже имеющиеся" [Баранов 1989: 12].

Политическая коммуникация происходит на фоне постоянной борьбы за «производство здравого смысла», за «монополию легитимной номинации», в том числе манипуляцию образами СВОЕГО и ЧУЖОГО [Бурдье 1994]. Прагматический смысл политических баталий заключается в завоевании доверия адресата и привлечении в свой лагерь как можно большего числа избирателей путем интеграции СВОИХ, дискредитации ЧУЖИХ и создания необходимой картины мира в сознании электората для последующего восприятия мира согласно заданным установкам.

Проецируя данную функциональную триаду на семиотическое пространство политического дискурса Е. И. Шейгал разграничивает: знаки ориентации (идентификации агентов), интеграции (сплочения «своих») и агональности (агрессии). Исследователь отмечает, что в политическом дискурсе оппозиция СВОИ - ЧУЖИЕ может реализовываться как эксплицитно, при помощи социальных маркеров, так и имплицитно - в виде идеологической коннотации политических терминов, через тональность дискурса, его подчеркнутую этикетность или анти-этикетность, а также целенаправленный подбор оценочной лексики [Шейгал 2000: 122].

В общем виде знаки, позволяющие политикам манипулировать аудиторией, апеллируя к национальной, статусной и прочей социальной принадлежности, могут быть представлены следующими образом:

Таблица №1. Типология средств реализации оппозиции СВОИ - ЧУЖИЕ в политическом дискурсе (по Е. И. Шейгал).

В экологическом дискурсе обнаруживаются и другие вербальные и невербальные знаки принадлежности к СВОИМ или ЧУЖИМ, при этом функции маркеров идентичности или чуждости остаются неизменными. Как показывают материалы нашего исследования, в экологическом дискурсе в полной мере используются общеполитические знаки ориентации, интеграции и агональности. Однако шкала политических ориентаций задается не только в пространственных или колористических метафорах, а преимущественно в метафорическом представлении МЫ - ОНИ, группы которых оказываются не вполне идентичными в дискурсе экологистов США, Англии и России.

Гибкость, нефиксированный характер концептов свои и чужие создает условия для того, чтобы по своему усмотрению относить тех или иных людей к числу СВОИХ или ЧУЖИХ. Важное место занимает также возможность различной оценки одних и тех же людей при их произвольном включении в число либо своих, либо чужих. Показателен следующий пример, представленный на сайте «Гильдии лингвистов-экспертов»: «Номинация “Наш дом - Россия” призвана закрепить в сознании граждан положительный образ, ассоциирующийся с конкретной партией и проводимой ею политикой. Но плюсы подобного названия легко оборачиваются в минусы: коннотированный образ проще дискредитировать, чем нейтральное название. Простая замена в устах оппозиционных лидеров местоимения “наш” на “их”, построенная с учетом универсальной шкалы ценностей, существовавшей еще до революции, разрушает положительный образ номинации. “Их дом - Россия” (именно так регулярно называет данную партию Г. А. Зюганов) - это уже не символ единения народа под общей крышей родного дома, а почти классовое деление на основе концептуальной оппозиции СВОЕ - ЧУЖОЕ (где ЧУЖОЕ всегда со знаком “минус”). В трансформированной подобным образом номинации оценка закладывается не в сему метафоры (такую метафору трудно скомпрометировать), а в окружающий ее контекст» [Клушина: http://www.expertizy.narod.ru/magazine.htm].

Данный пример показывает, что оппозиция CВОИ - ЧУЖИЕ универсальна, из нее, как из пластилина, можно вылепить все, что требуется для выполнения коммуникативных и прагматических задач отправителя сообщения, поскольку в границах противопоставления CВОИ - ЧУЖИЕ, отражающего типы социальных отношений, в зависимости от экстралингвистических факторов возможна актуализация или нейтрализация разнообразных вариантов данной оппозиции, сформированных на базе различных признаков.

Противопоставленные единицы СВОЙ - ЧУЖОЙ являются основными концептами когнитивной категории «свой круг», базовой и наиболее продуктивной в политическом дискурсе ввиду своей гибкости, удобства и простоты в плане манипуляции. Е. А. Баженова и С. А. Лапчева [Баженова, Лапчева 2003: 18] выделяют следующие приемы речевой реализации этой категории:

1. Идентификация, которая строится по модели А есть В. Разграничение СВОИХ происходит на основе символов Добра и Зла, соответствующих модели мира говорящего.

2. Атрибуция (сближение по свойствам), основанная на модели А обладает свойством В. Через указание на признаки, присущие объекту, устанавливается его связь с концептами свой - чужой. Считается, что данный прием обладает большим прагматическим потенциалом, поскольку вывод об идентификации объекта имплицируется: его доверено сделать самому адресату, а всякое знание, добытое собственными усилиями, осознается как свое, личное.

3. Стереотипизация, актуализирующая ассоциативные связи по модели А имеет отношение к В, где В - концепт, опосредованно связанный с символами Добра либо Зла.

4. Техника «навешивания ярлыков» посредством установления ассоциативных связей (часто по второстепенному признаку). В таких случаях в основу наименования кладется какой-либо частный признак объекта или звуковая форма слова (прием паронимической аттракции).

Согласно исследованиям А. А. Филинского [Филинский 2002], говоря о создании образа оппонента (врага) политики, в основном используют два типовых сюжета:

1. Непосредственная адресная референция на противостоящую враждебную силу.

2. Элиминирование или диффундирование референта. Среди типовых структур со смытым референтом в образе врага выступают:

- мифическая группа (враги России; расхитители народного добра; предатели и авантюристы);

- группа, имеющая отношение к экономическому управлению (финансово-олигархический произвол; нефтяные купцы; закулисные спонсоры);

- группа, имеющая отношение к управлению государством (политические «тусовки»; близорукие, страдающие раздвоением личности политики);

- метафорические абстракции, связанные с неудовлетворительным экономико-правовым аспектом жизни государства (бандитизм, криминал, беспредел).

Для номинации врага политики часто используют тактику гиперболизации, к которой относится создание конвенциональных структур с ярко выраженной негативной коннотацией. Данные структуры используются для создания деструктивной социально-дискурсивной реальности и для обозначения круга СВОИХ, которые разделяют данные стереотипы.

В дискурсе политической борьбы мир должен представляться аудитории как простой и понятный, без полутонов и переходных зон. Разделяя мнение А. Г. Алтунян о том, что субъекту политики необходимо создать соответствующую дискурсивную среду, которая удовлетворяла бы потребностям, интересам и ожиданиям целевой аудитории [Алтунян 1999: 19], А. А. Филинский выделяет создание дискурсивной реальности «комфорта» как основною модель манипуляции. По мнению исследователя, манипуляция в политическом дискурсе опирается на производство дискурсивной идентичности и солидаризацию политического субъекта с реципиентом, то есть на максимальное соответствие когнитивным структурам (суждениям, мнениям, предубеждениям) адресата по реализации релевантных социокультурных схем [Филинский 2002: 57].

Элемент «своей» реальности Я - СВОЙ выражается через позитивную саморепрезентацию в рамках когнитивных представлений реципиента (использование стратегий амальгамирования (создания мы-дискурса) и героизации). Диссоциация ИХ осуществляется посредством реификации и делигитимации оппонента [Филинский 2002: 13].

А. А. Филинский выстраивает следующую систему дискурсивного «комфорта»:

В соответствии с авторской установкой, в общем виде в современном политическом дискурсе выделяют три коммуникативные стратегии [Руженцева 2004: 11]:

- стратегию, дискредитирующую оппонентов, умаляющую и направленную на уничтожение политических противников;

- стратегию, превозносящую союзников (или заказчиков текста);

- стратегию саморепрезентации политиков.

Как показывает наш анализ, тактические схемы реализации данных стратегий в политическом дискурсе различных стран оказываются неодинаковыми, поскольку каждый народ обладает индивидуальным видением и восприятием окружающей действительности, в каждом обществе существуют свои взгляды и приоритеты, которые определяют вектор суггестивного воздействия со стороны политических и общественных деятелей, политтехнологов и средств массовой информации. Осуществление "социальной власти" предполагает, что за языковым выражением всегда стоят какие-либо интересы, цели, убеждения, которые определяют коммуникативные цели дискурса. Последние могут быть описаны не просто в терминах конкретных речевых актов и пропозиций, а через понятия более высокого уровня, например глубинной стратегии (термин Ван Дэйка) и коммуникативных тактик, реализующихся в концептуальных метафорах.

В специальных исследованиях уже отмечалась особая роль метафоры в дифференциации мира на СВОИХ и ЧУЖИХ, «друзей» и «врагов» (Э. Р. Лассан, П. Б. Паршин, А. П. Чудинов, К. Шмидт и др.). В соответствии с представлениями когнитивной науки метафора рассматривается как когнитивный процесс, основная ментальная операция, позволяющая не только отражать общественное сознание, объяснять и категоризировать действительность, но и оказывать влияние на принятие решений. Этот прагматический аспект актуализации метафоры позволяет, с одной стороны, объяснить ее широкое использование в политическом дискурсе, с другой - ответить на вопрос, почему одни и те же события и лица могут быть репрезентированы неодинаково.

Отношения МЫ - ОНИ пронизывают всю сферу политической коммуникации. С целью успешной манипуляции общественным сознанием политические соперники активно используют тактики метафорической дискредитации оппонентов и героизации своих сторонников, что неминуемо приводит к поляризации СВОИХ и ЧУЖИХ, героев и преступников.

Как категория политического дискурса данная оппозиция отражает не только политическую ситуацию в определенной стране, но и сам процесс формирования этноса, развития этнического сознания [Козлова 2004: 499], что позволяет рассматривать биполярную категорию СВОИ - ЧУЖИЕ как лингвокультурологическую категорию дискурса. Рассматривая вопросы национального менталитета, мы принимаем позицию И. А. Стернина и З. Д. Поповой, определяющих национальную идентичность как важнейшее представление в сознании народа, формирующееся в оппозиции СВОИ - ЧУЖИЕ, что связано с различного рода стереотипами восприятия, требующими сегодня самого пристального внимания [Попова, Стернин 2000: 5].

Следует отметить, что вопрос о семантическом или лингвокультурологическом статусе биполярной категории СВОИ - ЧУЖИЕ является во многом дискуссионным. Описанию семантики данной оппозиции и трактовке ее категориальной природы с позиций традиционной лингвистики посвящены работы Е. П. Захарова, Г. В. Калиткина, А. Б. Пеньковского, Р. Н. Подрядина, З. И. Рязанова и др.

В рамках данного подхода противопоставление СВОИ - ЧУЖИЕ интерпретируется как языковая семантическая категория, являющаяся вариантом универсальной категории сознания. Более многочисленно представлены исследования, в которых оппозиция СВОИ - ЧУЖИЕ рассматривается сквозь призму лингвокультурологической проблематики (В. Н. Топоров, В. В. Иванов, Т. В. Цивьян, Н. И. Толстой, Н. А. Санцевич, Ю. С. Степанов, О. В. Белова, А. Н. Серебренникова и др.). Авторов данного направления научного поиска интересуют концептуальное выражение СВОЕГО и ЧУЖОГО, характер и способы их взаимодействия, связь понятий с их бинарными корреляциями.

В данном исследовании мы придерживаемся лингвокультурологического подхода к рассмотрению биполярной категории СВОИ - ЧУЖИЕ, поскольку на наш взгляд сверхзадача сопоставительного изучения метафорического моделирования действительности заключается в выявлении универсальных и индивидуальных тенденций категоризации мира в рамках определенных наций, менталитетов, традиций, культуры. Результаты рассмотрения метафорического картирования с этой точки зрения имеют большое значение для развития международных связей и дипломатических отношений, а также для обучения иностранному языку как культуре.

Изучение биполярной категории СВОЕ - ЧУЖОЕ и ее роли в рамках межкультурной коммуникации является достаточно модной темой ввиду большой востребованности в мире динамичного развития глобализационных процессов. Чаще всего проводимые исследования затрагивают вопросы столкновения с чужим языком и чужой культурой, которому приписывается двойственный характер. С одной стороны, как замечают Ю. А. Сорокин и И. Ю. Марковкина, оно вызывает ощущение странного и малопонятного, в связи с чем возникает чувство недоверия, настороженности по отношению к чужой культуре. С другой стороны, у реципиента может возникнуть чувство интереса, симпатии к формам существования чужой культуры [Сорокин, Марковкина 1988: 7]. Анализу межкультурных коммуникаций и возможностям осмысления конфликта СВОЕГО и ЧУЖОГО как элементов языковой среды посвящена коллективная монография «Свое» и «Чужое»: Межкультурные коммуникации в полипарадигматическом аспекте», созданная в Челябинском государственном университете.

Важно подчеркнуть, что в политической коммуникации противопоставление СВОИХ и ЧУЖИХ часто оказывается связанным не только с национальной идентификацией. Согласно выводам Э. Р. Лассан (1995), в коммунистическом дискурсе советской эпохи отчетливо выделялись следующие основные группы СВОИХ и ЧУЖИХ:

1) трудящиеся - эксплуататоры,

2) коммунисты - сторонники «буржуазной идеологии»

3) Советский Союз и страны народной демократии (в союзе с «национально-освободительным движением») - агрессивные круги НАТО.

В указанном дискурсе подчеркивался «пролетарский интернационализм», а поэтому для включения в круг СВОИХ не использовались национальные критерии. Как показывает исследование Е. В. Какориной (1996), в постсоветском коммунистическом дискурсе ведущее место занимает оппозиция сторонников коммунистической идеологии и «антинародного режима», выражающего интересы «новой буржуазии» и ее «западных покровителей».

Н. А. Санцевич (2003) рассматривает преломление дихотомии СВОИ - ЧУЖИЕ по отношению к немецкому и русскому языковому материалу на уровне противопоставлений «Россия - Запад» (также выражающейся в оппозициях «опасный - неопасный», «здесь - там») и «народ - власть» (в частности, «бедный - богатый»). Исследователь приводит конкретные примеры лексических маркеров и синтаксических конструкций, способствующих реализации оппозиции СВОИ - ЧУЖИЕ (метафора «войны», лексемы «шпион», «конфликт», «спор», «аутсайдер», «грозить», «другой», предлоги «против», «напротив», «по отношению», лексика со словарной пометой «неодобрительно»). Сюда же, по мнению автора, относятся сравнительные и уступительные конструкции [Санцевич 2003].

На шахматной доске политических игр эмотивный контраст дифференциальных признаков СВОИ и ЧУЖИЕ, скрытый автором в тени умело просчитанных комбинаций метафор, способен мгновенно изменить ход партии. Более того, для каждого менталитета существуют свои «камни преткновения»: для англичан актуальны одни модели метафорического моделирования, для русских - другие, для американцев - третьи. Полагаем, что СВОИ и ЧУЖИЕ, соответственно, также будут представлены как схожими группами, так и объединениями, неоднородными в своем составе.

Представленный обзор свидетельствует, что в современной лингвистической науке накоплен значительный опыт анализа биполярной категории СВОИ - ЧУЖИЕ, который найдет свое применение в ходе нашего дальнейшего когнитивного лингвокультурологического исследования метафорического моделирования действительности в экологическом дискурсе России, Англии и США.

Выводы по первой главе

Проведенное изучение теоретических основ метафорического представления биполярной лингвокультурологической категории СВОИ - ЧУЖИЕ в экологическом дискурсе США, России и Англии позволяет сделать следующие важные для дальнейшего исследования выводы:

1. Формирование антропоцентрической парадигмы в конце ХХ века определило ключевую роль дискурсивных факторов в исследованиях лингвистов, филологов, лингвокультурологов, социологов, политологов и пр. Объемность и многоаспектность понятия ДИСКУРС позволяют рассматривать его с разных точек зрения и выстраивать различные концепции о природе и свойствах дискурса. В данном исследовании принимается понимание ДИСКУРСА как формы использования языка в реальном времени, отражающей определенный тип социальной активности человека. Продолжая мысль Н. Д. Арутюновой, «ДИСКУРС - это речь, погруженная в жизнь», мы считаем, что ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС - это речь, погруженная в политическую жизнь. Соответственно ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ДИСКУРС - это речь, погруженная в политическую жизнь экологических движений.

2. История формирования международного экологического движения насчитывает десятки лет. За эти годы Зеленые создали свои политические партии и принимают активное участие в политической жизни западных стран, привлекая массу сторонников и реально влияя на политические решения. В России, несмотря на актуальность поднимаемых проблем, Зеленые не стали реальной политической силой и не снискали должного доверия граждан.

3. В данном исследовании мы опираемся на развиваемую в России когнитивно-дискурсивную теорию концептуальной метафоры, возникшую в рамках когнитивной лингвистики. В соответствии с представлениями современной когнитивной лингвистики метафорическое моделирование реальности - это отражающее национальное, социальное и личностное самосознание средство постижения, рубрикации, представления и оценки какого-либо фрагмента действительности при помощи сценариев, фреймов и слотов, относящихся к совершенно иной понятийной области. Сопоставительный анализ метафорического интердискурса позволяет выявить основные модели метафорической концептуализации, ключевые для определенной культуры слова и концепты, найти мировоззренческие точки соприкосновения разных народов и их специфические характеристики, что способствует повышению эффективности межкультурного общения и развитию толерантности в обществе.

4. Ведущая роль в категоризации и конструировании окружающего мира человеком принадлежит национальному менталитету, то есть способу восприятия и понимания действительности, определяемому совокупностью когнитивных стереотипов нации. Диссонанс установок национальных менталитетов приводит к непониманию в процессе межкультурной коммуникации, что свидетельствует о необходимости глубокого изучения национальных лингвокультурных особенностей.

5. В современной политической лингвистике биполярная категория СВОИ - ЧУЖИЕ считается центральной социально значимой оппозицией, которая выступает в качестве особой категории политического дискурса, делая возможным осуществление его ключевых функций: манипулятивной, ориентирующей и инструментальной. Данная оппозиция является универсальным средством реализации коммуникативных и прагматических задач, поскольку отражает типы социальных отношений. В зависимости от экстралингвистических факторов возможна актуализация или нейтрализация разнообразных вариантов данной оппозиции, сформированных на базе различных признаков.

Глава 2. Метафорическое представление ЧУЖИХ в экологическом дискурсе США, России и Англии

Во второй и третьей главах данного исследования представлен лингвокультурологический когнитивно-дискурсивный анализ категории ЧУЖИЕ и СВОИ в рамках политического дискурса экологических партий России, Англии и США соответственно. Основные задачи двух практических глав данной диссертации - это, во-первых, выявление общих для экологистов из указанных стран закономерностей в метафорической концептуализации мира, во-вторых, выявление специфических черт, характерных только для Зеленых отдельных стран, в-третьих, обнаружение закономерностей использования метафор в дискурсе противников экологических движений.

2.1 Метафорическое представление ЧУЖИХ в американском экологическом дискурсе

Экономический подъем, державное могущество, скорость развития информационных технологий, высокий уровень жизни населения Соединенных Штатов Америки на рубеже веков свидетельствуют о кульминационном этапе в развитии страны и делают США важным объектом для изучения с точки зрения различных научных направлений.

В данной диссертационной работе нас интересует лингвокультурологический аспект сопоставительных когнитивных исследований, а именно особенности метафорического моделирования действительности в рамках дискурса экологического движения США.

Мы рассматриваем метафору, прежде всего, как универсальное средство изучения национального менталитета, который является основополагающим фактором в определении направления и темпов развития всего государства. Политические метафоры американских Зеленых, с одной стороны, имеют много общего с метафорами экологических партий в других странах, а с другой - являются уникальным средством выражения и формирования мировоззрения и национального характера.

2.1.1 ОНИ - ПОЛИТИКИ

Метафорическое отчуждение политических лидеров, чьи взгляды противоречат точке зрения Партии Зеленых США, образует самую продуктивную категориальную модель в масштабах оппозиции СВОИ - ЧУЖИЕ. Этот прием преследует конкретные цели - умаление достоинства соперника, дискредитация его моральных качеств, интеллектуальных способностей и политических взглядов. Свидетельством тому служат многочисленные примеры:

…right-wing cabal that has taken over the country [Resenbrink]. (…группа заговорщиков правого крыла, которые приняли на себя управление страной).

Never has there been a better time to be an oil baron…the White House cozies up to oil executives declaring war on Iraq [Silfry M.]. (Никогда еще не было лучшего времени для нефтяных магнатов [баронов] … объявляя войну Ираку, Белый Дом подлизывается к нефтяникам, занимающим руководящие посты в структурах исполнительной власти.)

…both parties have sold the people and the government to the highest bidder [Dugger R.]. (…обе партии продали людей и правительство тем, кто предложил самую высокую цену.)

В качестве одного из источников метафорической экспансии часто используется представление об устройстве механизма, предназначенного для сбора денег, что лишает противника какого-либо здравого смысла и человечности.

There have been 47 individuals and businesses connected with the Clinton machine who have been convicted or pled guilty… [Smith (d)]. (Было 47 частных и юридических лиц, связанных с аппаратом Клинтона и осужденных или признавших себя виновными.)

The dominant parties …becoming fund raising machines devoid of any meaning…, lips firmly planted on corporate butts in hope of raking in money so they can sling mud on TV. But people always hunger for meaning and real connections [Gerritt G.]. (Доминирующие партии …превращаются в машины для мобилизации капитала, лишенные какого-либо смысла…, губы крепко целуют корпоративные зад…ы в надежде загрести денег для того, чтобы они могли поливать других грязью на телевидении. Однако, люди всегда жаждут смысла и настоящих взаимоотношениий.)

Второй пример является показательным для американского политического дискурса, а именно той его части, которая направлена на унижение достоинства оппонента. Одно высказывание, наполненное яркими метафорическими образами, сводит большую политику к общему знаменателю преступления, наживы и извращения.

Механистическая метафора, направленная на создание образа общественных деятелей, обладает большой властью над чувствами, эмоциями и оценками реципиентов и способна оказать существенное влияние на формирование моделей восприятия окружающей действительности адресата. экологический дискурс политический

Метафорическая модель ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДЕЯТЕЛЬ - ЭТО МАШИНА создает в сознании реципиента прагматические эмотивные смыслы, связанные с восприятием субъектов политической деятельности как мощной силы, которой чужды проявления разума, чувств и безразличны интересы отдельной личности. В мире механизмов жизнь поставлена на конвейер. События происходят по инерции, автоматически, зачастую необратимо. Показательно, что подобные прагматические смыслы распространены в политическом контексте Партии Зеленых США. Например:

… the dangerous reality of what can only be described as 21^st century corporate warmongers and fascists in positions of power [Glick]. (…опасная реальность того, что можно описать только как корпорацию разжигателей войны и фашистов 21-го века на постах власти.)

Надо заметить, что правительству Зеленые отказывают не только в душе, но и в интеллекте, обращая читателя к метафорической модели ЧЛЕНЫ ПРАВИТЕЛЬСТВА - ЭТО СУМАСШЕДШИЕ / БОЛЬНЫЕ.

Today, with our government in the control of mad men, the country on the cusp of economic crisis, and the world lurching towards violent chaos, no one knows what the situation will be in 2004 [Dugger]. (Сегодня, когда наше правительство контролируется сумасшедшими, страна находится на грани экономического кризиса, а мир склоняется к жестокому хаосу, никто не знает, какая ситуация сложится в 2004 году.)

… a way that had once been a natural part of American democracy but which had been systematically destroyed by a politics maniacally devoted to creating anger, division, and demons [Smith (a)]. (…путь, который когда-то был естественной частью Американской демократии, но систематически разрушался политикой, маниакально посвященной порождению злости, разделению и опасным людям [демонам].)

Метафора болезни в данном случае употребления несет концептуальный вектор принципиальной непримиримости к политике правительства и навязывает адресату мысль о ее неполноценности и асоциальности.

Представляется важным отметить использование сексуальной метафоры в политическом дискурсе США. Мы согласны с авторами «Очерка американского коммуникативного поведения» И. А. Стерниным и М. А. Стерниной, которые приходят к выводу, что для американцев не существует понятия пошлость [Стернин, Стернина 2001: 163] как такового, поэтому можно предположить, что сексуальная метафора в политической коммуникации США является обычным средством дискредитации противников. Ср.:

It's not Nader's fault that women's groups wasted their time running interference for a corrupt administration led by a major sexual predator instead of coming up with a strong candidate who would protect the right to choose [Smith (d)]. (Найдер не виноват, что женские группы теряли время на то, чтобы помешать коррумпированной администрации, управляемой главным сексуальным хищником, вместо того чтобы выступить с сильным кандидатом, которая бы защитила право на выбор.)

Developing countries - such as China, India, Brazil and even neighboring Mexico - would be exempt from the treaty, since they hadn't created the problem. They could continue to spew, gaining a competitive edge over U.S. products and jobs [Global warming shift gets cold shoulder]. (Развивающиеся страны - такие как Китай, Индия, Бразилия и даже соседствующая Мексика - будут исключением из соглашения, поскольку они раньше не создавали проблему загрязнения. У них будет возможность продолжать «блевать», получая конкурентное преимущество над продукцией и рынком рабочих мест США.)

Не обремененное границами этикета, понятиями вульгарности и пошлости, чувство юмора американцев находит свое отражение в смелых метафорических эпитетах, подшучиваниях, высмеиваниях и прочих приемах создания комического. Феноменальные возможности метафоры к развернутой иронии и острой шутке позволяют отправителю концептуального сообщения максимально приблизиться к реципиенту и донести свою мысль таким образом, чтобы было смешно и понятно всем, и запомнилось надолго. Ср.:

Let's hope Putin doesn't chop the legs off these first global efforts before a first step is even taken [Happy Birthday, Mr. Putin]. (Будем надеяться, что Путин не отсечет ноги этим глобальным инициативам еще до того, как будет сделан первый шаг.)

The fact that Putin and the Russian government have taken this first step is undoubtedly good news for anyone worried about climate change - and a slap in the face for George Bush and oil companies like ExxonMobil [The Warming War heats up Putin gives Kyoto the green light]. (Сам факт того, что Путин и российское правительство предприняли этот первый шаг - несомненно, хорошая новость для любого, кто обеспокоен переменой климата, и пощечина для Джорджа Буша и таких нефтяных компаний, как ЭксонМобил.)

The prospect of reform is eviscerated because of both parties' sticky hands [Nader]. (Перспектива реформы была лишена содержания [распотрошена], так как обе партии нечисты на руку [руки липкие]).

Эмоциональным и раскрепощенным американцам, поддерживающим стремительный темп жизни, как и всем людям, приходится постоянно сталкиваться со сложностями, нагрузками, как дома, так и на работе. Стресс необходимо снимать, рассуждают они, и вербальный выплеск чувств наружу воспринимается как естественный выход раздражения, на что не следует обижаться. Врожденная любовь американца к юмору и неисправимый оптимизм помогает выйти из сложных ситуаций, возникающих день за днем.

The Democratic Party went into the campaign still defending a president who had become a late night TV joke... [Smith (b)]. (Демократическая партия вступила в кампанию, по-прежнему защищая президента, ставшего анекдотом для ночного телеэфира…)

Sifry didn't say these things because he probably didn't know these things, and he didn't know because he didn't ask, and he didn't ask because he was too busy running around acting like "the sky is falling," and blaming it on the Greens [Rios]. (Силфри не сказал об этом, потому что, вероятно, он об этом не знал, а не знал он об этом, потому что не спросил, а не спросил, потому что был слишком занят тем, что бегал туда-сюда и вел себя так, будто «небо падает», обвиняя в этом Зеленых.)

Наряду с концептуальными метафорами субсфер «артефакты», «человек», «природа» задачам реификации и делигитимации оппонента служит и субсфера «социум», представленная криминальнальной метафорой. Ср.:

They should concentrate on the thieves and the blunderers in Florida, not on the Green Party [Chattanooga Times Free Press]. (Им следует сосредоточиться на ворах и грабителях во Флориде, а не на Партии Зеленых.)

…corporate prison called the White House [Sifry M.]. (…корпоративная тюрьма под названием Белый Дом)

Модель ПРАВИТЕЛЬСТВО - ЭТО ТЮРЬМА / ПРЕСТУПНЫЙ МИР несет концептуальный вектор противоестественности, нарушения сущности американской жизни, основанной на свободе, правосудии и справедливости. С помощью криминальной метафоры Зеленые США рисуют в сознании избирателя сюрреалистическую картину: свободолюбивым народом Америки управляют преступники, осужденные и находящиеся в местах лишения свободы. Попрание философских постулатов, на которых базируется национальная картина мира, вызывает бунт в душе каждого, кто с гордостью называет себя американцем. Отрицание сложившейся коррумпированной системы власти, негодование, осознание необходимости изменить курс развития страны находятся в центре эмоциональных состояний, на формирование которых направлен концептуальный вектор криминальной метафоры в политическом дискурсе Партии Зеленых США.

Следует подчеркнуть, что когнитивный анализ политического дискурса Партии Зеленых США выявил высокую степень метафоричности ее пропаганды. В качестве красочного концептуального декора, надолго запоминающегося зрительного образа, позволяющего произвести подсознательную категоризацию действительности и показать, кто есть ОНИ, с успехом используется и метафора природы, в сферу влияния которой попадают как политические партии, так и главные лица мировой политической сцены.