Субъективная модальность политического дискурса (на материале российских, британских и американских печатных СМИ)

Проанализировать реализацию категории субъективной модальности в политическом дискурсе в русских и английских политических текстах на глобальном (уровне суперструктуры и макроструктуры) и локальном (лексико-семантическом и синтаксическом) уровнях, сопоставить их и описать закономерности реализации данной категории.

Посредством анализа закономерностей реализации категории субъективной модальности выявить особенности точек зрения, существующих в современном политическом дискурсе (в российских, британских и американских печатных СМИ) на военный конфликт в Чечне.

Выявить роль суперструктурных категорий «Краткое содержание» («Заголовок», «Вторичный заголовок», «Вводка») и «Комментарий» в создании субъективной модальности политического дискурса и определить их взаимосвязь с сильными позициями текста.

Определить, на каком уровне существуют наибольшие сходства и наибольшие различия формального и содержательного выражения субъективной модальности в политических текстах российских и британско-американских СМИ.

Теоретическая значимость данного исследования связана с тем, что оно:

вносит вклад в разработку текстовой категории субъективной модальности в политическом дискурсе;

способствует развитию теории политического дискурса;

представляет рассмотрение категории субъективной модальности не только на локальном, но и на глобальном (текстовом) уровне политического дискурса;

уточняет классификацию точек зрения в политическом дискурсе.

Практическая значимость заключается в том, что результаты исследования могут быть использованы в преподавании курса Теоретической грамматики, спецкурсов «Лингвистика текста», «Стилистика текста», «Грамматика текста», «Модальность текста», «Сопоставительная лингвистика», в методике преподавания родного и иностранного языков при обучению чтению и интерпретации газетных и других текстов с учетом реализации в них текстовой категории субъективной модальности. Данные нашего исследования могут иметь определенную практическую ценность для политологов, журналистов, специалистов по международным отношениям.

На защиту выносятся следующие положения диссертации:

1. Сопоставительный лингвистический анализ одного дискурсивного события - военного конфликта в Чечне - с позиции реализации в нем категории субъективной модальности позволяет выявить различное отношение к указанному событию со стороны российских, британских и американских журналистов. В британско-американских СМИ последовательно отражается негативная субъективная модальность по отношению к действиям российской стороны в Чечне, тогда как в отечественных СМИ обнаруживается различная субъективная модальность.

2. Категория субъективной модальности в дискурсе политической ситуации «Война в Чечне» наиболее прямо и последовательно актуализируется на лексико-семантическом уровне языка. На синтаксическом уровне языка категория субъективной модальности чаще всего реализуется разного рода вводными словами и вводными предложениями, а также средствами инверсии, параллельными, сравнительными, вопросно-ответными конструкциями, парцелляцией, построениями с частицами.

3. В рассматриваемых политических текстах важную роль в выражении субъективной модальности играют чередование и выбор суперструктурных категорий («Краткое содержание», «Главное событие», «Контекст», «Предшествующие события», «История», «Последствия», «Комментарий»).

4. Для усиления воздействия в рассматриваемых политических дискурсах журналисты активно используют ресурсы сильных позиций текста, к которым относятся начало («Заголовок», «Вторичный заголовок», «Вводка») и конец текста, куда обычно помещаются «Комментарий» и «Вербальные реакции».

5. Наличие «Комментариев» в структуре статьи способствует усилению субъективной модальности. В «Комментариях» могут быть представлены предположения, размышления, оценка описываемых событий, явлений, фактов, выводы самого журналиста.

6. На глобальном уровне макроструктуры политического дискурса субъективная модальность реализуется посредством структуры релевантности, которая заключается в приписывании автором различной важности каждому из топиков макроструктуры заголовком, вторичным заголовком, вводкой, линейным расположением частей, выводами.

7. Наибольший параллелизм между российскими и британско-американскими политическими текстами в способах выражения субъективной модальности обнаруживается в организации суперструктурных категорий и сильных позиций текста, в то время как национальные особенности максимально ярко проявляются на лексико-семантическом уровне.

Апробация работы: основные положения диссертации докладывались на заседаниях кафедры английского языка и Ученого Совета факультета романо-германской филологии Тюменского государственного университета, на ежегодных научных конференциях «Актуальные проблемы лингвистики» в 2001, 2002, 2003 годах (г. Екатеринбург, Уральский государственый педагогический университет), на научных конференциях «Проблемы лингвистики и методики преподавания иностранных языков» (2002) «Актуальные вопросы русистики» (2003) в Тюменском государственном университете, «Диалог языков и культур» в Тюменском государственном институте искусств и культуры (2001).

Работа состоит из введения, трех глав и заключения. В первой главе представлены основные теоретические положения работы, определяются базисные понятия. Во второй главе исследуется субъективная модальность российского политического дискурса, в третьей главе представлен анализ британского и американского политических дискурсов. В тексте работы основные результаты исследования представлены в одиннадцати таблицах, девяти схемах, четырех рисунках. Библиографический список включает 215 наименований источников и 29 словарей. Дан список сокращений. Работа включает два приложения, где показана методика анализа газетной статьи российского политического дискурса и дан разноуровневый сопоставительный анализ реализации категории субъективной модальности в российском, британском и американском политических дискурсах и представлена классификация видов точек зрения.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

1.1 Определение модальности и ее виды

Обратимся к определениям модальности, существующим в авторитетных лингвистических изданиях. В энциклопедии «Русский язык» читаем: «модальность (от лат. modus - мера, способ) - название круга явлений, неоднородных по смысловому объему, грамматическим свойствам и по степени оформленности на разных уровнях структуры языка» [РЯЭ 1979: 145]. Данное определение является весьма абстрактным и не дает ясного понимания явления, о котором идет речь. В «Русской грамматике» (1980) представлено следующее определение модальности: «Термин «модальность» в языкознании многозначен: им называются разные явления, объединенные тем признаком, что все они так или иначе - грамматически, лексически, интонационно - выражают отношение говорящего к сообщаемому или сообщаемого к действительности» [РГ 1980: 214]. В настоящей дефиниции четко очерчивается сущность термина «модальность», которая заключается в выражении отношения говорящего к сообщаемому или сообщаемого к действительности. Автор статьи, Н.Ю. Шведова, разграничивает, по меньшей мере, четыре круга явлений, которые относятся к сфере модальности:

1) значение реальности / ирреальности: реальность обозначается синтаксическим индикативом - временами настоящим, прошедшим и будущим, ирреальность - ирреальными наклонениями: сослагательным, условным, желательным, побудительным, долженствовательным.

2) субъективно-модальные значения, т.е. отношение говорящего к сообщаемому.

3) в сферу модальности включаются слова - глаголы, краткие прилагательные и предикативы, которые своими лексическими значениями выражают возможность, желание, долженствование, необходимость, вынужденное предстояние, готовность.

4) значения, относящиеся к сфере утверждения, отрицания, вопроса [РГ 1980: 214, 215].

В ЛЭС модальность определяется как «функционально-семантическая категория, выражающая разные виды отношения высказывания к действительности, а также разные виды квалификации сообщаемого» [ЛЭС 1990: 303]. В сущности, ЛЭС не отступает от определения модальности, данного в «Русской грамматике» (1980) и также отмечает ее двоякий характер. Разница заключается в том, что в последнем случае модальность рассматривается как функционально-семантическая категория языка, т.е категория, которая актуализируется разноуровневыми языковыми средствами (морфологическими, словообразовательными, синтаксическими, лексическими, а также комбинированными), которые взаимодействуют на основе общности их функций.

Все три вышеуказанных источника отмечают существование модальности в двух ее разновидностях: объективной и субъективной. Объективная модальность является обязательным признаком любого высказывания и формирует предикативную единицу (предложение). Объективная модальность выражает отношение высказывания к действительности в плане реальности / ирреальности. Эта функция объективной модальности грамматикализована и представлена противопоставлением форм синтаксического изъявительного наклонения формам синтаксических ирреальных наклонений (сослагательного, условного, желательного, побудительного, долженствовательного). Категория изъявительного наклонения характеризуется временной определенностью, в то время как все ирреальные наклонения временной определенности не имеют. Поскольку объективно-модальные значения выявляются в грамматической парадигме предложения и «встроены» в форму сказуемого, то некоторые ученые называют объективную модальность первичной модальностью.

Субъективная модальность, то есть отношение говорящего к сообщаемому, не является обязательным признаком высказывания. Она образует в предложении второй модальный слой, и иногда называется вторичной модальностью. Ее семантический объем значительно шире семантического объема объективной модальности. Значения, составляющие содержание субъективной модальности, далеко не однородны, и, как пишет М.В. Ляпон, требуют упорядочения. Необходимо отметить, что в категории субъективной модальности заключено антропоцентрическое свойство языка, которое проявляется в противопоставлении концептуального начала нейтрально-информационномй фону.

Смысловой основой субъективной модальности является оценка в широком смысле слова (как рациональная, так и эмоциональная). Энциклопедия «Русский язык» и ЛЭС рассматривают лишь некоторые способы субъективной квалификации сообщаемого, такие как модальные слова, словосочетания и предложения, модальные частицы, междометия, интонационные средства, словопорядок, специальные синтаксические конструкции.

Понятие «модальность» перенесено в лингвистику из логики. В данном разделе будет рассмотрена эволюция понятия “модальность” в отечественной лингвистике. Здесь представлены взгляды на модальность таких выдающихся отечественных ученых как В.В. Виноградов, И.И. Мещанинов, А.А. Потебня, А.А. Шахматов, концепции В.Н. Бондаренко, В.Г. Гака, Г.А. Золотовой, использованы данные академической «Грамматики русского языка» (1960), «Словаря лингвистических терминов» О.С. Ахмановой (1969), «Грамматики современного русского литературного языка» (1970), «Русской грамматики» (1980), «Лингвистического энциклопедического словаря» (1990), «Словаря культуры 20 века» (1997), «Теории функциональной грамматики» (1990).

Первое явление, которое следует отметить в связи с описанием категории модальности, и на которое обратили внимание отечественные ученые, это модальные слова. Особый вклад в грамматическое учение об этих словах внес А.А. Потебня (1958). Он доказал происхождение модальных слов из вводных предложений и подчеркивал их независимое положение среди других частей предложения. Дальнейшее развитие концепция А.А. Потебни получила в трудах Д.Н. Овсянико-Куликовского и А.П. Пешковского. В составе модальных слов отмечались следующие черты:

тесная связь многих модальных слов с наречиями обстоятельственными и качественно-определительными, совмещение многими наречиями функций модальных слов.

наличие большого количества модальных частиц.

однородность функций модальных слов и частиц с формами глагольного наклонения. Относясь ко всему предложению и выражая возможность, нереальность, достоверность и т.п., модальные слова и частицы оттеняют значения глагольного наклонения или определяют модальность высказывания в целом.

функциональная близость модальных слов и частиц к вводным предложениям.

Русские грамматисты И.И. Мещанинов и А.А. Шахматов уделяли внимание в своих трудах вводным предложениям и вводным членам предложения. И.И. Мещанинов заметил, что они не входят в состав предложения, и передают «субъективное отношение говорящего ко всему содержанию его высказывания или его эмоционально-волевое выражение. Они стоят по своему смысловому значению в непосредственных отношениях к основной мысли общего контекста приведенного отрезка речи» [Мещанинов 1978: 126]. Он называет первые вводным (обособленным) членом субъективного отношения, а второе - вводным (обособленным) членом эмоционально-волевого отношения. Ср.: 1) Я, конечно, поеду в Москву. 2) Ах, как это хорошо! Субъективному отношению соответствуют модальные слова, а эмоционально-волевым высказываниям - междометия, хотя в их позиции могут выступать разные части речи.

Мы можем констатировать, что в русской грамматической науке конца 19 в. и до середины 20 в. исследовались модальные слова, вводные слова (синтагмы) и вводные предложения как частные языковые явления. О модальности как о семантической категории впервые заговорил академик В.В. Виноградов, рассматривая ее как категорию предложения. «Каждое предложение включает в себя как известный конструктивный признак модальное значение, т.е. содержит в себе указание на отношение к действительности» [Виноградов 1975: 55]. В.В. Виноградов по праву считается основоположником теории модальности. Он говорил о необходимости анализа категории модальности для уяснения структуры предложения и разнообразия его типов. Ученый отмечал также, что «… содержание категории модальности и формы ее обнаружения исторически изменчивы. Семантическая категория модальности в языках разных систем имеет смешанный лексико-грамматический характер. В языках европейской системы она охватывает всю ткань речи» [Виноградов 1975: 57]. Русский языковед отмечал, что различия в способах выражения модальности отчасти связаны с внутренними различиями в самих ее синтактико-семантических функциях, в ее функционально-семантическом существе.

В «Грамматике русского языка» (1960) были суммированы и систематизированы все лингвистические факты, касающиеся вводных слов, словосочетаний, предложений и вставных конструкций, но определение самой категории модальности на тот момент еще сформулировано не было.

Первое определение данной категории встречается в «Словаре лингвистических терминов» (1969) О.С. Ахмановой: «Модальность англ. modality, понятийная категория со значением отношения говорящего к содержанию высказывания и отношению содержания высказывания к действительности (отношение сообщаемого к его реальному осуществлению), выражается различными грамматическими и лексическими средствами, такими как форма наклонения, модальные глаголы и т.д.» [1969: 237]. В данной дефиниции просматривается:

отношение данной категории к понятийной сфере;

семантика: отношение говорящего к содержанию высказывания и содержание высказывания к действительности;

средства выражения категории модальности.

Здесь же мы можем найти деление данной категории по видам: модальность гипотетическая (hypothetical) - представление содержания высказывания как предположительного; модальность глагольная (verbal) - модальность выражаемая глаголом; модальность ирреальная (unreal) - представление содержания как невозможного, неосуществленного; модальность отрицательная (negative) - представление содержания высказывания как не соответствующего действительности. Очевидно, что данное деление модальности по видам базируется не на едином основании, однако ценно для своего времени, т.к. предпринята попытка классификации типов категории модальности.

Авторы «Грамматики современного русского литературного языка» (ГСРЛЯ) (1970) идут дальше и отмечают в предложении два различных типа модальных значений: объективно-модальное значение, которое относит сообщение к тому или иному плану действительности и субъективно-модальное значение (которое факультативно), т.е. выражение отношения говорящего к тому, что он сообщает. «К широкому кругу субъективно-модальных значений относятся значения усиления (подчеркивания, акцентирования), экспрессивной оценки, уверенности или неуверенности (определенности или неопределенности), принятия или непринятия (согласия или несогласия) и др.» [1970: 611]. Объективно-модальное значение предложения, указанное в этой «Грамматике» соотносится со значением отношения содержания высказывания к действительности в определении О.С. Ахмановой, субъективно-модальное значение - соответственно с первой частью определения. В «Грамматике современного русского литературного языка» даются более многочисленные средства выражения категории модальности, чем в предыдущей «Грамматике» (1960). Таким образом, введение субъективно-модального значения в общую теорию модальности явилось важным шагом, символизирующим переход от предложенческой парадигмы исследования категории модальности к текстовой.

«Русская грамматика» (1980), кроме многозначности термина «модальность», отмечает, что модальность выражается разноуровневыми средствами языка. При этом указывается, что категория объективной модальности соотносится с категорией предикативности. Категория предикативности формируется значениями объективной модальности и представляет их как сложную языковую целостность. Далее, очерчивается круг явлений, относящихся к модальным значениям (о них речь шла выше).

Н.Ю. Шведова вычленяет из всех многообразных групп субъективно-модальных значений оппозицию наиболее общих, первичных: оценочно-характеризующих и собственно-оценочных. Таким образом, оценка признается сущностью субъективной модальности [1980: 216]. И.Р. Гальперин также придерживается мнения, что «один из наиболее существенных признаков модальности - оценка описываемых фактов» [Гальперин 1981: 114].

В Лингвистическом энциклопедическом словаре (ЛЭС 1990) модальность определяется как «функционально-семантическая категория, выражающая разные виды отношения высказывания к действительности, а также разные виды квалификации сообщаемого» [ЛЭС 1990: 303], то есть, фактически, рассматривается таким же образом, как и в «Русской грамматике» (1980). В.Н. Бондаренко также дифференцирует модальность на объективную и субъективную, однако под второй понимает только степень достоверности содержания предложения с точки зрения говорящего, основываясь на логической теории модальности суждений. Вслед за Н.Ю. Шведовой [РГ 1980] и Н.В. Ляпон [ЛЭС 1990] мы также придерживаемся дифференциации модальности на объективную и субъективную и принимаем в качестве базовой концепцию, изложенную в академической «Русской грамматике» (1980).

Г.А. Золотова и В.Г. Гак различают не два, а три плана модальности:

отношение содержания высказывания к действительности с точки зрения говорящего;

отношение говорящего к содержанию высказывания;

отношение субъекта действия к действию - этот план модальности нам представляется важным, т.к. основное средство выражения этого аспекта модальности - модальные глаголы (Например: Он должен/ хочет/ может прийти). [см. Золотова 1982: 175; Гак 1989: 153].

Однако не все исследователи придерживаются дифференциации модальности на объективную и субъективную. Так, в «Словаре культуры XX века» модальность определяется как «тип отношения высказывания к реальности» и полностью отождествляется с наклонениями: изъявительным, повелительным и сослагательным [Руднев 1997: 174]. Авторский коллектив «Теории функциональной грамматики» (1990) во главе с А.В. Бондарко определяет модальность как актуализационную категорию (переходную от языка к речи). В отличие от распространенных концепций, понимающих модальность в двух своих разновидностях: объективной и субъективной, авторы данного пособия такого деления не придерживаются, А.В. Бондарко вводит в понятие «модальность» доминирующий признак - отношение реальности / ирреальности, а также основные типы модальных значений:

актуальности / потенциальности (возможности, необходимости, гипотетичности и т.д.)

оценки достоверности

коммуникативной установки высказывания

утверждения / отрицания

засвидельствованности (пересказывания / непересказывания)

А.В. Бондарко считает, что оценочность лишь частично связана с семантикой модальности и предлагает рассматривать ее как особую семантико-прагматическую сферу [ТФГ 1990: 59-61]. Модальность, в концепции А.В. Бондарко, интерпретируется как группировка функционально-семантических полей (ФСП), представляющих собой подсистемы модальных значений, выделенных по разноаспектным признакам. В указанной концепции модальность трактуется как комплекс ФСП возможности, необходимости, достоверности (с микрополями вероятности и истинности) и оптативности.

Л.А. Черняховская подчеркивает личностный характер отношения содержания высказывания к действительности. Она определяет модальность как субъективную оценку говорящим того, о чем он говорит, с точки зрения степени реальности отображаемого в речи события, оценки степени уверенности говорящего в достоверности утверждаемого, оценки им желательности - нежелательности события [Черняховская 1986: 125]. Подобный подход наблюдается у автора учебника “Современный русский язык” Н.С. Валгиной, которая понимает модальность как оценку говорящим своего высказывания с точки зрения отношения сообщаемого к действительности [2001: 281]. Таким образом, две указанных концепции, в сущности, сливают объективную и субъективную модальности в одно целое.

Нам представляются правомерными концепции, изложенные в академической «Русской грамматике» (1980), «Лингвистическом энциклопедическом словаре» (1990), где модальность рассматривается в двух разновидностях: объективной и субъективной. С одной стороны, нельзя отрицать наличия в предложении, высказывании, тексте объективной модальности. К примеру, в высказывании «В любом языке есть утвердительные предложения» не содержится субъективного отношения к сообщаемому. Здесь констатируется объективное знание, выведенное путем обобщения, типизации. Более того, объективная модальность тесно связана с категорией темпоральности и дифференцируется по признаку временной определенности/ неопределенности, чего нельзя сказать о субъективной модальности. К тому же, объективно-модальные значения организуются в систему противопоставлений, выявляющихся в грамматической парадигме предложения, что не является релевантным для субъективно-модальных значений. С другой стороны, не представляется возможным отрицать наличие субъективной модальности или сводить значения субъективной модальности к узкому кругу значений. Как отмечал В.Л. Наер, «именно субъективная модальность релевантна целям и задачам интерпретации текста» [Наер 2001: 61].

Л.М. Майданова рассматривает метареферентный план газетного текста и включает его в более общую категорию модальности. Метареферентность, по Л.М. Майдановой, это “свойство текста, обусловленное тем, что любой текст, так или иначе отражает ситуацию общения - в первую очередь социальную роль автора и адресата, непосредственный или опосредованный характер общения, количественную или качественную характеристику общающихся сторон” [Майданова1987: 30]. Данный языковед считает, что метареферентность отражает модус и могла бы быть названа модальностью, если бы, по мнению автора, последний термин не был перегружен значениями. Л.М. Майданова пишет о необходимости эмоциональной окрашенности газетной публикации, что является условием действенности текста и контакта автора с читателем. Она разделяет газетные тексты по эмоциональному воздействию на два потока: возбуждение интереса и возбуждение оценочной эмоции. Эмоции взаимодействуют в процессе чтения, усиливают друг друга, создают общий эмоциональный колорит текста.

Т.В. Матвеева к субъективно-модальным категориям относит тональность и рациональную оценочность. Под тональностью Т.В. Матвеева понимает текстовую категорию, в которой находит отражение психологическая установка автора текста. Вслед за В.Н. Телия она утверждает, что поле тональности содержит в себе психологическое самораскрытие автора, обладающее, по закону эмоционального заражения, эффектом усиленного воздействия на адресата текста. Надо отметить, что тональность у Т.В. Матвеевой практически отождествляется с модальностью (Ср. “модальность непринужденного общения” и “тональность непринужденности и доброжелательности”). Говоря об оценочности публицистического текста, Т.В. Матвеева выделяет рациональную оценку, и выявляет способы существования оценочности в газетных текстах. Рациональные оценки, по ее мнению, могут выражаться в отдельных микротекстах и входят в логическую схему текста на правах отдельных логических тезисов. В других случаях авторская оценка может быть разлита по всему тексту. Использование нейтральной лексики с рационально-оценочной коннотацией, известной носителям языка из общечеловеческого или национального опыта и открытое выражение оценки с помощью оценочных слов и оборотов - другие способы оценочной организации содержания публицистического текста.

Интересна также концепция Е.А. Арбузовой, которая анализирует в своей диссертации прагматические особенности коннотации в организации текста. Она определяет прагматическую коннотацию как «дополнительное значение, смысл или содержание слова, словосочетания, высказывания, отрезка текста, которое вводится автором и выражается за счет различных контекстных средств, сообщающих больше информации, чем объективные лексические значения языковых единиц и их непосредственный контекст» [Арбузова 2001: 10]. Автор проводит подробный анализ концептуальной коннотации, представляющей собой сложное динамическое образование, которая выражается в повторении определенного слова, словосочетания или его синонимов, в континууме текста. Концептуальная коннотация связана с явлением подтекстовой (ассоциативной) когезии, которая реализуется за счет дистантного лексического повтора и обеспечивает связность текста.

Н.С. Петруничева рассматривает коннотацию как средство выражения субъективной модальности. Если коннотация входит в состав семантически маркированной лексемы, то мы имеем дело с коннотативной семой. Если коннотация возникает как результат использования лексемы в тексте, то, как считает Н.С. Петруничева, можно говорить о текстовой коннотативной семе. «Субъективная модальность находит свое выражение со стороны отправителя текста в процессе его порождения, а текстовая коннотация должна быть декодирована в процессе его восприятия» [Петруничева 1990: 64]. Мы не считаем это суждение бесспорным, поскольку субъективная модальность уже является текстовой категорией и, как верно отмечает В.Л. Наер, «именно субъективная модальность релевантна целям и задачам интерпретации текста» [Наер 2001: 61]. Введение еше одного термина усугубляет терминологический разнобой.

Нельзя не остановиться на понятиях “автор”, “образ автора”, которые являются одними из ключевых в современном литературоведении и языкознании, поскольку на первый план выдвинулась антропологическая парадигма исследований. В литературоведении прочно закрепился термин “образ автора”, введенный В.В. Виноградовым, который в основном применяется в связи с интерпретацией художественных произведений. В других же функциональных стилях, к примеру, в газетно-публицистическом, пишущий субъект дефинируется по-разному: “фигура говорящего” [Кормилицина 1999], “авторское “я” [Куроедова 2000], “внутритекстовый автор” [Чепкина 1993], “автор” [Солганик 2001]. Близким термином к перечисленным здесь является термин «языковая личность» [Караулов 1987]. Представляется целесообразным остановиться подробнее на отличии терминов “образ автора” в художественной литературе и “автор” в публицистике. Для художественной речи закономерно несовпадение производителя речи и ее субъекта. Для публицистики важен не образ автора, а автор как конкретная личность, его взгляды, общественная позиция, даже личные качества. В художественной же литературе лицо, от которого ведется повествование и автор принципиально неотождествимы. В публицистике нет посредствующих звеньев между автором и текстом. Г.Я. Солганик понимает категорию “автор” как пучок отношений, в которым главными являются “отношение к действительности и тесно связанное с ним отношение к тексту (речи)” [Солганик 2001: 6]. Это определение категории “автор“ почти слово в слово совпадает с определением категории “модальность” в «Русской грамматике» (1980). Г.Я. Солганик отмечает, что в структуре категории автора следует различать автора как человека социального и как человека частного. Человек социальный, по его мнению, предполагает анализ социальных проблем, объективно-субъективное отношение к действительности, а человек частный подразумевает анализ с позиций частного человека, субъективно-объективное отношение к действительности.

И.Р. Гальперин, говоря о категории модальности, обращал внимание на то, что современные английские грамматики «вообще избегают давать определение этой категории, очевидно, рассматривая ее как данность, и ограничиваются лишь указанием форм, в которых заложена модальность (Джон Лайонз, Рэндольф Кверк)» [Гальперин 1980: 113]. Нельзя не согласиться с этим мнением ученого. В английских грамматиках мы не могли отыскать определения модальности. В американской научной литературе существовало отождествление категории модальности с категорией наклонения глагола. Так, в словаре американской лингвистической терминологии Э. Хэмпа цитируется Э. Сепир: «Модальность, грубо говоря, та грамматическая категория (или те относящиеся к ней понятия), которые по традиции известны как наклонение, под «модальностями» я разумею не фактическую констатацию, скажем, отрицания или неуверенности как таковых, а скорее их формальное выражение» [Хэмп 1964: 113]. В данной дефиниции модальность отождествляется с наклонением глагола.

Д. Лайонз по характеру модальности выделяет два класса предложений: повелительные (выражают приказ или предписание) и вопросительные (выражают дополнительные модальные признаки, на те или иные ожидания говорящего). Д. Лайонз также находит в различных языках разнообразные способы грамматического выражения отношения говорящего к содержанию высказывания. По его мнению, релевантны, по крайней мере, три шкалы модальности:

шкала «желания и намерения».

шкала «необходимости и обязательности».

шкала «уверенности и возможности» [Лайонз 1978: 326].

Лингвист также отмечает, что «наблюдается определенная смысловая близость между повелительными предложениями и модальными «желания» и «необходимости», с одной стороны, и между вопросительными предложениями и модальностью по признаку «возможности», с другой стороны» [там же, с.326]. Например: Will you come here может быть равнозначно Come here, will you? или Come here!

В большинстве английских грамматик [Swan 1984; Guirk 1982; Close 1979; Leech, Svartvik 1975] мы найдем информацию только о модальных глаголах и их семантике. М. Суон, в частности, указывает, что модальными в грамматике (английской) считаются такие значения как волеизъявление (волитивность), возможность или необходимость. Отсюда следует, что глаголы, выражающие эти значения, называются модальными вспомогательными глаголами» [Swan 1984: 606].

Здесь уместно отметить тот факт, что некоторые из зарубежных ученых (гораздо позже, чем отечественные) стали различать так называемые парентетические (parenthetical) глаголы и наречия, которые относятся ко всему предложению и передают отношение говорящего к предлагаемому факту. Например:

happily - I rejoice

unfortunately - I regret

consequently - I infer

presumably - I presume

admittedly - I admit

probably - I believe и т.д. [Урмсон 1985: 200].

Таким образом, данный тип слов был замечен в зарубежной лингвистике, но не выделен в особый разряд.

Из зарубежных авторов, наибольший вклад в теорию модальности внес Ш. Балли. Он рассматривал предложения как наиболее простую возможную форму сообщения мысли. «Мыслить - значит реагировать на представление, констатируя его наличие, оценивая его или желая» [Балли 1955: 43]. Суждение о факте относится к рассудку, о ценности факта - к чувству, проявление воли - к воле, которая завершается действием. Таким образом, Ш. Балли различал в существовании мысли (а значит, и предложения) представление и активную деятельность со стороны мыслящего субъекта. Ту часть, которая «коррелятивна процессу, образующему представление», Ш. Балли, по примеру логиков, назвал «диктумом», а вторую часть, которая коррелятивна «операции, производимой мыслящим субъектом» - «модусом» [там же, с.44]. Модус состоит из модального глагола (например, думать, радоваться, желать) и модального субъекта. Ученый считал, что модальность, как и мысль, образуется в результате активности говорящего и довольно категорично заявлял, что «нельзя придавать значение предложение высказыванию, если в нем не обнаружено какое-либо выражение модальности» [там же, с.44].

Французский грамматист, Ж. Може, различает 12 видов модальностей: утверждения, отрицания, восклицания, вопроса, сомнения, возможности, случайности, пожелания, сожаления, приказа, распоряжения, запрещения [Mauger 1984: 371-385].

Ж. Милли выделяет три основных модальности динамических предикатов, такие как: 1) волеизъявления (le vouloir), 2) возможности (le pouvoir), 3) умения (le savoir); и следующие статичные модальности, которые организуются вокруг оппозиции etre (быть) - paraitre (казаться):

истинная модальность etre + paraitre

ложная модальность ни etre, ни paraitre;

тайная модальность etre, но не paraitre;

обманчивая модальность paraitre, но не etre [Milly 1992: 108-109] (перевод наш. - З.Л.).

Следует упомянуть о существовании в зарубежной лингвистике направления «критический анализ дискурса», который входит в круг обществоведческих дисциплин [см. Т. van Dijk, Fairclough, Kintch, Hackett, Zao, Le и др.]. Дискурс как взаимодействие общественных групп и индивидов изучается в контексте социальных структур и культуры данного общества. Поэтому в критическом анализе дискурса используется понятие идеологии, рассматриваются способы выражения идеологии в тексте. Надо сказать, что некоторые из этих способов совпадают со средствами реализации модальности.