Субъективная модальность политического дискурса (на материале российских, британских и американских печатных СМИ)

Необходимо отметить, что, чем более изученной становится категория модальности, тем больше фиксируется средств ее актуализации. В.В. Виноградов в указанной выше работе придерживался мнения, что “формы и виды выражения категории модальности и модальных оттенков в современном русском языке многообразны по своей лексической природе и по своему синтаксическому существу” [Виноградов 1975: 87] Основываясь на опыте своих предшественников: А.А. Шахматова, А.А. Потебни, Д.Н. Овсянико-Куликовского, А.М. Пешковского, И.И. Мещанинова, В.В. Виноградов разработал классификацию способов выражения модальности в русском языке, которая до сих пор не теряет своей актуальности. Однако будем иметь в виду, что этот ученый не разделял значения модальности на объективные и субъективные. Различия в способах выражения модальности В.В. Виноградов видел в связи “с внутренними различиями в самих ее синтаксико-семантических функциях в ее функционально-синтаксическом существе” [там же, с.58].

Н.Ю. Шведова в «Русской грамматике» (1980) подчеркивает многозначность термина «модальность». «…им называются разные явления, объединяемые тем признаком, что все они так или иначе - грамматически, лексически, интонационно - выражают отношение говорящего к сообщаемому или сообщаемого к действительности» [1980: 214]. Как мы уже отмечали, здесь дается деление модальных значений на объективно-модальные и субъективно-модальные. Первые выражаются в языке синтаксическим индикативом: синтаксическим настоящим, прошедшим, будущим (значения реальности) и синтаксическими ирреальными наклонениями: сослагательным, условным, желательным, побудительным и долженствовательным. Эти значения, по Н.Ю. Шведовой, присутствуют в любом предложении. На субъективно-модальных значениях остановимся подробнее, они выражаются самыми разнообразными средствами. Н.Ю. Шведова считает, что самая общая, первичная их группировка основывается на противопоставлении оценочно-характеризующих и собственно оценочных значений. «К оценочно-характеризующим значениям относятся значения, совмещающие в себе выражение субъективного отношения к сообщаемому с такой его характеристикой, которая может считаться не субъективной, вытекающей из самого факта, события, из его качеств, свойств, из характера его протекания во времени или его связей и отношений с другими фактами или событиями» [1980: 216]. Например, в предложении Вот это дождь так дождь! субъективная оценка явления соединяется с характеристикой его как интенсивного; в предложении Дождь и дождь … характеристика явления как длительного соединяется с субъективной оценкой его говорящим (неудовлетворительность, досада).

Собственно-оценочные значения - это многообразные значения, имеющие субъективное отношение говорящего к содержанию сообщения: согласие / несогласие, принятие / неприятие, положительную / отрицательную оценку; разные виды волеизъявления; стремление выделить что-либо в сообщении, усилить какую-то часть информации и т.д.

Что касается выражения категории модальности в английском языке, то, надо сказать, что английские грамматики описывают лишь модальные глаголы can, could, shall, should, will, would, may might, ought to, must, маргинальные модальные глаголы need, dare, used to, модальные фразы had better, had best, would rather, would sooner. Таким образом, модальность не рассматривается как языковая категория и имеет очень узкую трактовку. В зарубежной лингвистике были исследованы, также как и в советской / русской такие явления как вводные (парентетические) глаголы, вводные (парентетические) сочетания, но они не были выделены в особый разряд.

Исследуя реализацию категории модальности в статьях на русском и английском языках, мы будем основываться на данных отечественной лингвистики.

1.2 Субъективная модальность как текстовая категория

1.2.1 Политический дискурс и текст как объекты анализа

Тема нашего исследования предполагает рассмотрение таких базисных понятий как «текст», «дискурс», «политический дискурс» и их соотношение. Термин «дискурс» чрезвычайно широко употребляется не только в лингвистике, но и в других современных науках и характеризуется предельной неоднозначностью. В зтой связи нельзя не отметить работу Н.Н. Белозеровой «Парадоксы дискурса», в которой лингвист анализирует этимологию и трансформацию значения слова «дискурс», начиная со средних веков и до наших дней. В латинском языке это слово обозначало «уклонение от курса» и «убегание прочь». Постепенно происходил «переход слова в термин при использовании его ограниченным числом лиц и метафоризация» [Белозерова 2002: 10]. Установление подобия между видами военной и речевой деятельности, как утверждает Н.Н. Белозерова, вероятно, происходило в средние века, когда преподаватели и студенты первых университетов в течение многих часов вели дискуссию по прочитанному. Таким образом номинация физического действия преобразовалась в номинацию речевого действия. Трансформация слова “дискурс” в термин была обусловлена специфической областью его применения. Н.Н. Белозерова приводит классификацию дисциплин, использующих слово “дискурс” С. Слемброука в своем переводе [указ. соч., с. 13]. К семи указанным дисциплинам с их подразделениями С. Слемброука автор прибавляет теорию психоанализа, теорию перевода, дидактические дисциплины и компьютерную лингвистику.

Французское же слово «discourse” имело первоначальное значение “диалогическая речь”. В 19 веке это слово стало полисемичным и обозначало: 1) диалог, беседа 2) речь, лекция. Именно в значении «речь» слово «дискурс» часто фигурирует в современных западных лингвистических трудах (oral discourse, free indirect discourse). В период становления лингвистики текста дискурс рассматривался в качестве ее предмета: “Дискурс - многозначный термин лингвистики текста, употребяемый рядом авторов в значениях почти омонимичных. Важнейшие из них: 1) связный текст 2) устно-разговорная форма текста 3) диалог 4) группа высказываний, связанных между собой по смыслу 5) речевое произведение как данность - письменная или устная” [Николаева 1978: 467].

Как видно из данного определения, дискурс определяется через понятие “текст”. Необходимо отметить, что позже определение дискурса вышло за пределы текста и стало включать в себя различные условия реализации текста. Так, наиболее авторитетной в последнее время для лингвистики является дефиниция, основанная на воззрениях Т.А. ван Дейка: “…дискурс - это сложное коммуникативное явление, включающее кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста” [Петров, Караулов 1989: 8].

Наиболее полным, по нашему мнению, является определение дискурса, данное в «Лингвистическом энциклопедическом словаре» “Дискурс… - связный текст в совокупности с экстралингвистическими - прагматическими, социокультурными и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах). Дискурс включает паралингвистическое сопровождение речи (мимику, жесты) и изучается совместно с соответствующими «формами жизни» (репортаж, инструктаж, светская беседа и т.д.)» [ЛЭС 1990: 136]. Исходя из данного определения можно заключить, что текст является ядерным элементом дискурса и изучение дискурса в любом случае предполагает изучение текста (статика). В то же время дискурс определяется через понятие «речь», что указывает на его динамический характер. Е.С. Кубрякова и О.В. Александрова разграничивают понятия «дискурс» и «текст», подразумевая под первым когнитивный процесс, связанный с речепроизводством, а под вторым - конечный результат процесса речевой деятельности (зафиксированную форму). Однако не представляется возможным говорить о четком разграничении этих двух терминов в отечественной и зарубежной лингвистике. Часто текст рассматривается как динамически развертывающийся. Очевидно, на настоящий момент в лингвистике не завершился процесс отграничения объемов этих двух понятий, чем и объясняется разнообразие существующих подходов к их определению. Термин «дискурс» чаще употребляется применимо к произведениям устной речи, «текст» - в связи с произведениями письменной речи. Отмечается, что первый термин наиболее употребителен во французском и английском языках, а второй наиболее распространен в немецком языке.

Дискурс нередко употребляется как понятие, близкое стилю, например, литературный дискурс (literary discourse), научный дискурс (scientific discourse), журналистский дискурс (journalistic discourse).

Н.Н. Миронова в работе “Дискурс-анализ оценочной семантики” предлагает следующую классификацию видов дискурсов из тех, что существуют в специальной литературе [Миронова 2001: 14-15]:

“педагогический дискурс”, где определяются общественные нормы поведения детей и юношества (Райнер)

“политический дискурс”, где актуализируется общественное сознание (А.Н. Баранов, Ю.Н. Караулов)

“научный дискурс”, в котором происходит самоустранение ученого как адресанта ради объективности изложения (Р. Барт)

“критический дискурс”, где излагается субъективная критика деятельности человека и интеллектуальных продуктов этой деятельности в разных сферах (Ю. Хабермас)

“этический дискурс”, в котором освещаются вопросы “добра” и “зла”, “хорошего” и “плохого” (Ю. Хабермас)

“военный дискурс”, где излагаются толкования конфликтов и войн (Райнер)

“родительский дискурс”, - уникальная по своим общеценностным парамерам Нагорная проповедь (А.М. Каплуненко)

“прагматические дискурсы”, к которым относятся все названные выше, поскольку в них актуализируются определенные коммуникативные стратегии (Дейк 1989), (Habermas 1989).

Как указывалось выше, текст является ядерным элементом дискурса и изучение дискурса в любом случае предполагает изучение текста. В данной работе мы примем за основу определение текста, данное профессором И.Р. Гальпериным, как самое полное и отвечающее требованиям письменного текста: «Текст - …это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку» [Гальперин 1977: 24].

В современной лингвистике изучение языка газеты входит в исследование так называемого политического языка, который в последнее время активно анализируется лингвистами (В.И. Карасик, Ю.Н. Караулов, В.Г. Костомаров, Ю. Б. Феденева, А.П. Чудинов, В.Н. Шапошников, Е.И. Шейгал и др.). Вслед за А.П. Чудиновым мы понимаем под политическим языком «особую подсистему национального языка, предназначенную для политической коммуникации: для пропаганды тех или иных идей, эмотивного воздействия на граждан и побуждения их к политическим действиям, для выработки общественного консенсуса, принятия и обоснования социально-политических решений в условиях множественности точек зрения в обществе» [Чудинов 2001: 11]. Политический язык отражает политическую реальность, принимает участие в создании и изменении этой политической реальности, а также изменяется вместе с ней. Изучение политического языка делает более наглядной картину предпочтений в современном обществе, существенно дополняя лингвистические и социологические исследования. А.М. Миронова рассматривает политический дискурс как тексты, отображающие политическую и идеологическую практику какого-либо государства, отдельных партий и течений в определенную эпоху [Миронова 2001: 40]. В нашей работе реализация категории модальности анализируется на материале современного политического дискурса, который мы понимаем как совокупность текстов разных жанров, объединенных политической тематикой. Анализируемые нами газетные статьи объединены темой “Война в Чечне” и могут рассматриваться не только как политический дискурс, но и как политический нарратив. По Е.И. Шейгал, политический нарратив - это совокупность дискурсных образований разных жанров, сконцентрированных вокруг определенного политического события. Политический нарративу свойственны тематическое единство, общность основных действующих лиц, локализованность во времени и пространстве, общая событийная канва, а также многоголосие участников, множественность повествователей, а значит и точек зрения, оценок.

Политический дискурс непосредственно связан с ценностными ориентациями в обществе. Ценностные категории часто рассматриваются как семантические и когнитивные конструкты. В политический дискурс входят газетно-публицистические тексты, ораторские выступления, посвященные политике, официальные тексты на политическую тему (постановления, указы), политологические статьи. Е.И. Шейгал представляет шкалу жанров, начальные компоненты которой пересекаются с дискурсом масс-медиа, а конечные относятся к непосредственно политическому: памфлет, фельетон - проблемная аналитическая статья, написанная журналистом - колонка комментатора - передовая статья - репортаж (со съезда, митинга) - информационнная заметка - интервью с политиком - полемика - политический документ (указ президента, текст закона, коммюнике) - проблемная аналитическая статья (написанная политиком) - публичная речь политика. В данной работе акцент делается только на газетно-публицистические журналистские тексты. Суперструктурный и макроструктурный анализ текстов предпринят на материале близких газетных жанров расширенной заметки, комментария и корреспонденции.

Подводя итог сказанному в настоящем параграфе, подчеркнем следующее: мы рассматриваем политический дискурс как совокупность текстов разных жанров, объединенных политической тематикой. Отдельные же исследуемые статьи мы будем именовать текстами, подразумевая под этим термином конечный результат процесса речевой деятельности.

1.2.2 Текстовые категории. Модальность текста в концепции И.Р. Гальперина и других отечественных ученых. Точка зрения

Как отмечалось выше, в отечественной лингвистике модальность долгое время рассматривалась как категория предложения, до тех пор пока лингвистика не обратилась к тексту, как единице языка и речи высшего порядка, обладающей особыми чертами смысловой и структурной организации. Перед лингвистами встала задача «посмотреть на модальность высказывания с позиций целого текста, осмыслить более общие закономерности, которые не даны на уровне предложения» [Москальская 1981: 117]. Как утверждала З.Я. Тураева в ее труде «Лингвистика текста» (Текст: структура и семантика), «одной из кардинальных задач лингвистики текста является выявление и описание категорий текста» [Тураева 1986: 80]. Понятие «категории текста» не получило еще однозначного терминологического определения. В лингвистике текста отправным является философское определение категории. «Категория - предельное широкое понятие, в котором отображаются наиболее общие и существенные свойства, признаки, связи и отношения предикатов, явлений объективного мира» [Кондаков 1975: 240]. По определению З.Я. Тураевой, «категории текста отображают его наиболее общие и существенные признаки и представляют собой ступеньки в познании его онтологических, гносеологических и структурных признаков» [Тураева 1986: 80].

Категориям текста в последнее время посвящено немало работ, самой значительной из них, по общему признанию, является монография И.Р. Гальперина «Текст как объект лингвистического исследования». И.Р. Гальперин выделяет следующие текстовые категории: 1) членимость 2) когезия 3) континуум 4) автосемантия 5) модальность 6) проспекция и ретроспекция 7) интеграция и завершенность 8) информативность. Не все эти категории являются обязательными для каждого текста. Надо отметить, что в его работе «Грамматические категории текста» (1977) модальность еще не была включена в список текстовых категорий. В «Русской грамматике» (1980) отмечается тот факт, что термин «модальность» многозначен, и им объединяются различные явления, выражающие на разных уровнях языка отношение говорящего к сообщаемому (субъективно-модальное значение) или сообщаемого к действительности (объективно-модальное значение). И.Р. Гальперин подчеркивал, что «введение субъективно-модального значения в общую категорию модальности представляется важным этапом в расширении рамок грамматического анализа предложения и служит мостиком, переброшенным от предложения к высказыванию и к тексту» [Гальперин 1981: 115]. Автор назывыает субъективную модальность субъективно-оценочной модальностью, поскольку оценка является одним из существенных признаков субъективной модальности. Вслед за И.Р. Гальпериным нам представляется целесообразным разделить субъективно-оценочную модальность на фразовую и текстовую, так как фразовая модальность выражается грамматическими или лексическими средствами, в то время как текстовая, кроме них, может реализоваться в характеристике героев, сентенциях, умозаключениях, распределении релятивных и предикативных отрезков высказываний и др. Немаловажно, что текстовая субъективная модальность реализуется в многократном употреблении одних и тех же языковых средств, которые, группируясь, образуют «магнитное поле, к которому приковано внимание читателя» [указ. соч., с.119]. Таким образом, подытоживает автор, текстовая модальность выявляется тогда, когда в тексте или его фрагменте существует доминанта, объединяющая, к примеру, группу эпитетов, сравнений, описательных оборотов, косвенных характеристик. Модальность ткеста можно выявить “в процессе интеграции частей и способов их сцепления, в характеристике использования образных средств, в формах переакцентуации предикативных и релятивных отрезков текста, во включении автосемантичных предложений в ткань повествования” и ряде других приемов [указ соч., с. 123].

В разных типах текста коэффициент модальности варьируется. Самым высоким он является в поэтических, затем художественных текстах. Отмечается, что в передовых и публицистических статьях газеты модальность проявляется довольно отчетливо. Однако в научных текстах, где превалируют такие качества, как бесстрастность, логичность, аргументированность, коэффициент модальности довольно низкий. Коэффициент модальности может меняться в зависимости от различных условий: индивидуальной манеры автора, прагматической установки, объекта описания, соотношения СФИ и СКИ и др.

Прослеживается четкая взаимосвязь между текстовой модальностью и видом информации: содержательно-фактуальной (СФИ) или содержательно-концептуальной (СКИ). Естественно, модальность текста играет более существенную роль в содержательно-концептуальной информации, там, где личность автора просвечивает более или менее отчетливо. Но СКИ не всегда содержит оценочную характеристику, она выводится посредством обобщения СФИ всего произведения. Что касается СФИ, то в ней может «имплицитно сказаться субъективно-оценочное отношение автора к описываемым событиями и фактам» [там же, с.117].

В процессе анализа текстообразующих факторов нельзя не учитывать коммуникативной направленности сегментов текста. Автор текста имплицитно или эксплицитно вызывает у читателя различные представления оценочного характера, которые являются результатом сопереживания читателя персонажам произведения. Текстовая модальность присуща только целому тексту. Отдельные высказывания модально окрашены с тем, чтобы читатель был подготовлен к восприятию субъективно-модального значения целого текста. Поэтому есть основание рассматривать текстовую категорию модальности как установку на восприятие текста. Для адресата не текст является каналом получения информации, а декодирование заложенного в нем модального авторского отношения к сообщаемому.

Указанная монография И.Р. Гальперина послужила стимулом к исследованию текстовых категорий другими отечественными лингвистами. Так, А.А. Стриженко выделяла в текстах категории семиотичности и структурности, которые, в свою очередь, распадаются на категории семантичности, синтаксичности, прагматичности. Далее в рамках каждой субкатегории рассматриваются определенные факторы текста. К примеру, в субкатегорию прагматичности входят такие факторы как точка зрения, которая выражает отношение к описываемым событиям, и авторский тон, определяющий отношение автора к читателю и передаваемому сообщению (по Д. Личу и М. Шорту).

З.Я. Тураева рассматривает две группы текстовых категорий: структурные и семантические. К первой группе она относит такие категории как сцепление, интеграция, прогрессия (стагнация), а ко второй - образ автора, художественный хронотоп, информативность, причинность, подтекст, модальность и др. Как видим, эти категории во многом совпадают с теми, что были выделены И.Р. Гальпериным. Необходимо отметить, что иерархия текстовых категорий до сих пор не установлена. Однако, как справедливо отмечает З.Я. Тураева, антропоцентризм языка делает в художественном тексте ведущей категорией образ автора, так как индивидуальное сознание художника определяет селекцию языковых средств.

Т.В. Матвеева исследовала различные функциональные стили речи на примере следующих текстовых категорий: тематическая цепочка, цепочка хода мысли, тональность и рациональная оценочность (субъективно-модальные категории), текстовые время и пространство, композиция текста. Позже, в своей статье «Функциональные стили и текстовые категории» (1992) Т.В. Матвеева предлагала различать три структурных типа категорий: 1) линейные (тематическая цепочка, топикальная цепочка, номинационная цепочка) 2) полевые категории (эмотивность, оценочность, текстовые пространство и время) 3) объемные категории, единицей которых является текстовой блок. В их число включаются категории функционально-смыслового членения текста, речевого структурирования, композиции. Как явствует из вышеизложенного, Т.В. Матвеева относит к полевым не все текстовые категории, как З.Я. Тураева, а только категории эмотивности, оценочности, текстового пространства и времени.

В.А. Кухаренко рассматривает текст как систему, в которой все взимосвязано и взаимообусловлено [Кухаренко 1989: 70]. Поэтому одними из наиболее важных текстовых категорий она считает категорию членимости и категорию связности (формальная связность - когезия, внутренняя связность - когерентность (термины В. Дресслера)). Среди других текстовых категорий она выделяет категории проспекции и ретроспекции, антропоцентричности, локально-темпоральной отнесенности, концептуальности (по ее мнению, основополагающей категории текста), информативности, системности, целостности (завершенности), и, наконец, модальности и прагматической направленности. В А Кухаренко считает модальность обязательной категорией художественного текста, поскольку она «является результатом субъективного авторского осмысления действительности и …отражает мир, увиденный глазами автора» [Кухаренко 1989: 78]. С ее точки зрения, текстовая модальность выявляется в «отборе характеристик, репрезентирующих представленные в тексте объекты, и в отборе самих объектов повествования, репрезентирующих окружающий художника мир» [Кухаренко 1989: 78]. Модальность, наряду с концептуальностью, начинается с авторского выбора темы и проблемы произведения и «обусловливает все этапы создания художественной действительности произведения» [там же].

К.А. Андреева в своем учебном пособии «Функционально-семантические типы текста» рассматривает проявление важнейших, с ее точки зрения, текстовых категорий информативности, модальности и членимости на материале английской сказки, короткого рассказа, авторских ремарок и английского поэтического текста [Андреева 1989: 34-90].

Следующий шаг в исследовании текстовых категорий был сделан М.Н. Кожиной в плане функционально-стилистическом. Ею был поставлен вопрос о возможности выделения функциональных семантико-стилистических категорий (ФССК) на основе коммуникативной интенции, конкретной речевой разновидности и реального функционирования языка в различных сферах общения в процессе его употребления. К ФССК автор относит категории функционально-семантической акцентности, оценки, гипотетичности, логичности, авторизации (реализации в тексте «субъекта речи» в грамматическом и стилистическом смысле). Как категории непосредственно стилистико-речевые (текстовые), М.Н. Кожина называет категории обобщенности, объективности, экспрессивности (шире - эмотивности), логичности и др. Мы поддерживаем точку зрения М.Н. Кожиной о возможности и закономерности выделения ФССК как категорий, которые в каждом функциональном стиле, речевой разновидности, наполняются специфическим содержанием, имеют различные стилистические функции и реализуются неодинаковыми средствами [Кожина 1987: 39].

Итак, выше мы рассмотрели концепцию И.Р. Гальперина, взгляды различных лингвистов на вопрос выделения ими текстовых категорий. Можно с уверенностью констатировать, что категория модальности так или иначе включается всеми перечисленными учеными в список текстовых категорий.

Исходя из теории модальности И.Р. Гальперина можно заключить, что в текстоцентрической концепции модальность понимается как категория текста, которая выражает отношение автора к сообщаемому, т.е. для интерпретации текста релевантна лишь субъективная модальность. В этом понимании субъективная модальность самым тесным образом связана с понятием «точка зрения». О точке зрения писали такие ученые как В. Шкловский, Б. Эйхенбаум, М. Бахтин, Ю.М. Лотман, Б. Успенский. Точка зрения ими рассматривается как стратегия создателя литературного произведения. Ю.М. Лотман говорит, что «понятие «точки зрения» аналогично понятию ракурса в живописи и кино» [Лотман 1970: 320]. Точка зрения тогда становится ощутимой, когда в произведении возникает возможность смены ее на другую точку зрения. То, что точка зрения непосредственно соотносится с такими понятиями, как «позиция создателя текста, проблема истинности и проблема личности» [там же, с. 322] позволяет отнести ее к категории субъективной модальности текста.

К.А. Андреева в своей монографии «Грамматика и поэтика нарратива» выделяет несколько типов точек зрения: 1) свободная нефиксированная точка зрения 2) внутренняя точка зрения 3) внешняя точка зрения одного героя (дается со стороны, без описания внутреннего мира) 4) Несколько точек зрения [Андреева 1996: 161-162].

Ю.А. Ладыгин, исследовав так называемые коннотативные смыслы на материале художественных текстов, заключил, что читатель лишь тогда способен понять принцип построения художественного текста, когда проникает в смысловую глубину, которая в большей степени формируется коннотативными смыслами. «Коннотативные смыслы благодаря своей упорядоченности приобретают когнитивный характер и выступают как особая форма проявления точки зрения» [Ладыгин 2000: 79]. Это та часть информации, которая согласуется с индивидуальной авторской моделью мира. Ю.А. Ладыгин выделяет три подхода к рассмотрению понятия «языковая коннотация». Одним из них является вхождение коннотации в структуру значения языковых единиц. Ю.А. Ладыгин счтитает разновидностью коннотации оценочную модальность.

Б.А. Успенский рассматривал три подхода к пониманию точки зрения: в идейно-ценностном плане, в плане пространственно-временной позиции лица, производящего описание событий и в чисто лингвистическом плане. Для нашего исследования важным является первый, идейно-ценностный, план точки зрения и лингвистический план. Под оценкой Б.А. Успенский понимает общую систему идейного восприятия. Вслед за Бахтиным и Гуковским он находит возможным назвать первый из указанных планов также идеологической точкой зрения. Данный уровень наименее доступен формализованному исследованию. По мнению Б. Успенского, оценка в произведении может производиться с одной доминирующей точки зрения, или автором могут быть представлены различные оценочные точки зрения. В плане оценки выделяются два варианта точки зрения: внешняя и внутренняя. В первом случае автор при повествовании занимает позицию заведомо внешнюю по отношению к изображаемым событиям, описывая их как бы со стороны. В другом случае автор принимает точку зрения какого-либо участника событий. Что касается лингвистического плана, то Б.А. Успенский называет его планом фразеологии. Основным способом выражения различных точек зрения в плане фразеологии автор считает «использование элементов чужого текста, которые при этом могут принадлежать разным лицам» [Успенский 1970: 46]. В художественной речи выделяются несколько вариантов соотношения слова автора и слова героя в тексте:

а) выделение слова (слов) курсивом

б) использование несобственно-прямой речи

в) совмещение различных точек зрения внутри одной и той же фразы

г) объединение точек зрения говорящего и слушающего в одном предложении

д) объединение различных точек зрения в одном слове

Англо-американским термином, обозначающим точку зрения является термин «рoint of view”. “Focalization” (фокализация) - еще один термин подобного рода, который в основном ассоциируется с М. Баль. Фокализация, по мнению Женетта, это «точка зрения, с которой смотрят на вещи, их ощущают, понимают, оценивают» [Toolan 1998: 67] (перевод наш. - З.Л.). Слово «смотрят» надо понимать здесь в широком смысле, а не только в визуальном. М. Тулан предлагает, тем не менее, другой термин для обозначения точки зрения - orientation (ориентация), который включает скорее когнитивную, эмотивную и идеологическую перспективу, нежели визуальную. В художественной литературе различаются внешняя и внутренняя точки зрения. Внешняя точка зрения фокализируется вне повествования, она не ассоциируется ни с каким из персонажей, в то время как внутренняя точка зрения всегда фокализируется «внутри» повествуемых событий, и как отмечает М. Тулан, почти всегда предполагает наличие персонажа, являющегося субъектом фокализации.

Труд Б. Успенского «Поэтика композиции» оказал большое влияние на современное отечественное и даже зарубежное литературоведение и языкознание. Анализ точки зрения во многих случаях базируется на основных теоретических положениях этой работы. Так, на третьей конференции Международной ассоциации литературной семантики в г. Бирмингем (2002) прозвучал доклад С. Куртес из Кембриджского университета на тему перевода точки зрения в прозаических текстах. В 2001 г. в Тюменском государственном университете с докладом «Языковые проявления точки зрения на материале русского и польского языков» выступала О.Б. Йокояма. Этот лингвист рассматривает точку зрения как выбор говорящим той позиции, с которой он смотрит на происходящее. В другой своей работе она связывает точку зрения с личной эмпатией говорящего, т.е. словопорядок в предложении, выбор говорящим номинальных и прономинальных анафор во многом зависит от того, принимает ли он точку зрения того, о ком говорит [Yokoyama 1996: 22].

1.2.3 Корреляция понятий «оценка» и «субъективная модальность»

В этом параграфе мы обратимся к понятию «оценка», рассмотрим существующие подходы и корреляцию понятий «оценка» и «субъективная модальность» в отечественной лингвистике. Здесь представлены точки зрения на оценку таких ученых как И.В. Арнольд, Н.Д. Арутюнова, Е.М. Вольф, Г.А. Золотова, А.А. Ивин, М.Н. Кожина, Ю.А. Ладыгин, И.А. Стернин, В.Н. Телия, Р. Хэар, В.Н. Цоллер и др.

Выше мы сказали, что академические «Грамматики русского языка» (1970, 1980), а также ЛЭС (1990) отмечают, что смысловую основу субъективной модальности составляет оценка. Исследователи оценки указывают на широту и неопределенность ее семантики. «Оценка охватывает в языке широкий диапазон единиц, на первый взгляд слабо связанных между собой, которые нелегко объединить в одном описании» [Вольф 1985: 5]. До недавнего времени вопросы оценочной семантики не изучались с лингвистической точки зрения. Тем не менее уже можно определить несколько подходов к данному вопросу:

1) оценка рассматривается как составляющая значения слова. Так, например, Р. Хэар разделяет лексические значения на дескриптивные (Эта клубника сладкая, крупная, красная, сочная) и оценочные (Это хорошая клубника. Эта клубника именно такая, какой должна быть клубника). Дескриптивное значение отражает свойства данной клубники, а во втором случае - клубника оценивается говорящим с точки зрения общепринятых норм. Большинство исследователей выделяют в составе лексического значения слова несколько макрокомпонентов, и в частности, коннотативный макрокомпонент, который выражает отношение говорящего к предмету номинации в форме эмоции или оценки денотата [см. Стернин (1985); Кожина (1983); Телия (1986); Арнольд (1990); ЛЭС (1990); Цоллер (2000), Яковлев (1990)].

Основной функцией коннотации считается «функция воздействия, непосредственно и неразрывно связанная с прагматикой речи» [Телия 1986: 21]. Таким образом, можно сделать вывод о существовании определенной связи коннотации с оценочностью. Коннотация считается одной из разновидностей оценочной модальности. «Оценочная модальность - это связь, устанавливаемая между оценочной ориентацией говорящего (слушающего) и обозначенной реалией…, оцениваемой положительно или отрицательно по какому-либо основанию (эмоциональному, эстетическому, утилитарному и т.п.) в соответствии со стандартом бытия вещей или положением дел в некоторой картине мира, лежащим в основе оценки» [Телия 1986: 22-23];

2) оценка признается сущностью субъективной модальности [РЯ (1970); РГ (1980); Телия (1986); ЛЭС (1990); Гаврилова, Малычева (2000); Иванова, Кузьмина (1994), Наер (2001)];

3) оценка считается видом субъективной модальности [Вольф (1985); Арутюнова (1988); Хрипун (1985); Лопатинская (1997), Коноваленко (1997)];

4) оценка является периферией ФСП модальности [ТФГ (1990)];

5) оценке придается категориальный статус, она рассматривается как ФСК, модальность и оценка дифференцируются [Маркелова 1996; Пермякова 1997].

Обратимся к некоторым определениям оценки и попытаемся выяснить, существует ли корреляция между содержанием понятий «оценка» и «субъективная модальность», и если да, то в чем она заключается. В философском словаре под редакцией И.Г. Фролова представлена дефиниция оценки моральной: «Оценка моральная - одобрение или неодобрение разных явлений социальной действительности и поступков людей в зависимости от того, какое нравственное значение они имеют. В отличие от нормы моральной, предписывающей людям совершение определенных нравственных поступков, оценка моральная устанавливает соответствие или несоответствие поступков требованиям нравственности…» [ФС 1991: 329]. Моральная оценка является разновидностью оценки вообще, наряду с рациональной и эмоциональной оценкой. По свидетельству РГ (1980), одобрение и неодобрение являются субъективно-модальными значениями [РГ 1980: 217].

А.А. Тертычный, определяя оценку в журналистике, очевидно, базируется на второй части указанной выше дефиниции: “установление соответствия или несоответствия тех или иных явлений потребностям, интересам, представлениям (критериям оценки) тех или иных людей” [Тертычный 2000: 28]. Разница в определениях заключается в том, что в философском словаре оценка моральная устанавливает соответствие или несоответствие поступков требованиям нравственности (моральной норме), а А.А. Тертычный говорит об установлении соответствия потребностям, интересам, представлениям людей, т.е. журналист должен уметь достоверно, убедительно оценить явление для себя и для читателя. Далее в своей работе “Жанры периодической печати” тот же автор дает упрощенное определение оценки: “оценка - это отношение человека к анализируемому предмету”, которое фактически полностью совпадает с определениями субъективной модальности в РГ (1980) и ЛЭС (1990). Подобным же образом, как “положительное или отрицательное отношение людей (человека) к сообщаемому (т.е. ценностное отношение к объекту)” детерминирована оценка в работе А.А. Ивина с конкретным указанием на вид оценки [Ивин 1999: 71]. Если суммировать сущность всех данных определений, то общим для них является указание на отношение говорящего к сообщаемому. Таким образом, содержание понятий “оценка” и «субъективная модальность» является фактически тождественным, хотя семантический объем понятия «субъективная модальность» значительно шире, чем семантический объем понятия “оценка”. Основываясь на анализе данных определений и на концепциях академической «Русской грамматики» (1980) и ЛЭС (1990), мы принимаем точку зрения, что оценка не является отдельной категорией, а составляет основу, сущность субъективной модальности.

В основе оценки лежит формула A r B, где А - субъект оценки, В - объект, а r - оценочное отношение, которое имеет значения хорошо / плохо. Таким образом, оценка имеет следующую модальную рамку: субъект, объект, предикат. Предикат здесь имеет следующие признаки - «эмотивность» или «оценочность» - отношение по признаку хорошо / плохо, эмоциональность / рациональность, аффективность. В модальную рамку оценки входят шкала оценок и стереотипы, существующие в данном социуме. Данные элементы модальной рамки оценки соответствуют компонентам оценки в логике - субъекту, объекту и основанию оценки [см. Ивин 1970].

«Важнейшей особенностью оценки является то, что в ней всегда присутствует субъективный фактор, взаимодействующий с объективным» [Вольф 1985: 22]. Субъективный компонент несет в себе положительное или отрицательное отношение субъекта оценки к ее объекту: нравиться / не нравиться, ценить / не ценить, одобрять / не одобрять и др. Что касается объективного компонента оценки, то он основывается на собственных свойствах предметов или явлений. Ср.: вода теплая / холодная - здесь подразумеваются и свойства воды и ощущения субъекта.

Элементами оценочной модальной структуры, по Е.М. Вольф, являются элементы трех типов: 1) эксплицируемые (объект оценки), 2) имплицитные (шкала оценок, оценочный стереотип, аспект оценки), 3) эксплицитно-имплицитные (объект оценки, аксиологические предикаты, мотивировки оценок). Структура оценочной шкалы имеет две стороны: объективную и субъективную. С одной стороны, на шкале учитываются отношение субъекта к объекту оценки (я люблю, очень люблю, не очень люблю, терпеть не могу, ненавижу что-либо). С другой стороны, учитываются свойства объекта (вкусные, очень вкусные т п. яблоки). Ряд признаков на этой шкале может двигаться либо по нарастающей, либо по убывающей. Предлагается также движение по субъективности (эмотивности), по аффективности, интенсификации / деинтенсификации признаков. В языке часто используется трехчленная оценочная подсистема: хороший, средний, плохой. «Шкала может иметь определенный предмет или уходить в бесконечность» [Вольф 1985: 51]. В психологических исследованиях оценок установлена шкала из семи элементов: очень хороший - хороший - довольно хороший - средний - довольно плохой - плохой - очень плохой. Градуируются также интенсификаторы оценки: очень, весьма, крайне, удивительно, поразительно, необыкновенно В структуре оценочной шкалы имеется зона нормы. По Е.М. Вольф, «норма отражает признаковые характеристики стереотипа оцениваемого явления» [там же, с. 54]. На стереотип опирается система абсолютных оценок (хорошо / плохо). «При любой оценке, количественной или качественной, частной или общей, в «картине мира» участников коммуникации существует шкала оценок и существует соответствующий стереотип» [там же, с. 56], т.е. имеется представление о том, что такое хороший / плохой автомобиль, человек, хорошее / плохое настроение и т.д. Очевидно, что на оценочной шкале стереотип соотносится с зоной нормы. Представление о стереотипе является имплицитным и создает психологическую основу оценочных высказываний. Р. Хэар отмечает, что «двойственность стандартов может вызвать у двуязычного человека невроз, т.к. оценочные стандарты оказывают большое влияние на его деятельность» [Хаэр 1985: 191].

Среди оценочных значений выделяют общеоценочные и частнооценочные. Первый тип реализуется прилагательными хороший и плохой, а также их синонимами с разными стилистическими и экспрессивными оттенками (прекрасный, превосходный, великолепный, отличный, … и дурной, поганый, худой и др.) они выражают холистическую оценку. Вторая группа более обширна, в нее входят значения, которые дают оценку одному из аспектов объекта с определенной точки зрения. Н.Д. Арутюнова подразделяет все частнооценочные значения на следующие категории:

сенсорно-вкусовые, или гедонистические/ приятный / неприятный, вкусный / невкусный);

психологические оценки: а) интеллектуальные оценки (интересный / неинтересный, увлекательный / скучный и др.), б) эмоциональные оценки (радостный / печальный, веселый / грустный и др.);

эстетические оценки (соединяют в себе сенсорно-вкусовые и психологические оценки): красивый - некрасивый, прекрасный - безобразный и др.

этические оценки (моральный / аморальный, добрый - злой, добродетельный - порочный);

утилитарные оценки (полезный - вредный, благоприятный - неблагоприятный и др.);

нормативные оценки (правильный - неправильный, стандартный - нестандартные и др.);

телеологические оценки (эффективный - неэффективный, целесообразный - нецелесообразный) [Арутюнова 1988: 75-76].

Из указанных частнооценочных значений сенсорные и психологические оценки обычно не мотивируется, оценка - здесь результат ощущений человека. Они отнесены указанным автором в одну группу. Вторая группа - эстетические и этические оценки, они составляют ядро духовного начала человека. Три последних значения представляют собой рациональные оценки. Их основные критерии - физическая или психическая польза, направленность на достижение определенной цели, выполнений различных функций. Основное различие между общими и частными значениями в том, что общие оценки могут выступать как в функции модельного оператора, так и в функции предиката. Что касается частных оценок, то они выполняют в основном вторую функцию. К примеру, можно сказать: Хорошо (плохо), что сейчас зима. Нельзя сказать: Красиво, что сейчас зима. Безнравственно, что ты так поступаешь. Но: Так поступать стыдно.

Многими авторами выделяется только эмоциональная (иначе субъективная) и рациональная (интеллектуально-логическая) оценка [см. Вольф 1985; Коноваленко 1997; Маркелова 1996]. Оценка также подразделяется на абсолютную и сравнительную. Первая формируется терминами хорошо / плохо, а вторая - словами лучше / хуже. Сравнительная оценка выражает предпочтение, связывающее оценку с деятельностью.

Оценка свойственна прежде всего лексическому уровню языка. Для нашего исследования представляет интерес концепция Г.Я. Солганика, который подразделял оценочную лексику газеты на позитивнооценочную, негативнооценочную и модальнооценочную. Позитивнооценочные слова характеризуются функциональным единством - выражают положительную оценку - и однородными семантико-стилистическими качествами (добрососедство, миролюбивый, созидание, величественный). Негативнооценочные слова выполняют отрицательнооценочную функцию (банкрот, беспрецендентный, неблаговидный). Модальнооценочные слова - это слова со сложной, двуплановой направленностью семантической структуры. Употребляясь в том или ином контекстах, такие слова приобретают позитивную или негативную направленность (драма, трагедия, путы, оковы).

М.Н. Эпштейн на уровне лексики выделял три класса слов, различных по способам их оценочного использования. К первому классу он относит слова, «значение которых ничего не предопределяет в отношении говорящих к обозначаемым ими явлениям»: дом, книга, смотреть, зеленый. Ко второму классу относятся слова, значение которых содержит оценку, но не указывается к чему именно: хороший, плохой полезный, вредный. В третьем классе слов предметное и оценочное значения жестко связаны между собой, они не просто называют явление, но и нечто сообщают о нем. К примеру, слово «ошельмовать» означает «предать позору, обесчестить» и в то же время выражает отрицательную оценку этого действия, подразумевая, что некто был опозорен незаслуженно, несправедливо. Такие слова, соединяющие предметность и оценочность, М.Н. Эпштейн называет прагмемами. Прагмема - это лексема с закрепленной за ней устойчивой прагматической установкой (т.е. отношением говорящего к предмету сообщения). Прагмемы представляют собой свернутые суждения, поскольку они вобрали в свое ядро прагматическую ситуацию. Класс прагмем, как отмечает М.Н. Эпштейн, «исключительно широко представлен в лексике современного русского языка» [Эпштейн 1991: 20]. С нашей точки зрения, наличие прагмем в речи говорящего сигнализирует о реализации категории субъективной модальности.

Обратимся к различным способам выражения оценки, зафиксированным в научных трудах. Оценка актуализируется разноуровневыми языковыми средствами:

1) аффиксами субъективной оценки - оньк, -еньк, -онечк, -енечк, -охоньк, -ёхоньк, -ёшеньк, -к, -ечк, -оват, -еват со значением усилительности. Уменьшительности, ласкательности или ослабленности признака [ГРЯ 1960: 608], -ок, -ик, -чик, -ишек, -ышек, -ец, -иц(а), -ц(о), -ишк и другими также со значением уменьшительности и ласкательности [ГСРЛЯ 1970: 129-138];

2) лексико-грамматической категорией слов оценки [Золотова 1982: 274-281]. Сюда входят безлично-предикативные слова на -о - со значением состояния а) лица, б) окружающей среды, природы: Детям - весело. За окном светло. Обычной сферой функционирования слов категории состояния считаются инфинитивные конструкции типа: Кататься весело. Надежде верить безрассудно. Значение таких слов, как безрассудно, бесполезно, полезно, опасно, вредно, непорядочно, низко, честно и т.д. - оценка, нравственная, прагматическая, экспрессивная, действия реального или потенциального, названного инфинитивом;

3) аксиологическими операторами хорошо / плохо [Арутюнова 1988; Вольф 1985];

4) аффективами и интенсификаторами [Вольф 1985];

5) пейоративной и мелиоративной лексикой [Клобуков];

6) фразеологизмами и идиомами [Цоллер 2000];

7) синтаксическими типами биноминативных, инфинитивно-подлежащих и других моделей [РГ 1980];

8) парцелляцией [Хрипун 1985].

1.2.4 Концепция Тойна ван Дейка

В данной работе предлагается текстовый анализ политического дискурса печатных СМИ на материале русского и английского языков. Нами проводится исследование реализации категории модальности на уровне глобальной организации данных текстов, то есть анализ на уровне единиц, больших предложения. Мы, таким образом, рассматриваем реализацию категории модальности на уровне текстовой организации, что в лингвистике еще не имело места. В своем исследовании мы опираемся на концепцию Т. ван Дейка, которая была им изложена в работах «Анализ новостей как дискурса» и «Структура новостей в прессе». Т. ван Дейк ориентировался на анализ самих речевых сообщений в отличие от его предшественников, которые концентрировали свое внимание на экономических, политических, социальных и психологических аспектах производства новостей.

Глобальная организация текста включает в себя тематические и схематические структуры. "Тематическая структура" (макроструктуры) дискурса - это "целостная организация наиболее общих, глобальных "тем" (topics), о которых мы узнаем из новостей" [Дейк 1985: 228]. Т. ван Дейк проводил анализ дискурса новостей на базе теории семантических макроструктур, которые формально представляют глобальное содержание текста. Макроструктуры выводятся из пропозиций текста с помощью операций селекции, обобщения, конструирования. Эта процедура в значительной степени зависит от знания адресата о мире (сценариев в когнитивной теории).

Общая же форма дискурса описывалась им в терминах суперструктур. Суперструктуры - это схемы, обладающие постоянными, конвенциональными свойствами, специфическими для каждого вида текста (см. суперструктурную схему новостей по Т. ван Дейку).

Рисунок 1. Суперструктурная схема дискурса новостей Т. ван Дейка (дается по: Язык. Познание. Коммуникация. - М., 1985. - с. 256)

По мнению Т. ван Дейка, "схематические суперструктуры организуют тематические макроструктуры, подобно тому, как синтаксис предложения организует его значение" [там же, с.229]. Т. ван Дейк полагает, что “независимо от локальных или глобальных значений текстов этого типа (новостей) существует закрепленная, конвенциональная схема, которая состоит из категорий, типичных (хотя бы частично) для этих текстов новостей” [там же, с.255]. Каждая категория соответствует особой последовательности пропозиций или предложений текста. Высший уровень макропропозиций дискурса новостей выражается категориями “Заголовок” и “Вводка”, которые вместе образуют высшую категорию “Краткое содержание” и функционируют в качестве резюме текста. Среди других широкоизвестных категорий ван Дейк выделяет “Фон” (события) и цитаты, которые он называет “Вербальными реакциями”. Фон характеризует общий исторический, политический или социальный контекст, при которых происходило событие. Категория, преобладающая при описании этих событий - “Главное событие”. Категория “Фона” сложна, она включает в себя категорию “Истории”: события прошлого, косвенно соотнесенные с настоящей ситуацией или событиями; категорию “Контекста” для организации информации о подлинной ситуации, о которой только что шла речь. Часто в текст новостей вводится категория “Предшествующих событий”, с тем, чтобы напомнить читателю, что случилось ранее. “История” отлична от этой категории, т.к. категория “Предшествующих событий” соотносится с каким-либо отдельным событием, которое может рассматриваться как причина или условие совершения этих событий. Если фоновой информации мало и она компактна, то в таком случае “История”, “Предшествующие события” и “Контекст” могут слиться в одну категорию. Т. ван Дейк вводит категорию “Последствий”, которая организовывает все описываемые события, вызванные “Главным событием”. Он отмечает, что категория “Главного события” рекурсивна, т.е. она может повторяться в тексте несколько раз. Для упорядочения расположения “Главных событий” лингвист предлагает рассматривать их как одно связное единство, как “Эпизод”, в котором “Главные события” связаны тематически. Т. ван Дейк обращает внимание на то, что у формальных категорий схемы нет между собой таких содержательных отношений, как “причина” или “следствие”. Категория “Последствий” делится им на “События / Действия” и на “Вербальные реакции”.

В конце сообщения часто встречаются “Комментарии”, которые содержат выводы, предположения, оценку, размышления автора и другую информацию о происшедших событиях. Эта категория, как и другие категории схемы, факультативна. В своем исследовании мы пытаемся сделать акцент на этой категории, поскольку именно в этой части статьи автор эксплицитно высказывает свое отношение к сообщаемому, оценивает то или иное событие, явление.