Манипулятивный потенциал концептуальной метафоры в российском и американском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Уральский государственный педагогический университет»

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Манипулятивный потенциал концептуальной метафоры в российском и американском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг.

10.02.20 - сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

Заслуженный деятель науки РФ, Доктор филологических наук,

Профессор А. П. Чудинов

Екатеринбург - 2007

Введение

Глава 1. Теоретические основы исследования манипулятивного потенциала когнитивной метафоры в российском и американском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг.

1.1 Когнитивное направление в лингвистике как основа для изучения концептуальной метафоры

1.2 Онтологический и гносеологический статус концептуальной метафоры

1.3 Понятие и признаки языковой манипуляции. Концептуальная метафора как средство идеологической манипуляции

1.4 Полититический милитарный нарратив как база активизации манипулятивных метафорических моделей

1.4.1 Понятие политического дискурса и политического нарратива

1.4.2 Традиционные подходы к исследованию милитарного нарратива

1.4.3. Концептуальное метафорическое представление милитарных нарративов

Выводы по первой главе

Глава 2. «Война в Ираке» как сфера-мишень метафорической экспансии в российском и американском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003 - 2004 гг.

2.1 Методологические основы анализа метафорических моделей в российском и американском милитарном нарративе, посвященном войне в Ираке 2003 - 2004 гг.

2.2 Метафорическое обозначение сферы-мишени метафорической экспансии «Война в Ираке» в российском и американском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг

2.3 Метафорическое обозначение фреймов сферы-мишени «Война в Ираке» в российском и американском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг

Выводы по второй главе

Глава 3. Развертывание метафорических моделей в российском и американском политическом нарративе «Война в Ираке (2003-2004 гг.)»

3.1 Методика исследования развертывания метафорической модели в тексте и нарративе

3.2 Pазвертывание нескольких метафорических моделей для характеристики нескольких фреймов сферы-мишени «Война в Ираке»

3.3 Развертывание одной метафорической модели для характеристики нескольких фреймов сферы-мишени «Война в Ираке»

3.4 Развертывание нескольких метафорических моделей для характеристики одного фрейма сферы-мишени метафорической экспании «Война в Ираке» в американском и российском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг.

3.5 Развертывание одной метафорической модели для характеристики одного фрейма сферы-мишени «Война в Ираке»

Выводы по третьей главе

Заключение

Введение

Настоящая диссертация посвящена исследованию манипулятивного потенциала концептуальной метафоры в текстах российского и американского политического нарратива, посвященного войне в Ираке 2003-2004 гг.

Поскольку в настоящее время идет процесс развития и становления научной парадигмы, характеризующейся когнитивным подходом, в основе которого лежит переход к глубинному знанию, базирующийся на изучении предметно-познавательной деятельности людей, процессов восприятия, мышления, репрезентированных и систематизированных определенным образом в нашем сознании, то и взгляд на метафору в современной когнитивистике характеризуется новыми установочно-познавательными принципами, типичными для когнитивного направления. При таком подходе особое внимание уделяется роли метафоры в формировании и отражении принципов мышления и определении направленности человеческой деятельности.

Основы понимания сущности концептуальной метафоры в современной когнитивистике, теоретический фундамент исследования метафоры заложили труды многих российских и зарубежных ученых (Н. Д. Арутюнова, В. Н. Базылев, А. Н. Баранов, А. Барселона, А. Вежбицкая, Р. Гиббс, М. Джонсон, Ю. Н. Караулов, Э. Кассирер, Е. Киттей, З. Ковечес, Е. С. Кубрякова, Дж. Лакофф, Э. МакКормак, Е. В. Рахилина, Е. Свитсер, Т. Г. Скребцова, В. Н. Телия, Ф. Уилрайт, А. Ченки, А. П. Чудинов, Й. Цинкен и др.).

С точки зрения когнитологии метафора является механизмом, с помощью которого человек понимает абстрактные понятия и рассуждает о них, то есть не что иное, как инструмент познания мира, поскольку она базируется на установлении ассоциативных связей, сходств и различий между явлениями мира и создает на этой основе новые личностные смыслы, которые представляют субъективное отношение индивида к миру, его видение, его трактовку определенного фрагмента действительности [Н. Д. Арутюнова, А. А. Залевская, 1990, с.17].

Именно с этой особенностью метафоры как особого феномена мышления и языкового явления связана ее сущность, поскольку будучи средством номинации нового знания, метафоры включаются в процесс познания и интерпретации реальности. По мнению сторонников когнитивного подхода, метафора является языковым отражением крайне важных аналоговых процессов и активно участвует в формировании личностной модели мира как основная ментальная операция, которая объединяет две понятийных сферы и создает возможность использовать потенции структурирования сферы источника при концептуализации новой сферы. (А. П. Чудинов, 2001). Именно эта особенность метафоры позволяет говорить о ее манипулятивном потенциале, причем манипуляция рассматривается как вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями (Э. Берн, 2001, 2003а, 2003 б; П. Бурдье, 1993; Г. В. Грачев, 1997; И. Л. Дергачева, 1998; Е. Л. Доценко, 1996; С. Кара-Мурза, 2000; Д. Майерс, 1998; Г. Шиллер, 1980; П. Экман, 2000 и др.). С концептуальной же точки зрения манипуляция рассматривается как процесс и результат формирования мифа или особым образом мифологизированной картины мира (Р. Барт, 1989; В. А. Бачинин, 2001; К. Х. Каландаров, 1998; Е. И. Чубукова, 2001; T. A. Van Dijk, 1998 и др.). Манипулятивность мифа лежит, в свою очередь, в его символической природе, которую можно расценивать также как природу универсально-метафорическую (Э. Кассирер, 1990; А. Ф. Лосев, 1976, 1990, 1991; Ю. М. Лотман, 1992; М. К.Мамардашвили, А. М. Пятигорский, 1997). Таким образом, концептуальная метафора является одним из наиболее эффективных средств моделирования представлений человека об окружающем мире путем особого рода мифологизации действительности в человеческом сознании.

Рассмотрение текстов политического нарратива российских и американских СМИ позволяет сделать вывод о том, что именно благодаря высокому манипулятивному потенциалу метафоры в данных текстах функционирует большое количество метафорических моделей, обладающих характеристиками частотности, продуктивности, доминантности и эмотивности, тесно связанными с этими характеристиками манипулятивным ресурсом данных метафорических моделей. В процессе такого исследования можно выделить основные фреймы сферы-мишени метафорической экспансии «Война в Ираке», определить закономерности их метафорического моделирования и характеризовать сценарии развертывания метафорических моделей в текстах указанного нарратива.

Актуальность настоящего исследования связана в первую очередь с необходимостью накопления систематизированных данных о методах, способах и приемах языковой манипуляции общественным сознанием, что может служить как формированию в обществе рационального критического взгляда на тексты политиков, политтехнологов, журналистов. Это может способствовать как повышению политического самосознания общества, так и оптимизации методик речевого манипулятивного воздействия на общественное сознание заинтересованными в этом политическими силами. Кроме того, изучение манипулятивного потенциала концептуальной метафоры в российском и американском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг., связано с перспективностью дальнейшего развития теории концептуальной метафоры.

Объектом исследования в настоящей диссертации стало метафорическое словоупотребление в текстах российского и американского политического нарратива, посвященного войне в Ираке 2003-2004 гг.

Предмет данного исследования - специфика манипулятивного метафорического моделирования представлений о войне в Ираке 2003-2004 гг. в текстах российского и американского политического нарратива, посвященного войне в Ираке 2003-2004 гг.

Материалом для исследования послужили тексты российского и американского политического нарратива, посвященного войне в Ираке 2003-2004 гг. Для целей данного исследования было проанализировано 3500 метафорических словоупотреблений, зафиксированных в 1000 текстах (одинаковое количество в российских и американских источниках, относящихся к массовым печатным изданиям или сайтам политико-аналитической и агитационно-политической направленности). Рассмотренные тексты относятся к более широким хронологическим рамкам, чем период собственно проведения военной операции 2003-2004 гг. в Ираке, и датируются 2002-2006 гг., что связано с тем, что все эти тексты объединяет тематическое единство, связанное с различными аспектами иракской войны, от описания геополитической ситуации, сложившейся в связи с войной в Ираке, до отчетов о ходе военных действий. Рассматриваемые тексты имеют агитационно-политический характер, то есть отличаются специфической прагматической направленностью, заключающейся в манипулятивном моделировании представлений о войне в общественном сознании.

Целью настоящей диссертации является исследование специфики целенаправленного формирования общественных представлений о войне в Ираке 2003-2004 гг. с помощью манипулятивного потенциала концептуальной метафоры в российском и американском политическом нарративе.

Постановка данной цели вызывает необходимость решения следующих задач:

- уточнение теоретических основ и методов исследования концептуальной метафоры;

- рассмотрение манипулятивной природы концептуальной метафоры;

- характеристика типовых сценариев метафорического развертывания, манипулятивно моделирующих общественное представление о войне в Ираке 2003-2004 гг. в текстах российского и американского нарратива;

- анализ особенностей манипулятивного метафорического обозначения сферы-мишени метафорической экспансии «Война в Ираке» в российском и американском политическом нарративе;

- выявление и анализ сфер-источников метафорической экспансии, фреймов сферы-мишени метафорической экспансии «Война в Ираке» и особеннотей их метафорического моделирования;

- характеристика сценариев метафорического развертывания в текстах российского и американского нарратива, посвященного войне в Ираке 2003 - 2004 гг.

Методология настоящего исследования сложилась под воздействием теории метафорического моделирования, сформировавшейся в США (М. Блэк, М. Джонсон, Дж. Лакофф, А. МакКормак, М. Тернер, Ж. Фоконье и др.) и успешно развиваемой отечественными филологами (А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов, Е. С. Кубрякова, С. Л. Мишланова, Т. Г. Скребцова, А. П. Чудинов и др.). Данная диссертация также опирается на идеи и понятия, разработанные в рамках отечественной теории регулярной многозначности (Ю. Д. Апресян, Л. А. Новиков, И. А. Стернин, А. П. Чудинов, Д. Н. Шмелев и др.) и иные лингвистические исследования регулярности семантических преобразований (Г. Н. Скляревская, Е. И. Шейгал и др.).

Многоаспектное изучение проблемы обусловило выбор разнообразных методов исследования. В работе применяются следующие методы, являющиеся типичными для системных исследований в рамках антропоцентричных парадигм: когнитивно-дискурсивный анализ, контекстуальный анализ, моделирование, классификация. Настоящее исследование можно охарактеризовать как когнитивное, дескриптивное, квантитативное с элементами квалитативного анализа, основанное на методике параллельного сопоставления метафорических моделей, сфер-мишеней метафорической экспансии и сценариев метафорического развертывания в текстах российского и американского политического нарратива, посвященного войне в Ираке 2003-2004 гг. Связан выбор данной методики в значительной мере с эмпирически выявленным сходством метафорических моделей, сфер-мишеней метафорической экспансии и сценариев метафорического развертывания, характерных для представления войны и связанных с ней политических и социальных атрибутов в американской и российской современной культуре. Данное культурное сходство может объясняться общим для России и США типом западной цивилизации, а так же процессами глобализации. Кроме того, механизм манипулятивного воздействия метафоры определенной модели основан на одних и тех же когнитивных, психологических и языковых принципах, которые актуализируются определенным образом в зависимости от смыслового и эмотивного контекста. Несмотря на указанное сходство, в данной работе будут сделаны выводы о присутствии значительного культуроспецифического компонента в метафорическом моделировании представлений общества о войне в Ираке в российских и американских СМИ.

Теоретическая значимость диссертации заключается в когнитивном исследовании метафорического моделирования в политическом дискурсе, в выявлении природы манипулятивности когнитивной метафоры, а также специфики реализации манипулятивного потенциала метафоры в избранном для анализа политическом нарративе. Материалы диссертации могут быть использованы в дальнейших теоретических исследованиях по проблемам общей теории метафорического моделирования и метафорического моделирования отдельного политического события, а так же при исследовании специфики онтологической и гносеологической природы когнитивной метафоры. Кроме того, материалы данного исследования могут быть использованы для теоретических разработок по проблемам манипулятивного речевого воздействия и моделирующего потенциала когнитивной метафоры как одного из средств манипулятивного воздействия.

Научная новизна диссертации заключается в выявлении манипулятивного потенциала концептуальных метафор, актуализированных в политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг. В работе рассматривается реализация манипулятивного потенциала метафоры и ее воздействие на общественное сознание с помощью использования дифференцированного анализа сферы-мишени; с включением в поле исследовательского внимания различий в актуализации фреймов определенных сфер-источников в национальных нарративах.

Практическая значимость исследования связана с возможностью использования его материалов при подготовке журналистов, политтехнологов, политологов, специалистов по теории и практике перевода, при разработке пиар-стратегий, в практике преподавания иностранного языка, в двуязычной лексикографической практике при составлении словаря политических метафор. Материалы исследования могут быть использованы в курсах «Политическая лингвистика», «Политическая метафора», а так же при написании студентами-лингвистами курсовых и дипломных работ.

Апробация материалов исследования. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры риторики и межкультурной коммуникации Уральского государственного педагогического университета, на научных конференциях и семинарах в Екатеринбурге (2004, 2005, 2006), Нижнем Тагиле (2005) и Челябинске (2003, 2005). Материалы диссертационного исследования использовались в практике преподавания курса практики перевода студентам Челябинского государственного университета.

По теме диссертационного исследования автором были подготовлены 8 публикаций, в том числе статья во включенном в список ВАК «Вестнике Челябинского государственного педагогического университета» (2005. № 5).

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Манипулятивный потенциал концептуальной метафоры активно реализуется в российском и американском нарративе, посвященном войне в Ираке 2003 - 2004 гг.

2. В текстах российского и американского политического наратива, посвященного войне в Ираке 2003-2004 гг., реализуется манипулятивное метафорическое моделирование сферы-мишени метафорической экспансии «Война в Ираке» с помощью сходного инструментария метафорических моделей, которые, тем не менее, демонстрируют различные показатели частотности в российском и американском нарративе.

3. В российском и американском нарративе, посвященном войне в Ираке 2003 - 2004 гг., манипулятивному метафорическому моделированию подвергается сходный инструментарий основных фреймов сферы-мишени метафорической экспансии «Война в Ираке»: «Страны участницы военного конфликта», «Политические лидеры и политические силы стран участниц военного конфликта», «Народы стран участниц военного конфликта», «Вооруженные силы стран участниц конфликта», «Политические события и явления, связанные с военным конфликтом», «Географические точки стран участниц конфликта», «Подготовка к военному конфликту». При этом частотная иерархия отдельных фреймов сферы-мишени «Война в Ираке» является различной для российского и американского нарратива.

4. Различия в частотных показателях метафорических моделей и фреймов сферы-мишени метафорической экспансии «Война в Ираке» в российском и американском нарративе связаны с наличием двойной корреляции: между спецификой подбора средств для эффективного манипулятивного моделирования представлений о войне в Ираке и особенностями культуры и между спецификой подбора средств для эффективного манипулятивного моделирования представлений о войне и доминирующим сценарием оценки войны, который является различным для российского и американского нарратива.

5. Для текстов российского и американского нарратива, посвященного войне в Ираке 2003 - 2004 гг., характерны четыре основных сценария развертывания метафоры в тексте (развертывание нескольких метафор для характеристики нескольких фреймов сферы-мишени метафорической экспансии, развертывание одной метафоры для характеристики нескольких фреймов сферы-мишени метафорической экспансии, развертывание нескольких метафор для характеристики одного фрейма сферы-мишени метафорической экспансии, развертывание одной метафорической модели для характеристики одного фрейма сферы-мишени метафорической экспансии), самым частотным из которых является первый сценарий как наиболее манипулятивно эффективный. Сценарии метафорического развертывания и их частотная иерархия являются сходными для российского и американского политического нарратива несмотря на различия в общей тенденции оценки иракской войны, что связано со сходными прагматическими задачами данных нарративов, а также с незначительным присутствием культуроспецифического компонента при реализации категорий текстовой связности и смыслообразования.

Композиция диссертации определяется ее задачами и отражает логику развития исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического раздела, списка словарей и справочников.

В первой главе диссертации определяется теоретическая база исследования, то есть рассматриваются особенности когнитивной научной парадигмы, определяется онтологический и гносеологический статус концептуальной метафоры, дается понятие идеологической манипуляции и рассматривается природа манипулятивного потенциала концептуальной метафоры. Кроме, определяются понятия дискурса и нарратива как базы для реализации манипулятивного ресурса концептуальной метафоры.

Во второй главе рассматривается метафорическое моделирование сферы-мишени метафорической экспании «Война в Ираке» и отдельных ее фреймов в российском и американском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг.

Третья глава посвящена анализу сценариев манипулятивного метафорического развертывания в текстах указанного нарратива.

В заключении делаются основные выводы по проведенному исследованию, намечаются дальнейшие перспективы исследования концептуальной метафоры в российском и американском политическом нарративе.

концептуальный политический метафорический экспансия

Глава 1. Теоретические основы исследования манипулятивного потенциала когнитивной метафоры в российском и американском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг.

Основная задача данной главы - определение теоретической базы для исследования манипулятивного потенциала метафор в российском и американском политическом дискурсе периода войны в Ираке 2003-2004 гг. В связи с этим настоящий раздел диссертации включает изложение принципов когнитивной научной парадигмы, изложение различных взглядов на концептуальную метафору и определение ее статуса как ментального и языкового явления, а так же особенностей ее языкового оформления и классификации, рассмотрение гносеологического статуса метафоры как средства концептуализации и категоризации представлений человека о действительности, а так же метафорического моделирования как средства постижения, рубрикации, представления и оценки какого-то фрагмента действительности. Поскольку специфический гносеологический статус концептуальной метафоры определяет наличие у нее манипулятивного потенциала, в настоящей главе рассматриваются также признаки идеологической манипуляции, понимаемой в когнитивной парадигме как особого рода мифологизация действительности, устанавливается символическая природа манипулятивного мифа и роль концептуальной метафоры в его создании. Текст, в рамках которого происходит моделирование представлений реципиента о действительности, рассматривается с точки зрения когнитивистики как когнитивно-оценочная категория, реализующая функцию познания, поскольку именно с его помощью репрезентируется и оценивается реальность. Именно поэтому в настоящей главе рассматривается понятие дискурса, понимаемого как текст, рассматриваемый в социальном контексте и организующий тот или иной вид деятельности, а так же нарратива, то есть совокупности текстов, тематически сконцентрированных вокруг определенного политического события. Именно в рамках политического дискурса или в более широких границах политического нарратива происходит реализация манипулятивного потенциала концептуальной метафоры, что делает необходимым включение их в число понятий, подлежащих уточнению для определения теоретичских основ настоящего исследования.

1.1 Когнитивное направление в лингвистике как основа для изучения концептуальной метафоры

История развития науки может быть описана как смена научных парадигм, каждая из которых характеризуется специфическим набором эвристик - исходных представлений об объекте исследования и допустимых способах его изучения. В настоящее время идет процесс развития и становления научной парадигмы, характеризующейся когнитивным подходом, в основе которого лежит переход к глубинному знанию, базирующийся на изучении предметно-познавательной деятельности людей, процессов восприятия, мышления, репрезентированных и систематизированных определенным образом в нашем сознании (ментальных структурах). Иногда говорят не о когнитивном подходе, а когнитивной науке, которая в «Новой философской энциклопедии» определяется как «комплекс наук, изучающих сознание и высшие мыслительные процессы на основе применения теоретико-информационных моделей» (И. П. Меркулов, 2001, Т. 2. с. 264). Термин «когнитивная наука» (англ. сognitive science) используется для названия определенного круга научных дисциплин, объединившихся для совместного изучения процессов, связанных с получением, обработкой, хранением и использованием, организацией и накоплением структур знания, о есть с формулированием этих структур в мозгу человека. Большинством принимается определение когнитивной науки, согласно которому она представляет собой науку о системах репрезентации знаний и обработке информации, приходящей к человеку по разным каналам.

Анализ источников по проблеме использования термина «когнитивный» позволяет определить диапазон его современного употребления, а так же исключить случаи его использования, которые представляются недостаточно оправданными и не могут считаться общепризнанными. Это, во-первых, отождествление его с термином обыденный, во-вторых, отождествление его и разъяснение через приравнивание прилагательного когнитивный прилагательному нейрологический, т.е. полученный в ходе применения нейрологических наблюдений и экспериментов (B. Peeters, 1999, p. 52-53). Термин «когнитивный» в значении «познавательный» или «соответствующий познанию» появился довольно давно в философской литературе (Философский энциклопедический словарь, 1983). С появлением когнитивной психологии, которая была определена как «изучение ментальных процессов» (H. C. Ellis, R. R. Hunt, 1993), и с исследованием многих аспектов этих процессов, происходящих в ходе ментальной деятельности, а так же в связи с новыми подходами к рассмотрению психических процессов (восприятия, внимания, запоминания и.т.д.), характеризующих ментальную деятельность человека, термин «когнитивный» значительно расширяет свое содержание. Когнитивная теория - это исследование ментальной информации, т.е. информации, хранящейся в ментальном лексиконе внутри мозга и составляющей основу человеческого сознания (R. Jakendoff, 1993).

Таким образом, центральным для всего когнитивного направления является понятие когниции, обозначающее познавательный процесс или совокупность психических (ментальных, мыслительных) процессов - восприятия, категоризации, мышления, речи и пр., служащих обработке и переработке информации. Понятие когниции объединяет все процессы, в ходе которых сенсорные данные трасформируются, поступая в мозг, и преобразуются в виде ментальных репрезентаций разного типа, причем под репрезентацией в данном случае понимается единица представления мира человеком, «стоящая вместо чего-то в реальном или вымышленном мире, и поэтому замещающая это что-то в мыслительных процессах», что указывает на знаковый или символический характер репрезентации и связывает ее исследование с семиотикой [Краткий словарь когнитивных терминов, 1997 // http://kogni.narod.ru/concept.html]. В. З. Демьянков пишет, что прообраз рабочего определения когниции в терминах информационно-поисковой парадигмы можно найти уже у Дж. Беркли, писавшего в 1710 г.: «Для всякого, кто обозревает объекты человеческого познания, очесвидно, что они представляют из себя либо идеи (ideas), действительно воспринимаемые чувствами, либо такие, которые мы получаем, наблюдая эмоции и действия ума, либо, наконец, идеи, образуемые при помощи памяти и воображения, наконец идеи, возникающие через соединение, разделение или просто представление того, что было первоначально воспринято одним из вышеупомянутых способов» [Дж. Беркли, 1978, с. 171]. В. З. Демьянков, вслед за А. Бюлером [A. Bьhler 1983, c. 14-15], включает в понятие когниции не только утонченные занятия человеческого духа (такие как знание, сознание, разум, мышление, представление, творчество, разработка планов и стратегий, размышление, символизация, логический вывод и др, но и процессы более земные, такие как организация моторики, восприятие, мысленные образы, воспоминание, внимание и узнавание [В. З. Демьянков, 1994, с. 18].

Разные дисциплины в составе когнитивной науки занимаются разными аспектами когниции: лингвистика - языковыми системами знаний; философия - общими проблемами когнициии и методологией познавательных процессов; нейронауки изучают биологические основания когнициии и тех физиологических ограничений, которые наложены на протекающие в человеческом мозгу процессы; психология вырабатывает экспериментальные методы и приемы изучения когниции.

Важнейшими для всей когнитивной науки считают следующие характеристики:

1. убеждение в том, что, описывая когнитивные способности человека, предполагают существование особого уровня ментальных репрезентаций, который надлежит изучать в известном отвлечении от его биологических и неврологических особенностей, с одной стороны, и от социальных и культурологических, с другой;

2. признание центральной роли электронных компьютеров для понимания устройства человеческого разума; компьютеры считаются при этом не только незаменимым средством проведения целого ряда специальных исследований, но и служащими моделью функционирующего мозга;

3. стратегически и методологически (в американской когнитивной науке) считается возможным отвлекаться от некоторых факторов, которые, несомненно, воздействуют на когнитивные процессы, но включение которых в программу исследования повлекло бы за собой ее чрезвычайное усложнение (в первую очередь это эмоциональные, исторические и культурологические факторы);

4. вера в междисциплинарный характер программы когнитивной науки и возможность в отдаленном будущем выработать концепцию такой единой науки, внутри которой границы между прежними дисциплинами будут стерты;

5. признание того, что за вопросами, встающими сегодня перед когнитивной наукой не существует огромная традиция, начало которой положено в античности (Е. С. Кубрякова, 1994, с. 34-35).

Очевидно, что изучение когнитивной сферы не может ограничиваться рамками одной дисциплины. Именно поэтому междисциплинарность является необходимой составляющей всех когнитивных исследований. Когнитивная наука устанавливает контакты между различными дисциплинами, объединяя старые традиционные фундаментальные науки - математику, лингвистику, психологию и философию и подключая к себе новые и паралельно с ней развивающиеся науки и теории - теорию информации, разные методы математического моделирования, компьютерную науку, нейронауки. Когнитивную науку можно представить «как «федерацию» наук, не связанных строгими уставными отношениями. В эту федерацию входят: искусственный интеллект (или «прикладная философия»), языкознание, психология и неврология (M. A. Arbib, 1985, с. 28) (другой вариант административного деления: физиология, психолингвистика и математика (G. Kegel, 1986, с.28, цит. по В. З. Демьянков, 1994, с. 18)).

В обобщающей монографии Ф. Варелы, Э. Томпсона и Э. Рош (F. J. Varela, E. Thompson, E. Rosh, 1993) авторы называют следующие главные, по их мнению, дисциплины в пространстве когнитивной науки: когнитивная психология, нейронауки, искусственный интеллект, лингвистика и философия. Т. Бивер, Дж. Кэрролл и Л. Миллер (T. G. Bever, J. M. Carroll, L. A. Miller, 1984) указывают, что целью когнитивной науки должно стать создание интегративной картины языка, мышления и поведения человеческих существ.

Одной из важнейших наук когнитивного направления является когнитивная лингвистика, так как «язык даже в большей степени, чем культура и общество, дает когнитивистам ключ к человеческому поведению» (W. Croft, 1991, p. 273), и именно язык открывает «доступ к ненаблюдаемому когнитивному миру человека, структурам его сознания» (Е. С. Кубрякова, 1994, с. 34). Возникновение когнитивной лингвистики - один из эпизодов общего методологического сдвига, начавшегося в лингвистике с конца 1950-х годов: он сводится к снятию запрета на рассмотрение «далеких от поверхности», недоступных непосредственному наблюдению теоретических (модельный) конструктов. Составными частями этого фундаментального сдвига были возникновение генеративной грамматики Н. Хомского с ее понятием «глубинной структуры», бурное развитие лингвистической семантики, возникновение лингвистической прагматики, теории текста, а также теории дискурса.

В 1957 году термин «когнитивная грамматика» был впервые введен в статье Дж. Лакоффа и Г. Томпсона «Представляем когнитивную грамматику» (G. Lakoff, H. Tompson, 1975). В 1985 г. вышло из печати первое английское издание Ж. Фоконье «Ментальные пространства» (G. Fauconnier, 1985), рассматривающее с когнитивной точки зрения традиционную логико-прагматическую проблематику. В 1987 г. были опубликованы первый том «Оснований когнитивной грамматики» Р. Лангакера (второй том был опубликован в 1991 г.), а так же этапные для данного направления книги «Женщины, огонь и опасные предметы» Дж. Лакоффа и «Тело в мышлении» М. Джонсона, а так же положивная начало целой серии монографий Р. Джэкендоффа его книга «Сознание и вычислительное мышление».

Важными этапами развития когнитивной грамматики были статьи Л. Талми, У. Чейфа и Ч. Филлмора, интегрированные в 1994 г. в книгу «Дискурс, сознание, время» [Discourse, consciousness and time, 1994]. С 1990 г. издается журнал «Когнитивная лингвистика», что можно считать началом институционализации направления как академической дисциплины. В 1995 г. на русском языке появился сборник переводов «Язык и интеллект». В середине 1990-х годов в Европе вышли первые учебники по когнитивной лингвистике: «Введение в когнитивную лингвистику» [F. Ungerer, H. J. Schmid, 1996) и «Когнитивные основания грамматики» [B. Heine, 1997].

До начала 1990-х годов когнитивная лингвистика представляла собой совокупность индивидуальных исследовательских программ, слабо связанных между собой: программы Дж. Лакоффа и М. Джонсона, Р. Лангакера, Л. Талми, У. Чейфа, Р. Джеккендорфа, Ч. Филлмора. С ними сближается ряд лингвистических исследований, авторы которых в той или иной степени разделяют установки когнитивной лингвистики: Т. Ван Дейк, Дж. Хэйман, Т. Гивон. В то же время в 1990-е годы постепенно очерчивается круг тех языковых явлений, которые в той или иной степени затрагиваются большинством исследовательских программ, а так же совокупность полученных результатов, между которыми несомненно можно установить связь. Когнитивная лингвистика, первоначально объединяемая лишь познавательными установками и исходной гипотезой об объяснительной силе обращения к мыслительным категориям, постепенно обретает свой предмет, внутреннюю структуру и категориальный аппарат.

Можно с уверенностью утверждать, что внутри когнитивной лингвистики представлены следующие разделы:

1. Исследование процессов производства и понимания естественного языка.

2. Исследование принципов языковой категоризации.

3. Исследование типов понятийных структур и их языковых соответствий.

4. Исследование когнитивно-семантических суперкатегорий.

5. Исследование пространственных отношений и типов концептуализации движения в языке.

6. Исследование телесного базиса человеческого сознания и языка.

7. Исследование метафорических и метонимических отношений в языке.

К настоящему времени когнитивная лингвистика представлена в мире несколькими мощными направлениями, каждое из которых отличается своими установками, своей областью и особыми процедурами анализа. Однако ряд различающихся между собой школ объединяет стремление дать языковым фактам и языковым категориям психологическое объяснение и соотнести языковые формы с их ментальными репрезентациями и с тем опытом, который они в качестве структур знания отражают. Действительно, теория прототипов и категориальная семантика Э. Рош, теория концептуальной метафоры и структурирования непредметного мира Дж. Лакоффа - М. Джонсона, теория этнокультурной семантики ключевых культурных концептов А. Вежбицкой, теория структурирования пространства и фонообразования Л. Талми, «ролевая» когнитивная грамматика Р. Лангакера по существу вскрывают одно и то же. Это связь знания, заложенного в языке с субъектом восприятия, познания, мышления, поведения и практической деятельности; преломление реального мира - его видения, понимания и структурирования - в сознании субъекта и фиксирование его в языке в виде субъектно (и этнически) ориентированных понятий, представлений, образов, концептов и моделей.

Когнитивная лингвистика - наука, в центре внимания которой находится язык как общий «когнитивный механизм», когнитивная составляющая той инфраструктуры мозга, которая «отвечает» за языковые проявления человеческого мышления, т. е. языковая деятельность рассматривается как один из модусов «когниции», составляющий вершину айсберга, в основании которого лежат когнитивные способности, не являющиеся чисто лингвистическими, но дающие предпосылки для последних. К таким способностям относятся: построение образов и логический вывод на их основе, получение новых знаний исходя из имеющихся сведений, составление и реализация планов [В. З. Демьянков, 1994, с. 21- 22]. Признается, что когнитивный мир человека изучается по его поведению, по осуществляемым видам деятельности, подавляющее большинство которых протекает при участии языка. Язык образует речемыслительную основу любой деятельности, объективируя замысел, установки и различные компоненты данной деятельности. Эти объективированные и непосредственно наблюдаемые результаты деятельности образуют ту эмпирическую область данных, на базе которой могут далее изучаться такие когнитивные феномены человеческого сознания, как память, правила логического вывода и умозаключений и др. Когнитивисты строят предположения не только о том, какая система собственно лингвистических форм стоит за речемыслительной деятельностью, но и о том, как языковые выражения, категории, единицы связаны с восприятием мира и как они отражают его познание. Про эту ипостась языка и говорят, что он поволяет доступ к ненаблюдаемому когнитивному миру человека, структурам его сознания [Кубрякова, 1994, стр. 37].

Наиболее важным источником развития когнитивной лингвистики является лингвистическая семантика, то есть исследование значения языковых форм и выражений. Когнитивную лингвистику можно определить как «сверхглубинную семантику», попытку увидеть за категориями языковой семантики некоторые более общие понятийные категории, которые рассматриваются как результат освоения мира человеческим познанием. Например, Л. Талми ввел в рассмотрение ряд концептуальных суперкатегорий, к которым могут быть сведены самые разнообразные грамматический явления. [L. Talmy, 1988, стр. 165 - 205].

И хотя среди этих структур выделяют как вербальные, так и невербальные, а точнее, имеющие и неимеющие аналогов в вербальных формах естественного языка, полагают, что наиболее существенные из представлений нашего мозга и имеющихся структур сознания - это те, которые уже сформировали значения языковых знаков, те, которые репрезентируют структуры сознания с помощью языковых знаков [Кубрякова, 1994, стр. 37].

Центральное место в когнитивной теории занимает понятие концепта как «единицы ментальных или психических ресурсов нашего сознания; оперативной содержательной единицы памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга (lingua mentalis), всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [Краткий словарь когнитивных терминов, 1997 // http://kogni.narod.ru/concept.html]. Главным свойством концептов нередко считают их неизолированность - и это определяет то, что всякий концепт погружен в домены (domains), которые образуют тот семантический фон, из которого выделяется концепт. Каждый домен содержит набот признаков, которые (dimensions), которые, как отмечают многие исследователи, тем хуже организованы, чем менее исходное слово предикативно. Иногда над признаками обнаруживается некая «надстройка» - Лакофф называет ее «идеализированной когнитивной моделью» (idealized cognitive model) [Рахилина, 2000, стр. 4].

Для когнитивной семантики главной целью является описание структуры концепта, лежащего в основе и объясняющего называние вещей закрепленными за ними в лексической системе языка именами; описание «идеи», «прототипа» определенного вида объектов. На понятие концепта опираются различные теории представителей когнитивного направления, например, М. Джонсона (концепция образных схем) или Э. Рош (теория протопипического представления значения). Для нас же наибольший интерес представляет теория концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона.

Исходной точкой в изучении метафоры, положившей начало отдельному направлению в когнитивной лингвистике, стала книга Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Метафоры, которыми мы живем» (“Metaphors We Live by”, 1980). На русском языке некоторые главы из этой монографии были опубликованы в 1987 году (Лакофф Дж., Джонсон М., 1987) и в 1990 году в сборнике «Теория метафоры» [Теория метафоры, 1990], а полный перевод данной монографии - в 2004 г (Дж. Лакофф, М. Джонсон, 2004). В качестве исходного пункта перечисляются традиционные утверждения о метафоре, которые исследователи считают ложными:

1. Любой предмет можно понимать буквально, без метафоры.

2. Самое распространенное употребление метафоры - в поэзии.

3. Метафора является исключительно принадлежностью естественного языка и относится к сфере слов, но не мышления или действия.

4. Метафорические выражения, в отличие от буквальных, не правдивы.

Рассмотрев различные виды метафор повседневного языка (структурные (например: ARGUMENT IS WAR (СПОР - это ВОЙНА) или TIME IS MONEY (Время - деньги)), ориентационные (например: HAPPY/ HEALTH/ LIFE IS UP; SAD/ SICKNESS/ DEATH IS DOWN (Счастье/ здоровье/ жизнь - верх; грусть/ болезнь/ смерть - низ), онтологические (например: THE MIND IS AN ENTITY (Психика - это сущность) или VISUAL FIELDS ARE CONTAINERS (Поле зрения как вместилище)), Лакофф и Джонсон приходят к выводу, что посредством подобных метафор происходит квантификация и концептуализация бытия, так как они представляют собой высокоструктурированные понятия, как правило, согласованные с базовыми ценностями культуры носителей языка. Американские исследователи полагают, что «метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь» и что «наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути» (Дж. Лакофф, М. Джонсон, 1990, с. 387). Проанализировав ряд наиболее распространенных метафор обыденного языка, авторы теории концептуальной метафоры делают следующие основные выводы:

1. Метафора является механизмом, с помощью которого человек понимает абстрактные понятия и рассуждает о них.

2. Метафора по своей природе является неязыковым, а концептуальным явлением (концепты понимаются авторами как принципы, организующие человеческое мышление, в связи с чем метафоры рассматриваются как «метафорические понятия или концепты [там же, стр. 390]).

3. Метафорическое понятие основано на неметафорическом (в частности, сенсорном) опыте.

4. Система общепринятых концептуальных метафор неосознаваема: «в повседневной деятельности мы чаще всего думаем или действуем автоматически, в соответствии с определенными схемами» [там же, стр. 387].

5. Сущность концептуально метафоры «состоит в осмыслении и переживании явлений оного рода в терминах явлений другого рода» [там же, стр. 389]. Метафора подразумевает понимание одной области через призму другой, которая интуитивно понятнее, конкретнее и чаще всего известна через непосредственный физический опыт, причем некоторые эмпирические области занимают центральное место в человеческом опыте, например, восприятие пространства.

6. Вместе с тем, метафора основана на соответствиях в нашем опыте, а не на логическом сходстве, то есть «область-источник» и «область-цель» не связаны по своему существу. Кроме того, метафорическое понятие не отражает и не может отражать все без исключения аспекты исходного понятия [там же, стр. 395].

6. Метафора в поэзии является, большей частью, расширением нашей общепринятой системы метафорического мышления.

7. Метафора не ограничивается одной лишь сферой языка: сами процессы мышления человека в значительной мере метафоричны [там же, стр. 389].

8. Поскольку метафорические выражения нашего языка системно связаны с метафорическими понятиями, мы можем обратиться к первым в целях исследования природы метафорических понятий и уяснения метафорической природы наших действий [там же, стр. 390].

Таким образом, Дж. Лакофф и М. Джонсон закладывают основы понимания сущности концептуальной метафоры в современной когнитивистике, теоретический фундамент, на котором основаны исследования метафоры многих российских и зарубежных ученых (Н. Д. Арутюнова, В. Н. Базылев, А. Н. Баранов, А. Барселона, А. Вежбицкая, Р. Гиббс, М. Джонсон, Ю. Н. Караулов, Э. Кассирер, Е. Киттей, З. Ковечес, Е. С. Кубрякова, Дж. Лакофф, Э. МакКормак, Е. В. Рахилина, Е. Свитсер, Т. Г. Скребцова, В. Н. Телия, Ф. Уилрайт, А. Ченки, А. П. Чудинов, Й. Цинкен и др.). Данный взгляд на метафору характеризуется новыми установочно-познавательными принципами, характерными для когнитивного направления, и является основополагающим для понимания роли метафоры в формировании и отражении принципов мышления и определении направленности человеческой деятельности.

1.2 Онтологический и гносеологический статус концептуальной метафоры

Метафора относится к тем объектам научных исследований, природа которых вызывает постоянный интерес лингвистов, литературоведов, психологов и философов. Метафора интересна как в аспекте механизма ее порождения, так и в аспекте функционирования как языковой единицы. История изучения метафоры насчитывает уже более 2000 лет и тайна метафоры привлекала и привлекает крупнейших мыслителей - от Аристотеля до Руссо и Гегеля и далее до Э. Кассирера, Х. Ортеги-и-Гассета и многих других. В парадигме современной лингвистики интерес к метафоре, по всей видимости, связан с изменениями, которые происходят в понимании структуры современного познания мира и в структуре представления данного мира в языке.

С точки зрения когнитологии метафора есть не что иное, как инструмент познания мира, поскольку она базируется на установлении ассоциативных связей, сходств и различий между явлениями мира и создает на этой основе новые личностные смыслы, которые представляют субъективное отношение индивида к миру, его видение, его трактовку определенного фрагмента действительности [Н. Д. Арутюнова, А. А. Залевская, 1990, с.

Создаваемые метафорой новые концепты языковой картины мира совмещают в себе логические сущности разного порядка, синтезируют абстрактное и конкретное; они являются результатами взаимодействия и познавательных процессов, и эмпирического опыта, и культурного состояния коллектива, и его языковой компетенции. Метафора позволяет сделать наглядной невидимую картину мира - создать ее языковую картину, воспринимаемую за счет вербально образных ассоциаций составляющих ее слов и выражений [В. В. Виноградов, 1959, с. 225].

Однако, прежде чем переходить к рассмотрению гносеологической роли метафоры в формировании картины мира, представляется целесообразным рассмотреть различные взгляды на онтологический статус метафоры как ментального и языкового явления, а так же особенности ее языкового оформления и классификации. Можно выделить два альтернативных подхода к рассмотрению онтологического статуса предмета или явления. Г. Гутнер, подробно рассматривающий философские понятия онтологического статуса и сущности, пишет, что онтологический статус предмета или явления зависит от рассмотрения данного предмета или явления как «сущности, обладающей определенными свойствами, или как элемента в определенной системе отношений». (Г. Гутнер, 1999 // http://miny7.by.ru/texts/perv216.html).

Итак, онтологический статус определяется с использованием категорий сущности и структуры. Под сущностью понимается «смысл вещи, то, что она есть сама по себе, в отличие от всех других вещей и от изменчивых состояний вещи» (Философский словарь, 1991, с. 444). Структура рассматривается как «форма организации системы, выступающая как единство устойчивых взаимосвязей между ее элементами, а так же законов данных взаимосвязей» (Философский словарь, 1991, с. 438). Связь онтологического статуса с отнесением вещи или явления к определенной категории реальности подчеркивает и К. Д. Скрипник: «Онтологический статус…указывает на взаимоотношение внутри некоторой системы разделения реальности на категории» (К. Д. Скрипник, 2000 // http://www.i-u.ru/forum).

Таким образом, определение онтологического статуса метафоры предполагает выявление ее сущности и места в структуре ментальных и языковых явлений.

Отмеченные в монографии Г. Н. Скляревской (1993) направления в изучении метафоры (семасиологическое, ономасиологическое, гносеологическое, лингвостилистическое, логическое, экспрессивное и др.) свидетельствуют о многообразии подходов к метафоре, которое наблюдается в современной науке.

Как известно, изучение метафоры восходит к Аристотелю, который рассматривает метафору, обозначающую перенос наименования с одного предмета на другой на основании интуитивного ощущения сходства между разными предметами, принадлежащими к разным онтологическим классам как реализацию заложенных в человеке желаний познавать и получать эмоциональное удовольствие от нового знания. Таким образом, нельзя провести четкой границы между эмотивной и познавательной функциями метафоры. Итак, можно сказать, что уже Аристотелем отмечены такие основные моменты когнитивной теории метафоры, как связь метафоры с интуитивной категоризацией и понимание метафоры как когнитивного процесса сближения разных предметов: «Метафора - это перенесение слова с измененным значением из рода в вид, или из вида в род, или из вида в вид, или по аналогии». (Аристотель, 1998, с.1096). Однако долгое время метафора изучалась в эмотивном, эстетическом аспекте и понималась как троп в рамках субституциональной теории или сравнительной теории, которая рассматривает метафору как замену одного слова другим или сравнением. Сторонником данной теории является, в частности, Дж. Миллер, несмотря на то, что в его исследованиях уделяется значительное внимание психологическому процессу интерпретации метафоры, благодаря чему метафора понимается не просто на основе феномена сравнения, а базируется на глубинном психологическом «утверждении сравнения», которое устанавливается слушателем [Дж. Миллер, 1990, с. 262]. В ряде отечественных исследований поддерживается точка зрения, согласно которой метафора характеризуется «семантической двуплановостью, которая формируется на базе скрытого сравнения первого явления с другим по каким-либо признакам» (Е. Т. Черкасова 1959, с. 9) и описывается как «сжатое сравнение без употребления сравнительных слов» (Н. Н. Вовк 1986, с. 54). Тем не менее, традиционная сравнительная теория подверглась критике из-за значительного упрощения процесса интерпретации метафоры, основывающегося на возможности буквально перефразировать метафору и интерпретировать ее на основе ряда четко выделяемых в сравниваемых понятиях признаков.

Сторонник интеракционистской теории метафоры А. Ричардс указывал: «…Слово является заместителем (или средством передачи) не отдельного впечатления, полученного в прошлом, но сочетания некоторых характеристик. Это утверждение и есть общая формулировка принципа образования метафоры. Попросту говоря, когда мы используем метафору, у нас присутствуют две мысли о двух различных вещах, причем эти мысли взаимодействуют между собой внутри одного-единственного слова или выражения, чье значение как раз и есть результат этого взаимодействия. (…) В основе метафоры лежит заимствование и взаимодействие идей (thoughts) и смена контекста. Метафорична сама мысль, она развивается через сравнение, и отсюда возникают метафоры в языке [А. Ричардс, 1990, с. 46-47]. Формулируя постулаты интеракционистской теории метафоры, М. Бэк пишет: «Метафорической суждение имеет два различных субъекта - главный и вспомогательный. (…) Механизм метафоры заключается в том, что к главному субъекту прилагается система «ассоциируемых импликаций», связанных со вспомогательным субъектом» [М. Блэк, 1990, с.167]. Метафоры взаимодействия не могут быть заменены другим словом или сравнением без потери их «когнитивного содержания». Их механизм требует, чтобы «чтобы читатель использовал систему импликаций (или систему «общепринятых ассоциаций», или особую систему созданную для данного конкретного случая) как средство для выбора, акцентирования и связывания в систему признаков, важных для некоторой другой сферы» [М. Блэк, 1990, с.168].. Данная интеллектуальная операция не сводима, как считает М. Блэк, к простому сравнению.