Манипулятивный потенциал концептуальной метафоры в российском и американском политическом нарративе, посвященном войне в Ираке 2003-2004 гг.

Однако и в рамках теории взаимодействия остается нерешенным вопрос о том, как человек, при наличии разных аспектов предмета или события выбирает подходящие аспекты и понимает смысл метафоры. В связи с этим Д. Рос, обосновывая свою сильную сравнительную теорию метафоры, предлагает учитывать прагматический аспект, то есть практическое осмысление метафоры в рамках определенного контекста. [D. Ross, 1993, p. 131].

Н. Д. Арутюнова считает, что метафора создается путем предикации основному субъекту признаков вспомогательного субъекта и не поддерживает точку зрения, согласно которой метафора является сокращенным сравнением [Н. Д. Арутюнова, 1998, с. 384]. Метафора раскрывает сущность предмета, выражая устойчивый признак понятия или явления вне обстоятельств времени и места, поэтому спор о выборе метафоры есть спор об истинной сущности предмета [там же, с. 314]. Такой вывод поддерживается и другими исследователями, например Дж. Лакоффом и М. Тернером, которые полагают, что, приписывая одному объекту признаки другого, человек создает культурную модель, которая представляет собой иерархию форм бытия и их постоянных свойств [G. Lakoff, M. Turner, 1998, p. 195-198]. Ряд исследователей определяют сущность метафоры с точки зрения прагматики. Так, П. Грайс, объясняет возникновение метафоры на основе нарушения постулата качества объекта, которое может существовать только при наличии принципа кооперации коммуникантов, т.е. стремления найти верную интерпретацию метафоры (Цит. по С. Левин, 1990, с. 335). Дж. Серль рассматривает метафору как несоответствие значения слова или предложения и смысла высказывания говорящего (Дж. Серль, 1990, с. 308). Тем не менее, при всех ценных выводах о сущности метафоры, сделанных в рамках прагматического подхода, не учитывается систематический характер метафорического переноса.

Итак, в дискуссии по проблеме онтологической сущности метафоры выдвигаются различные теории, о чем пишет В. Н. Телия: «В лингвистической науке проблема метафоры - и как процесса, создающего новые значения выражений в ходе их переосмысления, и как уже готового метафорического значения - рассматривалась издавна и всегда скорее как стилистическое средство или художественный прием, реже - как средство номинации, еще реже - как способ создания языковой картины мира, возникающей в результате манипулирования уже имеющимися в языке значениями с целью создания новых концептов, особенно для тех сфер отражения действительности, которые не даны в непосредственном ощущении» (В. Н. Телия 1988, с. 3). В основе данного диссертационного исследования лежит подход к пониманию метафоры с позиций когнитивной теории метафоры, в рамках которой метафора, как уже упоминалось, рассматривается как метафорический тип когнитивных структур, и понимается как способ мышления и осознания мира. Основные тезисы теории концептуальной метафоры были сформулированы уже давно. Так, понятие И. Канта «символическая сенсуализация» («symbolical sensualization») и понятие Х. Вайнриха «образные поля» («image fields») (цит. по Jakel 1997, p.12, 18) фактически передают суть когнитивной теории метафоры. С точки зрения когнитивной теории, метафоры отражают «когнитивные процессы, с помощью которых мы углубляем наши представления о мире и создаем новые гипотезы» (Э. МакКормак 1990, с. 360). Когнитивная теория предполагает, что метафора возникает на уровне глубинных структур человеческого разума, поэтому для понимания метафоры адресат должен актуализировать систему ассоциаций, соединить возможные суждения «с имеющимся представлением о главном субъекте…, образуя пусть даже необычное сочетание смыслов» (М. Блэк 1990, с. 164).

Метафора, как феномен сознания, «проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная понятийная система…метафорична по самой своей сути (Дж. Лакофф, М. Джонсон, 1990, с.387), «метафорические модели…это своего рода схемы, по которым человек думает и действует» (А. П. Чудинов, 2001а, с. 31). С когнитивной точки зрения, метафорическое значение возникает в результате сложного процесса обработки знаний, включающего три этапа: «1) допущение о подобии гетерогенных сущностей; 2) процесс фокусировки, в котором участвуют средства, создающие контекст для актуализации тех признаков и ассоциаций в формирующемся понятии (мысли о мире) и «буквальном значении», которые существенны для данного замысла и цели; 3) процесс фильтрации, т.е. совмещение сфокусированных признаков и ассоциаций нового понятия и «буквального значения», приводящего к созданию нового концепта в ходе его оязыкосления» (В. Н. Телия 1988, с. 37).

Когнитивисты понимают метафору достаточно широко, относя к метафороподобным явлениям метонимию, сравнительные конструкции, синекдоху, при условии, что в анализируемом явлении присутствуют черты метафорического словоупотребления, т.е. отношение сходства или аналогии между концептами, принадлежащими к «когнитивно далеким друг от друга областям» (И. М. Кобозева, 2001, с. 143).

Исследования метафорического словоупотребления обусловили необходимость систематизации материала в соответствии с представлениями когнитивной лингвистики. Для этого вводится понятие когнитивной модели, представляющей собой «существующее в сознании носителей языка типовое соотношение семантики находящихся в отношениях непосредственной мотивации первичных и вторичных значений, являющееся образцом для возникновения новых вторичных значений» (А. П. Чудинов, 2001а, с. 43).

Как отмечается в «Словаре русских политических метафор» элементы модели связаны различными семантическими отношениями («выполнять функцию», «способствовать», «быть примером» и др.), причем каждый элемент модели соединен с другими элементами существенно более сильными связями, чем с элементами других понятийных областей» (А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов , 1994, с. 15). Между соответствующими модели метафорами устанавливаются отношения на сигнификативном (уровень понятий), денотативном (область осмысления) и экспрессивном уровнях.

Понятие и структура метафорической модели включают целый комплекс компонентов, без которых невозможен ее полноценный анализ. А. П. Чудинов выделяет следующие параметры метафорической модели (2001а, с. 44 - 46):

исходная понятийная область (первичная семантическая сфера, ментальная сфера-источник, сфера-донор), к которой относятся охватываемые моделью слова в первичном значении;

новая понятийная область (вторичная семантическая сфера, ментальная сфера-мишень, реципиентная зона), к которой относятся охватываемые моделью слова во вторичном значении;

семантический компонент, который связывает первичные и вторичные значения охватываемых данной моделью слов, то есть основание метафорического использования соответствующих слов;

фреймы данной модели, каждый из которых понимается как фрагмент наивной языковой картины мира и которые структурируют соответствующую понятийную область (семантическую сферу);

составляющие каждый фрейм типовые слоты, то есть элементы ситуации, которые включают какую-то часть фрейма и обозначаются словами определенной семантики, метафорически используемыми в соответствии с рассматриваемой моделью;

продуктивность модели (то есть способность к развертыванию) и ее частотность, «тяготение» модели к определенным функциональным стилям, подстилям, речевым жанрам, дискурсам и т.п.

прагматический потенциал модели, то есть типовое воздействие соответствующих метафор на адресата.

Представляется важным несколько подробнее остановиться на фреймо-слотовом анализе метафорической модели, так как именно сложность и многогранность метафорической модели как объекта исследования диктует необходимость поиска подобного рода системности. Психолингвистическая идея Ф. Барлетта о том, что понимание в целом определяется нахождением в памяти схемы, пригодной для восприятия поступающей информации, получила дальнейшее развитие в теории фреймов Марвина Минского, исследователя сфер искусственного интеллекта, который считает, что фреймы являются «центрами концентрированного представления знаний о том, как связаны между собой различные предметы и явления, каким образом они используются и как они друг с другом взаимодействуют» (М. Минский, 1979, с. 47). В когнитивной лингвистике под фреймом понимается «единица знаний, организованная вокруг некоторого понятия, но, в отличие от ассоциаций, содержащая данные о существенном, типичном и возможном для этого понятия. Фрейм обладает более или менее конвенциональной природой…Фрейм организует наше понимание мира в целом». При таком подходе фрейм является «структурой данных для представления стереотипной ситуации…» (Краткий словарь когнитивных терминов, 1996, с. 188). Если же согласиться с мнением М. Мамардашвили, что имплицитное выражение возможно потому, что «любая вещь, бытие или факт абсолютно лишены уникальности, то есть все то, что с нами случается, уже было бесчетное количество раз и еще бесчетное количество раз повторится» (М. К. Мамардашвили, А. М. Пятигорский, 1997, с. 79 - 80), то можно, обобщив данные, выявить тот или иной тип фреймов, способствующих лучшему пониманию неявно выраженной информации, осознать возможность прогнозирования ситуации (восстановление всего фрейма) по одному из базовых компонентов. По мнению И. И. Халеевой, фреймовые данные в структуре когнитивного сознания представляют собой «относительно обобщенную структуру прошлого опыта, с помощью которой сознание прогнозирует изменение состояния объектов внешнего мира, развитие и содержание событий, их взаимосвязь (И. И. Халеева, 1995, с. 284). Понимая фрейм как концептуальную структуру, которая включает в себя необходимую типическцую информацию о явлении, имеющею конвенциональную структуру, когнитивисты полагают, что с каждым фреймом ассоциируется информация разных видов, в том числе и культурологическая.

Фреймы и слоты имеют концептуальную природу и не всегда вербализуются. Концепты погружены в домены (domains), ментальные пространства, и представляют собой модель с гетерогенными и разнохарактерными связями. “Различие между концептами как таковыми и организацией концептуального знания во фреймы является не вполне четким - теория допускает размытые границы между ними» (Т. А. Ван Дейк, 1989, с. 17).

Для более глубокого понимания сущности метафорической модели необходимо рассмотреть классификации метафоры, существующие в рамках когнитивного направления. В соответствии с одной из классификаций предлагается выделять следующие разновидности метафоры, исходя из характера признаков сходства: эмотивную и когнитивную метафоры; последняя представлена также двумя разновидностями: синестезической и онтологической, в структуре которой разграничиваются еще два вида: прямая и транспонированная метафоры (М. В. Никитин, 1996, с. 277). При этом онтологическая метафора построена на сходстве объектов как таковых (онтологическая прямая метафора) или же в составе образного выражения (онтологическая транспонированная метафора); синестезическая метафора физические характеристики объектов и их сенсорное восприятие; эмотивная метафора апеллирует у чувствам и построена по сходству эмоционально-оценочного эффекта.

Иногда для прояснения языковой сущности метафоры ее классифицируют по степени метафоричности, деля метафору на генетическую (ручка двери, нос лодки), потенциально языковую (парафиновое лицо, уксусное выражение), языковую (холодное отношение, отдушина, корова), риторическую и художественную или индивидуальную авторскую метафору. (Г. Н. Скляревская, 1993).

В данном исследовании за основу взята методика классификации метафорических моделей на основании повторяющихся элементов модели, предложенная А. П. Чудиновым. При соотнесении языковой единицы и модели выделяются и характеризуются следующие признаки:

исходная понятийная область (ментальная сфера источник, сфера-донор,источник метафорической экспансии), к которой относятся охватываемые моделью слова в первичном значении;

новая понятийная область (ментальная сфера-мишень, денотативная зона, реципиентная сфера, направление метафорической экспансии), к которой относятся охватываемые моделью слова в переносном значении;

семантический компонент, который связывает первичные и вторичные значения охватываемых данной моделью слов, то есть дает основание для метафорического использования соответствующих концептов;

типовые сценарии, которые отражаютнаиболее характерные для исходной погятийной сферы последовательности ситуаций;

относящиеся к модели фреймы, каждый из которых понимается как фрагмент наивной языковой картины мира и которые структурируют соответствующую понятийную область (концептуальную сферу);

составляющие каждый фрейм типовые слоты, то есть элементы ситуации, включающие какую-то часть фрейма, какой-то аспект его конкретизации;

продуктивность (способность к развертыванию и типовые развертывания) и частотность, «тяготение» модели к определенным сферам общения, речевым жанрам, социальным ситуациям;

прагматический потенциал модели, то есть типовые особенности эмоционального воздействия на адресата (А. П. Чудинов, 2001, с. 44-46).

Круг наиболее распространенных метафор можно разделить на несколько групп. Все они достаточно полно описаны в «Словаре политических метафор» А. Н. Баранова и Ю. Н. Караулова (1994), в диссертации Ю. Б. Феденевой (1998) и в монографии А. П. Чудинова (2001). Традиционно выделяются следующие разряды метафорических моделей: антропоморфная метафора, метафора природы, социальная метафора, артефактная метафора. Названные разряды метафор можно условно представить как концепции «Человек как центр мироздания», «Человек и природа», «Человек и общество», «Человек и результаты его труда», что соответствует и классификации А. Н. Баранова, предложившего противопоставление к органистической и неорганистической метафоры.

Онтологический статус метафоры как особого феномена мышления и языкового явления представляет интерес для понимания гносеологической сущности метафоры, поскольку будучи средством номинации нового знания, метафоры включаются в процесс познания и интерпретации реальности. По мнению сторонников когнитивного подхода, метафора является языковым отражением крайне важных аналоговых процессов, активно участвует в формировании личностной модели мира, играет важную роль в интеграции вербальной и чувственной систем человека, а так же является ключевым элементом концептуализации и категоризации действительности (В. В. Петров, 1990, А. П. Чудинов 2001).

Под познанием понимается «процесс творческой деятельности людей, формирующий их знания (то есть идеальные выражения в знаковой форме свойств и связей мира), на основе которых возникают цели и мотивы человеческих действий» (Философский словарь, 1991, с. 348). История познания показывает, что знания и сам процесс познания обусловлены потребностями общества, что характеризует познание как социально детерминированную категорию. Для познания, как научного, так и обыденного, характерен методологический плюрализм и тесная связь с практикой как активной, чувственно-предметной деятельностью человека, направленной на преобразование бытия. Практика, являясь источником и основой познания, опосредованно является и целью познания, поскольку результаты и методы гносеологического процесса формируют представления человека об окружающем мире, а значит и диктуют направленность человеческой деятельности (П. В. Алексеев, А. В. Панин, 1991, В. В. Ильин, 1994). Методологический арсенал познания включает самые разнообразные эпистемиологические процедуры, основное место среди которых занимает концептуализация и категоризация. Е. С. Кубрякова отмечает, что «процесс концептуализации направлен в общем на выделение неких предельных для определенного уровня рассмотрения единиц (концептов) человеческого опыта в их идеальном содержательном представлении» [Е. С. Кубрякова, 2004, с. 318]. Концепт как ментальная единица обладает специфическими гносеологическими свойствами, такими как эволюционность (направленность на развитие), рациональная аксиологичность (оценка в категориях отрицательно/положительно), проспективность (прогнозирование будущих открытий), гипотетичность (непредельность познания и неоднозначность знания), противоречивость (несовместимость разных видов знания), интеллектуальность (выстраивание теоретической модели знания), логичность и др. (Е. А. Харитонова, 2004 // http://mmj.ru/index.php&id=44&article=378). Данные свойства отражают сложную природу как самого концепта, так и знания в целом, так как отражая сущностные характеристики предметов, концепты обеспечивают объективность знания. Вследствие того, что знание отражает объективную действительность, оно имеет дело лишь с сущностными характеристиками объекта, выявляемыми посредством генерализации, моделирования и теоретизирования. Данные процессы лежат в основе концептуализации, т. е. процесса формирования и развития концептов. Концепты рождаются в процессе восприятия мира, они создаются в актах познания, отражают и обобщают человеческий опыт и осмысленную в разных типах деятельности с миром действительность. Язык выявляет, объективирует то, как увиден и понят мир человеческим разумом, как он преломлен и категоризован сознанием (Е. С. Кубрякова, 1997). Категория рассматривается как наиболее общее универсальное смысловое образование, в основе которого лежит некий признак или система признаков (Л. М. Алексеева, 2004, с. 6). Под категоризацией в когнитивной лингвистике понимается «подведение явления, объекта, процесса и т. п. под определенную рубрику опыта, категорию и признание его членом этой категории» (Краткий словарь когнитивных терминов, 1997 // http://kogni.narod.ru/concept.html). Большинство ученых сходятся во мнении, что в основе языка и его категорий лежит наглядный, телесный опыт человека, а «категоризация ситуации, т. е. возможность локализации ее типа, имеет в своей основе чувственное восприятие, составляющее фундамент познавательной деятельности человека» [А. В. Кравченко, 1990 // http://mmj.ru/philology.html?&article=338&encrypti…]. Итак, процесс концептуализации есть процесс структуризации знаний, возникновение разных структур представления знаний из неких минимальных концептуальных единиц. Если категоризация направлена на объединение единиц, проявляющих сходство в некоторых отношениях, в относительно крупные разряды, то концептуализация - на выделение минимальных единиц человеческого опыта, которые, в свою очередь, подводят базу для соотнесения единиц с той или иной категорией, то есть результатом процесса концептуализации является образование или выделение концептуальных структур и отдельных концептов (Е. В. Король, 2003, с. 36).

Итак, эпистемиологический процесс предполагает выстраивание когнитивных моделей вообще, а значит и метафорических когнитивных моделей в частности, на основе процедур концептуализации и категоризации. Категоризация и концептуализация занимают центральное место в процессах моделирования действительности, поскольку восприятие действительности сознанием является концептуализованным и категоризованным, при этом «данный процесс опосредован «системой языковых значений и личностных смыслов, отражающих различные формы обобщения, то есть репрезентациями феноменов реальности и ее характеристик» (Н. Ф. Калина, Е. В. Черный А. Д. Шоркин, 1999 // http://www.politicon.iatp.org.ua/library/kalina/title.htm). Концептуальные и категориальные структуры сознания ответственны не только за процесс психического отражения действительности, но и за его конституирование. Как указывают В. Ф. Петренко и О. В. Митина, «категоризация мира есть одновременно его строительство», то есть моделирование. Экспликация тех или иных категориальных структур сознания или их более сложной организации в модельной форме ведет к феномену самореализующегося прогноза. Отсюда вытекает особая функция моделей, не только описывающих, но и порождающих, моделирующих реальность (В. Ф. Петренко, О. В. Митина, 1997, с. 104-105.)

Как уже упоминалось, в рамках когнитивного подхода метафора рассматривается как не только как образное средство, связывающее два значения слова, а как основная ментальная операция, которая объединяет две понятийных сферы и создает возможность использовать потенции структурирования сферы источника при концептуализации новой сферы. Метафора - это проявление аналоговых возможностей человеческого мышления (А. П. Чудинов, 2001, с. 36). Понимание метафоры как основной когнитивной операции, как важнейшего способа познания мира привело к появлению и активному развитию нового научного направления - теории метафорического моделирования действительности. Для человека, погруженного в реальное пространство, естественно представлять, оценивать и моделировать мир в своем сознании, воссоздавать образы реальных сущностей и отношений, влияющих впоследствии на самого индивида (Ю. М. Лотман 2000, с. 335), причем одним из средств концептуализации и категоризации как элементов процесса познания является метафорическое моделирование. Метафорическое моделирование - это отражающее национальное, социальное и личностное самосознание средство постижения, рубрикации, представления и оценки какого-то фрагмента действительности (А. П. Чудинов, 2001, с. 16), то есть формирование упорядоченных когнитивных моделей, в которых главным средством концептуализации и категоризации информации об окружающем мире является метафора.

Как пишет А. П. Чудинов в статье «Теория метафорического моделирования на современном этапе развития», появление теории метафорического моделирования связано с несколькими областями научных знаний. Во-первых, это исследования поэтичеcкого творчества, в котором К. Г. Юнг усматривал отражение архетипических моделей коллективного бессознательного. (К. Г. Юнг, 1987). Во-вторых, для теории метафорического моделирования значимую роль играют идеи А. Н. Веселовского о истоках и причинах воспроизводимости «вековых метафор» (А. Н. Веселовский, 1989), продолдженные в трудах В. В. Виноградова и его последователей (В. П. Григорьев, А. Д. Григорьева, Н. Н. Иванова и др.). В-третьих, теория метафорического моделирования много унаследовала от теории регулярной многозначности (С. Ульман, Ю. Д. Апресян, Д. Н. Шмелев, А. П. Чудинов и др.), которая анализирована однотипные вторичные значения семантически близких слов.

Метафорическое моделирование имеет несколько функций: когнитивную (функцию обработки и переработки информации, которая является главной, но не единственной функцией метафорического моделирования), номинативную (функцию фиксации знаний, заключающеюся в создании наименования реалий), коммуникативную (функцию передачи информации), прагматическую (функция формирования у адресата определенного мировосприятия), инструментальную (функцию направления и упрощения мыслительного процесса) и ряд других (гипотетическая, изобразительная, эвфемистическая и др.) (А. П. Чудинов, 2001, с. 46 -50).

Для данного исследования наиболее интересной представляется так называемая моделирующая или схематизирующая функция метафоры (функция создания определенной картины мира), которая является комплексным функциональным явлением, в котором реализуются и когнитивная, и номинативная, и инструментальная и прагматические функции.

В ходе своей практической деятельности человек сталкивается не непосредственно с окружающим его миром, а с репрезентациями мира, когнитивными картинами и моделями, при этом картина мира - это «особый вид мироощущения, образное, чквственное представление о явлениях природы и общественной жизни; а значит, в ней закреплена самая древняя форма общественного сознания» (Д. Е. Эртнер, 2004, http://frgf.utmn.ru/journal).

Общепринятым является понимание картины мира как «глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира…и являющегося результатом всей духовной активности человека» (В. И. Постовалова, 1988, с. 21). Изначально было выявлено, что вопрос о статусе картины мира связан с проблемой взаимодействия языка, мышления и действительности. Изучению данного взаимодействия посвящены работы В. фон Гумбольдта, Э Сепира, Б. Уорфа, Р. Й. Павилениса, Г. В. Колшанского, Г. А. Брутяна.

Существует мнение, что язык отражает окружающий человека мир. Так, Г. Г. Почепцов утверждает, что «с помощью языка мы отражаем мир. Именно отражаем, а не описываем…, поскольку описание - это лишь одна из форм языкового отражения мира» (Г. Г. Почепцов, 1990, 110). В рамках настоящего исследования принимается иной взгляд на формирование картины мира. Язык рассматривается как инструмент концептуализации мира человеком. Б. А. Серебренников пишет: «Звуковой комплекс, образующий слово, ни к какому отражению сам не способен. Фактически результатом отражения являются концепты или понятия…Язык не отражает действительность, а отображает ее знаковым способом» (Б. А. Серебренников, 1988, с. 6). Таким образом, язык отражает не мир, а «способ представления (концептуализации) этого мира» человеком (С. Г. Воркачев, 2001, с. 67).

Тесная взаимосвязь языка и концептуализации как процесса, происходящего в сознании человека, способствовала выделению двух форм картины мира - концептуальной (ККМ) и языковой (ЯКМ). Данное разграничение имеет помимо прочего методологическое значение, так как позволяет раскрыть взаимоотношение языка и мышления в процессе познания. Под ККМ понимается «не только знание, которое выступает как результат мыслительного отражения действительности, но и итого чувственного познания, в снятом виде содержащийся в логическом познании». Е. С. Кубрякова пишет, что ККМ реализуется посредством языка, а часть ее закрепляется в психике человека через ментальные репрезентации иного типа - образы, схемы, картинки. (Е. С. Кубрякова, 1996, с. 25). Таким образом, ККМ вербализуется с помощью ЯКМ, которая рассматривается как «вся информация о внешнем и внутреннем мире, закрепленная средствами живых, разговорных языков» (Г. А. Брутян, 1973, с.108) и в широком смысле понимется как «совокупность слов, словосочетаний, морфологических формативов, грамматических категорий, лексико-грамматических классов слов и синтаксических конструкций (Д. Е. Эртнер, 2004, http://frgf.utmn.ru/journal).

Онтологическое и методологическое выделение концептуальной и языковой картин мира ставит проблему их соотношения, рассматривающуюся с трех основных позиций. Согласно первой позиции ЯКМ шире ККМ, поскольку за пределами последней остаются периферийные участки, которые выступают как носители дополнительной информации о мире (Г. А. Брутян, 1973, с.108). Второй подход исходит из того, что ЯКМ и ККМ совпадают. Так, Г. В. Колшанский употребляет термины «языково-мыслительная картина мира» и «языкомышление» для описания соотношения «язык-мышление» (Г. В. Колшанский: 1990, с. 37). Согласно третьей концепции, ККМ является более масштабной по сравнению с ЯКМ. Так, Г. Г. Почепцов утверждает, что языковое представление мира «информационно неполно и/или неточно», так как «отражению подвергается не мир в целом, а лишь его пики, т.е. его составляющие, которые представляются говорящему наиболее важными, наиболее релевантными, наиболее полно характеризующими мир» (Г. Г. Почепцов: 1990, с. 111-112). Последняя точка зрения, которой придерживаются большинство ученых (Попова, Стернин 2002, Почепцов 1990, Серебренников 1988, Телия 1988 и др.) представляется наиболее релевантной для настоящего исследования, тем более, что на настоящий момент она является практически общепринятой. Языковой мир рассматривается как репрезентант концептуального мира, который в свою очередь репрезентирует реальный объективный мир, а репрезентирующая система всегда беднее репрезентируемой системы, как метаязык беднее естественного языка. Особенно очевидно различие ККМ и ЯКМ при рассмотрении их структурных составляющих. Г. А. Брутян указывал, что «сердцевиной КММ является информация, данная в понятиях, главное же в ЯММ - это знание, закрепленное в словах и словосочетаниях…» (Г. А. Брутян 1973, с. 108). Данное положение было развито в работах других ученых. Так, Е. С. Кубрякова указывает, что «содержательным компонентом языковой модели мира…является семантическое поле, а единицами концептуальной модели мира… - константы сознания. КММ содержит информацию, представленную в понятиях, а в основе ЯММ лежат значения, закрепленные в семантических категориях, семантических полях, составленных из слов и словосочетаний» (Е. С. Кубрякова, 1988, с. 142). Концепт может быть определен как фрагмент мира, схваченный когнитивной структурой, в большинстве случаев выступающей в виде группы концептов (Е. В. Король, 2003, с. 36), которые реализуются через арсенал языковых средств.

ККМ отличается большей подвижностью в сравнении с более стабильной ЯКМ, что может приводить к расхождениям между устаревшей семантической системой и актуальной в данный момент для языкового коллектива концептуальной моделью мира, в результате чего языковой инструментарий с течением времени вынуждено обогащается для отражения оппозиций, значимых для существующей концептуальной модели мира (В. Б. Касевич, 1996).

В связи с тем, что посредством единиц естественного языка выражается «наивное мировидение» (термин Д. С. Яковлевой), часто исследователи определяют ЯКМ как наивную картину мира, так как она отражает бытийные представления о мире (А. Косарев, 2000, с. 229 - 271). Так, Е. В. Урынсон пишет, что «языковую картину мира принято противопоставлять научной», и именно «язык отражает наши самые обычные, житейскте представления о том или ином объекте (ситуации)» (Е. В. Урынсон 1988, с. 3). Под научной картиной мира понимают «систему наиболее общих представлений о мире, вырабатываемых в науке и выражаемых с помощью фундаментальных понятий и принципов этой науки, из которых дедуктивно выводятся основные положения данной науки» (В. И. Постовалова, 1988, с. 14). Концепция «наивной» картины мира получает особое развитие в исследованиях Ю. Д. Апресяна, который особо отмечает, что способ концептуализации действительности, свойственный каждому языку отчасти универсален, отчасти национально специфичен, кроме того, он «наивен» в том смысле, что «во многих существенных деталях отличается от научной картины мира» (Ю. Д. Апресян, 1995, с. 39). При этом Э. Кассирер, например, признавал власть языка, а значит и наивной картины мира, над научным сознанием, по крайней мере, на начальном этапе исследования: «Отправной точкой всякого теоретического познания является уже сформированный языком мир: и естествоиспытатель, и историк, и даже философ видит предметы поначалу так, как им их преподносит язык» (цит. по: О. А. Радченко, 1997, с. 116).

Итак, ЯКМ входит в состав ККМ, поскольку не все концепты могут иметь свою знаковую репрезентацию и существуют в сознании человека в качестве опосредованного образа. Поскольку метафора представляет собой ментальную операцию или когнитивную схему, она, таким образом, является структурной единицей ККМ, формируя и изменяя ее в той мере, в какой свойства структурной единицы целого влияет на свойства всего целого, а значит формируя и изменяя и ЯКМ, являющуюся реализацией ККМ. В связи с этим Д. Е. Эртнер предлагает выделять метафорическую картину мира (МКМ), которая входит в ККМ, частично пересекаясь по объему понятий с ЯКМ, поскольку метафора является лишь одной из возможных когнитивных схем (Д. Е. Эртнер, 2004, http://frgf.utmn.ru/journal).

1.3 Понятие и признаки языковой манипуляции. Концептуальная метафора как средство идеологической манипуляции

Языковая манипуляция как разновидность коммуникативного воздействия.

Проблеме коммуникативного воздействия на человека посвящены различные исследования российских и зарубежных ученых (Артемов, 1974; Белянин, 2000; Бэндлер, Гриндер, 1995; Дризе, 1980, 1984; Минеева, 1973; Ольшанский, 2001; Петренко, Митина, 1997; Сорокин, 1994; Burleson, 1992; Motley, 1992; Wilson, 1990 и др.).

Для того, чтобы раскрыть понятие коммуникативного воздействия необходимо в первую очередь рассмотреть составляющие самого процесса коммуникации в рамках которого происходит данное воздействие. Процесс коммуникации часто представляется как процесс обмена информацией, что позволяет интерпретировать этот процесс в терминах теории информации, что и делается в ряде систем социально-психологического знания. Тем не менее, ряд ученых рассматривает такой подход как методологически некорректный, ибо в нем опускаются некоторые важнейшие характеристики человеческой коммуникации, которая не сводится только к процессу передачи информации, поскольку рассмотрение коммуникации с точки зрения теории информации фиксирует только формальные характеристики того, как информация передается, в то время как в условиях человеческого общения она не только передается, но и формируется, уточняется, развивается (Г. М. Андреева,1999 //http://lib.socio.msu.ru).

Итак, человеческая коммуникация предполагает налаживание совместной деятельности и является интерсубъективным процессом, поскольку в процессе коммуникации индивиды не просто обмениваются значениями, но, как отмечает А. Н. Леонтьев, стремятся выработать при этом общий смысл (А. Н. Леонтьев, 1972, с. 291). Таким образом, суть коммуникативного процесса - это не просто взаимное информирование, но и совместное постижение предмета, и именно поэтому в коммуникативном процессе даны в единстве деятельность, общение и познание. Как констатировал Гумбольдт, “процесс речи нельзя сравнивать с простой передачей материала. Слушающий, так же, как и говорящий, должен воссоздать его посредством своей внутренней силы” (В. фон Гумбольдт, 1984, с. 77). По мнению У. Матураны, “информация не передается, как вещь, а воссоздается в схемах совместного действия в консенсуальной сфере коммуникантов “ (H. Maturana, 1995а// http://inteco.cl/biology).

Кроме того, сам коммуникативный процесс возможен только тогда, когда участники коммуникации обладают единой или сходной системой кодификации и декодификации, понимаемой как совокупность знаков и закрепленных за ними значений, которые, тем не менее, могут правильно интерпретироваться коммуникантами только в случае включения коммуникации в некоторую общую систему деятельности.

Кроме того, участник коммуникативного акта не только «материализует свою мысль…, но и совершает другие акты: информирует, предупреждает, просит, убеждает, то есть совершает иллокутивные акты (Дж. Л. Остин, 1986, с. 92). По словам П. Ф. Стросона, участник коммуникации «намеревается не только вызвать первичную реакцию через посредство узнавания,…но также намеревается оказать последующие воздействие через посредство этой первичной реакции» (П. Ф. Стросон, 1986, с. 143).

Таким образом, коммуникативный процесс предполагает, что посредством используемой системы знаков участники коммуникации могут оказать взаимное влияние, то есть знак изменяет состояние участников коммуникативного процесса, и в этом смысле знак в общении подобен орудию в труде (А Н. Леонтьев, 1972). Коммуникативное влияние, которое при этом возникает, есть не что иное как психологическое воздействие одного коммуниканта на другого с целью изменения его поведения. Эффективность коммуникации определяется именно тем, насколько удалось это воздействие, что означает, что при обмене информацией происходит изменение самого типа отношений, который сложился между участниками коммуникации, чего не происходит в чисто информационных процессах (Г. М. Андреева, 1999 //http://lib.socio.msu.ru).

Воздействие - это действие, направленное на кого-нибудь, что-нибудь, с целью добиться чего-нибудь, внушить что-нибудь (С. И. Ожегов, 1988). С психологической точки зрения, влияние (воздействие) определяется как «процесс и результат изменения одним субъектом поведения, психики другого субъекта» (Н. И. Конюхов, 1996, с. 17) или как «воздействие на состояние, мысли, чувства и действия другого человека с помощью исключительно психологических средств, с предоставление ему права и времени отвечать на это воздействие» (Е. В. Сидоренко, 1997, с. 125). Воздействие может быть непосредственным (контактным), когда информация передается в форме импульсного движения, и опосредованным (дистантным), когда информация передается в форме комплекса закодированных сигналов, сообщающих о чем-либо и ориентирующих воспринимающую систему относительно их смысла и значения. По степени изменения в состоянии, поведении и личностно-смысловых образованиях объекта, на которого было направлено воздействие, можно судить о степени влияния на него воздействующего субъекта (или объекта) (Психология. Словарь, 1990: 58). Существует также прямое воздействие, когда субъект непосредственно влияет на объект воздействия, и косвенное воздействие, при котором воздействие направляется на другие объекты с целью оказания опосредованного влияния на конечный объект воздействия. Примечательно, что непосредственное (контактное) воздействие преимущественно является прямым, а опосредованное (дистантное) воздействие может быть и прямым и косвенным.

Итак, участники коммуникативного процесса подвергаются информационно-психологическому воздействию. Под информационно-психологическим воздействием понимается особая, специфическая форма социальной активности одного индивида (или группы), направленная на психику другого индивида или группы, которая в своей произвольной форме (т. е. при намеренном воздействии) исходит из определенного мотива и преследует цель изменения или укрепления взглядов, мнений, отношений, установок и других психологических явлений ( В. Н. Куликов, 1982, с. 5-11).

Таким образом, под коммуникативным воздействием понимается «спланированное воздействие на знание (когнитивный уровень), отношения (аффективный уровень) и намерения (конативный уровень) адресата в нужном для адресанта направлении» (М. Р. Желтухина, 2003, с. 63). Термин коммуникативное воздействие не конкретизирует характер и способ воздействия: воздействие на сознание путем выстраивания рациональной аргументации (убеждение), или воздействие на сознание через эмоциональную сферу, на подсознание (суггестия). Кроме того, классификация видов коммуникативного воздействия может быть построена на видах знаковых систем, используемых для оказания воздействия в процессе коммуникации: вербальное (речевое воздействие), которое осуществляется с помощью языковой знаковой системы и невербальное (неречевое) воздействие, которое реализуется в помощью таких невербальных систем как оптико-кинетическая (жесты, мимика, пантомимика), паралингвистическая (система вокализации, то есть качества голоса, его диапазон тональность) и эксталингвистическая (паузы в речи, плач, смех темп речи), система организации пространства и времени коммуникативного процесса, знаковая системы визуального контакта (Г. М. Андреева, 1999 //http://lib.socio.msu.ru).

Речевое воздействие или влияние - это «процесс изменения адресантом поведения адресата, его установок, намерений, представлений, оценок и п.т. в ходе речевого взаимодействия с ним» (М. Р. Желтухина, 2003, с. 63).

А. Н. Баранов определяет речевое воздействие как «коммуникативное использование языковых выражений, при котором в модель мира носителя языка вводятся новые знания и модифицируются уже имеющиеся, то есть происходит процесс онтологизации знания» (А. Н. Баранов, 1990, с. 12).

Согласно И. П. Сусову, речевой акт - это «речевое действие ради воздействия говорящего на слушающего, ради взаимодействия говорящего и слушающего в прцессе предметно-практической и теоретико-познавательной деятельности» Текст, по его мнению, - будь он по своей целеустановке собственно побудительным, вопросительным или повествовательным - имеет своей конечной целью воздействие (И. П. Сусов, 1980, с. 8).

Достаточно часто обсуждается проблема осознанности оказания речевого воздействия. Так, например, разграничивают намеренное (интенциональное) и побочное (неинтенциональное) воздействие, что согласуется с его направленное и ненаправленной разновидностями. При направленном речевом воздействии субъект ставит перед собой задачу добиться определенного результата от объекта речевого воздействия. Ненаправленное речевое воздействие оказывается непроизвольно, поскольку субъект не ставит задачу добиться конкретного результата от объекта. Механизмами первого являются убеждение (Ю. Б. Пикулева, 2000) и внушение (М. Р. Желтухина, 2003), а второго - заражение и подражание (Психология. Словарь, 1990).

Заражение как вид ненаправленного воздействия представляет собой процесс передачи эмоционального состояния адресанта/адресата к адресату на психофизиологическом уровне контакта помимо собственно смыслового воздействия или дополнительно к нему (Психология. Словарь, 1990).

Подражание как вид ненаправленного речевого воздействия - следование примеру, образцу на разных этапах человеческого развития (Психология. Словарь, 1990), от подражания движениям и звукам до подражания элементам деятельности и поведения, в том числе речевого.

Под убеждением как видом направленного воздействия понимается используемый в коммуникации метод воздействия на сознание адресата через обращение к его собственному критическому суждению (Психология. Словарь, 1990), в основе которого лежат отбор, логическое упорядочение фактов и выводов согласно единой функциональной задаче. Рассматривая убеждение как психологическую категорию, нужно подчеркнуть, что соединение рационального, эмоционального, логического и психологического начал на равных правах является закономерностью убеждающего воздействия. В данном аспекте убеждение сближается с внушением.

Внушение как вид направленного воздействия - процесс воздействия на психическую сферу адресата, связанный со снижением сознательности и критичности при восприятии и реализации внушаемого содержания, с отсутствием целенаправленного его понимания, развернутого логического анализа и оценки в отношении с прошлым опытом и данным состоянием субъекта (Психология. Словарь, 1990; К. К. Платонов, 1971; В. Н. Мясищев, 1995; цит. по М. Р. Желтухина, 2003, с.66-67).

Для настоящего исследования наибольший интерес представляет манипулятивное речевое воздействие или языковая манипуляция, которое на основании вышеприведенной типологии может быть охарактеризовано как коммуникативное опосредованное прямое или косвенное направленное намеренно-интенциональное воздействие, сочетающее приемы убеждения и внушения. Ниже будет более подробно рассмотрено понятие и признаки манипуляции.

Понятие и признаки языковой манипуляции.

Манипулятивное воздействие изучают в рамках межличностной коммуникации (Э. Берн 2001 2003а, 2003 б; Е. Л. Доценко 1996; Д. Майерс 1998; П. Экман 2000 и др.) и массовой коммуникации, где манипуляция приобретает форму политической и коммерческой пропаганды, рекламы (П. Бурдье1993; Г. В. Грачев1997; И. Л. Дергачева 1998; С. Кара-Мурза, 2000; Э. Кассирер 1990; Г. Г. Почепцов 1998, 2000а, 2000б, 2000в; Г. Шиллер 1980).

Термин «манипуляция» метафоричен и в своем прямом значении и в своем прямом значении определяется как «сложный прием, сложные действия над чем-либо при работе руками, совершаемые с какой-либо целью» (БТСРЯ, 1998, с. 519). В социально-психологическом контексте манипуляция приобрела новый объект - человека - и принципиально новые способы осуществления действий.

Основанный на метафоре термин «манипуляция» не имеет общепринятого определения, в связи с чем его толкование представляет собой описание некого минимально необходимого набора отмечаемых большинством исследователей признаков. Проанализировав множество определений психологической манипуляции, Е. Л. Доценко обнаружил, что, как правило, в них указываются следующие признаки этого понятия: 1) родовой признак - психологическое воздействие, 2) отношение манипулятора к другому как к средству достижения собственных целей, 3) стремление получить односторонний выигрыш, 4) скрытый характер воздействия (как факта воздействия, так и его направленности), 5) использование (психологической) силы, игра на слабостях, 6) побуждение, мотивационное привнесение, 7) мастерство и сноровка в осуществлении манипулятивных действий (Е. Л. Доценко, 1996, с. 50-60). Однако собственное определение Е. Л. Доценко опирается лишь на ряд указанных признаков: «Манипуляция - это вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями» (Е. Л. Доценко, 1996, с. 59).

Итак, большинством исследователей отмечаются два основных признака манипуляции. Первым признаком является скрытый характер воздействия манипулятора на манипулируемого. Манипулятивное воздействие определяется как «скрытая трансакция» (Э. Берн, 2003а, 2003б), неявное побуждение (Е. Л. Доценко, 1996), «скрытое программирование личного отношения» (Ю. А. Ермаков, 1995). При этом у манипулируемого сохраняется иллюзия самостоятельности решений и действий (М. Р. Желтухина, 2003, с. 75). Ю. А. Ермаков пишет, что «акт отчуждения духовной самостоятельности реципиент принимает за ее утверждение, а собственную зависимость и подчинение в этом акте он либо не замечает, либо воспринимает как форму добровольной солидарности с тем, с кем вступает в контакт» (Ю. А. Ермаков, 1995, с. 163).

Второй важной характеристикой манипулятивного воздействия, которая часто становится основополагающей при определении манипуляции, считается использование разного рода искажений действительности (Э. Берн 2003 а, 2003б; Е. Л. Доценко, 1996). В связи с этим манипуляция определяется как «способ, прием, действие, служащее для достижения каких-либо целей путем представления кого-либо, чего-либо в искаженном виде» (БТСРЯ, 1998, с. 519), «маскировка действительности» (В. Г. Афанасьев, 1975, с. с. 378), «целенаправленное искажение информации» ( К. Х. Каландаров, 1998, с. 11).

Манипулятивное преобразование информации для достижения определенных целей может осуществляться несколькими способами:

- искажение информации (от открытой лжи до смещения понятия по семантическому полю);

- утаивание информации (сокрытие, умалчивание, избирательная подача материала);

- манипулирование со способом подачи материала;

- манипулирование со временем подачи материала (порядок подачи и обсуждения сведений непосредственно влияют на оценку и усвоение информации);

- подпороговая подача информации связана с учетом особенностей информационной рецепции, которые не осознаются коммуникатором и формируются на дорефлексивном уровне;

- перегрузка адресата сведениями, отобранными по какому-либо параметру (П. Бурдье, 1994, с. 204).

Кроме двух вышеупомянутых признаков называют такие черты манипуляции, как сложность манипулятивных приемов и искусность манипулятора в их выполнении (Ю. А Ермаков, 1995; БТСРЯ, 1998; М. Р. Желтухина, 2003). Кроме того, говорят о монологичности, императивности и авторитарности манипуляции (М. Р. Битянова , 2001; А. У. Хараш, 1977).

Исходя из скрытости воздействия для объекта воздействия - неосознаваемости им процесса воздействия - манипуляция часто определяется психологической наукой как внушение. Под внушением понимается «целенаправленный процесс прямого или косвенного воздействия на психическую сферу, ориентированный на специфическое программирование человека и на осуществление внушаемого им содержания» (СПП, 2003, с. 94). Данный вид воздействия связан со снижением сознательности и критичности при восприятии и реализации внушаемого содержания, а так же отсутствием целенаправленного активного понимания, развернутого логического анализа и оценки в соотношении с прошлым опытом и данным состоянием субъекта. В связи с этим манипуляция качественно противопоставляется убеждению - «воздействию на сознание личности через обращение к ее собственному критическому суждению» (СПП, 2003, с. 871).

Согласно другой точке зрения приемы манипуляции сочетают в себе техники убеждения и внушения (Э. Берн, 2001, 2003а, 2003 б; Е. Л. Доценко, 1996, Г. Г. Почепцов, 1998). В рамках данного подхода авторы выделяют два уровня воздействия - явный и скрытый, причем на явном уровне воздействия манипулятор действует посредством убеждения, а скрытый уровень воздействия соответственно суггестивен. Таким образом, при манипуляции происходит «передача нескольких сообщений, одно из которых ускользает от внимания адресата. Но именно ради него и задумана сама коммуникация» (Почепцов, 2000а, с. 163).

Обязательными элементами манипулятивного процесса являются характеристики коммуникантов, а именно субъекта и объекта манипулятивного воздействия. Э. Шостром говорит о манипуляторе как о негативной составляющей личности (совокупности свойств, присущих данному человеку, составляющих его индивидуальность (БТСРЯ, 1998, с. 501)) человека, определяющей тип его поведения (Э. Шостром, 1994). Цель воздействия манипулятора определяется как неблаговидная: стремление достичь односторонней выгоды, выигрыша (В. Н. Куницына, Н. В. Казаринова, В. М. Погольша, 2001, с. 177). Отношение манипулятора к другим участникам процесса коммуникации характеризуется психологической установкой «сверху вниз», причем под установкой понимается «ценностная диспозиция по отношению к тому или иному объекту» (Ф. Зимбардо, М. Ляйппе, 2000, с. 45). «Установка «сверху вниз» предполагает не только подчиненное положение реципиента, но восприятие его коммуникатиром как объекта воздействия. Коммуникатор опирается на убеждение, что у реципиента нет устойчивого мнения по определенному вопросу, а если и есть, то его можно изменить в нужном направлении» (М. Р. Битянова, 2001, с. 117). Е. Л. Доценко пишет, что «в случае с манипуляцией речь идет, несомненно, лишь об односторонней интенции, о присвоении манипулятором права решать за адресата, что ему должно делать, о стремлении повлиять на его цели» (Е. Л. Доценко, 1996, с. 62).

Более подробно психологами изучается объект манипулятивного воздействия, личность коммуниканта, подвергающаяся манипулятивному воздействия, «ведомое большинство» (К. Х. Каландаров, 1998, с. 15). В структуре личности манипуляруемого выделяют так называемые «мишени воздействия», которые определяются как «психические структуры, при помощи которых осуществляется манипуляция» и которые могут быть классифицированы следующим образом:

побудители активности (потребности, интересы);

регуляторы активности (смысловые, целевые, операциональные установки, нормы, мировоззрения, убеждения, самооценка, верования);

когнитивные комплексы (образы и картины мира, знания явные и неявные, информационные ориентации);

операциональные комплексы (способы мышления, характер аргументации, коэффициент критичности, стиль поведения, привычки, навыки, умения, квалификации, ориентированности);