Синтаксис и семантика лёгких глаголов-телисизаторов в горномарийском и чувашском языках

Если дистрибуцию глагола љuaљ нельзя объяснить требованием на множественность участника, то одним из возможных альтернативных объяснений оказывается требование на качество результирующего состояния, которое накладывает глагол љuaљ. Для того, чтобы попытаться определить это качество, попробуем найти приближенный к минимальной паре контекст, в котором это требование можно выявить. Рассмотрим семантические различия семельфактива и??malaљ `пнуть' и сложного глагола и??mal љuaљ `пнуть':

(225) a. vas'a vedrд-m и??m-al-??n

В. ведро-acc пнуть-smf-prf[.3sg]

`Вася пнул ведро <никакой дополнительной информации о ситуации

нет> '.

b. vas'a vedrд-m и??m-al-? љu-љ

В. ведро-acc пнуть-smf-cvb бросить-aor[.3sg]

`Вася пнул ведро (так сильно, что то развалилось)'.

Как можно заметить по контрасту примеров (225a) и (225b), сложный глагол и??mal љuaљ накладывает дополнительные ограничения на экстенсионал предложения: оно может описывать только те ситуации, в которых ведро потеряло целостность. Можно предположить, что лёгкий глагол љuaљ вводит здесь семантику разрушения, однако, например, сложный глагол siren љuaљ `исписать' такого значения не предполагает:

(226) t??d?? listok-??m sir-en љu-љ

тот листок-acc писать-cvb бросить-aor[.3sg]

`Он исписал листок'.

Что общего в состоянии листка после того, как его исписали, и ведра после того, как оно потеряло целостность? По-видимому, эти две ситуации объединяет то, что пациентивный участник вошёл в такое состояние, после которого над ним нельзя производить действие, описываемое глаголом: исписанный листок не пригоден для того, чтобы на нём писать, а развалившееся ведро не получится пинать. Есть, однако, контексты, для которых такая формулировка не совсем подходит:

(227) vas'a pi-m и??m-en љu-љ

В. пёс-acc пинать-cvb бросить-aor[.3sg]

`Вася испинал собаку'.

Во-первых, предложение (227) совсем не обязательно описывает доведение собаки до состояния смерти: она могла, например, просто потерять сознание. Во-вторых, даже если бы это предложение было способно описывать только ситуации, в которых собака умирает, было бы технически неверно охарактеризовать результирующее состояние как такое, после которого собаку нельзя пинать: с потерей жизни собака не превращается в нечто, что невозможно пинать.

Имея в виду такие контексты, мы внесём следующее уточнение: телисизатор љuaљ требует, чтобы ситуация, описываемая сложным глаголом, завершалась вхождением пациентивного участника в такое состояние, с наступлением которого продолжение описываемого процесса невозможно или не приносит контекстно релевантного результата.

Такая характеристика результирующего состояния, однако, не запрещает образовывать сложные глаголы от предикатов обработки пациенса, что говорит о том, что она недостаточно точна. Например, не понятно, почему тогда есть ограничения на дистрибуцию сложного глагола с m??љkaљ `мыть': всякий раз, вымыв тарелку, мы достигаем контекстно релевантного состояния - чистоты тарелки, и после этого продолжение мытья становится контекстно нерелевантным.

Можно попытаться внести такое устрожение: результирующее состояние, вводимое лёгким глаголом љuaљ, необратимо: исписанный листок и разбитое ведро навсегда теряют релевантность для процессов писания и пинания, а вымытая тарелка может быть испачкана и вымыта впоследствии, либо перемыта тут же, если станет заметно, что её помыли недостаточно хорошо. Но тогда лёгкий глагол љuaљ не должен был бы образовывать сложные глаголы с предикатами обработки пациенса в принципе, что неверно.

Для того, чтобы решить эту проблему, посмотрим «микроскопически» на состав подсобытий процессуального подсобытия глаголов, с которыми љuaљ способен образовать сложный глагол. В тех случаях, когда телисизатор сочетается с пунктивами или антиинкрементальными процессами, состав подсобытий процессуальной части ситуации представлен одной-единственной ситуацией e_punct - моментальным необратимым изменением состояния пациентивного участника. В остальных случаях, в том числе в сочетании с глаголами обработки пациентивного участника, процессуальная часть состоит из цепочки атомарных подсобытий e₁ > e₂ > … > e_n, где e_n - завершающее подсобытие, приводящее к кульминации процесса.

Для точности зададим алгоритм определения атомарного подсобытия: подсобытие e предиката Р атомарно, если выполняются два условия:

1. Подсобытие е ситуации, обозначаемой предикатом Р, не членится на более мелкие части-подсобытия, которые можно было бы охарактеризовать предикатом Р.

2. Ситуация, описываемая предикатом Р, может быть целиком представлена как сумма подсобытий, аналогичных e.

Введём также функцию q(Р), которая принимает в качестве аргумента пациентивного участника и выдаёт в качестве значения уровень контекстно релевантной характеристики Пациенса. В большинстве случаев, если не во всех, эту характеристику можно охарактеризовать как уровень функциональности для процесса Р, обозначаемого глаголом: только в случае с глаголами разрушения эта функциональность проявляется в целостности объекта, а в случае с глаголами типа исписать - в количестве свободного места для письменных заметок. Условимся, что функция выдаёт некоторое числовое значение, уменьшает его соразмерно развитию события и оказывается равной нулю в точке кульминации.

Условия, которые требует љuaљ от ситуации, обозначаемой сложным глаголом (помимо тех, что уже заданы в структуре события ранее), можно сформулировать следующим образом:

(228) a. Ситуация, обозначаемая предикатом P, должна состоять из одного или более атомарных подсобытий, причём последнее из подсобытий, e_n, дожно обозначать вхождение пациенса в такое состояние, которое характеризуется равенством q(x) = 0.

b. Каждое атомарное подсобытие должно изменять контекстно релевантное состояние пациентивного участника на одинаковую степень, то есть q_k (x) - q_k-1(x) = q_m(x) - q_m-1 (x) при любом k и m, большем 1 и не превышающем число количества подсобытий, где k и m - переменные, соответствующие порядковому номеру подсобытия.

Рассмотрим с такой точки зрения ситуацию `Вася вымыл 10 тарелок'. В этой ситуации мы имеем атомарные подсобытия, каждое из которых можно охарактеризовать как `Вася помыл тарелку', и последнее такое подсобытие e_n - это `Вася помыл последнюю тарелку'. После того, как Вася помыл последнюю тарелку, завершилось более глобальное событие - мытьё множества из десяти тарелок. Конечно, можно себе помыслить ситуацию, в которой Вася заново моет все эти десять тарелок, однако существенно то, что Вася не может продолжить и получить результат, произведя ещё одно атомарное действие после подсобытия e_n. Кроме того, верно, что после каждого атомарного подсобытия контекстно релевантное состояние чистоты тарелок меняется одинаково - ровно на одну тарелку.

Ситуация `Вася помыл тарелку' структурируется совсем иначе: становится затруднительным выделить атомарные подсобытия. Конечно, этот процесс членим на какие-то подсобытия, однако нельзя сказать, что они представляют из себя цепочку аналогичных друг другу ситуаций: во время процесса мыть тарелку либо трут, либо намыливают, либо ополаскивают водой, причём возможны разнообразные комбинации этих действий. Поэтому глагол љuaљ в общем случае и отвергает глагол m??љkaљ с единичным пациентивным участником: не получается выделить атомарные подсобытия.

Сложнее обстоит дело с глаголом ut'uћaљ `гладить'. В работе [Кашкин 2018с] он приводится в списке тех глаголов, сочетаемость которых с љuaљ возможна только при множественности пациентивного участника. Согласно нашим данным, этот глагол как минимум в ощутимой доле идиолектов способен сочетаться с рассматриваемым телисизатором даже с единственным участником, однако мы допускаем и принимаем мысль, что такое употребление может быть результатом идиолектного или диалектного варьирования.

Разберём устройство ситуации гладить поподробнее. Обычно она состоит из серии движений утюгом по поверхности одежды, которые, впрочем, не обязательно однообразны и не обязательно инкрементальны: нередко случается, что человек гладит какую-то часть рубашки несколько раз, а какую-то может, наоборот, пропустить - а значит, может нарушиться условие (228b). Таким образом, решение о том, считать ли ситуацию гладить состоящей из атомарных подсобытий, которые постепенно, однотипными шагами приводят процесс к кульминации, остаётся, так сказать, на совести носителя - этим и объясняется неустойчивость статуса приемлемости сложного глагола ut'uћen љuaљ `выгладить' в сочетании с единственным Пациенсом.

Похожим образом, вероятно, объясняются и селективные ограничения на остальные глаголы обработки Пациенса, а также на глаголы смены собственности типа v??zalaљ `продавать' или nдlдљ `брать'. Действительно, если мы продаём или берём единственный предмет, он меняет свою принадлежность к частному лицу - это вовсе не необратимое состояние. Однако если продать все свои книги, то верно, что наступает состояние, в котором продать ещё одну книгу невозможно.

Заметим, что в нашей формулировке селективных ограничений телисизатора љuaљ `бросить' в (228) ничего не сказано о временной соотнесённости событий друг с другом. Мы намеренно избегаем такого уточнения, поскольку сложные глаголы с љuaљ могут описывать в том числе и события, происходящие одновременно. В качестве доказательства приведём наглядный пример из статьи [Какшин 2018с]:

(229) a. keи?Ё m??иk?? pazar-??st?? ??l-??n-am, cilд olma-m v??zal-en љu-en

день по базар-in быть-prf-1sg все яблоко-acc продавать-cvb бросить-

prf[.3sg]

`Я целый день была на рынке, распродала все яблоки'.

b. m??n' cilд olma-m vas'a-lam v??zal-en љu-en

я все яблоко-acc В.-dat продавать-cvb бросить-prf[.3sg]

`Я продала все яблоки Васе'.

Разберём эти предложения подробнее. Первое из них описывает ситуацию, состоящую из нескольких разнесённых во времени атомарных подсобытий продажи яблока. Все требуемые условия соблюдаются: атомарные подсобытия аналогичны друг другу и каждое из них уменьшает состав яблок на одну штуку На всякий случай поясним, что атомарной ситуацией ситуации, описываемой в (229а), являются не акты продажи яблок, а моменты смены каждым яблоком принадлежности. Например, ситуация, в которой шесть яблок продали Васе, а два - Пете, членится на восемь подсобытий, а не на два. Мы выделяем именно такие подсобытия, потому что, во-первых, требования љuaљ к наличию таких подсобытий относятся к процессуальной, а не инициирующей части ситуации, и поэтому количество инициирующих актов для них нерелевантно; во-вторых, контринтуитивно было бы полагать, что обычная ситуация продажи яблок на рынке сводится к тому, что их продают всегда одинаковыми порциями - а в противном случае алгоритм определения подсобытий не охарактеризует акты продажи как аналогичные., а в конце не остаётся ни одного яблока, которое можно было бы продать. Второе предложение описывает аналогичную ситуацию, но все яблоки продаются в одно и то же время и одному и тому же человеку. Однако наш анализ способен объяснить и такие примеры. В самом деле, несмотря на то, что ситуация продажи яблок моментальна или близка к таковой, её можно представить в виде суммы одновременных подсобытий продажи каждого из яблок, причём останется верным, что каждое из яблок продаётся сходным образом и что смена собственности каждого из яблок уменьшает множество яблок агентивной участницы ровно на один фрукт. В ситуации, когда яблоки продаются Васе скопом, например, в пакете, в качестве e_n можно выбрать любое из подсобытий смены яблоками собственности - главное, что невозможно событие e_n+1, предполагаюшее продажу ещё одного яблока.

Наш анализ предсказывает и сочетаемость телисизатора љuaљ с глаголами, обозначающими моментальное вхождение в состояние, то есть пунктивными или антиинкрементальными глаголами уничтожения и разрушения объекта. Так, верно, что изменение состояния, описываемое пунктивным глаголом puљtaљ `убить', происходит моментально и оказывается необратимым.

В сочетании с некоторыми глаголами деления на части лёгкий глагол љuaљ способен создавать сложные глаголы как со значением собственно деления на части, так и со значением исчерпанности действия. Это подтверждается как нашими данными, так и данными из [Кашкин 2018c]:

(230) a. vas'a t'etrad' l'ist-??m kok-t-eљ k??љked-? љu-en

В. тетрадь лист-acc два-full-lat рвать-cvb бросить-prf[.3sg]

`Вася разорвал тетрадный лист пополам'.

b. vas'a t'etrad' list-??m t??g??d?? laљt??k-vlд-?Ёs k?Ёљked-? љu-en

В. тетрадь лист-acc мелкий кусок-pl-lat рвать-cvb бросить-prf[.3sg]

`Вася разорвал тетрадный лист на мелкие кусочки'.

Оба возможных значения предсказываются в рамках нашего анализа. Первое, представленное в (230а), представляет из себя атомарное подсобытие рвания, в ходе которого листок тетради вошёл в необратимое состояние нарушенной целостности. Второе, представленное в (230b), описывает ситуацию, состоящую из цепочки атомарных рваний листка, которая кульминировала в тот момент, когда стало невозможно делить части листа на более мелкие части - и тоже наступило необратимое состояние, только в этот раз оно представляет из себя исчерпание потенциала бывшего листа бумаги делиться на части.

Интересный сюжет возникает с инкрементальными и гомогенными глаголами разрушения типа j??lataљ `жечь'. Так, для многих носителей оказывается непримлемо употребление сложного глагола j??laten љuaљ `сжечь' в контексте с единичным объектом:

^{(231) %}vas'a љud??-m j??l-at-en љu-љ

В. трава-acc гореть-tr-cvb бросить-aor[.3sg]

`Вася сжёг траву'.

С нашей точки зрения, спорную приемлемость сложного глагола в таком контексте можно объяснить через алгоритм выделения атомарного подсобытия. Если попытаться выделить атомарное событие e в процессе горения, придётся взять самый минимально возможный длительный момент времени, поскольку гомогенные процессы известны тем, что обладают свойством подразделимости: всякая часть гомогенного процесса Р входит в его экстенсионал. С другой стороны, если уж выделять бесконечно малые атомарные подсобытия гомогенного процесса деструкции, все остальные требования глагола љuaљ будут выполняться идеально: процесс горения будет в таком случае состоять из цепочки бесконечно малых атомарных подсобытий, приводящей к непредотвратимому исходу - превращению травы в пепел.

Такое объяснение, однако, нельзя назвать единственно возможным в рамках нашего анализа. Можно предположить, что глагол j??lataљ `жечь' спорен по другой причине: он выполняет требование вхождения в необратимое результирующее состояние, но плохо концептуализируется как атомарное действие, поскольку обычно маркированно длителен. Интересно, что в тех случаях, когда он действительно представляет из себя моментальное событие, проблем в сочетаемости с љuaљ и единичным дополнением не возникает, см. корпусной пример из работы [Кашкин 2018c]:

(232) ti mong??r-??st?? amal-at, j??lat-en љu-en kerd-et,

этот сторона-in спать-npst.3pl жечь-cvb бросить-cvb мочь-npst.3sg

molo, kogo-n љokљ?? v?Ёl-n-?Ёt-љ?Ё

ещё большой-adv горячий верх-in-poss.2sg-poss.3sg

`С этой стороны [печи - Е.К.] спят, могут получить ожог, очень жарко

наверху могут'.

Так, в примере (232) сложный глагол j??laten љuaљ, который значит, видимо, `обжечь' (а прямое дополнение, по всей видимости, опущено), предполагает действительно моментальное изменение состояния, приводящее к серьёзному результирующему состоянию - реакции в виде ожога.

Такие селективные ограничения, которые в рамках нашего анализа требует глагол љuaљ, конечно, на первый взгляд выглядят достаточно экзотично. Однако если мы сравним эти структурные требования с ситуацией собственно бросания, многое станет гораздо более понятным и естественным.

Так, глагол љuaљ обозначает ситуацию бросать. Согласно [Мордашова 2017], глагол љuaљ может задавать только единственный бросок, а серию бросков описывает глагол k??љkдљ (пример взят из [ibid]):

(233) a. anћ??-љ?? artist v??k?? pomidor-??m љu-љ/ *k?Ёљk-?Ёљ

смотреть-attr артист на помидор-acc бросить-aor[.3sg] бросать-

aor[.3sg]

`Зритель бросил в артиста помидор'.

b. anћ??-љ?? artist v??k?? pomidor-vlд-m k?Ёљk-?Ёљ/ *љu-љ

смотреть-attr артист на помидор-pl-acc бросать-aor[.3sg] бросить-

aor[.3sg]

`Зритель бросал в артиста помидоры'.

с. ??rvez??-vlд okn'a g??c m??n??-vlд-m k?Ёљk-en-дt

мальчик-pl окно el яйцо-pl-acc бросать-cvb-npst.3pl

`Мальчики бросали яйца из окна'.

d. ??rvez??-vlд okn'a g??c m??n??-vlд-m љu-en-дt

мальчик-pl окно el яйцо-pl-acc бросить-cvb-npst.3pl

`Мальчики бросили яйца из окна (все разом) '.

Однако приведённые примеры, на наш взгляд, не доказывают строго, что глагол љuaљ не используется при описании множественного броска. Примеры (233a) и (233b) отличаются не только по параметру количества бросков, но и, судя по переводу, по параметру предельности Мы исходим из предположения, что звёздочка над глаголом љuaљ в примере (233b) означает, что этот глагол непримемлем при заданном переводе, а не в принципе в таком предложении. В противном случае трактовка примера противоречила бы выводам автора, согласно которым бросание всех помидоров разом - допустимый контекст для љuaљ.. Как отмечает сам автор, глаголы k?Ёљkдљ и љuaљ отличаются по своим акциональным характеристикам: глагол k?Ёљkaљ относится к акциональному классу <P, P>, а глагол љuaљ - к акциональному классу <ES, P>. Примеры (233c) и (233d) приводятся без дополнительных языковых средств, блокирующих альтернативные сценарии.

Если предположить, что лексический глагол љuaљ на самом деле всё-таки может или по крайней мере в какой-то момент в своей истории мог обозначать единичный бросок, то структура события лексического глагола љuaљ органично объясняет селективные предпочтения его лёгкого варианта. Так, всё встаёт на свои места, если сопоставить атомарные подсобытия, формирующие сочетаемостные ограничения лёгкого глагола, с моментальными ситуациями бросания, которые способен образовывать лёгкий глагол љuaљ. Можно предположить, что лёгкий глагол љuaљ в ходе грамматикализации утратил лексическую константу, из-за чего вышеописанные атомарные подсобытия перестали обозначать собственно броски, но остались в структуре, работая в качестве селективных ограничителей.

Такое предположение подкрепляется ещё и разницей в селективных ограничениях между лёгкими глаголами љuaљ и k?Ёљkaљ. Так, в статье [Кашкин 2018с] разбираются несколько контекстов, в которых селективные ограничения тезисизаторов различаются. Во-первых, в отличие от љuaљ, k?Ёљkдљ не сочетается с пунктивными глаголами разрушения при условии единственности объекта:

(234) a. pьerg?? pi-m puљt-en љu-en/ *puљt-en k?Ёљk-en

мужик собака-acc убить-cvb бросить-prf[.3sg] убить-cvb бросать-

prf[.3sg]

`Мужик убил собаку'.

b. pьerg?? pi part'-??m puљt-en љu-en/ puљt-en k?Ёљk-en

мужик собака стая-acc убить-cvb бросить-prf[.3sg] убить-cvb бросать-

prf[.3sg]

`Мужик убил стаю собак'.

Во-вторых, k?Ёљkдљ реагирует не только на множественность объекта, но и на множественность ситуации, поэтому он не сочетается с глаголами уничтожения, если эксплицитно указано, что произошло деление на две части, поскольку это указывает на единичность атомарного подсобытия:

(235) a. vas'a polenд-m pele loљ љel-?Ёn љu-en/

В. полено-acc половина пополам колоть-cvb бросить-prf[.3sg]

*љel-??n k?Ёљk-en

колоть-cvb бросать-prf[.3sg]

`Вася расколол полено пополам'.

b. vas'a polenд-m љuk?? laљt??k-eљ љel-??n љu-en/

В. полено-acc много кусок-lat колоть-cvb бросить-prf[.3sg]

љel-??n k?Ёљk-en

колоть-cvb бросать-prf[.3sg]

`Вася расколол полено пополам'.

Как отмечает и сам Е.В. Кашкин, различное поведение љuaљ и k?Ёљkдљ предсказывается различием в их исходных значениях: љuaљ обозначает единичный бросок (с точки зрения автора Немного выше мы обосновали свои причины не считать вывод о том, что глагол љuaљ не может обозначать множественный бросок, строго доказанным. Если это всё же так, то можно предположить, что љuaљ мог обозначать множественный бросок на более ранних этапах развития горномарийского языка, но на данный момент уступил этот контекст k?Ёљkдљ.), а k?Ёљkдљ - серию бросков, и поэтому для k?Ёљkдљ важна семантика множественности, в результате чего телисизатор требует множественности объекта и результата. Для нашего анализа этот вывод полезен по следующей причине: возможность обозначать единичный бросок - это то, что не может k?Ёљkдљ, но может љuaљ. Тогда наше предположение о том, что атомарные события лёгкого глагола соответствуют одиночным броскам лексического глагола, предсказывает, что лёгкий глагол k?Ёљkдљ не будет сочетаться с глаголами, состоящими из одного атомарного подсобытия, ограничившись только ситуациями, описывающими цепь атомарных событий - именно это, судя по данным из статьи [Кашкин 2018с], оказывается одним из важнейших отличий k?Ёљkдљ от љuaљ. Напоследок отметим, что такая разница между телисизаторами предсказывает, что оба телисизатора должны сочетаться c глаголами пациентивной обработки и смены собственности в случае множественности участника, что соответствует действительности, см. примеры из [ibid]:

(236) a. m??n' cilд ploљka-m m??љk-??n k?Ёљk-?Ёљ-??m

я все плошка-acc мыть-cvb бросать-aor-1sg

`Я вымыла все плошки'.

b. jel'cin cilд zavod-??m v??zal-en k?Ёљk-en

Ельцин все завод-acc продавать-cvb бросить-prf[.3sg]

`Ельцин распродал все заводы'.

Мы, разумеется, не собираемся предложить в рамках данной работы анализ лёгкого глагола k?Ёљkдљ, который мы не изучали в собственных экспедициях, тем более, что, согласно [ibid], множественность ситуации - не единственное, что определяет различия между двумя телисизаторами (см., например, рассуждение о том, что k?Ёљkдљ сочетается только с контролируемыми предкатами, а также о невозможности k?Ёљkдљ сочетаться с глаголами созидания даже при условии множественности участника). Данные по этому глаголу нужны нам лишь для того, чтобы доказать, что атомарные события, представленные в структуре лёгкого глагола љuaљ - это действительно «бывшие броски», а не непонятно откуда взявшиеся причудливые селективные ограничители.

Итак, вернёмся к лёгкому глаголу љuaљ, чтобы построить его структуру события. Лёгкий глагол проецирует три событийных вершины: init, proc и res, причём роли Инициатора и Претерпревающего в обязательном порядке некореферентны, в связи с чем лёгкий глагол љuaљ сочетается только с переходными процессами. Кроме того, телисизатор сохранил часть семантики своих событийных вершин proc и res, чем можно объяснить его дополнительные селективные ограничения. Семантика вершины proc накладывает дополнительные ограничения на структуру процессуального подсобытия: так, оно должно состоять из одного или более атомарных подсобытий, которые изменяют контекстно релевантное состояние Претерпевающего (чаще всего его функциональность относительно процесса, который над ним совершается). Семантика res специфицирует тип состояния, в который входит его Носитель: это такое состояние, при наступлении которого продолжение цепочки подсобытий изменения состояния не способно изменять это состояние далее. Такая семантика подсобытий, как кажется, напрямую наследуется из семантики лексического глагола љuaљ `бросить', который обозначает (или обозначал когда-то) одиночный бросок или серию таких бросков: лёгкий глагол лишь утратил лексическую константу, которая специфицировала семантику атомарных событий, превращая их в броски.

Рисунок 12. Структура события лёгкого глагола љuaљ 'бросить'

Структуру события лёгкого глагола љuaљ можно проиллюстрировать следующим образом:

3.3.3 Образование сложного глагола

Итак, имея событийные структуры лёгких глаголов, предсказывающие акциональное поведение сложных глаголов, мы теперь можем построить модель образования сложного глагола из лёгкого и лексического.

В работах Джиллиан Рэмчанд, посвящённых сложным глаголам, приводились разные модели структуры события этих конструкций. В работе [Ramchand 2008b] анализируются комплетивные сложные глаголы в бенгальском языке, состоящие из нефинитной формы лексического глагола (конъюнктивного причастия) и лёгкого глагола-вершины. Рэмчанд рассматривает следующие лёгкие глаголы: jaoya- `уйти', pOr.a- `упасть', phжla- `бросить', t.ola- `поднять' и ot.ha- `подняться, вскарабкаться'. Согласно её данным, первые два глагола, jaoya- и pOr.a-, сочетаются только с неаккузативами, следующие два - t.ola- и ot.ha- - только с неэргативами и переходными глаголами, а ot.ha- - с любыми непереходными и с некоторыми переходными.

Согласно анализу Рэмчанд, образование сложных глаголов происходит следующим образом. У любого глагола есть набор признаков, соответствующих подсобытиям, которые он лексикализует. В полипредикативной конструкции с причастием-зависимым главный глагол, если он обладает достаточно абстрактным значением, может отождествить свои подсобытия с подсобытиями глагола-причастия с помощью операции agree - именно так лёгкие глаголы образуют сложные глаголы.

Операция agree накладывает на лёгкий глагол следующее ограничение: он может образовывать сложные глаголы только от причастий, у которых есть все те же (и только те же) событийные вершины, что и у него. Это объясняет, почему глаголы, используемые как переходные или как неэргативные лексически, как лёгкие могут образовывать сложные глаголы только от лексических глаголов, содержащих init, то есть транзитивов и неэргативов, а неаккузативные глаголы в качестве лёгких образуют сложные глаголы только от неаккузативов, которые тоже лишены init. При этом, согласно анализу Рэмчанд, морфема конъюнктивного причастия -e вводит результирующее состояние Стоит, однако, отметить, что в статье не рассматриваются контексты употребления причастия вне конструкций с лёгкими глаголами. - в том числе и в тех случаях, когда у основы такого подсобытия нет. В качестве примера приведём предложение с лёгким глаголом phжla- `бросить' и его структуру:

(237) O bar.i-t.a ban-iye phello

he/she house-class build-e throw/drop.past3

`He accomplished/completed the building of the house.'

Рисунок 13. Пример структуры события бенгальского сложного глагола

Такой анализ, однако, неприменим к сложным глаголам в горномарийском языке. Можно начать с того, что бенгальском языке результирующее состояние у лексического глагола вводится суффиксом причастия - а в горномарийском же конвербы на -??n никак не меняют акциональные свойства глагола. Так, например, деепричастие от непредельного глагола kaиkaљ `есть', выглядящее как kaиk??n, может переводиться только как `кушая', но не как `съев'.

Другая, ещё более серьёзная проблема состоит в том, что в горномарийском языке лёгкие глаголы-телисизаторы сочетаются и с состояниями, то есть такими лексическими глаголами, у которых лексикализована только вершина init (или, согласно модификации теории структуры события, предложенной в [Лютикова и др. 2006] - вершина s, семантически эквивалентная вершине res). Соответственно, если имеет место правило agree, телисизаторы никак не должны образовывать сложные глаголы от состояний: у тех нет, например, событийной вершины proc, с которой телисизатор отождествил бы своё собственное процессуальное подсобытие.

Похожий анализ предлагается и в работе [Ozarkar&Ramchand 2018], посвящённой языку маратхи - только в нём за набор подсобытий целиком отвечает лёгкий глагол. Можно, конечно, предположить, что в горномарийском языке действует другое правило сопоставления событийных вершин, которое требует от лексического глагола только того, чтобы его событийные вершины могли лексикализовать хотя бы часть событийной структуры лексического глагола. В таком случае требования каждого из телисизаторов можно было бы представить следующим образом:

Рисунок 14

Требования горномарийских телисизаторов к составу подсобытий лексического глагола

Лёгкий глагол	Наличие вершин В скобках указаны событийные вершины, наличия которых телисизатор не требует, но и не избегает.	Обязательное отсутствие вершин
keдљ `уйти'	proc (res)	init
koltaљ `послать'	init (proc, res)	-
љ?Ёnzдљ `сесть'	proc (res)	init, res
љ?Ёndдљ `посадить'	init (proc)	res
љuaљ `бросить'	init, proc (res)	-

Понятно, что, в отличие от операции agree, представленные в таблице требования крайне разнородны, а кроме того, лёгкие глаголы требуют совершенно разные вершины у лексических глаголов, не выводимые целиком из их собственной событийной структуры. Добавим также, что даже такие требования не предсказали бы все ограничения, которые накладывают телисизаторы на лексические глаголы: например, глаголы keдљ и koltaљ не сочетаются с глаголами созидания, хотя из требований на наличие подсобытий такого ограничения вовсе не следует.

Все перечисленные проблемы, однако, можно было бы проигнорировать, поскольку они не столько вызывают логические противоречия, сколько заставляют нас построить более громоздкий и потому менее естественный анализ. Однако есть ещё одна проблема, которая уже создаёт серьёзное противоречие.

Так, если мы предположим, что лексический глагол оказывается комплементом нижней вершины лёгкого глагола, то у нас не получится построить сложных глаголов с љ?Ёnzдљ и љ?Ёndдљ, ведь комплемент их нижней событийной вершины - proc - уже занят: там находится инкрементальный компонент структуры события, представленный либо имплицитной шкалой-инкрементальным свойством, либо, и того хуже, именной группой-инкрементальной темой. Если предположить, что конверб - это и есть комплемент вершины proc, с которым лёгкий глагол выстраивает инкрементальные отношения, то тогда не очень понятно, как происходит отождествление событий лексического и лёгкого глагола: получается, что телисизатор выстраивает инкрементальное отношение с подсобытиями, которые после операции согласования оказываются тождественными его собственным подсобытиям. Даже если проигнорировать странного типа рекурсию в такой деривации, остаётся непонятным, откуда у лёгкого глагола возникают какие-либо селективные ограничения: всякие тождественные события инкрементальны друг другу.

Таким образом, мы отвергаем анализ, в котором лексический глагол в форме конверба оказывается комплементом нижней событийной вершины лёгкого глагола. Какие ещё есть теории образования сложных глаголов?

В работе [Гращенков 2015] автор анализирует сложные глаголы образа действия в тюркских языках: в его терминологии сложными глаголами называются не всякие конструкции из глагола в форме деепричастия и глагола-вершины, обозначающих одно событие, а только такие, в которых деепричастие - это глагол способа, а главный глагол - это глагол результата. Прдемонстрируем это на примере (238), взятом из [Гращенков 2015]:

(238) карачаево-балкарский

Керим чўйнў ур-у-б кийир-ди

Керим гвоздь бить-st-conv вводить-pst

`Керим вбил ударом гвоздь'.

Так, сложный глагол состоит из главного глагола, специфицирующего результат действия `оказаться внутри чего-либо', и деепричастия, описывающего способ достижения этого результата `наносить удары по объекту'. Согласно анализу Гращенкова, такие сложные глаголы появляются в результате сочинения VP глаголов способа и результата, как показано на следующей схеме (пример (102) из [Гращенков 2015: 222]):

Рисунок 15. Структура сложного глагола образа действия [Гращенков 2015]

Такой анализ работает в случае с тюркскими сложными глаголами образа действия, однако, если попытаться распространить его на горномарийские сложные глаголы с телисизаторами, возникнет несколько проблем. Прежде всего, конечно, лёгкие глаголы љ?Ёnzдљ и љ?Ёndдљ не проецируют результирующего состояния, но это как раз не так важно - если постулировать в структуре вместо resP инкрементальный аргумент PathP, на возможность образования сложного глагола посредством конъюнкции двух VP (=procP) это не повлияет. Более существенная проблема состоит в том, что лёгкие глаголы koltaљ и љ?Ёndдљ способны образовывать сложные глаголы с состояниями, то есть с такими глаголами, у которых отсуствует процессуальное подсобытие, то есть procP=VP.Очевидно, что анализ с сочинением двух VP не способен предсказать такого типа сложные глаголы.

Кроме того, судя по всему, попытка построить рассматриваемые нами сложные глаголы с помощью сочинения каких бы то ни было групп окажется неудачной и по той причине, что сочинение предполагает опциональное соединение лексического и лёгкого глагола. По всей видимости, для анализа, предложенного П.В. Гращенковым для тюркских сложных глаголов образа действия, это проблемы не представляет, поскольку оба глагола - и глагол способа, и глагол результата - могут использоваться в том же значении и по отдельности. В нашем же случае ситуация кардинально отличается: лёгкие глаголы не способны употребляться изолированно. Как показали тесты на неразделимость, попытка разорвать сложный глагол практически каким угодно материалом неизменно приводит к лексической интерпретации главного глагола или вовсе приводит к аграмматичности предложения (пример из [Стенин 2016]):

(239) t??d?? amal-??n=ok ke-n

тот спать-prf[.3sg] Напомним, что показатель простого деепричастия омонимичен показателю Перфекта. Здесь мы глоссируем морфему -??n как показатель Перфекта, поскольку попытка проинтепретировать эту морфему как деепричастную приводит к аграмматичности, на что указывает невозможность значения 2.=emph уйти-prf[.3sg]

1. `Он поспал и ушёл'.

2. *`Он именно уснул'.

По той же причине - невозможности лёгкого глагола употребляться изолированно - мы отвергаем и возможный анализ в рамках адъюнкции вершин (теоретически на сложные глаголы можно было бы попытаться распространить анализ О. Бабко-Малой [1999], согласно которому лексические приставки адъюнгируются как вершины к глагольной вершине V, однако приставки отличаются от лёгких глаголов тем, что не присоединяют группы).

Чтобы построить правильную деривацию для сложных глаголов, нужно предложить такой анализ, в рамках которого составляющая с вершиной в деепричастии оказывалась бы обязательным аргументом лёгкого глагола. Выше мы объяснили, почему деепричастие не может присоединяться к телисизатору в качестве комплемента самой низкой событийной вершины. Очевидно, что позиции комплементов всех остальных, более высоких вершин заполнены более низкими событийными группами, поэтому деепричастная группа явно не может присоединяться там. В каком же месте присоединяется лексический глагол к лёгкому?

Рисунок 16. Образование сложных глаголов в IdentP

Можно предположить, что группа лексического глагола присоединяется к лёгкому глаголу в качестве спецификатора некоторой функциональной проекции F (назовём её для конкретности Ident - в связи с тем, что она способствует идентификации событий). Тогда бы соединение лексического и лёгкого глагола в сложный глагол происходило следующим образом Введём следующие ярлыки: Conv - вершина-лексический глагол, LightV - вершина-лёгкий глагол.:

Так, вероятно, в домене IdentP происходит образование сложного глагола: лёгкий глагол получает от конверба лексическую константу, а также принимает решение о том, удовлетворяет ли лексический глагол его селективным требованиям.

Перед тем, как объяснить, как устроен процесс передачи лексической константы и селекции лексического глагола, попытаемся локализовать вершину Ident в синтаксическом дереве. Поскольку сложный глагол неразрывен и имеет дело с формированием событийной структуры, вершина должна напрямую контактировать с синтаксисом первой фазы: после того, как первая фаза закрывается, доступ к модификации подсобытий оказывается закрыт.

С другой стороны, IdentP не должна разрывать событийные вершины между собой, поскольку те накладывают серьёзные селективные ограничения на свои комплементы и спецификаторы: комплементом init должна быть либо проекция Ремы состояния, либо проекция procP, а комплементом proc должна быть либо проекция Пути, либо resP.

Как же встроить лексический глагол в структуру лёгкого? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, введём в наш фреймворк некоторые изменения, связанные со структурой глагольной группы. Так, многие современные исследователи аргументной структуры [Pyllkдnen 2002; Alexiadou 2006; Harley 2013] на основе как расширенных типологических данных, так и более детального анализа уже описанных языковых систем приходят к общему выводу о том, что введение каузирующего подсобытия и введение внешнего аргумента произовдится разными вершинами: за каузирующее подсобытие ответственна вершина v, а за введение внешнего аргумента - вершина Voice. Идея о том, что внешний аргумент изолирован и независим от аргументной и событийной структуры глагола, не нова: её предложила Ангелика Кратцер [1996], введя вершину Voice. Однако важное отличие состоит в том, что сама Кратцер предполагала, что Voice непосредственно управляет V, то есть в её системе v и Voice не разделены.

На общую тенденцию разделять вершины v и Voice реагирует и автор теории синтаксиса первой фазы Джиллиан Рэмчанд [2017]. Так, она соглашается с доводами в пользу выделения отдельной проекции для внешнего аргумента, однако считает, что эта отдельная вершина отвечает не за введение, а за выбор внешнего аргумента, а также не только за залоговые, но и за некоторые другие структурообразующие характеристики события. Она отмечает, что наличие специальной проекции для привилегированного внешнего аргумента никак не противоречит идее породить Инициатора в спецификаторе проекции init. Поэтому она принимает решение не менять внутреннюю структуру первой фазы и вводит вершину Evt, ответственную, в частности, за функционал вершины Voice.

Мы не решаемся, разумеется, оспорить это решение в полной мере, однако мы укажем на некоторые возможности для альтернативного решения. Так, в истории синтаксиса первой фазы уже наступил момент, когда у событийной вершины init появилась «неполная» модификация, не проецирующая Инициатора: так, согласно [Лютикова и др. 2006], устроена структура декаузативов в карачаево-балкарском языке. Согласно этому анализу, событийная вершина init (в нотации авторов это вершина v) не присоединяет спецификатор, а в её семантике заложена лишь информация о том, что каузирующее подсобытие имело место.

Опираясь на эту возможность, мы предлагаем альтернативное членение синтаксиса первой фазы: событийная вершина init в нашей модели будет отвечать только за введение каузирующего подсобытия (или за введение подсобытия состояния), а за введение внешнего аргумента будет отвечать отдельная вершина Voice. Вершина Voice также унаследует от аналогичной вершины, введённой в [Kratzer 1996], функцию идентификатора событий.

Теперь у нас есть предполагаемое место в структуре дерева, в которое можно вставить введённую нами проекцию Ident. Так, мы предполагаем, что она находится в дереве «между» вершинами Voice и init, то есть выступает комплементом первой и управляет последней, как показано на следующем рисунке:

Что можно сказать о размере глагольной группы лексического глагола? Если мы предполагаем, что эти вершины обладают общей залоговой вершиной Voice, то структура группы лексического глагола должна отличаться от структуры обычной деепричастной группы, а именно быть меньше, чем VoiceP. В пользу такого решения, помимо того, что лексический глагол становится позиционно зависим от лёгкого, говорят и ещё несколько независимых аргументов.

Рисунок 17. Разделение вершин init и Voice

Наличием одного из аргументов мы обязаны наблюдениям П. С. Плешак (л.с.). Так, деепричастия в конструкции с лексическим главным глаголом и деепричастия в конструкции сложного глагола отличаются по тому, как ведут себя их прямые дополнения:

(240) a. mд sravaи-??m / sravaи p??d??rt-en p??r-??љ-na

мы замок-acc замок сломать-cvb войти-prf.3sg

`Мы вошли, взломав замок'.

b. pet'a sravaи-??m / *sravaи p??d??rt-en љu-en

П. замок-acc замок сломать-cvb бросать-prf.3sg

`Петя сломал замок'.

Дифференцированное объектное маркирование, согласно П.С. Плешак, встречается только у дополнений нефинитной глагольной группы, в финитных же клаузах обязательно маркирование аккузативом. Поведение прямого дополнения сложного глагола в (240b) показывает, что сложный глагол образует единую финитную клаузу. Учитывая, что в случае разделения Voice и v приписывание аккузатива - это функция Voice, данные объектного маркирования подтверждают, что у сложного глагола есть общая - финитная - залоговая вершина.

Ещё одна особенность смысловых глаголов в составе сложного глагола состоит в том, что от некоторых лексем эта конструкция образуется только с усечённой формой деепричастия (то есть лишённой маркера конверба -??n):

(241) a. vas'a susu-em ke-љ

В. радость-inch уйти-aor[.3sg]

1. `Вася обрадовался'.

2. `Вася, обрадовавшись, ушёл'.

b. vas'a susu-em-??n ke-љ

В. радость-inch уйти-aor[.3sg]

1. *`Вася обрадовался'.

2. `Вася, обрадовавшись, ушёл'.

Некоторые свойства смыслового глагола в составе сложного глагола подтверждают осмысленность разделения вершин Voice и v. Так, смысловой глагол способен принимать маркер декаузатива, который, согласно [Лютикова и др. 2006], вводится вершиной v/init. При этом декаузативные лексические глаголы способны сочетаться и с неаккузативными лёгкими глаголами, что исключает возможность того, что этот маркер декаузатива на самом деле общий для сложного глагола:

(242) vas'a obiћдj-дlt ke-љ/ kolt-??љ

В. обижать-detr уйти-aor[.3sg] послать-aor[.3sg]

`Вася обиделся'.

Так, если бы маркер декаузатива был синтаксически выше лёгкого глагола, было бы непонятно, каким образом переходный глагол obiћдjдљ сочетается с неаккузативным лёгким глаголом keдљ. На всякий случай покажем справделивость такого сомнения:



(243) #vas'a pet'a-m obiћдj-en ke-љ

В.П.-acc обижать-cvb уйти-aor[.3sg]

`Вася обидел Петю и ушёл'.

Ожидаемое значение: `Вася обидел Петю'.

В пользу разделения init и Voice говорит и маркер каузатива, которым может маркироваться конверб сложного глагола:

(244) vas'a v??d??-m љol-t-en kolt-??љ

В. вода-acc вариться-tr-cvb послать-aor[.3sg]

`Вася вскипятил воду'.

Если бы каузатив находился выше в дереве, чем лёгкий глагол koltaљ, то тогда koltaљ должен был бы сочетаться с неаккузативным глаголом љolaљ `кипеть', что неверно:

(245) *v??d љol-??n kolt-??љ

вода кипеть-cvb послать-aor[.3sg]

Ожидаемое значение: `Вода вскипела'.

Наконец, разделение init и Voice способно объяснить, почему лёгкий глагол нельзя маркировать каузативом или декаузативом: сложный глагол образуется уже после формирования событийной структуры каждого из глаголов, и дальнейшая её модификация невозможна.

Таким образом, по всей видимости, максимальная проекция конверба в сложном глаголе - это initP (или procP в случае с неаккузативами): по крайней мере, залог и более высокие проекции у сложного глагола общие и маркируются на лёгком глаголе.

Итак, обе формы в составе сложного глагола - и конверб, и телисизатор - соединяются с вершиной Ident после формирования собственной событийной структуры. Как же и почему происходит процесс образования сложного глагола?

Как мы уже говорили, лёгкий глагол отличается от лексического в первую очередь тем, что лишён лексической константы - компонента значения, задающего все энциклопедические знания о ситуации. Мы предлагаем формализовать эту особенность следующим образом: у лёгкого глагола есть неозначенный неинтерпретируемый признак Признаки (минимализм) - такие характеристики вершин и составляющих, которые ассистируют или мотивируют разные синтаксические операции. В частности, неинтерпретируемые признаки - это такие признаки, которые формализуют деривационные требования синтаксических единиц: если к концу деривации не означить неинтерпретируемый признак, то есть не удовлетворить требования какой-либо синтаксической единицы, то деривация предложения потерпит неудачу (см., например, введение в минимализм в работе [Митренина и др. 2012]). лексической константы (назовём его uV), и единственный способ его означить - соединиться с конвербом-лексическим глаголом, у которого такой признак есть. По всей видимости, этот признак закреплён за основой, поэтому он появляется у глагола ещё в самой низкой событийной вершине и просачивается в Indent, где и происходит его означивание в момент соединения Ident' с конвербом.

Как происходит селекция лексических глаголов? Мы предполагаем, что селективные ограничения телисизаторов, связанные со статусом аргументов, обусловлены селективными требованиями залоговой вершины Voice, которую вводит лёгкий глагол. В работах Артемис Алексиаду [Alexiadou & Doron 2012; Alexiadou et al. 2006] рассматриваются разные типы вершин Voice, которые отличаются способностью вводить внешний аргумент: у непереходных и неэргативных глаголов это Voice [+ag], а у неаккузативных - Voice [-ag] (далее Voice+ и Voice- для краткости). Вершины отличаются тем, что Voice+ требует обязательного введения внешнего аргумента, а Voice-, наоборот, требует его обязательного невведения. Таким образом, «неаккузативные» лёгкие глаголы keдљ и љ?Ёnzдљ обладают вершиной Voice-, а неэргативно-переходные koltaљ, љ?Ёndдљ и переходный љuaљ - вершиной Voice+. Чтобы сложный глагол образовался, тип залоговой вершины лексического глагола должен совпадать с типом залоговой вершины лёгкого глагола - именно поэтому неаккузативные лёгкие глаголы не сочетаются с неэргативами и переходными глаголами, а неэргативно-переходные глаголы - с неаккузативными глаголами Остальные селективные ограничения будут объяснены несколько позднее через операцию обобщённой идентификации событий..

Есть, однако, группа глаголов, из-за которых такой анализ требует модификации - декаузативы на alt-. Напомним, что декаузативы сочетаются с keдљ во всех случаях, а с koltaљ - в тех случаях, если внутренний аргумент глагола подпадает под действия правил IC и Z, то есть как бы «по общему правилу». Во многих работах, посвящённых аргументной структуре и залогу (см., например, [Alexiadou 2014; Alexiadou, Anagnostopoulou & Schдfer 2015], выделяют специальную залоговую вершину для декаузативов, отличную и от неаккузативной, и от переходно-неэргативной вершин - назовём её Voice_dec. Можно предположить, что при добавлении декаузатива глагольная основа как бы теряет информацию о том, какой тип залоговой вершины находится у неё в лексиконе. В таком случае при соединении лексического и лёгкого глаголов происходит соединение залоговых вершин, в котором Voice_dec подчиняется требованиям вершины Voice лёгкого глагола. В том случае, если лёгкий глагол проецирует вершину Voice-, никакой селекции декаузативов на этом этапе не происходит: неаккузативы не нуждаются во внешнем аргументе, а декаузативы модифицируют транзитивы таким образом, что каузирующее подсобытие связывается квантором существования, и введение внешнего аргумента становится опционально - в том числе можно обойтись и без него.

Сложнее обстоит дело при соединении залоговых признаков декаузативов и лёгких глаголов с вершиной Voice+. Так, после декаузативизации у транзитивной основы теряется доступ к исходному внешнему аргументу, и единственный способ удовлетворить селективные требования вершины Voice+ лёгкого глагола - это заполнить её внутренним аргументом Напомним, что в синтаксисе первой фазы принято считать, что внешний аргумент отличается от внутреннего не местом своего порождения, а наличием семантической роли Инициатора. В частности, у части неэргативов деривация происходит таким образом, что единственный аргумент сначала получает семантическую роль Претерпевающего в спецификаторе proc, а затем уже получает семантическую роль Инициатора в спецификаторе более высокой вершины, в нашей модели - Voice. Поэтому в рамках синтаксиса первой фазы не вызывает противоречия предположение, что вершина Voice способна удовлетворить свои требования на внешний аргумент посредством передвижения аргумента декаузатива из спецификатора proc - так делают по меньшей мере некоторые неэргативы, см. [Ramchand 2008].. С точки зрения правил отображения, быть внешним аргументом значит не быть таким участником ситуации, который претерпевает неконтролируемое изменение состояния - именно поэтому глагол koltaљ способен сочетаться только с такими декаузативами, у которых оставшийся аргумент проходит фильтр правил отображения как внешний.

Как происходит собственно семантическое объединение глаголов? Мы предполагаем, что значения лексического и лёгкого глагола соединяются посредством обобщённой идентификации событий - специальной семантической операции, введённой в работе [Татевосов, Киселева 2019]:

(246) Обобщенная идентификация событий [Татевосов и Киселева 2019]:

Пусть и - два дочерних узла в синтаксической структуре, причем денотат имеет логический тип < _n, >>>, а - логический тип < _k, >>>, где v и t - логические типы соответственно событий и истинностных значений, а - некоторый логический тип. Тогда [ ] обозначает следующую функцию логического типа < _n, < _k, >>>>: || [ ] || = ₁. … . _n. ₁. … . _k. e. ||||(1)(…)(_n)(e) ||||(₁)(…)(_k)(e)

Согласно С.Г. Татевосову, обобщённая идентификация событий представляет собой модификацию кратцеровской идентификации событий [Kratzer 1996], которая, в свою очередь, основана на механизме предикатной модификации. Идея этой формальносемантической операции довольно проста: она образует из двух глагольных групп пересечение их экстенсионалов, то есть пересечение экстенсионалов их подсобытий. Как мы постараемся показать, обобщённая идентификация событий делает верные предсказания как относительно семантики сложного глагола, так и относительно селективных ограничений лёгкого глагола.

...