Уголовно-процессуальная интерпретация результатов оперативно-розыскной деятельности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Поляков М.П.

Уголовно-процессуальная интерпретация результатов оперативно-розыскной деятельности:

Монография / Под научн. ред. проф. В.Т. Томина. - Нижний Новгород: Нижегородская правовая академия, 2001.

ГЛАВА 1. ИСХОДНЫЙ АНАЛИЗ ПРОБЛЕМЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ ОРД В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ

1.1 Проблемная ситуация

Потребность в научном исследовании возникает в ходе осознания человеком проблемной ситуации, то есть такого состояния окружающих его объектов (явлений, вещей, отношений и т.д.), которое требует непременного их преобразования1. Названная ситуация может предстать перед человеком в виде объективного феномена, внешней задачи, препятствия для достижения поставленной цели, либо как некоторое субъективное (психическое) явление, возникающее у него в случае затруднений в процессе деятельности2. Однако, независимо от объективного или субъективного подхода к определению проблемной ситуации, в ее основе всегда можно обнаружить противоречие между целью и средствами. Осознание новых потребностей и, как следствие, обновление целей часто ставит субъекта (человека, общество, государство, человечество ...) в затруднительное положение, обусловленное незнанием путей, средств и способов их (целей) реализации.

Неизвестность - главный элемент, характеризующий проблемную ситуацию, поскольку о последней можно говорить лишь в случае, если возникшее затруднение не может быть разрешено тотчас же (сходу), если вообще нет никакого способа решения3.

Осознание указанной неизвестности характеризует проблемную ситуацию с гносеологической стороны. В предметном же ключе указанная ситуация проявляет себя наличием явлений и процессов, вызывающих беспокойство, угрожающих стабильности4. Именно предметность (осязаемость) проблемной ситуации актуализирует потребность ее обязательного и по возможности скорого разрешения, заставляя тем самым человека, осознавшего знание о незнании, перейти от применения традиционной (нормированной и фиксированной) технологии к размышлениям о поиске новых способов решения5.

Суммируя все сказанное выше, можно определить проблемную ситуацию как - осознание субъектом (человеком, государством, человечеством и т.д.) объективно существующего противоречия между потребностью в осуществлении каких-либо действий, направленных на устранение либо преобразование явлений и процессов, вызывающих социальное напряжение, и незнанием средств и методов реализации этих действий. уголовный процессуальный оперативный право

Увы, реальность такова, что под определение проблемной ситуации сегодня подпадает состояние едва ли ни всех институтов современного российского общества, начиная от государства и заканчивая отдельным "человеком и гражданином"6. Человек, как верно подметил Э. Фромм, тем и выделяется из прочего животного мира, что для него "его собственное существование является проблемой; он должен ее решать и ему от не спрятаться"7. Осознание подобной "вселенской" привилегии, вероятно, когда-то и побудило человечество изобрести такую систему, как государство. Последнее, по замыслу пращуров, должно было снять или по крайней мере смягчить проблемность существования, начертанную Homo sapiens матушкой природой.

Однако современное российское государство далеко не всегда в состоянии предоставить своим гражданам необходимые "потребительские свойства". Сказанное в полной мере касается исполнения обязанности государства защищать своих граждан от преступных посягательств8. Эта мысль отчетливо прозвучала в обращении Президента России Федеральному Собранию РФ: "Ключевой вопрос любой власти - это доверие граждан государству. Степень этого доверия напрямую определяется тем, как оно защищает своих граждан от произвола рекетиров, бандитов и взяточников. Однако ни орган законодательной и исполнительной власти, ни суд, ни правоохранительные структуры здесь еще не дорабатывают. В результате - нарушаются права и интересы граждан, подрывается авторитет власти в целом. И поэтому проблема носит политический характер"9.

Такая острая характеристика проблемы отнюдь не простой риторический прием. Современные исследования "отечественной" преступности приводят к неутешительному выводу - преступность в России приближается к национальному порогу качественного и количественного насыщения, за которым "дрейфующий" уровень терпимости народа может оказаться в положении "переполненной чаши", в связи с чем криминальность общества из криминологической и правоприменительной проблемы превратится в острую политическую проблему, а то и катастрофу10.

Послание Президента России вселяет надежду на появление твердой политической воли, без которой невозможна борьба с организованной преступностью и ее высшей формой - институциональной мафиозной преступностью, связанной с использованием государственных, общественных и политических институтов11.

Вместе с тем, указанная задача не может быть решена исключительно политическими средствами. Для этого необходимы и другие средства, в первую очередь, юридические. Таковыми, по мнению Президента России В.В. Путина, должны стать - эффективные инструменты правоприменения и соответствующее им законодательство12.

Таким инструментом по предназначению является и уголовный процесс. В инструментальном смысле он представляет собой сложную социально детерминированную систему, включающую в себя одноименные деятельность и право, созданную для удовлетворения потребности граждан в обеспечении социальной справедливости. Необходимость реализации именно этой потребности подтолкнуло человечество к "изобретению" уголовного процесса: изначальный смысл латинского слова justitia и есть справедливость13.

Обеспечение справедливости, таким образом, можно назвать главной функцией уголовного процесса, как элемента государственной системы. Естественно, российский уголовный процесс не может и не должен отвечать за социальную справедливость вообще: сфера его ответственности заключена в узаконенных задачах (ст. 2 УПК РСФСР) и, на наш взгляд, не должна выходить за рамки "быстрого и полного раскрытия преступлений, изобличения виновных и обеспечения правильного применения закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден". Проект УПК РФ (ст. 6) не изменяет сути указанного социального предназначения уголовного процесса, что в очередной раз подтверждает объективность существования и "природное" предназначение последнего14.

Однако современный отечественный уголовный процесс не в состоянии обеспечить социальную справедливость даже на этом участке. Такой вывод был сделан проф. В.Т. Томиным еще десять лет назад15. "Беда уголовного судопроизводства в стране (впрочем, и во всем мире тоже), - заключил он, - в том, что, декларируя в качестве принципа неотвратимость ответственности лиц, совершивших преступления, в реалиях оно уподобляется детской игре "в пятнашки". Современное уголовное судопроизводство обеспечивает привлечение к ответственности едва ли за одно из каждых десяти нарушений существующих уголовно-правовых запретов" 16.

К сожалению, за десять лет ситуация прогрессировала лишь в сторону ухудшения: предкризисное состояние переросло в кризис, кризис - в глубокий кризис, и, судя по энергичным действиям активистов судебной реформы, глубокий кризис это уже тоже пройденный этап.

Подобное развитие проблемной ситуации свидетельствует о крайнем обострении хронического противоречия, которое сопровождает уголовный процесс с самого его рождения. Противоречие это генерируется самой жизнью, ее постоянно убыстряющимся темпом, сменой социальных ориентиров, трансформацией и деградацией человеческих потребностей. Соответственно возрастают требования к правоохранительной системе, которые все больше не стыкуются со скромными возможностями правоохранительных органов, обусловленными, в свою очередь, умеренными техническими, мизерными денежными и прочими не выдающимися ресурсами17.

Указанное противоречие, которое автор (забыв о "бритве Оккама"18) условно назвал - инструментально-телеологическим19, является извечным источником развития уголовного процесса и генератором его неистребимого стремления к обновлению. В основе его лежит классическая форма всякого социального противоречия - между знанием о потребностях людей, возникающем в процессе их деятельности, и незнанием технологии удовлетворения этих потребностей.

В реальной жизни инструментально-телеологическое противоречие не всегда предстает в своем классическом варианте: когда есть знание о потребности, но напрочь отсутствуют представления о путях ее удовлетворения. Весьма часто оно проявляет себя через проблемную ситуацию, в которой субъекту известно средство (точнее субъект предполагает, что это именно то средство20) при помощи, которого он может преодолеть возникший дисбаланс, но неизвестны способы и приемы, посредством которых возможно извлечение полезных свойств из предполагаемой "панацеи".

Проблемная ситуация, побудившая настоящее исследование, представляет, скорее всего, такой случай. Ее актуализация вызвана не только эволюцией преступности (это несомненно значимая детерминанта), но открытием21 и последующей активной популяризацией оперативно-розыскной деятельности22. Последняя сегодня почти единодушно признается неотъемлемым атрибутом выявления и раскрытия тяжких и организованных преступлений23. Причем отдельные формулировки, констатирующие объективность обоюдной потребности уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности, по праву могут претендовать на звание афоризмов. Например: "уголовный процесс без ОРД в большинстве случаев производства по серьёзным делам бессилен, оперативно-розыскная деятельность без выхода через уголовный процесс - бесплодна" (В.Т. Томин); или - "процессуальная деятельность без применения непроцессуальных методов была бы невозможной, а непроцессуальная деятельность без последующего использования её результатов - бесцельной" (Д.И. Бедняков)24.

Таким образом, положение о том, что для эффективного противостояния определенным видам преступности наряду с уголовно-процессуальными средствами следует активно использовать инструментарий оперативно-розыскной деятельности25, в юридической науке, по существу, перестало быть дискуссионным. В значительной мере этому способствовало и законодательное оформление оперативно-розыскной деятельности26.

Однако достаточно давно признав наличие подобной потребности, наука до сих пор не предложила способов ее реализации, которые бы удовлетворяли требованиям обеих взаимодействующих сторон и, главное, требованию борьбы с преступностью. Использование оперативно-розыскной информации в уголовном процессе и после законодательного признания ОРД наталкивается на неразрешимые противоречия, проявляющие себя проблемными вопросами типа: "как, использовать эти данные, не расшифровывая негласного способа их получения", или - как, "сохраняя негласный характер мероприятий, найти способ интерпретации их результатов и преобразования оперативной информации в доказательства"27.

Нормальной технологической смычки между названными сферами деятельности пока не существует: продукция оперативно-розыскной деятельности далеко не всегда оказывается "по зубам" уголовно-процессуальной технологии28. До сих пор сильно убеждение (предубеждение), что оперативно-розыскная деятельность, выражаясь техническим языком, это всего лишь сырьевая промышленность, а уголовный процесс перерабатывающая. О наличии такого подхода свидетельствует и термин "трансформация", применяемый некоторыми исследователями для обозначения процесса уголовно-процессуального использования результатов ОРД29. К сказанному следует добавить, что в юридической науке в последние годы возникло немало противоположных позиций, касающихся как понимания результатов оперативно-розыскной деятельности, так и способов их использования.

Таким образом, можно констатировать, что проблемная ситуация в сфере информационного взаимодействия оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности не только не исчезает, а, напротив, усугубляется. Реализацию законодательного дозволения уголовно-процессуального использования результатов ОРД, по наблюдениям автора, можно вполне уподобить правовому эксперименту: целесообразность применения уже осознана и не оспаривается, необходимость его законодательного оформления тоже, а вот образ технологии применения пока весьма туманен.

По мнению автора, нормы ФЗ об ОРД, закрепившие уголовно-процессуальное использование результатов оперативно-розыскной деятельности, предложили не способ разрешения проблемы, а лишь нормативно зафиксировали проблемную ситуацию.

При подобном взгляде законодательные формулировки предстают в совершенно новом ракурсе. К примеру, формула "результаты ОРД могут быть использованы ...", выражающая при первом впечатлении - общее дозволение, под данным углом зрения представляется уже не как разрешение к использованию, а лишь как дозволение попытки использования. Превратится ли законодательное: "могут быть" в практическое: "смогут быть", сегодня целиком зависит от умения и изворотливости субъекта ОРД и личной заинтересованности (в хорошем антикриминальном смысле) органа, ведущего уголовный процесс.

Ст. 11 ФЗ об ОРД закрепляет желаемое состояние (образ потребности), не предлагая метода, уповая, вероятно, на то, что таковой имеется в уголовно-процессуальном законодательстве: закон об ОРД буквально отсылает к уголовно-процессуальным правилам. Однако современный законный уголовно-процессуальный инструментарий далеко не всегда в состоянии способствовать достижению намеченной цели. Следовательно, перед правоприменителем встает задача выработать новые формы поведения, новые алгоритмы действий. Однако находясь в правовом поле, более того, в уголовно-процессуальном поле, где царствует идея "разрешено то, что разрешено законом", практик не может отыскать законного средства преодоления возникшей проблемной ситуации. Законность (разрешено, то что разрешено) и целесообразность ("вор должен сидеть в тюрьме") раздирают практического работника30.

Чтобы избавиться от этого (вполне предметного и осязаемого) противоречия правоприменитель, в подавляющем большинстве случаев, не ищет принципиально новых способов разрешения ситуации (ибо он имеет дело не с моделью преступления, а с реальностью, зачастую "ножастой и стволастой"31), а приспосабливается к ситуации, опираясь на несовершенство имеющихся норм и конструируя квазизаконные способы. И делать это практик вынужден будет до тех пор, пока проблемная ситуация не будет разрешена на законодательно-процедурном уровне. Как видим, практик оказывается в "щекотливом" положении: с одной стороны он должен соблюдать закон, а, с другой, для того, чтобы побудить законодателя его изменить - ему следует закон нарушить или (что точнее) показать, что закон не работает, что он дурной32.

Из сказанного вытекает, что проблемная ситуация, поставленная законом, должна мобилизовать не только практика, но и ученого. Причем последнего в большей степени: представителю науки сподручнее манипулировать содержанием уголовно-процессуальных и оперативно-розыскных норм, поскольку он не так сильно связан разрешительной законодательной установкой33.

Чтобы быть нацеленным на плодотворный поиск выхода из проблемной ситуации ученый должен воспринять "экспериментальную" законодательную новеллу не иначе как научную гипотезу. Тем более, что нормативная формула использования результатов ОРД в УСП легко может быть представлена в этом качестве. Автору порой даже кажется, что именно как гипотеза она и была воспринята некоторыми представителями процессуальной науки. В подтверждение этой мысли достаточно вспомнить фрагмент ст. 10 закона об ОРД (1992 г.) - "результаты ОРД могут быть использованы ... в качестве доказательств". Многие процессуалисты посчитали, что правильнее будет опровергнуть эту гипотезу (Е.А. Доля, В.И. Зажицкий, С.А. Шейфер и др.34). И это им, судя по последней законодательной формулировке (ст. 11 Закона об ОРД 1995 г.), предусматривающей использование результатов ОРД уже не в качестве доказательств, а лишь в доказывании, - удалось35.

Таким образом, законодательное введение результатов ОРД в арсенал средств борьбы с преступностью пока никоим образом не отразилось на постулатах теории доказательств. "Важно подчеркнуть, - пишет С.А. Шейфер, - что традиционное для теории доказательств отрицание доказательственного значения непроцессуальной информации в ее первоначальном виде сохраняет свое значение и сейчас. Взятые сами по себе данные, полученные в результате оперативно-розыскной, административно-процессуальной и частной детективной деятельности, доказательствами не являются, ибо не соответствуют нормативному определению доказательства"36. Анализ многочисленных публикаций, направленных на преодоление противоречия между потребностью уголовно-процессуального использования результатов ОРД и теорией доказательств, показал, что пока теоретико-прикладная ситуация складывается не в пользу оперативно-розыскной информации.

Причем в ходе исследования у автора возникло предчувствие, что опасения по поводу результатов ОРД навеяны не столько правовыми и теоретическими, сколько идеологическими установками, опосредованными стереотипными представлениями (зачастую априорными) о результатах ОРД, как информации недостоверной и, в большинстве своем, произведенной с грубейшими нарушениями прав человека. Немало представителей уголовно-процессуальной науки до сих пор не могут оторваться от мифологического комплекса былых представлений об оперативно-розыскной информации. Упоминание о том, что "оперативно-розыскная деятельность ... чревата опасными нарушениями прав и свобод человека" стало сегодня чуть ли не обязательным ритуалом, который следует соблюсти прежде, чем начать поиск путей практического применения результатов названной деятельности37.

Идеологические стереотипы, по мнению автора, есть следствие методологической недооценки самой оперативно-розыскной деятельности и, как следствие, ее результатов. Современная уголовно-процессуальная наука, как правило, не склонна рассматривать результат ОРД в качестве полноценного информационного продукта; ее рекомендации, в большинстве случаев, сводятся к необходимости возвращения к "информационному сырью" (допрос лиц, дававших ранее объяснения, допрос авторов служебных документов и т.п.).

Все это мало прибавляет в части разработки эффективной технологии уголовно-процессуального использования результатов ОРД. Перемены, принесенные ФЗ об ОРД в 1995 г., по нашим наблюдениям, едва ли устранили гипотетичность содержания норм, провозгласивших направления уголовно-процессуального использования результатов оперативно-розыскной деятельности. Они по прежнему находятся в стадии научной и эмпирической проверки. Следовательно, "правовой эксперимент", начатый летом 1990 г. Основами уголовного судопроизводства СССР и СР, продолжается38.

Думается, что законодатель намеренно идет на инициацию этих опытов, дабы, с одной стороны, "подхлестнуть" уголовно-процессуальную и оперативно-розыскную науку39, а, с другой, - подвигнуть к уточнению проблемной ситуации практическую сторону. Польза от этого "правового эксперимента" налицо. Если в прежние годы решение проблемы виделось преимущественно в общем законодательном дозволении, то сегодня вполне очевидно, что одно оно не разрешает проблемной ситуации. Пилотажное применение этих норм актуализировало вопрос о технологии реализации правового дозволения. Разработка указанного вопроса предполагает обстоятельную логическую переработку проблемной ситуации, перевод ее на уровень проблемы.

1.2 Методология построения проблемы

Необходимой предпосылкой успешного разрешения проблемы является правильное выведение проблемного знания из предшествующих фактов и обобщений, умение верно поставить проблему1. Выдающийся ученый А. Эйнштейн признавал, что "сформулировать проблему часто важнее и труднее, чем решить ее"2.

В связи с этим большой интерес при собирании научной информации о проблеме для исследователя представляют не только возможные варианты ее решения, но и пути, приведшие предшественников к ее формированию, методики созидания проблемы. К сожалению, большинство публикаций, посвященных уголовно-процессуальному использованию результатов оперативно-розыскной деятельности, в этом смысле не смогли удовлетворить нашего любопытства. И в этом вряд ли стоит винить их авторов.

Во-первых, процесс формулирования, построения (сертификации, композиции, локализации) и оценки (кондификации, когнификации, вариатификации)3 проблемы составляет "интимную" часть исследования и обычно не демонстрируется читателю.

Во-вторых, следует принять во внимание объективные трудности локализации (например, в рамках одной статьи) информации о проблеме, ибо объяснение проблемы предполагает сообщение солидного объема предпосылочного знания (мировоззренческого, методологического, теоретического, специально-научного и т.д.). Более того, есть проблемы, которые вообще могут быть сформулированы лишь вместе с решением, а то и значительно позднее4.

В-третьих, некоторые проблемы на определенном этапе их изучения негласным соглашением "объявляются" общеизвестными и не требующими особого уточнения. Вероятно, в этот разряд попала и проблема уголовно-процессуального использования результатов ОРД. Убеждать кого-либо в ее существовании сегодня вряд ли нужно: из умозрительной (спекулятивной) проблемы, она давно превратилась в проблему "экзистенциальную". Поэтому, исследователи часто указывают лишь на аспекты проблемы использования результатов оперативно-розыскной деятельности в уголовном процессе (правовой, теоретический, практический) и задают направление (в доказывании, на досудебном этапе, в стадии возбуждения уголовного дела и т.д.), экономя на развернутой постановке проблемы жизненную (умственную, нервную и пр.) энергию.

Наверняка есть и другие объективные причины. Однако, представляется, что гораздо чаще "сокрытие" описания исследовательского этапа работы5 (и не только в публикациях нашей тематики) объясняется стихийностью его организации, означающей, что после определения центрального вопроса о дальнейшем развертывании проблемы уже мало заботятся6. Это, по словам В.Н. Спицнаделя, есть низшая интуитивная форма постановки проблемы. Однако гораздо большего, пишет указанный автор, можно добиться при использовании специальных процедур формирования проблемы. Польза от их сознательного выполнения заключается в том, что, во-первых, следуя правилам, мы вынуждены размышлять о проблеме в таких ракурсах, о которых чаще всего речь не идет при интуитивной постановке; в результате обогащается понимание проблемы, выявляются новые подходы к ней, возникают новые точки зрения на средства и условия ее решения. Во-вторых, правила вовремя позволяют увидеть, что проблема, поставленная исследователем, на самом деле таковой уже не является. В-третьих, дисциплинируют самого исследователя, позволяют эффективно организовать исследование. В-четвертых, повышается психологическая готовность специалиста к познавательной деятельности, существенно улучшается "качество" проблемы и значительно ускоряется переход от замысла к решению7.

Все это звучит весьма заманчиво, особенно для автора (процессуалиста), у которого уважение к процедуре сродни профессиональному заболеванию. Прибегнуть к рекомендуемой методологической рецептуре нас вынуждает и одна из рабочих гипотез, согласно которой истинность полученного результата во многом задается примененной процедурой исследования. И хотя сегодня общепризнанно, что технологии открытия нового, над которой в свое время трудились Ф. Бекон, Г. Лейбниц и многие другие, не существует, никто не отрицает познавательной эффективности научного метода и, в частности, системного анализа, отдельными процедурами которого автор и воспользуется при построении проблемы уголовно-процессуального использования результатов оперативно-розыскной деятельности.

Сделать это целесообразно и по ряду других причин. Во-первых, необходимо удостовериться, что проблема уголовно-процессуального использования результатов ОРД действительно присутствует: может быть, пока автор собирался духом, проблема была решена, либо трансформирована в разряд практической задачи, которая должна решаться не на монографическом, а на учебно-методическом (учебно-практическом) уровне8. Во-вторых, следует помнить, что попытка решить непродуманную и нераскрытую проблему заранее обречена на провал. Проф. А.А. Ивин, рассуждая о путях решения проблем, приводит шутливый афоризм: "Проблемы, как и зубы, следует рвать с корнем". Не добравшись до корней, не следует поспешно "дергать" проблему и удовлетворяться скоропалительным, первым пришедшим в голову ее решением, оставшаяся нераскрытой ее часть может привести к абсцессу"9.

Однако прежде чем строить конкретную проблему не лишним будет выяснить, что скрывается за весьма расхожим в науке, а с некоторых пор и в быту, термином - "проблема".

В самом общем виде "проблема" может быть определена как атрибут человеческого бытия и деятельности, который проявляется как затруднение в ее продолжении, требующее осмысления, рефлексии, и диктующее необходимость действий по его устранению; при этом далеко не всегда ясно, что требуется предпринять10.

Именно в этом смысле (как трудности, препятствия) употребляют "проблему" большинство исследователей уголовно-процессуального использования результатов ОРД. Однако начертанием названного термина в связке с конкретным направлением указанного использования постановка проблемы обычно и заканчивается. Далеко не во всех публикациях встретишь четко сформулированный вопрос, на который автор статьи или книги пытается найти ответ11.

А ведь основная масса определений проблемы напрямую связывает её со сложным теоретическим или практическим вопросом, требующим изучения, разрешения (подготовленным к разрешению)12. Причем это должен быть такой вопрос, ответ на который не содержится в накопленном обществом знании.

По мнению приверженцев системного анализа, грамотная постановка научной проблемы должна начинаться именно с вопрошания, то есть, говоря строже, - с выдвижения центрального вопроса проблемы. Вместе с тем, одним вопросом проблема никогда не исчерпывается. Она представляет собой целую систему, состоящую из центрального вопроса (того самого, который составляет существо проблемы и который часто отождествляется со всей проблемой) и некоторого количества других, вспомогательных вопросов, получение ответов на которые, необходимо для ответа на основной вопрос13.

Однако простым "размножением" вопросов постановка проблемы также не ограничивается. Грамотное конструирование проблемы, как системы знаний, логически отражающих проблемную ситуацию, предполагает выполнение еще целого ряда действий, направленных на - формулирование, построение, оценку и обоснование проблемы14. Названные шаги, по общему мнению, не представляют собой жестко структурированный алгоритм: последовательность и внутреннее содержание их определяется, как правило, самим исследователем.

Формулирование проблемы включает в себя такие операции, как: выдвижение центрального вопроса; выявление противоречия, лежащего в основе проблемы (контрадиктация); предположение о конечных результатах исследования (финитизация).

Последующее построение проблемы предполагает расщепление проблемы на подвопросы, группирование их в определенной последовательности, а также локализацию поля изучения проблемы в зависимости от целей исследования материальных и информационных возможностей исследователя. На этом этапе также производится инвентаризация имеющегося знания и констатация неизвестного (требуемого) знания.

Оценка проблемы связана с выполнением действий, направленных на выявление условий и предпосылок, необходимых для решения проблемы. На этом этапе производится поиск среди решенных проблем, аналогичных решаемой, а также определение типа проблемы.

Обоснование проблемы заключается в установлении ее связей (ценностных, содержательных, генетических и пр.) с другими проблемами; в актуализации (доводы "за") и компрометации (доводы "против") проблемы, с последующим синтезом аргументов pro и contra; "терминирование" проблемы и т.д.

В настоящем исследовании описанный алгоритм применяется творчески: во-первых, автор не придерживается строгой последовательности шагов (чего собственно и не требуется); во-вторых, допускает объединение различных операций; в-третьих, опускает отдельные операции, а точнее "растворяет" их в тексте последующих разделов работы.

Таким образом, читателю следует иметь в виду, что "архитектура" проблемы уголовно-процессуального использования результатов ОРД не локализована лишь в рамках настоящей главы. Отдельные операции алгоритма конструирования проблемы, в частности, сообщение необходимого предпосылочного знания (исторических, теоретико-правовых, отдельных методологических и идеологических моментов) автором по большей части проделаны в последующих главах работы. Там же выполнены и многие действия, направленные на конкретизацию, разъяснение и перекодировку основных понятий, раскрывающих проблему. О присутствии следов последней операции свидетельствует, в частности, новый термин - "альтерпроцессуальная информация" (разъяснения см. ниже).

Таким образом, детального (и локального) описания в настоящей главе удостоены лишь некоторые пункты методологии построения проблемы. Как правило, это блоки, содержащие новую научную информацию и имеющие непосредственное значение для подготовки предпосылок авторской концепции уголовно-процессуальной интерпретации результатов ОРД. В частности, - выделение центрального вопроса проблемы, акцентуация противоречия, порождающего проблемную ситуацию и его (противоречия) структурирование применительно к разным уровням бытия уголовного процесса.

1.3 Центральный вопрос проблемы

В предыдущем параграфе автор высказал сожаление о том, что в трудах предшественников, как правило, отсутствует четкая постановка проблемы. Однако наивно было бы предполагать, что до появления настоящей работы она вовсе не ставилась, и что вряд ли можно в творческом наследии отыскать тот заветный центральный вопрос, который и составляет ее существо.

Из общего правила, заключающегося в "снисходительном" отношении к методике разработки проблемы, автору удалось отыскать прекрасное исключение: это уже цитируемая работа Д.И. Беднякова "Непроцессуальная информация и расследование преступлений"1. По мнению указанного автора, проблема использования непроцессуальной информации (он ставил вопрос несколько шире) в общих чертах может быть сформулирована через вопросы: "Как с точки зрения уголовно-процессуального закона, требований оперативно-розыскной и следственной практики наиболее правильно (выделено мной - М.П.) использовать непроцессуальную информацию и какие формы и направления такого использования выработала практика раскрытия и расследования преступлений, насколько они соответствуют требованиям закона, положениям науки уголовного процесса, криминалистики, психологии, теории управления, оперативно-розыскной деятельности"2.

Почти дословно в своей диссертации повторил приведенную постановку проблемы В.К. Зникин. Единственное, что он добавил, это вопрос: "какие факторы влияют на качество результатов оперативно-розыскной деятельности и как их учитывать при использовании в уголовно-процессуальном доказывании"3. Это добавление, несомненно, важно, ибо в нем отражены эволюционные процессы в сфере оперативно-розыскной деятельности, произошедшие уже после выхода книги Д.И. Беднякова.

Суть центрального вопроса, выдвинутого Д.И. Бедняковым и поддержанного В.К. Зникиным, сводится к формулировке - как наиболее правильно использовать непроцессуальную (Д.И. Бедняков), либо оперативную (В.К. Зникин) информацию. Все последующие (сопутствующие) вопросы служат лишь для конкретизации указанного вопроса.

Названные исследователи намеренно и, по мнению автора, совершенно правильно, увязывают "правильность использования информации" с двумя близкими, но не совпадающими потребностями - законодательными и практическими. Понятно, что с позиций уголовно-процессуального закона и с позиций оперативно-следственной практики эта "правильность" не может быть одинаковой. С первых позиций, - это скрупулезное исполнение предписаний закона, со вторых, - наиболее полное использование произведенной информации4.

В указанном вопросе, таким образом, вполне четко просматривается узловое противоречие - между современными практическими информационными потребностями уголовного судопроизводства и исторически сложившимися положениями уголовно-процессуального закона и теории. С одной стороны, и Д.И. Бедняков, и В.К. Зникин ставят задачу максимально способствовать реализации практических потребностей, а, с другой, изначально настраиваются на поиск компромисса с действующими уголовно-процессуальными правилами. Последние при этом, насколько можно понять по духу центрального вопроса, воспринимаются достаточно аксиоматично (это проявляется и в тексте публикаций указанных авторов). Иными словами, идея реформирования уголовного процесса в связи с необходимостью использования "новых" видов информации из центрального проблемного вопроса прямо не вытекает и, по нашим оценкам, даже не подразумевается.

Автор осмелится предположить, что не помышляют об этом и другие, уже упоминаемые выше исследователи, вопрошающие: "как использовать эти данные, не расшифровывая негласного способа их получения", или: как "сохраняя негласный характер мероприятий, найти способ интерпретации их результатов и преобразования оперативной информации в доказательства"5.

Полагаем, что постановка задачи (а центральный вопрос, действительно, озадачивает), для решения которой необходимо соблюсти непременное условие неизменности уголовно-процессуального закона (да и процессуальной теории тоже) нуждается в коррекции. Представляется, что при формулировании центрального вопроса сегодня следует больше внимания обращать на практические потребности борьбы с преступностью, нежели на святость уголовно-процессуальной доктрины, и при этом тщательно учитывать эволюционные перемены, произошедшие в сфере оперативно-розыскной и иной кримкогнитивной6 деятельности.

При этом автору представляется, что вряд ли есть резон искать совершенно новую идею. Стержневой вопрос - как наиболее правильно использовать оперативно-розыскную и иную непроцессуальную информацию - вряд ли может быть изменен по существу, ибо суть ухвачена предшественниками верно. Однако для того, чтобы через этот вопрос четко была выражена проблемность, адекватная сегодняшнему дню, необходимо изменить смысловое поле (контекст) вопроса.

Первый наш шаг к формулированию новой сути будет достаточно банальным: русские слова "правильно и полноценно" автор заменит латинским (а, стало быть, более научным) эквивалентом - "оптимально"7. Таким образом, начало вопроса будет иметь следующую редакцию: "как оптимально использовать результаты оперативно-розыскной деятельности для ...".

Теперь необходимо поговорить о продолжении фразы. Очевидно, что начало требует телеологической концовки. Казалось бы, что может быть проще: достаточно после слова "для" дописать - "цели уголовного процесса". Однако автора это, по чисто интуитивным причинам, не совсем устроило. Перебирая всевозможные варианты нацеливания (для борьбы с преступностью; для решения задач уголовного судопроизводства; в уголовном процесс) автор пришел к выводу, что цель уголовно-процессуального использования результатов ОРД должна находится не только внутри уголовного судопроизводства, но и "высовываться" за его пределы. Таковой может стать идея обеспечения социальной справедливости, которой автор уже касался в разделе, посвященном проблемной ситуации.

Таким образом, центральный вопрос может быть сформулирован следующим образом: "как оптимально использовать результаты оперативно-розыскной деятельности в уголовном процессе, для того чтобы сделать этот процесс более справедливым". Слово "справедливость" вносит в центральный вопрос необходимую идеологическую составляющую. Говоря о справедливости, автор подчеркивает, что применение результатов ОРД в уголовном процессе в первую очередь направлено на защиту интересов граждан.

Вместе с тем, "справедливость" термин недостаточно операциональный. В этой связи автор вынужден обратиться к близкой по духу, но при этом вполне измеримой категории, каковой является - "эффективность". Применительно к уголовному судопроизводству, справедливость и эффективность имеют четко выраженную связь. Неэффективный уголовный процесс не может быть справедливым уголовным процессом8.

Исходя из этого, центральный вопрос проблемы может быть представлен такой формулой: "как оптимально использовать результаты оперативно-розыскной деятельности для повышения эффективности уголовного процесса".

Ставя вопрос подобным образом, автор, оставляет за уголовным процессом "пальму первенства" в сфере реализации норм уголовного права9. Однако в развитие центрального вопроса автором формулируется подвопрос, существенно отклоняющийся от традиционных вариантов вопрошания (суть их сводилась к вопросу - как правильно организовать использование оперативно-розыскной информации с позиций уголовно-процессуального закона?). Наша формула вопроса выглядит иначе: каким для этого (оптимального использования результатов ОРД в УСП) должно быть (стать) уголовно-процессуальное законодательство?

Предвидим, что по поводу этого подвопроса возможны возражения, идущие от доктринально-нормативных положений о подчиненности оперативно-розыскной деятельности целям и задачам УСП, и от устоявшейся веками иерархии между названными видами деятельности. Однако автора больше воодушевляет не идея "межотраслевого этикета" (подчиненности ОРД и уголовного процесса друг другу), а подчиненность названных сфер деятельности задачам обеспечения социальной справедливости.

Исходя из этой великой цели, в дополнение к центральному вопросу сформулируем еще одно острое уточнение: какой для этого (оптимального использования результатов ОРД в УСП) должна быть (стать) юридическая теория? Какие задачи перед собой она для этого должна ставить и решать?

И, наконец, третий вопрос, который может быть поставлен в развитие центрального вопроса: какой должна быть (стать) идеология обеспечения социальной справедливости средствами уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности? Будучи последним по счету, этот вопрос далеко не последний по значимости. В настоящее время он может оказаться вообще наиболее значимым, поскольку основные контраргументы реформы уголовно-процессуального использования результатов ОРД произрастают из области идеологической и политической.

Действенные ответы на все эти вопросы, надеемся, даст предлагаемая автором концепция уголовно-процессуальной интерпретации результатов ОРД.

1.4 Контрадиктация проблемы

Огромное значение для правильного построения проблемы имеет выявление противоречия, лежащего в ее основе. Именно эта операция и скрывается под мудреным термином, вынесенном в название рубрики. Автор обратился к нему не для того, чтобы усложнить стиль изложения1. Новый термин использован в качестве "противосонной" кочки, для привлечения внимания потенциальных потребителей нашего творческого продукта. Отчасти это и практическая обкатка такого общего условия уголовно-процессуальной интерпретации, как фасцинация (привлекательность) информации.

Однако прежде чем непосредственно обратиться к поиску конфликтующих полюсов, автор должен поклониться диалектическому методу - прародителю современной научной методологии. Сегодня стало обычным делом указывать на его использование. Пожалуй, ни один автореферат диссертации не обходится без упоминания о нем. Складывается впечатление, что каждый исследователь инстинктивно знает, как им пользоваться, также, например, как репродуктивными органами. Думается, однако, что в большинстве случаев используется только имя метода, но не его процедура. Это своего рода обязательная дань диалектическому методу, который действительно достоин, чтобы пред ним преклонялись, поскольку диалектика, как справедливо заметил русский философ А.Ф. Лосев, есть единственный метод, способный охватить живую действительность в целом, единственно допустимая форма философствования2.

К сожалению, диалектическому методу сегодня редко где учат специально. И если раньше хотя бы "отправляли" учиться методу к К. Марксу (к его Капиталу), то сегодня и это стесняются делать3. Сам автор почувствовал притягательность и мощь диалектического метода, благодаря работам своего учителя В.Т. Томина. Роль учебника "уголовно-процессуальной диалектики" сыграли работы "Уголовное судопроизводство: революция продолжается" и "Острые углы уголовного судопроизводства".

В качестве методологического ключа, помогающего правильно диагностировать причины неэффективности уголовного процесса и отыскивать способы их устранения, В.Т. Томин предложил рассматривать жизненные противоречия уголовного процесса: 1) между потребностями общества в социальной справедливости и возможностями правоохранительной системы; 2) между задачей обеспечить неотвратимость ответственности лиц, совершивших преступления (цель), и обязанностью блюсти законные интересы лиц, вовлекаемых в УСП; 3) между предназначенностью УСП для проведения государственной политики и необходимостью обеспечить независимость следователей, прокуроров, судей от других государственных н общественных органов; 4) между необходимостью в специальных людях, осуществляющих эту деятельность, и предубежденностью против них; 5) между нуждой в преобразованиях УСП и консерватизмом этой системы как необходимым условием ее устойчивости4.

Со временем, освободившись от непременно догматического восприятия работ своего учителя, автор задался вопросом: все ли противоречия уголовного процесса увидел Валентин Тимофеевич? И однажды автору показалось, что он приоткрыл еще одно противоречие - "инструментально-телеологическое" - между целью уголовного процесса и его средствами. Сопоставление "открытого" противоречия с предложенными В.Т. Томиным, привело к выводу, что "новое" противоречие не поглощается ни одним из указанных противоречий, хотя и присутствует в каждом из них. Правда, наслаждаться "открытием" пришлось недолго; заинтересованное изучение литературы по научной методологии очень быстро подвинуло еще к одному откровению: инструментально-телеологическое противоречие - есть очередной "велосипед", то есть всего-навсего тривиальная отраслевая адаптация классической формы всякого противоречия - между знанием о потребностях и незнанием технологии удовлетворения этих потребностей. Иными словами, в основе всякого процесса можно увидеть противоречие между целью и средствами. Поэтому инструментально-телеологическое противоречие неизбежно "высовывалось" из "тела" других противоречий, описанных В.Т. Томиным.

Цель и средства являются классическим конкурирующим дуэтом в сложной системе социальных отношений. Они пребывают в вечном союзе и беспрестанной борьбе. Само противоречие не может быть устранено в принципе: полюса не в силах существовать друг без друга. Хотя теоретически можно предположить точку, где силы полюсов равны, и равны нулю. Это и есть золотая середина, где, по словам Будды, находится Истина. Однако применительно к жизни, которой, собственно, и детерминирован современный уголовный процесс, очень сложно определить золотую центр-зарубку. Реалии таковы, что о середине приходится договариваться, иными словами, искать компромисс5. Последний может стать эффективным средством примирения уголовно-процессуальных противоречий. Поиск компромисса облегчается, если инструментально-телеологическое противоречие конкретизируется через систему жизненных противоречий, разрешение которых также осуществляется системно, с оглядкой на взаимовлияние полюсов.

Указанный подход, построенный на творческом осмыслении первого закона диалектики - закона "раздвоенности единого"6, показал себя весьма эффективным эвристическим инструментом. Поэтому автор вновь обращается к нему в надежде приблизиться к разрешению проблемы использования в уголовном процессе результатов ОРД и прочей непроцессуальной информации.

Однако об эффективности "противоречивого" подхода можно говорить лишь в случае выявления правильного противоречия. В противном случае исследователь рискует зайти не туда7. Поэтому первым шагом к противоречию, генерирующему интересующую автора проблему, была гипотеза о существовании в уголовном процессе и других отраслях кримкогнитивной деятельности - информационного противоречия.

Первоначально формула указанного противоречия представлялась следующим образом: противоречие между потребностями участников уголовного судопроизводства в объективной информации и ограниченным набором источников и средств ее получения8.

Однако она довольно скоро перестала нравиться автору. Последующая замена "объективной информации" на "достоверную информацию" тоже не шибко улучшила формулу, поскольку последняя и в этом случае не проясняла: зачем участникам процесса достоверная информация. В предложенном виде противоречие носило как бы частный характер. Для преодоления этого недостатка автор увязал информационное противоречие с фундаментальными свойствами и понятиями уголовного процесса. В результате сложился еще один образ: противоречие между необходимостью установления объективной истины по уголовному делу (цель) и ограниченными информационными возможностями уголовно-процессуальных средств познания.

Данное определение было, несомненно, проникновеннее предшествующего. Однако и в нем вскоре обнаружился один существенный изъян: оно провозглашало несовершенство средств, без намека на причину этого несовершенства. Кроме того, формулировке явно не доставало изящества, подчеркивающего остроту противоречия.

Представляется, что от указанных недочетов удалось избавиться путем акцентуации сущностных характеристик противоречащих сторон: объективности цели и субъективности средств. В итоге получилась формулировка: противоречие между объективной природой цели уголовного процесса и субъективной природой процессуальных средств ее достижения.

Последнее творение автора было симпатичнее и глубже своих предшественников. Но и оно оказалось не без греха. Финальная формулировка тянула за собой вопрос: почему противоречие называется информационным, если в определении и намека нет на информацию?

Однако этот вопрос актуален лишь при бытовом взгляде на проблему. В теоретической плоскости вопросительный знак очень скоро распрямляется в восклицательный. Рассматривая информационное противоречие с разных методологических этажей, автор пришел к выводу, что все представленные выше формулировки не хуже и не лучше друг друга. Они всего лишь отражают разные уровни информационного противоречия. Первая формулировка - потребительский уровень (уровень практики). Вторая - уровень гносеологический. Третья формула поднимает информационное противоречие на общефилософский уровень, связывая исследуемое противоречие с основным вопросом философии. На этом уровне информационное противоречие предстает как сложное взаимодействие объекта и субъекта; бытия и познания; генеративного и интерпретативного9.

Названные уровни могут быть воссоединены в случае описания и объяснения анализируемого противоречия посредством терминов и понятий информационного подхода, с переносом внимания на информационную составляющую цели и средств. Подобный подход позволяет увидеть многое в привычном10. Однако подход дает лишь схему, намек на точку опоры, каковой является группа понятий. Результативность информационного подхода, таким образом, будет зависеть от наполнения целого ряда понятий, в первую очередь центрального понятия - информации. Предметно указанного феномена автор коснется в главе, раскрывающей сущность оперативно-розыскной информации. А пока лишь предварительно выделим момент связанный с тем, что будучи объективной онтологически, генетически информации о преступлении всегда является субъективной. Говоря о субъективном характере уголовно-процессуальных средств познания, автор в первую очередь подчеркивает интерпретативные способности субъекта - создавать информацию с привлечением собственного сознания11. Уголовно-процессуальная информация, таким образом, невозможна без интерпретации. Интерпретация является ключевой проблемой информационного противоречия. В этой связи, информационное противоречие можно вполне назвать интерпретационным (интерпртетативным).

Объективной в философском смысле слова может считаться только информация, полученная в обход интерпретации. Истина, которой интересовался Пилат, и которую искали миллионы других людей, может быть постигнута, как говорят догадывающиеся, только путем озарения, причем сразу, целиком и без всякого толкования. Постигший Истину не в состоянии передать ее словами. Очевидно, что такой способ не для судопроизводства. Бессловесный уголовный процесс - сюжет для фантастического романа. В реальном уголовном процессе устность (разговорность) является ведущим технологическим принципом в установлении объективной истины (в контексте уголовно-процессуальной цели). Получение и передача информации без интерпретации в уголовном процессе невозможна в принципе12.

Если истина - это соответствие наших знаний реальной действительности, то судить об этом соответствии мы можем только посредством своего внутреннего убеждения. Обоснованное убеждение в истинности и есть достоверность13. Таким образом, достоверность также является продуктом интерпретации. Об объективности истины мы можем судить в случае совпадения множества интерпретаций, поскольку в уголовном процессе значение имеет не столько индивидуальный, сколько общественный опыт. Множественность стадий уголовного процесса, открытость судебного разбирательства - все это средства объективации субъективной информации (продукта интерпретации). На борьбу с субъективизмом направлено и совершенствование процедур отдельных следственных действий. Можно говорить о том, что процессуализация (процедуризация) - и есть способ объективации информации.

Однако особенность информационного противоречия состоит в том, что его полюса не могут быть изменены кардинально: уголовно-процессуальные средства даже при их совершенствовании все равно не станут сугубо объективными; да и цель публичного уголовного процесса не может быть заменена на субъективную истину14.

Информационное противоречие является вечным генератором развития уголовно-процессуальных средств познания. Оно же и вечный источник проблемности, поскольку несет в себе неуничтожимое несоответствие между объективной действительностью и ее психическим отражением. Стремление к преодолению (смягчению) этого противоречия порождает потребность судопроизводства в привлечении непроцессуальной информации. При этом можно с большой степенью уверенности утверждать, что уголовный процесс не сможет обойтись исключительно процессуальными средствами познания. Разнообразие реальной жизни, в том числе и жизни криминальной, противится алгоритмизации. От этого непроцессуальные средства познания живут не только за пределами уголовного процесса, но и внутри его, причем независимо от исторического и географического типа уголовного процесса.