Современные формы легитимации исполнительной власти

12

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования

Владивостокский государственный университет экономики и сервиса

Современные формы легитимации исполнительной власти

Владивосток 2015

Издательство ВГУЭС

УДК 340 340

ББК 67.0

Рецензенты:

Малько А.В., заслуженный деятель науки РФ доктор юридических наук, профессор;

Цечоев В.К., доктор юридических наук, профессор

Авторский коллектив:

Мамычев А.Ю. - доктор политических наук, кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой теории и истории российского и зарубежного права Института права ФГБОУ ВО «ВГУЭС»

Мордовцев А.Ю. - доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры теории и истории российского и зарубежного права Института права ФГБОУ ВО «ВГУЭС»

Стародубцев С.С. - аспирант кафедры теории и истории государства и права НОУ ВО «Таганрогский институт управления и экономики»

В монографии рассматриваются теоретико-методологические и юридико-практические проблемы легитимации государственной власти, публично-властных управленческих и иных социально-значимых решений. Отдельно анализируются архитектоника (многоуровневое строение) процесса легитимации публичных органов власти и политико-правовых результатов ее деятельности. Выделяются и обстоятельно рассматриваются современные формы легитимации исполнительных органов власти в контексте постсоветских процессов государственно-правового развития.

Монографическое исследование адресовано специалистам в области правоведения и государствоведения, профессиональным политологам и политикам и всем тем, кто интересуются историей, современным состоянием и перспективами развития российской государственности. Кроме того, издание может быть использовано в качестве учебного пособия по спецкурсам, читаемым юристам, политологам, социологам и др., а также использоваться для написания выпускных квалификационных работ, магистерских диссертаций, диссертационных исследований по схожим проблематикам.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ЛЕГАЛЬНОСТЬ И ЛЕГИТИМНОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ: ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВОЙ И СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

1.1 Легальность и легитимность властных институтов в государственно-правовом процессе

1.2 Социокультурная архитектоника легитимности государственной власти

1.3 Легитимность государственной власти как фактор стратегии устойчивого развития отечественной правовой и политической жизни

ГЛАВА 2. ТИПИЧНЫЕ И НЕТИПИЧНЫЕ ФОРМЫ ЛЕГИТИМАЦИИ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ

2.1 Типичные (классические) формы легитимации органов власти и публично-правовой деятельности

2.2 «Нетипичность» в концептуально-правовой интерпретации легитимности современных органов исполнительной власти

2.3 Легитимация исполнительной власти: общее и специфическое

ГЛАВА 3. НЕТИПИЧНЫЕ ФОРМЫ И РЕЖИМЫ ЛЕГИТИМАЦИИ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ

3.1 Нетипичные формы легитимации современных исполнительной власти и результатов её публично-правовой деятельности

3.2 Нетипичные (смешенные) режимы легитимации исполнительной власти в современном государственно-правовом

3.3 Факторы легитимации и делегитимации исполнительной власти в постсоветской России

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

В гуманитарной науке акцентуация проблемы соотношения легальности и легитимности, их смысловой наполненности начинает играть ведущую, решающую роль, как правило, в ситуациях, когда происходит демонтаж всей институциональной структуры общества, противостояние двух социально-политических порядков (проектов) со своей институциональной структурой господства.

В этом плане совершенно справедливо отмечают многие авторы, что проблематизация в исследовательских проектах концептов «легитимности» и «легальности» вызвана кризисом самой государственной власти, который мыслится уже как следствие перехода от одной «парадигмы властвования», традиционно сложившейся и органично развивающейся одновременно с самим социумом, к другой, принципиально иной и по конфигурации, содержанию, функционированию основных политических и правовых институтов, и по стратегиям, тактикам, типам и способам развития властных отношений. Другими словами, подобный кризис связывают, как правило, с процессами политической и правовой модернизации общества. Причем последний в современной литературе воспринимается уже как неотъемлемый атрибут модернизационных процессов.

рассморение ее основ, исторического базиса на котором они возникли. еДостаточно долгое время понятие «легитимность» употреблялось в научном обороте, как правило, в контексте юридической теории. Его смысловая кристаллизация протекала в тесном соприкосновении с такими терминами, как «легальность», «законность», «реализация права», «действие права» и т.п. Например, во многих юридических исследованиях «легитимность» есть реальное восприятие, политическое и юридическое обоснование, оправданность практической деятельности каких-либо лиц, органов власти, их законосообразность, адекватность существующему институционально-нормативному порядку, требованиям естественного права и проч.

Однако, как отмечают многие исследователи, такое понимание «легитимности» свойственно лишь рационально-правовому дискурсу, который сформировался и получил свое воплощение в рамках классической юридической парадигмы. Более того, смысловое содержание концепта «легитимность», а также его теоретико-методологические функции выработаны в контексте западноевропейской цивилизации.

Поэтому во многих случаях западные теоретические выкладки по «теории легитимации» при переносе в иную социокультурную плоскость не «улавливают» специфики тех или иных культурных универсумов, что в значительной степени обедняет исследовательские результаты. Например, существует огромная пропасть между западной теорией легитимности, основанной на юридико-рациональных, целевых и электоральных презумпциях, и отечественной базирующейся на традиционно-идеократических постулатах (вере в «идею-правительницу», святость народных традиций, духовно-нравственное измерение природы государственной власти).

Так, если для русского политического мышления государственная элита, не санкционированная нравственно-духовным идеалом, идеалом справедливости, не является легитимной (оправданной) в глазах населения, то, напротив, для западного мышления политическая элита, получившая электоральное большинство, автоматически становится выразителем потребностей и интересов всего населения. Именно поэтому в современных российских реалиях избирательные процедуры, по мнению большинства граждан, до сих пор остаются формальными (а не реальными!) механизмами легитимации политических лидеров; доверие, как к самим этим демократическим процедурам, так и к сформированной на их основе политической элите остается весьма низким.

В этом плане, как показала практика, современные западные типы, формы и методы легитимации либо сразу оказываются не востребованными и социально бесполезными, либо фиксируются в национальном политико-правовом пространстве на крайне незначительный срок, а затем исчезают или трансформируются (деформируются), приспосабливаются к российским ментальным ориентациям и стереотипам, типичным поведенческим реакциям и т.п., часто изменяются до неузнаваемости.

В силу этого понятие «легитимность» имеет свои смысловые оттенки и эвристические возможности, обусловленные пространственно-временными и социально-культурными факторами. Именно историко-культурный фон во многом предопределяет смысл, содержание и практическую действенность данного концепта на определенном промежутке времени. В этом смысле «предложить» сформулировать универсальную теорию легитимности, практически и теоретически годную, инвариантную для всех времен и культур-цивилизационных пространств, как видится, не представляется возможным.

Кроме того, еще одной фундаментальной проблематикой, которая еще не нашла должного освещения в теории права и юридической практике, является соотношение общих и специфических характеристик легитимности государственной власти. Сегодня, как правило, о легитимности как о качественной характеристике говорят применительно в целом к государственной власти, не указывая на специфические формы легитимации исполнительных, законодательных или судебных органов и структур. Так, в подавляющем большинстве исследований общие характеристики легитимности государственной власти переносятся и адаптируются к различным уровням и ветвям государственно-властной деятельности.

Такой подход правомерен, безусловно, имеет свою эвристическую и прогностическую ценность, однако, он не учитывает ряд особенностей. Так, например, общая легитимность государственной власти имеет общеродовые, фундаментальные источники - духовно-нравственные, идеологические, ментальные и проч., преимущественно это статические (субстанциональные) принципы легитимирования власти, обеспечивающие поддержку существующего государственно-правового порядка, правомерность имеющейся системы власти, принципов её организации и осуществления, признания права за этой властью осуществление легального насилия и т.д.

В свою очередь, легитимация конкретных органов и структур власти, как правило, имеют инструментальную характеристику. Другими словами, если общеродовые характеристики и источники связаны с первичной ценностно-нормативной структурой (порядок, справедливость, гармония, безопасность и т.п.), то специфические (видовые) с инструментальными ценностями, теми, которые обеспечивают, реализуют и поддерживают первичные, базовые ценности.

Ряд современных теоретиков права указывают на специфику этих различных уровней (субстанциональный и институциональный) легитимации государственной власти и на несхожесть процессов, механизмов и технологий легитимирования власти на каждом из них. Отмечается, что субстанциональный уровень имеет первичный характер, отсутствие которого ведёт к краху государственной идеи и всего государственно-правового порядка. В свою очередь, легитимация на институциональном уровне развивает идейные, доктринальные, идеологические и прочие механизмы легитимирования власти, обеспечивает стабильность публичной системы власти. Следовательно, система легитимации как на общеродовом (первичном, базисном), так и на инструментальном (вторичном, видовом) уровнях представляет собой хотя и взаимосвязанные, но специфические статические источники, принципы и индикаторы легитимности государственной власти и её отдельных органов и структур. В тоже время статический характер последних обусловлен тем, что они достаточно медленно изменяются в ходе государственно-правовой эволюции, и могут оставаться практически неизменными в течение нескольких поколений.

В классическом теоретико-правовом подходе не учитывается также то, что легитимация это сложный, неоднозначный и многоуровневый процесс, который имеет свою специфику применительно к отдельным властным институтам. Например, эта особенность проявляется на уровне признания и одобрения общих правил получение и отправления власти, а также наделения конкретных представителей власти и должностных лиц, не только специфическими компетенциями и властными полномочиями, но конкретными социальными ожиданиями, запросами и т.д. С другой стороны, существуют различные критерии и индикаторы к оценке эффективности и легитимности публично-властной деятельности, которые существенно зависят от структурно-функциональных особенностей властных институтов.

Именно этим актуальным и востребованным проблематикам современного государственно-правового развития российской системы публичной власти и, в частности, исполнительной ветви власти, посвящена настоящая работа.

ГЛАВА 1. ЛЕГАЛЬНОСТЬ И ЛЕГИТИМНОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ: ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВОЙ И СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

1.1 Легальность и легитимность властных институтов в государственно-правовом процессе

Сегодня становится очевидным, что обращение к историко-культурным условиям концептуализации понятий «легитимность» и «легальность», их эволюции в рамках той или иной государственно-правовой действительности позволяет выявить; во-первых, специфические типы, модели легитимизации и легализации власти, свойственные тому или иному социокультурному универсуму, во-вторых, особенности функционирования и поддержания конкретных институциональных порядков и их преемственность, и, в-третьих, сопоставить государственно-правовой опыт с их теоретическими и практическими способами легитимации, выработанными в рамках той или иной цивилизации.

Для ХХ в. характерна секуляризация и смысловое «обеднение» (в пользу эмпирико-рационального понимания) понятия «легитимность», которое трактуется почти синонимично термину «легальность». Основной акцент переносится на рационально-правовую сторону в осмыслении данного концепта, что ведет к десакрализации, рационализации и формализации властных отношений, а сама политика рассматривается как рационально-технический процесс, освобождая институты власти от практики получения божественной/сакральной санкции на осуществление своей деятельности.

Политический порядок устанавливается и поддерживается с помощью рационально-нормативных средств и методов исключительно формального характера. Но поскольку формализованный социальный порядок (фиксируемый в договорных, разумных, постоянных принципах политико-правового устройства, выраженного, как правило, в идее конституционализма), по сути, есть абстрактная конструкция, то последний подкрепляется легитимными средствами традиционного и харизматического рода (например, авторитетностью политического лидера, избранного при участии широких масс населения). Тем самым «рациональность для того, чтобы быть действенной, должна быть признанной и желанной: другими словами, в рациональность необходимо верить. Какое бы отношение ни существовало у политических агентов по отношению к действующей конституции или иному правовому акту, в своих действиях они должны исходить, прежде всего, из предположения об их истинности и справедливости (даже если с обыденной или политической точки зрения эти акты очевидно несправедливы)».

Между тем происходит нарастание новых смысловых и практических форм обоснования деятельности власти и политического порядка. В духе современных рационалистических теорий, как замечает М. Фуко, перманентными становятся абстрактные категории, отражающие универсальность разумных законов и незыблемость социально-политических основ государства. В свою очередь, практическая целесообразность власти и одновременно оправдание деятельности сложных, разветвленных властных структур основываются на новой логике управления, освобожденной от религиозных и сакральных догматов, которая выводится из двух теоретических презумпций: во-первых, государство должно быть суверенно и хорошо/эффективно управляемо, а, во-вторых, государство должно заботиться об удобствах и радостях жизни, человеческое счастье, некогда зависящее от божественной воли и индивидуального социального/божественного служения, теперь становится предметом и инструментом политики, оно является «необходимым для выживания и развития государства. Это некое условие, орудие, а не просто какой-то итог или последствие (курсив - авт..)». Счастье людей, их комфортность и материальные условия делаются одной из составляющих «государственной мощи», принципом (у) правления и обоснования «ухищренной, дифференцированной и скрытой власти».

Однако в сегодня вопрос о легальности политического порядка, тех или иных институтов публичной власти должен быть органично связан с проблемой легитимности, т.е. с адекватностью и одобрением, поддержкой общественным сознанием установленного государством порядка, юридических институтов и используемых властно-политических механизмов. Легальность должна опираться на ценностно-духовную систему, выработанную обществом в ходе его исторического развития. Иначе она превращается в формальный долг, выражает долженствование, основанное не на правовом укладе, воле и интересах народа, а на «субъективном» интересе или абстрактном идеале, не имеющих действенных опор в правосознании граждан.

В этом смысле можно говорить о легитимной законности (легальности), которая отражает особое состояние «режима законности, характеризующегося нравственной обоснованностью и поддержкой со стороны населения требований правовых норм». С нашей точки зрения, идея легитимной законности (легальности) как раз и отражает соответствие юридических норм, институтов и механизмов национально-нравственному и общечеловеческому измерению, направляет развитие правовой системы, правотворческой и правоприменительной деятельности с целью совершенствования всего юридико-политического бытия конкретного общества.

В свою очередь, легитимность государственной власти в русской традиции - это соответствие, адекватность последней специфическому представлению о справедливости, кроме того, она связана с реальной, фактической значимостью для конкретных субъектов определенного социально-политического и правового порядка, выраженного в тех или иных институциональных структурах, принципах и методах властвования.

Очевидно, что в современном политическом процессе легитимность выступает одной из ведущих характеристик государственной власти. Однако единства по поводу содержательной интерпретации данного феномена в существующих политологических, юридических и социально-философских теориях и доктринах не прослеживается. Это обусловлено не только различными трактовками легитимности и теоретическими выкладками по поводу самого процесса легитимации (делегитимации) власти, но и убежденностью многих авторов в «расплывчивости» данного понятия, в его «низкой» эвристической продуктивности и т.п.. Причем даже в тех случаях, когда признается исследовательский потенциал данного концепта в анализе властных отношений, складывающихся и эволюционирующих в конкретном обществе, авторы в то же время отказываются дать четкую концептуализацию легитимности ссылаясь на загруженность (перегруженность), ангажированность данного понятия, а также на его нагружающее значение, возникающее в связке с другими политико-правовыми явлениями и процессами.

Так, легитимность рассматривают с совершенно разных сторон, в разных качествах и контекстах:

- в качестве характеристики существующих публично-правовых институтов (т.е. признаются ли как необходимые существующие в обществе институты, в целом институционально-властный порядок);

- в качестве характеристики властно-правовой деятельности, носящей, прежде всего, оценочный характер (т.е. насколько реальная деятельность тех или иных представителей институциональных структур соответствует, вписывается в существующие общественные ожидания, надежды, веру и т.п.);

- в качестве характеристики, отражающей содержательную взаимосвязь субъект-объектных властных отношений (т.е. как формируются, кристаллизуются субъект и объект власти в существующих социально-властных отношениях, а также как осуществляется согласие, признание каждого из них - субъекта, объекта - своего статуса в контексте функционирующих в обществе властных отношений);

- в качестве характеристики, раскрывающей механизм, процесс социально-психологического признания вновь формирующихся институтов, в том числе и право какого-либо лидера на занятие той или иной должности, социальной позиции и т.п.;

- в качестве характеристики, отражающей адекватность властных действий, реформаторских усилий, представлений, ценностей и проч. некоторым исконным, исторически (традиционным) сложившимся практикам, социальным моделям и типам отношений и т.п. (в некоторых случаях легитимность вообще анализируется как социальная реакция неприятия инноваций в институциональной сфере);

- в качестве консервативной характеристики, описывающей разворачивающиеся те или иные процессы и явления в общественной жизнедеятельности в обществе с точки зрения национальной историчности: сложившегося образа жизни и стиля политико-правового мышления (в ряде случаев легитимность воспринимается и в негативных оценках - отказе от этого образа жизни и стиля мышления - например, революционная легитимность ).

Конечно, данный перечень трактовок легитимности не исчерпывающий, напротив, существует еще немало разнообразных логических и теоретических определений и схем. Не в этом суть. Дело в том, что, как правило, одним термином пытаются описать и проанализировать совершенно разные, порой разновекторные, противоречивые явления и процессы. Так, например, такие понятия, как «легитимность», «легитимизация», «делегитимизация», «вера», «согласие» (иногда даже солидарность, толерантность, терпимость - тоже входят в ту или иную концептуальную версию рассматриваемого понятия), «авторитет», «поддержка», «доверие», механизмы и процесс социального признания, поддержания порядка, договоренность в отношениях, социально-психологическая реакция и т.п. часто объясняются схожим образом, а многие из них воспринимаются как тождественные.

С нашей точки зрения, категория «легитимность» - это более общее, родовое понятие для целой серии явлений, отношений и процессов. Она выступает, прежде всего, в виде качественной характеристики государственно-правовой организации общества, которая в свою очередь раскрывается и конкретизируется посредством ряда взаимосвязанных феноменов. В соответствии с этим не следует смешивать формирование и национально-культурную эволюцию институционального порядка с внешними процессами его признания, одобрения. Безусловно, политико-правовой порядок не может существовать без поддержки, одобрения, авторитета, признания, последние отражают разные свойства и стороны более общей качественной характеристики - легитимности.

Скорее легитимность есть генезис «признания» в развитии институционально-властной организации общества. Тем самым она отражает именно качественную характеристику становления, развития и современного функционирования институционально-властной конфигурации органов, структур власти и, соответственно, должностных лиц их представляющих.

В этом плане можно согласиться с известным философом К. Ясперсом, что «легитимность подобна кудеснику, беспрестанно создающему необходимый порядок». Прав и современный теоретик политической легитимности А.-Н.З. Дибиров, отмечая, что «легитимность - это способ производства политического порядка в соответствии с определенными принципами и на определенных основаниях». Однако позволим здесь сделать небольшую корректировку в вышеуказанной трактовке термина «легитимность» в соответствии с выбранными нами теоретико-методологическими ориентирами. Нам видится, что легитимность - это не столько способ производства, поскольку «способ» ориентирует на процедуры и механизмы легитимации власти, которые могут изменяться во времени и в пространстве. Более справедливым будет сказать, что легитимность - это качественная характеристика политико-правовых и социально-духовных закономерностей производства институционально-властного порядка в ходе развития общества. Естественно, что это развитие формирует, добавляет, уточняет и трансформирует специфические (свойственные определенному времени, конкретному обществу и его политико-правовому опыту) источники, принципы, механизмы и практики легитимации институтов и структур власти, властной деятельности конкретных должностных лиц и иных политических деятелей. В том же ракурсе отмечает и В.Е. Чиркин, полагая, что легитимность это свойство государственной власти, отражающее состояние правильности, оправданности, целесообразности, законности и другие стороны соответствия конкретной государственной власти установкам, ожиданиям личности, социальных и иных коллективов, общества в целом.

Именно на этой качественной характеристике развертываются и иные - видовые определения таких феноменов, как «политическая легитимность», «социальная легитимность», «экономическая легитимность», «легитимность права», «личная легитимность» (тех или иных государственных деятелей, политических лидеров, представителей гражданского общества). Думается, именно данные теоретико-методологические и смысловые моменты хотел выразить автор, определяя политическую легитимность как «содержание взаимодействия политической системы и общества. Политическая легитимность - это совместная рефлексия власти и общества, это постоянное соотнесение общественного порядка подчинения с неким более высоким этическим началом, признаваемым как обществом, так и властью».

Поэтому легитимность государственной власти в современных условиях и в контексте институционального развития следует анализировать как качественную характеристику специфического состояния политической организации общества. Данная характеристика отражает, прежде всего: а) степень устойчивости публично-правовых институтов; б) уровень преемственности в институционально-властном развитии; в) адекватность существующего порядка властных отношений сложившимся моделям взаимодействия в системе личность - общество - государство; г) степень соответствия методов и способов осуществления власти (режимности власти) социальным ожиданиям; д) уровень «социальной напряженности» в процессе осуществления политико-правового управления общественными процессами, в том числе степень потенциальной возможности направлять действия всех социальных субъектов с минимальным использованием средств и технологий принуждения и насилия и проч.

Данный перечень индикаторов, отражающих содержательную характеристику функционирования публично-властных институтов, не полон и требует дальнейшего изучения и корректировки. Тем не менее они отражают основные характеристики легитимной или делегитимной деятельности властно-правовых институтов и структур, формируют мыслительные штампы, когнитивные готовности и оценочное восприятие властно-политических явлений и процессов. На повседневном уровне этот комплекс характеристик маркируется в качестве справедливой (или, наоборот, неправедной, антинародной) правовой политики государства. Академик Н. Моисеев отмечал, что накопление «ощущения» несправедливости в государственно-правовой деятельности есть «накопление потенциальных неустойчивостей в системе». В том же ракурсе рассматривают сегодня концепт легитимности и ряд зарубежных исследователей. Так, например, М. Липсет полагал, что легитимность есть качество системы, ее способность поддерживать веру населения и социальных групп в то, что существующие публично-правовые институты наиболее адекватны данному обществу, его этапу исторического развития, геополитическому положению в мире и т.п. Ж. Лира в свою очередь также отмечал, что легитимность - это то качество политической системы, которое поддерживает в общественном сознании «убеждение в том, что, несмотря на все их промахи и недостатки (в функционировании институтов - авт.), существующие политические институты являются наилучшими, нежели какие-либо другие, которые могли бы быть установлены и которым следовало бы в результате подчиниться».

Следовательно, категория «легитимность» ориентирует на анализ определенного состояния функционирования властного пространства, специфических отношений и взаимодействия, порядок которых соответствует, «устраивает», вписывается в доминирующий тип политико-правовой мыследеятельности всех его участников. Иначе говоря, легитимность - это характеристика функционирования власти в особом режиме и порядке институционального устройства, соответствующего конкретному обществу и его этапу историко-культурного развития. Она отражает социальную «атмосферу» и реакцию на публично-правовую деятельность властных институтов. Так, многие теоретики отмечали, что власть, прежде всего властные отношения в системе личность - общество - государство, может функционировать только в легитимном пространстве.

Например, известный философ А. Кожев в своем феноменологическом анализе властных отношений формулирует три весьма важных утверждения для понимания легитимности именно как качественной характеристики власти. Во-первых, он обосновывает, что легитимный характер власти подразумевает следующее: «Любая Власть обязательно является признанной Властью: не признавать Власть - значит отрицать ее, а тем самым ее уничтожать».

Во-вторых, легитимное «употребление власти не только не тождественно использованию силы (насилия), эти два феномена взаимно исключают друг друга. Вообще говоря, для употребления Власти следует ничего не делать. Обязанность вмешиваться посредством силы (насилия) указывает на то, что Власть отсутствует». Данное утверждение в большей степени отражает не столько потенциальное, авторитетное понимание власти, сколько социально-психологическое ее признание, а также существующего порядка, стабильности властных отношений в обществе, исключающей негативную реакцию (явного и латентного характера), силовые отношения (господства - подчинения) и т.п. Отсюда формулируется третье утверждение: чтобы легитимное действие стало властным и наоборот, «достаточно отказа (свободного и сознательного) от осуществления возможных “реакций”». Поэтому, заключает А. Кожев, властное действие легитимно уже по определению. Следовательно, «бессмысленно говорить о “незаконной” или “нелегитимной” Власти, это противоречие in adjecto. Тот, кто “признает” Власть (не существует “непризнанной” Власти), признает тем самым ее “легитимность”. Отрицать ее легитимность, - значит не признавать ее, а тем самым ее уничтожать. В том или ином конкретном случае можно отрицать существование Власти, но нельзя противопоставлять реальной Власти (т.е. признанной) какое бы то ни было “Право”».

Таким образом, нелегитимность государственной власти - это не только «отказ», непризнание за ней права на руководящую роль в обществе, а в большей степени нивелирование (в терминологии А. Кожева - уничтожение) ее как таковой. Нелегитимность государственной власти отражает состояние нестабильности, иллюзорности существующего порядка, разложение властных отношений в системе личность - общество - государство, подмену этих отношений организованным насилием, произволом, которые могут существовать лишь временно. В таком состоянии социальной системы воцаряется хаос, формируются условия для революционных потрясений, инициирующих смену (трансформацию) нелегитимного институционального устройства и формирование «нового» легитимного, адекватного порядка и режима функционирования властных отношений.

В то же время, существующее в теории государства традиционное утверждение о том, что легальность и легитимность - это две основные характеристики власти, следует воспринимать с достаточной степенью условности. Общеизвестно, что первое понятие отражает формально-юридическое, этически нейтральное в функционировании власти; а второе, наоборот, обладает нравственным измерением и нейтрально к юридической составляющей властных отношений.

Из этого положения достаточно часто делают совершенно противоположные выводы. Например, государственная власть может функционировать, будучи легальной, но нелегитимной, непризнаваемой народом. Однако, как мы отмечали выше, такое если и возможно, то лишь временно. Нелегитимное состояние государственной власти - это, прежде всего, неустойчивое, переходное состояние общественной системы, стремящейся к самоорганизации адекватного властного порядка и социально признаваемого режима функционирования властных отношений в обществе. Другое утверждение (одно из самых распространенных) заключается в том, что всякая легальная власть есть, по сути, легитимная, поскольку соответствие ее законным основаниям и правовым процедурам функционирования автоматически завязывает ее в своей деятельности на интересы народа, права и свободы человека и т.п. При этом игнорируется положение классической теории легитимности, сформулированной М. Вебером (на коей эти утверждения основываются), что легальность - это лишь один из принципов, а легализация лишь один из способов легитимации власти в том или ином обществе.

Напомним, для М. Вебера «легитимность» является более широким понятием, чем «легальность», поскольку первое отражает значимость социального порядка и поддерживающих его институтов, а второе - лишь один из видов легитимности, связанный с внешними способами обеспечения и защитой последнего. Однако при этом следует учитывать, что «в разные эпохи и разными политическими силами то легальность становилась выше легитимности, то наоборот». В связи с этим, по мнению А.Ф. Филиппова, М. Вебер «подходит к делу как социолог, и потому для него общим понятием оказывается легитимность: вера в законную значимость порядка».

В этом плане, неоправданно, как отождествление данных категорий, так и концептуальная «подчиненность» легитимности понятию «легальность». Напротив, современная властно-правовая практика свидетельствует об обратном, а именно о нарастании смыслового многообразия «оправданий» власти. Абстрактно-юридическая фиксация отношений не в силах закодировать в юридическую норму все многообразие технологий и способов процессов легитимации тех или иных институтов власти. Кроме того, как утверждает М. Фуко, современное юридическое понимание власти «неадекватно тому способу, каким она осуществлялась и осуществляется; однако же оно является тем кодом, в соответствии с которым власть себя предъявляет и в соответствии с которым, по ее же собственному предписанию, ее и нужно мыслить», поэтому «если мы хотим проанализировать власть в конкретной исторической игре ее приемов, то как раз от этого образа нужно освободиться, т.е. от теоретической привилегии закона и суверенитета.

Необходимо построить такую аналитику власти, которая уже не будет брать право в качестве модели». Сегодня мы «вступаем, - продолжает французский исследователь, - в такой тип общества, где юридическое все менее и менее способно кодировать власть и служить ей системой представлений». Особенно это справедливо по отношению к проблематике адекватности институтов власти историко-культурному контексту их функционирования.

Даже в современных демократических западных обществах процессы легитимации, какую бы рациональную подоплеку они не имели, протекают за абстрактным юридическим кодированием властных отношений. Большинство западных теоретиков единогласно интерпретируют концепт «легитимность» как веру населения в обоснованность функционирования власти. Так, ведущий западный политический социолог П. Бурдьё утверждал, что вся жизнь западного человека основана на вере в формально-правовые установления. В основе доверия граждан западных демократий к институтам власти, замечает он, лежит, по сути, их наивная вера в равенство перед политикой, которая предполагает покорную сдачу позиций и обеспечивает неограниченный кредит для партий и чиновников. Другой теоретик Т. Парсонс утверждал, что основания легитимности покоится не в нормативной системе, а в ценностных ориентациях социальных агентов, имеющих духовно-нравственный источник. Поэтому с его точки зрения феномен легитимности имеет по крайне мере две характеристики: конституционную (т.е. легитимацию через высший юридический акт) и моральную, связанную с ценностно-духовными ориентирами.

Все это инициирует теоретико-методологическое осмысление категории «легитимность» не столько с точки зрения формально-юридизированной стороны, сколько в социально-культурном и духовно-нравственном измерениях. Интересной в этом контексте видится позиция Д. Битема, который предлагал изучать легитимность не только в контексте «веры в легитимность», а на основе многообразия ее реальных оснований. В качестве таковых он предлагал рассматривать соответствие власти установленным нормам, причем не только формального, но и неофициального характера, подкрепленность данных норм верованиями, разделяемыми правительством и народом, демонстрацию поддержки власти со стороны управляемых. Важно то, что, основываясь на трех основных видах легитимности, выделенных М. Вебером (традиционной, харизматической и легальной), он указывал на взаимосвязь и взаимообусловленность последних. Причем в каждом обществе, по его мнению, в ходе исторической эволюции кристаллизуется сложная структура взаимодействия этих различных уровней легитимации.

В этом плане сама дискуссия о преобладании формально-юридического или духовно-нравственного в признании государственной власти имеет смысл в контексте той или иной формы государства, поскольку их соотношение меняется в зависимости от ряда критериев, требований политико-правовой стабильности, уровня развития властных отношений, национальной обусловленности властно-правового мышления и т.п. С нашей точки зрения формально-юридический аспект (легализация) и неформальный, духовно-нравственный аспект (легитимация) в функционировании государственной власти комплексно отражают существующую институционально-властную организацию, реальные политические процессы и существующий политико-правовой климат, в котором они разворачиваются.

Таким обозом, формально-юридические основы легитимности концентрируют внимание исследователя на институционально-правовых принципах и процедурных (процессуальных) свойствах легитимной организации государственной власти. В свою очередь, неформальный, духовно-нравственный срез ориентирует на способы, методы и техники легитимного функционирования государственной власти, т.е. на специфичность режима легитимации властно-правового взаимодействия в конкретном обществе.

Таким образом, легитимность интерпретируется нами как качественная характеристика определенного политико-правового состояния общества, которое соответствует публично-правовым, экономическим и социально-культурным закономерностям производства и воспроизводства (преемственности) институционально-властного порядка в развитии конкретного общества. Другими словами, легитимность отражает соответствие (делегитимность - несоответствие) функционирующей системы институционально-правовой организации уровням, моделям и специфике властных отношений в системе личность - общество - государство национально-культурной мыследеятельности. Легитимность, следовательно, выступает и как цель функционирования всех институтов и структур, их уполномоченных представителей, но в то же время является результатом этого функционирования, отражающего определенное качественное состояние.

В свою очередь, легитимизация (делегитимизация) - это процессуальная составляющая более общего явления - легитимности. Она отражает процесс, способы, методы и техники оправдания существующей властно-институциональной конфигурации, основных форм и параметров их функционирования. Именно в ходе этого процесса развития реальных властных отношений в среде личность - общество - государство, обусловленного существующей социально-политической и экономической обстановкой, политико-правовой культурой и ее архетипическими кодами, формируется режим легитимного функционирования институтов власти и конкретных политических акторов и должностных лиц.

Понятие «легитимный» - это уже оценочная характеристика, распространяющаяся либо на конкретных политических акторов и их действия, либо на конкретные институты и их институциональную активность. Тем самым последнее, с нашей точки зрения, следует анализировать в двух плоскостях - деперсонифицированный (институциональный) легитимный режим и персонифицированный легитимный режим. Первый отражает режимность функционирования публично-правовых институтов власти, сложившиеся, укорененный в национальной культуре образ, порядок и модальность (преемственно воспроизводящиеся модели властного взаимодействия между личностью, обществом и государством). Второй, соответственно, это режим функционирования отдельных «персон», занимающих в обществе официальные или неофициальные властные позиции, и их конкретные действия.

В этом плане легитимный режим - это комплексный системный феномен, отражающий оценку реально существующих властно-правовых отношений, формирующихся в процессе мыследеятельности субъектов и их взаимодействия по поводу реализации общего блага, национального интереса (консолидированных индивидуальных, общественных и государственных интересов и потребностей).

В свою очередь, взаимосвязь процессов легитимизации и режимов легитимного функционирования отражает закономерности и случайности в формировании властно-правового порядка, его легитимности. Именно легитимность последнего придает данному порядку стабильность и целостность, поскольку, как отмечает Э. Гидденс, оправданность и адекватность существующих институтов, т.е. легитимность последних, есть способ стабилизации любого социального взаимодействия. При этом подчеркивает он, что доверие к ним может структурировать разновекторные взаимодействия между людьми, не имеющими непосредственного контакта, сглаживая различия поведенческих контекстов, вызванных удаленностью в пространстве и времени.

В то же время легитимность как качественная характеристика публично-властной деятельности имеет ряд источников, влияющих на содержание процесса легитимации властно-институционального порядка и публично-правовой деятельности властных институтов и структур. Традиционно под источниками в политико-правовой науке принято понимать: во-первых, «силы», которые инициируют те или иные политико-правовые явления и процессы, это и божественная воля в религиозных государственно-правовых системах, и народная воля, правосознание, так называемый народный дух в светской юридико-политической организации и т.д.; во-вторых, определенное историческое наследие, т.е. государственно-правовой и духовно-нравственный опыт народа, его политические и правовые памятники, символы, сложившиеся системы представлений, все то, что принято ассоциировать с исторической обусловленностью этих явлений и процессов - «так было всегда», «предписано временем, наследием предков» и проч.; в-третьих, материалы, посредством которых мы познаем власть, право, государство, т.е. то, что является источником познания различных явлений, процессов в политико-правовой жизнедеятельности общества; в-четвертых, материальные (географические, климатические, психологические, биологические и иные) факторы и условия жизни общества, влияющие на формирование государственно-правовой системы определенного народа; в-пятых, это формально- юридические и институциональные источники, опосредующие властно-правовые отношения в обществе. Так, в рамках сравнительно-правовых исследований уже достаточно давно устоялось признание множественности и специфичности источников и доминант, сложившихся в ходе генезиса юридико-политического бытия различных государственно-правовых пространств.

В этом контексте можно выделить следующие факторы, влияющие на качественное (легитимное) функционирование национального властно-правового пространства:

- естественные источники, под которыми принято рассматривать влияние климатических, демографических и географических условий на жизнедеятельность общества, оказывающих непосредственное воздействие на процесс институционализации властной конфигурации, генезиса властно-правовых отношений;

- идеократические источники легитимности, которые отражают идеи, доктрины и концепции, ставшие основой той или иной властно-правовой системы, высвечивают особенности и стиль политико-правового мышления, обусловливают характер восприятия и оценки властно-правовой деятельности;

- социальные источники, отражающие влияние социальных, политических, экономических, духовно-культурных и этнонациональных факторов на формирование и развитие властно-правовых отношений. Как показывает исторический опыт, концепция устойчивого властно-правового развития находит свое реальное содержание не в универсальных и идеализированных, по существу, оторванных от реального социально-культурного уклада принципах, а, напротив, в национальном способе бытия, в тех формах социабельности (Г. Гурвич), которые формируются при коллективном общении, в процессе социальной коммуникации и преемственно воспроизводятся в ходе исторического развития;

- формально-юридические и институциональные источники (в данном контексте источник рассматривается в формально-юридическом, институциональном плане и отражает юридически зафиксированные средства, способы организации властных институтов, а также приемы и формы легального осуществления властно-правовой деятельности).

Обращаясь непосредственно к социокультурной и духовно нравственной легитимации институтов и структур публичной власти, необходимо отметить, что современная институциональная теория включает в себя не только исследования норм, функций, знаний, ролей, но учитывает и антропологические характеристики институтов, которые непосредственно влияют на социальное содержание, значение и оправданность последних. В этом плане социокультурные характеристики институтов можно разделить на три типа.

Первый тип отражает наиболее общие определения, духовно-нравственные и ценностные характеристики, т.е. те базовые ценностные и общие поведенческие нормы, которые обусловливают социокультурные характеристики институтов. Такие знания, представления имеют достаточно абстрактный характер, и в них выражаются базовые нормативные требования института, так как каждый более или менее сложный институт представляет собой неоднозначное сочетание множества духовно-нравственных требований и функций, которые так же неоднозначно и сложно переплетены с требованиями и функциями других институтов.

Однако, чтобы институты и институциональные комплексы могли функционировать и быть легитимными в определенной правокультурной среде, они должны быть обеспечены массивом конкретных знаний и воспроизводиться в повседневных политических и правовых практиках. Поэтому второй тип характеристик -- это политико-правовые знания и навыки, а также государственно-правовой опыт общества, сложившийся в ходе его правокультурной эволюции, необходимые для конкретных действий в рамках определенной институциональной системы. При этом легитимность и эффективность института во многом зависят именно от объема знаний и навыков, обеспечивающих решение конкретных повседневных проблем, потребностей и интересов. Чем больше таких знаний со «склада общих значений», замечает австрийский философ и политолог А. Шюц, в рамках институтов, тем меньше затруднений и больше возможностей для эффективного поведения членов институтов.

Тем не менее формирование массива специальных знаний и навыков, необходимых для оптимальной деятельности и эффективной реализации интересов и потребностей в рамках института, требует достаточно длительного времени. В периоды массовых трансформаций институциональной сферы, при которой формируются новые институты, можно достичь лишь формирования институциональных знаний «первоначального» (теоретического) характера, но невозможно получить разветвленный комплекс сложных знаний и ситуативных навыков. В связи с этим заимствование институтов из других этнополитических и правокультурных сред не сопровождается интенсивным формированием массива специального знания и повседневных навыков и практик. Как правило, развиваются наиболее доступные и явные аспекты институционального знания. Более сложные и менее явные аспекты институционального знания оказываются недоступными и в лучшем случае, представлены фрагментарно. В результате институциональная деятельность является неэффективной, так как не опирается на разветвленный массив сложившихся социокультурных и духовно-нравственных правил и моделей общественного взаимодействия. Отсюда можно сделать вывод, что эффективная и жизнеспособная институциональная идентичность возможна лишь тогда, когда социально-правовая деятельность интегрируется на публичном уровне институциональной системой, а сами социальные деятели поддерживают (легитимируют) сформировавшуюся институциональную систему и соответствующую ей институциональную культуру, имеют сложившиеся представления о содержании институтов и их значении, воспроизводя в своих политико-правовых практиках основные институциональные модели социального взаимодействия.

Третий тип характеристик -- это знание и представления, которые непосредственно не связаны с содержанием и значением институтов, но имеют существенное значение для развития последних. Фоновые знания выполняют функцию культурного фундамента или культурного климата. К фоновым знаниям относятся общекультурные представления, метафизические идеи, литература, кино, СМИ, повседневное знание. Однако современная когнитивная ситуация дисгармонирует с современными институциональными тенденциями. Если к позитивным универсальным последствиям институтов относится рост функциональной эффективности, то к негативным -- потеря исторически сложившейся, имеющей более или менее органический характер целостности общества, рост сложности, неопределенности. Все эти изменения подрывают исторически укорененные устои политической идентификации, способствуя росту аномии и дезинтеграции.

1.2 Социокультурная архитектоника легитимности государственной власти

Традиционно власть, властные отношения в обществе, в том числе и способы легитимации этой власти и ее деятельности, описывают и анализируют с помощью структурно-функционального подхода. Структурно властные отношения и механизм легитимации власти совпадают и сводятся, как правило, к трем взаимосвязанным элементам: субъект, объект и содержание. Выше отмечалось, что данная структурная модель властных отношений представляет собой идеализированную теоретическую конструкцию, имеющую ряд уязвимых мест при описании и анализе реально разворачивающихся в обществе социально-властных взаимодействий. Так, например, наиболее распространенным определением власти в рамках субъект-объектной модели является следующее: это отношения господства и подчинения, при которых воля и действия одних лиц (властвующих субъектов) доминируют над волей и действиями других лиц (подвластных).

Проблема, казалось бы, ясна. Однако даже поверхностный анализ существующих в современной России властных практик ставит под сомнение предыдущее утверждение, саму логику анализа властных отношений. Кто подлинный субъект государственной власти? Народ, парламент, президент? Последний в одном из посланий Федеральному Собранию РФ прямо заявил, что «органы местного самоуправления часто осуществляют функции органов государственного управления», или «в стране вообще формируется своего рода “теневая юстиция”». В этих условиях возникают сомнения по поводу определения подлинных субъектов государственной власти (субъектов властвования), привычного понимания природы и содержания властных отношений. Поэтому на первый взгляд довольно ясное понятие, сложившееся в рамках государствоведения, при глубоком, обстоятельном изучении открывает бездну непонятного, нетипичного и проч.

В том же ракурсе предлагается осуществлять и анализ структурно-содержательного аспекта легитимности. Например, ряд авторов предлагают рассматривать механизм легитимации государственной власти как систему, включающую субъект, объект и содержание (условия, процедуры, принципы, методы и средства) легитимации государственной власти. Так, полагается, что «именно от народа (населения), выступающего в качестве единственного субъекта легитимации, власть в государстве получает признание. Это положение закреплено в принципе народного суверенитета, суть которого в том, что государственный суверенитет исходит от народа и принадлежит исключительно народу». В свою очередь, «властвующий субъект, которого можно условно назвать носителем потенциально легитимной власти, должен реально осознавать свое право на власть, причем не только в юридическом, но и в традиционном, морально-этическом смысле этого термина». Однако в подобном механизме легитимации существует противоречивость в обосновании суверенной власти народа, а через нее - суверенного права на осуществление легитимного государственного принуждения. Так, «неоднозначность идеи суверенности народа оборачивается некоторой двойственностью, поскольку развитие отношений, обеспечивающих легитимацию, всегда идет к тому, чтобы отдать приоритет власти, а не населению в целом (курсив - авт.)».