Современные формы легитимации исполнительной власти

С этой точки зрения право и государство имеют многовековую историю. Поэтому проблема устойчивого развития - это не результат исследования современных ученых, а сопутствующий эволюции человечества элемент.

Взаимодействие людей определяется необходимостью. Так, в обществе обязательно происходит обмен материальными и духовными ценностями, осуществлением производственных отношений, информацией и т.п., в процессе которого происходит учет требований, нахождение компромисса между всеми членами общества. Естественно, что возникает желание повторить удачно осуществленный обмен. Повторяемость явлений и событий - закономерный исторический процесс, но если история человечества лишена его, то нет места и закономерностям, а следовательно, и устойчивому социальному развитию. Повторяемость определяет закономерность развития общества, которая впоследствии естественно переходит в нормативность, благодаря которой общество обретает необходимую стабильность и устойчивость.

Таким образом, первоначально социальные нормы представляли не что иное, как обычаи, традиции, которые в дальнейшем перешли в категорию норм морали, а через них провозглашались те формы поведения, которые были характерны для конкретного исторического периода. Например, в первобытном обществе культивировалось равенство, но равенство не в современном понимании, а в понимании человека первозданного.

Намного позже появляются нормы права. В это время уже широко развиты социальные системы, взаимодействующие в обществе. Нормы права свидетельствуют о необходимости расширения средств, регулирующих и определяющих устойчивость жизни общества.

Тем не менее, право в своей истории прошло достаточно много этапов развития, его нормы не всегда закрепляли существующие в настоящее время общепризнанные материальные и духовные ценности. Так, в рабовладельческом обществе рабы не признавались субъектами права, то же самое относилось и к крепостным.

Возникновение права - важнейший шаг выхода человека из первобытного положения, стремление к устойчивости и стабильности жизнедеятельности общества. Однако даже существующее в настоящее время право таит в себе и сложности, которые выражены закреплением неравенства, угнетения некоторых слоев общества, и таким образом, ведет к нестабильности и неустойчивости общественных процессов.

«Объективная потребность системы к самосохранению позволила найти эффективные средства обеспечения этой цели: идеи универсального равенства, прав человека, справедливости, выдвинутые буржуазными революциями XVII-XVIII вв. Опираясь на эти принципы, право становится подлинной основой устойчивого развития, выступая выразителем свободы и равенства людей, прав человека, являющихся главным звеном, вокруг которого группируется вся правовая система».

Наиболее интересно в этой связи взаимодействие таких факторов, как правовой и политический. Право и политика тесно связанные друг с другом категории, которые обладают, может быть, неоднородными, но одинаково необходимыми для конечных целей задачами и функциями. Политика опирается на право, находит свое отражение в нормативно - правовых актах, а право в свою очередь осуществляет легализацию и легитимацию существующих и вновь образованных политических институтов. Политика же через них гарантирует и защищает основные права и свободы человека и гражданина.

Таким образом, политика и право есть вещи не только взаимосвязанные, но и взаимозависимые. В то же время в зависимости от различного понимания самого института права можно по-разному оценивать и соотношение права и политики.

Как известно, право понимается в двух вариантах: первый вид - писаное право, институциональное, являющееся позитивистским направлением в правоведении, второй - неписаное право, сосредотачивающее в себе основополагающие идеи гуманизма, справедливости и т.д. Для наиболее продуктивного изучения соотношения права и политики необходимо применять первый вариант, что более значимо для практики.

На различных исторических этапах общества и государства соотношение права и политики не оставалось и не может оставаться постоянным. На него могут влиять различные факторы, например уровень правовой культуры, состояние законности и правопорядка и т.д., вследствие чего может наблюдаться либо всплеск значимости права либо политики, т.е. в один период приоритет принадлежит праву, а в другой - политике. Этот факт подтверждает история России, хотя бы в последние 15 - 20 лет, когда право то отдвигается на второе место после политики, то политика, нуждаясь в правовой основе, вспоминает право, ставя его перед собой.

Однако не стоит забывать, что «власть, не ограниченная правом, опасна; право, не обеспеченное властью, бессильно».

В повседневной жизни право и политика сталкиваются буквально ежедневно в различных сферах жизни общества. Политическая и правовая жизнь - важнейшая часть общественной жизни, которая определяет производство политических и правовых отношений, возникающих между людьми.

Долгое время право играло второстепенную роль по сравнению с политикой. Главными для общества были политика, экономика, идеология, в связи с чем развивался правовой нигилизм, который и сейчас присутствует в обществе. Формально провозглашено верховенство законов, прав и свобод человека и гражданина правового государства, но фактически это отсутствует.

Между тем, и право, и политика призваны помогать друг другу, взаимодействовать между собой. «Политика должна быть правовой, а право - способствовать проведению разумной государственной политики». Политика в определенной мере должна подчиняться праву, зависеть от него. Политика направляет право, развивает его. В свою очередь право регулирует политику, дисциплинирует ее.

«Цель права - установить совместную жизнь людей таким образом, чтобы на столкновение, взаимную борьбу, ожесточенные споры тратилось как можно меньше душевных сил».

Таким образом, право и политика есть феномены взаимодополняемые, взаимонеобходимые, взаимозависимые. Главная задача - нахождение компромисса между ними.

С середины 50-х гг. XX в. в политологии активно используется введенное в научную терминологию Дэвидом Лэйном понятие «политическая жизнь», позволяющее рассматривать политику в более широком контексте, учитывая и институциональный, и поведенческий аспекты.

«Политическая жизнь - это совокупность духовных, чувственных, эмоциональных и практических предметных форм политического бытия человека и общества, которая характеризует их отношение к политике и участие ней»; это реальный процесс воспроизводства политической деятельности и политических отношений, обусловленный общественными и личными интересами, удовлетворение которых зависит от механизма функционирования политической власти и реализуемой ею политики. Политическая жизнь и уровень ее развития напрямую зависят от сущности государства, его устройства и формы. Она выступает в качестве результата взаимоотношений социальных и политических институтов, субъектов политических отношений. В нее всегда вовлечены большие массы людей, которые могут влиять на все стороны общественной жизни. «Политическая жизнь - это непрекращающийся процесс деятельности множества индивидов, которые направляют свои совместные (кооперированные) усилия на решение политически значимых задач с помощью системы политических средств. В политической жизни можно выделить ее важнейшие элементы: субъекты и объекты, направления и специфические средства политической деятельности. Они показывают, кто действует, на что направлены политические усилия и каким образом они осуществляются».

Что касается термина «правовая жизнь», то он, хотя и часто используется правоведами, тем не менее, мало изучен. По мнению А.В. Малько, «правовая жизнь - это совокупность всех форм юридического бытия общества, выражающаяся в правовых актах и иных проявлениях права (в том числе и негативных), характеризующая специфику и уровень существующей юридической действительности, отношение субъектов к праву и степень удовлетворения их интересов». Правовая жизнь представляет собой важнейшую часть общественной жизни. Необходимо учесть, что в нее входят все стороны юридического бытия, случайные факторы, неупорядоченные процессы, так как правовая жизнь представляет собой сферу существования права, то именно она выражает отношение индивидов к существующей правовой системе, степень удовлетворенности их интересов, а также устойчивость общественных институтов и процессов.

Правовая и политическая жизни тесно взаимосвязаны. Первая выступает в качестве определенной формы относительно второй. Вместе с тем правовая жизнь может непосредственно влиять на политическую, сдерживая ее или стимулируя. Поэтому изучение правовой жизни без политической не возможно, т.к. эти категории соотносятся как содержание и форма. «Если социология права хочет вскрыть закономерности правовой жизни, - верно отмечет Е. Эрлих, - то ей нужно заниматься также и общественными и экономическими явлениями, потому что развитие права может быть правильно понято только в связи с общественным и экономическим развитием». Поэтому есть основания для объединения политической и правовой жизни и определения ее как политико-правовой.

На течение политико-правовой жизни влияет множество различных факторов: финансово-экономическое состояние, материально-организационные характеристики, нравственно-религиозные условия, духовно-научные институты, национально-государственное устройство, уровень легитимности государственной власти и т.п.

Но в современной России, характеризующейся состоянием перманентного экономического и государственно-политического кризиса, уровень доверия населения к существующей в конкретный промежуток времени государственной власти, представляется наиболее важным для последующего изучения. Опыт последних лет показывает, что и сегодня формирование сильного и эффективного государства возможно только на основе консолидации общества, расширения его поддержки целей и действий государственной власти. Попытки укрепить государство, опираясь лишь на деловую и политическую элиту, изначально обречены на неудачу, - прежде всего, в связи с отсутствием или неразвитости правовых критериев и процедур согласования интересов различных субъектов хозяйствования. Социальная консолидация является также необходимым условием укрепления демократических институтов и последовательного развития гражданского общества.

В целом легитимность власти в обществе как фактор его стабильности имеет довольно длительную традицию изучения в истории социально-политической мысли. Так, еще древнегреческие мыслители, такие как Платон и Аристотель, обосновывали факторную зависимость силы, устойчивости правления от его законности, от тех моральных и правовых норм, на которые оно опирается. В современном мире переход все большего числа стран к демократической форме правления объективно обусловливает повышение значимости исследований по теории легитимации государственной власти.

Доверие граждан институтам государства - необходимый элемент взаимопонимания и взаимодействия власти и населения в любой исторический период развития любого государства. Государственная власть же, по общему правилу, именно та власть, которая «реализует наиболее общие интересы определенного территориального сообщества (общества страны) и служит цели развития данного политического сообщества (государства) как единой системы». Легитимной же государственная власть считается тогда, «когда она находится в соответствии с ценностными предпочтениями граждан, другими словами, когда управляемые не сомневаются в происхождении власти управляющих и оказывают власти определенную поддержку».

В то же время нельзя не подчеркнуть, что все же существуют общественные установки и, соответственно, теоретические концепции, согласно которым государственная власть несовместима со свободной человеческой волей и, следовательно, по природе своей нелегитимна. Подобную точку зрения разделяли как виднейшие теоретики анархизма XIX века (М.Штирнер, Ж.Прудон, М.А.Бакунин, П.А.Кропоткин), так и современные «новые философы» (Б.Леви, А.Глюксман, Л.Гольдман). Любая государственная власть считается этими мыслителями абсолютным злом, «прогрессирующей патологией», и потому, чтобы установился «нормальный и естественный» порядок вещей, общество должно стремиться к освобождению от всякой стоящей над ним власти, заменяя ее различными формами «добровольной кооперации и самоуправления».

Тем не менее, согласно же подходу К. Поппера, разделяемого большинством исследователей власти и общества, современное открытое демократическое общество с эффективной рыночной экономикой «...может нормально функционировать лишь при условии, что они, граждане, доверяют друг другу, как это свойственно людям, и знают, что требуется от них: честность, порядочность и истина. В обществе должна существовать элементарная степень взаимного доверия. Однако ничто не приведет к этой цели быстрее, чем доверие к власти закона -... т. е. доверие к правовым институтам государства и к чиновникам, несущим ответственность за исполнение закона».

Таким образом, легитимация политической власти представляет собой взаимообусловленный процесс, с одной стороны, «самооправдания» и рационального обоснования собственной власти со стороны «управляющих», с другой - «оправдания» и признания этой власти со стороны «управляемых».

В то же время как показал опыт проведения реформ в российском «посткоммунистическом» обществе общий курс политической элиты на демократию и либеральные ценности в начале 90-х годов XX в. натолкнулся на серьезные объективные противоречия с массовым сознанием, т.к. еще более чем за год до фактического распада Советского Союза легитимность его институтов в обществе была существенно подорвана. В 1990-1991 годах XX в. КПСС в массовом порядке теряла свои ряды, росло недоверие к союзному правительству и законодательным органам - Советам. Например, уже в ноябре 1990 года деятельность Верховного Совета РСФСР в той или иной степени неудовлетворяла 58 % населения.

Реформы в России задумывались и проводились «сверху» в специфических условиях, которые в современной литературе получили название социокультурного раскола. А большинству русских людей присущ все же ценностно-рациональный стиль мышления и поведения, для них важны не столько цели и результаты, сколько смысл преобразований.

Как показывали последующие массовые опросы нелегитимность политических институтов советского общества постепенно переросла в нелегитимность всех политических институтов нового российского общества.

Но и по результатам проводимых в этой сфере исследований в современной России уровень доверия населения к властным институтам (равно как и общественным) был и остается низким. Лишь Президенту России, церкви, службе безопасности и отчасти общественным организациям граждане нашей страны чаще доверяют, чем не доверяют. Ко всем остальным структурам власти, включая федеральное правительство, Государственную Думу, Совет Федерации, суды, прокуратуру, милицию, органы местного самоуправления и региональной власти большинство населения страны относится чаще с недоверием, чем доверием. Особенно большое недоверие испытывают граждане по отношению к политическим партиям и движениям.

Как отмечает А.В.Лубский, в России сложилась ситуация, описанная в теориях «государственной перегрузки» (Бриттэн и Нордхауз), «узаконения кризиса» (Хабермас). Эти теории объясняют падение легитимности политической власти тем обстоятельством, что безответственность правительства, партий, политических лидеров ведет к разочарованию и скептицизму в массовом сознании, а, следовательно, и к утрате политической властью легитимности.

Общественное сознание же в России может быть охарактеризовано сегодня как разорванное, фрагментарное, сочетающее противоречивые, а зачастую и вообще взаимно исключающие представления. В стороне от кризиса никак не смогла остаться и сфера властных отношений в обществе. Между тем, никакая стабилизация или устойчивое развитие невозможны без преодоления кризиса легитимности, имеющего весьма глубокие основания в политическом сознании граждан. В настоящее время не существует однозначного ответа на вопрос: есть ли абсолютные показатели кризиса легитимности и какие они. Поэтому лишь анализируя политико-правовую ситуацию, существовавшую последние 15-20 лет в России, можно выявить некоторые из них.

Одним из таких оснований является широко распространенное непонимание различия между властью и государством. Если государство понимается как институционализированная власть, высшая форма организации на определенной территории, со всеми присущими ей чертами: суверенитетом, наличием четких государственных границ, монополией на легальное применение насилия, правом на издание законов и контроля над их исполнением, на взимание налогов и т.д., то власть - особая всеобщая сфера, отделенная от общества, способная представлять высшее благо, выражать всеобщий интерес, в том числе и в форме государства.

Иными словами, власть должна быть объединяющим символом страны, ее единства, ее потенциала, ее достоинства и самоуважения. И только через восстановление и укрепление легитимности государственной власти как таковой и через последовательное государственное строительство возможно сегодня преодолеть две весьма опасные для дела демократии тенденции например, стремление многих к порядку или к т.н. «сильной руке».
В то же время, обвальное падение уровня жизни, низкий моральный облик действующей политической элиты и другие негативные социальные последствия радикальных реформ постсоветского общества привели к быстрому разочарованию основной массы населения в некоторых базовых ценностях демократии.

Другим основанием подобного положения дел можно считать утрату национально-государственной идеи, или то, что эта идея перестала выполнять присущие ей функции: быть социально-интегрирующим фактором; служить оправданием существующего политического режима и социального порядка; формулировать консолидирующие цели общества.

В отличие от существующего общественного строя, советский период отечественной истории обладал четко сформулированной национально-государственной идеей, обладающей сакральным характером, подтверждающимся верой в то, что социализм является необходимой и неизбежной стадией развития человеческого общества, и эта истина уже доказана марксистско-ленинской наукой и исторической практикой.

Высшим принципом провозглашалось служение народу, а священным долгом -- защита социалистического Отечества. Используя весь свой пропагандистский аппарат, всю мощь тоталитарной, а затем авторитарной власти, партократическое государство в СССР последовательно внедряло в массовое сознание постулаты этой национально-государственной идеи. Ассоциация власти с национальными символами, признание ее вначале «рабоче-крестьянской», а затем «народной», убеждение большинства советских людей в том, что именно эта власть наилучшим способом учитывает их интересы и чаяния способствовало ее легитимации.

Российская государственность не располагает вразумительной национально-государственной идеей. Государственная власть не может предложить обществу и «общее дело», кроме рассуждений о необходимости «выживания» в переходный период.

И, наконец, основание делегитимации существующей в современной России государственной власти является отсутствие четкого осознания политико-правовых последствий подобного положения дел на уровне политической элиты и прежде всего средствами массовой информации. Совершенно очевидно, последние внесли немаловажный вклад в делегитимацию власти, создание настроений катастрофизма, неверия в завтрашний день, разжигание различных конфликтов, дискредитацию конкретных политических лидеров и т.д. Иными словами, СМИ обнаруживают явную идеологическую пристрастность, давая подчас искаженную картину реальности. Понятно, что в ситуации маргинального общества и острого идеологического противоборства, СМИ неизбежно превращаются в оружие, во многом усугубляя ситуацию, а нередко и провоцируя ее обострение вплоть до прямых столкновений.

В то же время, объективной и насущной необходимостью является понимание СМИ прежде всего как носителей инновационных и демократических идей. В любом обществе на СМИ возлагается воспитательная и просветительная функция. Они должны быть как бы чуть-чуть впереди общества, несколько выше с точки зрения морали и интеллектуального уровня, но это не означает, что они должны слишком далеко от него отрываться.

Безусловно, условия рыночной экономики оказывают немаловажное значение на деятельность средств массовой информации - журналисты вынуждены считаться со вкусами потребителей подыгрывать им, иногда заведомо снижая планку для того, чтобы не потерять аудиторию. Платой за доходчивость и занимательность становится занижение критериев оценки и системы нравственных ценностей и моральных установок в целом. Равнодушие к литературному языку, отказ от учета важности стилистических пластов разграничения культурных слоев в обществе, - ведут к криминализации сознания, вызывают негативные сдвиги в общественном сознании в целом.

В то же время не маловажным является и тот факт, что в России все чаще наблюдается потребность в нравственной политике. В стране складывается ситуация, когда в общественном мнении начинает преобладать представление о том, что все трудности, переживаемые страной, напрямую связаны с нечестностью, обманом, коррупцией и воровством на всех этажах государственной власти.

В современной России существует целый ряд обстоятельств, побуждающих людей рассматривать государственную власть только сквозь призму нравственного деяния.

Таким образом, с учетом высокой ценности государства как гаранта безопасности и порядка необходима серьезная реконструкция властно-государственной структуры России, даже в рамках уже имеющихся основных демократических институтов. Формирование в России сильного, дееспособного, демократического государства, стабильность общества и устойчивое развитие экономики невозможны без широкой поддержки целей и действий власти, без общественной консолидации как необходимого условия нормального функционирования институтов демократии, гражданского общества и государственной власти.

Конечно, несомненным является и тот факт, что обеспечить единство общества в вопросе о доверии институтам власти и отдельным политически персонам возможно лишь при условии, что реальным приоритетом их политики и экономики станет благополучие, безопасность и достойный уровень жизни граждан. Именно так сформулирована в ст. 7 Конституции России задача государства. Следовательно, критерием развития государства должен стать уровень организации, подготовки и использования всех его сил и ресурсов для достижения этой цели.

Важно осознание государственными институтами и государственными служащими своего предназначения как сервисной службы, как инструментов оказания услуг обществу, корпорациям, гражданам. Идея демократии, как представляется, прочно укоренилась в нашем народе, но институты представительской демократии до сих пор не очень понятны, по крайней мере, на уровне массового сознания. Подтверждением чему могут служить периодические споры о том, нужны ли нам в принципе парламент, президент, конституционный суд и т.д.

Поэтому для получения подобной поддержки органы государственной власти должны утвердиться и фактически, и в массовом сознании как институты, сформированные народом и обществом для достижения общегосударственных целей.

ГЛАВА 2. ТИПИЧНЫЕ И НЕТИПИЧНЫЕ ФОРМЫ ЛЕГИТИМАЦИИ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ: ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ

2.1 Типичные (классические) формы легитимации органов власти и публично-правовой деятельности

Классические или типичные формы легитимации органов публичной власти в юридической литературе только в первом приближении является очевидным аналитическим концептом. Более детальный анализ специализированной литературы свидетельствует о разных основаниях в теоретико-правовой интерпретации «типичности». Так, в качестве классических типов легитимности государственной власти и результатов её публично-правовой деятельности приводят классификацию, предложенную немецким социологом М. Вебером, указывая на выделенные им харизматический, традиционный и легальный типы оправдания публичной власти, её сущности и назначения в обществе, в качестве типичных форм и оснований.

Данные типы рассматривают как универсальные (типичные для публично-властного взаимодействия и его оправдания) формы легитимации власти, а уже затем, на их основе выводят неклассические (смешанные, т.е. сочетающие различные классические формы в реальной политико-правовой практике) типы легитимации институтов публичной власти.

Другой подход предлагает иной взгляд на типичность и нетипичность форм легитимации публично-правовой деятельности, который основывается не на «научной классике», а на выделении традиционных (устоявшихся, авторитетных и проч.) и современных форм социального оправдания самой власти и её активности. В этом случае религиозный авторитет, юридические традиции и обычаи, правовые доктрины и идейно-концептуальные основания, общий интерес и общее благо, общественное согласие и иные, разные по своей сути и содержанию, формы и способы оправдания публично-правовой организации и властной деятельности, рассматриваются в качестве классических, традиционных.

В свою очередь, в качестве нетрадиционных, неклассических выделяются современные формы публично-властного взаимодействия, которые легитимируются не через один традиционный источник (авторитет священных книг, суверенность монарха, общие правовые основы, общественное благосостояние, социальный порядок и т.п.), а представляют собой сложную сеть легитимирующих друг друга элементов, источников, оснований. Переплетение последних и выступает для многих теоретиков права - нетипичными (смешенными) формами легитимирования актуального публично-властного взаимодействия, правового порядка и конкретной юридической деятельности.

В данном случае речь идёт о сложных, нетипичных, уникальных ситуациях, «в которых появляются целые сети доверия и недоверия», где доверие/недоверие выступает базовым элементом длительных общественных отношений и социального порядка в целом: «утрата доверия равноценна утрате общего смысла во всем происходящем в кругу повседневности и на всех иных уровнях социальной структуры общества».

В ряде случаев исследователи вообще отходят от концептов «типичности» и «нетипичности» указывая на формальные и фактические основания легитимации государственной власти. В первом случае речь идёт об универсальных формах легитимации власти - официальные нормативно-правовые, традиционные (традиции, обычаи, устойчивые верования) или харизматические источники авторитета и доверия к власти, должностным лицам и их публично-правовой активности. Во втором случае о реальных механизмах легитимирования, которые опираются на различные источники и смешенные основания оправдания власти, её деятельности и результатов.

А.-Н.З. Дибиров вообще старается отойти от дихотомии классические и современные (нетипичные, смешанные) формы и основания легитимации институтов власти посредством формирования синтетической модели - многоуровневой модели легитимации власти. Так, он выделяет: базовый уровень легитимации государственной власти - основанный на универсальных формах легитимирования - традиции, рационально-легальный или авторитарно-харизматических источник; второй этаж (уровень) легитимация конкретных политико-правовых институтов и структур - опирающийся на базовый уровень, смешивая в зависимости от общества и конкретно-исторической ситуации указанные источники, основания легитимации власти; третий уровень - персоналистский уровень, легитимация конкретных деятелей, их деятельности и способов «вхождения во власть», на котором могут привлекаться целая серия разнообразных источников и механизмов.

Сложную структуру феномена «легитимации» предлагают и авторы недавно вышедшего монографического исследования, которые рассматривают легитимность как качественную характеристику политико-правовой организации всего общества, а легитимацию как сложный многоуровневый процесс достижения этого состояния. При этом исследователи обосновывают, что в современном государственно-правовом процессе невозможно чётко идентифицировать типичные (классические) и нетипичные (смешенные) основания легитимации, а сам процесс легитимирования вряд ли, с точки зрения исследователей, имеет универсальную и жёсткую структуру. В монографии авторы также «снимают вопрос» о типичных и нетипичных формах легитимации государственной власти через формирования архитектонического строения процесса легитимации власти, политического и правового порядка, где классические и неклассические формы и основания легитимации располагаются в различных уровнях, срезах «общей архитектоники легитимности».

С позиции других исследователей, например, придерживающихся социологического направления в юриспруденции, напротив, выделение классических (типичных) оснований легитимации государственной власти и неклассических (нетипичных, современных) форм и инновационных технологий оправдания её назначения и деятельности представляется достаточно важным аналитическим инструментарием. Важность последнего обусловлено тем, что последнее позволяет описать динамизм социально-правового развития, выделить источники и их эволюцию, описать направления трансформации юридической мысли, опирающихся или реинтерпретирующие классические концепты, формы и механизмы. Кроме того, типичные формы легитимации выступают универсальной «матрицей познания» различных смешенных форм и неклассических вариантов оправдания/признания деятельности и социальной значимости органов и структур власти.

Таким образом, можно констатировать, что на первый взгляд очевидная категория «легитимность власти», выступающая в качестве теоретико-практического инструментария анализа и оценки, действующих публично-правовых институтов власти, является достаточно спорной и неоднозначной. Более того, в современной теории права и государства данная категория используется весьма часто, но при этом ее содержание интерпретируется в совершенно разных, а порой и противоречивых, исследовательских позиций.

Итак, с учётом вышеизложенного представляется целесообразным, с точки зрения настоящего исследования, более подробно рассмотреть классические (типичные) формы легитимации органов государственной власти. Обращаясь к этой проблематике, отметим, что достаточно часто, при рассмотрении классических форм легитимации, не учитывается то, что М. Вебер в своих работах даёт чёткое разведение двух несовпадающих феноменов: тип легитимного властного господства и оправдание (легитимация) подданными определённой государственно-правовой организации. Довольно часто эти две формы легитимации воспринимаются и трактуются как равнозначные, что мягко говоря, не отражает содержание веберевской концепции и её теоретико-методологического потенциала.

Кроме того, согласно немецкому исследователю признание существующего властного порядка и/или отдельных видов проявления публичной власти обеспечивают также личный интерес, традиция, аффект, которые встречаются не реже в конкретной политико-правовой практике, чем традиционные форм господства - традиционная, харизматическая и легальная. Это обстоятельство многим исследователям представило возможность говорить о двух измерениях веберовской концепции легитимности. Так, например, Д. Битем говорит о «двух Веберах», т.е. о теоретике, для которого легитимность представляет собой качественное состояние власти, условия её стабильности, и практике - для которого состояние легитимности понимается как баланс сил между различными социально-политическими субъектами, между значимыми социально-правовыми действиями и институционально-нормативными требованиями и т.п.

Согласно М. Веберу можно выделить несколько типичных социально-властных практик, в ходе которых различным явлениям и процессам государственно-правовой реальности приписывается легитимная значимость. Используя формулировки М. Вебера, в данном случае речь идёт о типичных (чистых, универсальных, классических) или идеальных «мотивах подчинения» и «внутренних оснований оправдания» власти.

В выделяемых идеальных типах такового социального признания, согласно М. Веберу, важным является не только внутренняя мотивационная структура социального действия, но и общественный контекст, который выражается в соотношении субъективного поведения с поведением других людей. Данный контекст описывает типичные сложившиеся модели поведения в обществе, устойчивые практики взаимодействия, а также возможные (также типичные) реакции со стороны окружающих. Этот общественный контекст или межчеловеческое пространство «складывается из контактов, встреч, взаимодействий и кристаллизуется в виде более продолжительных общественных отношений множеств организаций, режимов, систем, вплоть до онтологической границы, очерчивающей все население».

К таковым типичным социальным практикам, в контексте которых общественно оформляется легитимная значимость действующих властных институтов и структур, публично-властных решений и результатов деятельности М. Вебер относит: целерациональное, ценностно-рациональное, аффективное, традиционное действия. Подчеркнём, что в формировании этих классических (типичных) моделей легитимации придаётся значению, которое люди придают действиям своим собственным, действиям других людей и социальному окружению в целом.

Традиционное действие основано на существующих устойчивых общественных традициях, обычаях, привычках и т.п. Здесь легитимность приписывается всему, что соответствует исконному образу порядка, справедливости, гармонии, а всякое действие значимо в соотношении с вечно существующим, “вечного вчерашнего”. При этом традиционные основы общественного взаимодействия воспринимаются как базовый ориентир, как образец подлинной и адекватной социальной, правовой, политической организации общественных отношений.

Данный классический тип мотивационной структуры поведения и придания значимости социального взаимодействия встречается достаточно часть в публично-правовом взаимодействии и в легитимации властной деятельности. Например, в современных отечественных исследованиях показывается, что «в российской политике действуют закономерности, парадоксальным образом приводящие к становлению демократических ценностей и институтов через традиционные психологические механизмы». Следовательно, в рамках традиционного типа социально-властных практик значимость (легитимность) тем или иным явлениям и процессам придаётся через их соответствие, включение в традицию, в обычные формы и модели взаимодействия. В этом плане следует согласиться с К. Чистовым который отмечал, что любая социальная «новация может существовать только как инновация, т.е. когда она уже втянута в традицию, адаптирована ею, функционирует в её составе».

Это устойчивый общественный механизм превращения «незнакомого в знакомое», т.е. процесс превращения социально-властной новации в привычное. Суть этого процесса, с точки зрения С. Мосовичи, это «постановка на якорь» (анкоринг) новых идей, социально-властных практик, нормативных моделей поведения и проч., т.е. их сведение к привычным категориям и образцам поведения, помещения их в знакомый контекст. «Заякорить», по теории С. Московичи, предполагает: «во-первых, произвести наименование неизвестного явления (идеи, практики, образца поведения - авт.), а тем самым описать его, наделив определёнными характеристиками (известными, понимаемыми - авт.); во-вторых, произвести отграничение его от других (сложившихся, устойчивых, понятных - авт.) явлений; в-третьих, превратить его в объект конвенции тех, кто имеет к этому явлению непосредственное отношение». Благодаря этому включению нового явления (идеи, нормы, установления и т.д.) в традицию соответствующей группы с помощью анкоринга, это явление становится не только частью этого социального мира, но и меняется сама традиция.

Аффективный тип социального действия и наделения легитимности общественных явлений и процессов основан на эмоциональной вере в значимость (легитимность) отдельных властных действий персонифицированного или деперсонифицированного (институционального) характеров. Данный тип отражает иррациональную подоплёку социального поведения, формируемого на основе определённого эмоционально-психологического состояния, которое складывается под воздействием реально существующей обстановки (межличностное пространство, контекст социального взаимодействия) и миром бессознательных структур.

Очевидно, что социальное взаимодействие осознается и рационализируется только выборочно, «пятнами», связывает высокорационализированные формы сознания (правовую идеологию, политику и т.п.) с миром бессознательных структур, с неосознанными культурными кодами (архетипами), психологическими состояниями и направленностями, определяя тем самым отношение личности к праву, государству и иным явлениям социально-юридической действительности, поведенческо-правовую и психолого-правовую самореализацию индивида. Поэтому обращение исследовательского внимания к иррациональным основам процесса легитимации является вполне востребованным и оправданным.

Целерациональный тип основан на наделении легитимности (значимости) тем действиям и структурам, которые способствуют достижению индивидуализированных целей. Другими словами все окружающее приобретает смысл и значение только сквозь призму индивидуального, частного блага. Главным в содержании легитимности является категория «эффективности» - «все легитимно, что способствует эффективному достижению поставленных целей и задач индивидуального существования».

Это область негативной свободы, где институционально и нормативно обеспечиваются, по заключению И. Берлина, публично-правовые рамки в которых «разрешено делать то, что способен делать человек, или быть тем кем он способен быть, не подвергаясь вмешательству». «В этой сфере все дело в моем понимании и намерении, моей цели, поскольку внешнее полагается как безличное… Субъективная воля требует, чтобы то, что пребывает внутри её, т.е. её цель, получило внешнее наличное бытие».

Следовательно, любая публично-властная деятельность легитимируется в том случае, если она направлена на эффективное обеспечение режима свободного, ничем не связанного (ни моралью, ни традициями, ни апелляцией к коллективным идеалам и т.д.) существования индивидов, реализующих свои утилитарные интересы и потребности, а также сформировать условия для изолированного и самодостаточного функционирования различных социальных единиц.

Ценностно-рациональный тип исходит из того, что легитимность основана на вере в безусловную ценность самого действия, воспринимаемого как должного, соответствующего определённой рационализированной ценностной и нормативной системе. В данном аспекте социальным значением обладают те институту, структуры и собственно деятельность, которые выражают общеразделяемую систему базовых ценностей и норм, ведут к их повседневной реализации. Именно благодаря этим аксиологическим основаниям социального взаимодействия направляется и легитимируется институционализация иных, инструментальных (вторичных) ценностей, таких как юридических, политических и других общественных институтов. Именно вторичный характер последних определяет их социальное назначение и процесс их легитимации. Их целью, социальным назначением является воплощения посредством институциональных механизмов первичных, базовых общественных ценностей и потребностей.

Однако если вышеназванные типы социального действия гарантируют, согласно М. Веберу, легитимность чисто внутренне, т.е. разные типы оправдания власти в повседневной деятельности, частной жизни, то существуют и идеальные внешние типы оправдания власти, властных отношений в публичной сфере. К таковым классическим (типичным) основаниям внешней легитимации относятся: традиционная, харизматическая и легальная типы легитимного господства. Данные классические типы легитимного господства, определяют доминирующие стратегии обоснования существующих институтов и применяемых способов управления общественными процессами.

Традиционная легитимность опирается на сложную систему обычаев и традиций, которые воспроизводятся с незапамятных времён, и поддерживается укоренённой в человеке социальной привычки придерживаться устоявшихся форм и моделей взаимодействия. В этом плане легитимными становятся те та институционально-властная структура, которая наиболее адекватным образом воплощают издревле сложившийся порядок вещей, репрезентирует и поддерживает национальную идентичность. В свою очередь, легитимируются та публично-властная активность и результаты юридической деятельности органов власти и должностных лиц, которые соответствуют устоявшимся социально-культурным формам и моделям властного взаимодействия в системе личность-общество-государство.

При этом традиционная легитимация является достаточно сложной и многоуровневой, её нельзя сводить к простому копированию или производству традиций. Сама по себе традиционность (традиции, обычаи) не тождественна историческому наследию, поскольку именно преемственно воспроизводящее отношение современников к объектам, институтам, идеям прошлого «позволяет ту или иную часть исторического наследия включить в содержание категории “традиция”». Это отражает идею о том, что «сумма событий за время существования человечества - не традиция, а скорее генеалогия общества. И сумма воздействий прошлых состояний также не есть традиция, она лишь современное состояние общества».

В традиции, прежде всего, обнаруживаются, с одной стороны, такие элементы, которые являются типоформирующими факторами конкретных социальных явлений, (государства, права, власти, справедливости и т.д.), а, с другой - в ней присутствуют механизмы контроля и трансляции уникального социально-правового и этнополитического опыта, обуславливающие специфический культурцивилизационный тип конкретного общества, государства, права.

Безусловно, правы и современные социологи П. Бергер и Т. Лукман отмечая, что каждый институт, в свою очередь «всегда имеет историю, продуктом которой он является», невозможно понять тот или иной институт, не понимая как исторического процесса, в контексте которого он был создан, так и специфику институциональной преемственности, в рамках которой эти институты становятся частью общей исторической традицией. Следовательно, институциональная структура общества формируется и развивается, как с опорой на традиционную специфику общества, так и с учётом возникающих новых социальных потребностей и интересов. Причём, государственно-правовые институты становятся именно теми консервативными национальными элементами, которые сохраняют стабильность общества и идентичность граждан в постоянно изменяющемся мире.

В тоже время традиционную легитимность необходимо рассматривать в двух плоскостях, т.е. различать техническую и экзистенциональную институциональную преемственность. Так, если первая, по утверждению В.В. Волкова, отражает преданность, обязательство «играть по сложившимся правилам», то вторая представляет собой принятие некоего образа жизни, готовность стать и быть исторически обусловленными социальными субъектами. Причём последние основано на определённом образе политико-правовой мыследеятельности, которая в значительной степени предопределяет уникальность правового и политического бытия нации на различных этапах эволюции государства и права.

Таким образом, каждый социально-властный субъект переживает традиционный опыт и ведёт себя консервативным образом, поскольку «включается в одну из фаз развития этой объективной мыслительной структуры (обычно в современную им фазу), и ведёт себя в соответствии с этой структурой или просто воспроизводя её целиком или частично, или развивая её далее через приспособление к конкретным жизненным ситуациям».

Второй тип господства это харизматическая легитимность, характеризуется личной преданностью социально-политических субъектов делу какого-либо человека и их верой, доверием только к его личным качества и достоинствам, отличающиеся героизмом, образцовыми качествами, сакральным характером и другими необычайными характеристиками. «В случае харизматического господства - отмечает М. Вебер - подчиняются харизматическому вождю как таковому в силу личной веры в его откровение, доблесть или образцовость, т.е. в его харизму».

Данный тип легитимного господства по мысли М. Вебера является предельно персонифицированным. Здесь властное подчинение, институциональное развитие обуславливаются личностно, вождизм и элитаризм являются одним из наиболее ведущих факторов, обусловливающих специфику функционирования всех сфер общественной жизнедеятельности. Харизматическая легитимация не связана напрямую с рациональными суждениями, а опирается на гамму чувств, эмоций это сенсорная по своей природе легитимация, хотя, безусловно, имеет рациональную интерпретацию, но уже как вторичный феномен. При этом легитимность тех или иных политических и юридических институтов напрямую зависит от «воли» харизматического лидера, поскольку лишь созданные, равно как и поддерживаемые, личной харизмой институциональные структуры будут являться оправданными в данной социальной ситуации.

Кроме того, «вторичной» легитимностью будут наделяться и те институты, которые способствуют осуществлению великой идеи сформулированной лидером или продолжающие начатое им великое дело.

Третьим типом легитимного господства является - легальная (рациональная) легитимность, это наоборот предельная форма деперсонифицированного господства, в раках которой социально-политические субъекты подчиняются деперсонифицированным институтам и структурам, их должностным лицам от лица которых в данный момент на основании легальных процедур они осуществляют управление обществом. «В случае легального господства люди подчиняются законно установленному объективному безличному порядку (и установленным этим порядкам начальникам) в силу формальной законности его распоряжений и в их рамках».

Сущность этого типа господства заключается в соответствии институтов государственной власти рационально-легальному принципу, с помощью которого установлен политико-правовой порядок. На практике такая легитимность выражается через соответствие, адекватность действующих политических и юридических институтов требованиям рационально сконструированного порядка, закреплённого в тех или иных нормативно-правовых актах (прежде всего в конституции страны). Следовательно, данная модель легитимации государственной власти основана на рациональной оценке и связана, в первую очередь, с формированием убеждённости в разумности существующего порядка, законов, привил.

Рациональная легитимация предполагает, что население поддерживает (или отвергает) государственную власть, исходя, прежде всего из собственной оценки действий этой власти. Не лозунги и обещания (они имеют сравнительно кратковременный эффект), не имидж мудрого правителя, часто даже не справедливые законы, а практическая деятельность органов государственной власти, должностных лиц, особенно высших, служит основой рациональной оценки. Рациональная легитимность (или легальная легитимность) в своём законченном виде, - отмечает Ж.-Л. Кермон, - сформирована ныне в декларациях и преамбулах всех существующих демократических конституциях, а с недавних времён такая легитимность санкционирована запретом на пересмотр основных правовых текстов.

Однако, очевидно, что эти типы господства представляют идеализацию (идеальные типы) существующих политико-правовых процессов в том или ином государстве, поскольку в реальной государственной практике формируются смешенные (нетипичные) формы и основания легитимности публично-властных институтов и их деятельности. Так, например, нередко традиционная, харизматическая и рациональная легитимности сочетаются и взаимно усиливают друг друга, обеспечивая стабильность и преемство государственно-правовой организации.

Следует подчеркнуть, и на это уже обращалось внимание выше, что сам М. Вебер в своих работах постоянно оговаривал идеалистический характер своей классификации и использовал понятие легитимности в различных контекстах, то предельно сужая, то, напротив, предельно расширяя его содержание. «Вообще следует отметить, - отмечает немецкий социолог, - что основой всякого господства, а следовательно, и каждого подчинения является вера: вера в “престиж” государствующего или господствующих. Она редко до конца определена. При “легальном” господстве она никогда не бывает чисто легальной. Но вера в легальность является “привычной”, а стало быть, даже связанной с традицией - срыв традиции в состоянии её уничтожить».

Другой поход к пониманию типичных и нетипичных форм легитимации, на который кратко мы указывали выше, представлен профессором права Гентского университета Марк ван Хук. С его позиции классические модели легитимации представляют собой линейно-иерархический принцип социального оправдания публично-властных институтов и признания властной активности. В этой модели социальное оправдание «сосредотачивается на какой-либо конечной ступени легитимации (например, Бог, система естественного права, основная норма или любой вид официальной идеологии)». Именно эта «ступень» выступает источником всяких иных оснований и видов легитимности, выступает основополагающим и смыслозадающим уровнем.

В свою очередь нетипичные (смешенные) формы легитимации не имеют чётко выраженного источника, для этих форм характерен, напротив не иерархический момент, а плюрализм элементов, «которые участвуют в легитимации и в свою очередь сами должны быть легитимными». При этом различные типы публично-властного взаимодействия, совокупности правил и стандартов, принципов и идей «будут требовать различных типов легитимации: моральной, политической, экономической и т.п. Некоторые будут требовать содержательную легитимацию, для других может оказаться достаточно формальной легитимации».

С этой точки зрения современный исследователь в качестве основных форм легитимации, соответствующие классическому (линейно-иерархическому) и неклассическому (смешенные, плюралистические) типам легитимности выделяет такие формы как: формальную и содержательную легитимацию.

Первая базируется на классических, традиционных для юридической науки источниках оправдания права, власти, государства: «основные типы легитимации обладали (и до сих пор обладают) формальной природой. В обществах, глубоко укоренённых в традиции, исторические корни права, действительные «с незапамятных времён», могут формально легитимировать (некоторые) первичные и/или вторичные правила правовой системы. В обществах, где существует сильная связь между правом, моралью и религией, ссылка (прямая или косвенная) на божественное права даёт формальную легитимацию».