Проблемы определения содержания римского права: исторический и цивилистический подход

Но и в отношении изучения древнего русского права в настоящее время стоят неразрешимые проблемы, причем такие же, как и в отношении древнеримского права. По этому поводу еще в 1826г. Санктпетербургская Академия Наук в связи с празднования своего столетнего существования предложила на соискание премии разрешение следующего вопроса: «Какие имеются остатки самого древнего Русского права, и откуда оное было почерпнуто?». При разрешении этого вопроса предполагалось, что в исследовании «должно было быть составлено критическое исследование, как в отношении к языку, так и в отношении к самому содержанию всех сохранившихся доныне памятников Русского права от начала государственности до XIV столетия, «разумея под сим не только целые законоположения, но и отрывки из оных, помещенные в летописях, или дошедшие до нас в особенных списках. За тем нужно сличение сих остатков с законами восточной Римской империи и с Германским, а именно Ангосаксонскими, Фризскими и Скандинавскими, для раыскания, в какой мере оные могли быть почерпнуты из последних».

Отсутствие каких-либо соискателей на данную тему объяснялось современниками чрезвычайной трудностью данной темы, так как «они и теперь не под силу одному человеку, но должна разрешиться соединенными трудами наших ученых… Даже простое сравнение постановлений наших законодательных памятников с греко-римскими законами, тогда не могло быть сделано с успехом уже потому, что самые важные для этой цели памятники или еще вовсе не были изданы или доступны были только в изданиях весьма неисправных».

В настоящее время в российской науке наличествуют три основные концепции, по-разному отвечающие на вопрос о существовании и воздействии влияния римского права на российское право.

Первая концепция выражается в предположении относительно самостоятельного развития российской цивилистики Яркими ее представителями являлись учение С.А. Муромцев и Ф.Леонтович. Современными учеными признается, что в какой-то степени роль, эквивалентную римскому праву, на Руси играли правовые нормы, зафиксированные в Библии. Однако, при этом, необходимо учитывать, что было воспринято не историческое римское право, а непосредственно «греко-римское законодательство», повторяющее положения «Моисеева законодательства», т.е. право иудейского народа. «Особенную важность имеет греко-римское право в истории европейского востока и, в частности, народов племени славянского. Римскому праву суждено было служить устроительным началом в юридическом быте всей почти Европы. Большая часть славянских народов получали его из рук Византийцев, и таким образом греко-римское право само является в новом свете» - справедливо отмечал А. Энгельман.

Исследователями отмечается, что « в постановлениях об опеке по Русской правде вообще видят сильное влияние византийского права, но влияние это, как видно пустило прочные корни именно потому, что нашлась удобная почва для него: ряд, договор и участие свободных послухов - вот две характерные черты всего вообще гражданского права Русской Правды. Притом, как справедливо заметил г. Сергеевич, византийское влияние не было исключительным, всеобъемливающим, не создало все право опеки: в нем была чрезвычайно оригинальная черта: постановление о вознаграждении опекуна».

В России на бытовом уровне положения римского права также переломлялись через особую ментальность общества. Принимая во внимание только российскую историческую действительность, мы придем к выводу, что в то время, когда в официальной России широко применялись положения римского права, церковь находилась весьма в плачевном состоянии. Современниками отмечались факты, что «многие священники терпят побои от светских лиц, даже имея при себе в дароносице святые дары (1777г). В середине еще XVIIIв. духовенство наказывали розгами; указами 1767 и 1771г. синод воспрещает телесные наказания священников и дьяконов в «духовных командах», а предписывает исправлять их отрешением от дохода и прихода; между тем казанская консистория (в 1773г) усматривает, что некоторые из них продолжают вести себя непорядочно, в особенности пьянствуя и впадая в бесчиния, почему синод приказал за те проступки, за которые они прежде всего были наказываемы телесно, теперь, не делая этого, запрещать им священнослужение и представлять к лишению священства и дьяконства, и церковнослужителей исключать из причта и отсылать в светские команды для определения в военную службу, или на поселение, или в крестьянство. Из документов 1783г. видно, что духовное начальство (заказщики) наказывают еще телесно церковно - служителей и их жен, а священников и дьяконов сажают в цепи, держат в железе и колодках, а в случае неявки в консисторию привозят священников из сел за караулом. … Главным пороком духовенства того времени было пьянство; некоторые священники у «новокрещен» вели жизнь пьяную, развращенную и озорную (1781г.), подавая дурной пример инородцам. В 1800г. духовное начальство изыскивает средства к прекращению пьянства в среде священства и притча; в 1808г. подтверждает духовенству, чтобы они из дома в дом по своим прихожанам для гульбы не ходили. В 1819 и 1821г. отбираются от духовных лиц подписки сохранять себя в трезвости и благонравии, гнушаться пороков, в особенности пьянства; в 1827г. пензенско - саратовский архиерей Ириней указывает, что при служении праздничных молебнов, за священно - служителями ходят их жены, часто в нетрезвом виде, бражничают и просят платы; архиерей строго воспрещает подобное «таскание». … Наше духовенство было тогда почти безграмотно; мы видим, что в 1786г., в Казанской епархии оказалось из священно - церковно - служителей «неисправных в чтении и неумеющих совсем читать по книге, писать и петь» - 381 человек, «ученых» священников было очень мало; в 1789г. не все священники знали катехизис…».

Другим свидетельством данного явления служит фрагмент анонимной челобитной, поданной в 1701г. и отложившейся в архиве Преображенского приказа. В ней автором с возмущением отмечается, что священники, отслужив на могилах малое поминовение, забирают поставленное там «всякого брашна и пития», «отделают себе и несут в церковь…, собирают всякие кутьи, а в то время нищие и всякие неимущие люди, и им оставляют малое». «Во время святые службы посылают из олтаря церковников з блюдцем и учинают прошения на церковное строенья, и на свечи, и на ладон…». Раздел этих денег или «брашен» между церковниками вызывает «прю» между ними, злопамятность, причем автора особенно волнует мысль, что после подобного передела церковники, не испросив друг друга прощения, начинают служить.

Конечно, и на Западе происходили подобные, если не еще худшие явления. Идеализация западных правовых отношений - ситуация крайне ошибочная, так же как и по отношению к римскому праву. В связи с этим представляется ошибочным, например, категоричное суждение доктора юридических наук, профессора В.О. Мушинского, который считает, что в России «900 лет православия подготовили народное сознание к «нормальному» восприятию тоталитарного господства. Оно, это народное сознание, давно привыкло к мессианской проповеди всеблагой жизни в неопределенном будущем».

В российской науке 19в. была выдвинута концепция полного заимствования российским правом римского. Представителем этого направления являлся К.Д.Кавелин. Оно не нашло своих современных последователей.

Последней выступает концепция частичного заимствования российским правом отдельных римских институтов и понятий. Ее представителями являлись такие русские ученые как Н. Рождественнский, Н.Л.Дювернуа, А.М. Гуляев.Вышеприведенные концепции обусловлены исключительно историческим подходом к изучению римского права. Однако в этом же контексте можно ставить вопрос о непосредственном влиянии на российское право положений мусульманского, иудейского права либо иного права.

Тенденцию калькирования положений частного права в различных системах права подметили еще в 19 в. русские ученые. Так, В. Сергеевич прозорливо отмечал, что «нет сомнения, что содержание Русской правды схоже с Датским и Скандинавским, и Германским, и даже с правом диких народов, но это сходно не от заимствования. Оно есть порождение того общего правила, в силу которого одинаковые причины всегда производят одинаковые последствия, благодаря чему у народов, стоящих на одной ступени развития обыкновенно встречаются одни и те же правовые институты. В силу чего нельзя не признать спекуляциями попытки рассматривать как современную рецепцию римского права включение в гражданские кодексы, институтов характерных всему не только древнему, но и современному праву. Так, рассматривая римское право как «лишь одну из правовых систем, известных в истории мировой цивилизации», Г. Бужинскас оценивает содержание его рецепции в современном гражданском законодательстве литовской республики. По его мнению, «рецепция римского права в литовском законодательстве не отличается ни интенсивностью, ни внутренней логикой. Это можно объяснить, в частности, тем, что в работу не вовлечен весь научный юридический потенциал нашего края. Проекты законов подготавливают отдельно созданные группы, которые недостаточно общаются между собой, что влечет определенные законодательные несоответствия. Избежать этих недостатков можно, лишь создав концепцию рецепции римского права, а также методично и систематически проводя ее в жизнь».

Но было бы большой ошибкой не признать историческое знакомство с римским правом любого развитого древнего народа, в том числе и русского и его непосредственное и опосредованное влияние на современное российское право. При этом необходимо учитывать, что даже при внедрении чуждых положений в какую либо правовую систему неизбежно возникают определенные искажения, обусловленные определенным менталитетом общества и многими другими причинами. В силу чего, с существенными оговорками, можно согласиться с мнением профессора М.Ф. Владимирского - Буданова, согласно которому несмотря на историческое влияние на исконное русское право римско - греческого права, даже те иностранные нормы, которые были восприняты русским правом, в большинстве своем перерабатывались и изменялись (иногда до неузнаваемости) законодателями, приспосабливавшими их к местным условиям.

Несомненно, что на русское право оказывало огромное влияние так называемое греко-римское право. Такое его значение обусловлено историческими причинами, одной, главнейшей из которых, является принятие христианства господствующей религией, и соответственно всего законодательства (греко-римского), ему сопутствующего. Историческое влияние римского права подтверждается многочисленными источниками древнерусского права. Это знакомство исторически происходило с помощью торговли и военных действий. «Обширная и деятельная торговля северян с Византией, Болгарией и Козарией свидетельствует о довольной развитости северянского племени, ибо никак нельзя согласиться, что торговля эта была следствием нужд естественных и бесплодия земли, потому что край, занятый северянами, очень плодороден и обилен для того, чтобы прокормить дикарей и удержать их дома, не странствуя по отдаленным землям для прокормления торговлей; явно, что торговля была следствием развития потребностей не чисто физических, но уже более нравственных, гражданских»: отмечал известный российский ученый И.Д. Беляев. Н.М. Карамзин отмечал в своих исследованиях, что в «Хвеке жило множество россиян в Царьграде, которые продавали там невольников и покупали всякие ткани. Звериная ловля и пчеловодство доставляли им множество воску, меду и драгоценных мехов, бывших вместе с невольниками, главным предметом их торговли. Они ходили на судах не только в Болгарию, грецию, Хазарию или Тавриду, только в Болгаию, в Грецию, хазарию или Тавриду, но … и в самую отдаленную Сирию».

Рассматривая влияние Запада на Русь посредством канонического права Н.С. Суворов отмечал, что еще задолго до того времени, когда в Московском государстве почувствовалась неотложная потребность «прорубить окно в Европу» двери на Руси держались широко открытыми для западно-европейского влияния. Это также стало возможным с помощью непосредственного изучения иностранных источников права. Исследователями установлено, что на Руси, со времен Ярослава Мудрого, существовал мощный переводческий центр, который «собра писце многы и перекладаше от грек на словеньско письмо». Он осуществлял свою деятельность по переводу книг не только с греческого, но также и с латыни и с древнееврейского. В литературе отмечается: « К сожалению, мы ничего не знаем о той переводческой школе, которая, надо думать, существовала при Ярославе, с тем ограничением, конечно, что это не была строго организованная школа, на образец современных, но был известный кружок лиц, знавших греческий язык и начитанных в славянской письменности, которым кн. Ярослав и поручал делать переводы». Объем его деятельности неизвестен, но, возможно, переводились многочисленные книги правового характера. На это указывают и отдельные исследования. Так, А.Я. Ефименко считала, что Ярослав, читал книги, и, конечно, проникался христианством, а вместе с тем и римско - византийскими понятиями о государственном строе и своих обязанностях как христианского правителя. А окружающая жизнь между тем неслась мимо него свободным потоком - из источников, имеющих мало общего с христианским понятием об истинном и должном, с римским понятием о справедливом. Естественно, что всякий правитель, не лишенный энергии, должен был делать попытки урегулировать эту свободную и «неправильную» жизнь, приспособить ее к новым требованиям, какие ставили ей христианская нравственность и развивающийся государственный строй. Ярослав сделал эту попытку своей «Русской правдой» в ее древнейшей редакции. «Русская правда» - свод юридических положений, частью заимствованных из правовых понятий, господствующих в жизни, частью из византийского права.

Современными учеными приводятся доказательства введения еще киевским князем Владимиром Святославичем в юридическую практику норм XVII титула Эклоги (византийского свода законов первой трети VIIIв.), и отмечается факт, что в окружении князя был сделан древнерусский перевод новейшей для того времени редакции полного текста Эклоги (Ecloga privata).

Указание на знакомство с иностранными источниками права, основывающимися на римском праве, содержится в различных правовых актах Древней Руси. Например, в договорах с греками (6453/945г.) можно найти следующий фрагмент: «аще украденное обрящется продаемо, да вдаст и цену его сугубо, и тъ показнен будет по закону гречьскому, и по уставоу и по закону рускому». Кроме того, в данных договорах постановлялось: «…ежели вор при поимке во время сопротивления был убит, то хозяин возвращал себе только покраденное вором; но ежели вор был связан и преставлен на суд, то должен был возвратить и то, что украл, и сверх того заплатить хозяину тройную цену украденного». Ученый И.Д. Беляев, рассматривая этот фрагмент, предполагает, что в отношении тройной цены, «кажется по византийскому настоянию, в договор было внесено римское quadrupli, по которому открытое воровство наказывалось вчетверо, т.е. возвращалась украденная вещь и сверх того в наказание тройная цена вещи».

Такое знакомство вполне естественно. Однако исследователи, как правило, прибегают к приему противопоставления более цивилизованных народов менее цивилизованным, вследствие чего утверждают о незначительном влиянии развитого римского права на неразвитое право славянских народов. В русле выявленной тенденции, А.Думашевский рассуждает: «С одной стороны мы видим римлян, живущих в строго организованном государстве, с стройно-организованной администрацией, с богатой культурой, с высоко-развитой юриспруденцией с письменным и превосходным законодательством. С другой стороны, мы видим полудиких, языческих варваров, едва выходящих из первоначального естественного состояния. А. Думашевский. Наше правоведение. Что оно и чем должно быть// Журнал министерства юстиции. Ноябрь - декабрь, №11-12. 1867г. с224.

Данную ошибку повторяют и современные исследователи. Так, высказывая правильный постулат о том, что становление и развитие русского права, русской правовой культуры происходило по общим законам, присущим становлению и развитию любого права, любой правовой культуры, А.П. Семитко, тут же добавляет, что «если сравнить древнерусскую мифологию с мифологией некоторых других этносов, известных своей высокой правовой культурой (например, древнегреческой, древнеримской), то можно обнаружить, что древнерусская мифология, языческая религия сосредоточены главным образом на осознании и понимании восточными славянами природных явлений и процессов. Славянская мифология носила в основном аграрный, природный характер. Древнерусский человек не выделял, не воспринимал и не осознавал еще с достаточной четкостью социальности своего бытия, его нормативности, упорядоченности и иных характеристик, складывающихся в предправовой комплекс. Он был во многом погружен в природность, натурность, в кровнородственные связи и зависимости. Языческая религия .. была бедна организационными, нравственными и общественными идеалами". А.П. Семитко. Русская правовая культура: мифологические и социально - экономические истоки и предпосылки// Государство и право. №10. 1992. М. Наука. С109.

Как тут не вспомнить следующего высказывания, созвучного с вышеприведенным: «Кто хочет понять Россию, то должен вернуться назад века на три, четыре… Что так затрудняет понимание Россиии, так это именно то, что будучи современным государством по хронологии, по внешней стороне цивилизации, по усвоению технических знаний Европы, по своей армии и бюрократии, она остается средневековой по духу и нравам своего народа. Ни Возрождение, ни реформация, ни революция не коснулись ни городского, ни сельского населения. Все, что случилось в Европе со времен Колумба и Лютера, Вашингтона и Мирабо, для России как бы не существовало…». Leroy - Bealieua. L'Empire des tsars et les russes. V. 1,2. Paris, 1897,1898. Цит.: А.П. Семитко. Русская правовая культура: мифологические и социально - экономические истоки и предпосылки// Государство и право. №10. 1992. М. Наука. С115.

Знакомство древних «невежественных» славян с римским правом уже вытекало из соприкосновения с огромным числом «цивилизованных» рабов из Византии. О том, что такие походы славян за римлянами были успешны, свидетельствуют многочисленные примеры. Так, по свидетельству Менандра, воевавшего со склавинами, он «возвратил свободу многим мириадам римских подданных, бывших в неволе у склавинов». Вестник древней истории. 1941. №1. С248. Прокопий в сочинении «Тайная история» сообщает, что «Почти каждый год с тех пор, как Юстиниан стал владеть Римской державой, совершали набеги и творили ужаснейшие дела по отношению к тамошнему населению гунны, склавины и анты. При каждом набеге, я думаю, здесь было умерщвлено и порабощено более двадцати мириад римлян, отчего вся эта земля стала подлинно Скифской пустыней». Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. М., 1993. С.378. Прокопий в другом сочинении сообщает, что однажды «огромная толпа славян нахлынула на Иллирию и произвела там неописуемые ужасы… варвары совершали ужасные отпустошения. Во время этого грабительского вторжения, оставаясь в пределах империи долгое время, они заполнили все дороги грудами трупов; они взяли в плен и обратили в рабство бесчисленное количество людей и ограбили все, что можно… и со всей добычей ушли домой». Прокопий из Кесарии. Война с готами. М., 1950. С439.

Обобщая все эти высказывания, российский исследователь И.Я. Фроянов приходит к закономерному выводу о том, что византийские источники VI-VII вв. содержат сведения о взятии славянами в плен как женщин и детей, так и боеспособных мужчин, указывая, следовательно, на наличие в славянском обществе двух составных групп рабства, возникших из пленения и дальнейшей адаптации в семейные союзы женщин и детей, с одной стороны, а позднее взрослых мужчин - с другой. «Понимать это нужно так, что ко временам склавин и антов славянское рабство прошло достаточно длительный, двуступенчатый путь развития и стало привычным явлением в общественной жизни славянства». Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян.-СПб.: Изд. С.-Петербургского университета, 1996. 38. Таким образом, если предположить что культурный уровень у славян был ниже, чем у завоеванных ими византийских рабов, то постоянное соприкосновение с ними и их ассимиляция (полная и частичная) на территории славянских племен приводит к внедрению элементов иностранной культуры, в том числе и правовой. Это происходит и в связи с тем, что, по видимому, «высшая культура родит в представителях низшей культуры непреодолимое стремление к заимствованию и самосовершенствованию; соприкосовение общества с высшей культурой не только вызывает в нем усиленное развитие в кругу данных потребностей, не только ускоряет удовлетворение потребностей, уже существующих, но ведет к умножению самих потребностей; оно расширяет кругозор, знакомит с новыми благами жизни, смягчает нравы и вкусы, - вообще, играет роль самостоятельного фактора, и если этот фактор действует с значительной силой, то самое развитие рискует получить одностороннее направление. Именно в описанное положение стали покорители Италии относительно Римлян, или побежденных». С. Муромцев. Римское право в западной Европе.Очерк 1. Действие римского права после падения Западной римской империи.// Юридический вестник. Кн.2 (февраль). М. 1885.С253.

Однако при этом нельзя преувеличивать такое значение влияния «высокой иноземной культуры». Выше приводились примеры из истории Германии.

С принятием христанства, на Руси длительное время, вплоть до 19в. употреблялся византийский источник права Номоканон. Это название произошло от греческого языка, означающее закон и правила. Иными словами, Номоканон представлял собой «законоправило». Русские сборники, содержащие в себе положения этого византийского источника получили наименование Кормчие. Названы они были вследствие того, что такие святые отцы церкви как Василий Великий, Иоанн Златоуст в посланиях сравнивали церковь с кораблем, плывущим по штормовому морю, а духовные правила служат ему в качестве кормила. Подтверждением этому в многочисленных кормчих встречаются наименования « книга, глаголемая Кормчая, иже сказуется Номоканон», «Книга, глаголемая греческим языком законуправило» Иногда в Кормчих изображался корабль, обуреваемый волнами, у кормы которого стоит Спаситель. Содержание Номоканона отразилось и на содержании Судебника 1497г., который также во многом стал дублировать положения римского и иудейского права. Однако, роль канонического права, его история и место в социальной жизни Древней Руси, изучены пока в недостаточном объеме.

Знакомство с римским правом и относительное использование его элементов в российском праве следует из различных историко-правовых документов. Об этом недвусмысленно говорится в Уложении Алексея Михайловича, рассматривающей работу комиссии, составлявшего его проект: «И по Государеву Цареву и великого Князя Алексея Михайловича всея Руси указу, Бояре Князь Никита Иванович Одоевский с товарищи, выписав из правил святых Апостол и святых Отец, из градских законов, Греческих Царей и из старых судебников прежних великих Государей, и из указов блаженныя памяти, Великого Государя Царя и Великого Князя Михаила Федоровича всея Руси, и из боярских приговоров, и которых статей в прежних судебниках, и во указех прежних государей, в Боярских приговорах не написано, и те статьи написав вновь к царю приносили». Соответственно, из приведенного фрагмента видно, что содержание градских законов, законов Греческих царей (основывавшихся и развивавших историческое римское право) было досконально изучено этой комиссией.

Проследить полную картину воздействия прямого или косвенного на древнерусское и средневековое право римского права в настоящий момент не представляется возможным. Это, в ряде причин, обусловлено безобразным отношением российской государственной власти, как правило, всех времен, к летописному наследию. Данную черту в свое время метко охарактеризовал греческий архимандрит Димитракопуло, обозвавший столицу «книжной могилой, в которой съедено червями уже не мало рукописей, присланных сюда патриархом Досифеем и не видавших света в печатных изданиях».

Помимо прочего, доказательства историков, считающих, что русский народ заимствовал правовые институты именно у древних римлян, строятся в основном на летописях древнерусских летописцев. Эти летописцы с огромным пристрастием описывали достижения христианских князей, и соответственно, негативным образом описывали быт язычества. Подобную аналогию можем увидеть при ознакомлении со «Словом» преподобного Феодосия, этого популярного литературного источника XIв. В нем тенденциозно описываются черты «злой веры», т.е. так называемого латинства. Исследователи отмечают, что для возбуждения в православном народе омерзения к этой «злой вере», этот преподобный полемикой с особенной подробностью исчисляет различные виды обычного у латинян «скверноядения»:

ядят со псы и кошками;

пьют свой сец (урину);

- не соблюдают Великого поста и т.д. Подобными чертами характеризовался, как правило, любой подобный источник. Но теми же действиями «грешила» и другая сторона. В древнейшей славянской Книге Велеса встречаем попытку оправдания славянских народов от подобных вражеских наветов: «Так всякий, кто слушает греков, скажет про нас, что мы - людоеды. Но это ложная речь, поскольку это воистину не так! Мы имели иные обычаи. Тот же, кто хочет победить другого, говорит о нем злое, и тот - глупец, кто не борется с этим, потому что и другие это начнут говорить».

Выявленная автором тенденция продолжает осуществляться и в современных условиях в юридической литературе. Например, помимо приведенного высказывания сербского ученого, много стоит суждение М.В. Власовой: «Основными элементами западной системы ценностей являются: человеческая свобода превыше всего; личное выше общественного; успех зависит от тебя самого; богатым быть хорошо, а бедным плохо; нравстенно все, что позволяют делать деньги. Россия же как православная страна проповедовывала прямо противоположные идеалы».

В России применялись отдельные положения и исторического римского права. Так, долгое время дублировалась градация возрастных групп. Это было обусловлено следствием желания Императрицы Екатерины II, выраженной в ее «наказе», следовать указаниям римского права.

Но, несмотря на завышенную оценку в цивилистической науке римского права в 19 веке и отдельные случаи применения положений исторического римского права, в целом, в правоприменительной практике в России, как в прочем и во всем мире, оно не пользовалось особым почетом. Ярким подтверждением служит решение №62 гражданского кассационного департамента за 1891г. В нем отмечалось: «Правительствующий Сенат считает нужным обратить внимание на допущенные по настоящему делу Виленскою судебною палатою отступления от общепринятого правильного способа изложения судебных решений, заключающегося как в неуместных ссылках в самом тексте обжалованного решения, вопреки ст.9 Устава на начала «так называемой теории права» на учения римского и французского права, на сочинения иностранных юристов и т.п., так и в неоднократном употреблении несвойственных русскому языку выражений, как - то абсолютная и релятивная симулятивность, фиктивность и т.д.». Но если сравнить такое положение с современностью, то, можно констатировать, в судебной российской системе вообще полнейшее игнорирование римского права и в теории и в практике. Легко представить незавидное положение адвоката в судебном процесе, который употребляет латынь для обозначения терминов римского права либо ссылается на его положения.

3.3 Римское право в СССР и современной России

Великая Социалистическая Октябрьская революция положила начало образованию нового социалистического права. Советская власть начала с отмены основных институтов частного права и заменой их революционным правосознанием. Соответственно был выработан принцип революционной целесообразности: «Справедливым и и законным считается то, что полезно Революции. С самого начала революционная справедливость совпадает с революционной целесообразностью. Из этого должна исходить и вся юридическая техника, любая правовая форма».

Современники отмечали, что «закон и законность не составляли и не составляют одну из патетических нот режима пролетарской диктатуры. Главное - революционная целесообразность, которая не фиксируется законом».

В декрете ВЦИК №2 (СУ 1917г. №4 ст.50) революционное правосознание судьи прямо определено в качестве источника права: «не ограничиваясь формальным законом, а всегда руководствуясь соображениями справедливости, гражданский суд может отвергнуть всякую ссылку на пропуск давностного или иного срока, и вопреки таким или иным возражениям формального характера присудить справедливое требование».

В литературе встречаются различные примеры применения революционного правосознания. Так по одному делу суд признал закон о неустойке пережитком старого времени, дающим оружие капиталу в его борьбе с трудом, богатому - в борьбе с бедным, что неустойка не соответствует народному правосознанию, если она не покрывает убытков, понесенных в действительности.

Однако такая ситуация не была столь однозначной. Большая часть норм обязательственного права царской России декретами Советской власти отменена не была и продолжала действовать. «Использование законов «старого режима в интересах борьбы за новый строй» прежде всего было необходимо потому, что невозможно сразу после устранения старого режима создать все законы заново»: считали советские германиские цивилисты, ссылаясь при этом на высказывания Сталина и Вышинского. Они пришли к выводу, что во-первых, прежде всего новый правопорядок должен воспринять старые правовые нормы. Государство вынуждено делать это из-за отсутствия новых правовых норм. Во-вторых, восприятие в новом правопорядке старых норм возможно, потому, что новые отношения людей между собой непосредственно вытекают из старых, а развиваются из них, потому что новое право не отделено от старого права «китайской стеной», несмотря на свои принципиальные различия.

Как уже отмечалось, была отменена часть важнейших институтов частного права. Так, полная отмена наследования как по закону, так и по завещанию привела к исчезновению наследственного права - важной составной части гражданского права. Исследователи отмечали, что «уничтожен пролетариатом целый огромный отдел гражданского буржуазного права - отменено без всяких изъятий право наследования. Даже в тех случаях, когда частная собственность еще не отменена, она перестает быть собственностью, в том смысле как ее понимает буржуазное право. За пределы жизни ее обладателя она своей тени отбрасывать не может. Эта отмена посмертного перехода имущества к другим частным лицам, как по распоряжению умершего, так и в силу самого закона наносит удар самой идее частной собственности, как чего-то могущего, вечного, из рода в род быть прикрепленной к частным лицам».

Говоря о происшедшей революции права, советские исследователи отмечали, что «мы, казалось, выступили чрезвычайно смело, отменяя одним декретом (о суде №1) все законы старых правительств. Мы, говоря словами Вольтера, «сожгли все старые законы, заменяя их революционным декретом и социалистическим правосознанием. Но мы не сознавали, что мы имеем дело с целым мировоззрением, юридическим, и лишь три года спустя мы нашли статью Энгельса, открывавшую нам глаза на то, что это мировоззрение является классическим мировоззрением буржуазии».

Однако этот этап веры в незыблемость революционного правосознания победившего народа в скором времени был свернут и Российская Федерация пошла по проторенному пути совершенствования теории римского права и активному использованию его в рамках советского права. И если о влиянии доктрины римского права на дореволюционную российскую цивилистику можно спорить, то его влияние на советскую юриспруденцию - бесспорно. Ярчайшим примером является первый гражданский кодекс молодого государства.

Давая его характеристику, П.И. Стучка отмечал: «наш кодекс ввиду краткости срока его изготовления пришлось почти целиком и дословно списать с лучших образцов гражданского права Запада; задаваться целью создать что - либо оригинальное мы не могли, ибо мы тогда в гражданско - правовой области не могли в точности определить ни пределов окончательного отступления, ни дать новых форм строительства». Он признавал, что «кодекс является результатом отступления, но он одновременно обладает особенностями, придающим ему чрезвычайно важное значение, хотя эти особенности и обнимают лишь незначительное количество статей, клином врезавшихся в эту перепечатку извлечений из буржуазных кодексов. … В гражданском праве мы провели рецепцию буржуазного гражданского права, именно рецепцию, а не восстановление». В докладе от 10 мая 1925г. П.И. Стучка отмечал, что пролетарский «суд, по составу-определенно классовый, обязан осуществлять, охранять право, на котором ярко видна марка: буржуазное. Не только мнимо-буржуазный, но настоящий буржуазный ГК на 9/10 заимствованный из лучших буржуазных гражданских кодексов Запада, является основным руководящим началом для всей гражданской практики нашего суда, а значительная часть УК призвана охранять неприкосновенность отношения, основанных именно на нормах этого ГК».

Исследователи отмечают, что при создании гражданского кодекса молодой советской республики особенно были учтены положения хорошо разработанного к этому времени пандектного права. Например, в отношении порядка заключения договоров Гражданский кодекс воспринял постановления Германского уложения, в наибольшей мере соответствующие интересам оборота.

Кроме того, публично высказывалось, что становление советской правовой системы конкретно-исторической формы нового социалистического типа права - происходило путем отрицания капиталистических принципов, пронизывающих буржуазное право и буржуазную правовую идеологию. Поэтому стала возможной фраза, что «наш Гражданский кодекс не имеет корней в прошлом».

При подготовке проекта гражданского кодекса П.И. Стучка высказывал ряд критических замечаний, среди которых:

кодекс был ориентирован на капиталистов, а не на простых граждан;

существовала возможность в связи с пробельностью кодекса использования дореволюционных источников права, таких как кассационные решения Сената;

не было оговорено, какие нормы действовали с 1917 по 1922гг, поскольку Гражданский кодекс обратной силы не имеет.

Поэтому вкорне неверно замечание С.С. Алексеева, считавшего, что «. сам Гражданский кодекс (1922г.), лишенный своей души - частного права - и потому обескровленный, немощный, во многом обрел, как и все право того времени, опубличенный характер, не стал, как говорится, явлением - юридическим документом, который бы выбивался из общего опубличенного массива законодательства Советской России и заложил основу для оптимизма в отношении правового будущего российского общества».

Рецепция римского права в СССР носила закамуфлированный характер, и, в силу действия марксистско-ленинской идеологии, официальная доктрина отрицала какую-либо преественность нового социалистического права от досоциалистических правовых систем, так как «Великая Октябрьская социалистическая революция положила начало новому неизвестному истории человечества, социалистическому обществу и праву». Только по истечении продолжительного времени Коммунистическая партия публично признала необходимость объективного изучения наследия прошлого: «Этот опыт со всеми его достижениями, перегибами, а то и ошибками является школой, уроки которого для нас важны и для настоящего и для будущего».

Буржуазное же право всегда выражало волю капиталистов, служило средством для охраны их частной собственности на средства производства, для угнетения и эксплуатации трудящихся. В силу чего представлялось необходимым разрушить буржуазное право рабочему классу и создать собственное социалистическое право.

Такое положение основавлось на утрированном использовании философии марксизма, вследствие чего представлялось объективным, что «рассматривая право как историческое явление, как общественное отношение между людьми, марксизм ставит познание права на действительно научную почву. Только марксистское понимание права как общественного отношения освобождает науку права от всякого рода мистицизма и фетишистских извращений, свойственных идеологии всех предшествующих формаций через которое прошло человечество»

В связи с тем, что “Всякое право есть классовое право”, то и в этом контексте рассматривалось содержание римского права: «Римское право оказалось важным фактором в развитии буржуазного права».

При этом же, отмечается, что право капиталистических стран определяется его классовой сущностью: это право, которое выражает волю буржуазии как господствующего класса и соответствует ее интересам». Кроме того, советскими исследователями категорически отрицалась даже возможность позитивного воздействия институтов римского права на новое социалистическое право, так как «буржуазный идеолог, утверждающий вечность государства и права, хочет утвердить этим только вечность буржуазного способа производства, вечность капиталистической эксплуатации буржуазного классового права и буржуазного государства».

Только этим, по видимому, объясняется публичное признание своей ошибки проф. Карассом, считавшего, что заготовительные организации выступают как solutionis causa adjecti римского права, которые также не имели права требования против должника и не могли поэтому ни простить долга, ни предъявить иска, а могли только принять исполнение и должны были возвратить полученное кредитору. Впоследствии им отмечалось, что «крайне неудачной является и сопоставление заготовительных организаций (так называемых solutionis causa adjecti) римского права. Такое сравнение института колхозного права с глубоко чуждым нам юридическим институтом римского права затемняет вопрос, вместо того, чтобы способствовать его уяснению».

Но эта ситуация была не типичной. Помимо включенной в советское законодательство теории российского гражданского права, основанного на науке римского права, в литературе постоянно упоминаются положения римского права, правда, без какого-либо их исторического рассмотрения. Так, М. Строгович отмечал действие onus probandi. В различных диссертациях встречались отдельные упоминания о элементах теории римского права, например, о том, что «Советский суд в силу закона является «хозяином процесса» (dominus litis)».

Известные политики Советского государства, такие как А. Вышинский, в своих речах довольно часто использовали положения теории римского права, адаптируя их к нуждам молодого государства наподобие следующего: ««Salus populi - suprema lex» - благо народа - высший закон, закон революции, которому подчинены все юридические законы». Кроме того, в правовой литературе 32г. стала подчеркиваться мысль о том, что центральным институтом советсткого хозяйственного права является право социалистической, вместо частной, собственности. Это было обусловлено позицией Коммунистической партии, выраженной в декрете от 7/VIII. 1932г., который дал «установку для всей теории советского права». Этот декрет от 7 августа 1932г. об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и укреплении общественной (социалистической) собственности, устанавливалось положение, что ЦИК и СНК Союза ССР считают, что общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа». Данное положение юридически и фактически повторяющее и фиксирующее общие положения римского права, касающиеся частной собственности, несмотря на негативное к нему отношение, встретили восторженный отклик у исследователей - « Выражаем уверенность, что органы пролетарской диктатуры и органы расследования будут и впредь вести жесткую борьбу с расхитителями колхозного имущества. Смерть врагам народа, растаскивающим общественную собственность. Она священна и неприкосновенна».

При обосновании необходимость существования такого положения, советские юристы игнорировали историческую и теоретическую подоплеку римского права, обыгрывали его через единственно возможный способ - через классовую борьбу - «Почему наша общественная собственность священна для нас эта собственность? Вдумайтесь в этот термин, в это слово. Только зубоскал, несерьезный человек или только скрытый классовый враг может смеяться или зубоскалить по поводу того, что мы называем, и законно называем, вот эту собственность, пропитанную потом и кровью, трудом десятков миллионов, представляющих собой накопление труда 15 лет напряженнейшей работы в тяжелейших условиях, только зубоскал может смеяться по поводу того, что мы говорим, что это для нас священная собственность. Священная - это значит самая близкая, самая дорогая, самая святая, если мы вообще не отказались принципиально от употребления этого слова. Ибо она «освящена» кровью, которую рабочий класс и трудящиеся массы пролили, чтобы отстоять свое социалистическое государство и эту общенародную собственность против покушения бандитов международного капитала и остатков прежних эксплуататорских классов старой царской России».

Соотвественно, при таком активном использовании теории римского права в действительности, его принципы и институты наполнялись другим философским содержанием. Это особенно заметно на основе трактовки социалистическим правом ключевого принципа правовой системы - принципа равенства: «Под равенством, - говорил И.В. Сталин, - марксизм понимает не уравниловку в области личных потребностей и быта, а уничтожение классов, т.е. а) равное освобождение всех трудящихся от эксплуатации после того, как капиталисты свергнуты и экспроприированы, б) равную отмену для всех частной собственности на средства производства после того, как они переданы в собственность всего общества, в) равную обязанность всех трудится по своим способностям и равное право всех трудящихся получатьза это по их потребностям (коммунистическое общество)».

Как ранее отмечалось, различные инструменты теории римского права проходили через горнило классового подхода. Так, в отношении существования презумпций в советском праве, С.С. Алексеев считал, что «презумпции были известны и праву эксплуататорского общества. Но в условиях социализма этот способ юридической техники, используемый для распределения бремени доказывания в процессуальном праве, приобрел особое социальное значение. В частности, в современный период презумпции, используемые в комплексе с другими способами опосдествования общественных отношений, обеспечивают четкость, определенность и устойчивость общественных отношений, снижают до минимума усилия сторон по оформлению отношений».

Необходимость реализации положений теории римского права стала резко ощущаться с введением Новой экономической политики Советского государства (НЭП). Но данная теория подверглась закономерной адаптации к нуждам советской цивилистики. Так, в одном из решений Высшей арбитражной комиссии за 1924г. встречаем критику с позиций теории римского права одного из хозяйственных договоров: «Хотя.. документ в своем заголовке и назван договором, но ни по своему содержанию, ни по своему изложению не может быть признан таковым. Изложение рассматриваемого документа в высшей своей части состоит из отрывочных слов, не составляющих собой законченных фраз, так что смысл написанного может быть расшифрован только по догадкам и при помощи вспомогательного материала. Затем и по содержанию рассматриваемый документ не заключает в себе необходимых элементов договора, так как в нем не выражено, в чем контрагенты взаимно друг перед другом обязываются, и не имеется указаний, для чего на каких условиях и на какой срок передаются помещения». Даже при поверхностном рассмотрении этого документа, можно сделать вывод об огромном качественном скачке от отрицания права вообще, отсутствия преемственности между буржуазным и социалистическим правом к возвращению к классической теории римского права.

Но публично представители цивилистической науки делали активные попытки отмежеваться от теории римского права, при ее активном использовании. Так, например, в литературе обсуждалоась проблема построения гражданского кодекса РСФСР - пандектная или институционная система. О.С. Иоффе в этой связи отмечал, что система советского гражданского права отличается как от институционной системы, с которой нет даже внешнего сходства, так и от пандектной. Причем коренные отличия советской системы от пандектной он видел в следующем:

если пандектная система не знает права собственности как особого раздела и рассматривает его в качестве лишь одной из разновидностей вещных прав, то в системе советского гражданского права нормы о праве собственности выделены в самостоятельный и притом в центральный раздел;

в противоположность пандектной системе в системе советского гражданского права обязательственно-правовые нормы не предшествуют нормам о праве собственности, а следуют за ними;

в отличие от пандектной системы как особые разделы системы советского гражданского права выделяют авторское право, право на открытие и изобретательское право.

Таким образом, очевидна следующая тенденция: отмежевание любым способом от буржуазной науки теории римского права, при ее активном использовании в построении социалистической науки частного права. Декларативный отказ от науки римского права выражался советскими цивилистами в том, что римское право представляло собой «лозунг частной собственности в деревне, а в городах - свободы договора вместо цеховых монополий». Соответственно, считал П.И. Стучка, римское право сыграло опять революционную роль. Вот почему и понятен тот громадный интерес молодой, прогрессивной интеллигенции XII в. к римскому праву и их стеснение в Болонью и прочие очаги римского права. Отсюда они черпали те новые принципы, которыми они навели панику, настоящий террор особенно на деревню».

Однако, впоследствии, в советской литературе стали встречаться и положительные отклики в отношении необходимости изучения римского права. Авторы учебника «Римское частное право» 1948г. считали, что «для советского юриста римское частное право не имеет какого-либо практического значения. Как система права экспуататорского общества, римское право не может содержать материала, который можно было бы так или иначе воспринять в гражданском праве социалистического общества. Но в силу исторических судеб римского права, сделавших его одним из факторов развития гражданского права, римское право должно быть знакомо каждому образованному юристу, изучающему историю права». При этом отмечалось, что « нас интересует то и только то, что было в Риме, а не то, что сделали с правовым наследием Рима впоследствии». Иными словами, авторы упомянутого учебника акцентировали свое внимание исключительно на рабовладельческом аспекте развития права в русле марксистско-ленинской философии.

Так, оценивая с классовых позиций содержание выпущенной в 1777г. Артемьевым книги «Краткое начертание римских и российских прав с показанием купно обоих, равно мерно как и чиноположение оных истории», советские ученые критически высказывались, что «как показывает название книги, в ней содержится паралельное изложение римского и русского права с экскурсами в историю. Серьезной научной ценности работа эта не имела. Не имела и научного значения содержащееся в ней сравнение русского и римского права, ибо непременным условием познавательной функции сравнения является сравнимость объектов сравнения. Нет необходимости разъяснять, что русское феодальное право ничего общего с римским правом не имело и сравниваться не могло». Однако при этом, советскими исследователями приходилось признвавть, что римское право «явило собой единственный в истории человечества пример бурного возрождения уже омертвевшей правовой системы для удовлетворения жизненных потребностей общественного строя, даже еще более отдаленного от нее по времени, чем тот, который непосредственно сменил лежащую в ее основе общественно-экномическую формацию. Это могло случится потому, что именно в римском гражданском праве были впервые с особым совершенством разработаны и институт права частной собственности и многие другие правовые теории товарного хозяйства, имевшие существенное значение для уже развившихся в недрах феодализма капиталистических производственных отношений».

Итак, на основании вышеизложенного, возможен следующий вывод: марксистско-ленинская философия оказывала незначительное влияние на содержание теории римского права, несмотря на различные актуальные попытки осуществить это, особенно в СССР и Германии периода фашистского режима.

Идеологию в науке принято определять как систему политических, юридических, экономических, этических, экологических, художественных, а также религиозных идей, воззрений, понятий, связанная прямо или косвенно с практической жизнедеятельностью людей и ее оценкой. Особой ее разновидностью является государственная идеология. Она выступает как диктат власти над обществом, предназначенной устанавливать и защищать общественное благо.

Необходимо отметить, что проблема соотношения права и идеологии в прикладном значении практически не изучалась, однако отдельными учеными рассматривается воздействие государственной идеологии на право исключительно в отрицательном качестве. «Воцарение государственной идеологии приводит к гигантской и бессмысленной растрате интеллекта, энергии, всех сил нации. С одной стороны, создается мощнейший аппарат насилия, выслеживающий и подавляющий инакомыслящих. С другой - в числе реальных и потенциальных инакомыслящих оказываются наиболее жизнеспособные силы нации. Общество как бы само себя оскопляет. Государственную идеологию можно превратить в гильотину. … Государственная идеология наносит страшный урон духовности. Она освящает поголовное доносительство, осведомительство, предательство близких, друзей ради мифической высокой цели. Другими авторами наоборот, настоятельно рекомендуется введение именно такой идеологии. Ярким примером может служить следующее высказывание: «Нам нужна была совсем иная идеология, и ее надо было распространять с экранов ТВ и газетных полос. «Мы - особая, русско-православная цивилизация, окруженная кольцом ненавидящих глаз. Мы живем среди врагов, которые завидуют нашей силе, славе, колоссальным ресурсам, здоровью и неиспорченности нашего великого народа. Они сами погибают от разврата, продажности и наркотиков, и русские им - как бельмо в глазу. Они не остановятся ни перед чем, чтобы нас уничтожить, и мирные они лишь снаружи, пока мы мускулисты и можем сокрушить их огнем да мечем. И если ты русский - делай все, чтобы быть сильным».