Роман И.С. Тургенева "Отцы и дети"

Что касается характеристики «рыцарей»-феодалов в XXV главе, которой (как и предшествующего отрывка антидворянской направленности) нет в Парижской рукописи, то и о ней Тургенев говорит ясно и честно в письме Достоевскому: «Я выкинул это - и теперь сожалею». Позднее при подготовке отдельного издания романа оба приведенных отрывка восстанавливались, по-видимому, по черновикам писателя (см. ниже, с. 90 - 93).

Как видим, советы друзей и редактора «Русского вестника» были лишь поводами (хотя и существенными) к коренной переработке романа. Ознакомление с Парижской рукописью показывает, что исправлениями, сделанными по этим советам, не исчерпывается вся работа писателя над романом в период с октября 1861 года по январь 1862, что поправок и изменений было значительно больше, чем этого требовали советчики Тургенева.

Собственное неудовлетворенное чувство писателя, усиленное создавшейся обстановкой в России, заставило его, как это видно по рукописи, в значительной мере снизить облик главного героя. Изменив одну существенную черту в характере, во взглядах или поведении Базарова, Тургенев вынужден был соблюдать логику художественного развития образа и вносить исправления по всей линии героя до конца романа. Так, например, в X главе Тургенев исключил важнейшую часть диалога Базарова и Павла Петровича о народе: между вопросом Павла Петровича: «Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом?», и ответом Базарова: «От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела», в рукописи вычеркнут следующий разговор:

« - А по-вашему лучше подлаживаться под него?

- Вы одни с целым народом?

- Мы не одни, и народ не против нас (курсив мой. - П. П.)

- Одни с народом? - упорно повторял в свою очередь Павел Петрович» (ПР, л. 59; Тургенев, т. 8, с. 453).

Тургенев здесь снял основной ключ к пониманию подлинного демократизма Базарова. После исключения фразы: «Мы не одни, и народ не против нас», логика развития образа потребовала пересмотра всей линии отношения Базарова к народу, вплоть до XXVII главы, где автор нарочито отрывает Базарова от народа, воздвигает между героем и мужиком преграду взаимного непонимания. Особенно много исправлений внесено во второй половине романа, и все они не в пользу Базарова. Тургенев лишает главного героя веры в будущее обновление общества: после слов Базарова в XVI главе о «безобразном сос1юянии общества» в рукописи вычеркнут следующий диалог героя с. Одинцовой:

« - Да как его (общество. - П. П.) исправить? - спросила Анна Сергеевна.

- Надо, разумеется, начать с уничтожения всего старого - и мы этим занимаемся помаленьку. Вы изволили видеть, как сжигают негодную прошлогоднюю траву? Если в почве не иссякла сила - она даст двойной рост» (курсив мой. - П. П.) (ПР, л. 97; Тургенев, т. 8, с. 458).

Далее, вместо подлинного чувства к Одинцовой Тургенев выдвигает у Базарова на первый план чувственность (ПР, л. 121, 128, 176), наделяет героя пессимизмом и озлобленностью по отношению ко всем окружающим (ПР, л. 148) [О содержании этих поправок см.- в примечаниях по главам].

В результате всех этих (и многих других) поправок облик Базарова во второй половине романа настолько изменился, что перед читателем как бы встали два разных героя. Во всяком случае крутой перелом в характере Базарова и во всей линии его поведения стал настолько ощутим, что Тургенев отказался от первоначального намерения печатать роман по частям [Напомним, что в феврале 1861 года, то есть до исправлений, у Тургенева даже возникла мысль предварительно опубликовать отрывок из «Отцов и детей» в «Русской речи», и он через Каткова 8(20) марта выслал для этой цели главу Е. М. Феоктистову (см. письмо Тургенева Е. М. Феоктистову 8(20) марта 1861 года (Письма, т. 4, с. 208), а также: Тургенев и круг «Современника» (неизданные материалы 1847 - 1.861 гг.). М. - Л., 1930, с. 164 - 167).]. Писатель настойчиво стал просить Каткова ни в коем случае не публиковать роман вразбивку в разных номерах журнала.

1(13) октября 1861 года он пишет Каткову: «А потому повторяю мою просьбу: не. печатать отрывка - а также попридержать рукопись у себя, т. е. не давать ее читать другим» (Письма, т. 4, с. 295).

В письме же, Каткову от 11(23) января 1862 года просьба не разбивать роман на части сформулирована в самой категорической форме: «Что же касается до меня, - то повторяю свою единственную просьбу: напечатать «Отцы и дети» в одном номере. Это совершенно необходимо, это условие sine qua поп (курсив мой. - П. П.), и Вы, вероятно, разделите мое имение: Разделенная, эта вещь потеряет 100 процентов» (Письма, т. 4, с. 324).

Когда Н. В. Щербань выезжал из Парижа с поправками к «Отцам и детям», Тургенев не преминул снова напомнить о своей просьбе: «Еще раз повторяю свое задушевное желание о помещении их в одном номере» (Письма, т. 4, с. ЗЗЗ) [Сразу же после выхода романа в свет Тургенев писал Каткову: «Благодарю Вас за то, что Вы ее (повесть. - П. П.) не раздробили» (Письма, т. 4, с. 365)]. К началу декабря 1861 года Тургенев принялся за переписывание поправок. 4(16) декабря он сообщает Каткову: «Но я надеюсь, что с окончанием поправок, которые значительны и за переписывание которых я принялся, все затруднения устранятся» (Письма, т. 4, с. 309). 8(20) декабря 1861 года он пишет Каткову: «Поправки вышлются к Вам через несколько дней, - самое позднее через 2 недели» (Письма, т. 4, с. 310).

Но прошло еще более месяца, и только к середине января поправки были готовы. 11(23) января 1862 года Тургенев сообщает Каткову: «...поправки и прибавления в окончательном виде вручены Щербаню, который их сам повезет в Москву и, по моей просьбе, впишет в находящийся у Вас оригинал» (Письма, т. 4, с. 324) [Об окончании поправок к «Отцам и детям» и о том, что Н. В. Щербань «на днях уезжает в Москву», почти одновременно сообщили А. Фету Тургенев и Боткин (см.: Ф е т А. Мои воспоминания. М„ 1890, т. 1, с. 384 - 385, 388)]. Дубликат поправок был выслан почтой П. В. Анненкову в Петербург. В этом убеждают нас два письма последнего к М. Н. Каткову, обнаруженные нами в Отделе рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина (Архив М. Н. Каткова); оба письма обгорели, текст слегка поврежден, но восстанавливается почти полностью. В письме от 22 января 1862 года Анненков сообщал: «Теперь о чужих делах. Тургенев пишет, что шлет ко мне важные поправки к своему роману (курсив мой. - П. П.), такие, которые изменяют всю нравственную физиономию и внутренний смысл его. Без них он не может вообразить своего романа, умоляет меня наблюсти о правильном вводе их в рукопись или в корректуру, а между тем ни этих поправок, ни какой-либо рукописи или корректуры я ни откуда не вижу. Я по. дружеству крепко беспокоюсь, чтобы роман не явился в том сыром необра (бо) тайном виде, каким я его знал в Москве. Извещение Ваше, что первая книжка «Русского вестника» на 1862 появится в генваре, увеличило еще мои опасения. Сделайте одолжение, напишите (строчку), имеете ли Вы в виду вышеупомянутые поправки автора и в каком положении все дело об них. Вы извините, Михаил Никифорович, мою докучливость, ради чувства, которое возбуждает ее. Хотелось бы, чтобы новый роман явился во всеоружии против будущих, конечно, многочисленных своих врагов. Жму Вам искренно руку и остаюсь П. Анненков. Генваря 22-го 1862». (Отдел рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина. Архив М. Н. Каткова, ф. 120, п. 1, ед. хр. 11/3).

По-видимому, П. В. Анненков получил ожидаемые поправки раньше, чем Н. В. Щербань доставил их в редакцию «Русского вестника», ибо уже 3 февраля 1862 года он предлагал Каткову начать вносить их в текст: «Не дожидаясь Щербаня, - писал он Каткову, - почтеннейший Михаил Никифорович, посылаю поправки) Тургенева, только что мною полученные. Чем скорее, тем лучше, а о тщательном ввод(е) их в рукопись, - чем постоянно докучает мне отсутствующий друг наш, - не считаю нужн(ым) и говорить после письма реда(кции) Р. В. ко мне. Весь Ваш П. Анненков» (Архив М. Н. Каткова, ф. 120, п. 1, ед. хр. 11/3).

В первой половине февраля 1862 года Н. В. Щербань по поручению Тургенева доставил в редакцию журнала тетрадь с поправками к роману «Отцы и дети» (см.: Щербань Н. В. Тридцать два письма И. С. Тургенева и воспоминания о нем. - Русский вестник, 1890, VII, с. 19).

Мы не можем установить, по какому экземпляру вносились поправки в оригинал (по тому, который привез Н. В. Щербань, или по тому, который предлагал П. В. Анненков), да это и не так существенно, ибо оба экземпляра были идентичными.

Февральская книжка «Русского вестника», в которой был впервые напечатан роман «Отцы и дети», вышла в начале марта 1862 года (по старому стилю), то есть с большим, запозданием.

Приведенными фактами, однако, не исчерпывается история текста романа «Отцы и дети».

тургенев отцы дети роман

3-й этап

(февраль 1862 - сентябрь 1862)

От появления журнального текста романа до выхода в свет его отдельного издания прошло полгода. За это время определились отношения различных слоев русского общества к нигилизму как к явлению реальному. Тургеневский Базаров предстал перед судом критики.

После всех исправлений и доработок, вызванных либеральными уступками «духу времени», Тургенев предполагал, что молодое поколение отнесется к роману весьма критически. 14(26) апреля 1862 года он писал Каткову: «Мне приятно слышать, что Вы довольны успехом «О<тцов> и д<етей>» - их будут бранить (и уже, кажется, бранили), это несомненно; но главное мое желание было пустить в ход две, три мысли, - и в этом я, кажется, успел» (Письма, т. 4, с. 378 - 379). Действительно, вокруг романа сразу же разгорелась острая полемика. Ругательную, раздражительную и слишком прямолинейную статью М. Антоновича «Асмодей нашего времени» (Современник, 1862, № 3) нейтрализовала умная и в высшей степени обстоятельная статья Д. И. Писарева «Базаров» (Русское слово, 1862, № 3), в которой критик вскрыл «то, что просвечивает (курсив мой. - П. П.), а не то, что автор хочет показать или доказать» (Писарев, т. 2, с. 8). Этот поистине доб-ролюбовский подход Писарева к произведению позволил ему обрисовать крупными чертами личность Базарова, человека сильного, умного, волевого, привыкшего надеяться на себя, одним словом, настоящего человека дела.

Восстанавливая все, что «просвечивает», Писарев как будто заглянул в рукопись романа и понял губительный смысл поправок и изменений.

Критик тонко уловил также элементы аристократической антипатии писателя к герою-демократу и в то же время высказал мысль, что при изображении людей противоположного лагеря необходимо сдерживать эту антипатию. «Дело в том, что Тургенев, очевидно, не благоволит к своему герою. Его мягкую, любящую натуру, стремящуюся к вере и сочувствию, коробит от разъедающего реализма; ...он слишком слаб и впечатлителен, чтобы вынести безотрадное отрицание; .,.Тургенев, как нервная женщина, как растение «не-тронь-меня», сжимается болезненно от самого легкого прикосновения с букетом базаровщины. Чувствуя, таким образом, невольную антипатию к этому направлению мысли, он вывел его перед читающей публикой в возможно неграциозном экземпляре» {Там же, с. 14). Опасаясь, что многие читатели не увидят в Базарове ничего другого, кроме дурно воспитанного человека, критик писал: «...даровитый художник и честный человек должен быть в высшей степени осторожен из уважения к самому себе и к той идее, которую он защищает или опровергает. Тут надо держать в узде свою личную антипатию, которая пря известных условиях может превратиться в непроизвольную клевету на людей, не имеющих возможности защищаться тем же оружием» (Там же, с. 15).

Опасения Писарева стали вскоре оправдываться: за кличку «нигилист» начали хвататься реакционеры всех мастей с целью опорочить демократическое движение. Тургенев сам об этом пишет в статье «По поводу «Отцов и детей»: «...когда я вернулся в Петербург, в самый день известных пожаров Апраксинского двора, - слово «нигилист» уже было подхвачено тысячами голосов, и первое восклицание, вырвавшееся из уст первого знакомого, встреченного мною на Невском, было: «Посмотрите, что ваши нигилисты делают! Жгут Петербург!» [О том, что будто бы демократы-революционеры жгут Петербург, говорили не только обыватели. Можно назвать, например, статью Н. С. Лескова, опубликованную в газете «Северная пчела» от 30 мая 1862 года (№ 143), в которой русские революционеры объявлялись виновниками петербургских пожаров (см.: Р е й-сер С. А. Петербургские пожары 1862 г. - Каторга и ссылка, 1932, № 19, с. ,79 - 109). Использование пожаров как предлога для компрометации революционно-демократического движения приняло такой размах, что даже позднее в антинигилистических романах А. Писемского «Взбаламученное море» и В. Крестовского «Панур-гово стадо», где речь идет о пожарах, революционеры изображаются как поджигатели]. Я испытал тогда впечатления, хотя разнородные, но одинаково тягостные» (Тургенев, т. 14, с. 98).

В той же статье Тургенев принимает на себя часть упреков читающей публики. Oн пишет: «Выпущенным мною словом «нигилист» воспользовались тогда многие, которые ждали только случая, предлога, чтобы остановить движение, овладевшее русским обществом. Не в виде укоризны, не с целью оскорбления было употреблено мною это слово; но как точное и уместное выражение проявившегося - исторического - факта; оно было превращено в орудие доноса, бесповоротного осуждения, - почти в клеймо позора» (Там же, с. 105).

Тургенев стал замечать в близких ему людях «холодность, доходившую до негодования» (Там же, с. 98), а с другой стороны, слышал поздравления от своих врагов. Чувство огорчения, неудовлетворенности не покидало писателя, когда он видел, как Базаровых смешивают с Ситниковыми, Тургенев не мог не испытать известного раскаяния по поводу того, что поправками и изменениями в значительной мере снизил колоритную фигуру Базарова. 16(28) апреля 1862 года он признавался А. И. Герцену: «...Катков на первых порах ужаснулся и увидал в нем (в Базарове. - П. П.) апофеозу (выделено Тургеневым. - П. Я.) «Современника» и вследствие этого уговорил меня выбросить немало смягчающих черт, в чем я раскаиваюсь» (курсив мой. - Я. Я.) (Письма т. 4, с. 382).

Раскаяние еще более усилилось, когда Тургенев узнал о том, что по распоряжению министра просвещения А. В. Головнина 15(27) июия 1862 года был закрыт «Современник» [«Современник» был обвинен в связях с авторами революционной прокламации «Молодая Россия» и с поджигателями Апраксина двора в Петербурге] - журнал, в котором Тургенев напечатал свои первые романы и с которым многое его связывало. 12(24) июля 1862 года Тургенев пишет П. В. Анненкову: «Мое старое литературное сердце дрогнуло, когда я прочел о прекращении «Современника». Вспомнилось его основание, Белинский и многое... Мне кажется, Головнин поторопился» (Письма, т. 5, с. 25).

Не случайно именно в это время у Тургенева возникает мысль посвятить отдельное издание романа «Отцы и дети» В. Г. Белинскому. Писатель сообщает П. В. Анненкову: «...«Отцы и дети» скоро появятся в Москве отдельным изданием (Кетчер за это взялся), с посвящением Белинскому» (Там же, с. 26).

Готовя роман к отдельному изданию, Тургенев не мог не учитывать всех вышеперечисленных факторов: отзывы доброжелательной демократической критики способствовали реставрации искаженных мест, обнародованию того, что «просвечивает», снятию элементов личной антипатии к главному герою. Репрессии правительства по отношению к журналу «Современник», в котором зарождались и развивались все самые прогрессивные идеи русского общества, вызвали у Турге-нева чувство сожаления и даже вины перед людьми, с которыми он провел в творческом содружестве столько предшествующих лет. Наконец, то обстоятельство, что на Тургенева начали уже смотреть чуть ли не как на родоначальника антинигилистических романов, побудило писателя внести в текст «Отцов и детей» новые поправки.

Мы не ставим целью сопоставлять все исправления, сделанные писателем в отдельном издании романа по сравнению с журнальным текстом и рукописью. Однако мы намереваемся проследить основные изменения с тем, чтобы определить общий смысл и цель авторских поправок в отдельном издании [Не располагая Парижской рукописью «Отцов и детей», которая поступила в Пушкинский Дом только в 1961 году, мы в книге «Роман И, С. Тургенева «Отцы и дети» и идейная борьба 60-х годов XIX века» (М., 1960) на основании ряда имеющихся документов, так же как Н. М. Гутьяр, В. В. Стасов, Н. Л. Бродский и А. И. Батюто, полагали, что все поправки в журнальном тексте романа - результат редакторского вмешательства М. Н. Каткова, Ознакомление с Парижской рукописью убедило нас в несостоя» тельности этой точки зрения.]. При сопоставлении журнального текста романа и текста отдельного издания 1862 года обнаруживаются некоторые разночтения. О них может дать представление следующая таблица (сопоставляя текст «Русского вестника» и отдельной издание К. Т. Солдатенкова, мы приводим в таблице также соответствующие места из Парижской рукописи):

Во всех приведенных восьми случаях журнальный текст точно совпадает с рукописным. Следовательно, ни Катков, ни по его поручению какое-либо другое лицо не редактировали здесь авторский текст.

Все исправления и добавления в отдельном издании были направлены к тому, чтобы дать более четкое представление об антагонизме двух идейных лагерей - демократов и либералов, возвысить моральный облик разночинца-демократа, сняв некоторые штрихи, дискредитирующие его, а также снизить в какой-то мере облик либерала Павла Петровича. Так, во II главе при описании наружности Базарова Тургенев устраняет в отдельном издании романа слово «угреватым», которое было и в Парижской рукописи и в журнальном тексте. В XX и XXVII главах Тургенев существенно изменяет отношение Базарова к родителям. Если в Парижской рукописи и в журнальном тексте это отношение было ироническим, в какой-то мере снисходительным («Презабавный старикашка». «Чем бы дитя ни тешилось»), то в отдельном издании ирония перекрывается своеобразной трогательной лаской: Базаров как бы с пробужденным сыновним чувством говорит о своем отце не только «презабавный старикашка», но «и добрейший» (Глава XX).

В XXVII главе, произнося в высшей степени скептический монолог о своей ненужности России, Базаров (в рукописи и в журнальном тексте) распространял этот скепсис и на занятия родителей («Чем бы дитя ни тешилось»). Но в отдельном издании романа Тургенев заставил своего героя по достоинству оценить отца и мать. Писатель вложил в уста Базарова слова: «И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать».

Таким образом, по отношению к родителям у Базарова, кроме снисхождения и холодной иронии, выступавших на первый план в рукописи и в журнальном тексте, в отдельном издании появились еще некоторая теплота и забота. Кроме того, данная вставка усилила противопоставление плебейства и аристократизма (с одной стороны, родители плебея Базарова, а с другой стороны, «большой свет»).

В VII главе романа Тургенев радикально изменил смысл высказывания Базарова о Павле Петровиче Кирсанове. Если в рукописи и журнальном тексте в представлении Базарова понятия «мужчина» и «самец» были тождественны, то в отдельном издании они стали антонимами: Базаров противопоставил понятие «мужчина» понятию «самец». В свою очередь это усилило отрицательную характеристику Базаровым Павла Петровича: «не мужчина, не самец» - это значит, что в человеке отсутствует обыкновенное „мужское начало; «не мужчина, но самец» - здесь акцентируется в герое грубое, животное чувство.

В XXIV главе содержалось авторское поучение: «Ему (Базарову. - П. П.) и в голову не пришло, что он в этом самом доме нарушил все права гостеприимства». Эти резонерские строки преследовали явную цель снизить облик Базарова. Но писатель вскоре почувствовал, что лобовая авторская оценка Базарова била мимо цели, ослабляла художественную силу воздействия героя на читателя. Поэтому в отдельном издании он ее снял.

Особого внимания заслуживают в приведенной таблице случаи 6, 7, 8, то есть соответствующие исправления в главах XXV, XXVI, XXVII. Именно об этих местах романа Тургенев писал Н. X. Кетчеру 18 июня 1862 года из Спасского: «Милый Николай Христофорович, посылаю тебе на всякий случай, не дожидаясь твоего ответа, исправленный экземпляр «О<тцов> и д<етей>» с прибавленным посвящением и двумя-тремя вступительными строками [Журнальный оттиск «Отцов и детей» из «Русского вестника» с внесенными авторскими исправлениями хранится в Государственной Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде в Отделе рукописей, фонд № 795. Тургенев И. С, № 23.]. Опечаток, как ты увидишь, пропасть - а на стр. 554, 633, 643 и 658 я сделал небольшие прибавления или, лучше сказать, восстановил выкинутое» (курсив мой. - П. П.) (Письма, т. 5, с. 17 - 18).

Указанные Тургеневым журнальные страницы «Русского вестника» - 633, 643, 658 - точно соответствуют поправкам в главах XXV, XXVI, XXVII, то есть примерам 6, 7, 8 в таблице.

В XXV и XXVI главах романа (см. 6-й и 7-й случаи таблицы, соответствующие с. 633 и 643 журнального текста) Тургенев явно усилил антидворянскую настроенность Базарова, приглушенную в, рукописи и в журнальном тексте, обострил протест демократа против либералов как защитников средневековых привилегий (или, как их называет в XXV главе Базаров, феодалов), а также против «благородного смирения или благородного кипения» либерального дворянства (см. главу XXVI).

Опасаясь цензуры, Тургенев вынужден был еще при переписывании романа опустить в XXV главе большой отрывок текста явно антидворянской направленности, о чем потом жалел. В рукописи и журнальном тексте читаем: «Аркадий очень удивился и даже опечалился; но не почел нужным это выказать; он только спросил, действительно ли не опасна рана его дяди? и, получив ответ, что она - самая интересная, только не в медицинском отношении, принужденно улыбнулся. - Вот я и отправился к «отцам», - так заключил Базаров...» В тексте отдельного издания после слов «принужденно улыбнулся» следует: «...а на сердце ему и жутко сделалось, и как-то стыдно. Базаров как будто его понял. - Да, брат, - промолвил он, - вот что значит с феодалами пожить. Сам в феодалы попадешь и в рыцарских турнирах участвовать будешь» (курсив мой. - П. П.). Далее все идет, как и в первом тексте: «...вот я и отправился к «отцам». По поводу того, что выделенная фраза была опущена самим Тургеневым еще при переписывании романа (в Парижской рукописи ее уже нет), мы находим любопытное сообщение самого Тургенева в письме Ф. М. Достоевскому. Сожалея о том, что под влиянием неблагоприятных отзывов приходилось много перемарывать и переделывать, в результате чего Достоевским была замечена некоторая «копотливость» в романе, Тургенев пишет: «...в свидании Аркадия с Базаровым, в том месте, где, по. Вашим словам, недостает что-то, Базаров, рассказывая о дуэли, трунил над рыцарями, и Аркадий слушал его с тайным ужасом и т. д. - Я выкинул это - и теперь сожалею» (Письма, т. 4, с. 359) (курсив мой. - Я. Я.).

В XXVI главе Тургенев заострил вопрос о противоположности и непримиримости взглядов и интересов двух политических лагерей и соответственно двух идеологий - идеологии либералов и идеологии демократов. Когда в рукописи и в журнальном тексте Базаров говорил Аркадию в XXVI главе: «Ты поступил умно; для нашей горькой, терпкой, бобыльной жизни ты не создан. В тебе нет ни дерзости, ни злости, а есть молодая смелость да молодой задор; для нашего дела это не годится. Наша пыль тебе глаза выест», создавалось впечатление, что Аркадий только в силу своей молодости, мягкости характера, неприспособленности к трудной жизни не может выполнять дело Базарова. Конфликт между двумя идеологиями был таким образом сглажен и завуалирован, а критика демократом Базаровым либерального фразерства, бессилия, половинчатости как бы перемещалась из социального плана в этический.

В отдельном издании мы уже находим не только нравственную и, так сказать, житейскую характеристику Аркадия, но и те социальные, классовые причины, которые делали Базарова и Аркадия представителями двух враждебных друг другу лагерей. После слов «для нашего дела это не годится...» Тургенев восстановил опущенные ранее из-за цензуры резко обличительные слова Базарова, характеризующие последнего как подлинного разночинца-демократа 60-х годов: «Ваш брат дворянин дальше благородного смирения или благородного кипения дойти не может, а это пустяки. Вы, например, не деретесь - и уж воображаете себя молодцами, - а мы драться хотим. Да что!» И далее все, как в первом тексте: «Наша пыль тебе глаза выест».

Как видно из вышеизложенного, Тургенев здесь объективно, в соответствии с жизненной, исторической правдой, стремился отразить существенную черту в образе разночинца-демократа - систематическую, неуклонную, глубокую и последовательную критику либерализма.

Таковы наиболее существенные исправления, внесенные автором в текст отдельного издания романа [На мелких редакционных поправках и изменениях мы подробно не останавливаемся. Они не столь значительны по содержанию, а главное, не меняют существа отношения автора к тем или иным героям. Это изменения и поправки преимущественно стилистического характера: уточнение некоторых слов и выражений, снятие лишних подробностей и включение разных деталей описания]. Как видим, они были направлены к реставрации тех мест, которые давали четкое и ясное представление об антагонизме двух идейно-политических тенденций, к восстановлению подлинно исторического облика демократа-разночинца 60-х годов.

Сопоставление отдельного издания К. Т. Солдатенкова (М., 1862) с последующим изданием братьев Салаевых (1865) показало, что эти издания не отличаются друг от друга, то есть текст стал каноническим.

4. СЮЖЕТНАЯ ДИНАМИКА РОМАНА

Мы рассмотрели историю возникновения и развития творческого замысла романа «Отцы и дети», выяснили, выражаясь словами Н. А. Добролюбова, то, что «хотел сказать» автор. Теперь нам предстоит проанализировать то, что «сказалось» им, что было продиктовано его классовой тенденцией и что возникло в результате обобщающей силы художника. Иными словами, необходимо раскрыть взгляды тургеневского героя и его антагонистов, проследить преломление этих взглядов в сюжетной динамике романа.

Евгений Базаров - главный герой романа - сразу привлек внимание всей читающей публики. Человек огромной силы воли, твердых убеждений, он выделялся на фоне многочисленных российских гамлетов. И не случайно позднее К. А. Тимирязев сравнит его по общественной значимости с исторической личностью Петра Первого: «Тот и другой, - говорит о них выдающийся естествоиспытатель, - были прежде всего воплощением «вечного работника», все равно «на троне» или в мастерской науки... Оба созидали, разрушая» (Тимирязев, т. 8, с. 174).

Основной конфликт между героем-демократом и либералами сформулирован в словах Базарова, обращенных к Аркадию Кирсанову: «В тебе нет ни дерзости, «и злости, а есть молодая смелость да молодой задор; для нашего дела это не годится. Ваш брат дворянин дальше благородного смирения или благородного кипения дойти не может, а это пустяки. Вы, например, не деретесь - и уж воображаете себя молодцами, - а мы драться хотим. Да что! Наша пыль тебе глаза выест, наша грязь тебя замарает...» (Глава XXVI).

Каковы же взгляды этого героя, который так ополчается против «благородного смирения» дворян и призывает своих будущих единомышленников «драться»? Тургенев наделил Базарова своеобразным отношением к философии, политике, народу, науке, искусству. Только выяснив это своеобразие, можно помять все поступки героя, объяснить его противоречивость, его взаимоотношения с другими персонажами романа.

Во взглядах Базарова Тургенев запечатлел характерные особенности философских учений, распространенных в те годы: материализма Чернышевского - Добролюбова и вульгарного материализма, представленного трудами немецких философов Людвига Бюхнера и Карла Фогта (в X главе Базаров называет книгу Бюхнера «Материя и сила»). Тургеневский герой, как и некоторые реальные разночинцы того времени, смешивает эти две разновидности материализма. Так, он, подобно Чернышевскому, признает существующую вне нас и независимо от нашего сознания объективную реальность, вызывающую наши ощущения, и проповедует принцип полезности: «Мы действуем в силу того., что мы признаем полезным» (Глава X). В этом философия Базарова. созвучна философии Чернышевского, который утверждал: «...только то, что полезно для человека вообще, признается за истинное добро» (Чернышевский, т. 7, с. 288). Базаров также следует Чернышевскому, когда признает влияние общественного устройства на судьбы человечества («Исправьте общество, и болезней не будет» (Глава XVI).

Однако, анализируя человеческие ощущения как. ступень познания, Чернышевский в то же время говорил о необходимости перехода от ощущения к мысли. Базаров же недооценивает роль сознания как высшей формы организованной материи и переоценивает ощущения. Он даже склонен весь процесс познания мира свести к ощущениям, которые считает единственным источником познания: «Принципов вообще нет - ты об этом не догадался до сих пор! - говорит он Аркадию, - а есть ощущения. Все от них зависит»; «...я придерживаюсь отрицательного направления - в силу ощущения. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен - и баста!» (Глава XXI). Базаров абсолютизирует ощущения. «Отчего мне нравится химия? Отчего ты любишь яблоки? - тоже в силу ощущения. Это все едино. Глубже этого люди никогда не проникнут» (Там же). Конеч-. но, Базаров ошибается, ибо люди проникли глубже. И тогда они поняли, что далеко не «все едино», как думал Базаров, что яблоки действительно любят в силу ощущения, а занимаются химией (открывают радий, расщепляют атомное ядро и т. д.) или, например, отрицают парламентаризм, адвокатуру, принципы либералов (как это делал и Базаров) не в силу ощущения, а в силу полезности, в силу познания и признания высшей целесообразности или в силу осознанной необходимости это делать.

И не из ощущения рождаются отрицательные направления, как думал герой тургеневского романа, ибо ощущение человека направлено главным образом на единичное, частное, а отрицается Базаровым общественное, которое может быть только объектом мышления, познания. Анализируя философию Аристотеля в конспекте книги Гегеля «Лекции по истории философии», Ленин особо выделяет: «Диалектичен не только переход от материи к сознанию, но и от ощущения к мысли etc.» (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 256).

Механистичность мышления Базарова проявилась в том, что он отождествлял явления общественные с явлениями природы («Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник «е станет заниматься каждою отдельною березой» (Глава XVI). Эти высказывания героя перекликаются с мыслями вульгарных материалистов: Карла Фогта и Людвига Бюхнера; они были свойственны таким русским критикам, как В. Зайцев, Д. Писарев, сотрудничавшим в журнале «Русское слово». Смешение двух видов материализма было не виной, а бедой некоторых демократов-шестидесятников. Вероятно, и Тургенев не видел четкой грани между этими двумя разновидностями материализма, за что его упрекал А. И. Герцен: «Вообще мне кажется, что ты несправедлив к серьезному, реалистическому, опытному воззрению и смешиваешь его с каким-то грубым, хвастливым материализмом...» (Герцен, т. 27, кн. I, с. 217).

Каковы же политические взгляды Базарова?

В письме к поэту К. К. Случевскому от 14(26) апреля 1862 года Тургенев пишет о Базарове: «...и если он называется нигилистом, то надо читать: революционером» (Письма, т. 4, с. 380).

Получился ли у писателя Базаров подлинным революционером 60-х годов, каким мы представляем его облик сейчас? Вряд ли можно это утверждать. В политических взглядах Базарова обнаруживаются лишь отдельные черты, присущие революционным демократам того времени: отрицание старых принципов либералов-дворян, критика их аристократизма, барства, наконец, стремление «место расчистить» для будущей жизни. Говорить о какой-либо системе революционных взглядов Базарова было бы преждевременно: тургеневский герой - лишь предтеча будущих революционеров. И верно утверждал П. Кропоткин: «Нигилизм, с его декларацией прав личности и отрицанием лицемерия, был только переходным моментом к появлению «новых людей» (Кропоткин, с. 269). В конце романа Тургенев заставил своего героя произнести фразу: «Я нужен России... Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен?» (Глава XXVII). Такой пессимистической мысли никогда не высказали бы подлинные революционные демократы Чернышевский и Добролюбов, хотя жизнь их была не менее тернистой и преисполненной испытаний, чем жизнь Базарова.

Тургенев не верил в перспективность деятельности Базарова, хотя и называл его революционером.

Однако писатель не иронизирует над поверженным Базаровым4, а, напротив, жалеет его, сочувствует ему, чем вызывает у читателя большую симпатию к трагической судьбе своего героя. Отпечаток обреченности сближает Базарова скорее с героями других романов Тургенева, чем с революционерами из романа Чернышевского «Что делать?». Так побежденные жизнью гибнут и Рудин в одноименном романе и Инсаров в «Накануне».

Образ демократа-разночинца 60-х годов получился у Тургенева еще более сложным и противоречивым, чем образ «лишнего человека» в романе «Рудин». Эта сложность проявляется во взглядах героя на народ, науку, искусство. С одной стороны, Базаров ощущает свою кровную связь с народом: его дед землю пахал; крестьянские мальчишки к нему привязались; слуги чувствуют в нем своего брата, а не барина. С другой стороны, он порой как будто даже презирает народ, относится к нему иронически. Например, Базаров говорит: «Русский мужик бога слопает» (Глава IX), «мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке» (Глава X), «добрые мужички надуют твоего отца всенепременно» (Глава IX). И народ, в свою очередь, платит ему той же монетой. Разговор Базарова с мужиком в конце романа свидетельствует об их полной взаимной отчужденности (мужик заключает: «Известно, барин; разве он что понимает?» (Глава XXVII). Чем же объясняется критическое отношение Базарова к народу?

Тургенев не мог не видеть, что в 60-х годах демократы-разночинцы (Чернышевский, Некрасов, Н. Успенский) стали сурово и требовательно критиковать народные предрассудки, рабскую покорность мужиков, их забитость, пассивность, долготерпение. Н. А. Некрасов, обращаясь к народу, восклицает: «...чем был бы хуже твой удел, когда б ты менее терпел?» Он критикует пассивность народа в поэме «Коробейники». Рассказы Н. Успенского, в которых подвергались критике народные предрассудки, Чернышевский считал программными для «Современника» и посвятил им статью «Не начало ли перемены?», в которой доказывал, что, только критикуя народные заблуждения, можно революционизировать народ.

Критика Базаровым отсталости и пассивности народа рождена, таким образом, искренним стремлением разночинца-демократа пробудить народ, вывести его из рабского, приниженного состояния. Но почему же Базаров называет мужика таинственным незнакомцем? Почему мужик и Базаров не понимают друг друга? Почему демократ Базаров «возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора», который будет жить в белой избе в то время, когда из него, Базарова, «лопух расти будет»? (Глава ХХ1). Такое неверие в будущее народа отнюдь не было присуще реальным революционным демократам.

Тургеневский герой рассуждает здесь эгоистически: мысль о собственной судьбе затмила перед ним благородные побуждения, которые он высказывал раньше («Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними» (Глава XXI). Но вместе с тем Базаров самоотверженно лечит этого самого мужика - Филиппа или Сидора, против которого метнул свою эгоистическую тираду. Нет ли здесь противоречия между высказываниями и поступками Базарова? И откуда Тургенев мог почерпнуть такие рассуждения своего героя? Как наблюдательный художник, он замечал, что, в отличие от лидеров демократического движения, некоторые «рядовые» демократы той поры (например, Н. Помяловский) сомневались в народе, скептически смотрели на его будущее. Эти взгляды возникали в результате недостаточной идейной зрелости отдельных участников демократического движения. Тургенев же представил их в романе как характерные для всех представителей демократического лагеря.

Подобно Чернышевскому, Добролюбову, Некрасову и другим деятелям «Современника», Базаров смело критикует народные суеверия и предрассудки, рабскую покорность народа, его пассивность и долготерпение. Все это как будто дает основание говорить о его подлинном демократизме. Однако у Чернышевского, Некрасова и других революционеров-демократов эта критика была освещена высокими идеалами, верой в преодоление вековой отсталости народа, надеждой на приход его к активной борьбе. Ничего этого нет у Базарова. Взгляд героя на народ мрачен и пессимистичен. И хотя Базаров любит народ и противопоставляет его аристократам, но веры в ближайшее будущее народа у него нет.

В образе Базарова, как уже отмечалось, автор решил воплотить (и это ему удалось) типичные для 60-х годов черты естествоиспытателя-материалиста (тогда естествознание и материализм в представлении передовой демократической интеллигенции сливались воедино). Если в. философских и политических взглядах Базарова отчасти отражено мировоззрение Чернышевского, Добролюбова, Писарева, то естественнонаучные взгляды героя во многом перекликаются с взглядами выдающихся русских естественников-материалистов, деятельность которых Тургенев тщательно изучал.

Научные эксперименты Базарова, анатомирование лягушек, вызвавшее резкие нападки и насмешки самых консервативных кругов русской общественности, - это обобщение конкретных жизненных фактов. Известно, например, что основоположник русской физиологии И. М. Сеченов (материалистический подход которого к явлениям природы формировался под непосредственным влиянием русских философов-шестидесятников) производил свои опыты именно с лягушками и что его книга «Физиология нервной системы» появилась в результате многочисленных исследований головного мозга лягушки.

Базаров - экспериментатор. Он в такой же мере враг абстрактной, оторванной от жизни науки, как и идеалистической, умозрительной философии. Когда Павел Петрович спрашивает его: «Значит, вы верите в одну науку?» Базаров отвечает: «Я уже доложил вам, что ни во что не верю; и что такое наука - наука вообще? Есть науки, как есть ремесла, звания; а наука вообще не существует вовсе» (Глава VII). В противовес абстрактной науке он ратует за науку прикладную, конкретную. Базаров смеется над врачебной деятельностью своего отца, так как она базируется на устарелых медицинских системах. Он критикует ту науку, которая не обоснована опытом, а значит, отстала от жизни. Базаров борется за освобождение научной мысли от мертвящей косности и рутины, от заплесневелых традиций.

Он признает медицину, в основе которой - новое материалистическое учение.

Д. И. Писарев в своих статьях особо подчеркивал, что Базаровы были тружениками науки, деятельными и неутомимыми в своих научных исканиях. Экспериментируя над кроликами и лягушками, они обнаруживали закономерности развития организмов и в конечном счете совершали великие открытия. Так была создана клеточная теория, так открывали научные законы Ч. Дарвин, А. Бутлеров, Д. Менделеев.

Поставив в центре романа человека из демократического лагеря и признавая его силу и значение, Тургенев, однако, не мог ему симпатизировать во всем. Он наделил своего героя нигилистическим отношением к искусству и ясно дал почувствовать, что не разделяет его эстетических взглядов. Ири этом писатель не стал выяснять причины отрицательного отношения Базарова к искусству. А между тем их выяснить необходимо. Базаров отрицает искусство потому, что оно в 50 - 60-х годах несправедливо было поставлено некоторыми поэтами и критиками выше тех насущных гражданских, политических задач, которые следовало разрешить в первую очередь. Ко времени выхода в свет тургеневского романа на страницах либеральных журналов наблюдались попытки эстетов приостановить усилившуюся тягу молодежи к вопросам научным и политическим и направить ее интересы в область «чистого искусства».

Эти попытки встретили резкое сопротивление демократов, всегда выступавших против «чистого искусства». Людям, стремящимся поставить искусство выше социально-политических проблем, они возражали даже в том случае, когда искусство было представлено произведениями таких гениев, как Рафаэль или Шекспир. Примерно так же поступает и Базаров, заявляя: «Рафаэль гроша медного не стоит» (Глава X). Базаров отрицательно относится и к Шуберту и к Пушкину. Это была слишком резкая, запальчивая и в конечном счете неверная реакция на попытку преувеличить роль искусства в жизни. Как известно, подобную запальчивость допускал в своих статьях Д. И. Писарев. Но Чернышевский и Добролюбов, последовательно и принципиально борясь с деятелями «чистого искусства», в то же время разъясняли роль искусства в жизни человека, его воспитательное значение и влияние на другие сферы общественной деятельности. Напомним, что герои романа «Что делать?» серьезно интересуются искусством, считают его необходимым для гармонического развития личности.

Совершенно ясно, что Базаров по своим политическим и философским взглядам, по своему поведению, по всему своему облику - единственный представитель «детей» в романе. Он изображен Тургеневым в динамике, в столкновениях с другими героями. Характер Базарова сложен и противоречив, его взгляды претерпевают существенные изменения под влиянием различных причин. Столкнув своего героя с серьезными жизненными испытаниями, Тургенев заставил его поступиться рядом убеждений, прийти к скептицизму и пессимизму. Проследим эту сложную эволюцию героя в каноническом тексте романа и в рукописи.

В первой половине романа Базаров из всех коллизий (с Павлом Петровичем, Николаем Петровичем, Аркадием, Ситниковым и Кукшиной) выходит победителем.

В IV главе Базаров с чувством своего превосходств ва смеется над «старенькими романтиками», над показным англоманством Павла Петровича («В моей комнате английский рукомойник, а дверь не запирается. Все-таки это поощрять надо - английские рукомойники, то есть прогресс!»), и читатель чувствует, что он прав в этом. В VI главе Базаров выходит победителем из спора с Павлом Петровичем о науке, поучает уму-разуму Аркадия. В VII главе он смеется над «таинственными отношениями между мужчиной и женщиной», ставит в один ряд слова: романтизм, художество, чепуха, гниль. В IX главе он быстро находит общий язык с Фенечкой и Дуняшей; критикует хозяйство Николая Петровича («Скот плохой, и лошади разбитые. Строения тоже подгуляли...»), иронизирует по поводу того, что «в сорок четыре года человек, pater familias, в ...м уезде - играет на виолончели!». В X главе развивается одна из самых значительных коллизий романа, которую автор называет «схваткой» между Павлом Петровичем и Базаровым. В этой главе Базаров формулирует свой нигилистический тезис: «В теперешнее время полезнее всего отрицание - мы отрицаем», и на вопрос Павла Петровича: «Все?» - отвечает категорически: «Все». Базаров уверен в своей правоте, в своей силе. Он отрицает и принципы либералов, и английский аристократизм, и логику истории, и авторитеты, и парламентаризм, и искусство, и общину с круговой порукой, одним словом, все то, во что верили либералы - «отцы».

Было бы неверным утверждать, что Базаров рубит сплеча, не признает ничего. Наоборот, вопросы, которых он касается здесь, подвергаются его глубокому критическому пересмотру с позиций естественника-материалиста: отрицая авторитеты ради авторитетов, он считается с мнением людей, которые говорят дело («Тамошние ученые дельный народ», - говорит Базаров в VI главе о немцах); отрицая обожествление природы «отцами», Базаров склонен рассматривать ее как мастерскую, а человека как работника в ней. Таким образом, у читателя создается определенное впечатление о силе Базарова, о его превосходстве над другими героями романа.

Правда, уже в XI главе Тургенев как бы ставит под сомнение целесообразность базаровского отрицания природы: «Николай Петрович потупил голову и провел рукой по лицу. «Но отвергать поэзию? - подумал он опять, - не сочувствовать художеству, природе?..» Ион посмотрел кругом, как бы желая понять, как можно не сочувствовать природе». Все эти размышления Николая Петровича навеяны предшествующим разговором с Базаровым. Стоило Николаю Петровичу лишь воскресить в своей памяти базаровекое отрицание природы, как Тургенев тотчас же со всем мастерством, на какое только ом был способен, представил читателю чудесную, поэтическую картинку природы: «Уже вечерело; солнце скрылось за небольшую осиновую рощу, лежавшую в полверсте от сада: тень от нее без конца тянулась через неподвижные поля. Мужичок ехал рысцой на белой лошадке по темной узкой дорожке вдоль самой рощи; он весь был ясно виден, весь, до заплаты на плече, даром что ехал в тени; приятно-отчетливо мелькали ноги лошадки. Солнечные лучи с своей стороны забирались в рощу и, пробиваясь сквозь чащу, обливали стволы осин таким теплым светом, что они становились похожи на стволы сосен, а листва их почти синела и над нею поднималось бледно-голубое небо, чуть обрумяненное зарей. Ласточки летали высоко; ветер совсем замер; запоздалые пчелы лениво и сонливо жужжали в цветах сирени; мошки толклись столбом над одинокою, далеко протянутою веткою».

После такого в высшей мере художественного, эмоционального описания природы, преисполненного поэзии и жизни, невольно задумаешься над тем, прав ли Базаров в своем отрицании природы или неправ? И когда Николай Петрович подумал: «Как хорошо, боже мой! ...и любимые стихи пришли было ему на уста...», симпатия читателя с ним, а не с Базаровым. Любопытно заметить, что в «Отцах и детях» вообще очень мало описаний природы. Мы привели из них одно, которое в данном случае выполняет определенную полемическую функцию: если природа так прекрасна, то какой смысл в отрицании ее Базаровым? Эта легкая и тонкая проверка целесообразности базаровского отрицания представляется нам своеобразной поэтической разведкой писателя, определенным намеком на будущие испытания, которые предстоят герою в основной интриге романа. В XII и XIII главах Базаров снова возвышается в глазах читателя, так как в сравнении с карикатурными нигилистами Ситниковым и Кукшиной он выигрывает во всем - и в силе, и в чести-ости, и в последовательности своих убеждений. И только в XIV главе романа (знакомство Базарова с Одинцовой) Тургенев показывает, как в герое медленно назревают перемены, сопровождаемые внутренней борьбой.

До середины романа Базаров. - человек трезвого и глубокого ума, уверенный в своих силах и в том деле, которому он себя посвятил, лишенный скептицизма, пессимизма, гордый, целеустремленный и обладающий способностью влиять на других людей и даже подавлять некоторых своими знаниями, логикой и волей. Но как только начинают развиваться отношения Базарова с Одинцовой, Тургенев отдельными штрихами намекает на изменения, которым подвержен герой. Свое нарастающее чувство Базаров сначала с напускной развязностью прикроет небрежными репликами об Одинцовой: «На остальных баб не похожа», «...эта госпожа - ой-ой-ой...», «В тихом омуте...», «у ней такие плечи, каких я не видывал давно», затем вдруг почувствует, что сконфузился; на следующий день ему станет досадно, но, превозмогая себя и храбрясь («Вот тебе раз! бабы испугался!»), заговорит он преувеличенно развязно (курсив мой. - П. П.). Далее, к удивлению Аркадия, поймает себя на том, что он, против обыкновения, довольно много говорит, стараясь занять свою собеседницу, даже покраснеет при расставании с Одинцовой. Однако, как человек сильный, умеющий владеть собой, скроет свое внутреннее смущение под маской иронии и развязности: «Вишь, как она себя заморозила!.. Герцогиня, владетельная особа. Ей бы только шлейф сзади носить да корону на голове», «Этакое богатое тело!., хоть сейчас в анатомический геатр» (Глава XV).