Публицистика и эссеистика Ивана Ильина

Однако более конкретно свою политические позицию Иван Ильин изложил в другом эссеистическом произведении - "Наши задачи" [67; 68].

Центральное место в "Наших задачах" отведено проблеме сущности русской революции и большевизма. Этой проблеме посвящены статьи "Русская революция была катастрофой" [67, с. 107 - 109], "Русская революция была безумием" [67, с. 109 - 112], "Заветы февраля" [67, с. 148 - 154], "Возникновение и преодоление большевизма в России" [67, с. 243 - 248], "Мы были правы" [67, с. 305 - 307], "Почему сокрушился в России монархический строй?" [68, с. 80 - 91] и др. "Безумие", "катастрофа" - лексика с яркой эмоциональной окраской, придающая даже самим заглавиям выраженный фатический характер. Небезразличный, болеющий за свою страну патриот - таким предстаёт автор на страницах сборника. С указанной проблемой тесно связана другая - выявление причин катастрофы, постигшей императорскую Россию. А для того, чтобы установить эти причины, надо раскрыть цивилизационные особенности этой, старой, России. Поэтому Иван Ильин и стремится определить, где коренятся истоки национальной трагедии, какие слои и группы населения планировали разрушительные события, а какие - осуществляли намеченные планы. Написанные по историческим меркам в скором времени после того, как произошли анализируемые события, эссеистические тексты Ивана Ильина характеризуются повышенной актуальностью. Они соотнесены тематически со временем написания.

Автор, говоря о причинах крушения "великой России", не скрывает личной позиции и размежёвывается с распространённой точкой зрения о "национальном" характере случившейся революции, связи её с традициями прошлого страны и специфическими чертами российского народа. Этим, к примеру, грешил оппонент Ильина по эмигрантской полемике Н.А. Бердяев в "Истоках и смысле русского коммунизма" и многие другие представители русского Зарубежья. Таким образом, скептицизм, полемика с традиционными взглядами здесь у Ивана Ильина налицо. Это не означает того, что автор полностью снимает с русского народа его долю ответственности за случившееся. Нет, он объективно признаёт невежественность, ребячливую доверчивость и имущественную жадность значительной части народных масс.

Тем не менее, И.А. Ильин, наследуя традицию авторов знаменитого сборника "Вехи" [27; 113] скорее, был склонен возлагать большую часть вины за случившееся на интеллигенцию, не понимавшую своего народа, не умевшую его верно вести и отвернувшуюся от монархической государственности как социального института и от её конкретных носителей. Это, кстати, как показывают современные исследователи, - причина антиинтеллигенстких настроений внутри страны и в эмиграции [179]. Но и весь народ тоже несёт свою долю вины за катастрофы, хотя и не основную. Исследователь справедливо отмечает недостаток волевого элемента в русском православии последних двух (XIX - ХХ) веков, указывает на относительную незрелость русского национального характера и русского национального правосознания.

Несмотря на отмеченные особенности оценки И. Ильиным внутренних причин революции в России, главную моральную ответственность за случившееся эссеист возлагает всё-таки на Запад. Полемический, нонконформистский характер эссеистики Ильина проявляется в том, что автор подчёркивает парадоксальность случившейся ситуации. Создавший ложные, деструктивные ценности, инициировавшие русскую революцию, Запад, тем не менее, в большинстве своём сам смог избежать её последствий. Иван Ильин объясняет кажущийся парадокс следующим образом. В странах Запада вызрели

разрушительные идеи и социальные программы, но именно поэтому Запад и смог выработать против них иммунитет, противопоставить им необходимый волевой, социальный и организованный отпор. В русском же "социальном организме", поскольку он революционных идей не вынашивал, такого рода "антитоксинов" не выработалось. Этим, по И.А. Ильину, во многом и объясняется трагизм охвативших страну "великих потрясений". Во времена Ивана Ильина антизападная риторика была отчасти оправданной. Дело в том, что тогда имела место тенденция возлагать ответственность за "великие потрясения" на сам российский народ, который как раз от этих потрясений больше всего и пострадал. Однако сейчас такого рода инвективы стали едва ли не мейнстримом российской публицистики, они порою выглядят анахронично.

Именно в силу сказанного, эссеист настаивал на том, что "нынешняя" (начало и середина ХХ века) эпоха окажется периодом крушения всех или, по крайней мере, большинства народов и суда над ними. Россия лишь первая пришла на этот суд, но не она является главным обвиняемым. Тема грядущего крушения современных Ильину стран и народов, как видим, перекликается с проблемой будущего России - одной из ключевых в сборнике.

Констатируя негативные результаты переворота 1917 г., автор далёк от того, чтобы впадать в пессимизм. Эссеист обращается к третьей проблеме - проблеме исторической судьбы страны, перспектив её развития. Иван Ильин не только верит в лучшее будущее России, но и доказывает неизбежность того, что страна рано или поздно займёт достойное место в мировом сообществе. С фактами в руках он указывает, а указывающий характер, напомним, важная отличительная черта эссе как жанра, на колоссальный духовный и творческий потенциал русского народа. Именно об этом статьи "Один в поле не воин. Борьба продолжается" [67, с. 16], "Почему мы верим в Россию?" [67, с. 89 - 94], "Основная задача грядущей России" [67, с. 210 - 219]. Использование местоимения "мы" в заголовке - свидетельство глубоко личного отношения мыслителя к рассматриваемой проблеме. А то, что глагол "продолжается" поставлен в настоящем времени показывает стремление автора к актуализации, к изложению проблем работы с позиций современности. Такой же деиктический потенциал несут и статьи с характерными для эссе заголовками с предлогом "о": "О русском национальном самостоянии" [67, с. 199 - 202], "О русском национализме" [67, с. 279 - 283], "О русской идее" [67, с. 322 - 331] и т. д.

Говоря о путях возрождения страны, эссеист трезво понимает то, что прежней России, какою та была до 1917 года, никогда уже не будет, но воссоздастся обновлённая, государственно-здоровая Россия. Таким образом, проблема будущего страны у Ильина постоянно переплетается с проблемой её исторического прошлого. Ведь русская революция стала возможной только потому, что у народа старой России имелось немало недостатков. Из-за них народ и пошёл на поводу у разрушительных сил. Чтобы построить достойное будущее, надо трезво оценить прошлое и изучить настоящее (проблема сущности самой революции). Новую Россию создаст новый русский человек, преодолевший не только искушения революции и большевизма, но и соблазны дореволюционного прошлого. Среди них бесхарактерность (слабость и неустойчивость духовной воли, не видящей религиозного смысла жизни); низкое правовое сознание; насыщенность политической жизни эмоциями ненависти (не в последнюю очередь к государственной власти как институту и её носителям); тяга к анархии.

Эти традиции национальной жизни, унаследованные от старой России и приведшие её к гибели, должны быть окончательно преодолены. Однако есть и другие национальные традиции, могущие стать опорой для воссоздания страны.

Обращаясь к проблеме путей возрождения страны, её будущего, автор ещё в 40-е - 50-е гг. понимал отсутствие в долгосрочной перспективе у большевистского режима шансов на сохранение. В статьях "Предстоящий хаос в России" [68, с. 25 - 26], "Что сулит миру расчленение России" [67, с. 255 - 264], "О грядущей диктатуре" [68, с. 10 - 13], "Какие выборы нужны России" [68, с. 25 - 33] и т. п. он доказывает неизбежность утраты власти большевиками. Заголовки этих статей, включающие слова "предстоящий", "грядущая" подчёркивают их соотнесённость со временем, что характерно для эссеистического жанра.

Однако, в отличие от ряда антикоммунистически настроенных авторов, Иван Ильин не испытывает иллюзий насчёт того, что "вот, рухнет тоталитарный режим, прекратится вмешательство коммунистического государства во все сферы человеческой жизни, возродится вольная творческая инициатива - Россия встанет, как долго спавший богатырь... " [67, с. 55]. Он весьма скептичен по отношению к этой укоренённой в либеральных и патриотических кругах точке зрения.

Автор весьма точно предвидит события, потрясшие Россию, как известно, спустя полвека после его смерти - в 1991 - 2000 годах. Он характеризует ситуацию, которая сложится после ухода большевиков как хаос. Используемая эмоционально окрашенная экспрессивная лексика: "банды", "злодейство", "беспардонные" и т. п. - позволяет Ивану Ильину избегать чуждого жанру эссе объективизма и открыто демонстрировать личное мнение. Повторяя "надо представить", автор апеллирует к читателю. В этом проявляются деиктические компоненты, характерные для эссеистической прозы. Работа Ильина чётко соотнесена с конкретным временем. Он говорит о событиях, которые произойдут, по историческим меркам, достаточно скоро после написания работы, постоянно используя глаголы в будущем времени.

Итак, мыслитель отдаёт себе отчёт в том, что именно момент разрушения ?большевистской власти чреват серьёзными угрозами для страны. Одна из них сепаратизм, предпосылки к которому породили большевики, создав внутри Российской Федерации автономные образования. Дремавшие сепаратистские тенденции будут поощряться и стимулироваться внешними силами [67, с. 265].

Эссеист с нескрываемым сарказмом говорит о будущем "параде суверенитетов" [67, с. 181], предъявляя на суд читателя личную точку зрения.

Сепаратизм, преступность, хозяйственная разруха, моральная деградация - вот основные проблемы, которые неизбежно встанут перед посткоммунистической властью. Кроме того, Иван Ильин не исключает и возможности оккупации российской территории войсками иностранных государств, которые попытаются воспользоваться периодом хаоса в своих эгоистических интересах.

Как же преодолеть этот хаос? Жанр эссе характеризуется наличием открытого авторского указания. Поэтому в статьях третьего тематического блока - о будущем России - Ильин прямо предписывает конкретные действия, направленные на стабилизацию обстановки в стране.

Писатель подчеркивает безальтернативность режима диктатуры, который следует создать в стране в течение переходного периода от тоталитаризма к подлинной, "органической", а не механической демократии [67, с. 293 - 295]. Только единая и сильная государственная власть, диктаторская по объёму полномочий и национально-государственно ориентированная по целям своей деятельности, сможет спасти страну от анархии и гражданской войны, или, если это не удастся, по крайней мере, прекратить их в достаточно короткие сроки и с минимальными потерями населения и ущербом для экономики и социокультурной сферы.

Проблема состоит лишь в том, будет ли такая "национальная диктатура" [68, с. 11] введена сразу же вслед за разрушением большевистской власти, или к сознанию её необходимости общество придет после долгого хаоса. При этом Иван Ильин подчеркивает, что "нет никаких шансов" на то, что "такой национальный диктатор выйдет из нашей эмиграции" [68, с. 13]. Он может вырасти только внутри страны. Как мы помним, постсоветская история подтвердила правоту Ильина. Почти все серьёзные игроки на политической цене оказались постоянными жителями своих стран, а не возвратившимися эмигрантами (за исключением некоторых государств Балтии). Более того, в отличие от революции 1917 года, массового возвращения политэмигрантов и их возвращения в активную политическую жизнь в 1991 - 1993 годах не наблюдалось.

Одной из главных задач будущего лидера страны, по Ильину, окажется формирование эффективной правящей элиты [68, с. 13, 25 - 33]. Автор "Наших задач" предлагает читателю конкретный избирательный механизм, который позволит осуществить "качественный отбор" руководящих кадров и плавный переход от авторитарного политического режима к демократическому [68, с. 25 - 33].

А вот с такого рода отбором у тех, кто пришёл в России на смену большевикам, получалось не всегда удачно. На наш взгляд, причина этого - плохое владение конкретными политическими технологиями. Такого рода технологию и предлагает Ильин в "Наших задачах". Он даёт подробные рекомендации относительно того, как готовить избирательные списки сразу же после ухода из властных структур большевиков.

Именно подготовка избирательных списков, по мнению эссеиста, окажется одной из ключевых задач новой, авторитарной власти, призванной действовать в течение переходного периода от диктатуры к демократии. Списки, полагает Н.А. Ильин, должны готовиться на основании "генерального всенародного "перебора граждан". Иван Ильин составляет своеобразную шкалу санкций, кого и за какие правонарушения следует лишать права голоса на тот или иной срок, определяет порядок того, как это лишение должно осуществляться.

Разумеется, эссеист далёк от призывов к лишению лиц перечисленных категорий, а также просто морально порочных и политически слепых людей всех гражданских прав, что, чего уж греха таить, допускалось в бывшем СССР, особенно в период пребывания у власти администрации И.В. Сталина. Эти ограниченные в правах лица не пере станут быть гражданами, не станут неким подобием "государственных рабов". Однако они лишатся возможности активно участвовать в строительстве государственной власти, предъявляющем к своим субъектам и, особенно, руководителям, предельно жёсткие требования морального и делового характера.

Конечно, сама технология подготовки избирательных списков, предложенная Ильиным, с позиций сегодняшнего дня вызывает определённые сомнения. На наш взгляд, она слишком откровенно манипулятивна. Те же результаты могут быть получены и более тонкими политическими методами. В наше время аналогичный эффект может быть достигнут с помощью средств массовой информации без юридического ограничения прав тех или иных категорий лиц. Однако во времена Ильина тонкие механизмы манипуляции сознанием разработаны не были. Автор "Наших задач", впрочем, прав в главном. Сами по себе избирательные процедуры, если они не подкреплены твёрдой волей субъектов политической активности, мало что значат.

Именно волевые, трезвые, государственно-мыслящие руководящие кадры, по мнению эссеиста, и призваны осуществлять все предстоящие выборы. Государственная Дума, сформированная такими политически ответственными людьми (в результате сложных, многоступенчатых выборов), и должна будет принять Российскую Конституцию. Основные положения её текста И.А. Ильин сформулировал в статье с характерным для эссе, включающим предлог "о" ("об") заглавием - "Кое-что об основных законах будущей России". Причём именно "кое-что" - жанру эссе присуща "прерывистая" структура, исключающая доскональное рассмотрение вопроса "от и до".

Говоря об ильинском проекте конституции, необходимо отметить следующее. Иван Ильин являлся убеждённым сторонником монархической формы правления вообще и применительно к России в особенности [79]. Однако он подчёркивал, что реставрация монархии в стране должна проводиться лишь ненасильственными методами. Он критиковал представителей праворадикальных кругов Русского послеоктябрьского 3арубежья, допускавших возможность воссоздания царской власти в России вооружёнными средствами, безотносительно к возможным издержкам, которые - в очередной раз - понесёт российский народ.

По мнению Ивана Ильина такого рода, радикалистские настроения - результат непонимания следующего факта. Чувство и воля истинного патриота, по Ильину, должны быть направлены на дух и духовную культуру народа, а не на внешние проявления национальной жизни (хозяйство; политическая мощь; размеры государственной территории; успехи завоевательной политики и т. д.). В противном случае главная составляющая истинного патриотизма - духовность - неминуемо будет отодвинута на второй план, перестанет цениться и беречься, оставаясь в пренебрежении либо становясь лишь средством для второстепенных аспектов патриотизма: борьбы за экономическое благосостояние, политическую эффективность или успехи в сфере внешней военной экспансии. Такое смещение мотивов, по Ильину, чревато отрывом патриотизма от главного составляющего его компонента - смысла и цели народной жизни - и превращением его в "чисто инстинктивное настроение". А такое настроение подвержено всем опасностям обнажённого инстинкта: жадность, непомерная гордыня, ожесточение, свирепость (что мы нередко и наблюдаем в современной РФ).

Как видим, внешнее вмешательство - одна из угроз, которые эссеист подчёркивает, говоря о проблеме будущего России. Поэтому он стремится определить верное направление активности отечественной дипломатии. Вот почему особое внимание уделяет И. Ильин проблемам внешней политики государства российского. Этот фактор существования страны автор считал краеугольным в духовно-политической ноосфере мира и посвятил ему целый цикл статей.

Среди эссе, входящих в "Наши задачи", них можно выделить такие, как "Мировая революция, а не мировая война" [67, с. 17 - 19], "Дипломатические промахи советской власти" [67, с. 42 - 44], "Против России" [67, с. 58 - 61], "Кризис коммунизма в Европе" [67, с. 66 - 67], "Сначала Азия" [67, с. 68 - 70], "О русском национальном самостоянии" [67, с. 199 - 202], "Неравная борьба" 67, с. 206 - 209], "Что сулит миру расчленение России?" [67, с. 255 - 264], "Надежды на иностранцев" [67, с. 135 - 142] и др.

Автор "Наших задач" жестко разграничивает, с одной стороны, СССР, с другой - национальную Россию, совпадающие лишь территориально: "Советский Союз не есть Россия" [67, с. 106], а представляет собой "новое, в корне нерусское и враждебное национальной России псевдогосударство" [67, с. 105]. Писатель-мыслитель предостерегает от бытующего на Западе отождествления этих реалий. Он вводит понятие "политического двойничества". По его мнению, "двойниками" являются исторические Россия,

Болгария, Венгрия, Польша, Югославия и т. д., с одной стороны, и большевистские режимы, использующие национальную символику и атрибутику этих стран, с другой. Неразличение национальной России и ее "двойника" СССР опасно не только для самого русского народа, но и для допускающих такое смешение западных политиков.

Но какой должна быть политика национальной России после того, как она избавится от своего "двойника"? Главный принцип, декларируемый И.А. Ильиным, - прагматизм, примат национально-государственных интересов над всем остальным.

Исходя из этого автор "Наших задач" определяет основные векторы внешней политики будущей России. Он трезво оценивает наличие в окружающем мире русофобии: "Подобно тому, как есть "англофобы", "германофобы", "японофобы", - так мир изобилует "русофобами" [сейчас это слово пишется с одной буквой "с" - Д. С.] врагами национальной России, обещающими себе от ее крушения, унижения и ослабления всяческий успех" [67, с. 61]. Для И. Ильина русофобы - это "народы, государства, правительства, церковные центры, закулисные организации и отдельные люди, враждебные России, особенно православной России..." [67, с. 61]. Автор указывает на две причины такой враждебности. Первая - экономическое соперничество в деле "успешного мореплавания", "сближения с восточными народами", "торговой конкуренции" [67, с. 163]. Такого рода "прагматические" корни русофобии, по Ильину, не исчерпывают всей сущности явления. Вторая, более глубокая, причина - непонимание и (или) неприятие русских из-за глубоких языковых, культурных и религиозных отличий их от соседей, прежде всего от европейцев [67, с. 58 - 59]. Такое отношение к России глубоко укоренено почти во всех европейских странах, что делает партнерство с ними малоперспективным.

По-иному Иван Ильин относится к Соединенным Штатам Америки. В них он видит прагматичного, не отягощенного социокультурными комплексами партнёра. США, в ильинской трактовке, "инстинктивно склонны предпочесть единую национальную Россию как неопасного им антипода, лояльного и -платежеспособного покупателя" [67, с. 58]. Именно "американец из сторонников Эйзенхауэра" [67, с. 43] в ходе полемики о российской истории воздерживался от антирусских высказываний, а, уезжая, "записал имя и адрес оратора и сказал ему отдельно несколько слов, явно условливаясь о дальнейшем свидании" [67, с. 47].

Попытки США доминировать на международной арене после 1-й и, особенно, 2-й мировых войн создатель "Наших задач" считает во многом вынужденными.

Следует отметить, что геополитическая позиция И.А. Ильина продолжает - традицию, начатую ещё в XIX веке книгой Н.Я. Данилевского "Россия и Европа" [40], и в целом характерна для Русского Зарубежья "Первой волны" эмиграции.

Этой ситуацией и объясняется то, что в эссеистике Ивана Ильина, с одной стороны, содержатся предостережения в адрес эмиграции против попыток опираться в антибольшевистской борьбе на США и их сателлитов, с другой - стремление к диалогу с консервативными кругами Соединённых Штатов (возможно наивное!) с тем, чтобы устранить отождествление СССР и русского народа, допускаемое американцами.

Со свойственной ему простотой и эмоциональностью, с присущей ему прямотой и стремлением называть вещи своими именами, со стремлением донести свои мысли до каждого человека, будь-то американец или русский эмигрант, и излагает Иван Ильин свою геополитическую концепцию на страницах "Наших задач". Там ярко проявляется характер автора. Заметим, что эссеистический герой ильинских малых произведений - человек, имеющий общие черты с Иваном Ильиным как эмпирическим лицом, но не совпадающий с ним. Ильин-человек, как мы знаем, был заботливым семьянином, надёжным другом, ярким академическим учёным талантливым преподавателем. Этих черт на страницах "Наших задач" нет. С них предстаёт несколько обобщённый образ философа, полемиста, патриота России, убеждённого антикоммуниста, беспощадного к тем, кого он считает врагами Родины. Автор сознательно заостряет в своём лирическом герое черты бойца, полемиста, политика и выводит за кадр личные черты Ильина-человека. Порою кажется, что Ильин чрезмерен в подчёркивании своей непримиримости. Он допускает элементы дегуманизации противника, лишает и его человеческих черт, сводя к социальным функциям. В восприятии Ильиным политической и социокультурной обстановки допускаются элементы манихейства, чёрно-белого восприятия мира. Однако искренняя религиозная вера автора, его неподдельный патриотизм и высокое чувство художественного стиля не только объясняют, но и отчасти оправдывают нарочитую резкость Ильина.

Заметим, что эссеистическое наследие Ильина не ограничивается его политическими эссе из сборника "Наши задачи". К эссеистическому блоку в его творчестве относятся и книги "Поющее сердце" и "Путь к очевидности". В них поднимаются не только и не столько геополитические и социальные проблемы, сколько религиозно-философские и культурологические. Соответственно, и образ автора в них несколько иной, менее резкий и непримиримый, не приближающийся к публицистическому, как в "Наших задачах", а сугубо эссеистическиЙ. Однако разговор об образе автора в "Поющем сердце" и "Пути к очевидности" у нас впереди. Мы вернёмся к этой части эссеистического наследия Ильина в разделё, посвящённом поэтике тльинской публицистики и эссеистики.

Итак, из ильинской эссеистики нельзя исключать сборник "Наши задачи". Они посвящены проблемам причин и следствий русской революции, сущности социального зла (одним из ярких проявлений которого является большевизм) и внутренней и внешней политики новой, постбольшевисткой России. Обращаясь к этим темам, Иван Ильин выступает как субъективный, заинтересованный в процветании страны автор. Эти черты авторского образа находят отражение как в тематике книги, так и в форме её изложения.

Выводы

Важное место в творчестве Ильина занимают эссеистические произведения. концептуальная основа эссеистики Ильина - работа с характерным для эссе заглавием "О сопротивлении злу силою". В этой работе автор доказывает, что христианин не только может, но и должен активно противостоять мировому злу, в том числе и насильственными методами. Теме активного противодействия злу в той или иной мере подчинены все эссе Ильина. В этих работах налицо главные параметры эссе - указание на время, соотнесённость с личностью автора, деиксис и фатические элементы. Эссеистическое наследие. Ильина включает сборники "Путь к очевидности", "Поющее сердце". Однако подлинным завещанием автора является его работа "Наши задачи". В ней он рассматривает ключевые проблемы геополитической и социокультурной ситуации середины ХХ века: причины крушения исторической, имперской России, сущность революции и большевизма как концентрированного социального зла и пути возрождения Родины. При обращении к этим темам ярко проявляется образ автора - патриота, христианина, политического бойца, полемиста, - не совпадающий с реальными чертами Ильина-частного лица, семьянина, учёного, преподавателя.

Раздел 4. Поэтика публицистики и эссеистики Ивана Ильина

4.1 Автор, герой, персонаж

Автор и лирический герой

Публицистическая мысль выражена в малом жанре И.А. Ильина непосредственно и открыто. Поэтому центральное место занимает здесь сам автор, о котором надо говорить, прежде всего, как о целостном характере.

В публицистике образ автора соотносится и с особенностями его индивидуального стиля, и со всем строем его сугубо личностного мировосприятия.

Из взаимодействия авторских проявлений и возникает образ автора, являющийся основной жанрообразующей категорией. До недавнего времени не существовало чёткого терминологического аппарата по определению данного понятия. Чтобы показать различия образа автора в чисто художественном литературном и в публицистическом произведении, рассмотрим вопрос о соотношении образа автора с реальной личностью в художественной литературе и в публицистике. Образ автора в сугубо художественном литературном произведении, как правило, не совпадает с реальной личностью писателя. На это ещё в 1980-е годы обратила внимание исследователь М.И. Стюфляева. Она отмечала: "Автор в произведении беллетристики существует в качестве художественного образа, созданного по законам типизации, и как угодно далеко может отстоять от реального автора-писателя. Автор как личность в расчёт не принимается. <...>. Особенность публицистики заключается в том, что в ней автор практически идентичен личности публициста <...>" [225, с. 76]. Однако, на наш взгляд, М.И. Стюфляева, жёстко отождествляющая образ автора и личность публициста, неправа. Но её не следует за это винить. Она делала выводы на основе анализа творчества отечественных публицистов советского периода (Ю. Черниченко, Г. Лисчкин, А. Аграновский и др.), где, по известным причинам, возможность автора-человека дистанцироваться от автора-героя была сведена к минимуму. В публицистике русского зарубежья, в частности, у Ивана Ильина соотношение автора-человека и автора-образа не всегда столь однозначно.

Подчеркнём оправданность использования термина "лирический герой" по отношению к публицистике и эссеистике. Публицистика, напомним, промежуточное родо-жанровое образование, находящееся в системе родов литературы между эпосом и лирикой. Эссе - малый жанр эпического рода, занимающий место на самой границе эпоса с той стороны, где с ним граничит лирика. Так что публицистический и эссеистический герой во многом сродни лирическому, у них немало общих черт. Публицистическая открытость автора в том и заключается, что он, в отличие от автора сугубо художественного произведения, передаёт читателю свою точку зрения не только опосредованно через образы героев, как это делается в художественных произведениях, но и прямо.

Поскольку раскрытие авторской мысли может идти не только аналитическим, но и художественным путём, то в одних случаях перед нами предстает образ размышляющего автора, а в других - лирического героя.

Ивану Ильину ближе всего ему роль лирического героя, открыто выражающего эмоции.

Для раскрытия его образа он обращается в публицистике к такому средству, как обыгрывание отдельных понятий и категорий в применении к рассматриваемой проблеме. Нередко это средство используется в ильинской публицистике, посвящённой художественным проблемам. В публицистической статье "Творчество А.М. Ремизова" [77] Ильин использует взятые у Алексея Ремизова частью придуманные, частью взятые из фольклора слова, обозначающие персонажей народной демонологии и отсутствующих в традиционной литературе: "Иногда это такие "существа", что даже не знаешь, представляешь ты их себе, хоть как-нибудь, или нет... - пишет Ильин. - Что такое "коловертыш"? Понятно, что он все время "вертится" где-то "около"; но какой он? <...>. Как представить себе "Ведогон" или "Ауку"? А "чучелу-чумичелу"? А может быть, лучше совсем не представлять себе "Прибируку" или "двенадцатиглазого Ховалду", - чтобы не вышло уж очень отвратительно, до невыносимости?.. Ибо когда сам автор пытается иллюстрировать эту "незримь", то обычно её зримые формы не привлекают, а отталкивают". Ильин показывает, что насыщенность ремизовского художественного мира демонологическими персонажами - отражение его внутреннего мира. Это мир "первозданной тьмы", имеющей, в конечном счёте, "более чем человеческую", "дьявольскую" природу, вызывающую иррациональный метафизический страх. Преодолеть его можно лишь на путях христианства, для Ремизова чуждого. Вследствие этого, в ремизовской прозе, по словам Ильина, создаётся "убедительное воплощение тьмы и страха и не создаётся убедительное воплощение света, любви и победы... ", которые несёт с собой вера в Спасителя. Так от игры с ремизовскими причудливыми образами Иван Ильин закономерно переходит к главной проблеме своей публицистики, восходящей к работе "Основы христианской культуры". Итак, при анализе поэтики художественных произведений, интересных Ильину лишь с эстетической точки зрения, (модернистская проза А. Ремизова) обыгрывание авторских образов - на первый взгляд, лишь средство более яркого выделения Ильиным личных особенностей самого анализируемого автора. Но благодаря обыгрыванию образов Ремизова, читатели произведений Ильина получают возможность судить не только и не столько о нём, сколько о самом Ильине. Перед ними встаёт образ автора - убеждённого христианина и в то же время тонкого эстета, человека, который отличается мировоззренческой широтой, готов понять и принять любую авторскую самобытность, если она сопряжена с талантом, но ни на йоту не отступает от принципиальных вопросов - вопросов веры. Иначе обстоит дело тогда, когда Иван Ильин обращается к анализу художественных произведений, имеющих не одно лишь эстетическое, но и общественно-политическое, гражданское значение. В них меньше внимания уделено раскрытию черт анализируемого автора, а субъективность самого Ильина, изображение его эмоций так же присутствуют, но они "спрятаны" за размышлениями о судьбах родной страны. Об образе автора здесь можно сказать лишь то, что в нём подчёркнута патриотическая направленность, а конкретные эстетические пристрастия спрятаны в подтекст, и о них можно судить лишь "по умолчанию". К числу таких произведений, анализируемых публицистом, относятся прозаические работы И.С. Шмелёва.

Как мы уже отмечали, Ильин берёт у И. Шмелёва наиболее близкое и дорогое писателю понятие - "Святая Русь" - и применяет его в своём анализе судеб русской культуры и публицистически широко и многогранно его переосмысляет. При этом в рецензии на произведения Шмелёва ярко проявляется свойственный публицистике Ильина историзм. Соотношение между духовными силами России, теми, кого Ильин именует "Святой Русью", большинством народа российского - "несвятой Русью" - и антинациональными силами - "окаянной Нерусью" - показаны в динамике: в прошлом, настоящем и в исторической перспективе. При этом и "Святая Русь", и "Окаянная Нерусь" предельно обобщены, показаны резко контрастно. Они служат воплощениями обобщённого метафизического Добра и Зла. В такой подаче исторических фактов ярко проявляется характер созданного Ильиным главного героя - бескомпромиссного патриота, христианина, с контрастным мировосприятием.

Итак, в публицистических произведениях Ильина перед читателем предстаёт их герой. Степень прорисованности его неодинакова. В работах, посвящённых эстетическим проблемам, он наделён большим количеством черт, в статьях о судьбах России изображён более крупными мазками. Несомненно, это непоколебимый патриот и убеждённый христианин. Этот образ близок реальному образу Ильина-человека, но носит более обобщённый характер. Разделить автора и публицистического героя в цитируемых текстах сложно. Они сливаются в один образ автора-героя. Следует заметить то, что лирический герой Ильина наделён резкой категоричностью характера. Он воспринимает мир в чёрно-белых тонах, манихейски. Разумеется, определённая склонность к такому упрощённому восприятию мира имелась у самого Ильина как эмпирического лица, но он всё-таки был достаточно гибок тактически и мог воспринимать мир во всей его палитре, а не только в чёрно-белых тонах. Так что упрощение Ильиным своего лирического героя по сравнению с автором - реальным человеком предпринимается сознательно для большей выразительности и облегчения восприятия Ильинских идей читателем.

Родственным публицистическому предстаёт у И. Ильина и эссеистический характер. Он также неоднозначен и носит, как минимум, двойственный облик. С одной стороны, это образ самого автора, с другой - персонаж, герой, наделённый своеобразной палитрой душевно-духовных и телесных качеств. А поскольку эссеистика ещё теснее смыкается с художественной литературой, то и облик этого характера предстаёт более зримо, индивидуализировано, обрисовывается кистью более гибкой, изящной и колоритной.

Так же, как и в своей публицистике, в эссеистике Ильин широко применяет такое средство, как развёртывание и обыгрывание каких-либо понятий. Но образы эти другие. Образ "мыльного пузыря" используется Ильиным в эссе "Мыльный пузырь" из "Поющего сердца". Он пронизывает собой всё эссе. Применение этого образа полемично. Традиционно мыльный пузырь считается символом чего-либо малозначительного, не стоящего внимания. Эссеист полемически обыгрывает его. У Ивана Ильина мыльный пузырь - символ красоты мира, самоценной в своей сути. "Всякая красота, даже самомалейшая, даже самая бесцельная, так же как и всякий радостный миг жизни - имеют большую, непреходящую ценность", - настаивает эссеист [86, с. 547]. Очевидно, вслед за Ф.М. Достоевским, Ильин, как нам кажется, имел бы полoe право сказать, что красота спасёт мир. Возьмём на себя смелость отметить, что "мыльный пузырь" из эссе Ивана Ильина не только работает на раскрытие образа главного героя, но и сам становится "персонажем" произведения, подвергаясь олицетворению. В публицистических работах Ильина о Шмелёве обыгрывались диаметрально противостоящие чёрно-белые образы "Святой Руси" и "окаянной Неруси", в статье о Ремизове - демонологические образы прозы Ремизова (по умолчанию противопоставленные образам христианским). Их Ильин изображал предельно обобщённо и даже шаржировано. А в эссе о мыльном пузыре нет такого упрощения, пузырь ни хорош, ни плох и уж, во всяком случае, не ужасен. Мир здесь представлен не чёрно-белым, а радужным, а это значит, что герой эссе не столь манихейски настроен по отношению к миру, сколь герой публицистики.

В эссе "Мировая пыль" из того же сборника обыгрывается понятие пыли. Для Ильина "пыль" - символ мирового хаоса, энтропии, преодолеть которые призван человек, служащий Богу. "Такова великая "организационная" задача мира, - настаивает эссеист, - пыль должна быть принята и включена в живой порядок вселенной и общества, она требует от нас избавления и исцеления -счастья через свободное служение" [86, с. 563 - 564].

Архетипичен и образ огня, к которому обращается автор в эссе "Огонь" из того же сборника. Огонь для Ильина - символ духовного начала Бога и человека [86, с. 609 - 613]. Эссеист неоднократно обращается к этому образу на страницах своих эссе, входящих в "Поющее сердце". Он восстанавливает внутреннюю форму слова в эссе "Об искренности" из этой книги: "Человек искренен тогда, когда он носит в себе центральный огонь, от которого разливается свет и из которого летят во все стороны искры" [86, с. 663].

Производным от образа огня является образ "чёрного луча", используемый автором на страницах эссеистических сборников "Поющее сердце" и "Путь к очевидности". В эссе "Его ненависть" (книга "Поющее сердце") Ильин говорит с том, как христианин должен реагировать на проявления ненависти, глубокой, духовной, метафизической, исходящие от другого человека. И эту ненависть эссеист именует "чёрным лучом" [86, с. 535]. Заметим, что "чёрный луч" символ ненависти - для Ильина вовсе не обязательно абсолютное зло, от которого человек должен, во что бы то ни стало отказываться. Нет, автор "Сопротивления злу силою" не был бы самим собой, если бы не видел в ненависти (тогда, когда она направлена на врагов Отечества и Христа) и благотворного, созидающего начала. В письме к своему духовному побратиму П.Б. Струве, датированным 3 ноября 1922 года (фактически через месяц после высылки Ильина из Советской России) эссеист отмечал: "Если Вы думаете, что там у нас был духовный застой - то Вы глубоко ошибаетесь. Нет, там была огромная адская кузница духа; молот сатаны отбирал драгоценные камни от шлака, и уцелевшие под его ударами получали новый луч - чёрный, В своём первоначальном, белом сверкании. Без этого чёрного луча - все души бессильны бороться с сатаною" [86, с. 902].

Таким образом, вводя авторскую речь в свои произведения малого жанра, Иван Ильин выражает личностное отношение к происходящему, побуждает читателя к тем или иным чувствам. В публицистических статьях, таких как, к примеру, рецензия "Святая Русь. "Богомолье" Шмелёва", это отношение выражается в ещё более резких, категорических формах, например, по отношению к представителям той самой "окаянной Неруси", "совратившей" "несвятую Русь" [78, с. 129]. В эссе Ильин, выражая по существу те же идеи, несколько менее категоричен по форме. Вместо использования открыто негативной лексики ("окаянная", "совратившая" и др.), он добивается близкого эффекта с помощью развёрнутого сравнения. Яркий пример такого сравнения - в эссе Ильина "Чутьё зла" из первого тома "Наших задач" [67, с. 81 - 84]: "А воинствующее зло отлично знает нашу подслеповатость и беспомощность и развивает искуснейшую технику маскировки. Но иногда ему не нужно никакой особой техники: просто назовётся иначе и заговорит, как волк в детской сказе, "тоненьким голосочком": "Ваша мать пришла, молока принесла" ... А мы, как будто, только этого и ждали, - доверчивые "козляточки". - Сейчас "двери настежь" и на всё готовы" [67, с. 82]. Нетрудно заметить, что с "волком" сравнивается то же социальное зло, о котором шла речь в публицистической статье о Шмелёве, а именно - большевизм. Однако эссеистический герой отличен от публицистического героя. Он не просто обличает зло, а ещё и описывает его свойства, среди которых - умение мимикрировать, маскироваться под добро. В публицистике Ильина "Нерусь" всего лишь "оккаянная", а в эссеистике она ещё и хитрая, коварная, умеет говорить "тоненьким голосочком". Что же касается публицистических статей Ильина, то дополнительную категоричность авторским утверждениям придаёт, во-первых, обращение к распространенной в публицистике газетной лексике и стилистике: такие слова и выражения, как "совращён", "завоёван", "антинациональные отбросы" [78, с. 118], "водворилась у руля" [78, с. 129] и т. п.

В эссе Ильина также применяется газетная лексика. В сборнике "Наши задачи" мы встречаем, например, выражения "социалистический режим" [67, с. 37], "каста партийных чиновников" [67, с. 39], "вражеская агентура" [67, с. 43], "коммунистическая элита" [67, с. 67] и т. п. Однако они, как нетрудно заметить, менее экспрессивны. Негативная эмоциональная окраска в них также заметнa, но она как бы спрятана автором в подтекст. Достаточно сравнить, например, выражения "антинациональные отбросы", с одной стороны, и "кастa партийных чиновников", "коммунистическая элита", с другой, обозначающие одно и то же явление - правящий в СССР и других социалистических странах слой, - как станет ясно различие в степени экспрессивности между лексикой ильинских эссе и его же публицистическими мииатюрами. В политических эссе Ильина иногда встречаются и резко негативно оценочные лексические средства, например, "коммунистический бедлам" [67, с. 37], "замаринованные в общине крестьяне" [67, с. 42]. Однако в них преобладающая авторская эмоция - ирония, сарказм, в то время как в публицистике - негодование.

Во-вторых, эссеист использует такое художественное средство, как преднамеренное заострение ситуации, проблемы. Применяется противопоставление по схеме "тогда - теперь", для чего дает основание сама отечественная история и результаты ее переосмысления.

Противопоставление двух полюсов встречается и в публицистике Ильина, но там оно применяется в основном в текстах политического характера. Так, в статье о И.С. Шмелёве автор противопоставляет "тогда", когда "Несвятая Руcь" цвела, водительствуемая Русью Святою, и "теперь", когда "несвятая Рус" совращена "окаянной Нерусью". Ильин противопоставляет историческую Россию и ту, какой она стала после большевистского переворота.

Цель такого приёма - вызвать у читателя чувство гордости за историческое прошлое своей родины, непримиримости к её поработителям. Однако для публицистических текстов Ильина оно менее характерно и при меняется лишь к узкому тематическому кругу проблем. Аналогично Ильин противопоставляет две формы правления в статье "О монархии и республике" [71].

Что же касается эссеистики Ильина, особенно посвящённой политическим проблемам, то для неё типично такое построение текста, когда жёстко разводятся два варианта решения одной проблемы, и отмечается, что возможен выбор лишь одного из них. Так, в эссе "О формальной демократии", входящем в "Наши задачи", автор подчёркивает: "Есть два различных понимания государства и политики: механическое и органическое". Затем автор подробно рассматривает формально-механическое понимание демократии с присущими ему недостатками. Оно видит в человеке "прежде всего инстинктивную особь взаимного недоверия и состязающихся интриг". Такая демократия каждому гражданину обеспечивает "право на кривые и лукавые политические пути, на нелояльные или предательские замыслы, на продажу своего голоса, на гнусные мотивы голосования". Это "обезоруживает государство перед лицом его врагов и разлагателей". Вывод Ильина бескомпромиссен: "формально-количественное понимание государства открывает двери настежь всем политическим авантюрам, переворотам и революциям". Следующее в сборнике "Наши задачи" эссе носит "парное" заглавие - "Об органической демократии". Такая демократия, напротив, обеспечит "безопасность жизни" "честную полицию", "правый суд", "верное и мудрое правительство", "всяческое внешнее благоустройство и ограждение личных прав" [67, с. 295]. Иногда приём заострения ситуации в эссеистике Ильина оказывает влияние даже на выбор заглавий. "О предметности и продажности" - так называется эссе из второго тома "Наших задач". Автор сводит всё многообразие мотивов общественной активности человека всего к двум, называет их, соответственно, "предметностью" и "продажностью" и делает решительный выбор в пользу первого. "Предметность" - сосредоточение не "Деле" и "Предмете" этого дела, "продажность" - заинтересованность "своею личною "пользою" своим материальным прибытком или иным лично-житейским выигрышем" [67, с. 91]. При этом автор не склонен сужать проблему до необходимости борьбы с коррупцией: "Под продажностью и подкупностью совсем не следует разуметь измену идее за деньги. Такая измена есть лишь наиболее грубая форма продажности <...> " [67, с. 93]. Ильин в категорической форме противопоставляет "психологию предметного служения - психологии личного успеха и добычи" [67, с. 93]. Первую он считает, в конечном счёте, обусловленной религиозными мотивами.

Можно заметить, что преднамеренное заострение ситуации - не просто художественный приём Ильина. Это отражение его мировоззрения, целиком построенного на антитезах "добро - зло", "Бог - дьявол", "фашисты - большевики ", "Святая Русь - окаянная Нерусь" и т. д. Именно такое членение мира делало Ильина одним из наиболее ярких представителей публицистики и эмсеистики Русского Зарубежья и в то же время вызывало ожесточённую полемику вокруг его произведений. Ильин - реальный человек был, как мы -знаем, тоже склонен к манихейскому подходу к миру, "лобовому" противопоставлению добра и зла, чёрного и белого. Но он был сложнее, мог в тех случаях, когда это было обусловлено интересами Родины, идти на компромиссы, проявлять известную тактическую гибкость. А лирический герой Ильина более прост. В нём отразилась лишь одна из ипостасей Ильина-человека, в ущерб другим. Такое упрощение предпринято эссеистом и публицистом Ильиным сознательно, в интересах большей выразительности его литературных текстов.

Итак, главным героем в эссеистике Ильина выступает всё тот же автор, но предстаёт он в более задрапированных одеждах, в более закамуфлированном облике, перемещаясь в сторону художественного образа. В тех случаях, когда разделение главного героя и автора как реального лица достигает крайнего выражения, Ильин даёт это знать, например, введением указаний на "сына" рассказчика, сына, отсутствующего у автора как реального лица. Но, тем не менее, черты реального автора всё же заметны, что ни в коей мере не является недостатком ильинских произведений. Ведь эссеист всегда балансирует на грани художественной прозы и публицистики. Отсюда и заметная двойственность автора, т. е. Ильина. С одной стороны образ автора имеет много черт реального человека, с другой - это созданная на основе черт, но не сводящаяся к ним конструкция, служащая для решения задач произведения. Одна из главных, если не основная, характеристика этого героя - антитетичность восприятия мира.

Этой антитетичности подчинены и вводимые Ильиным в ткань его публицистических и эссеистических произведений второстепенные персонажи. Поскольку они даны сквозь призму восприятия главного героя с его "чёрно-белым" восприятием мира, то они чётко делятся на положительных и отрицательных.

Второстепенные персонажи эссеистики и публицистики Ильина

Резко поляризованный характер носит изображение второстепенных персонажей Ильина в его публицистике и эссеистике. Они описываются не нейтрально, а в восприятии главного героя. Так что авторская субъективность проявляется и в их изображении. Это заметно, если обратится к тому, как описаны эти герои. Второстепенные персонажи эссеистики Ильина чаще всего выполняют задачи формулировки тех или иных религиозно-философских, социально-политических, эстетических позиций, с которыми автор согласен или не согласен, но которые в той или иной степени укоренены в общественном сознании России, Запада и Русского Зарубежья.

Ещё в 1980-е годы исследователь М.И. Стюфляева предприняла попытку типизации персонажей публицистики:

документальные персонажи, наделённые именем, употребляемые в связи с определённой ситуацией или событием (например, футболист Пеле);

безымянные документальные персонажи;

эпизодические собирательные типы;

образы-типы (москвич, уралец);

биографический автор [225, с. 74].

По нашему мнению, подобным образом могут быть классифицированы и персонажи эссеистики. Однако в эссе автор может, в отличие от публицистического произведения, не только вводить реальных документальных персонажей, наделённых именем, но и создавать их.

Например, в эссе "Ранним утром", являющегося составной частью -Ильинской работы "Поющее сердце" [86, с. 570 - 574] появляется своеобразный персонаж. Это "древняя старушка с лучистыми глазами" [86, с. 571]. Более подробный разговор о том, как обрисовывает Ильин это второстепенное действующее лицо, впереди. Сейчас заметим лишь то, что задача введения этого персонажа - в том, чтобы ярче выразить авторскую мысль о предустановленности смены времён суток, которую вкладывает в уста этой старушке Ильин. Это яркая носительница идеи и живая, реальная, а не статичная, но, персонаж однозначно положительный. Безымянная старушка "с лучистыми глазами" играет "в команде" автора. "Я поверил ей на всю жизнь", - замечает автор [86, с. 571]. Чтобы подчеркнуть своё согласие с персонажем, автор допускает для характеристики его слов даже тавтологическое выражение: "Это истинная правда... " [86, с. 572].

Сквозным персонажем эссе из сборника "Поющее сердце" является дед рассказчика. Это также однозначно положительный образ. Он несёт в себе те позитивные черты, какими хотел бы обладать главный герой, но к которым этот главный герой пришёл не сразу, а в итоге достаточно длительной эволюции. Дед - своеобразный наставник лирического героя. Именно он пишет на первой странице подаренного герою на его восьмилетие бабушкой дневника жизненный девиз: "Если хочешь счастья, не думай о лишениях; учись обходиться без лишнего" - эссе "О лишениях" [86, с. 552]. Рассказчик характеризует эту фразу как "выражение настоящей жизненной мудрости" [86, с. 553]. Дед главного героя выступает и в следующем эссе - "О здоровье". Здесь приводится "от слова до слова" его письмо, написанное рассказчику, когда тот заболел. Основная идея этого письма - связь между телесным и душевным здоровьем [86, со. 556 - 561]. Понятно, что это мысли самого Ильина (и его главного героя). Введение образа деда - средство, позволяющее, во-первых, ярче донести до читателя круг идей Ильина и, во-вторых, показать эволюцию взглядов лирического героя.

Близкую функцию выполняет и такой персонаж, как прадед рассказчика в эссе "О щедрости" (также из "Поющего сердца") [86, с. 566 - 570]. Ильин подробно рассказывает биографию персонажа: привычка с детства самому зарабатывать себе на жизнь честным трудом, отказ от женитьбы по расчёту и т. п. Помимо яркой, выразительной портретной характеристики (о которой речь впереди), реалистичность, выпуклость этого образа достигается за счёт следующей детали. "Он потом с Мельгуновым водился... " - замечает Ильин [86. с. 567]. Между тем, Юлий Николаевич Мельгунов (1846 - 1983) - лицо реальное. Это русский фольклорист, пианист, автор ряда сборников русских народных песен [86, с. 902]. Введение такой характеристики, как дружба с Мельгуновым, позволяет, с одной стороны, подчеркнуть народный, национальный характер этого образа, с другой - сделать его реалистичным, близким к читателю. Поэтому советы прадеда, приведённые "в записи" главного героя действуют на сознание читателей с особой, проникновенной силой. Прадед учит правильному отношению к имуществу, к собственности, тому, чтобы имущество служило человеку, но человек не попадал в зависимость от своих богатств [86, с. 568 - 569].