Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Государственное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

«Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова»

Диссертация

на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Архетип грешницы в русской литературе конца XIX - начала XX века

Специальность 10.01.01. - русская литература

Мельникова Надежда Николаевна

Научный руководитель

доктор филологических наук, профессор

Михайлова М.В.

Москва - 2011

Введение

Постановка проблемы. Среди достаточно широко освещенных, но тем не менее сохраняющих неоспоримую научную актуальность проблем гуманитарных исследований особое место занимает так называемая «женская тема», представленная, например, изучением «женского вопроса», осмыслением роли женщины в обществе и рассмотрением основных этапов феминистского движения в рамках исторической и философской наук См., например: Бобровник Е.А. Женский вопрос в русской философии и общественной мысли, конец XVIII - начало XIX века: Дис. ... канд. философ. наук: 09.00.03. Мурманск, 2001. 144 с.; Карченкова Т.А. Женский вопрос в российской публицистике второй половины XIX века: Дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02. Омск, 2004. 237 с.; Костюкевич Л.П. Женский вопрос в русской философии и общественной мысли: I половина XIX века: Дис. ... канд. филос. наук: 09.00.03. Мурманск, 2003. 170 с.; Куприна И.В. Феминистское движение в России во второй половине XIX - начале XX вв.: Дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02. М., 2000. 147 с.; Кутырова О.В. «Женский вопрос» в Советском Союзе и механизмы его решения в Мурманской области: 1917-1980-е гг.: Дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02. Мурманск, 2007. 204 с.; Сытник И.Г. Женский вопрос в политике государства и его решение на Южном Урале: 1918-1930 гг.: Дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02. Оренбург, 2006. 194 с.; Тарабрина О.А. Политика советского государства в решении «женского вопроса» в годы Гражданской войны (ноябрь 1917-1920 гг.): замыслы и реалии: Дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02. Самара, 2006. 262 с.; Тишкин Г.А. Женский вопрос в России, 50-60-е гг. XIX в. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984. 239 с.; Шабалкина К.В. Русские мыслители XIX века о роли женщины в обществе: Дис. ... канд. филос. наук: 09.00.03. Мурманск, 2007. 181 с.; и др., анализом категории Женственности в гендерных штудиях и культурологии См., например: Брандт Г. Природа женщины. Екатеринбург: УралНаука, 1999. 155 с.; Брюханова О.В. «Женственность» и проблема самоопределения национальной культуры в философии всеединства: Дис. ... канд. филос. наук: 24.00.01. М., 1999. 173 с.; Гулюк Л.А. Мифологема женственности в культуре Серебряного века: Дис. ... канд. филос. наук: 24.00.01. Белгород, 2007. 153 с.; Кардапольцева В.Н. Женщина и женственность в русской культуре. Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. горн. ун-та, 2005 (Полигр. предприятие Аграф). 432 с.; Климова С.М. Мифологема женственности в культуре Серебряного века и ее социокультурные воплощения // Вопросы философии. М., 2004. № 10. С. 151-156; Клинг О. Мифологема “ewige Weiblichkeit” (Вечная Женственность) в гендерном дискурсе русских символистов и постсимволистов // Пол. Гендер. Культура: Немецкие и русские исследования / Под ред. Э. Шоре, К. Хайдер, Г. Зверевой. М.: РГГУ, 2009. С. 438-452; Коган И.Л. Вечная женственность / Игорь Богин. СПб.: Алетейя, 2003. 486 с.; Мазина Е.И. Тема Вечной Женственности в культурном пространстве Серебряного века: Дис. ... канд. культурол.: 24.00.01. М., 2009. 170 с.; Меньшиков М.О. Das Ewigweibliche (Вечно женственное) // Меньшиков М.О. Выше свободы: Ст. о России. М.: Соврем. писатель, 1998. С. 317-329; Пермякова Л.А. Сакрализация женственности в прозе русского символизма: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Уфа, 1996. 227 с.; Рябов О.В. Русская философия женственности (XI-XX). Иваново: Юнона, 1999. 359 с.; Сивова О.В. Образ женщины в поэзии Серебряного века: Этико-эстетический анализ: Дис. ... канд. филос. наук: 09.00.05. Саранск, 2002. 163 с.; Соколова Е.Э. Западный феминизм и «женский вопрос» в культурологии: Дис. ... канд. культурол. наук: 24.00.01. СПб., 1997. 197 с.; и др., исследованием женских типов и характеров в литературоведении Библиография по изучению женских образов в литературе очень обширна, поэтому мы отсылаем к имеющимся на сегодняшний день каталогам, содержащим в том числе и список работ литературоведческого характера. См.: Пушкарева Н.Л. Русская женщина: История и современность: Два века изучения «женской темы» русской и зарубежной наукой, 1800-2000: Материалы к библиографии. М.: Ладомир, 2002. 526 с.; Успенская В.И. Женщина и общество: Литература по женскому вопросу, изданная во второй половине XIX - начале XX в. Тверь: ТвГУ, 2005. 34 с.; Юкина И. История женщин России: Женское движение и феминизм (1850-1920-е гг.): Материалы к библиографии. СПб.: Алетейя, 2003. 232 с. и т. д. Одним из наиболее общих выводов, сделанных исследователями в данной области, является, на наш взгляд, то, что «женский образ в культуре предельно антиномичен: либо “идеал содомский”, либо “идеал Мадонны”» Рябова Т., Рябов О. Женщина и трансгрессия в средневековой культурной традиции // Женщина и культура / Ред.-сост. Н. Габриэлян. М.: ИЦ НЖФ, 1998. (Вестник проекта «Новые возможности для женщин», № 14). С. 15.; одну половину женского лика составляет «образ добропорядочной чистой женщины, достойной преклонения, и вторую - женщины падшей, с плотскими желаниями» Фридан Б. Загадка женственности / Пер. с англ.; вступ. ст. О.А. Ворониной. М.: Прогресс: Литера, 1994. (Библиотека феминизма). С. 84-85., и, кроме того, «каждая культура содержит и “темный”, и “светлый” лики женственности. И в Средневековье женщина не только Ева, но и Мария, не только “вавилонская блудница”, но и “жена, облеченная в солнце”» Рябов О.В. Русская философия женственности (XI-XX). С. 18.. По мысли И. Савкиной, изображение женщины в художественном тексте «связано со сложившимися (или складывающимися) в литературе стереотипными моделями женственности, в которых решающую роль играет женская сексуальность. Женщина в литературе - зеркало мужчины, инструмент его самоидентификации, проекция его желаний и страхов» Савкина И. Два текста о «старой деве»: столкновение дискурсов («Библиотека для чтения», 1838, т. 27) // Женщина и культура: Материалы конференции. М.: ИЦ НЖФ, 1997. С. 9.. Убедительна и следующая за этим утверждением исследовательницы ссылка на работу Д. Эндрю, в которой автор констатирует: «Женский принцип одновременно желанный и опасный, создающий и разрушающий, оба зеркальных образа <...> Мать и Соблазнительница - дефинированы своей сексуальностью. Женщина - одновременно и ангел, и демон. Но мы всегда имеем дело с проекцией, знаком мужской психики. В прозе 19-20 века - сексуальное - краеугольный камень женского существования» Andrew J. Narrative and Desire in Russian Literature, 1822-49: The Feminine and the Masculine. Basingstoke (Hants.); London: Macmillan, 1993. P. 5.. Таким образом, в том или ином преломлении везде, наряду с условно положительным женским персонажем, констатируется существование «падшего» существа женского рода, иными словами, женщины согрешившей. Образ грешницы (падшей, погибшей) как одна из граней Женственности Категория Женственности в современной гуманитарной мысли понимается как «конструкт, сформированный культурой общества на определенном этапе его развития, укореняемый культурой в процессе социализации личности и формирующийся в результате разнообразных факторов, в числе которых социальные, индивидуальные, идеологические, политические, этнические, религиозные, этические и прочие…» (Кардапольцева В.Н. Указ. соч. С. 32). Схожее определение дает Л.А. Гулюк: «Под женственностью понимается социокультурный конструкт, наполняемость которого (совокупность поведенческих и психологических черт и особенностей, традиционно приписываемых женскому) диктуется культурными доминантами определенного временного отрезка. Женское и женственность различаются как половое и гендерное, как природное и культурно-символическое. Женственность есть метафизическая, социальная составляющая женского, предстает как совокупность социальных и культурных требований, которые общество предъявляет к женщине» (Гулюк Л.А. Мифологема женственности в культуре Серебряного века: Дис. С. 9-10). Думается, можно выделить следующие базовые характеристики этого конструкта. Прежде всего, культуроцентричность: понятие Женственности порождается культурой в пределах социума, смысловое обновление также обусловлено культурными инновациями. Далее следует назвать аксиологичность: Женственность - это важнейшая категория культуры, играющая первостепенную роль при осмыслении последней самой себя и в формировании гендерной картины мира. При этом она предельно исторична, т. е. смысловой объем данного конструкта зависит от эпохи, не является раз и навсегда данным. Логическим следствием историзма выступает полисемантичность - неоднозначность, многомерность, вариативность указанной категории в рамках той или иной культурной парадигмы. Наконец, Женственности присуща амбивалентность, поскольку ее репрезентации подчас чрезвычайно двойственны, иногда - семантически противоположны. в пределах художественной словесности отличается своеобразной глобальностью: он принадлежит не только национальным литературам Понятие «национальной литературы» до сих пор остается несколько туманным. Традиционные критерии ? географический, политико-исторический и лингвистический ? ввиду довольно веских аргументов считаться универсальными не могут. Подробнее об этом см.: Конрад Н.И. Проблемы современного сравнительного литературоведения: к дискуссии о взаимосвязи и взаимодействии национальных литератур // Известия АН СССР. Отд. лит-ры и языка. 1959. Т. XVIII. Вып. 4. С. 315-333; Рубинс М. [Б. н.] // Проблемы современного сравнительного литературоведения: Сб. ст. / Под ред. Н.А. Вишневской, А.Д. Михайлова. М.: ИМЛИ, 2004. С. 11-16; и др. и межлитературным общностям (термин Д. Дюришина) См.: Дюришин Д. Межлитературные общности как конкретизация закономерностей мировой литературы // Проблемы особых межлитературных общностей: Сб. ст. / Под общей ред. Д. Дюришина. М.: Наука; изд. фирма «Вост. лит.», 1993. С. 9-63., но и в целом всемирной литературе как «совокупности всех литератур мира с древнейших времен и до наших дней» Виппер Ю.Б. Вступительные замечания: История всемирной литературы // История всемирной литературы: В 9 т. / Гл. редкол.: Г.П. Бердников (гл. ред.) и др. Т. 1 / [Принимали участие С.С. Аверинцев, В.К. Афанасьева, И.С. Брагинский и др.]; Редкол.: И.С. Брагинский (отв. ред.) и др. М.: Наука, 1983. С. 6. Трактовка термина «всемирная литература» (введен И. Гете), разрабатываемого в коллективном труде сотрудников Института мировой литературы им. М.А. Горького, остается открытой в современном литературоведении. Так, в частности, помимо процитированного нами определения, существует и мнение о том, что всемирная литературы включает только так называемый «золотой» фонд произведений. и может рассматриваться как в синхроническом, так и в диахроническом срезе. Следовательно, речь идет о традиционности образа грешницы, его включенности в диалог культур и искусств на правах категории, заключающей в себе культурный «код», о его имманентной мифогенности и специфической культурной семиотичности.

В русской литературе этот образ типологически неоднороден. Так, О. Матич указывает на двоякое представление о грешнице в русской словесности: с одной стороны, это женщина, занимающаяся проституцией, с другой, - любая девушка, потерявшая невинность до брака и преступившая тем самым морально-этические нормы общества См.: Matich O. A typology of fallen woman in nineteenth century Russian literature // American contribution to the ninth international congress of slavist. Columbus; Ohio: Slavica, 1983. Vol. 2. P. 336.. Однако следует признать, что типология, предложенная исследовательницей, - неполна и конкретных репрезентаций в русской литературе значительно больше: грешницами выступают не только проститутки и «соблазненные и покинутые», но и неверные жены (участницы адюльтеров), и «камелии» (дамы полусвета, содержанки), и героини, вступившие в связь инцестуального характера.

Критерием такого обобщения выступает, как нам кажется, то, что мотивы и сюжеты, содержащие в себе в качестве главного или даже второстепенного персонажа одну из ипостасей образа грешницы, восходят к единому, ранее «заданному» сценарию, или, другими словами, к некоему архетипическому смысловому ядру. В русской литературе грешница - прежде всего, страдалица См.: Самойлова Г.М. Архетип страдалицы в контексте отечественной литературы // Архетип: Культурологический альманах. Вып. 2: Женщины в культуре. Шадринск: Изд-во Шадринского гос. пед. ин-та, 2000. С. 20-22.; ее путь - от греха к возрождению, а появление этого образа в фабуле произведения определяет «горизонт ожидания» читателя, «настраивает» его на то, что далее будет развертываться традиционная схема: «падение ? раскаяние ? страдание ? искупление ? спасение», опирающаяся на христианское понимание греха (в ветхо- и новозаветном его вариантах См.: Максутов И. Учение о первородном грехе в восточном и западном богословии // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7: Философия. М., 2005. № 3. С. 115-120.; кстати, согласно лингвокультурологическим исследованиям концепт греха в русской языковой картине мира и культуре в целом См.: Академическая серия / The Intern. center for univ. teaching of Jew. civilization under the auspices of the President of Israel, Центр славяно-иудаист. исслед., Ин-т славяноведения и балканистики РАН, Центр науч. работников и преподавателей иудаики в ВУЗах «Сэфер». Вып. 5: Концепт греха в славянской и еврейской культурной традиции. М., 2000. 232 с.; Брилёва И.С. Концепт греха в структуре фольклорного произведения: на материале малых жанров и несказочной прозы: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.09. М., 2007. 216 с.; Бушакова М.Н. Лексико-семантические и православно-культурные параметры концепта «Грех» в русском языке: Дис. ... канд. филол. наук: 10.02.01. Краснодар, 2010. 204 с.; Карижская Н.Н. Вербальная реализация концепта «грех» в русской языковой картине мира: Дис. ... канд. филол. наук: 10.02.01. Пятигорск, 2010. 184 с.; Козина Н.О. Лингвокультурологический анализ русского концепта «грех»: На материале лексических, фразеологических и паремических единиц: Дис. ... канд. филол. наук: 10.02.01. Иваново, 2003. 144 с.; Семухина Е.А. Концепт «грех» в национальных языковых картинах мира: Дис. ... канд. филол. наук: 10.02.19. Саратов, 2008. 215 с.; Штырова Е.С. Данные Национального корпуса как материал для исследования русской языковой картины мира (на примере концепта «Грех») // Современная филология: актуальные проблемы, теория и практика: сб. материалов II междунар. науч. конф. Красноярск, 10-12 сентября 2007 г. / Гл. ред. К.В. Анисимов; Институт естественных и гуманитарных наук Сибирского федерального университета. Красноярск: Сибирский федеральный ун-т, 2007. С. 247-251.

Также интересны работы литературоведческого характера: Владимиров О.Н. Диалектика греха и святости в творчестве Бунина 1900-1910-х гг. // Святоотеческие традиции в русской литературе. Ч. 2: Русская литература как культурный феномен. Омск: Тип. ООО Вариант-Омск, 2005. С. 195-198; Живолупова Н.В. Художественная антропология Ф.М. Достоевского в творчестве А.П. Чехова: любовный конфликт как проблема греха и прощения // Вестн. Оренбург. гос. пед. ун-та. Оренбург, 2004. № 11. С. 14-20; Климова М.Н. «Миф о великом грешнике» в русской литературе (этапы эволюции и некоторые особенности бытования) // Вестник ТГПУ. Сер. «Гуманитарные науки (филология)». Вып. 1 (33). Томск, 2003. С. 54-58; Она же. «Русская версия» «мифа о великом грешнике» и зарубежная литература XX века // Вестник ТГПУ. Сер. «Гуманитарные науки (филология)». Вып. 6 (50). Томск, 2005. С. 66-70; Она же. Сюжетика агиографических рассказов о «грешных святых» // Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы» / Рос. акад. наук. Сиб. отд-ние. Ин-т филологии. Вып. 8: Сюжет, мотив, история: Сб. науч. ст. / Отв. ред. Е.В. Капинос. Новосибирск: Наука, 2009. С. 59-75; Миронова Л.В. Понятия порок и добродетель в богословской литературе и народной этике // Проблемы целостного анализа художественного произведения: Сб. науч. ст. / М-во образования Рос. Федерации. Гос. образоват. учреждение высш. проф. образования «Борисоглеб. гос. пед. ин-т»; Отв. ред. Недосекина Т.А. Вып. 4 / Ред. Капрусова М.Н., Клименко И.Г., Полуэктова И.А. Борисоглебск: ГОУ ВПО БГПИ, 2005. С. 6-11; Подсосонный С.А. Реализация архетипа греха в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» // Библия и национальная культура: Межвуз. сб. науч. ст. и сообщ. Пермь: Перм. гос. ун-т, 2004. С. 185-189; Рыкова Е.К. Тема греха в творчестве И.П. Тургенева // Литература и культура в контексте христианства: Труды 2-ой междунар. науч. конф. Ульяновск 16-18 июня 1999 г. / Редкол.: В.И. Мельник (отв. ред.) и др. Ульяновск (Симбирск): УлГТУ, 1999. С. 49-51; Щеблыкин И.П. Мотив «греховности» и вины в романе И.А. Гончарова «Обрыв» // И.А. Гончаров: Материалы междунар. конф., посвящ. 180-летию со дня рождения И.А. Гончарова / Редкол.: И.А. Кутейников (отв. ред.) и др. Ульяновск: ТОО «Стрежень», 1994. С. 204-212; и др. представлен семантическими полями, как раз и отражающими основные «звенья» сюжетной цепи: причины греха, последствия греха, отношение к греху и грешнику, субъект, пороки и т. д. Штырова Е.С. Указ. соч. С. 248.) и соотносимая с «богословской триадой “грех - покаяние - спасение”» Климова М.Н. Сюжетика агиографических рассказов о «грешных святых». С. 65., которая не только была воплощена в агиографических рассказах о раскаявшихся грешницах, ставших святыми (причем «женские персонажи в галерее “грешных святых” блудницами и прелюбодейками практически исчерпываются» Там же. С. 70.), но и, видимо, заимствована литературой Нового времени в качестве базового, инвариантного, архетипического сюжета.

Сразу же подчеркнем, что, утверждая наличие в корпусе мировых «литературных архетипов» архетипа грешницы, мы опираемся прежде всего на идеи Е.М. Мелетинского См.: Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М.: РГГУ, 1994. 134 с. (Сер. «Чтения по истории и теории культуры». Вып. 4.).. Следует отметить, что полное название введенного им термина, - «литературно-мифологический сюжетный архетип». Давая ему определение, ученый указывал на то, что темой его работы «является происхождение тех постоянных сюжетных элементов, которые составили единицы некоего “сюжетного языка” мировой литературы. На ранних ступенях развития эти повествовательные схемы отличаются (так! - Н.М.) исключительным единообразием. На более поздних этапах они весьма разнообразны, но внимательный анализ обнаруживает, что многие из них являются своеобразными трансформациями первичных элементов. Эти первичные элементы удобнее всего было бы назвать сюжетными архетипами» Там же. С. 5. Нам кажется необходимым указать именно здесь на то, что, разумеется, «постоянные сюжетные элементы», на анализе которых сосредотачивается исследователь, уже становились предметом исследовательского интереса ранее. Так, А.Л. Топорков (кстати, его статья была опубликована как раз в сборнике «Литературные архетипы и универсалии» под редакцией Е.М. Мелетинского же) усматривает предвосхищение понятия «архетип» в работах Ф.И. Буслаева, А. Афанасьева, А.А. Потебни и особенно в «Поэтике сюжетов» А.Н. Веселовского (см.: Топорков А.Л. Предвосхищение понятия «архетип» в русской науке XIX века // Литературные архетипы и универсалии / Рос. гос. гуманитар. ун-т; Под ред. Е.М. Мелетинского. М.: РГГУ, 2001. С. 348-368). Однако мы полагаем, что заслуга Мелетинского в данном случае в том, что, в отличие от вышеперечисленных ученых-филологов, он обращается именно к трансформации и функционированию архетипов в художественной литературе, а не в фольклоре или эпосе.. Уточним, что нам не хотелось бы, беря на вооружение определение, данное ученым, акцентировать вслед за ним внимание на первичности, изначальности архетипа, хотя и отрицать это мы не намерены. Однако в нашем случае просто невозможно привести все воплощения архетипа грешницы в литературе к единому архетипическому «знаменателю», выраженному в каком бы то ни было персонаже, мотиве или сюжете. Так, например, можно многочисленные образы проституток возвести к евангельской кающейся блуднице Уже на данном этапе мы столкнемся с разными проблемами: кого из многочисленных библейских и житийных известных грешниц считать главной символической фигурой кающейся блудницы (Марию Магдалину, Марию Египетскую и др.)? А можно ли вообще назвать, например, Марию Магдалину блудницей, ведь в Библии это остается неясным? Как быть с тем, что в православии Мария Магдалина - святая мироносица, а не грешница?, но тогда за рамками остается мотив инцеста и т. д.

Таким образом, в нашей работе архетип грешницы - это не только и не столько образ грешницы или некий инвариантный праобраз, сколько самовоспроизводящаяся (т. е. способная передаваться из поколения в поколение) и сквозная (т. е. «обладающая неизменным, “твердым” ядром-матрицей на сущностном уровне и одновременно вариативностью проявлений в творчестве различных писателей, в различных литературах») модель Большакова А.Ю. Теория архетипа на рубеже XX-XXI вв. // Вопросы филологии. М., 2003. № 1. С. 44.; некий культурный канон, который «задает и определяет ракурс, уровень восприятия», отсылая читателя «к первообразам, и определяет горизонт ожидания у “компетентного читателя”» Там же.. Думается также, что такое понимание литературного архетипа может быть соотнесено с близкой ему категорией метатипа (термин Н.Е. Меднис, Т.И. Печерской См.: Меднис Н.Е., Печерская Т.И. Роль метатипа в аспекте «памяти культуры» // Философские проблемы взаимодействия литературы и культуры: Межвуз. сб. науч. тр. / Редкол.: В.П. Тыщенко (отв. ред.) и др. Новосибирск: НГПИ, 1986. С. 27-34.; в свою очередь, восходящей к «сверхтипу» Л.М. Лотман См.: Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60-х гг. XIX в. (Истоки и эстетическое своеобразие). Л.: Наука, 1974. 350 с.), в отличие от юнговского аналога, являющегося не только носителем «психологической памяти» («коллективного бессознательного»), но и «памяти культуры» («коллективного сознательного»). Это происходит благодаря его участию в сохранении обобщенного знания, «проясняющего те или иные тенденции в развитии мировой или хотя бы национальной истории или культуры и сохраняющего память о них в форме образа-знака» Меднис Н.Е., Печерская Т.И. Указ. соч. С. 30, 33.. Думается, что такой архетипической «моделью» выступает именно само понимание категории греха, описанное нами выше.

На наш взгляд, в отечественной литературе и культуре в процессе диффузии архетипического и исторического конкретные реализации архетипа / метатипа грешницы (персонажи, мотивы, сюжеты) «обрастают» дополнительными коннотациями и предстают в виде сложного художественного конструкта (его можно обозначить как топос), вобравшего с себя следующие аспекты (выстраивание «графика» сделано от «очевидного, выступающего на первый план, к метафизическому): сексуально-физиологический включает «падение» как соблазнение и совращение, феномен продажи девственности, психологическую и нравственную «травму» как реакцию героя на общение с грешницей, разврат, похоть, сладострастие; сексуальное унижение и насилие, инцест и т. д.; социальный затрагивает «женский вопрос», проблемы эмансипации, маргинальность и т. п.; морально-религиозный ставит проблему двойной морали и связанных с ней клише: продажная женщина - «клапан для общественных страстей», «жертва общественного темперамента», трактует понимание концепта «падение» в христианстве, его соотношение с «грехом» и пр.; философский раскрывает образ «святой блудницы», истоки его мифологизации, указывает на связь греха и искупления / покаяния etc.

Итак, еще раз подчеркнем, что в русской литературе существуют персонажи, мотивы и сюжеты, функционирование которых в произведении подчинено внутренней структуре объединяющего их архетипа, на который с различной степенью «сознательности» опирается тот или иной автор. Однако мы можем наблюдать и противоположный, но параллельно первому протекающий процесс: русские писатели XIX-XX веков не только черпают из архетипического «источника», но и видоизменяют сам архетип. На этот процесс, судя по всему, идущий в литературе постоянно, указывает, например, Ю.В. Шатин, отмечающий в своих работах, что «стоит лишь обратиться к глубинной семантике сюжетов новой литературы, мы обнаружим в них трансформации архетипических схем, реализующих генетически заложенные в них значения» Шатин Ю.В. Архетипические мотивы и их трансформация в новой русской литературе // «Вечные» сюжеты русской литературы [«блудный сын» и другие]: Сб. науч. тр.: [Докл. конф., дек. 1995 г.] / Отв. ред. Е.К. Ромодановская, В.И. Тюпа. Новосибирск: Ин-т филологии, 1996. С. 31.. В то же время ученый обращает внимание на то, что развитие сюжетов русской литературы часто сопровождается «сменой значимостей», инверсией смысла. Схожие идеи высказывает и Ю.В. Доманский, пытающийся на различном художественном материале реконструировать архетипические значения мотивов. Автор пришел к выводу, что весь пучок сем, присущий изначальному, «чистому» архетипическому мотиву, сохраняется далеко не всегда См., например: Доманский Ю.В. Архетипические мотивы в русской прозе XIX века: Опыт построения типологии // Литературный текст: проблемы и методы исследования: Сб. науч. тр. / Твер. гос. ун-т; [Редкол. И.В. Фоменко (отв. ред.) и др.]. 4. Тверь: ТГУ, 1998. С. 19-30..

Применительно к теме данного исследования показательным оказывается то, что в большинстве случаев в текстах о грешницах архетипическая цепочка «падение ? раскаяние ? страдание ? искупление ? спасение» - это чисто умозрительная схема, некая идеальная «правда», носителем которой является герой, мыслящий себя спасителем, но на деле являющийся лжеспасителем. Она невыполнима в реальности, поскольку обязательным условием спасения становится непременное создание хотя бы видимости чистоты подчас отказывающейся каяться и отвергающей спасение героини На эту тему см. статью с «говорящим» заглавием: Левина Л.А. Некающаяся Магдалина, или Почему князь Мышкин не мог спасти Настасью Филипповну // Достоевский в конце XX века: Сб. ст. / О-во Достоевского; Сост. и ред. К. Степанян. М.: Классика плюс, 1996. С. 343-368.. Последнее мешает герою побороть вполне человеческое чувство брезгливости к «падшей», которое Сыну Божьему, чью роль «спаситель» берет на себя, не было присуще.

«Мутации» и «рокировки» внутри цепочки подчас настолько видоизменяют ее, что становится чрезвычайно сложно за тем или иным мотивом или сюжетом увидеть архетипическую матрицу. Это и навело нас на мысль о том, что в русской литературе XIX - начала XX века, посвященной грешницам, наряду с опорой на архетип возникает образчик того, что А.И. Журавлева назвала «новым мифотворчеством», убедительно доказав - классическая русская литература Золотого века, будучи средоточием умственной жизни нации, создала свою «мифологию». В частности, как указывает исследовательница, это было обусловлено интересом к проблеме типов и типизации, которая первоначально нашла художественное решение в творчестве писателей натуральной школы: «герои русской литературы становились постепенно особым, виртуальным, как сказали бы мы теперь, сообществом, неким параллельным реальному народом, миром, с которым русский человек нередко соизмерял, соотносил свою повседневность, переживания и поступки» Журавлева А.И. Новое мифотворчество и литературоцентристская эпоха русской культуры // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9: Литературоведение. М., 2001. № 6. С. 36..

Таким образом, именно с этих позиций мы и предполагаем рассматривать архетип грешницы, т. е., с одной стороны, за многочисленными трактовками будем стремиться увидеть «просвечивающее» архетипическое начало, а с другой - определить специфику национального «выверта» Говоря о «национальном» заострении проблемы архетипов (и мифов), нельзя не упомянуть (помимо статьи А.И. Журавлевой), что на данный момент мы уже располагаем работами, посвященными вопросу существования (по крайней мере в русском культурном пространстве) некой «национальной праидеи», некоего «национального мифа». Подробнее см.: Ибрагимов М.И. «Национальный миф» как теоретическая проблема // Сопоставительная филология и полилингвизм: Сб. науч. тр. / Казан. гос. ун-т, Филол. фак.; Под общ. ред. А.А. Аминовой, Н.А. Андрамоновой. Казань: КГУ, 2003. С. 214-218; Он же. «Неомиф» как предмет сравнительного и сопоставительного изучения // Русская и сопоставительная филология: лингвокультурологический аспект / Казан. ун-т. Филол. фак.; Редкол.: Н.А. Андрамонова (отв. ред.) и др. Казань: КГУ, 2004 (Тип. Издат. центра Казан. гос. ун-та). С. 306-308; Олейник В.К. Национальный характер и архетип // Архетип: Культурологический альманах. Шадринск: Изд-во Шадринского пед. ин-та, 1996. С. 53-54; Пацукова Л.А. Архетип и символ в культуре // Там же. С. 72-77. архетипа в процессе создания все большего количества текстов о грешницах.

Степень разработанности проблемы Подробнее история вопроса будет рассмотрена в первой главе настоящей работы.. Обращаясь к специфике «развертывания» топоса женской греховности в русской литературе конца XIX - начала XX века, мы с необходимостью концентрируемся на некоторых ключевых, «опорных» связанных с ним понятиях. Таких, как «грех», «страдание», «покаяние», «спасение», «грешник», «грешница», «ситуация падения», «проституирование», «адюльтер», «инцест», «эрос», «бордельный текст», «женский вопрос» и др., каждое из которых в той или иной мере освещено в научной литературе.

Так, важнейшая для данного исследования категория греха рассмотрена как с точки зрения лингвистики и лингвокультурологии (работы И.С. Брилёвой «Концепт греха в структуре фольклорного произведения: на материале малых жанров и несказочной прозы», Н.О. Козиной «Лингвокультурологический анализ русского концепта “грех”: на материале лексических, фразеологических и паремических единиц», Е.А. Семухиной «Концепт “грех” в национальных языковых картинах мира», Е.С. Штыровой «Данные Национального корпуса как материал для исследования русской языковой картины мира [на примере концепта “Грех”]» и т. д.), так и в качестве объекта литературоведческого анализа, в частности, на материале произведений И.А. Бунина, И.А. Гончарова, Ф.М. Достоевского и др. (например, статьи О.Н. Владимирова «Диалектика греха и святости в творчестве Бунина 1900-1910-х гг.», В. Петушкова «Любовь как грех в русской литературе», С.А. Подсосонного «Реализация архетипа греха в романе Ф.М. Достоевского “Преступление и наказание”», Е.К. Рыковой «Тема греха в творчестве И.П. Тургенева», И.П. Щеблыкина «Мотив “греховности” и вины в романе И.А. Гончарова “Обрыв”» и др.) Более подробные выходные данные перечисляемых работ см. выше..

Таким образом, интерес исследователей к феноменологии греха в его взаимосвязи с категориями покаяния, спасения, возрождения в художественной литературе и своеобразию концепта греха в русской языковой картине мире является очевидным.

Более частные работы посвящены грешникам и грешницам отечественной словесности.

Воплощение топоса женской греховности, падшести в русской литературе XIX века породило своего героя, чьи реалистические черты значительно трансформировались в эпоху романтизма. Как указывает Ю.М. Лотман, затронувший эту проблему в одной из своих статей и пришедший к выводу, что «поэтика сюжета в романе - это в значительной мере поэтика героя, поскольку определенный тип героя связан с определенными же сюжетами» Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988. С. 328., «…русский роман, начиная с Гоголя, ставит проблему не изменения положения героя, а преображения его внутренней сущности или переделки окружающей его жизни, или, наконец, и того и другого (курсив наш. - Н.М.)» Там же. С. 334.. И именно такая ситуация преображения реализуется, по мнению М.Н. Климовой, прежде всего в «одной из важнейших для русской литературы архаико-мифологических сюжетных схем» - мифе о великом грешнике, - «смысловое ядро которого образует идея нравственного возрождения падшего человека» Климова М.Н. «Миф о великом грешнике» в русской литературе (этапы эволюции и некоторые особенности бытования). С. 54.. Ей вторит, С.Н. Макарова, обратившаяся к образу кающегося грешника в статье «Особенности изображения кающегося грешника в лирике Н.А. Некрасова» См.: Макарова С.Н. Особенности изображения кающегося грешника в лирике Н.А. Некрасова // Литература и культура в контексте христианства. Образы, символы, лики России: Материалы V Междунар. науч. конф., 22-25 сент. 2008 г. Ч. 1. Ульяновск: Ульяновский гос. тех. ун-т, 2008. С. 73-77.. Проанализировав стихотворения «Влас» и «В больнице», исследовательница констатирует: «…Некрасов дал воплощение народного идеала в образе кающегося грешника, который круто изменяет свою жизнь от греха к святости и полагает действительное начало исправления (курсив наш. - Н.М.)» Там же. С. 77..

Что касается литературного образа грешницы, то здесь ситуация более сложная.

Особой формой постижения феномена грешницы в русской словесности выступает, на наш взгляд, антология, появление которой уже само по себе указывает на «вызревание» идеи некоторой концептуальной, смысловой общности включенных в нее текстов («Грешница: Поэмы И. Полежаева, А. Толстого, В. Крестовского, Д. Минаева», 1900; «Женщины-грешницы / Соч. П.Н. Макеева и С.М. Харитонова», 1882) Сходным образом - в форме антологии - оформилась и рецепция феномена греха в литературе: «Грех: Сборник рассказов, стихотворений и статей», 1911 с послесловием Н.Я. Абрамовича «Мотивы греха в поэзии»..

Однако собственно литературоведческих работ по интересующей нас проблеме в строгом смысле практически нет. В основном исследования посвящены отдельным воплощениям образа грешницы, в то время как в настоящей диссертации представлена попытка не только рассмотреть данный художественный образ как целостное явление, как совокупность всех его проявлений, но и вывести понимание этого феномена на более сложный уровень архетипики и топики, в том числе принимая во внимание компаративистскую нацеленность работы. На настоящий момент следующие работы частично затрагивают интересующий нас аспект.

О «соблазненных» пишет Т.И. Печерская в статье «Концовки сюжетной ситуации соблазненная и покинутая в историко-литературной перспективе (Достоевский и другие)» (2009). О нарушительницах супружеской верности размышляет Ю.В. Шатин: «Муж, жена и любовник: семантическое древо сюжета» (1998); тему адюльтера раскрывают статьи С.И. Голода («Адюльтер: тенденции и нормы», 2004), Ю.В. Шатина («Три Анны. Нарратология русского адюльтера», 2002); сюжетную ситуацию «брак втроем» (le mariage а trois) анализируют М. Литовская и Е. Созина («От “семейного ковчега” к “красному треугольнику”: адюльтер в русской литературе», 2004) и т. д.

Сведения о содержанках и камелиях в русской литературе мы можем почерпнуть только в исследованиях, посвященных конкретным произведениям, в частности, в работах С.И. Щеблыкина («Художественное новаторство романа П.Д. Боборыкина “Жертва вечерняя”», 2005), Д. Рейфилда («Дама с камелиями у Дюма и Достоевского: от почести к бесчестию», 1996) и др.

Мотив инцеста и в том числе «Эдипов сюжет» стали объектами исследовательского анализа М. Делона («Инцест: мерзости и соблазны», 1993), М.Н. Климовой («Из истории “Эдипова сюжета” в русской литературе: [“Баргузинская сказка” В.К. Кюхельбекера]», 2001; «Из истории “Эдипова сюжета” в русской литературе [поэма К.К. Случевского “В снегах”]», 2008; «Из истории “Эдипова сюжета” русской литературе: [Повести о кровосмесителе]», 2000 и др.); Р.М. Ханиновой («Мотив инцеста в русском рассказе 1920-х гг: [Всеволод Иванов и Илья Эренбург], 2004), Н.В. Острейковской («Творчество Е.В. Новосильцевой в литературно-общественном контексте 1860-1880-х годов», 2010) и т. д. Разумеется, следует учесть и классические работы на эту тему Е.М. Мелетинского «Об архетипе инцеста в фольклорной традиции» (1984), В.Я. Проппа «Эдип в свете фольклора» (1976), С.С. Аверинцева «К истолкованию символики мифа об Эдипе» (1972), В.Н. Топорова «О структуре “Царя Эдипа” Софокла» (1977), Б. Ярхо «“Эдипов комплекс” и “Царь Эдип” Софокла (О некоторых психоаналитических интерпретациях древнегреческой трагедии)» (1978).

Наконец, наиболее обширный пласт научной литературы относится к «проститутке» и «падшей» (в большинстве исследований выступающей как взаимозаменяемое понятие). Среди работ, написанных на русском языке, важнейшим обобщающим исследованиям является диссертация И.П. Бакалдина «Homo prostituens в русской литературе рубежа XIX-XX веков: этико-экзистенциальный и художественный аспекты» (2002), в которой рассматривается «универсальная художественная модель “человек проституирующий” (иначе - концепция падшести Формула «человек проституирующий» является, по сути, модернизацией библейского понятия «падший человек». Слово «падшесть» образуется от прилагательного «падший» (в его библейском значении, отсылающем к идее первородного грехопадения) по аналогии с общеязыковым образованием «падкий» > «падкость» (ср. также в словаре Даля: «падучий» > «падучесть»). Примеч. И.П. Бакалдина., идея падения и т. п.)» Бакалдин И.П. Homo prostituens в русской литературе рубежа XIX-XX веков: этико-экзистенциальный и художественный аспекты: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Пятигорск, 2002. С. 4.. Исследователю будет интересна и небольшая книга известной русской женщины-врача и активной феминистки М.И. Покровской «О падших: русские писатели о падших» (1901), в которой автор анализирует произведения Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, В.М. Гаршина, затрагивающие тему проституции. Т.И. Печерская в статье «Русский демократ на rendez-vous» (1991) анализирует сюжет «демократы-шестидесятники и проститутка», широко представленный в литературе 60-х годов XIX века. Мотивный анализ внушительного количества произведений о продажных женщинах в русской и французской литературах дан А.К. Жолковским и М.Б. Ямпольским в статье «Топос проституции в литературе» (1994). И.П. Олехова в своем исследовании «Тема возрождения падшей женщины в русской литературе XIX века» (2004) обращается к интерпретации сюжета о спасении проститутки в отечественной словесности 1830-1890-х годов XIX века на материале произведений Н.В. Гоголя, Н.А. Некрасова, Н. Добролюбова, Н.Г. Чернышевского, Ф.М. Достоевского, В.М. Гаршина, Л.Н. Толстого и других писателей.

Также обращают на себя внимание статьи Р.Г. Назирова «Достоевский и Чехов: преемственность и пародия» (2005), в которой автор проводит сравнительный анализ рассказа А.П. Чехова «Слова, слова и слова» и повести Ф.М. Достоевского «Записки из подполья»; С.Н. Кайдаш-Лакшиной «Образ «падшей женщины» в творчестве В.М. Гаршина» (2000), посвященной типологическому сходству образов проституток в произведениях Ф.М. Достоевского, В.М. Гаршина, А.П. Чехова, Л.Н. Толстого. Сопоставление образов Катюши Масловой и Сонечки Мармеладовой представлено в работе А.Л. Рубановича «Типология художественного образа» (1984). Последней также посвящена статья Т.Ю. Черненко «Мифологические основы образа Сони Мармеладовой в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» (1997): автор статьи анализирует мифологический план образа блудницы, связанный прежде всего с культом Матери-Земли. Анализу рассказов Л.Н. Андреева о проститутках посвящены статьи Л.А. Иезуитовой «Рассказ Леонида Андреева “Христиане”: репортаж? - пародия? - притча?» (2000) и «Библейские аллюзии в рассказе Л.Н. Андреева “Тьма”» (2003), С.Н. Бражникова «Судьба леворадикального мифа о герое в рассказе Л. Андреева “Тьма”» (2001), Л.К. Антощук «Юродская провокация в рассказе Л.Н. Андреева “Тьма”» (2004), Е.С. Панковой «Рассказ Л. Андреева “Защита”: античные параллели» (2007), Н.Д. Тамарченко «Правда героя и кризис его мира в повестях Л. Андреева, Ф. Сологуба и А. Ремизова» (2008) и т. д. Весомые замечания обнаруживаются в работах Д. Невской («Проблема диалогичности “создающего” и “созданного” текстов [граф Амори “Финал. Окончание произведения `Яма' А.И. Куприна”]», 2006), Г.Д. Исенгалиевой («Рассказ Г. Чулкова “Парадиз”: проблема интерпретации», 2007), О. Меерсона («Скелетом наружу: система интертекстов как структура произведения вне его [мотив трагедии “падшей женщины” в “Идиоте”]», 2007), Л.А. Левиной («Некающаяся Магдалина, или Почему князь Мышкин не мог спасти Настасью Филипповну», 1996) и др.

Помимо русскоязычных исследований значительный вклад в изучение феномена грешницы был сделан зарубежными литературоведами, при этом часть работ представлена на материале русской литературы. Например, в статье Д. Сигала «Падшая женщина в русской литературе XIX века» (1970) авторское внимание привлекли произведения Гоголя, Некрасова, Гаршина, Достоевского, Чехова, Куприна, Горького и др. По мнению исследователя, «тема спасения падшей женщины <…> была энергично воспринята писателями гоголевского направления. Она тесно связана с духом времени, с интересом той эпохи к филантропической литературе и с проявлениями ею сострадания к угнетенным» (перевод наш. - Н.М.) Siegel G. The fallen woman in nineteenth century Russian literature // Harvard Slavic Studies. Cambridge, 1970. Vol. 5. P. 87.. В центре внимания О. Матич в статье «Типология падших женщин в русской литературе XIX века» (1983) прежде всего женщина, потерявшая невинность до брака, а потому лишившаяся возможности выйти замуж. Кроме того, исследовательница анализирует отношения между падшей и соблазнителем, выделяя четыре модели: женщина-жертва / мужчина-соблазнитель, женщина-жертва / мужчина-спаситель, женщина-жертва-спасительница / мужчина-жертва, женщина-соблазнительница / мужчина-жертва См.: Matich O. A typology of fallen women in nineteenth century Russian literature. P. 326-327..

Авторы других литературоведческих работ, затрагивающих тему проституции, в основном сосредоточены на мировом контексте данной проблемы или анализируют феномен проституции на материале различных национальных литератур. Особенно репрезентативными выглядят монографии и статьи Ч. Бернхеймер («Пользующиеся дурной славой: изображение проституции во Франции XIX в.», 1989.), Л. Хапке («Девушки, которые сбились с истинного пути: проститутки в американской художественной литературе, 1885-1917», 1989), Х. Киштани («Проститутка в прогрессивной литературе», 1982), П.Л. Хорна и М.Б. Прингл («Образ проститутки в современной литературе», 1984), Л. Розенталь («Постыдная торговля: проституция в английской литературе и культуре XIX века», 2006), К. Шонфелд («Объекты вожделения: проститутка в современной немецкой литературе», 2001), М. Сеймур-Смита («Падшие женщины: критический взгляд на интерпретацию проституток, их клиентов и сутенеров в литературе», 1969), Ф. Сенкоро («Проститутка в африканской литературе», 1982), Дж. Уота («“Падшая женщина” в английском романе XIX века», 1984), В. Лоренсо («С вашего позволения, сеньориты: проституция в бразильском романе XIX века», 2006), Л. Мендеса («Портрет императора: торговля, сексуальность и натуралистский роман в Бразилии», 2000), Я. Харскампа («Шлюхи и господа в литературе XIX века», 1988). В целом следует подчеркнуть, что объем зарубежной научной литературы, посвященной образу проститутки, огромен, о чем подробнее будет сказано в первой главе. Здесь же мы, в дополнение к уже перечисленному, добавим также работы, базирующиеся на материале латиноамериканской литературы, поскольку она более всего интересует нас в компаративистском плане. Это монографии Р. Кбноваса «Сексуальность и культура в латиноамериканском романе: аллегория борделя» (2003), Д.А. Кастильо «Женщины легкого поведения: секс и гендер в современной мексиканской художественной литературе» (1998), М.Р. Гонсалес «Образ проститутки в современном мексиканском романе» (1996), Б. Гутьеррес-Жирардо «Проститутка в латиноамериканской литературе: изображение проституции в литературе Латинской Америки начала XX века» (1990), а также «Женщины в испаноязычной литературе: иконы и падшие идолы» (1983) под редакцией Б.К. Миллер.

Внушительный пласт научной литературы о грешницах может быть дополнен не менее солидным количеством рецензий и откликов, опубликованных сразу после выхода в свет того или иного произведения. Это явилось для нас весьма важным «подспорьем» с учетом того, что в настоящей работе в избытке представлены «забытые» тексты рубежа XIX-XX веков, мало востребованные в качестве объекта исследования современными литературоведами.

Актуальность исследования определяется, во-первых, не только потребностью в постоянном пополнении знаний, связанных с исследованием «женской темы», как мы уже отметили выше, но и неуклонно возрастающим интересом в современном литературоведении к изучению «верхних этажей» «резонантного пространства культуры и литературы» См.: Топоров В.Н. О «резонантном» пространстве литературы (несколько замечаний) // Literary tradition and practice in Russian culture: papers from an international conference on the occasion of the seventieth birthday of Yury Mikhailovich Lotman: Russian culture, structure and tradition, 2-6 July 1992, Keele University, United Kingdom (Studies in Slavic literature and poetics (том 20)). Rodopi, 1993. С. 16-21., среди которых универсалии Подробнее см.: Литературные архетипы и универсалии / Под ред. Е.М. Мелетинского. М.: РГГУ, 2001. 431 с.; Литературные универсалии: теория и практика изучения художественного произведения: Сб. / Под ред. Н.Н. Старыгиной. Йошкар-Ола: МГПИ им. Н.К. Крупской, 2007. 231 с.; Нагина К.А. Литературные универсалии в творчестве Л. Толстого. Воронеж: Ин-т ИТОУР, 2009. 146 с.; Ойзерман Т.И. Существуют ли универсалии культуры? // Вопросы философии. М., 1989. № 2. С. 51-62; Попова Е.А. Нарративные универсалии. Липецк: Гос. образоват. учреждение высш. проф. образования «Липец. гос. пед. ун-т», 2006. 144 с.; Путилов Б.Н. Универсалии эпического нарратива и его этнические / региональные вариации // Язык, литература, эпос: К 100-летию со дня рождения акад. В.М. Жирмунского: Сб. ст. / Рос. акад. наук. Ин-т лингвист. исслед.; [Редкол.: Д.С. Лихачев (отв. ред.) и др.]. СПб.: Наука, 2001. С. 411-417; Фаустов А.А. Литературные универсалии: на пути к терминологической демаркации // Универсалии русской литературы. Воронеж: Воронеж. гос. ун-т; Изд. дом Алейниковых, 2009. С. 8-28; и др., константы Подробнее см.: Гайдин Б.Н. Вечные образы как константы культуры: интерпретация «Гамлетовского вопроса»: Дис. ... канд. филос. наук: 09.00.13. М., 2009. 194 с.; Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. 2-е изд., испр. и доп. М.: Акад. проект, 2001. 989 с.; и др., топосы Подробнее см.: Булгакова А.А. Топика в литературном процессе: Пособие. Гродно: ГрГУ, 2008. 107 с.; Жолковский А.К., Ямпольский М.Б. Топос проституции в литературе // Жолковский А.К. Полтора рассказа Бабеля: «Гюи де Мопассан» и «Справка / Гонорар». Структура, смысл, фон. М.: КомКнига, 2006. С. 168-217; Марцинкевич Н. Понятие топоса как литературоведческая проблема // Славянскія літаратурьі у сусветным кантэксуце: Матэрыялы III Міжнароднай навуковай канферзнцьіі «Славянскія літаратурьі у кантэксце сусветнай». Мінск, 18-20 лістапада 1997: В 2 ч. Ч. 2. Мінск: БГУ, 1999. С. 104-107; Панченко А.М. Топика и культурная дистанция // Историческая поэтика: итоги и перспективы изучения. М.: Наука, 1986. С. 236-250; Прокофьева В.Ю. Категория пространство в художественном преломлении: локусы и топосы // Вестн. Оренбург. гос. ун-та. Оренбург, 2005. № 11. С. 87-94; и др., архетипические мотивы Подробнее см.: Доманский Ю.В. Архетипические мотивы в русской прозе XIX века: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Тверь, 1998. 184 с.; Он же. Архетипические мотивы в русской прозе XIX века: опыт построения типологии; Он же. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте: Пособ. по спецкурсу. 2-е изд., испр. и доп. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. 94 с.; Шатин Ю.В. Архетипические мотивы и их трансформация в новой русской литературе; и др., архетипические / традиционные сюжеты Подробнее см.: «Вечные» сюжеты русской литературы («блудный сын» и другие); Мелетинский Е.М. Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов // Вопросы философии. М., 1991. № 10. С. 41-47; Нямцу А.Е. Миф и легенда в мировой литературе. Ч. 1. Черновцы: ЧГУ, 1992. 160 с.; Он же. Новый Завет и мировая литература. Черновцы: ЧГУ, 1993. 243 с.; Он же. Традиционные сюжеты и образы в литературе XX века: Учеб. пособ. [для спец. «Рус. яз. и лит.»] / М-во высш. и сред. спец. образования УССР, Учеб.-метод. каб. по высш. образованию, Черновиц. гос. ун-т. Киев: УМК ВО, 1988. 81 с.; Пинский Л. Магистральный сюжет: Сб. / Вступ. ст. А. Аникста. М.: Сов. писатель, 1989. 410 с.; и др., «вечные» / вековые образы Подробнее см.: Багно В.Е. «Коэффициент узнавания» мировых литературных образов // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб.: ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, 1997. Т. 50. С. 234-241; Гайдин Б.Н. Вечные образы как константы культуры // Знание. Понимание. Умение. М., 2008. № 2. С. 241-245; Коган Л. Образ вечности и вечные образы // Библиотека. М., 1993. № 3. С. 56-60; Кузичева А.П. «Вечные образы» русской классики или герой какого времени? // XIX век: целостность и процесс. Вопросы взаимодействия искусств: Сб. ст. / Гос. ин-т искусствознания, Гос. Третьяк. галерея; [Отв. ред. Т.Л. Карпова]. М.: Пинакотека, 2002. (ФГУП Моск. тип.) С. 55-62; Лейтес Н.С. Вечные образы и художественное время: (На материале современной прозы) // Кормановские чтения: Материалы межвуз. науч. конф. / [Редкол.: В.А. Зарецкий и др.]. Вып. 1: (14-16 апр. 1992 г.). Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1994. С. 31-36; Луков Вал.А., Луков Вл.А. Вечные образы как константы тезаурусов мировой культуры // Знание. Понимание. Умение. М., 2008. № 9: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2008/9/Lukovs_Eternal_Images/; Нусинов И.М. Вековые образы. М.: Гослитиздат, 1977. 352 с.; Соколов Э.В. «Вечные образы» в культурологическом исследовании // Художественная культура и искусство: методологические проблемы: Сб. науч. тр. / Сост. В.М. Дианова. Л.: ЛГИТМИК, 1987. С. 84-98. и т. д., а также выявлению национальной специфики в раскрытии этих категорий в художественной сфере (т. е. помимо историко-литературного, включаются культурологический и компаративистский аспекты Единственное исследование, посвященное одной из ипостасей архетипа грешницы - проститутке - и актуализирующее сравнительный аспект изучения данной темы, принадлежит А.К. Жолковскому (См.: Жолковский А.К., Ямпольский М.Б. Указ. соч.), при этом автор сосредотачивается только на материале французской литературы. Латиноамериканская литература, на примере сопоставления с которой мы попробуем выявить наиболее общие национальные образы падших женщин, в данном ключе не рассматривалась вообще.). Другими словами, как верно отмечает А.Н. Майкова, «универсальное “архетипическое ядро”, репрезентирующееся в образной системе, позволяет сблизить художественные произведения разных эпох, стилей, жанров, что может представлять интерес для построения более полной, учитывающей многообразие подходов, теории литературы» Майкова А.Н. Интерпретация литературных произведений в свете теории архетипов Карла Юнга: Дис. ... канд. филол. наук. М., 2000. С. 6. Помимо уже упомянутых работ, актуализирующих использование психоаналитического подхода в литературоведении, а также введение термина «архетип» в литературоведческий научный обиход, мы обращаем внимание на другие важные исследования (не только в рамках истории и теории литературы), в частности, новейшие диссертации, посвященные проблеме архетипа. См.: Афанасьева Т.С. Литературная архетипика и мотивно-образная система дилогии И. Ильфа и Е. Петрова: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Магнитогорск, 2009. 186 с.; Барышева С.Г. Экзистенциальная архетипика в художественном пространстве современной русской прозы: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Магнитогорск, 2006. 201 с.; Брудный А. Архетип - связь прошлого с настоящим // Декоративное искусство. М., 1983. № 8. С. 43-44; Власенко Е.Ю. Функции архетипов и архетипических образов в произведениях П.В. Засодимского: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Ульяновск, 2005. 163 с.; Гольденберг А.Х. Фольклорные и литературные архетипы в поэтике Н.В. Гоголя: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. Волгоград, 2007. 40 с.; Грацианова И.С. Концептосфера и архетипическое пространство русской онтологической прозы последней четверти XX столетия: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Краснодар, 2004. 236 с.; Еремеев А.Ф. Архетипическая природа искусства // Архетип: Культурологический альманах. Шадринск: Изд-во Шадрин. пединститута, 1996. С. 52; Завершнева Е.Ю. Превращенные формы в теории архетипов К.Г. Юнга // Вопросы психологии. М., 1999. № 6. С. 70-77; Захаров В.Д. Архетипы русской литературы // Российский литературоведческий журнал. М., 1996. № 7. С. 97-118; Иванов Вяч.Ив. От структуры к архетипу // Киноведческие записки. М., 1994. № 19. С. 22-26; Кавакита Н.С. Проблема архетипа в творческом опыте М.И. Цветаевой: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.08. М., 2004. 200 с.; Кирилюк А.С. Архетипы и категории предельных оснований // Логика, психология и семиотика: аспекты взаимодействия: Сб. науч. тр. / АН УССР, Ин-т философии, Респ. бюро методол. семинаров при президиуме АН УССР; [Отв. ред. Б.А. Парахонский]. Киев: Наук. думка, 1990. С. 109-119; Киселёва А.Н. Художественные формы трагического сознания в прозе Леонида Андреева (1898-1907): проблемы становления и архетипического соответствия: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. М., 2004. 208 с.; Колмогорцев Ю.С. Архетипы как гносеологическая проблема // Архетип: Культурологический альманах. Шадринск: Изд-во Шадрин. пединститута, 1996. С. 48-51; Колчанова Е.А. «Архетип» как категория философии культуры: Дис. ... канд. филос. наук: 24.00.01. Тюмень, 2006. 160 с.; Корона В.В. Поэтическое творчество как активация архетипических структур сознания // Архетипические структуры художественного сознания. Сб. ст. Екатеринбург: Урал. гос. ун-т, 1999. С. 24-37; Костюченко М.В. Философский анализ «семейной» архетипики в мистическом универсуме: онтологические аспекты: Дис. ... канд. филос. наук: 09.00.01. Магнитогорск, 2006. 154 с.; Крюкова О.С. Архетипический образ Италии в русской литературе XIX века: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. М., 2007. 43 с.; Ларионова М.Ч. Архетипическая парадигма: миф, сказка, обряд в русской литературе XIX века: Дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. Таганрог, 2006. 344 с.; Леонтьев А.А. Бессознательное и архетипы как основа интертекстуальности // Текст. Структура и семантика. Т. 1. М., 2001. С. 92-100; Лобанова Ю.А. Роль женских архетипов в метасюжете инициации героев Ю. Олеши: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Барнаул, 2007. 179 с.; Мароши В.В. Архетип Арахны: мифологема и проблемы текстообразования: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.08. Екатеринбург, 1996. 22 c.; Монастырская И.А. Проблема архетипов в русской культуре // Смыслы мифа: мифология в истории и культуре. Сб. в честь 90-летия проф. М.И. Шахновича. Сер. «Мыслители». Вып. 8. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского философского общества, 2001. С. 300; Невшупа И.Н. Роман Ф.М. Достоевского «Подросток»: типы и архетипы: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Краснодар, 2007. 179 с.; Пивнева Н.С. Архетипические образы в русской культуре: Дис. ... канд. филос. наук: 24.00.01. Ростов-на-Дону, 2003. 117 с.; Пятков Н.А. Архетип в его отношении к архаическому мировосприятию и мифомышлению, как онтологическая проблема: Автореф. дис. ... канд. филос. наук: 09.00.01. Екатеринбург, 2011. 38 с.; Севастьянова В.С. Архетипика романтического двоемирия в поэтике русского символизма: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Магнитогорск, 2004. 180 с.; Седаков Н.Э. Архетипы бытия и символы культуры: Карл Густав Юнг и Мирча Элиаде: Дис. ... канд. филос. наук: 09.00.03. М., 2004. 126 с.; Сендерович С. Ревизия юнговой теории архетипов // Логос. 1994. № 6. С. 144-163; Смирнов В.А. Литература и фольклорная традиция, вопросы поэтики: архетипы «женского начала» в русской литературе ХIХ - начала ХХ вв. Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Бунин: Дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. Иваново, 2001. 310 с.; Соколова Ю.П. Архетип «Ницше» в русской литературе 1890-1910 гг.: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Магнитогорск, 2002. 170 с.; Хитарова Т.А. Архетипические образы Верха и Низа в романе с притчевым началом: А. Платонов, А. Мердок, У. Голдинг: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01, 10.01.03. Краснодар, 2003. 298 с.; Чернявская Н.В. Архетипический образ «старик и старуха» в русской прозе XIX-XX вв.: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Владимир, 2009. 211 с.; Шинкарова Н.В. Мифопоэтика рассказов А.А. Кондратьева: сквозные архетипические мотивы и образы: сборники «Белый козел», «Улыбка Ашеры»: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Ульяновск, 2008. 203 с.