Детский психоанализ

Если эти инфантильные модели психического функционирования (пережитки первичных процессов?) сохраняются дольше обычного, связанное с ними поведение классифицируется как асоциальное.

Один из таких случаев, а именно, искажение реальности вследствие проецирования внутренних побуждений индивида на внешний мир и как результат, враждебное, агрессивное или тревожное поведение по отношению к внешнему миру, был изучен и детально описан Мелани Кляйн (Melanie Klein) и ее последователями.

Перенос семейной ситуации как источник социальной дезадаптации

Временная социальная дезадаптация возникает далее из присущей ребенку тенденции смещать либидозное и агрессивное отношение с эмоционально значимых людей, к которым они возникли, на менее значимых и даже посторонних людей. Вполне нормально для ребенка второго или третьего года жизни рассматривать весь мир, с которым он соприкасается, как расширение своей семьи. Первоначально в своем воображении маленькие дети наделяют всех взрослых качествами, которыми обладают их родители, и ожидают от них той же заботы, которую они получают дома. С увеличением контактов ребенка с людьми вне семьи образуется постоянное перетекание эмоций с напряженных преЭдиповых и Эдиповых отношений (с близкими родственниками) на отношения ребенка к относительно посторонним (людям). С точки зрения семьи, особенно маленькой, это снижает напряжения, которые иначе могут стать невыносимыми. С точки зрения окружающих, смещение эмоций (перенос) порождает нереалистичное отношение ребенка к окружающим, оказывающееся препятствием в его адаптации. В норме, ребенок, опираясь на опыт, учится различать взрослых, относящихся к нему позитивно или безразлично, и понимание этого постепенно снижает склонность к неразборчивому переносу эмоций. Вместо простого смещения чувств и конфликтов, вызывающих у окружающих протест и разногласия, ребенок становится способным устанавливать различные контакты. Он перестает видеть в других подобие своих родителей, но оценивает людей по их индивидуальным достоинствам и извлекает пользу из этого расширения своей эмоциональной жизни.

Этот шаг развития из семейного круга в более широкое общество не происходит, если преЭдиповы и Эдиповы отношения слишком интенсивны и остаются неразрешенными. В таких случаях окружающая среда становится -- в течение всего латентного периода, а иногда и далее -- расширением поля битвы семейных конфликтов.

В этой сложной задаче выхода за пределы семейных взаимоотношений ребенок получает разнообразную, часто недостающую помощь от взрослых, ответственных за его воспитание.

Многие родители, особенно из среднего класса, имеют привычку обучать своего маленького ребенка тому, что взрослые, сколь бы посторонними они ни были, это «дяди» и «тети». Они сами с трудом принимают то, что ребенок, который так дорог для них, всего лишь терпим другими и часто воспринимается как помеха. В этих случаях родители и ребенок движимы одинаковым стремлением рассматривать окружающий мир как расширенную семью.

Старорежимные детские сады и ясли были построены на этом же принципе простого расширения семейного круга. Наивысшей похвалой воспитательнице было сказать, что она преуспела в создании теплой семейной атмосферы в группе и хорошо справляется с материнской ролью. В некоторых странах воспитательницу официально представляли детям как «тетю» (Kjndergarten-Tante). Недостатки системы, предлагавшей смещать семейные реакции в новое окружение, были бы более очевидными, если бы не формальные методы дисциплины и проведения запя! ий, распространенные в то время, которые подавляли спонтанные эмоциональные проявления ребенка и тем затушевывали ситуацию.

Современные детские сады устроены совершенно иначе. Взрослый ведет себя как учитель и намеренно воздерживается от принятия на себя родительской роли. Ограничивается телесный контакт с учащимися, избегается излишняя помощь ребенку в его телесном функционировании. Ребенка не берут на руки, не ласкают, не сажают на колени и т. д. Если раньше отношения строились только па доброте и привязанности, сейчас ребенку предлагаются интересные и увлекательные занятия иных, более тонких, косвенных (сублимированных) типов.

Когда детский сад организован таким образом, поведение детей в нем заметно отличается от их поведения дома. Они реагируют по-новому в ответ на новую атмосферу и новый подход к их способностям. Воспитатель занимает в жизни ребенка отдельное место, не становясь заменителем матери для разрешения неудовлетворенных эмоциональных проблем, но представляя как бы идеальную фигуру, отстраненную от инстинктивной жизни, с сублимированными интересами и требованиями которой ребенок может отождествлять себя*.

Начальная школа в этом отношении развивалась в прямо противоположном направлении. Школы конвенционального типа обычно обращали так мало внимания на эмоциональную жизнь и конфликты ребенка, что внезапный переход из семейной атмосферы в абсолютно новую и более безличную групповую жизнь, особенно в школах-интернатах, становился шоком для ребенка и затруднял и замедлял внутреннюю адаптацию к окружающему. Там не было ни выхода, ни возможности для переноса чувств любовной привязанности к взрослому. Такая обстановка включала в себя риск обращения либидо, прежде участвовавшего в отношениях с родителями, внутрь, где оно могло чрезмерно усиливать аутоэротическую активность, либо жестоко обрушиваться на сверстников. Современные прогрессивные школы пытаются исправить эти ошибки, но, кажется, заходят слишком далеко в противоположном направлении. Вместо того чтобы заставлять ребенка приспосабливаться к окружению, они ставят задачу подгонки гибкого окружения к нуждам конкретного ребенка, так, чтобы обеспечить возможно более широкое пространство для проявления способностей ученика. Во многих случаях дети используют это пространство не для развития своего потенциала, но для смещения и переноса любви, ненависти, ревности, тревоги, конфликтов, оставшихся от нерешенных семейных взаимоотношений. Там, где это происходит, результатом становится плохая адаптация к действительности. Ребенок в итоге не может использовать те возможности, которые предлагает ему современная школа. Его развитие идет по кругу вместо движения вперед и вырождается в серию повторений его прежнего эмоционального опыта.

Перенос фантазий как источник социальной дезадаптации

С помощью психологического механизма смещения эмоций учителя теперь могут лучше понимать своих учеников, обращая внимание на перенос ранних материнско-детских отношений и проблем Эдипова комплекса в школьную жизнь. Поведение, которое кажется бессмысленным и необъяснимым, как реакция на реальное школьное окружение и актуальные педагогические воздействия учителя, обретает смысл, будучи рассмотренным в контексте домашнего окружения ребенка. Наблюдая ребенка в школе, учителя учатся делать заключения об их домашней ситуации, и затем подтверждать свои предположения в общении с родителями. Знания, собранные таким образом, могут во многих случаях объяснить дезадаптацию ученика в классе, его гинерактпвное или же сверхпассивное поведение, задержку умственного развития, агрессивное или чрезмерно покорное отношение к учителям и одноклассникам*.

С другой стороны, учителя не должны слишком уверенно полагаться на эти интерпретации поведения учеников. Заключения о домашней жизни ребенка в некоторых случаях вводят в заблуждение так же, как оказываются точны -- в других.

' Многие дошкольники после рождения младшего ребенка в семье полностью меняют свое отношение к другим детям, становятся ревнивыми, обидчивыми, недружелюбными. Страх перед очень строгим отцом выражается в страхе перед учителем. Ссоры, развод родителей почти неизбежно оборачивают учителя и родителей друг против друга.

Многие дети выглядят запуганными и несчастными в школе, хотя дома с ними обращаются хорошо. Многие сверхтревожны во взаимоотношениях с учителем, заторможены, боятся плохих оценок или критики, хотя родители не оказывают на них какого-либо давления. Другие внезапно чувствуют себя отвергнутыми одноклассниками и педагогами, при том, что дома не происходило ничего, что могло бы объяснить такое изменение их состояния. В этих случаях эмоции, которые ребенок приносит в общество, переносятся не из реальной семейной жизни, но из сознательных и бессознательных фантазий, сопровождающих развитие его объектных взаимоотношений. Агрессивные и деструктивные образы оральной фазы, садомазохистскпе фантазии анального уровня, эксгибиционистские фантазии и защиты от них, придуманный страх кастрации, семейные небылицы, сопровождаемые чувством одиночества и отверженности, -- все это искажает у ребенка образ учителя так же, как раньше искажало образ родителей. Перенос этих фантазий на школу действует как помеха социальной адаптации. Вместо того чтобы реагировать на реальное окружение и использовать предлагаемые им возможности, многие дети долгое время живут в болезненном и с точки зрения нормального развития невыгодном, придуманном мире фантазии.

Может быть рассмотрено как знак опасности, когда дети без явных причин постоянно жалуются на плохое обращение со стороны учителя, на то, что их не любят или высмеивают другие дети. В таких случаях перемена школы, как правило, не приносит результатов. После короткого промежутка относительной адаптации фантазии снова заявляют о себе и, как и раньше, нарушают отношения ребенка с новым окружением.

Нарушения социальной адаптации, основанные на этом переносе преЭдиповых и Эдиповых фантазий, глубоки и всепрони-кающи, но, как правило, не приводят к серьезным асоциальным возмущениям. Они влияют на отношение ребенка к его окружению, делают его угрюмым, тревожным, обидчивым, подавленным и, вероятно, невосприимчивым. Но эти воздействия в первую очередь затрагивают внутреннюю эмоциональную жизнь ребенка и лишь во вторую отражаются на его взаимодействии с внешним миром.

Отыгрыванме фантазии как источник социальной дезадаптации: психопатическое поведение

Когда фантазии, смещенные на окружающий мир, не остаются в области мыслей и чувств, а приводят к непосредственным действиям, это является следующим этапом социальной деза-даптацпн. Окружающее не просто истолковывается исходя из фантазий, но фантазия становится основой для взаимодействия с ним. В этих условиях жизнь превращается в разновидность психодрамы, в которой ребенок исполняет роль режиссера и главного действующего лица. Другие члены сообщества, будь то взрослые или дети, используются им как актеры на сцене, обязанные играть предписанные роли по его указанию.

Детям, реализующим таким образом пассивно -фемининные или мазохистскив фантазии, в школе удается быть наказываемыми чаще и/или строже, чем другим. Они провоцируют учителей своим дерзким или агрессивным поведением, или явно не справляясь со своим заданием, или же устраивая так, что все их маленькие оплошности, обычно не замечаемые, оказываются обнаруженными. Они навлекают на себя нелюбовь одноклассников до такой степени, что становятся мишенью для их нападок и даже преследований. В школах нередко можно видеть, как такой ребенок, задыхаясь, бежит домой, а за ним несется толпа преследователей. В школах-интернатах такого ребенка могут тайно запугивать или терроризировать в ночное время. Дурное обращение может исходить от одного учителя или особенно сильного и активного сверстника, или же быть более диффузно распределено среди преподавателей и группы детей.

В отсутствие персональных гонителей преследователями могут становиться и безличные факторы. Такие дети, задыхаясь, мчатся в школу, подгоняемые страхом опоздания; постоянно боятся не успеть закончить работу в срок; чувствуют свою неспособность и неполноценность; подавлены необходимостью выполнять работу как таковую и т. д. Они живут дома, в школе, в более широком окружении как в мире, наполненном угнетателями, и в действительности добиваются того, что к ним относятся с недоброжелательностью, жестокостью, подозрительностью, враждебностью.

Соответствующие садистские фантазии обычно реализуются над животными или младшими детьми. Издевательство над животными всегда наблюдалось у мальчиков в латентном периоде. Когда это побуждение направлено на насекомых, например мух, оно может принимать форму преднамеренных и изощренных пыток (например: перевернуть жука на спину и наслаждаться его тщетными попытками принять нормальное положение; оторвать крылышки у мухи и наблюдать ее беспомощность; позволить насекомому сбежать, но в последний момент вытащить его обратно для продолжения пыток). Садистские действия над большими животными, такими, как собаки, кошки и т. д., обычно сопровождаются страхом возмездия. Жертва, будучи менее беспомощной, в любой момент может начать царапаться, кусаться и т. д., защищая себя. Этот страх контратаки, кажется, лишь усиливает удовольствие, испытываемое ребенком, обижающим животное. Некоторые дети получают особенное удовольствие, пугая животных (например, цыплят), некоторые заворожены идеей утопления (котят) и с удовольствием наблюдают их барахтанье в воде. Многие мальчики увлечены идеей или зрелищем закапывания свиней. По отношению к более слабым детям садистские действия реализуются в форме запугивания, затравливания.

Садистские фантазии также могут оживать в картинах наказания или отчитывания других детей. Некоторые педагоги верят, что такие сцены взывают к чувству справедливости у детей и служат утверждению моральных норм, учат различать хорошее и плохое. Они действуют таким образом, игнорируя то, что наказание перед классом стимулирует определенные скоптофилические отношения в осуществлении фантазии, в которой ребенок является свидетелем садистской сцены, происходящей перед его глазами. Там, где эти фантазии играют важную роль в эмоциональной жизни ребенка, сцены «преступления и наказания» могут оказаться наиболее привлекательными для него в школьном опыте.

Общественная жизнь в классе создает особые условия для реализации эксгибицнонистских фантазий. Некоторые дети успешно привлекают к себе внимание всего класса отличным исполнением заданий, успешностью в играх, героическим поведением разного рода, таким, как противостояние учителю, борьба с преследователями, защита слабых, демонстрацией безразличия к опасности, боли, наказанию. Там, где невозможно прямое проявление эксгибиннонистских фантазий, та же цель преследуется скрытым образом. Вместо того чтобы быть в классе героем, ребенок играет роль дурачка, вызывает насмешки вместо восхищения и таким образом привлекает к себе внимание столь же эффективно, хотя и в отрицательной форме.

Реализация позитивных эксгибиционистских фантазий может идти по социальным каналам и служить целям адаптации в обществе (героическое, бескорыстное поведение, хорошее выполнение трудных заданий и т. д.). Однако и здесь присутствует элемент социальной деструктивности, выражающийся в компульсивности этих проявлений. Под давлением этих фантазий, при любых обстоятельствах ребенок должен отличиться любой ценой. Его интерес в первую очередь состоит в том, чтобы быть заметным, а деятельность, помогающая ему достичь этой цели, лишь вторична для него,

Подобным образом дети оказываются вовлеченными в непрекращающиеся сражения с окружающей средой в том случае, если их сексуальное развитие было травмировано наблюдением полового акта или же фантазиями относительно половых сношений родителей. Под влиянием своих собственных незрелых прегеиитальных побуждений маленький ребенок представляет себе половое сношение как жестокий, агрессивный садистский акт, продолжающийся до того момента, пока один из партнеров или же оба не пострадают. Фантазии, представляющие эти идеи, затем смещаются в окружающий мир и реализуются там. Такие дети производят в обществе впечатление грубых, агрессивных, драчливых, постоянно воюющих с кем-либо или чем-либо. Они готовы повздорить по любому, самому незначительному поводу, и неустанно ищут поводов для ссор и раздоров. Они всегда готовы подраться с другими детьми и вовлекаются в бесконечные словесные баталии со взрослыми. Важно, что они не избегают своих врагов и не пытаются избавить себя от них каким-либо иным образом. Их отношения ненависти так же значимы для них, как отношения любви для нормальных детей. Для их подсознания ненавистный враг представляет сексуального партнера.

Рассматривая весь спектр фантазий, реализующихся таким образом в окружающем мире (мазохистские, садистские, скоп-тофилические, эксгибиционистские, фантазии агрессивных половых сношений), мы находим, что их содержание такое же, как у хорошо известных, вездесущих мастурбационных фантазий прегенитальной фазы.

Проходя через оральную, анальную, фаллическую фазы, ребенок развивает эти образы и фантазии, представляющие основные тенденции инстинктивной жизни на каждом уровне. В норме, эго ребенка отвергает эти фантазии, и в результате они вытесняются из сознания, проецируются во внешний мир, заменяются своими противоположностями, смещаются, сублимируются и т. д. Все, что остается от них к моменту, когда ребенок преодолел пик Эдипова комплекса и перешел в латентную фазу, -- один-единственный образ или фантазия, в котором спрессована вся предыдущая эра инфантильной сексуальности и агрессии. Характер этой фантазии связан с основными точками фиксации инстинктивной жизни ребенка, то есть с тем, какие фрустрации, удовольствия, травматический опыт имели наибольшее влияние на его развитие. Таким образом эта остаточная прегенитальная фантазия переживает первую фазу детства и становится ее воплощением и тайным представителем. С этого момента она является единственным представителем детской сексуальности и находит телесный выход в фаллической мастурбации. На данной стадии это не ведет к внешним проявлениям и никоим образом не мешает приспособлению к реальности. В самом деле, она столь мало проявляет себя в повседневной деятельности это, что невозможно угадать содержание этой фантазии на основе наблюдений за поведением ребенка.

Но это положение дел меняется в связи с отношением ребенка к фаллической мастурбации. Борьба против этой потребности начинается раньше, но обычно достигает своей кульминационной точки в начале латентного периода. Как мы знаем, она основывается не только на внешних запретах, но и на внутренних конфликтах. Инстинктивные желания, находящие выход в мастурбации, во многом несовместимы друг с другом. Разрушительные образы, желание смерти родителям сталкиваются со стремлением к сексуальному обладанию и т. д. Вся преисподняя фантазии, в ее незрелой и примитивной манере, неприемлема на достигнутом ребенком уровне развития эго и суперэго. Поэтому эго ребенка принимает защитную позицию против мастурбационных фантазий и связанной с ними телесной деятельностью.

Психоанализ всегда подчеркивал роль мастурбационного конфликта в невротическом развитии. Элементы, стадии, особенности этого конфликта в нормальном развитии являются мощными факторами, определяющими формирование характера в латентном периоде. Ряд аспектов мастурбационного конфликта играют специфическую роль в процессе социальной адаптации.

Борьба ребенка против мастурбации -- сражение, исследованное и описанное в многочисленных анализах взрослых и детей, -- направлена, с одной стороны, против содержания фантазии, которая в результате может исчезнуть из сознания, с другой -- против телесного акта как такового. Внутренний запрет может касаться использования рук при стимуляции гениталий (это приводит к множественным запретам в использовании рук, к невротической неуклюжести, навязчивым идеям о прикосновении руками, одержимом стремлении не запачкать рук и т. д.). Или же запрет может быть направлен против места стимуляции (пениса, клитора), и тогда мастур-бационная активность оказывается смещенной к другим частям тела. (Отсюда происходят ковыряние в носу, теребление уха, обкусывание ногтей, ритмические потирания и т. д. как мастурбацнонныс эквиваленты.) Но обычно эта борьба против мастурбации, какие бы направления и формы она ни принимала, не может быть абсолютно успешной. В течение латентного периода потребность в мастурбации периодически заявляет о себе как мощная необходимость. В такие моменты прорываются защиты эго, и, сопровождаемые сознательными или бессознательными фантазиями, через произвольную или непроизвольную фаллическую стимуляцию, достигается телесное расслабление (реакции детей на эти непроизвольные прорывы, такие, как чувство вины, самонаказание, депрессии, хорошо известны).

С другой стороны, в ряде случаев эта борьба против мастурбации ненормально успешна. Эго, обычно под влиянием страха кастрации, подавляет даже случайные, облегчающие мастурбационные вспышки. В результате мастурбациопные фантазии вовсе лишены телесного выхода, либидозная и агрессивная энергии, связанные с ними, полностью блокированы и в конце концов смещены из сферы сексуальной в область деятельности эго. Мастурбационные фантазии далее реализуются во взаимодействии с внешним миром, которое оказывается таким образом сексуализированным, искаженным и дез-адаптирующим.

Реализация фантазий (пассивных или активных, садистских или мазохистских, эксгибиционистских или скоптофили-ческих), следовательно, является производной фаллической мастурбации, ее заменителем и представителем. Это происхождение объясняет некоторые характеристики этих особых форм социальной адаптации. Движущая сила, стоящая за ними, заставляющая взрослых и детей вокруг объединяться в отыгрыва-нии, -- это мощная сила детской сексуальности. Монотонность и повторяемость детского поведения соответствует бесконечной монотонности незрелых фантазий, сопровождающих мастурбационные действия; компульсивный и периодический характер их реализации соответствует периодической потребности в мастурбации, возникающей в ид и появляющейся в эго в качестве неприкаянного чужеродного тела.

Определенные типы социальной дезадаптации должны быть поняты не как следствие ранних нарушений и ослабления объектной любви, но происходящими в области нормальной эмоциональной привязанности ребенка. Первая фаза нормальной социальной дезадаптации вызывается такими базовыми механизмами, как проекцией, интроекцией, магическим мышлением в отношении предметного мира.

Вторая регулярная фаза социальной дезадаптации восходит к тенденции ребенка к смещению (переносу) объектных отношений.

Серьезные нарушения социальной адаптации являются следствием полного подавления фаллической мастурбации и последующего затопления деятельности это сексуальным содержанием. Эта сексуализация деятельности это порождает некоторые известные формы психопатического поведения.

5.5 Подростковый возраст как нарушение развития

Психоаналитический взгляд на психическое здоровье и болезнь

Наши психоаналитические исследования личности убедили нас, что граница между психическим здоровьем и болезнью не может быть проведена так четко, как казалось раньше. Особенно в той области, где мы имеем дело с неврозами; ядро невроза может быть обнаружено в психике нормального человека, с другой стороны, огромные нормально функционирующие области оказываются частью невроза. Скажем больше, люди в течение жизни неоднократно пересекают грань между психическим здоровьем и болезнью.

Наша основная идея -- что концепцию здоровья в том виде, в котором она была разработана медиками, нельзя переносить на психику без изменений. С медицинской точки зрения мы здоровы до тех пор, пока различные органы тела функционируют нормально и через свои специфические функции содействуют сохранению хорошего самочувствия. На психическом уровне нужно не только это. Здесь недостаточно, чтобы все составляющие психики оставались неповрежденными, так как различные фрагменты нашей личности могут преследовать различные цели, и эти цели очень часто противоречат друг другу. Таким образом, мы здоровы, пока нет рассогласования с инстинктивными влечениями или пока сохраняем чувство реальности и способность адаптации к окружающей среде; или пока наши идеалы оцениваются как приемлемые другими людьми. Однако эти составляющие части не просто дополнение к психическому здоровью. Последнее существует только тогда, когда все действующие в нашей психике силы: инстинкты, разумное эго и идеалы, в значительной степени совпадают и, адаптируясь к внешнему миру, разрешают конфликты, присущие ситуации в целом. Другими словами: психическое здоровье зависит от наличия разумных компромиссов и полученного в результате действия этих компромиссов равновесия между действующими в нашей психике силами и различными потребностями.

Концепция нарушений развития

Сказанное выше подразумевает, что это равновесие и эти компромиссы ненадежны и могут быть нарушены под влиянием внутренних или внешних условий. Также очевидно, что подобные изменения неизбежны и постоянны и что они особенно часто происходят во время интенсивного развития. В развитии и созревании каждый шаг вперед приносит не только новые успехи, но и новые проблемы. Для психоаналитика это означает, что изменения в любой области психической жизни нарушают ранее достигнутое равновесие и что должны создаваться новые компромиссы. Подобные изменения могут быть вызваны инстинктивными влечениями, как это и происходит в подростковом возрасте; или они могут возникнуть в эго-структу-ре, которая отвечает за управление и контроль инстинктов. Изменениям могут подвергаться и индивидуальные требования к самому себе, свои цели и идеалы; или объекты любви, да и любые другие обстоятельства, относящиеся к внешнему миру. Изменения могут быть качественными и количественными, но каковы бы они ни были, они нарушают внутреннее равновесие.

К нарушениям развития подобного типа могут быть отнесены, например, нарушения сна и питания в раннем детстве. В начале жизни дети спят замечательно, они засыпают, когда устают, и нет такого раздражителя вовне или внутри, который мог бы нарушить их сон. Подобное положение вещей меняется при дальнейшем нормальном развитии, когда ребенок привязывается к людям и событиям в окружающем мире и ему становится трудно отключится от них. Вот тогда засыпание становится противоречивым процессом. Нарушения питания у детей также являются не чем иным, как следствием влияния на процесс принятия пищи инфантильных фантазий загрязнения, отравления, убийства. Эти фантазии связаны с определенными фазами развития, и поэтому проходят вместе с пищевыми нарушениями, основанными на них. И действительно, в детской клинической практике понятие преходящих возрастных нарушений является необходимой диагностической категорией.

В этой работе мы хотя бы вскользь хотим обратить ваше внимание на то, что возрастные изменения не только вызывают расстройства, но могут также приносить и исцеление. В случае, описанном здесь, вспышки гнева служили детям в качестве эффективных моторных отдушин, тогда как другие способы разрядки были им недоступны. Эта картина меняется в связи с развитием речи, открывающей ребенку новые возможности, при которых дальнейшие бурные и хаотические поведенческие реакции становятся излишними.

Подростковые реакции как прототип нарушений развития

Вернемся к проблемам подросткового возраста, которые, на наш взгляд, являются прототипом нарушений развития.

Если в детских заболеваниях мы обычно сталкиваемся с изменениями в той или иной области личности ребенка, у подростков мы имеем дело с изменениями личности в целом. Физиологическая основа этого -- изменения физического размера, роста и внешнего вида. Они предполагают также эндокринные изменения, которые должны полностью трансформировать сексуальную сферу. Эти изменения наблюдаются в агрессивных проявлениях, прогрессе интеллектуальных функций, переориентации по отношению к объектам любви и социальным связям. Коротко говоря, переворот в характере и личности в целом часто оказывается таким радикальным, что вчерашний ребенок целиком замещается новым зарождающимся образом подростка.

Изменения, касающиеся инстинктивных влечений

Говоря о сексуальных инстинктивных влечениях у подростков, я считаю полезным разделить количественные и качественные изменения. Первое, что мы наблюдаем в предподростковый период, -- это беспорядочное усиление активности влечений, воздействующее на все аспекты, характеризующие детскую сексуальность. Мы отмечаем сексуально-агрессивные реакции, свойственные первым пяти годам жизни. В это время достигший предподросткового возраста индивид становится, как на ранней стадии, более ненасытным, более жадным, более жестоким., более грубым, более навязчивым и любопытным, более хвастливым, более эгоцентричным, более невнимательным к другим, чем он был раньше. За увеличением инфантильных элементов практически сразу же следует изменение качества влечений, а именно: смена нрегенитальных сексуальных импульсов генитальными. Этот новый элемент ставит подростка перед опасностью, с которой он не привык бороться. Так как на этой стадии он все еще живет и функционирует как член семейного союза, он оказывается перед возможностью позволить новым генитальным побуждениям связаться со старыми объектами любви, то есть родителями и сиблингами.

Изменения в структуре эго

Наблюдатель может запутаться сперва в сексуально-агрессивном прегеннтальном поведении, а затем в инцестуозных фантазиях, которые и вызывают изменения в структуре эго, что производит на наблюдателя впечатление полного переворота в личности подростка, а также его полной непредсказуемости. Подростком предпринимаются серьезные попытки удержать под контролем возрастающее количество влечений, так же как это происходило в недавнем прошлом. Это удается за счет большого напряжения со стороны защиты. Это означает, что е дело вступает больше подавления, больше реактивных образовании, больше идентификаций и проекций, в некоторых индивидуальных случаях наблюдаются даже более решительные попытки рационализации и сублимации. Это также означает, что цслосгная защитная система эго перенапряжена, что чревато срывами в ситуациях неистовой активности инстинктов. Когда мы подходим к подростку, мы никогда не знаем, с чем столкнемся: с его перенапряженной, заторможенной, глубоко защищенной личностью или инфантильной, открыто агрессивной, открыто сексуальной несдержанной сущностью.

Изменение отношения к объектам

То, что в какой-то степени защищало подростка от давления большого количества инстинктов, оказывается совершенно неэффективным против получивших пальму первенства гени-тальных стремлений, присущих взрослой сексуальности. Ничто не поможет подростку избежать полного отказа от людей, которые были важны для него как объекты привязанности в прошлом, мы говорим о родителях. Борьба с родителями проявляется в различных формах: открытое проявление безразличия к ним, то есть отрицание их значимости; пренебрежение ими, так как, считая их глупыми, бесполезными и ни па что не способными, подростку оказывается легче жить без них; что подтверждают открытая дерзость и бунт против убеждений и соглашений, которые они раньше разделяли. От того, что все это перемежается возвратами к беспомощности и зависимости, родителям не становится легче. Очевидно, что задача, стоящая перед ними, двояка: держаться в тени, быть невосприимчивыми и в то же время полностью измениться, как только понадобится быть заботливыми, бдительными и полезными, как раньше.

Чем крепче была связь между ребенком и родителем, тем более жестокой будет борьба с ним в подростковый период.

Изменения в идеалах и социальных отношениях

Возрастные изменения в социальных отношениях подростка являются прямым следствием его выхода из семьи. Он не только остается без своих старых привязанностей; вместе с привязанностью к родителям он перечеркивает идеалы, которые раньше разделял с ними, и ему необходимо найти замену этим идеалам.

Вот два пути, которые, как я предполагаю, ведут к разным образцам подростковой культуры. Некоторые подростки помещают на место родителей лидера, выбранного ими самостоятельно, но который является представителем старшего поколения. Этим человеком может быть университетский преподаватель, поэт, философ, политик, который наделяется богоподобными качествами и за которым следуют радостно и без оглядки. В наше время подобные решения относительно редки. Более часто осуществляется вторая возможность, когда группа ровесников в целом или ее представитель возводится в роль лидера и становится непререкаемым судьей в вопросах морали и эстетических ценностей.

Отличительным признаком новых идеалов, так же как и новых эмоционально значимых объектов, является их противоположность предыдущим. В далеком прошлом, когда я сама была подростком, я участвовала в так называемом Молодежном движении, первой попытке организации независимой подростковой культуры. Оно было направлено против буржуазного само-* довольства и капитализма и проповедовало идеи социализма, интеллектуальной свободы, эстетизма и т. д. Поэзия и классическая музыка -- то, во что не верили взрослые, объединяло подростков. Мы знаем, насколько изменились времена за два поколения. Теперь подросткам все труднее открывать новые идеи -- неважно, конструктивные или гибельные, но способные провести разграничительную линию между их собственными жизнями и жизнями их родителей.

Заключительные замечания

К краткому изложению нашей главной темы я добавлю несколько заключительных замечаний, касающихся более общих исследований.

Во-первых, мне представляется чрезвычайно неудачным, что период подросткового кризиса совпадает с возложением на индивида таких требований, как академические достижения в школе и университете, выбор профессии, увеличение социальной и финансовой ответственности в целом. Многих людей постигали неудачи, даже с трагическими развязками, не в связи с их неспособностью как таковой, а потому что требования предъявлялись в такое время жизни, когда вся энергия занята решением других важных проблем, созданных сексуальным ростом и развитием.

Во-вторых, я считаю, что преобладание сексуальных проблем у подростков не должно затемнять роли агрессии, которая, возможно, имеет большое значение. Интересно, что в странах, которые вовлечены в борьбу за существование -- таких, как Израиль, ничего не сообщается о проблемах, связанных с подростками. Основное отличие заключается в следующем:

агрессия поколения подростков не выплескивается на семью и сообщество, а направляется против внешнего врага и проявляется в виде социально одобряемой воинственной активности. Так как этот фактор находится вне сферы сексуального развития, то это должно вывести нашу мысль на новый уровень.

И последнее, мне кажется необходимым рассматривать детали подросткового бунта как возможные причины нарушений в будущем. Если мы придерживаемся принципа развития, то не так уж важно, как именно подросток ведет себя дома, в школе, в колледже или обществе в целом. Более важно знать, какая форма подросткового кризиса с наибольшей вероятностью приведет к формированию наиболее удовлетворительного типа личности взрослого.

5.6 О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями¹

Применение методов и принципов психоанализа к изучению поведения детей не оставило никаких сомнений в безусловной значимости переживаний раннего возраста и особенностей развития личности ребенка на этом этапе. Следуя новым открытиям в этой области, многие родители и работники сферы воспитания и образования переключились с изучения старших детей на сочувственное и вдумчивое участие в решении проблем детей младшего и дошкольного возраста.

Сознавая пользу подобной переориентации, мы тем не менее не должны заблуждаться относительно важности более позднего периода в жизни ребенка и его значения в окончательном формировании личности и возникновении нарушений развития.

В то время как события первых пяти лет дают начало невротическому развитию, именно вторая декада жизни определяет, какая часть детских страхов реактивируется, какие неврозы сохранятся и станут (или останутся) постоянной угрозой психическому здоровью личности.

Поэтому поддержка ребенка при прохождении через тревоги и конфликты отрочества и юности остается ответственной и благодарной миссией педагогов и психологов -- задачей едва ли менее важной, чем помощь малышу в столкновениях с первыми трудностями развития его сферы инстинктов и его эго.

Подростковые нарушения нравственного поведения ребенка

Переход от латентного состояния к отрочеству отмечен серией расстройств в детской жизни. Родители и учителя, привыкшие определять состояние ребенка по его поведению, считают эти эпизоды в развитии скорее регрессивными, нежели прогрессивными. Они тревожатся, когда результаты кропотливой воспитательной работы, с таким трудом достигнутые в предыдущие годы, один за другим подвергаются угрозе. Тогда как в латентном возрасте (от 5 до 11 -12 лет) ребенок начинает проявлять определенный и ясно обозначенный характер с индивидуальными чертами, вступая в подростковый период (примерно с 11-12 до 14 лет), он опять становится непредсказуемым. Если в течение латентного периода ребенок умерен, разумен и умеет вести себя за столом (лучше сказать -- приличен), то подросток жаден и требователен.

Ненасытность, проявляющаяся в этом возрасте, часто толкает подростка на воровство. Похожие изменения происходят почти во всех сферах детской жизни. Мальчики -- подростки в особенности -- отличаются неопрятностью в физиологических отправлениях и неряшливостью в одежде. Жестокость и асоциальное поведение становятся обычным явлением, так же как и совместная мастурбация, совращение младших детей и сексуальная уступчивость. В отношениях со старшими товарищами этот список дополняют деструктивные действия, воровство, грабежи, совершаемые в одиночку или в компании. В семье подросток создает дисгармонию своим эгоизмом и невнимательностью к окружающим; в школе он часто попадает в затруднительные ситуации из-за недостатка интереса к школьным предметам, неспособности сосредоточиться, безответственности и нарушения субординация. РСороче говоря, весь многообещающий процесс адаптации к окружающему миру кажется приостановленным, и родители и учителя снова сталкиваются с неограниченным влиянием инстинктивных сил на ребенка.

Реактивация ранее подавленных инстинктов в подростковом возрасте

Работы Фрейда (Freud, 1905), Джонса (/ones, 1922), Айхорна (Aichhom, 1925), Менга (Meng, 1934, 1943), Фистера (Pfister, 1920, 1922), Заллигера (Zu/liger, 1935, 1950, 1951) г. ознакомили нас с психоаналитической концепцией, согласно которой это моральное падение по мере приближения ребенка к пубертатаому периоду есть неизбежное явление, обусловленное процессами развития личности.

На протяжении латентного периода инстинктивная сторона детской личности была относительно слабо проявлена благодаря обычному снижению либидозпых и агрессивных мотивов в это время. Данное положение вещей изменяется в подростковом периоде, когда увеличивается количество инстинктов, что приводит к реактивации каждого отдельного компонента инстинктивной сферы ребенка, в частности, детской сексуальности и агрессивности. Возникает безудержная жажда реализации этих желаний. Эго подростка уже не может справиться с этим увеличивающимся внутренним напором и под их давлением теряет способность поддерживать ранее установленный баланс личности. Результатом являются вспышки тревоги с усиливающимися попытками защитить эго, которые ведут к невротическим реакциям и образованию симптомов, или в случае безуспешной защиты к прорывам подавленной инстинктивной жизни в форме или перверсивных сексуальных проявлений, или асоциальных действий.

Итак, подросток испытывает глубокую внутреннюю дисгармонию. Это состояние души не только болезненно и нежелательно само по себе, но также предвещает возможность нарушения гармоничного хода развития при прохождении юношеского периода. Последнее происходит через установление отношений, которые могут сформировать тенденцию к асоциальному поведению, гомосексуальную ориентацию и прочее.

Беспомощность педагогического руководства

Нет другого такого этапа в жизни, когда бы растущий ребенок так нуждался в помощи и руководстве, как в этот промежуточный период с его почти захлестывающими внешними и внутренними страстями.

И в то же время нет другого такого момента, когда бы родители и учителя оказывались в той же степени бессильными помочь подростку. Методы воспитания, которые были достаточно эффективными по отношению к ребенку младшего возраста, геряют к этому времени свою действенность. Подростка, мало трогают похвала и критика, награды или наказания. Он больше не зависит от взрослых в удовлетворении своих жизненных потребностей, его мнение о себе не зависит более ни от учителей, ни от родителей. Его самооценка, понимание или неприятие со стороны сверстников более важны для него, чем одобрение или недовольство, выказываемые взрослыми.

Как известно, родительская власть над ребенком основана на детской эмоциональной привязанности к ним и варьирует в зависимости от нее. В отрочестве ребенок начинает терять эту ориентацию. Но, с другой стороны, он еще не создал новые связи, которые будут характеризовать в дальнейшем и гармонизировать юношеский период: привязанность к героям и лидерам по собственному выбору, близким по духу друзьям, приверженность абстрактным идеалам и т. д. В отрочестве ребенок может быть слабовольным, испытывать колебания в своих предпочтениях. Он одинок и сосредоточен на себе. И именно это обеднение связей делает подростка менее доступным для помощи и влияний извне.

Неприятие родителей как следствие возвращения подавленных Эдиповых фантазий

Возвращение в подростковом возрасте вытесненных ранее сложных инстинктов детской сексуальности приносит с собой фантазии преЭдипова и Эдипова периода, направленные на отца и мать -- первые объекты любви младенца. Фантазии содержат оральный, анальный и фаллический элементы, агрессивные желания, память об удовлетворении, разочарованиях, фрустра-цин, соперничестве, желания, связанные с персонами родителей. Эта смесь эмоциональных, инстинктивных импульсов и аффектов заполняла сознание маленького ребенка, который реагировал на нее с тревогой и виной и проецировал эти импульсы и аффекты на окружение, подавлял их, обращал их в противоположные -- короче, делал все, что было в его силах, для отрицания их существования в его собственном сознании.

И естественно, подросток не может невозмутимо воспринимать возрождение подавленных фантазий. Их содержание наполняет его теми же, что и в раннем детстве, и даже большими ужасом и тревогой, так как его это с возросшей нетерпимостью относится к инфантильным стремлениям в этот переходный период. Подросток не способен предотвратить подъем этих устрашающих ранних желаний. Все, что он может сделать, -- это предупредить их связывание с фигурами родителей, которые были их объектами в прошлом. Характерно, что яркие сновидения этого периода часто содержат интимные сексуальные сцены с участием родителей, едва завуалированные или измененные сном. По контрасту с этим в реальной жизни ребенка доминирует противоположная тенденция: он избегает родителей, уходит из их компании, не доверяет их мнению, нивелирует их достижения и интересы, восстает против их власти, чувствует отвращение к их внешнему виду и особенностям телосложения -- короче, всем своим поведением он демонстрирует страстное желание вырваться из эмоциональной зависимости, которая проявляет себя в виде инфантильных фантазий. Эти страхи рассеиваются значительно позже, когда молодому человеку удастся перенести свои уже вполне зрелые гениталь-ные стремления на объекты вне семьи. Отношения в семье восстановятся, и родителям, возможно, даже удастся частично вернуть былые нрава и снова стать значимыми фигурами в жизни юноши. Но на стадии отрочества ребенок не может предполагать или предчувствовать этот возможный ход событий.

Родители заблуждаются, когда полагают себя естественными помощниками и советчиками растущего ребенка. Их фигуры находятся в эпицентре детского конфликта, символизируя саму опасность, от которой детское эго пытается защитить себя. Любой, даже вполне обоснованный подход со стороны родителей однозначно вызывает у ребенка инстинктивное ощущение увеличения опасности и, следовательно, беспокойство и негативную реакцию ребенка. Любой посторонний человек имеет больше шансов оказать помощь, если только не произойдет быстрый перенос аффекта на его персону и отношения с ним не станут такими же внушающими опасность, как и отношения с родителями.

Детское поведение но отношению к родителям есть не что иное, как реакция на глубокую и страстную привязанность к ним, что, впрочем, служит им слабым утешением, не избавляет от чувства беспомощности и не восстанавливает мир в потревоженной семье.

Другие мотивы для отдаления от родителей, семейный роман

Открытое противостояние родителям и враждебные реакции на их попытку сблизиться -- не единственные факторы, влияющие на детско-родительские отношения в этот период. Хотя они могут доминировать во внешних проявлениях, одновременно протекают другие, более утонченные процессы. На протяжении всего латентного периода рост критической функции детского интеллекта сопровождается попытками по-новому, более реалистически оценить родителей, основываясь не на детской эмоциональной привязанности к ним, а опираясь на более объективное сравнение их персон с другими взрослыми.

Увиденные в новом свете родители так отличаются от образов, созревавших в детском воображении в ранние годы, что сознанием ребенка постепенно овладевает некое подобие сна наяву, сна о существовании двух пар родителей: одна богата, благородна, всесильна и напоминает фигуры короля и королевы из волшебной сказки (это родители прошлого), а вторая -- скромна, ординарна, подчинена всем обыденным затруднениям, депривациям и ограничениям (родители глазами ребенка сейчас). Детская фантазия утверждает, что ребенок на самом деле благородного происхождения, оставленный высокородными родителями по каким-то веским причинам и отданный на попечение простым людям. Позднее он будет освобожден и восстановлен в правах и привилегиях.

Этот так называемый семейный роман зарождается вскоре после прохождения или крушения Эдипова комплекса и отражает прогрессивный процесс «перерастания родителей». Однако ребенок испытывает противоположное стремление к безопасным отношениям раннего детства, когда родители представлялись ему всесильными, всеведущими, совершенными существами и были мерилом всех вещей.

Семейный роман предвещает более сложное явление, сопряженное с безжалостным крахом иллюзий относительно родителей, и это разочарование весьма характерно для подросткового периода. Подросток не только видит социальное положение и профессиональные достижения своего отца в реальном свете, что уменьшает ранее преувеличенную фигуру до обычных человеческих размеров. Он также мстит отцу за свое разочарование и потерю иллюзий, вызванные трансформацией, и его избыточно критическое отношение, презрительные болезненные замечания, да и вся манера поведения, несут на себе 'отпечаток глубины этого разочарования.

Перерастание инфантильной зависимости от родителей и их переоценки неотделимо от нормального развития эго и суперэго и в этом смысле является чисто прогрессивным этапом. Однако процесс носит болезненный характер, углубляя горечь разочарования внесением некоторых вполне реалистических элементов в фантазийную критичность и обвинения, выдвигаемые ребенком против своих родителей (что, впрочем, является всего лишь «побочным эффектом» ситуации). Легко понять, почему родители, дважды обесцененные, теперь уже практически не обладают или не имеют вообще никакой власти, которую можно было бы употребить на благо ребенка.

Дополнительные причины проблем в детско-родительских отношениях: фантазия о смене ролей

В настоящее время существует множество родительских пар, готовых разумно подойти к решению этих неизбежных и болезненных проблем. Они готовы пойти навстречу ребенку, приспосабливая свое собственное поведение к потребностям растущей личности. С самых ранних лет они избегают поддерживать детскую веру в свое всесилие и совершенство, они свободно признают свои слабости и просчеты и приветствуют любые признаки независимости и опоры на свои силы у растущего ребенка. Не дожидаясь, когда ребенок сам потребует этого, они ослабляют свою власть, создавая отношения равноправия с ним, и относятся с пониманием к проявлению характера и нуждам молодого человека.

К сожалению, подобная толерантность родителей малоэффективна в деле уменьшения трудностей подросткового периода, хотя она и может свести на нет некоторые их проявления. Становится очевидным, что требования подростка постепенно становятся чрезмерными даже для самых терпимых родителей. Стремление ребенка к будущей независимости, вполне реалистичное на первый взгляд, одновременно призвано скрывать фантастические мотивы, которые поднимаются из прошлого и представляют собой подавленные, бессознательные тенденции.

Наше аналитическое исследование взрослых и детей открыло нам, что желание «быть большим» возникает в ранние годы и проистекает из либидозного отношения к родителям и идентификации себя с матерью и отцом. В своей фантазийной активности ребенок занимает места то одного, то другого, узурпирует их права и играет их роли.

Непосредственное наблюдение детей двух-трехлетнего возраста выявляет дополнительные детали этой фантазии замещения или отождествления себя с родителями. В процессе взаимоотношений с матерью в раннем детстве, которые предшествуют возникновению Эдипова комплекса, дети часто играют в следующую игру: они меняются ролями с матерью (ребенок в роли матери, мать в роли ребенка). Затем они переносят на мать все те виды активности, которым они пассивно подчиняются в реальной жизни: умывание, кормление, раздевание, укладывание в постель и прочее. В подобной игре с отцом малыш снимает с него те предметы, которые символизируют его силу и власть, такие, как шляпа, часы, трость. Ребенок присваивает эти вещи себе и оставляет отцу роль ребенка, символически ослабленную и обедненную. Высказывания н действия ре-бешса в этой стадии развития показывают, что быть «большим» для него означает поменяться местами со взрослыми. Согласно рассуждениям ребенка, он будет вынужден оставаться маленьким до тех пор, пока родители большие. Когда он вырастет, родители должны стать маленькими п, по сути дела, его детькл.