Детский психоанализ

Раздел IV. Развитие ребенка

4.1 Эмоциональное и социальное развитие детей младшего возраста¹

Примерно год назад мисс Пикард навестила меня с тем, чтобы пригласить выступить на этой ассамблее. Она ясно сформулировала свою цель: по ее мнению, по вопросам эмоционального и социального развития ребенка выступать перед вами должен психоаналитик, поскольку психоанализ является дисциплиной, ориентированной именно на эти сферы жизни ребенка. -Я восприняла эти слова как комплимент психоанализу, но у меня было такое чувство, как будто что-то осталось недосказанным и я должна прояснить ситуацию. Однако у меня все же оставалась неясность, касающаяся моего доклада. Я думала, что мне придется сделать длинное вступление для того, чтобы мои высказывания стали понятны, и, озабоченная этим, я решила пойти на вступительное заседание. Поэтому я появилась здесь вчера и, к своему глубокому облегчению, обнаружила, что необходимое введение было сделано вчерашними докладчиками.

Я полагаю, мне не найти слов лучше, чем те, что были произнесены вчера мисс Пикард, когда она говорила о работе с младшими детьми в сравнении со старшими: это значит отход от логики и смысла к нелогичному и иррациональному. Я также повторю слова вашего президента, что шаг от дошкольного воспитания к школьному обучению является шагом через последний и наиболее трудный барьер образования. Это именно то, о чем я думала. Я чувствовала, что моя речь сегодня должна увести вас далеко за эти рамки и что наша задача в обучении педагогов, работающих с малышами, заключается в том, чтобы научить их чувствовать себя как дома в этой, незнакомой стране, где не существует логики и расчета и где человеку приходится действовать в соответствии с противоположными принципами психической жизни одновременно.

Теперь поговорим о детальной характеристике мира малыша и том языке, на котором он говорит. Когда я работала с родителями и учителями, меня всегда интересовало, почему возникает так много недоразумений между ними и их детьми. Родители и учителя с наилучшими намерениями создают для ребенка особые условия, исходя из внешних обстоятельств, своего видения ситуации, из логики и разума. Но ребенок все это видит совершенно в ином свете: он воспринимает ситуацию, исходя из детских желаний, фантазий, страхов, и поэтому его видение полностью противоположно позиции взрослых. Мать может отправить ребенка в детский сад из наилучших побуждений, возможно, для того, чтобы ему не было скучно дома. Она думает, что общение с другими детьми может хорошо повлиять на его развитие, поскольку сама она занята другими делами и не может уделять ему достаточно внимания. Ребенок же воспринимает это как изгнание из дома. Мать с наилучшими намерениями планирует время госпитализации, например, для удаления гланд или других необходимых оздоровительных мероприятий. Ребенок же оценивает это как агрессию, направленную на его тело. Или же ребенка сажают на диету, что для него означает наказание и лишение.

Озадаченная подобными примерами, я попыталась еще раз обратиться к накопленным нами знаниям в надежде, что мне удастся выявить те области, в которых возникает это глубокое непонимание между взрослым и ребенком. Я обнаружила достаточно большое количество таких моментов и хочу представить вашему вниманию четыре основные сферы, где дети отличаются от взрослых настолько, что нам приходится заново учиться понимать их эмоциональный мир. В этой трудной для родителей и учителей задаче есть один обнадеживающий момент, а именно то, что детские качества еще живы во взрослом, только они забыты, подавлены и продолжают существовать в тени. Когда же нам удается разобраться с этим скрытым в себе материалом, становится легче понимать ребенка.

1. Позвольте представить вам четыре примера. Мы, взрослые, видим сны, а также мечтаем. Наши сны и грезы обладают одной важной особенностью. Замечали ли вы, что мы всегда находимся в центре этого мира снов? Нам могут сниться другие люди, но если внимательно присмотреться, оказывается, что это всегда мы сами. Мы можем мечтать, но разве кто-то мечтает о соседе, с которым происходят чудесные события в его жизни? Спасение людей, героические поступки, приобретение несметных богатств -- это всегда происходит с нами. Во взрос-' лом сохраняется темная, изолированная область, которая пред-' ставляет собой не что иное, как детский образ существования, потому что подобный эгоцентричный способ видения окружающего мира принадлежит ребенку.

В ранние годы для сознания не существует объективных фактов, есть только субъективные. Когда у матери болит голова или у учителя недомогание, ребенок не понимает, что у матери мигрень, а у учителя простуда. Он думает примерно следующее: «Они против меня, наверное, я сделал что-то не так». Когда мать больна и лежит в постели, ребенок думает:

«Она сегодня не хочет играть со мной». Если она ждет ребенка, он думает: «Почему она не берет меня на руки? Наверное, она меня больше не любит». Я помню одного пациента, который, будучи уже взрослым, говорил о смерти матери только в таких выражениях: «Когда она предала меня...» Это тот самый эгоцентричный способ видения, согласно которому ничто в мире не происходит вне связи с собственными чувствами, желаниями, переживаниями ребенка; то есть все то, что так затрудняет наше понимание ребенка. Чувства других людей не принимаются в расчет. Если идет дождь, то этот дождь сделан для того, чтобы помешать ребенку выйти на прогулку. Если гремит гром, то это, наверное, потому, что ребенок сделал что-то плохое. Ребенок никогда не думает: «Дождь идет также и для тех, кто ведет себя хорошо». Когда мы сталкиваемся с подобными убеждениями у взрослых, мы говорим, что они суеверны. Например, некоторые взрослые люди убеждены, что когда они сдут в отпуск, то идут дожди. Я убеждена, что это отголосок детства.

Еще одни пример непонимания чувств других людей: дети из моего детского сада были с воспитателями на прогулке, и когда подошли к зданию детсада, воспитательница предложила им бежать наперегонки ко входу. Но когда они побежали,^! одна новенькая девочка потянула ее за руку и сказала: «Скажи тому мальчику, чтобы не бежал так быстро. Я хочу быть первой!» То, что этот мальчик тоже хотел быть первым, для нее не имело значения.

1. Все это мы без преувеличения можем назвать детским эгоцентричным видением мира: это естественно для ребенка, естественно для нашего понимания ребенка, но становится неестественным, если в процессе взросления ребенок постепенно не перерастает его.

2. Следующий пункт больше касается контраста между рациональным и иррациональным, логичным и алогичным. Начнем снова со взрослых. Мы все знаем, что под воздействием очень сильных эмоций взрослый может сделать все что угодно, даже совершить преступление, которое может иногда быть оправдано судом, поскольку в тот момент чувства, эмоции данного человека были слишком сильны, чтобы сдерживаться соображениями разума и морали.

Опять-таки это то же самое состояние, которое типично для ребенка. Родители большей частью не понимают этого, им кажется, что ребенок действует им наперекор. Ребенок хорошо усвоил, что должен поступать так или иначе, что машины на дороге опасны, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, что до желанной игрушки в магазине нельзя даже дотронуться. Ребенок понимает все это, но понимание не влияет на его поступки.

Я думаю, коренное отличие между нами, взрослыми, и детьми дошкольного или еще меньшего возраста состоит не в том, что они менее разумны, чем мы, или им недостает рациональности. Я полагаю, отличие заключается в том, что наши идеи влияют на наше поведение, тогда как у малыша понимание может иметь место, но его поведение подчиняется страху, желаниям, импульсам и фантазиям. Вы слушаете меня столь терпеливо: возможно, я говорю что-то интересное. Но представьте, что моя речь стала очень скучной. Вы будете продолжать сидеть тихо до конца заседания. Но если бы вы были воспитанниками детского сада и мне не удалось вас заинтересовать своим рассказом, то вы стали бы отвлекаться: некоторые вышли бы из помещения, другие собрались бы в уголке и занялись чем-то другим. Никакое согласие и понимание трудностей, испытываемых докладчиком или учителем, не удержали бы вас на месте. Это было бы полное исчезновение желания слушать, которое управляет поведением.

Когда я еще работала в Хэмпстедском военном детском доме, там были дети всех возрастов, начиная с младенческого (от 10 дней) до 8 лет. Это именно тот возраст, которым вы сейчас интересуетесь. Наши юные воспитательницы и помощники обычно ходили гулять с детьми по Лондону, и, поскольку детей было много, я сказала: «Отведите их покататься на лошадях». Но воспитательница возразила. «Только не наших детей, -- сказала она, -- они знают о движении все. Им всего по два или три года, но они обидятся, если вы посадите их в экипажи». Дети знают, что нельзя выбегать на дорогу. Но что, если мать появится на другой стороне улицы? Я гарантирую, что эти смышленые дети бросятся наперерез транспорту к матери, потому что в этот момент желание сильней разума и понимания. Или, предположим, мать ведет ребенка к доктору или зубному врачу. Ребенок заранее обещает быть хорошим и послушным и собирается быть таковым. Но вместо этого он выводит мать из себя. Он кричит, когда зубной врач приближается к нему, так как в этот момент разум исчезает, и его поведением движет страх.

Есть еще одна особенность функционирования детской психики, которую взрослым трудно понять. Взрослые могут быть мотивированы долговременной перспективой. Это означает, что мы можем отсрочить исполнение наших желаний, лишь в состоянии повышенного эмоционального возбуждения и нетерпения мы начинаем действовать немедленно, под влиянием момента. Ребенку же необходимо всегда действовать мгновенно, для него не существует отсрочки, он не может ждать; возникающая фрустрация неисполненного желания колоссальна. Это означает, что чувства и желания ребенка намного интенсивнее, чем у взрослых, и такие обещания, как «Мы узнаем это завтра», «Через шесть месяцев мы поедем туда-то и туда-то» или «Подожди, пока вырастешь», бессмысленны. Эти фразы абсолютно пусты для ребенка, это все равно что обещать взрослому исполнить его желания через сто или тысячу лет.

3. Здесь я подхожу к третьему пункту. Я полагаю, мы как учителя, родители и воспитатели не совсем понимаем, что у всех маленьких детей восприятие времени совершенно иное, чем у нас. Мы измеряем время объективно, с помощью часов, и знаем, сколько реально длится час. Только находясь в состоянии повышенной тревоги, ожидая чьего-либо визита или во время операции родственника, сидя в приемной, мы можем почувствовать бесконечность времени, когда один, два или три часа тянутся столь же медленно, как и века.

Только в таком состоянии мы можем понять, как ребенок ощущает время. Родители говорят: «Мы уезжаем только на выходные -- всего два с половиной дня, это совсем мало». Два с половиной дня для двух-трех-летнего ребенка -- целая вечность. Это то же самое, что два с половиной месяца или два с половиной года. Ребенку, который плачет в детском саду, могут сказать: «Ничего страшного, мама придет через час». Но в часу 60 минут, а в минуте 60 секунд, и для ребенка это вечность. С другой стороны, мы можем сказать: «Поиграй еще пять минут», но для ребенка пять равно одному, потому что он хочет продолжать играть дальше. Мы обращаемся с ребенком с позиций своего ощущения времени, тогда как должны это делать с его позиций.

Я приведу еще один пример из практики Хэмпстедского военного детского дома, где мы смогли так много узнать благодаря возможности применения знаний, приобретенных в сложном процессе психоанализа, к очевидно простому процессу воспитания ребенка. В этом саду было восемьдесят детей, пятьдесят в одном здании и тридцать в другом, разбитых на группы и семьи. Очень скоро мы поняли, что малыши испытывают сильный дистресс, когда мы сажаем их за стол, а сами идем за едой. Малыши не могут ждать. И мы подумали, что надо сделать иначе: «Сперва накроем столы, а затем будем усаживать детей». Вы не представляете, какая революция произошла в детском саду.

Когда утром вы пытаетесь одеть тридцать детей и повести их на завтрак, что вы делаете с теми, кто оделся первым? Я видела в других садах, что они играют до тех пор, пока не оденутся остальные, или даже поют. Ну кому хочется петь до завтрака? Мы сделали столовую, где дежурила лишь одна воспитательница, и дети шли туда, как только были умыты, одеты, причесаны. Они получали завтрак сразу, как это делается в кафетерии. Это также помогало уберечь детей от слишком сильных переживаний.

Меня поразило тогда, от каких страданий можно защитить детей, если понимать всего лишь разницу в восприятии времени у детей и у взрослых. У нас была одна девочка, которая все время хотела быть большой, потому что у нее был старший брат. Это символизировало ее здоровую личность. Она бесконечно спрашивала: «Когда я вырасту? Это скоро? Через полчаса?» Еще был мальчик, который хотел, чтобы его не забирала мать, и постоянно спрашивал:« Когда придет моя мама?» Воспитательница задала ему вопрос: «Ты хочешь, чтобы она поскорее пришла или чтобы еще долго не приходила?» Он ответил: «Я хочу еще играть. Полчаса -- это долго?» Он не представлял, сколько это.

4. Если вы хотите найти яркий пример того, насколько отличается язык ребенка от языка взрослого, вы не сможете подобрать лучшего примера, чем те, которые касаются понимания детьми сексуальной жизни, а именно -- различий между мальчиками и девочками, того, что делают мама и папа, чтобы родить ребенка, и откуда появляются дети. Мы многое узнали, изучая реакции детей, и, как вам, вероятно, известно, первая заповедь родителям -- не кормить детей историями о находке в капусте или подарке от аиста, а рассказать правду, которую исповедует психоаналитик. Психоаналитик должен также объяснить, как поступают дети с этой правдой. Сейчас у нас в детском саду есть несколько детей, у которых за последние шесть месяцев появились братья или сестры и которые ввиду этого очень озабочены вопросом рождения. Их родители, юные и окрыленные и совсем не старомодные, рассказали своим детям все как есть. Дети поверили только на словах. Они понимают, что ребенок появляется внутри матери, и то, как устроены мальчики и девочки. Но когда вы наблюдаете за их игрой, вы видите, что в действительности они не восприняли ничего из сказанного. Например, они дуют на кирпич, как будто «делают ребенка». Или, играя в семью, как папа и мама, изображают, что ложатся вместе спать. Дальше обычно происходит следующее: они возятся, дерутся, почти готовы убить друг друга: любовь и насилие, похоже, неразрывно связаны. В игре также заметно, что они считают, будто все дети должны быть мальчиками, и что тело девочки неполноценно, так как в нем чего-то не хватает или было удалено в наказание.

Коротко говоря, ребенок переводит реальные факты половой жизни в понятия, доступные для его незрелой души и тела, и понятия эти грубы, примитивны, жестоки и очень близки содержанию некоторых сказок. Поэтому когда бы вы ни захотели убедиться в существовании огромной разницы между детским эмоциональным языком и языком фактов, типичным для взрослых, вам не найти лучшей области, чем эта.

Давайте допустим, что мы помогли учителям понять некоторые особенности ребенка, такие, как его эгоцентризм, иррациональность, иное чувство времени, отличительные черты его сексуальности. Но что дальше? В конце концов это только предпосылки, подводящие к пониманию процесса развития ребенка, происходящего по мере достижения интеллектуальной и социальной зрелости.

Мы должны определить свой дальнейший путь, с этой целью я предлагаю вам пример из другой области. Когда я еще была учителем в школе -- с этого я начинала, -- я была поражена тем, что услышала от мальчика из средней школы. Он сказал: «В школе было бы прекрасно, если бы тебя все время не перегружали. Разве можно понять, как складывать, когда нужно учить, как вычитать, и трудно вычитать, когда тебе нужно долго делить. Или ты выучил латынь достаточно, чтобы читать очень легкие тексты, но разве тебя оставят в покое? Нет, тебя заставляют читать самые трудные и непонятные книги». В то же время от маленькой смышленой девочки я услышала, что она действительно любила бы школу, «...если бы здесь не было так скучно. Всегда приходится делать одно и то же, по многу раз, ждать, когда все поймут материал. Почему нельзя сразу перейти к следующему?» Это привело меня к мысли, что детские желания не могут быть исполнены: есть те, кто хочет идти вперед, и всегда найдутся такие, которые хотят, чтобы их оставили в покое и наслаждаться своими достижениями.

Со временем учителя во всем мире узнали, что интеллектуальное развитие проходит через ряд стадий и что ребенка нельзя ни подгонять вперед, ни удерживать на стадии, которая ниже его уровня развития. Наконец, что каждому нужно дать возможность развиваться интеллектуально в том темпе, который ему близок. Я думаю, это ценное наблюдение, которое вы, учителя самых маленьких, должны перенести из области интеллекта в сферу реальной эмоциональной и социальной жизни. Здесь также существуют стадии, через которые проходит ребенок, и нельзя ни торопить его там, где он не успевает, ни удерживать там, где он чувствует себя заключенным в атмосфере, которую он уже перерос.

В своих аналитических исследованиях детей мы постарались установить эти стадии для различных отношений: стадии развития отношений с матерью, которые в действительности i означают всю совокупность раннего эмоционального развития;

развитие товарищества в школе; развитие активности от игры с разными игрушками до трудовой деятельности; или стадии развития обращения со своим телом: процессы питания, очищения, сохранение здоровья, гигиена и пр.

Наблюдая шаг за шагом детали развития ребенка, со временем меня стал раздражать односторонний подход к человеческим отношениям, который выражается в следующих высказываниях: «Мать и ребенок должны находиться вместе как можно дольше. Не разлучайте их». Или: «Детям нужны товарищи. Как можно раньше выпускайте ребенка из дома, пусть он растет в коллективе». Каждое из мнений может быть либо верно, если оно опирается на понимание стадии развития ребенка, либо нет, если строится на сентиментальных взглядах взрослых. Ни в какой другой области мы не посмели бы строить руководство на сентиментальных установках. Можно спросить, например, у педиатров, насколько было бы правильно назначать ребенку диету на основе впечатления, что молоком матери хорошо кормить ребенка до шестилетнего возраста? «Нет, -- сказал бы врач. -- Мы можем привести множество доказательств, что это не соответствовало бы требованиям растущего организма». Если кто-нибудь скажет: «Перестаньте кормить грудью и начните кормить рубленой говядиной», это может звучать смешно, но именно так мы поступаем по отношению к эмоциональному развитию наших детей.

В последние годы вам, наверное, приходилось много слышать о постепенном развитии отношений матери и ребенка. Поэтому я не стану сейчас говорить об этом, а вместо этого расскажу о том, что непосредственно касается учителей: существуют похожие стадии развития в жизни ребенка, которые ведут его от относительной замкнутости семейных отношений к широкой общественной жизни.

Все мы знаем, что нам нужно от детей в детском саду: чтобы они радовались своему окружению и хорошо ладили между собой. Но мы часто спрашиваем себя: «Что должно происходить до того, как они научатся этому?» В моей клинике нам довелось ухаживать за несколькими детьми после рождения. Мы собирали матерей с младенцами в клинике в течение первых 16 месяцев, чтобы посмотреть, как играют дети с матерями в определенные послеобеденные часы. Потом они приходили в наш детский сад, если мы могли принять их, когда им было уже три -- три с половиной года. Это дало нам возможность наблюдать за развитием их дружеских отношений не с братьями i сестрами, а с товарищами вне семьи.

Мы установили примерно четыре стадии. На первой стадии мат > и дитя едины, и кто бы ни становился между ними, это нарушает равновесие. Например, если другой ребенок пытается влезть на колени к матери, его сгоняют. Этот другой ребенок лишний, он мешает. Вы можете увидеть, что ребенок ведет себя асоциально, эгоистично. Конечно, это так и есть: он асоциален, и должен быть таким в этом возрасте. Это первая стадия, где, как я уже сказала, другой ребенок вызывает беспокойство.

Затем наступает вторая стадия, когда другой ребенок становится уже интересен. Например, у кого-то из присутствующих в комнате сильно вьющиеся волосы, и все дети подходят и трогают эти волосы. Но это не сам ребенок, а его волосы привлекли внимание. Или ребенок везет игрушку на колесах, а на его пути находится другой ребенок; первый продолжает свой путь так, как будто на его пути предмет мебели. Если ребенок споткнулся, для него это означает, что мебель упала на него и кто-нибудь должен подойти и поднять ее. Это говорит о том, что на второй стадии другой ребенок еще не воспринимается как человеческое существо. Он воспринимается как неодушевленный предмет, почти как живая игрушка.

Мишка является хорошим партнером по игре потому, что с ним можно делать все что угодно, и он ничего не сделает в ответ. Ребенок швыряет своего микку в угол, потому что он зол.

Мишке плохо, и ребенок берет его, жалеет, и с мишкой уже все в порядке. Именно в этом состоит ценность игрушек. Но обращение с другими детьми на этой стадии подобно обращению с игрушками, и когда они отвечают обидчику тем же, это оказывается неожиданностью для ребенка. У наших малышей в возрасте от 16 месяцев до двух лет вы можете в таких случаях увидеть на лицах такое удивление, как будто «ребенок-мишка» вскрикнул или ударил.

Затем наступает стадия, где два ребенка начинают интересоваться одними и теми же игрушками, иногда сильно конфликтуя. Я помню двоих малышей в возрасте двух с половиной лет, которые играли в детском саду на кухне. Один мальчик стремился вытащить все блюдца и чашки из детского кухонного шкафа и поставить на стол, а второй с тем же упорством пытался поставить их обратно. Они достаточно долго играли мирно, не замечая, что их цели противоположны, пока наконец не возникло затруднение, и игра прекратилась.

Это способствует переходу на следующую стадию, где дети становятся партнерами: они спрашивают, приглашают, используют друг друга для достижения игровых целей, как это происходит во всех детских садах. Целью может быть, например, постройка гаража для машины, тогда один мальчик может подойти к другим детям и сказать: «Кто поможет мне построить гараж для этой машины?», и они могут играть полчаса или час и построить что-то красивое; или они могут делать что-то, используя песок, воду, поезда, тоннели и т. д., и прекрасно сотрудничать -- не на основе личной дружбы, а на основе общей цели. Это чрезвычайно важная стадия в детской жизни. Когда цель достигнута, группа распадается, дети снова идут каждый своим путем.

Так формируется четвертая стадия, когда другой ребенок становится ценным не только как товарищ по игре, но и как личность со своим правом любить, ненавидеть, восхищаться, соперничать, выбирать друзей. Я не знаю, каковы ваши собственные наблюдения, но мы у себя наблюдали за несколькими такими парами, иногда мальчика и девочки, иногда двух мальчиков или двух девочек с настоящими личностными чувствами и симпатией друг к другу. Мы видели неподдельное горе, если их разлучали.

Интересен тот факт, что нельзя заставить ребенка, находящегося на второй стадии, когда другие воспринимаются как игрушки, вести себя так, как свойственно детям третьей или четвертой стадии, или наоборот. Эти процессы роста и адаптации достигаются постепенно, точно так же как родители не могут уберечь детей от установления множества отношений, которые возникают, только когда ребенок уже достиг фазы постоянства своих отношений в привязанности к людям. Мне кажется, что понимание этих фаз эмоционального и социального роста дает нам основание, чтобы разбить детей на группы, как это происходит при делении школьной популяции на классы на основании психологических тестов по их интеллектуальной градации.

4.2 Эмоциональное и инстинктивное развитие

К сожалению, не существует стандартизированных методов определения норм эмоционального и инстинктивного развития детей всех возрастов. Имеющиеся тесты психического развития (Гезелл) включают оценку поведенческих норм в разные периоды младенческого возраста, хотя это делается скорее с целью дифференциации интеллектуальной нормы и психической * отсталости у детей, чем для изучения собственно развития поведения. В некоторых тестах (Роршах) исследуется развитие аффективных состояний и их нарушения. В других тестах, например тестах для оценки эмоционального развития, используются продукты фантазии ребенка. Но эти попытки остаются единичными, большая же часть не дает ничего, кроме описания отдельных случаев и освещения второстепенных аспектов эмоциональной жизни детей. На нынешнем уровне знания, как мне кажется, неполного и интуитивного, они не облегчают задачу исследователя, призванного изучать личность комплексно, стремящегося вынести надежное суждение об этой стороне детской природы.

В основе процессов формирования детского характера и последующего социального развития лежат два инстинкта: секс и агрессия. Их проявления и вызываемые ими эмоции были предметом психоаналитической психологии на протяжении последних 50 лет.

Детство и секс. До начала нынешнего столетия считалось, что детство свободно от сексуальности. Предполагалось также, что сексуальный инстинкт начинает проявляться в период полового созревания с первыми признаками влечения к противоположному полу. Асексуальность рассматривалась как одна из главных характеристик детства, которая подкрепляла веру в так называемое «счастье» и «безмятежность» первых лет жизни. Где бы ни обнаруживались проявления детской сексуальности, такие, как сексуальное любопытство или сексуальные действия (мастурбация, сексуальные игры с другими детьми), они воспринимались как признаки отклонения от нормы, сексуальной распущенности или дегенерации.

В отличие от этих убеждений психоаналитические исследования, посвященные изучению и лечению неврозов, продемонстрировали существование детской сексуальности. Сексуальность детей отличается от сексуальности взрослых, поскольку имеет другие цели и формы выражения. Сексуальное поведение детей предваряет их действия в зрелом возрасте и реализует детские ожидания и удовлетворение тем же по сути образом, что и у взрослых. Сексуальная жизнь в детстве, естественно, не направлена на воспроизводство, хотя она формирует основу генитальной сексуальности взрослых. Понятие сексуальности, которое раньше включало только генитальную функцию, было тем самым расширено и стало включать прегенитальную и экс-трагенитальную функции. Энергию, питающую сексуальные влечения детей и взрослых, стали называть либидо.

Ранние стадии развития либидо. Приятные ощущения, которые у взрослых вызываются стимуляцией гениталий, в детстве дают другие части тела. Первым участком тела, играющим такую роль в детской жизни, является оральная зона. С начала кормления грудью младенец испытывает удовольствие от стимуляции поверхности ротовой полости, вызванной током молока. Он учится получать это удовольствие независимо от процесса кормления, сося большой палец. (Многие младенцы сосут другие пальцы, кулак или части тела в пределах досягаемости, а также уголок одеяла или подушки.) На более поздних стадиях развития дети тянут в рот почти все возможные предметы, и таким образом предметы изучаются и становятся знакомыми, принося приятные ощущения. Эти ощущения создают первый опыт удовольствия сексуального характера. Взрослые смотрели на них с подозрением и старались предупредить задолго до того, как была открыта их сексуальная природа. Попытки отучить сосать палец наталкивались на упрямое сопротивление ребенка, точнее, сопротивление той силы, которая обеспечивает инстинкт либидо, стоящий за этим действием. Оральная зона обладает способностью приносить удовольствие в период сосания груди, а у многих детей намного дольше.

Примерно с полуторагодовалого возраста роль ротовой полости в выработке возбуждения сексуального характера (эрогенная зона) переходит к участку тела вокруг анального отверстия;

по-видимому, это происходит в результате постоянного внимания, обращенного к этому участку в течение длительного периода обучения туалету. Одновременно с преобладанием этих ощущений в так называемой анальной фазе ребенок проявляет повышенный интерес к процессу дефекации в целом. У него возникает желание трогать и размазывать свои экскременты, он также предпочитает играть с теми веществами, которые напоминают экскременты по цвету, консистенции или запаху. В анальной фазе развития ребенок также настойчиво ищет «грязных» игр, подобно тому как в оральной фазе он стремится сосать палец.

Приблизительно в возрасте 3-4 лет интересы ребенка начинают концентрироваться на гениталиях. Орган, который в это время доставляет ребенку наибольшее удовольствие, -- пенис у мальчиков и соответственно клитор у девочек. В данной фаллической фазе гордость за пенис и то, что он может делать (эрекция, игры при мочеиспускании), имеют большое значение для мальчика; девочки испытывают зависть к пенису. В этой фазе сексуальное любопытство, например интерес к половым различиям, интимным отношениям родителей и тайне рождения, достигает своего пика, который длится примерно от 3-4 до 5-6 лет. Основная активность фаллической фазы для обоих полов -- генитальная мастурбация.

Эти тенденции детского развития представляют собой компоненты сексуального инстинкта, о чем говорят следующие факты: во-первых, прегенитальные действия в сексуальности взрослых продолжают играть постоянную, хотя и подчиненную роль, выступая либо как прелюдия, либо сопровождение полового акта; во-вторых, существуют определенные формы сексуальной патологии, так называемые перверсии, где любое из инфантильных сексуальных действий может заменить желание сексуальной близости и стать главной формой выражения сексуальности в зрелом возрасте (фелляция, куннилингус, копро-филия, скопофилия, эксгибиционизм и т. д.).

С точки зрения генитальности взрослых сексуальная жизнь ребенка это извращение (что объясняет, почему наблюдатели так неохотно говорят об этом); с точки зрения развития инстинктивные компоненты детской сексуальности являются нормой.

Развитие агрессивного инстинкта. Многие авторы считают, что детская агрессивность это не внутреннее инстинктивное побуждение, а реакция на фрустрацию и запреты, с которыми сталкивается ребенок. Недавно получила подтверждение точка зрения, согласно которой агрессивный инстинкт является истинной и ведущей силой в жизни ребенка с момента его рождения.

Проявления агрессивного инстинкта тесно связаны с проявлениями сексуальности. В оральной фазе они проявляются в оральном садизме и выражаются в стремлении повредить привлекательный объект, съев его (оральная инкорпорация);

здесь зубы используются как орудие агрессии. В анальной фазе агрессия проявляется в анальном садизме. Дети этого возраста агрессивны, деструктивны, своевольны, властны и одержимы;

часто пребывая в состоянии раздражения и гнева, они обычно толкаются, пинаются, царапаются и плюются. В этой фазе особенно трудно разграничить начало проявления сексуальности и собственно агрессивность, поскольку ребенок обычно относится к любимым людям и предметам нечутко, жестоко, часто мучает их. В фаллической фазе агрессивность проявляется в таких благородных формах, как мужественность, защита, безрассудство перед лицом угрозы и соревновательность. Если с возрастом не происходит естественного слияния агрессивных желаний с сексуальными инстинктами, они начинают выступать как сугубо деструктивная сила.

Когда агрессивные силы направлены на окружающих, они способствуют самосохранению; когда внутрь себя -- они угрожают физическому или психическому здоровью ребенка.

Аутоэротизм и объектная любовь. С помощью тела ребенок удовлетворяет лишь малую толику своих сексуальных и агрессивных побуждений -- он сосет палец, предается анальным удовольствиям, мастурбации или другим действиям (кусает ногти, ковыряет в носу, заталкивает предметы в уши). Часто дети в раннем возрасте катаются по полу и бьются головой -- это явление того же порядка, когда ребенок удовлетворяет примитивное желание ритмических движений тела, к которому добавляется направленная на себя агрессия.

Эти аутоэротические действия формируют так называемые дурные привычки детства, с которыми взрослые ведут непрекращающуюся войну. Они сталкиваются со всей мощью инстинктивных влечений, которым эти действия дают выход. Ауто-эротическяе действия сами по себе нормальные и обычные явления. Однако благодаря воспитательным усилиям взрослых, которые им противостоят, аутоэротические действия помимо удовлетворения делают ребенка самодостаточным и тем самым менее подверженным внешним влияниям.

В норме большая часть сексуальных и агрессивных желаний в поисках удовлетворения обращена на других людей. Люди из ближайшего окружения, на которых направлены эти усилия, -- объекты любви -- играют огромную роль в сохранении баланса всей эмоциональной и инстинктивной жизни ребенка. Если с детьми равнодушно обращаются те, к кому обращены их чувства (детдомовские дети), или же детям пришлось в раннем возрасте часто менять свое окружение (дети военных, брошенные, сироты, бездомные дети), то в дальнейшем они оказываются неспособны создавать прочные, долговременные и теплые отношения с другими людьми. В результате их сексуальные усилия обращаются на себя, аутоэротические действия усиливаются как плата за разрыв отношений с внешним миром. Такие дети становятся замкнутыми, зацикленными на себе и трудноуправляемыми.

Ярко выраженные аутоэротические привычки не поддаются коррекции или устранению с помощью угроз или наказания. На них косвенно влияют колебания отношений детей с объектами любви. Там, где создаются условия для развития нормальных отношений любви с родителями или их заместителями, аутозротизм в будущем автоматически утрачивает свое значение и играет лишь второстепенную роль.

Развитие объектной любви. Как было описано в предыдущей главе, первая привязанность у младенцев формируется к матери или тому, кто его кормит. Эта первая «любовь» младенца собственническая и корыстная. Его жизнью управляют ощущения, сигнализирующие о возникновении потребности и ее удовлетворении, ощущения удовольствия и дискомфорта. Мать лишь постольку является значимым объектом в его жизни, поскольку дает удовольствие и устраняет дискомфорт. Когда потребности младенца удовлетворены, то есть когда ему тепло, сухо и из желудка поступают приятные ощущения, его интерес к миру объектов исчезает, и он засыпает. Когда ему голодно, холодно и сыро или беспокоит кишечник, он взывает о помощи к внешнему миру. В этот период потребность в объекте неразрывно связана с сильной потребностью организма.

С 5-6 месяцев младенец начинает обращать внимание на мать не только тогда, когда он находится под влиянием острых телесных желаний. Он радуется обществу матери, любит, когда с ним ласковы, играют и не любит оставаться один. Он реагирует на присутствие матери и даже на ее настроение разными способами. Желание получить ее любовь становится потребностью, сравнимой по интенсивности с телесными потребностями.

На втором году жизни связь с матерью усиливается и становится более интимной. Многие малыши с трудом переносят даже краткую разлуку с матерью; на каждый ее уход они реагируют так отчаянно и гневно, как будто мать уходит навсегда. Они не могут играть сами и беспомощно плачут, если мать покидает комнату или дом. По этой же причине часто становится трудно уложить ребенка вечером спать. Обычно за такое поведение винят мать: если ребенок не переносит разлуки с матерью, то это означает, что она «испортила» ребенка. Вернее было бы сказать, что мать сама беспомощна перед этими приступами отчаяния, которых она не понимает и которые привязывают ее к дому и ребенку. Длительная разлука (госпитализация, болезнь или роды матери) часто действует на ребенка как травматический шок и иногда выражается в полном отчуждении от матери. Хотя ребенок может изводить мать и обращаться с ней требовательно-пренебрежительно (из-за анально-садистичес-кого характера его желаний), отношения между ним и матерью постепенно становятся все более взаимными. Ребенок уже не только требует удовлетворения своих потребностей, но и начинает проявлять свою любовь и нежность, приносить ради матери маленькие жертвы, делиться пищей и дарить ей подарки.

С развитием интеллекта и сознания, а также в результате происходящих с ним событий ребенок рано или поздно научается жить в эмоциональном согласии с матерью и со всей семьей. В семьях, где есть старшие братья и сестры, ребенок адаптируется к существованию других претендентов на материнскую любовь. На основе их общих отношений к родителям ребенок учится распределять внимание и делиться материальными приобретениями с братьями и сестрами, тем самым делая первый важный шаг на пути развития духа коллективности. Ревность и зависть к старшим братьям и сестрам может ' быть очень сильной. Чувство, что он меньше и слабее, может вести к осознанию своего бессилия и беспомощности по сравнению с ними. Но в целом он понимает их более взрослые требования, и удовольствие быть принятым ими и разделять их дружбу компенсирует ребенку прекращение особой заботы мат.ери и внимания, которое он получал, будучи младенцем.

Ситуация выглядит совершенно иначе, когда в семье есть младшие дети. Появление следующего ребенка, который занимает его место на руках матери, вызывает горькую обиду. Старший ребенок чувствует, что его предали, отвергли и покинули. Он испытывает сильную ревность и даже ненависть к новорожденному, который лишил его собственности, он желает, чтобы тот умер или исчез. Ребенок соперничает с новорожденным во всем, даже в праве на то, чтобы снова быть мокрым и грязным. Он выражает желание снова сосать грудь или бутылочку, спать в коляске. Его любовь к матери превращается в ненависть, когда она не разрешает ему делать этого. Сейчас уже все понимают, что эти негативные переживания могут стать причиной разнообразных расстройств, таких, как трудности засыпания и приема нищи, ночное недержание, нерегулируемая дефекация, вспышки ярости и ряда других поведенческих проблем.

Отношение к отцу еще более сложное. В отличие от братьев и сестер он сам является объектом любви и в нормальной семье обладает неограниченной властью над ребенком. Ребенок восхищается и боится его, а также любит. Но отец в то же время -- другой претендент на любовь матери, и в этой роли он ненавистен. Двойственное отношение к отцу, которое отчетливо проявляется уже ко 2-3-му году жизни, приобретает большую значимость ближе к четвертому году, когда ребенок вступает в фаллическую фазу.

Таким образом, эмоциональное развитие мальчиков и девочек до 4 лет протекает сходным образом; с этого возраста они начинают развиваться в двух разных направлениях. Мальчик все больше и больше начинает идентифицировать себя с отцом и во всем подражать ему. Б то же самое время изменяется его отношение к матери; он перестает быть зависимым малышом и превращается в маленького мужчину, который ведет себя по отношению к матери как защитник и даже несколько снисходительно, старается вызвать ее восхищение, чтобы удивить ее, идет на разные подвиги и хочет обладать ею вместо отца. Его сексуальное любопытство направлено на интимную жизнь матери, в которой он желает быть на месте отца. Девочка, с другой стороны, вырастает с чувством привязанности к матери. Она начинает подражать ей, играя в дочки-матери с куклами или младшими детьми. В отличие от мальчика девочка направляет свою любовь на отца и желает, чтобы он признал ее и принял на место матери.

Так оба пола получают свой первый опыт влюбленности, полный смятения чувств, надежд и желаний, разочарований и обид, радости и горя, гнева, ревности, отчаяния, которые это состояние приносит с собой. Их любовь к родителю противоположного пола создает или, как в случае мальчика, усиливает уже существующее соперничество с родителем своего пола. Мальчик любит мать, направляет свои инстинктивные желания на нее и желает смерти отца, который стоит на его пути;

девочка любит отца и в своем желании быть рядом с ним в фантазиях устраняет мать. Это тип семейных отношений, для обозначения которого по аналогии с древнегреческим мифом был введен термин Эдипов комплекс.

(Хотя в целом эта модель эмоциональной жизни ребенка всегда имеет место, отклонения от нормы встречаются часто. Много неполных семей, где мать овдовела и/или одна воспитывает ребенка; здесь ей приходится брать на себя роль отца в дополнение к своей собственной. Многие отцы слабы, бездеятельны и не отвечают тому идеалу мужественности, который ищет мальчик. Благодаря бисексуальной природе, в норме присущей человеку, мальчики обладают женскими чертами так же, как и мужскими. Многие мальчики, вместо того чтобы принять за эталон образ отца, идентифицируют себя с матерью и подражают ее поведению, принимая женскую установку по отношению к отцу. Так называемый извращенный Эдипов комплекс встречается и у девочек; в целом для обоих полов изменение установки ведет к различным нарушениям психологического развития.)

Ошибочно полагать, что чувства ребенка менее интенсивны, чем соответствующие эмоции взрослых. Неверно также думать, что ребенок слишком мал для того, чтобы серьезно относиться к таким вещам и к роли сексуального партнера, которым он себя видит. Каждый ребенок в определенный момент делает открытие, что родители недоступны как объект его желаний, по крайней мере в той степени, в какой он хотел бы ими обладать. Много неприятностей происходит из-за того, что ребенок оказывается слишком маленьким, слабым и зависимым по сравнению с родителем-соперником. Его желание стать «большим», жениться на любимом человеке и рожать детей является центром детских фантазий в этом возрасте, но рушится при столкновении с реальностью и встреченным отпором, который зачастую сопровождается насмешками со стороны самих родителей. Когда дети в конце концов осознают тщетность своих Эдиповых желаний, они очень остро переживают разочарование. Каким бы способом ни преодолевалась фрустрация их первой объектной любви, следы этих переживаний остаются навсегда. При этом формируется модель поведения, которая будет воспроизводиться вновь и вновь в дальнейшей жизни и которая служит объяснением многочисленных и загадочных идиосинкразии, странностей и трудностей любви и сексуальной жизни у взрослых.

Трансформация инстинктов. Маленький ребенок целиком находится под влиянием своих инстинктивных желаний; он представляет собой нецивилизованное и примитивное существо. Он неопрятный и агрессивный, эгоистичный и нечуткий, нескромный и любопытный, жадный и деструктивный. У него отсутствует самоконтроль и опыт подчинения своих действий требованиям внешнего мира. Единственная сила, направляющая его, -- стремление получать удовольствие и избегать боли. Вылепить из этого сырого материала будущего члена цивилизованного общества -- первостепенная задача родителей. В прошлом воспитатели и педагоги не отвечали за детей до пяти лет, то есть до того времени, когда основная масса инстинктов уже претерпевала изменения. С тех пор как детские дошкольные учреждения были официально признаны первой ступенью образования, ситуация изменилась, и образование теперь охватывает период расцвета детской сексуальности и агрессивности. Это создает для учителей такие проблемы, которые раньше существовали только в семейном кругу. В семье инстинктивная" жизнь ребенка строится по этическим нормам взрослого сообщества. С этой точки зрения оральные действия ребенка оцениваются как жадность, анальные как занудство, а эксгибиционизм как бесстыдство. Степень осуждения различных проявлений либидозного или агрессивного характера варьирует в зависимости от норм того класса, к которому принадлежат родители ребенка. В некоторых слоях общества оральные удовольствия допускаются, тогда как анальные желания и агрессия строго караются (нижний средний класс). В других агрессивность и деструктивность оказываются наиболее наказуемыми, тогда как сексуальное любопытство воспринимается более снисходительно (верхний средний класс). Для детей всех классов любые моральные нормы этого рода абсолютно чужды. Сами дети считаются только с растущим напряжением в организме, если инстинктивные потребности остаются неудовлетворенными. Они переживают это напряжение как болезненное и, чтобы облегчить или предотвратить его, пытаются удовлетворять каждое желание как можно быстрее. Цели детей н родителей по отношению к инстинктивным побуждениям противоположны. Родители озабочены будущей адаптацией ребенка к стандартам взрослых, а ребенок -- только снятием напряжения в данный момент. Ребенок стремится к полному и незамедлительному удовлетворению желания; родители же стремятся подавлять или по крайней мере строго ограничивать желания ребенка. В этой борьбе, которая составляет ядро раннего воспитания, ребенок оказывается слабее родителей. Поскольку от них зависит удовлетворение его материальных и эмоциональных потребностей, он не может рисковать, излишне провоцируя их недовольство. Хотя он боится неудовлетворения, этот страх перекрывают два куда более серьезных страха: страх наказания и страх лишиться родительской любви. Благодаря тревоге, которая скрыто присутствует у всех детей, страх наказания может приобретать фантастические формы. Там; где родители слишком суровы, ребенок может чувствовать угрозу отвер-жения: например, ему начинает казаться, что его хотят отослать из дома, для того чтобы с ним что-то случилось. Или ; бояться, что могут отрезать большой палец, чтобы он его больше не сосал; отрезать пенис за то, что он играет с ним (страх кастраи,ии); может парализовать руки за то, что он дотрагивается до гениталий, и т. д. Считается, что страх лишения родительской любви также давит на сознание ребенка. Хотя эта угроза повсеместно используется родителями, которые стремятся избежать более суровых мер (как телесные наказания), тем не менее она воспринимается детьми реально и действует как эффективное средство против исполнения желаний, равное и для многих детей превосходящее по силе страх наказания. Независимо от того, одобряют родители ту или иную меру, обычный ребенок не способен противостоять им. Он будет в различной степени послушным, то есть подчиняться их запретам и ограничениям.

Удовлетворение желаний в детстве было бы лишь частичным, если бы не гибкость сексуального и агрессивного инстинктов, которая выручает ребенка и которой недостает базовым органическим потребностям, таким, как голод и сон.

Маленький ребенок в ожидании пищи страдает от растущего напряжения мук голода. Можно на время отвлечь его внимание от неприятных ощущений, предлагая взамен другие удовольствия (игрушки, игры, пение и т. д.), но через какое-то время чувство голода снова даст о себе знать. Такое оральное удовольствие, как сосание пальца, также может на короткое время принести облегчение; тот же результат можно получить, дав ребенку попить воды или чая, чтобы возникло ощущение на-полненностн желудка. Однако действие всех этих замещающих мер ограничено и в долговременной перспективе иллюзорно. После каждой попытки отвлечь чувство голода оно будет заявлять о себе с новой силой, и в конце уже ничем, кроме пищи, нельзя будет облегчить страдания ребенка.

К счастью для воспитателей, разные элементы детской сексуальности обладают разной степенью устойчивости. Они могут регулироваться самим ребенком, когда либо слишком трудно, либо слишком опасно выставлять их напоказ, при явном неодобрении взрослых. Например, маленький ребенок не может сохранить свои привычки быть грязным или жестоким, если они встречают резкое осуждение матери. После многократного повторения ситуации, когда мать либо наказывает, либо «больше не любит» его из-за проступков, ребенок меняет свои установки по отношению к самим желаниям, начинает терять привязанность к ним, все больше и больше отходит от них и в конце концов «забывает», что раньше они доставляли ему удовольствие. Психический процесс, сопровождающий этот способ обращения с инстинктивными импульсами, называется подавление. Суть его в том, чтобы не допускать в сознание образы, которые выражают это конкретное стремление. Тем самым стремление исключается из сознания и перемещается в бессознательное, создавая иллюзию, что само стремление перестало существовать. Теперь оно действует из бессознательного, но прекращает, по крайней мере на время, вызывать напряжение и страдание на поверхности сознания. Многие сексуальные установки по отношению к родителям и негативные чувства к ним, свойственные описанному выше типу семьи (Эдипов комплекс), подвергаются воздействию механизма подавления, который очень важен для психического развития ребенка. Подавление отвечает за разграничение в психике ребенка сфер сознания и бессознательного, а также за забывание прошедшего и его негативного содержания, а также нетерпимость в дальнейшем к тем желаниям, к которым индивид был привержен на протяжении первых лет жизни.

Если подавление не спасает от возврата запретных и пугающих желаний, вступают в силу другие психические методы [защиты]. В ходе развития ребенок может обращать повышенное внимание на противоположные отвергаемым свойства и качества. Например, если ребенок по натуре жесток, в нем будет развиваться чрезмерная жалость; ребенок, который подавлял удовольствиям, так же как не могут осуществиться его Эдиповы фантазии.

С другой стороны, если родители научатся воспринимать инфантильные импульсы в новом свете, можно избежать многих проблем и предотвратить невротическое развитие ребенка. Необходимо понять, что эта деятельность является результатом биологически необходимых, изначально нормальных и здоровых желании. Каждый импульс, если он возник, должен оцениваться по его вкладу и его дальнейшей роли во взрослой' жизни, а не с точки зрения этических норм. Нужно дать ребенку достаточно времени для изучения своих побуждений. Кроме того, не следует приучать ребенка подавлять свои импульсы, наоборот, ему нужно помочь найти дозволенные и приносящие удовлетворение способы проявления инстинктов.