Опыт эмпирической психотерапии

4.5 Сознаваемые провокации

Сознаваемые провокации - это один из инструментов для самостоятельной смены стереотипа, исчерпавшего свой конструктивный потенциал.

Как отмечалось выше, признаки исчерпанности конструктивных возможностей стереотипа можно использовать в личностной работе. Для этого сначала необходимо научиться рассматривать ситуации, в которых они проявляются, как естественную психологическую провокацию. Провокацию, которая побуждает к поиску действий, разрешающих назревшую проблему. Такая позиция позволяет начать проводить сознательную работу. Я предлагаю использовать сознаваемые провокации в следующей последовательности:

- сначала сознательно создать условия для экологичного проявления избыточной реакции;

- затем осознанно идти навстречу повторяющейся ситуации.

Если сознательно войти в повторяющуюся ситуацию, предваряя её спонтанное возникновение, то появляется возможность быть в ней с «холодной головой», и отслеживать значимые моменты этой ситуации. В дальнейшем понадобится какое-то время для осознания того, почему в происходящем именно эти моменты значимы. При этом внимательному изучению подвергается не кто-то со стороны, а своё собственное состояние. Возможно, придётся повторить сознаваемую провокацию не раз и не два. Но так как она спланирована, то имеется возможность спокойно, не спеша отследить все нюансы изучаемой ситуации. Как только удаётся разглядеть и осознать всё необходимое, начинаются процессы, приводящие к тому, что исчерпавший себя стереотип исчезает, со всеми, вытекающими из этого последствиями.

Данный подход удаётся осуществить тому, кто имеет опыт осознанного изменения стереотипа. Такой человек имеет соответствующее практическое знание, которое, кроме всего прочего, позволяет ему усматривать в самом течении сознаваемой провокации сигналы, указывающие, когда необходимо идти навстречу продолжению ситуации, а когда будет естественнее и конструктивнее сделать шаг из неё.

4.6 Разрешение депрессивных состояний

Депрессивные состояния своей причиной имеют определённые функциональные образования бессознательного. Любые биохимические, физиологические и психологические (психические) изменения, отмечаемые в период переживания человеком депрессивного состояния, по своей природе вторичны и лишь сопутствуют ему. Все они - следствия энергетических изменений, которые возникают в соответствии с динамикой психических процессов бессознательного. Попытки рассматривать эти изменения как действительную причину депрессии, по меньшей мере, наивны, а по большому счёту отвлекают, уводят в сторону от возможности рассмотреть и понять то, что действительно порождает депрессивные состояния.

Все депрессивные состояния, исключая те, которые сопутствуют эндогенному душевному заболеванию, условно можно разделить на три группы.

Депрессивные состояния первой группы возникают у людей признаваемых здоровыми. Суть происходящего с человеком в этих случаях станет понятнее, если иметь в виду, что в клинической картине этих состояний, в той или иной мере, представлены переживания характерные для БПМ2 (вторая базовая перинатальная матрица, по Станиславу Грофу). Например, совершенно очевидно это бывает в случаях ситуативно обусловленных и послеродовых депрессивных состояний. Я имел неоднократный опыт эмпирического разрешения таких состояний у различных людей. И в этих случаях у каждого человека разрешение проходило, через возможное проявление каких-то особенностей БПМ2, имевших место при его вынашивании-рождении.

Депрессивные состояния второй группы обязаны своим происхождением процессам напрямую связанным с каким-то этапом личностного развития. Из того, с чем доводилось встречаться мне, я могу сделать вывод, что эти депрессивные состояния сопутствуют кардинальным изменениям в мировоззрении человека. Например, депрессивные состояния этой группы сопутствуют определённому отрезку периода инфляции эго. В этой группе особняком стоят депрессивные состояния возникающие в ходе процесса, который Станислав и Кристина Гроф назвали «духовный кризис». Подробно о сопутствующем этому процессу можно узнать из книги Станислава и Кристины Гроф «Неистовый поиск себя».

Третья группа - это депрессивные состояния, сопутствующие какому-то заболеванию. Очень неоднозначная группа. К причинам возникновения их можно отнести и причины, присущие депрессивным состояниям первых двух групп. Но развитие и течение депрессивных состояний этой группы отличается своей тяжестью и затяжным характером.

Сегодня суть профессионального поиска разрешения большинства депрессивных состояний заключается в использовании имеющихся и разработке новых эмпирически ориентированных техник, способствующих разрешению соответствующих функциональных образований бессознательного. Исход любого лечения, не приводящего к этому, чреват или неоднократным возвратом исходного статуса, или переводом страдающего в длительное депрессивное (или субдепрессивное) состояние.

Отмечу, что здесь речь идёт о лечении депрессивных состояний не являющихся составной частью душевного заболевания, имеющего эндогенную природу. В последнем случае применение эмпирических подходов применяется не широко. Оно сугубо индивидуально, избирательно, поскольку пока ещё имеет весьма специфическую, неоднозначную основу и такой же неоднозначный результат.

Говоря о фармакологическом лечении депрессивных состояний надо отметить, что их фармакотерапия психотропными веществами приводит лишь к более или менее успешному устранению симптомов депрессии, но не самой её причины. Применение этих веществ приводит и к негативным последствиям, из которых наиболее важное практическое значение имеет следующее: психотропные препараты, при любом поводе их применения, способны изменять энергетическое состояние личности так, что последующая эффективная реализация эмпирических техник значительно затрудняется. О причинах этого можно говорить с привлечением знаний биоэнергетики и других источников, но зависимость эффекта эмпирических процессов, от сроков употребления психотропных препаратов - очевидна: чем дольше и чем интенсивнее такая предшествующая медикаментозная терапия, тем сложнее в эмпирической практике достичь разрешения функционального образования бессознательного, запустившего депрессивный процесс.

Перед тем как говорить о разрешении депрессивных состояний в эмпирической психотерапии, необходимо отметить, что есть природные и искусственно синтезированные вещества, способствующие разрешению образований бессознательного ответственных за развитие того или иного депрессивного состояния. Но в официальной медицинской практике эти вещества широко не используются. Некоторые причины этого рассматриваются в разделе «Психоделический опыт».

Любое депрессивное состояние клинически проявляется психической (психологической) и соматической симптоматикой. При этом первичной в развитии депрессивного состояния является психическая составляющая. Соматические изменения - это следствия изменений в психической сфере, то есть они вторичны.

Эмпирическая практика, способствуя разрешению соответствующих образований бессознательного, способствует разрешению как психологической, так и соматической составляющей. При этом, по мере разрешения депрессивного состояния, мы сначала более очевидно отслеживаем разрешение соматической составляющей, а затем психологической.

Эмпирическая практика во многих случаях приводит к достаточно быстрому и стойкому разрешению депрессивных состояний. Индивидуальные особенности динамики их разрешения зависят от двух моментов: во-первых, от глубины эмпиричности используемой психотехники и, во-вторых, от природы самого депрессивного состояния. Использование психотехник, использующих максимально возможную глубину эмпиричности, позволяет в короткий срок достигать разрешения депрессивных состояний. Мой личный опыт показал, что особенно эффективно их применение при разрешении депрессивных состояний первой группы. Для разрешения депрессивных состояний нередко выбираются эмпирические психотехники, в которых доступно самостоятельное изменение практикующим глубины эмпиричности психотерапевтического процесса. В этих случаях необходимо иметь в виду, что, как правило, уменьшение глубины эмпиричности происходит вследствие сопротивления течению процесса. В связи с этим и разрешение депрессивного состояния, возможно, пойдёт по сложному пути.

Если для разрешения депрессивных состояний, входящих в клинику невроза используются эмпирические техники, которые позволяют пациенту самому изменять глубину их эмпиричности, то надо быть готовым к встрече с рядом особенностей. В этом случае первоначальный положительный эффект от практики может быть достигнут весьма быстро, и разрешение депрессивного состояния может носить выраженный характер. Однако вскоре обнаруживается, что этот эффект кратковременен, и на фоне продолжения эмпирической практики возможность рецидива очень велика. Несмотря на это, необходимо продолжать начатый курс. И надо быть готовым к тому, что в дальнейшем, для достижения стойкого эффекта, понадобится не один курс эмпирической психотерапии. Надо быть готовым и к тому, что если человек, ищущий помощи, страдает неврозом, то он с первых же процессов не только будет упорно стремиться к практике с небольшой глубиной эмпиричности, но также может в любой момент прервать практику и не скоро решится повторить курс. Но именно в ходе дальнейшего продолжения курсов ему открывается естественная закономерность волнообразного характера разрешения такого типа депрессивных состояний, когда очередное улучшение сменяется рецидивом. Но каждый последующий рецидив имеет характер более мягкий, чем предшествующий рецидив, и имеет длительность меньшую, чем предыдущий рецидив, а периоды улучшения становятся всё более длительными. В этих случаях весьма трудно точно указать необходимую протяжённость работы, для достижения стойкого улучшения в том или ином случае. В моей практике это были периоды имеющие протяжённость от полугода до полутора лет, со средней периодичностью курсов - один в три-шесть месяцев.

4.7 Возможности эмпирической психотерапии

Из обширного материала, накопленного мною за многие годы эмпирической практики, я выбрал несколько случаев, реально отражающих возможный диапазон применения эмпирических техник. Совершенно очевидно, что всё, представленное ниже в этом разделе, не претендует на исчерпывающую полноту информации, как о спектре применения эмпирических психотехник, так и об особенностях эмпирической психотерапии. В своей сравнительно большой практике, я не смог обнаружить два абсолютно схожих курса. Задача же отразить все возможные причины, по которым человек может обратиться к эмпирической психотерапии, не реальна, в силу многочисленности проблемных нюансов человеческой личности, которые можно разрешить с её помощью. При этом для подавляющего большинства прошедших эмпирические курсы важнейшим результатом оказывались их личностные изменения в направлении более глубокого понимания себя и окружающего мира.

Отмечу, что возможность эффективного применения эмпирической психотерапии в невероятно обширном диапазоне человеческих запросов является её самым важным преимуществом перед любой рационально организованной психотерапией. Я использовал эмпирическую психотерапию в лечении психосоматических заболеваний, различных невротических проявлений и неврозов у детей и взрослых; в реабилитационных курсах для людей воевавших в Афганистане и участвовавших в военных действиях на территории Ичкерии; для тех, кто перенёс различные травмы и оперативные вмешательства, в том числе и по поводу онкологических заболеваний; в реабилитационных курсах для детей, переживших какую-то трагедию или страдающих врождёнными физическими недугами, а также в курсах реабилитации детей оставшихся без родителей и живущих в детских домах и интернатах. Успешным было их многократное применение и в наркологической практике. В частности, для безмедикаментозного прерывания запоев, устранения алкогольного абстинентного синдрома и купирования психотических эксцессов, связанных со злоупотреблением алкоголем.

Ниже представлены примеры из практики работы со взрослыми. Использованию эмпирических техник при работе с детьми посвящён отдельный раздел.

1. Женщина М., 20 лет. Обратилась с жалобой на «депрессивное состояние», которое возникло вскоре после успешного проведённого аборта.

В ходе беседы выяснилось, что на аборт пошла неохотно, по настоянию партнёра. Примерно через неделю возникло ощущение глубокой вины. Много плакала, потеряла аппетит, «пропало настроение» и «ничего не хотелось делать».

Показательно то, что данное состояние возникло спонтанно, без каких-либо провоцирующих моментов из вне, в виде чьего-то осуждения и т.п.

Эмпирическая практика проводилась в группе и включала два процесса.

Первый из них начался с выраженных эмоциональных проявлений: М. плакала. Затем, процесс продолжался в спокойном ключе, без каких-либо внешних проявлений. При его обсуждении, М. сказала, что, когда плач прекратился, она «почему-то вспоминала своё детство». По завершении процесса чувствовала себя спокойно.

Весь второй сеанс внешне проходил ровно, спокойно. По окончании его М. поделилась лишь тем, что «видела женский образ…», при этом внутри стало спокойно, легко и светло.

На этом курс был завершён. На контрольной встрече, состоявшейся через две недели, сообщила, что чувствует себя хорошо. Все признаки депрессии исчезли. Выглядела довольной, ко всему прочему и открывшей для себя нечто, ей ранее не известное.

2. Мужчина И., 28 лет, участник военных действий в Афганистане.

По настоянию жены пришёл на эмпирический курс, проводимый для группы. О себе рассказал только то, что по возвращении «оттуда» стал «нервным, срываюсь по пустякам на близких», «во сне кричу, приходится спать отдельно от жены и ребёнка».

Первый процесс прошёл с выраженными эмоциональными, вегетативными и двигательными проявлениями. Было очевидно, что все они сопровождаются чувством сильного страха. В ходе беседы рассказал, что снова переживал эпизод, когда «раненный полз к своим», и как в «госпитале делали операцию». Тогда в обоих случаях испытывал страх, и «теперь было также страшно».

Второй процесс проходил значительного спокойнее и практически без двигательных проявлений. Рассказал, что переживал разные, более спокойные события «оттуда». Отметил, что чувствует себя значительно легче, чем до начала курса.

Придя на третий процесс, сообщил, что сегодня, впервые за два года, увидел «гражданский сон» и спал спокойно.

Третий и четвёртый процесс прошли ровно, практически без каких-либо внешних проявлений. В ходе них «вспоминал» что-то из своего детства, ощущал полёт и испытывал приятные чувства, имеющие сексуальный оттенок.

На этом курс был завершён. Последующая информация о нём была получена через третьи лица спустя почти год: он стал спокойнее, ровнее во взаимоотношениях с близкими и был весьма доволен результатом.

3. Женщина А., 35 лет, замужем, имеет ребёнка, не работает по болезни. Диагноз - фобический невроз.

На примере этой пациентки я остановлюсь несколько подробнее, потому что в нём отражаются основные особенности течения эмпирической психотерапии для больных неврозом: специфическая волнообразность динамики разрешения невроза, и, чаще всего, необходимость длительного периода лечения.

Больной себя считает с 14-15 лет, когда впервые появились состояния, сопровождающиеся чувством резкой слабости, колющей болью в сердце, и периодически возникающими обмороками. Обследовалась. Происходящее с ней сначала было расценено как вегетативные проявления, связанные с физиологическими изменениями подросткового периода.

Спустя несколько месяцев после появления первых приступов ухудшению состояния стало предшествовать чувство страха смерти и мысли о том, что скоро умрёт. Сначала лечилась у терапевтов, а затем, ввиду неэффективности терапевтического лечения и дальнейшего ухудшения состояния, проявляющегося в учащении описанных приступов, стала постоянно наблюдаться психотерапевтом.

Психотерапевтическое лечение проводилось в течении нескольких лет, с временными улучшениями состояния, затем вновь сменявшимися появлением выше описанной симптоматики. Периодически, по назначению врача больная принимала седативные препараты.

С 30 летнего возраста состояние больной стало резко ухудшаться: боялась ездить на лифтах, не могла оставаться одна дома, стала отмечать длительные периоды пониженного настроения. С этого времени лечится постоянно у психиатров и психотерапевтов с диагнозом - фобический невроз. Проходила амбулаторные и стационарные курсы лечения практически без положительного эффекта.

Периодические улучшения были слабо выраженными, и длительность их полностью зависела от приёма выписанных врачом лекарств - антидепрессантов, которые она со временем стала принимать уже самостоятельно, ориентируясь на своё самочувствие.

В 1992 г. прошла первый эмпирической курс из восьми занятий. В ходе первой же практики было отслежено «волнообразное» изменение её состояния: процессы, завершавшиеся позитивными изменениями с явным улучшением самочувствия и настроения, через день сменялись как бы возвращением к исходному состоянию с соответствующим понижением настроения.

Есть смысл отметить, что выраженная «волнообразность» динамики в ходе лечения больных неврозом особо отчётливо отмечается в случаях предшествующего курсу длительного периода заболевания и особенно сопровождавшегося употреблением психотропных средств.

Несмотря на описанные колебания состояния больной в течении курса, он закончился отмечаемым ею самой улучшением. По его завершении, были даны рекомендации по оптимальному образу жизни, оговорены условия консультаций в межкурсовой период, и назначено время второго курса.

Медикаментозное лечение в течении курса и по завершении его не проводилось. Больной был дан совет по-прежнему ориентироваться на своё самочувствие при решении вопроса о приёме имеющихся у неё лекарств.

Второй курс тоже проходила в группе, в октябре 1992 года, и по времени он совпал с периодом после перенесённого ею острого бронхита. Последний, по мнению больной, спровоцировал ухудшение её психологического состояния, проявившееся в учащении случаев возникновения состояний страха и увеличении его интенсивности до уровня, почти предшествующего первому курсу.

Этот курс (также восемь занятий) привёл к значительному улучшению состояния. В ходе его, колебания в динамике её состояния уже имели мягко выраженный характер. Но было отмечено, что ближе к концу курса возникли попытки приостанавливать процессы при приближении к чему-то, воспринимаемому ей как нечто неприятное, страшное. Попытки объяснить А., что это страшное необходимо пройти полностью, не сопротивляясь, воспринимались ею с пониманием, но в ходе курса этот аспект разрешён не был. Вновь были даны рекомендации на межкурсовой период и определено время третьего курса. Конкретное время консультаций уже не оговаривалось. Определились, что она могла прийти на встречу в любое время, по мере необходимости.

Спустя почти месяц, при очередной встрече А. сообщила, что перестала употреблять седативные препараты и антидепрессанты, в виду отсутствия необходимости в них. В сравнении с нашим первым знакомством, в этот раз выглядела спокойнее и увереннее. Отмечала, что страхи стали беспокоить редко и были значительно менее интенсивными. Обнаружила у себя склонность к рисованию и сообщила, что теперь любит подолгу проводить время за рисунками.

Период до следующего курса прошёл стабильно. Лекарств не принимала.

В марте 1993 г. был проведён третий, индивидуальный курс эмпирической психотерапии. Течение его, по сравнению с предыдущими курсами, отличалось выраженной позитивной динамикой и стабильностью. Важной его особенностью было то, что в одном из процессов А. получила опыт разрешения психического образования бессознательного, «ведающего» её фобией, через максимальное его самовыражение. После чего позитивная динамика стала нарастать буквально «на глазах».

На этом активный период эмпирической психотерапии был завершён.

Дальнейшее ведение больной подразумевало консультации с использованием подходов рациональной психотерапии, элементов анализа (сновидений и личностных изменений больной) и, в случае необходимости, повторение активного курса.

Возможность периодических встреч с ней сохранялась ещё почти два года, и поэтому я видел, как прошла последующая её реабилитация. Она нашла работу, которая доставляла ей удовольствие, продолжала рисовать и даже занялась небольшим личным бизнесом.

Активных эмпирических курсов больше не проводилось.

4. Девушка Э., 18 лет. На групповой курс приведена мамой. Причина обращения - нейродермит.

Во время первого сеанса почувствовала себя очень маленькой, и как что-то жёсткое сдавило голову и сильно тянет её. Со слов матери, данное переживание соответствовало действительно имевшему в её жизни факту, о котором Э. не знала: во время родов было произведено наложение щипцов. Эмоциональные проявления соответствовали содержанию процесса.

Курс состоял из четырёх процессов. В ходе следующих трёх, переживания, подобные таковым в первом, не повторялись. Теперь тематика их определялась событиями детских лет и позитивными проявлениями трансперсонального уровня бессознательного.

Курс завершился с явным психологическим улучшением её состояния. К сожалению, дальнейшей информации о ней я не имею.

5. Женщина Л., 45 лет. На групповой курс приведена дочерью. Предъявляла жалобы на приступы удушья, возникшие несколько месяцев назад. Их появление совпало с замужеством дочери, и уходом её из квартиры матери, где они долго жили вдвоём. Лечащими врачами её заболевание было расценено как психогенное. В связи с чем и возникла потребность в психотерапии. Применение суггестивных и рациональных методов эффекта не дало.

На первый процесс Л. пришла со своим ингалятором, который было разрешено использовать в случае необходимости. В ходе процесса начался приступ, который купировался с помощью техники отработки блоков в мышцах дыхательных путей. Далее по ходу занятия ещё несколько раз возникали бронхоспазмы, которые отрабатывались также. Процесс закончился с явными позитивными изменениями. Более всего Л. поразило то, что ей не пришлось воспользоваться ингалятором.

На второй процесс вновь пришла с дочерью, которая теперь сидела в стороне с ингалятором. Процесс прошёл мягко, с однократным слабовыраженным бронхоспазмом, который купировался также как и в первом процессе.

Третий и четвёртый процесс проходили без участия дочери, и при отсутствии ингалятора. Приступов удушья не было. Содержание процессов относилось к переживанию биографических моментов из разных периодов жизни Л.

Результатом курса Л. была чрезвычайно довольна, особенно тем, что «астма» так благополучно разрешилась. По его окончании, она была готова к состоявшейся длительной беседе, касающейся причин происшедшего с ней. Итогом беседы было признание ею необходимости осознанных перемен во взаимоотношениях с дочерью.

Дальнейшей информацией о ней я не располагаю.

6. Женщина И. 38 лет, замужем, имеет ребёнка, не работает по болезни. Диагноз - фобический невроз.

В течении почти десяти лет по назначению врача принимала седативные препараты, антидепрессанты и психотропные средства, в связи с приступами «жуткого» страха и депрессивными состояниями. Отмечает, что «уже привыкла к лекарствам».

Первый эмпирический курс проводился индивидуально с использованием практики, обладающей выраженной эмпиричностью. Было проведено всего два процесса, так как пациентка от продолжения отказалась, мотивируя отказ отсутствием эффекта. Я же видел улучшение её состояния, но весьма незначительное.

В этом случае произошло то, что является одной из особенностей глубоких эмпирических практик: она сама отследила этот положительный эффект, но только спустя некоторое время. Иначе просто не объяснить тот факт, что вскоре она, по собственной инициативе, пришла на второй курс, который проходила уже в группе. В ходе его, процесс, сопровождавшийся чувством облегчения, чередовался со следующим, после которого страх вновь овладевал ею. Курс, состоящий из восьми занятий, она завершила с небольшими позитивными изменениями в состоянии. Одновременно с занятиями, продолжала принимать психотропные препараты.

Следующий курс, также восемь занятий в группе, начался через несколько месяцев. Практика проходила уже значительно ровнее, без колебаний свойственных её предыдущим занятиям, и закончилась явным, отмеченным ею самой улучшением.

Больше практических занятий И. не проходила, хотя при встречах отмечала, что «надо ещё». Через несколько месяцев после окончания последнего курса вышла на работу.

7. Мужчина К., 34 года. В течении почти шести месяцев лечится у психиатров с диагнозом - фобический невроз.

Для меня практика работы с ним оказалась необычной в плане особенности перевода результатов его процессов на язык слов.

Вообще, вскоре после начала работы с людьми в эмпирических техниках, я пришёл к такой её форме, когда до занятий никакой информации о возможных переживаниях и их интерпретации мною не давалось. Только потом, по окончании каждого процесса, я объяснял необходимое, и подробнее останавливался на том, что происходило с подопечным на занятиях.

В случае К. практически никакой информации не давалось ни до курса, ни в ходе, ни после его завершения. Всё было оставлено на уровне того понимания, которое он сам предъявлял.

К. - крупный и физически сильный мужчина, считает, что заболел резко. Рассказывает, что почти за месяц до начала заболевания, на охоте провалился под лёд и непонятно как «выбрался далеко от того места, где провалился». Будучи человеком сильным, тогда пережил случившееся, казалось, без следа.

Спустя несколько месяцев после случая на охоте, в ходе какой-то незначительной неприятности на работе (работал водителем большегрузных машин) вдруг почувствовал себя плохо, «испытал страх смерти». После этого стал бояться внезапно умереть. Страх был настолько интенсивным, что он перестал водить машину (и свою личную тоже), боялся один выйти из дома, в связи с чем его повсюду сопровождала жена. Сначала, по рекомендации врача, его перевели в слесаря, а затем состоялась госпитализация в психиатрический стационар, где и был поставлен вышеуказанный диагноз. В течении четырёх месяцев он лечился (сначала в стационаре, затем амбулаторно) с минимальным эффектом, а затем был выписан на работу с продолжением амбулаторного лечения.

В состоянии тревоги и беспричинного страха за свою жизнь, он был приведён женой на консультацию. Затем начался индивидуальный курс, потребовавший для разрешения данного состояния пациента четырёх процессов. В курсе использовалось взаимодополняющее сочетание двух эмпирических техник.

Первый процесс прошёл на фоне страха и ощущений «сильного сдавления» в пределах какого-то небольшого тёмного пространства. Ввиду чрезвычайной настороженности подопечного никаких интерпретаций пережитого им в ходе процесса не делалось. Было предложено продолжать занятия, в которых ему постепенно всё само собой станет понятно. Важнейшим итогом первого занятия было достижение его доверия к происходящему с ним во время практики, и как следствие получение согласия на продолжение курса.

В ходе второго процесса было испытано повторное переживание ощущения сдавления в ограниченном пространстве, но уже сопровождавшееся попытками (правда, «безуспешными») «вырваться» из этого ограниченного давящего пространства. Затем возникли позитивные переживания, связанные с ранним детством. Во время обсуждения итогов занятия, вспомнил, что по рассказам матери он был очень тяжёлым для неё ребёнком: роды были очень тяжёлыми. Подробностей он не знает. Также вдруг вспомнил, что в детстве очень поздно заговорил, и, даже начав говорить, долго не мог правильно выговорить многих слов. По окончании процесса отметил некоторое повышение настроения и то, что в ходе занятия боялся меньше, чем в первый раз. Однако некоторые личностные аспекты больного вновь послужили сигналом для избегания какой-либо интерпретации содержания этого процесса, с моей стороны.

Третий процесс сопровождался энергичными телесными проявлениями: пациент сильно напрягал мышцы тела и поворачивался. Этому соответствовали вегетативные реакции: сильное потоотделение и покраснение кожных покровов.

В какой-то момент всё внезапно прекратилось и оставшуюся часто процесса он тихо лежал с выражением умиротворённости на лице.

Завершив занятие, он возбуждённо рассказывал, что в процессе сначала ему удалось «проскочить», «вырваться» из этого давящего тёмного пространства, а затем было очень светло и хорошо. Много раз, счастливо улыбаясь, он повторил: «я прошёл, я вырвался…». И в этот раз что-то остановило меня, и я не стал интерпретировать происшедшее, позволив ему воспринимать всё так, как он хотел.

Вообще в эмпирической практике часто замечаешь, что кто-то что-то необходимое, в данный момент, сделал или сказал, не потому, что умно просчитал именно это действие или продумал именно эти слова, а потому что следовал посылу идущему изнутри, не анализируя его.

Четвёртый процесс прошёл спокойно, наполненный «воспоминаниями» детства. Пациент чувствовал себя с его слов «великолепно».

Курс был завершён. К. разительно переменился: был в хорошем настроении, шутил, говорил о том, что чувствует себя намного лучше спокойнее, и что страх почти исчез. А я так и не рассказал ему того, что вроде бы следовало рассказать по логике происшедшего: о травме рождения, её возможных последствиях, и о том, что её можно отрабатывать в эмпирической практике. Я понимал, что многие события его жизни, так же как случай на охоте и «последняя капля» - какой-то срыв на работе, только довершили начатое ещё до того, как он родился. Мне и сейчас трудно объяснить причину моего нежелания говорить с ним на эту тему. Что-то во мне не позволило этого сделать, но объяснения, базирующиеся только на том, что у К. недостаточно обширен понятийный аппарат для понимания таких аспектов человеческой жизни, явно не могут претендовать на удовлетворяющую меня полноту знаний о причине происшедшего.

Контрольная встреча подтвердила положительный результат проделанной работы: К. ездил на машине и удивлялся, что ещё две недели назад боялся сесть за руль.

Примерно через год он, возвращаясь на грузовой машине из дальней командировки, заехал не надолго ко мне домой, чтобы сказать несколько благодарных слов. Меня дома не было, но по оставленной информации, я понял, что он работает по своей основной специальности и чувствует себя хорошо.

8. Мужчина С., 46 лет. Проводился индивидуальный курс, состоящий из двух сеансов.

Три месяца назад впервые перенёс гипертонический криз, который был благополучно купирован медицинскими работниками. Но вскоре появился страх и мысли о том, что может умереть от сердечной болезни. Было проведено полное медицинское обследование, в ходе которого С. ясно показали, что причин для страхов нет. Успокоение длилось недолго, и страх заставил его вновь обратиться за помощью к врачам. Проведённый курс лечения, с использованием и седативных препаратов, положительного эффекта не дал.

В ходе первого эмпирического процесса, испытал кратковременный страх, а затем энергично «молотил» руками воздух. По завершении процесса рассказал, что после исчезновения, непонятно откуда взявшегося, страха, всплыли ситуации из его жизни, в которых он, нервничая, напрягал руки, но проявления своего гнева сдерживал. Теперь, в процессе, этот гнев выходил, пока он «стучал» кулаками. Отметил, что чувствует себя явно спокойнее.

Второй процесс внешне прошёл спокойно. По его окончании С. казался весьма удивлённым (если не сказать ошеломлённым), и объяснение этому было в том, что он «почувствовал, как отделился от тела», и «увидел себя со стороны». На его вопрос «правда ли это?», я резонно ответил, что в этом он разберётся сам. Дело в том, что для него, как оказалось - убеждённого атеиста, это переживание заслонило все остальные проблемы. Он даже ничего больше не говорил о страхе, словно то, что его уже нет - факт само собой разумеющийся.

Впрочем, в ходе очередной встречи подтвердилась действительность последнего: С. чувствовал себя хорошо и о проблеме, послужившей началом нашего знакомства, говорил как о чём-то пройденном. В ходе ещё одной встречи, спустя почти год, я имел возможность убедиться в стойком позитивном результате проведённого курса.

9. Женщина О., 24 года, не замужем. Проходила курс эмпирической практики в группе. На него была приведена коллегам по работе, считавшими её «закомплексованной».

Первый процесс очень скоро приобрёл эмоционально бурный характер: сначала чего-то сильно испугалась, затем громко рыдала. Вторая половина занятия прошла спокойно и светло. По завершении рассказала, что «увидела» себя маленькой - в возрасте примерно трёх лет, стоящей на железнодорожных путях, по которым на неё медленно надвигался поезд (что соответствовало действительно имевшему место событию в её жизни). Страшно испугалась, сильно плакала и долго не могла успокоиться. Затем переживания сменились красочными событиями трансперсонального характера, и в этот период испытывала необыкновенное счастье.

На второй процесс О. не пришла. При встрече через две недели сказала, что чувствует себя очень хорошо, «словно тяжёлый груз с меня свалился». Согласно информации, полученной о ней от третьих лиц ещё через месяц, О. очень резко изменилась: «расправилась», «стала явно общительней, жизнерадостней».

10. Женщина Н., 25 лет. Обратилась сама в связи с необъяснимо сильным чувством беспричинного беспокойства за дочь. Девочка родилась крупной. Роды проходили очень тяжело. В ходе их, в какой-то момент Н. подумала, что так и умрёт не родив.

Курс проводился индивидуально. Для разрешения запроса, послужившего поводом к обращению, понадобился один процесс, в ходе которого она вновь пережила всё, что испытывала во время родов, и даже «открыла», что их финальная часть совпадает с выраженными (вплоть до оргазма) сексуальными переживаниями у рожающей.

При следующей встрече, спустя почти месяц, сказала, что по отношению к ребёнку «всё пришло в норму».

11. Женщина Е., 30 лет. Диагноз - фобический невроз, поставлен ей с 20 лет. Считает, что «всё началось ещё раньше», когда по настоянию партнёра, имевшего свою семью и не желающего иметь ребёнка вне её пошла на аборт. Её собственное нежелание делать аборт было таким, что операцию удалось провести лишь с «четвёртой попытки». Вскоре после этого развилось депрессивное состояние, медикаментозное лечение которого успеха не дало. Спустя ещё какое-то время у её матери было выявлено запущенное онкологическое заболевание. В течение нескольких месяцев Е. ухаживала за умирающей, а после её смерти заметила, что имеющуюся у неё депрессию стал сопровождать страх умереть от онкологического заболевания. Длительно и безуспешно лечится у психиатров и психотерапевтов. В течении последних семи лет постоянно принимает антидепрессанты или седативные препараты.

Начальный курс проводился индивидуально.

Первый процесс прошёл внешне спокойно. По окончании его Е. сообщила, что переживала «разные, очень приятные события». Уточнять не стала. Выглядела довольной и сказала, что чувствует себя хорошо.

Содержание второго и третьего процессов было для неё весьма тяжёлым. Проявляющийся психический материал сопровождался неприятными соматическими и психологическими переживаниями, о сути которых Е. говорить отказалась.

На этом первый курс был завершён.

Спустя почти месяц прошла второй курс, в группе. Содержание процессов практически не раскрывала, но чувствовалось, что практика даётся ей трудно. Курс прошла полностью.

От дальнейшего продолжения отказалась.

Информация о ней, полученная через месяц от третьих лиц, свидетельствовала о том, что в её состоянии позитивной динамики нет.

12. Женщина В., 19 лет. Обратилась самостоятельно.

Рассказала, что около полугода назад подверглась сексуальному насилию. После чего долго не могла «подружиться» ни с кем из мужчин. Недавно, наконец, «отошла», и повстречала молодого человека, который ей понравился, но заметила, что как только доходит до ласк, она начинает сопротивляться, потому что испытывает какой-то страх и ещё какое-то «неприятное чувство». Это привело к тому, что «у нас вообще нет ласк…». Её спутник оказался понимающим и поэтому не настаивал. Но она сама понимала, что так продолжаться не может, и что-то с ней «не так», а потому и обратилась за помощью.

Для разрешения её запроса достаточным оказался индивидуальный курс, состоящий из двух процессов. В ходе первого из них, она вновь пережила страх, «как тогда», а второй прошёл легко, в приятных переживаниях.

На контрольной встрече, состоявшейся через две недели, рассказала, что в интимном общении с близким человеком чувствует себя хорошо. Во время ещё одного общения, в ходе случайной встречи, происшедшей почти через год, подтвердила, что неприятности связанные с когда-то пережитым исчезли, «как дурной сон».

13. Мужчина М., 50 лет. Предприниматель. Эмпирические процессы проводились по просьбе родственников. Сам М. был в очередном тяжёлом запое.

Курс состоял из четырёх процессов, проведённых в течение трёх дней. В первый день было проведено два процесса. После которых у М. исчезла компульсивная тяга к алкоголю, и запой был прерван. На второй день, после третьего процесса, М. вышел на работу. На третий день, после четвёртого процесса. М. чувствовал себя хорошо. Не отмечал в себе никаких симптомов, обычно сопровождавших его выход из запоя. Отметил, что обычно после запоя он приходит в себя неделю или даже две. Курс ему понравился. Особо отметил, что к нему быстро - «после первого занятия», - вернулся контроль над собой. Ему было объяснено, что прохождение курса имело задачей - остановить запой, что и было сделано. Однако достигнутый результат не избавляет его от необходимости специального лечения у наркологов.

14. Мужчина А., 45 лет. Предприниматель. Эмпирические процессы проводились по просьбе родственников. Сам А. пребывал в очередном запое.

Курс состоял из двух процессов. На первом из них у А. появились судорожные подёргивания в руках и ногах и своеобразные, извивающиеся телодвижения. По выходе из процесса на вопрос - не было ли у него опыта удушения?, - ответил - нет. Но через несколько дней вспомнил, что в детстве, когда качался на качелях, верёвка перекрутилась вокруг горла, а дальше не помнит, что было. После второго процесса вышел на работу. Во время очередной встречи отметил, что очень быстро восстановился. Было рекомендовано пройти специальный курс лечения у наркологов.

4.8 Эмпирическая психотерапия для детей

В своей работе с детьми я сопровождал их в эмпирических процессах, инициированных связным дыханием. При этом используемый вариант связного дыхания соответствовал связному дыханию у новорожденных детей. У детей в возрасте до 14 лет никаких модификаций этого дыхания и никаких психологических изысков, свойственных дыхательным практикам других возрастных групп не применялось. Начиная с возраста 14-15-ти лет, я проводил дыхательные процессы аналогично тому, как они проводятся в психотехнике «вайвейшн» (Джим Леонард). В этих случаях я использовал широкий спектр психотерапевтических подходов, реализовать которые предоставляет возможность данная техника. Поэтому всё нижеизложенное имеет отношение к работе с детьми в возрасте 5 - 13 лет.

Дети естественно открыты и доступны эмпирическому опыту, в силу специфичного для них взаимодействия сознания и бессознательного. Эта естественность сохраняется, по моим наблюдениям, до 11-12 лет. С 13-ти летнего возраста эмпирическая практика начинает проходить по сценарию весьма близкому к таковому у взрослых, и чем старше подросток, тем это более выражено.

Эмпирические процессы в детской и ранней подростковой практиках - это простота и естественность разрешения одних невротических образований, с последующими легко отслеживаемыми позитивными личностными изменениями, и, по причинам, ни от кого не зависящим, существенно ограниченные возможности разрешения других образований психики. К последним относятся все случаи, требующие для своего разрешения наличия зрелой психики.

В любом случае перед нами личность, «я» которой находится на определённой стадии формирования. Оно ещё зыбко, нестойко, и в тоже время память о содержании бессознательного ещё так близка, свежа, а возможность контакта с ним так естественна. Поэтому, несмотря на то, что интеграция материала, вскрывшегося в ходе процесса, в детской эмпирической практике проходит, чаще всего, быстро и мягко, следование за возрастными психологическими возможностями ребёнка - обязательное правило, имеющее психогигиенический характер.

В детской эмпирической практике однозначно присутствует работа только на запрос. Её содержание, длительность курса и отдельного занятия полностью ориентированы на спонтанные желания ребёнка. В силу психологических особенностей детского периода и часто невозможности ребёнка перевести в слова полученный опыт, вся практика строится на внимательном наблюдении за изменениями его внешнего статуса и на обязательной отработке мышечных «блоков» на протяжении всего курса!

Есть признак, который, как исключение, позволяет проявить мягкую, но непререкаемую инициативу со стороны ведущего, направленную на прекращение эмпирического курса, вопреки желанию ребёнка его продолжить. Моя практика показала, что дети, имеющие длительные психотравмирующие переживания, связанные с ближайшим родственным окружением, могут пытаться компенсировать повседневную неприятную для них действительность позитивными переживаниями, связанными с эмпирической практикой. Это проявляется в их желании продолжать занятия и после разрешения психологической сложности, послужившей поводом для участия в эмпирическом курсе. К счастью в практике такой поворот событий встречается редко. Обычно для детей характерна потеря интереса к занятиям после того, как достигнут позитивный результат. Как только разрешение какого-то психологического образования бессознательного состоялось, ребёнок начинает использовать время практики для игр. Это служит сигналом к завершению курса.

Важным моментом детской эмпирической практики является присутствие родственников на процессах. По окончании каждого процесса ведущий отвечает на их вопросы. Родственники, имея возможность каждодневно наблюдать как проходят процессы, и как изменяется психологическое состояние их ребёнка, постепенно подготавливаются к завершающей беседе, в ходе которой ведущий объясняет им причины настоятельной необходимости определённых изменений в ближайшем окружении ребёнка. Установка близких на то, что вместо перемен в психологическом климате семьи, ребёнка можно будет периодически водить на эмпирическую практику подлежит категоричному профессиональному опровержению.

Подход к использованию эмпирических техник в детской практике выглядит так: умеренность! Повторные эмпирические курсы только в случаях объективной необходимости!

В общих чертах динамика эмпирического курса у детей выглядит следующим образом - вход в актуальные переживания, более или менее активное разрешение психологической проблемы, переход к процессам по характеристикам сходным с первым типом входа в процесс (смотри ниже), и, наконец, спонтанный переход в игровой режим занятия.

По тому, как проходит первый процесс эмпирического курса, я выделяю четыре типа входа ребёнка в эмпирический курс. Разделение это сделано только из соображений практического удобства, и надо иметь ввиду, что, хотя оно и способствует более успешной работе с детьми, но всё же не охватывает всего изобилия возможных нюансов течения эмпирических курсов. Например, я, имея возможность проводить курсы для детей страдающих ДЦП, часто отмечал, как подтверждение их состояния - четвёртый тип входа в эмпирический курс с соответствующим ему течением курса, но встречал среди них и таких детей, у которых определялся первый или второй тип входа и течение их курса соответствовало данным типам входа в эмпирический курс.

Первый тип входа характеризуется мягким началом, сопровождающимся лёгкими мышечными движениями лицевой мускулатуры в течении первых пяти - десяти минут. Само занятие также проходит мягко, чаще всего в одной позе, с легко выраженными эмоциональными переживаниями, и завершается как хороший сон. Обычная его длительность 40 - 60 минут. Весь курс проходит спокойно и обычно требует 4 занятий.

Второй тип входа, характеризуется началом, сопровождающимся кратковременными подёргиваниями мышц лица, и кратковременными навязчивыми движениями рук и ног в течении первых 10-15 минут. Занятие проходит с умеренной двигательной активностью, умеренно выраженными эмоциональными переживаниями, с возможной сменой начальной позы и появлением какого-то, не резко выраженного, мышечного блока. Обычная длительность занятия 40 - 60 минут. Динамика курса, от первого сеанса к последнему, развивается в сторону приближения сначала к ровному, спокойному занятию, а затем к занятию, имеющему игровой характер. Обычная длительность курса от 4 до 6 занятий.

Третий тип входа характеризуется навязчивыми движениями мышц лица, рук и ног, в течении первых 15-20 минут, сопровождающимися возможной сменой начальной позы. Всё занятие проходит беспокойно, возможно с неоднократной сменой позы, появлением выраженных мышечных «блоков». Длительность занятия 40 - 60 минут. Динамика курса развивается в сторону приближения к ровному, спокойному занятию, а затем к занятию, имеющему игровой характер. Обычная длительность курса от 6 до 8 занятий.

Четвёртый тип входа - характеризуется постоянной двигательной активностью, частой сменой позы, многочисленными навязчивыми движениями мышц лица, мышечными «блоками» различной интенсивности. Первое занятие редко длится больше 20 минут, после которых ребёнок, тем или иным образом, отказывается от его продолжения. С этим надо легко и естественно согласится, будучи готовым к тому, что результат курса непредсказуем и начатый курс, возможно даже не будет завершён в виду нежелания ребёнка заниматься.

Дети, имеющие четвёртый тип входа в эмпирический процесс нуждаются в последующей индивидуальной, неспешной, кропотливой работе. Как правило, они имею тяжёлые, хронически текущие врождённые или приобретенные заболевания и для них курс может начаться с преобладанием игрового момента, но введённого по инициативе ведущего.

В детской эмпирической практике после первого процесса у ребёнка наблюдается кратковременное усиление проявления каких-то психологических нюансов, послуживших поводом к началу занятий, что естественно и объяснимо с позиции динамики комплексных образований личного бессознательного. Это усиление продолжается короткое время и после следующих процессов не наблюдается. Начиная со второго практического дня можно использовать внешнее задание контекста. Я делаю это, рассказывая детям перед процессом сказки, легенды и истории.

Ниже приведённые примеры из моей практики, в какой-то мере, дают представление об особенностях течения детских эмпирических курсов.

1. Первое наблюдение демонстрирует возможность нестандартного входа в эмпирический курс у ребёнка, пережившего острую психотравму. Вариант же самого её разрешения, как раз очень типичен для эмпирической практики.

Мальчик Г., девяти лет, житель одной из Кавказских Республик.

Проходил групповую эмпирическую практику вместе с другими детьми, привезёнными в детский центр отдыха на Чёрном море. Всех их объединяло то, что, при различных обстоятельствах и в разной мере, они были невольными свидетелями или участниками вооружённых конфликтов.

Мальчик, о котором идёт речь, находился какое-то время в группе заложников. На курс попал спустя несколько месяцев после освобождения.

Подвижный, общительный и доброжелательный, он легко находил контакт со сверстниками и вызывал симпатию взрослых. Однако разговоров о пережитом избегал настолько, что, как выяснилось после проведённого курса, не только взрослые, непосредственно осуществляющие заботу о нём в центре, но даже его друзья по группе ничего не знали о причинах, по которым он был привезён в центр. Они только сообщили, что Г. иногда кричит во сне.

Курс начал легко. На первом занятии был диагностирован слабо выраженный второй тип входа, что свидетельствовало о низкой степени невротизации и хорошей психологической компенсации пережитого. В данном случае диагностический вывод соответствовал результатам внешнего наблюдения.

Второе и третье занятия прошли также легко, без каких-либо особенностей. Более того, складывалось впечатление, что в дальнейших практических занятиях необходимости нет. О чём было сказано ребёнку, однако, за ним было оставлено право при желании продолжить курс.

Г. пришёл и на очередное занятие. Оно началось, как и предыдущие, и, казалось, не предвещало никаких особенностей, но спустя минут десять-пятнадцать ситуация резко изменилась. У мальчика появилось выраженное двигательное возбуждение, сопровождающееся вегетативными реакциями. Он начал быстро, без видимой связи произносить отдельные фразы, имеющие отношение к когда-то пережитому им. Всё остальное время занятия, работа с ним проводилась с использованием максимально возможного телесного контакта: мальчик сидел на моих коленях, плотно прижавшись ко мне.

Ещё через 20-25 минут он начал успокаиваться и скоро процесс завершился. Занятие заняло около 40 минут. По его завершении Г. чувствовал себя хорошо, но явно испытывал потребность выговориться.

По окончании занятия с группой, мы пошли гулять, и он охотно рассказал всё, что пережил до приезда в центр, подтвердив, что сегодня в ходе занятия всё происходило, чувствовалось как тогда, когда он был в плену, и на его глазах убивали взрослых. Он рассказывал обо всём этом по-мальчишески эмоционально, но без признаков болезненного присоединения к пересказываемым событиям.

Последующее наблюдение показало, что запрос, послуживший поводом для начала эмпирического курса, реализован. Курс был завершён интеграцией соответствующего психологического материала за четыре практических занятия. Всё остальное время пребывания в центре он спал спокойно, стал более откровенен в общении со взрослыми, мог безболезненно для себя рассказывать о пережитом.

2 Девочка Н., девяти лет. Эмпирический курс проводился индивидуально, по просьбе взрослых, предъявляющих жалобы на её чрезвычайную пугливость и плаксивость.

Из анамнеза жизни известно, что девочка родилась в состоянии асфиксии. В 9 месяцев перенесла острый аппендицит и была оперирована по экстренным показаниям, с применением общего наркоза. В период от 1 года до 1 года 8 месяцев трижды перенесла «ложный круп»; лечение включало сеансы барокамеры. В 3 года перенесла тяжёлую пневмонию. С 6 лет появилась склонность к бронхитам с затяжным течением.

...