Репрезентация социальных проблем в современном визуальном искусстве

С. Дааа... Но вот в проекте «не переключайтесь» там в основном конечно были проекты, как критикующие само пространство информационного поля, но конкретно чтобы каким-то ну социальным проблемам нет. Вот. Наверное сейчас у меня на выставке была вот работа, «свидание в музее» она называлась. И такой был феминисткий проект по большей части от целого к этой теме. Художница знакомилась с молодыми людьми в Тиндере и в Мамбе, и она приглашала их на свидание в музей. Вот. Ну, у неё там была проблема не только взаимоотношений мужчины и женщины, но в том числе вот эту проблему феминизации культурной сферы, что большинство посетителей музея и большинство работников музеев - это женщины. Вот. И как-то привлечь мужчин среднего возраста в музей, она решила с помощью вот таких свиданий. Вот за целый год она составила 12 свиданий. Ну собственно вот. Они были как-бы частью исследовательского проекта. Она не развивала ни с кем никакие взаимоотношения, чисто вот такая просветительская деятельность для вот этой группы людей. Но её проект очень часто критиковали с точки зрения, что она эксплуатировала, использовала мужчин для целей своих каких-то корыстных. Вот. Но она с этим спорит, потому что эти мужчины по сути являются привилегированной такой группой, потому что это белые мужчины с хорошим достатком, у которых в принципе нет никаких проблем. Ну вот и от того, что она ходила с ними на свидание или пообщалась в сети, никто там не делал трагедию, что отношения не развиваются. Хотя получается, что в обществе существует такое романтическое представление о том, что вот ты встретил свою любовь в сети, ты пошел на свидание и всё там влюбился на всю жизнь. И вот она такая коварная разбивает всем сердца. На самом деле это далеко не так. Все вот эти платформы знакомства они нацелены не на то, чтобы встретить свою любовь, а совсем другим целям.

И. Как это всё воплощалось?

С. У неё был большой архив переписки. Я отобрала какие-то самые наиболее интересные моменты общения с молодыми людьми. И в основном я отбирала такие вещи, когда они рассуждали о современном искусстве или о походах в музей. Ну, то есть в основном это была главная тема, как они могли завязать с ней разговор. Вот. И очень многие сразу начали нападать на современное искусство. Там говорить о том, что вот не знаю, я знаю художника, который пишет пенисом. Ну, это зачем нужно. Почему? Типа, художнику нечем заняться. Начинает писать пенисом. Музей связи не зацензурировал это слово. И она говорит, что она не слышала ни разу в жизни про этого художника. Она, благодаря этому человеку, загуглила его. И она пыталась ему объяснить, что вот он доводит эту тему написание работ холст масло до абсурда вот используя вот пенис. Но при этом он как-бы пишет хорошие такие работы. И вот значит, они высказывают какую-то свою критическую позицию по поводу современного искусства. Потом вот художница говорит о том, что она художница, и что она занимается современным искусством. И сразу вот эти молодые люди они идут на попятную, что вот я это не имел в виду, я на самом деле в этом вообще ничего не понимаю, может ты меня просветишь. То есть они все равно начинают переворачивать разговор. Потому что они все равно хотят понравиться. И это очень интересно на самом деле. Вообще как социальное явление. Во-первых, контингент этих людей, которые сидят на этих сайтах знакомств, большинство из них - это женатые люди. После этого проекта я разочаровалась в браке совершенно. То, как они пытаются начать разговор, это тоже отдельная тема, потому что они хотят первым сообщением зацепить, т.е как-то понравиться, чтобы дальше пошёл разговор, пошла переписка. Но не все из них такие изобретательные. Я там отмечала несколько разговоров. Там, например, один писал, я поведу тебя в постель, покажу тебе «Квадрат» Малевича.

И.: боже мой…

С.: Да, что-то такое. Они пытаются писать, что ты прекрасна, как солнце. Это какие-то такие очень странные подкаты, но в тоже время довольно оригинальные в том плане, что это не просто «Привет, как дела» или там «давай пойдем с тобой на выставку». А в общем они пытаются как-то заинтересовать собеседника. Но в тоже время, как-бы тут нужно понимать, что они ведут такое количество переписок с несколькими людьми, даже не десятки, может это больше. И вот Эльмира рассказывала, художница, что тоже многие из них такое ощущение вели себя как боты. Вот они постоянно направляют одни и те же сообщения. Но такое ощущение, что они отправляют их абсолютно всем. Как-то не особо важно или не особо тратятся на то, чтобы завязать нормальное общение. И собственно вот я отобрала переписку, это были скриншоты с Мамбы и с Тиндера. Потом они сделали облако статистики первых фраз, которые говорили при знакомстве. Это такие облака из слов, и вот крупным выделены наиболее часто встречающиеся. Ну там типа приветик, красотка, очаровашка, музей, выставка, ну, в общем какие-то такие банальные фразы. Ну и плюс еще возраст людей. Потому что было более 400 мужчин, с которыми в течение года общалась, и были от 20 до 50, в среднем 35. Вот. также еще была фото документация вот тех свиданий. Я всегда брала с собой подругу, которая фотографировала. Но фотографии должны были быть таким образом, чтобы не засветить лицо всех участников. Потому что они не знали, что они являются участниками исследования. Ну, это была главная фишка. Вот. И после встречи с каждым из персонажей она делала портрет их. Но это не портрет этого лица. Это такой портрет-образ, такая биологическая иллюстрация, довольно странные такие формы, напоминающие что-нибудь какие-то увеличения клеток или каких-то инфузорий, ну очень странных биологических существ. И каждый фрагмент этого существа, он был подписан циферкой. И это как вот в учебниках биологии, под каждой циферкой определение, что это есть. Она вот разобрала так каждого мужчину на какие-то понятия. Вот. И понятия она брала из книг по мускулинности описание мужчин там какая-нибудь гипергетеросексуальность, или там какой-нибудь нарциссизм. И были какие-то очень персональные вещи. Это любовь к свингу, например, или любовь к своему телу или любовь к каким-то комиксам или фильмам. Вот ну и собственно и она подписывала имена каждого из персонажей. Потом вот кстати зрители приходили и говорили, там особенно девочки, что вот нет, все Дмитрии такие-то, это очень похоже там на моего знакомого. Что это не просто получился образ какого-то конкретного человека, а собирательный образ, который может относиться к имени. Но и потом еще там было видео, как она записывает с телефона как она свайпает людей в Тиндере, общается с ними ведет переписку. Вот Такой был проект. Мне кажется самые социальный из того что у меня было.

И. Интересно действительно. А теперь можно спросить тебя о том, как по мнению куратора осуществляется организация выставки. Зародилась идея… и что дальше происходит?

С. Зародилась идея и дальше нужно для себя проделать исследование на эту тему. Есть разные методики работы кураторской. Вот. Я разделяю её на две части. Ну, то есть на два разных способа. Я пока работаю только в одном. Когда у тебя появляется идея, ты проводишь исследование, и потом ты под неё подбираешь художников. А другой способ, когда у тебя есть художник, один или два, и у тебя на основе их работ появляется какая-то идея. И ты потом начинаешь искать художников, которые работают с этой темой. Вот. Ты тут тоже отталкиваешься конкретно от произведений. Вот в моём случае я отталкиваюсь от какой-то абстрактной идеи. То есть, мне кажется что вот с этой темой должны работать какие-то художники. Причем в самом начале я даже не понимаю, найду ли я таких художников. А также мне было вот с темой социальных Медиа. Я подумала, наверняка художники работают с этой темой. Вот. У меня эта идея появилась, потому что вот собственно и есть музей Связи. У них ничего нет про современную коммуникацию. Сами Медиа ужасно актуальны. Надо делать. И потом я читала большое количество литературы на эту тему. Сделала для себя текст, ну такой текст-исследование, эссе. И потом уже ищешь художников. И это довольно такой странный процесс, потому что в основном, конечно, это тусовка. Но это те, кого ты знаешь, или это знакомые твоих знакомых. Или вот в случае с социальным Медиа очень часто вот, когда ты в процессе подготовки выставки, мне кажется, нужно не бояться с кем-то разговаривать на эту тему. То есть очень же многие боятся, что мою идею украдут. И поэтому я никому не буду рассказывать. На самом деле надо делиться, потому что многие тебе могут подсказать, что вот есть такой художник, который работает с этой темой. И вот у нас собственно были встречи с одногруппниками, с преподавателями, когда мы обсуждали разные стадии подготовки к выставке. То есть мы с самого начала просто обсуждали концепции, и мы друг другу подсказывали художников. Вот. Так мне подсказали проекты Эльмиры «свидание в музее». Что ее можно найти и пообщаться с ней в Фейсбуке. Ну вот и… Хотя вот, мммм…. мне ещё сделали как бы такой упрек по поводу этой выставки, что это действительно как бы видно, что это художники, которых я знаю, или которых я нашла в силу там моих каких-то возможностей. Что на самом деле большое количество особенно зарубежных художников работает с этой темой. И что я не провела достаточное исследование по этой теме. Но, с одной стороны, это правда, но, с другой стороны, как-бы размеры моего проекта не позволяют мне выйти на какие-то такие масштабы, чтобы звать еще и международных художников. Ну, вот это возможно я дальше буду как-то развивать эту тему, но собственно вот поиск художников - это мне кажется, это довольно случайный момент. Ну, то есть, мне было довольно сложно их найти, потому что ну нельзя просто загуглить «художники, которые работают в социальном Медиа». К сожалению, ничего подобного на эти результаты не выдает. Я видела там, например, на уральском биеннале какой-то интересный проект. Мне показалось, что художник сильно крутой. Вряд ли он согласится. Ну, потом просто собственно ты находишь художников, общаешься с ними на тему там, что согласны они или нет. Я вот в своем случае, мне хочется, чтобы художники знали, о чём будет выставка. Я потом им высылаю текст моего исследования. Кстати, немногие его прочитали. Некоторые ответили там спасибо, да конечно почитаем. Вот. Некоторые проигнорировали. Ну вот и пару человек сказали, что да, действительно интересно. Ну и больше всего интересует конечно такая общая тема, и плюс состав художников, то есть с кем они будут выставляться в одном пространстве. Вот и им там льстит, если есть какой-то более известный художник, чем они. То есть им приятно, что они в одной выставке. И что это просто их друзья, классно, что мы были в одной выставке. И значит потом уже договариваешься с площадкой. Ну, в моем случае это было довольно просто, потому что я предварительно с музеем Связи поговорила насчёт даты выставки. Ну вот конкретно с директором связи я разговаривала только за месяц до открытия, мне кажется. Мне вроде как все разрешили. Только, как получается, в последний момент мне нужно было рассказать, о чём вообще будет выставка. Но, кстати, ему очень понравилась идея. Он такой, настроен на все модное, стильное, молодежное. Поэтому как-то я так поняла, доверяет мне в этом плане. Если я делаю выставку в музее Связи, то будет все О'кей. Ну и конечно большие проблемы с пиаром. Ну вот это уже проблема музея. Значит вот договариваемся с площадкой, о том, что у нас идет. Но потом надо вот если очень много работ, бывает, что надо будет делать специально к выставке. После того, как известны точные даты, нужно как можно раньше начинать делать это, договариваться с художниками, где что надо печатать, или там что-то изготовлять, потому что, например, одну из работ просто не успели сделать к открытию. Ну, это были открытки напечатаны, это было тиснение с клише. В принципе это сложная техника. То есть все выглядит довольно просто. Это просто открытка с такими выдавленными буквами и серебром сделано на белой бумаге, толстой такой. Вроде ничего сложного, но оказалось на самом деле довольно трудоемкий процесс. Тоже занимает много времени, и в итоге мы работу получили только через неделю после открытия. Вот. Чтобы так не выходило, нужно по идее нужно сильно заранее это всё делать. Вот. Ну, и как я вот поняла на опыте вот этой выставки, обязательно нужно приглашать художника на пространство, чтобы с ним вместе обсуждать, как работа будет выставляться. Потому что ты задумал что-нибудь одно у тебя в голове, а художник потом думает, он с этим не согласен. Он думает, что работа в этом случае будет показана как-то неправильно. На самом деле это такое коллективное обсуждение должно быть. То есть там с одним художником у него было тоже довольно простая работа. Это была лента переписки «в контакте», около 5 метровой. Такого большого пространства, чтобы просто повесить на стене, в музее не было. То есть надо было что-то с этим придумать. И мы с ним наверно целых полтора часа ходили вокруг этого пространства туда-сюда и предлагали друг другу разные идеи. В итоге мы так и ни на чем не сошлись. И только потом уже списались и поняли, как это нужно выставлять. Несмотря на то, что как-бы по идее куратор должен решать ну вот такие вопросы, как выставлять работу, всё равно это курирование современного искусства, где есть живой художник, с которым можно поговорить. И по идее с ним нужно об этом говорить. То же самое у меня было вот там с художником, который не успел сделать. Я хотела просто распечатать его текст не на открытках, а на такой… большого формата бумаге, и просто повесить на окна. То есть там было четыре проема окна. Они были не одинаковы по размерам, но как-бы просто симметрично смотрелось бы. Мне казалось, что это нормально, О'кей. Но, как только он услышал мою идею, он сказал, что нет, вы что, ни в коем случае так не хочу. И предложил делать открытки. Поэтому такой сложный момент поиска компромиссов с художником. Ну, конечно же, я отдаю вот всё предпочтение желаниям художника, как он хочет выставиться. И потом делаю всё возможное, чтобы эта работа была специально, как он хочет. Потом некоторые художники могут мне подсказать какую-то идею тоже пространственной. Там, как лучше что-то сделать. Ну тогда художница мне подсказала, что можно сделать просто плакаты. Там было такое место, которое хотела закрыть просто стенкой. И она мне предложила этого не делать, а всё оставить. Там и металлические рамы, которые можно просто вращать, как-то поворачивать, их использовать в экспозиционном пространстве, и просто туда повесить какие-то части моего исследования, которые я проводила по социальным Медиа. Это была на самом деле очень крутая идея. Ну я действительно очень много читала на эту тему. Много находила в интернете и хотела как-то этим поделиться. И вот с помощью ее идеи мне удалось это сделать. После этого, наверное, начинается монтаж. Монтаж у нас вот последней выставке шел целый месяц. Это было дико, потому что каждый день там зависали. Но нужно найти человека, который будет помогать с монтажом. Я не все умею делать на самом деле руками как оказалось. Я нашла отличного себе помощника, моего друга, который занимается профессионально монтажом. Мы с ним познакомились на монтаже «Не переключайтесь». Он работает там, и монтирует киберфесты и всякие такие штуки. И он ставил гипсокартон на стенке, работал там шуруповертом. Я на самом деле тоже много подсказывала по каким-то экспозиционным вещам. Хотя у него гораздо больше опыта. Вот или там я ему говорю, что вот нужно, чтобы было вот так-то, и он знает как это сделать. Он сразу придумывает конструкцию, как это все будет держаться, висеть и тоже в этом плане помогает. И вот мы сначала ремонтировали помещение, потому что оно было в убогом состоянии. Там были какие то странные обои мы сдирали их и красить в белый цвет. Сейчас там всё выглядит настолько круто, такой вайткуб классный. При этом Музей связи в этом не вкладывался нисколько. Но обычно кстати в процессе подготовки к выставке в какой-то момент нужно искать на неё деньги. Но в этом случае нам всё оплачивал университет. Но вообще по-хорошему, надо на выставку искать деньги. И это начинается после того, как ты определился с концепцией и художниками. Как искать деньги я пока до сих пор не знаю. Это очень сложный процесс, потому что я пока делаю выставки, у которых бюджет не очень большой то есть это 20, 30, 40 тысяч может быть. А собственно, гранты, различные вещи, дают на наиболее масштабные проекты. Когда ты тратишь на них, там, как минимум, 300 тысяч до полумиллиона. Мне кажется у нас очень как-то слабо развита эта система, когда тебе надо действительно немного денег на выставку. Мне кажется гораздо легче получить деньги когда ты хочешь тратить их очень много. Ну у нас был менеджмент и всякие такие штуки где нам рассказывали, где надо искать деньги. Но я пока до сих пор не знаю, как это делать. Ну и вот после ремонта мы начали монтаж самих работ. Вот. Собственно на монтажных самих работ тоже нужно звать художников, но они не всегда конечно нужны, если работает видео, то просто обсуждаете на чём вы будете показывать. Это тоже не так просто. Тебе кажется, что на проекции это будет классно смотреться, а художник говорит нет, хочу на экране. А тебе кажется какая разница, проекция же круче будет. Ну нет. И в итоге, как бы, ну, художник всё равно присутствует и следит за процессом, как всё это держится, располагается в пространстве. После этого или во время монтажа я пишу все тексты к работам. Вот в этот раз я все делала в последний момент, написала все тексты за ночь. Так делать не надо. Хотя они были небольшие. Было всего там 9 штук, по-моему, каждый по сто слов описания. Но мне кажется, что на это уйдет больше времени, потому что могут быть опечатки просто какие-то предложения. Вроде в этот раз все вышло нормально, но тем не менее, мне кажется, что с текстом требуются больше времени для подготовки. Но после того написаны тексты, ну, всё, наверное. Потом открытие. Но если выставка идет какое-то предположительное время - месяц, например, то обязательно нужно делать какую-то публичную программу. Потому что это поддерживает выставку живой. В этот раз делали Artist-talk вместе с художницей Эльмирой. Вот привезла её специально из Москвы. Она на несколько дней приехала и даже люди пришли послушать. Ну и потом вот сейчас к закрытию я сделала экскурсию по выставке. Так что, вот так.

И. Как во все, по твоему рассказу, стройные вещи, которые складываются, в хорошую схему, в дальнейшем вмешивается музей?

С. Ну, собственно, они вмешиваться в том плане, что, если мы хотим что-то сделать в монтаже, что обычно музей не делает. Ну, например, мы там использовали витрину в которой поместили компьютер, то есть они сказали что нет. Мы так не делаем потому что витрине нет вентиляции. И вообще там нет проводки как быть. Ну, слава богу есть Витя мой помощник который скажет что всё возможно. Не надо тут говорить ничего, он там поднял крышку у витрины сделать вентиляцию, через неё же мы провели проводку. Всё у нас получилось. Хотя музей он как бы говорил нет мы это не будем делать только потому что они просто не знаю что-то возможно и от того что они никогда этого не делали, они говорят нет. Вот. Или, например, вот не знаю техник там у них главный. Что-то у него попросить было такое ощущение, что ты зашел к нему домой и требуешь у него свои его вещи. Хотя есть бумажка, по которой он должен выдать нам технику, и вот там нам понадобилось больше компьютеров, чем я заказывала по этой бумажке. И он говорит, что компьютеров нет. Потом не приходиться идти к директору и говорить что нужно дополнительно компьютеры и он говорит я вам дам. И потом у этого техника находится где-то компьютеры которые он нам выдает. И выстаивается довольно странная схема, почему нельзя было сделать с первого раза. Почему нужно идти к директору. Какие-то такие вещи. Ну или например ему просто что-то лень сделать. Мне кажется они сидят на ж*** ровно и лишний раз их попросить что-нибудь сделать, увидишь такое лицо как будто тебе делают очень-очень большое одолжение. Когда выставку открыли, мы еще её немножко домонтировали. И для этого нам нужно было открыть вторую дверь, служебный вход. После того как мы закончили монтаж нам её открывали с такой неохотой, просто дичайшей. И то есть мы думали, что нам откроет дверь и мы будем спокойно работать, туда-сюда ходить, а они прямо над нами стояли и ждали пока не закончим. Им почему-то срочно надо закрыть эту дверь. И вот какие-то такие абсолютно нелепые очень мелкие вещи и от них становится довольно как-то странно. Почему существуют такие правила и они на самом деле непонятны для них самих. Почему они существуют, мы просто так привыкли на самом деле. Там всё у них строит мне кажется на какой-то тупой привычке, что-то выходит за эту схему, то они просто не знают что делать.

И. Если что то открыли, то обязательно нужно закрыть.

С. Да, но вот по схеме безопасности я смотрела, это как бы пожарный выход. Как бы в случае чего дверь закрыта, что делать не понятно.

И. А где в своих проектах ты сталкивалась с принудительной цензурой кроме пенисов? Может быть не с такой жесткой, а более мягкими её формами.

С. Цензура. Цензура. На самом деле кстати мне кажется музей *** довольно невнимательный. Они могли бы вполне мне зацензурировать одну работу на этом скатывается немножко в религиозную тематику если сильно прикопаться ее можно было бы зацензурировать легко. Так как это видео и оно длится там несколько минут. Естественно мне кажется, что никто из сотрудников музея *** его даже не смотрел. Но вот, например, нет, мне кажется я так с цензурой не сталкивались. В Голицын Холле когда мы делали выставку Кода. Нам одна художница принесла работы, там был нарисован Путин в образе святого, как будто бы мироточил глаз. Вообще и эту работу повесили в туалете над унитазом. Мы все думали как бы что будет, что будет если мы так это намеренно, такая провокация, но в итоге ничего не было. Но в итоге никто ни чего не сказал. Просто приходили ржали там. Или там если кому то из друзей показывали выставку, то вели их к главному экспонату. Это такая художница она довольно такая очень трешовая картина очень много крови и мяса на политическую тему. Но нас никто не цензурировал. Ну наконец-то, ну в музее в Анабе не помню какую то цензуру. Там всё было привычно, прилично абстрактно, всё было световое искусство. Музей связи там кажется, мне кажется в какой-то момент возникает проблема самоцензуры, мы может быть намерено даже не отбирали те проекты которые мы подумали что мне какие-то не слишком для музея Связи. То есть мы даже не выносили их на какое то обсуждение. Я вот не помню что это были за проекты мне кажется такое точно было, то есть ну вот мы понимаем какие-то границы в музее Связи. Даже не думаю провоцировать его какой-то конфликт мы держимся в рамках какой-то непонятной институции. Мне кажется в этом проблема.

И. Должна признать ты не первая кто это отмечает.

С. Да. Просто есть такая фраза что мы не можем избавиться от институции внутри себя. И могу рассказать интересную такую вещь как бы люди которым не дают инструкции сами себе их создают. У меня знакомый он ездил в кураторскую школу которая была в Москве от фонда Ваг и там у них была группа кураторов которая занимается образованием. Им дали задание нарисовать черный квадрат. И они скооперировались все вместе и нарисовали на стене Черный квадрат. Сделали разметку ровно, ровно, ровно. Нарисовали черный квадрат. Потом приходит та кто дала задание, стала спрашивать, опишите ваши конкретные действия, что вы делали. Вот. Почему вы так решили нарисовать Черный квадрат. Ну как бы. По идеи можно было нарисовать не всем вместе во-первых, во-вторых не обязательно было рисовать на стене, а на лице, на столе, вообще на полу, да где угодно. То есть получается что они каким образом сами себе поставили какие-то не понятные инструкции, хотя инструкции никто не давал. Мне кажется у нас очень часто такое происходит, везде.

И. Надо будет докопаться до корней этой проблемы. Как ты считаешь, как куратор какие сейчас в современном искусстве темы наиболее актуальные?

С. Конкретная тема. Сейчас я подумаю. Мне кажется есть тема какого-то постчеловеческого взаимоотношения между человеком и машиной и вообще на сколько машина может быть человечной. Вот. У меня вот есть художница которая работает сейчас с этой темой и плюс у меня одногруппники открывает выставку, которая называется будущие «нечеловеческое». Это всё это в основном такие новы медиа, либо видео, либо искусство с помощью каких-то новых цифровых технологий, компьютерные технологий. Ну вот у меня художница она исследует этот феномен, вообще очеловечивания например голосовых помощников. Очень интересная вещь. Она вот исследует эту тему когда человек ищет взаимопонимание и общение не с другим человеческим существом, а именно с машиной. Ну вот. Она мне скидывала пример видео в Ютюбе, где утро с реборном. А реборны это такие дети младенцы, они бывают и роботами и просто куклами и очень похожи на настоящих детей, они по весу соответствует и на ощупь похожи. Там если они роботизированные, они дышит как дети и пахнут как дети. Абсолютная торчевая история про то, как бывает, вот такие вот, целые сообщества мам, которые вот собираются и воспитывают этих реборнов. Вот. И она хочет в будущем сделать проект на эту тему. Мне казалось конечно очень интересно просто как-то выйдет. Вот. Ну вот так. Мне кажется сейчас тема популярна. Что еще. Ну вот конечно мне кажется очень популярно может быть какая-то политическая повестка, даже если это не Россия, где тут такая почва для размышлений различных довольно богатая. Но я была на той же «документе» летом в Касселе там конечно было очень много про демократию. Вообще, что такое демократия. Было несколько работ посвященных этому. Это такой мне кажется животрепещущий вопрос, потому что существует ли демократии в обществе, если существует, то вообще блага это или нет. Там было много работ на эту тему. Мне кажется еще есть такой вот пласт искусства сейчас, которые не освещает ещё какие-то конкретные социальные или политические проблемы он просто искусство ради искусства. Мне кажется довольно много художников существует в этом поле. Мне почему-то кажется школа Родченкова очень активно выпускает таких художников, которые вроде как внешне очень красиво делают, их воспитывали так чтобы они вписывались в международном сцену. И как бы с таким бы нейтральным искусством и они вписываются довольно много где. Вот. Но мне кажется, но для меня такое искусство не очень интересно.

И. Как интерьерные картины.

С. Ну, да. Они могут быть, может быть какой-нибудь видео или там я не знаю. Как очень красиво сделанная инсталляция, но она не про что. Или какие то фотографии, ну вот, действительно какие-то интерьерные, вот они очень отлично смотрятся в «белом кубе». Ты такое эстетическое получил от этого наслаждение и вынес высокий полуболь.

И. Может быть это и хорошо для людей, которые перенасытились умным искусством, прийти и посмотреть. Ах красиво, пойду домой.

С. Да.

И. Ты когда-нибудь сталкивалась с социальными художниками, которые целенаправленно работают на общество. Какое вообще отношение имеешь к социальному искусству.

С. Но вот я знаю художницу Леру Лернар, она моя одногруппница, она собственно начинает работать как художник, сейчас пробует себя как куратор. И она занимается конкретно эстетикой взаимодействия. То есть искусство, которое работает с какими-либо сообществами. Её сообщество - это городские сумасшедшие. Очень интересная тема. Она еще общается с ними не только в Питере, находит их в Нижнем Новгороде, в разных городах, куда её приглашает резиденция. Вот. И она не выставляет их, как фриков или как ну как бы это не экзольтирование этой группы, а наоборот, вскрытие их каких-то, да, она в каждом из них видит художника. Вот это действительно так. Есть человек, который рассказывал, он сочиняет стихи из номеров машин. Или там другой, он выходит на дорогу и придумывает свой язык регулировщика. Ну такой вот. Есть женщина, которая просто пишет какие-то повести, как-то занимается литературой, которая практически не читабельна. Но это абсолютно разные такие вот проекты людей, которые не считаются в традиционной среде художниками. В тоже время они как-бы такие асоциальные аутсайдеры. И вот она как-бы находит их довольно случайно. Ну, что, она еще сама довольно странно одевается, выглядит. У неё, например, есть колготки, на которых приделаны такие резиновые утки. Или есть такое ярко розовое пальто, и тут такие ботиночки жёлтые приделанные. У нее есть пиджак, в котором приклеено огромное количество лилий на спине, таких искусственных. Она говорит, что это ее манок для таких персонажей, потому что они обязательно с ней заговорят. И как-бы собственно она тем самым завлекает людей в разговор о современном искусстве. То есть ей дают какой-нибудь комментарий по поводу внешнего вида, и она начинает объяснять, что она художник, и еще плюс вот такая просвещенческая цель. Я считаю ее вполне себе социальным художником. Но она говорит про то, что вот это искусство взаимодействия оно умирает. То есть оно очень активно было развито в девяностые. Оно появилось тогда как такой противовес коммерциализации искусства. Т.е. искусство взаимодействия ты не можешь нигде продать, получить из него какую-то выгоду. В двухтысячные оно еще как-то существовало, а сейчас его уже практически нет. И вот она пишет диссертацию на эту тему, и она собственно пытается возобновить как-то вот это движение.

И.: Классная идея. Я теперь тоже хочу колготки с утками.

С.: Они у нее ещё светятся. По ним ударишь, и они так еще огонечками светятся.

И.: Как ты считаешь, какова роль художника в обществе.

С.: Зачем нужен художник в обществе? Мне кажется, это очень важная фигура в том плане, что он указывает на какие-то вещи, которые либо актуальны сейчас, либо будут актуальны через какое-то время. И при этом мне кажется, тут такой парадокс, что на самом деле художники очень нужны обществу, но общество не очень нужно художнику. Потому что, мне кажется, со всеми художниками, с которыми я общалась, практически со всеми, они не думают на самом деле, что подумает о них зритель. Они просто делают свою работу, они выставляются. Но их не интересует отклик от зрителя, потому что я их спрашиваю, а что вы хотите, чтобы зритель там почувствовал, увидел, понял. Они либо говорят, что им всё равно, либо ну пусть думает, что хочет. То есть дальше продолжается вот это вот: зритель как соавтор, это интерпретация, это дополнительный смысл для работы. Там значит на самом деле неважно, что думает художник, что думает зритель. Но мне кажется, художник должен чувствовать огромную ответственность за свою какую-то работу. Поэтому я не очень отношусь к художникам вот что-то типа школы Родченко. Потому что, мне кажется, художники обладают очень большой властью именно над сознанием зрителя. Потому что мне кажется, иногда существуют произведения искусства, которые способны перевернуть все твои представления, какие существовали до этого. Вот эту вот потенциальную возможность в себе чувствовать, осознавать и нести за нее ответственность, мне кажется, очень важно. И мне кажется хороший художник, он это понимает. Без них мы никуда, без современных художников.

И.: Я так назову параграф, если ты не против. А должен ли художник, ну или можно ли сказать что это его миссия: фокусировать внимание общества на каких-то проблемных вещах?

С.: Мне кажется да. Я вот вижу в этом не только вот цель художников, вообще цель искусства. Ну как-бы я не хочу быть как-бы обозначать как современное искусство, потому что, мне кажется, искусство всегда указывает на такие вещи. Ну вот, мне кажется, кто как не художник укажет на проблемы, на его же какие-то симптомы. Но с другой стороны не всегда общество берет во внимание серьезно. Ну вот как бы вот эта точка зрения она с другой стороны довольно утопична. Потому что если посмотреть на то, как сейчас существует современное искусство, мировое, это такая гонка за деньгами. Никому особенно не важно, что меняется в обществе с появлением того или иного произведения искусства. На столько, так много художников стало и так много произведений искусства, так много бейенале, так много различных фестивалей, что это всё превращается в какой-то бессмысленный конвейер, в котором вообще не ясно, что имеет действительно важное значение. Только, если там, например, ну вот есть редкие исключения, вот такие мировые звезды, которые являются коммерчески успешными. И при этом остаются какой-то на злобу дня делают, очень актуальные социальные и прочие. Например, Ай Вэйвэй в Китае. Я им восхищаюсь. Недавно посмотрела про него документалку. Он потрясающий в этом плане художник. Он как-бы является самой знаковой фигурой вообще в Китае сейчас. И он является художником современным. Мне кажется, все должны как-то более-менее стремиться к тому, чтобы быть что-то вроде Ай Вэйвэй. Получать огромное количество денег и строить гигантские студии. Иметь возможность путешествовать. Но в тоже время не бояться и вот говорить какие-то такие важные вещи, проблемы. Ну конечно, в Китае у него тоже благодатная почва, как Россия для некоторых художников. Он в какой-то может мере спекулирует на этой теме. Ясное дело, что на Западе Китай воспринимается, как какая тоже экзотика. Но в тоже время он действительно работает с такими важными темами для Китая. Было бы конечно странно, если бы он был известен на Западе и неизвестен в Китае. Но в Китае его очень много поддерживают.

И.: На него еще не осуществляются какие-то гонения?

С.: Ну конечно, постоянно. Его там даже его арестовали на 8 месяцев он пропал, по-моему, на восемь месяцев. И там были большие акции протеста «выпустите Ай Вэйвэя». Но его как-бы ограничили как-бы в плане, у него по-моему забирали паспорт на какое-то время. Он не мог выезжать из страны. Потом как только ему разрешили выехать из страны, он начал устраивать выставки вот про то, что с ним случалось за это время. И за ним устроили гигантскую слежку. Везде, куда бы он не шел, за ним были какие-то машины или люди, которые за ним следили. Вот я как раз была в Амстердаме в 2016, там была выставка фотовыставка Ай Вэйвэй про то, как за ним устроили слежку. И он там просто фотографировал людей, которые вот снимали его на камеру. Он тоже работает с этим. Несмотря на то, что его каким-то образом ограничивают, он всё-равно находит способ чтобы это превратить в арт проект.

И.: Хороший... У нас остался последний блок вопросов. Он самый большой, на самом деле. Он посвящен коммуникации со зрителем. Я думаю, ты не понаслышке знаешь о том, что многие посетители музеев традиционно говорят, что современное искусство - это полная хрень. Как ты считаешь, в какой мере произведение должно быть понятным для зрителя?

С.: Ну это конечно да такой большой вопрос, потому что, говорят, мы пришли посмотреть на произведение искусства, а не читать тексты. Ну тут конечно еще большая проблема в том, кто пишет и как пишутся эти тексты. Потому что, если сравнить с тем, как это было на Манифесте в главном штабе, кто писал эти тексты, не ясно, для кого они были написаны, тоже не ясно. Потому что вот даже мы, будучи арт медиаторами на Манифесте, даже я ни слова не поняла из того, что было написано на этих этикетках. Как-бы тут проблема в том, что зрителям как-бы, не имея опыта общения с современным искусством, он смотрит на объект и ничего не понимает. Потом обращается к тексту, который его еще больше запутывает. И это проблема не современных художников, и даже не современных кураторов. То есть получается, что, мне кажется, вот в этом плане куратор становится неким таким посредником, который должен соединить и как бы сделать понятным для зрителей то, что он смотрит. И, мне кажется, художник на самом деле они правильно делают, тут просто не думают про зрителя, потому что, если будет искусство ориентировано на как-бы такую понятность, и какой-то там средний уровень массовой культуры, то они как-бы получается будут обманывать сами себя и пытаться подстроиться под какой-то менстрим. А куратор как раз должен придумать способ, как сделать вот это искусство понятным. Это должно быть либо образовательные программы, либо более-менее понятные тексты, либо какие-то дополнительные материалы, которые помогут зрителю как-то погрузится в этот текст, в котором создана работа. И может быть через этот контекст им станет понятнее.

И.: При этом должен ли художник демонстрировать, если он хочет, конечно, социальные проблемы как-то завуалированно? Может быть для собственной безопасности, или чтобы никого не шокировать.

С.: Мне кажется, это всегда должно быть завуалированно, потому что если это в лоб, это довольно плоско и это не работает. То есть, мне кажется, что это должно быть показано таким образом, что у тебя в голове складывается пазл, и когда он сложился, у тебя такое чувство удовлетворения какое-то внутреннее появляется. Ну и я такое иногда испытываю, глядя на произведение искусства, когда вот у меня как-то всё складывается в голове и это получается моё прочтение этой работы какое-то. Я получаю удовольствие, когда я это поняла про что эта работа, мне так кажется. Вот. А если работа понятна мне сразу, то у меня возникает такое полное разочарование, потому что ну как бы мне даже не дали возможность подумать, или подумать как-то по-другому. Но с другой стороны тоже это впечатление может быть обманчиво. Хотя нет, некоторые работы бывают настолько в лоб. Ну как, например, у Сергея Шнурова. Вот такие вот работы, как рубящие с плеча топором. А так я для себя обозначаю. Просто вот тебе не дают никакой возможности подумать вот про это, и всё тут. А мне кажется вот как раз прелесть в произведении искусства в том, что они многослойные. То есть они могут про это, и про это и про то.

И.: Иногда ещё художник слушает куратора и говорит: «О, как здорово ты это сказал! Надо записать. Я об этом не подумал». Зависит ли работа куратора от мнения посетителей. Если зависит, то насколько, в чем?

С.: Мне кажется, сейчас работа куратора никаким образом не зависит от посетителей. Но это должно меняться, потому что как-бы не потому что мы должны ориентироваться на потребности и ублажать общество и музей не должен восприниматься как такая сфера услуг, его мы должны сделать максимально приятным для зрителя. Нет. Дело в том что, мне кажется, очень многие зрители имеют, то есть не все конечно, но потенциал быть как-бы соавторами, быть тем, кто может участвовать в жизни институции. Ну вот а куратор как-бы сейчас в современном понимании - это тот, кто существует оторванно как-то от этой действительности, вот он в этих своих абстрактных идеях, вместе со своими художниками, в каком-то непонятном мире пребывают. И вот они сделали выставку и вот тут столкновение реальности и вот этих вот абстрактных идей. И люди не понимают, про что вообще выставка, и зачем это сделано. Мне кажется, что должен быть во-первых, очень нужная институция проводить различные исследования социологические, чтобы понять кто зритель вообще, что им интересно, чтобы они хотели в музее видеть, о чём думать, приходить, зачем они приходят в музей. И на основе этих исследований в идеале, когда дальше будет развиваться кураторская деятельность, она на самом деле сольётся с образовательной. И все вместе будут вместе со зрителями создавать выставки. Вот. Художники будут работать наравне с посетителями музея. Когда собственно само содержание будет как-бы таким с разных сторон многослойным. Мне кажется, так должно работать. Ну так должна работать институция. То есть кураторы, конечно, могут прыгать от одной институции к другой, но музей должен стремиться к тому, чтобы стать частью сообщества. У нас, как только он становится частью сообщества, он получается, он становится не отделимой какой-то потребностью вот этих людей. Что-то делать, участвовать в этой деятельности и получается, что все это имеет смысл для всех, и для кураторов, или для музея, или для зрителя.

И.: Насколько куратор нуждается в обратной связи от зрителя?

С.: Мне кажется, он нуждается, потому что мне было очень страшно, понять вообще, что как будет восприниматься выставка. И конечно довольно сложно услышать вот этот вот действительный какой-то отклик, потому что если на выставку приходят твои друзья, ясное дело, они тебя хвалят, какой ты замечательный и потрясающий. Но бывает, те, кто говорят какие-то критические замечания. И мне это очень важно, потому что я хочу потом как-то исправлять эти ошибки в будущем и учитывать их как работать с этим дальше. Это с одной стороны. Мне было важно услышать мнение на самом деле от профессионалов, которые в этом деле что-то понимают, в плане устройства выставки, какой-то визуальной составляющей, или содержательной. Но я еще наблюдала очень много за посетителями в самом музее Связи, потому что я там иногда ходила, мне там нужно было поправить, приклеить обратно, что отвалилось. Получается, что я была невольным свидетелем того, как люди какие-то комментарии дают по поводу выставки. Я поняла, что выставка им абсолютно не понятна. Она не то, чтобы это какой-то визуальный объект, который тебе сразу говорит о чем все это. Не все читали, у меня был кураторский текст в буклете. Не все его брали. То есть все заходили, так могли просто две секунды провести на выставке и выйти. Или спросить у меня просто «а где продолжение?». Или еще находились те, кто на самом деле они довольно резко реагировали в том плане, что им хотелось посмотреть в музее на что-то старое. Вот они пришли и выставка про социальное Медиа. Мы это и так каждый день видим. Зачем нам еще здесь это в музее? Это было странное тоже дело. Потому что люди не хотят сталкиваться с реальностью в музее. Это то, от чего они сбежали. И вот тут их заставляют снова в это погрузиться. Мне кажется это ударные на самом деле вещи для современного искусства. Это то, чем оно бьет. Реальностью с сегодняшним днём, какими-то актуальными проблемами. Не все же критикуют его за то, что оно не прекрасное, не чудесное. А оно иногда тебя бьет по больному месту.

И.: Ну, у нас есть школа Родченко.

С.: Они вот тебе про прекрасное и чудесное. От того, что зрителей мало что понимали и выносили с этой выставки, меня на самом деле не сильно расстраивало. Не знаю, мне как-то все равно я в душе как-то надеялась, что один-два человека за весь период работы выставки что-нибудь да вынесли для себя. Но еще я слышала отдельный комментарий девочки. Она вышла с выставки, она взяла вот эту открытку, которую мы успели сделать до второй неделе выставки, и у нее ребята другие спрашивали, что это такое. И она смогла объяснить, про что работа. Потому что я писала довольно понятный текст. И мне было очень приятно, что она как-бы так рассказывает, что она поняла, про что это, и ей действительно хотелось рассказать другим людям. Это был человек, который что-то вынес с выставки, не только открытку.

И.: А в социальных сетях ты не отслеживала отзывы, фоточки в Инстаграмме?

С.: Нет не гуглила. Наверно это надо сделать. Но у меня почему-то такое ощущение, что никто про это ничего не писал. Мне кажется, люди довольно не активны. Я даже не думала про это. У меня такое может быть приниженное чувство собственного достоинства. Мне кажется, никто не пишет про эту выставку. Кто из моих знакомых был на выставке они выкладывали фотографии в Фейсбуке. И все. Причем такие знакомые отдаленные. Которые не специально пришли со мной пообщаться, а они просто знают, что есть выставка и они пришли. Мне просто приятно само их присутствие. Они уделили внимание и какое-то время потратили на то, чтобы посмотреть выставку. Ну а так про выставку была только одна как-бы а-ля рецензия. Но это была от моего знакомого. Он просто блок пишет про выставки современного искусства в Питере, и он написал про мою.

И.: А сталкивалась ли ты когда-нибудь с откровенно негативной реакцией на работы художников на твоих выставках?

С.: Да, вот была как раз негативная реакция. Она была от профессионального сообщества, от художницы. И она критиковала сильно проект «Свидание в музее». Как раз она говорила про то, что это эксплуатация мужчин, что вот она спекулирует на теме женственности. Сильно женская гендерная окраска проекта. Что если бы проект делал мужчина, и также приходила на свидание женщина, очень резкая критика была бы в этом плане. А так, она говорит, что она пользуется тем, что она женщина, и что она может использовать мужчин как угодно. Потому что мы как бы в репрессированном положении, менее привилегированная группа. И вот ей казалось, что это вот несправедливо так спекулировать на своей женской сущности. Я пыталась с ней поспорить, но она довольно резко нападала в принципе, довольно негативный у меня такой отпечаток просто от неё остался. Потому что, ну ладно была бы конструктивная критика, или какой-то нормальный диалог, но она всё делала возможное, чтобы я начала оправдывать каким-то образом эту работу. Хотя это вообще не моя задача. Если тебе не нравится исследование, то это твое мнение, всё О'кей. Она именно хотела добиться от меня каких-то объяснений. Ну вот какой-то такой резкой критики мне кажется больше не было. В этом плане с критикой довольно сложно, потому что, если раньше там было куча скандалов по поводу какого-нибудь произведения искусства, потому что это оскорбило чьи-нибудь чувства. Например, я всё на самом деле скучаю по времени футуризма. По всем этим эпотажникам, которые устраивали диспуты и в них кидались помидорами. Все довольно резко реагировали «вот что это не искусство», а сейчас ну как бы всем всё равно. «Искусство это, не искусство, мне всё равно». Или там «слабое искусство, но мне тоже все равно». И оно больше никого не эпотирует, и никто не хочет быть эпотированым. И всех не то что бы сложно удивить, а мне кажется это просто невозможно уже сделать. Как-то на столько вывести человека из себя, что бы у нас начались такие диспуты, как в начале 20-го века. Мне бы этого очень хотелось, потому что у нас такое в обществе: все друг друга хвалят и куда бы кто не пришел, все вернисажи существуют для того, чтобы пообщаться, потусоваться, а не для того, чтобы действительно оценить, вот ты проделал классную работу или ты здесь облажался, у тебя работа слабая. Или это тоже довольно мягко. Нет зрителей, которые бы пришли и сказали: «мне это не нравится». То есть таких зрителей сразу воспринимают: «ты ничего не понимаешь в современном искусстве, не разбираешься. Ты сиди и молчи». Мне кажется, нужно так говорить, нужно приходить и говорить это всё г****. Мне кажется, вот этого не хватает.

И.: Исчезли те люди, то поколение, которое могло сказать. Ну всё-таки относительно недавно последние несколько лет случались такие может сказать общественные протесты против выставок. Например, против того же Фабра было много возмущений, или против Стёрджеса с его девочками и мальчиками.

С.: Да. И в тоже время существует такое явление. Но, мне кажется, что есть это конечно, это просто, понимаешь, тут получается, что всё-таки в начале 20-го века дискуссия всё-таки была на каком-то довольно высоком уровне. То есть люди могли аргументированно объяснить, почему это г****, почему мне нравится тот или иной художник, футурист, компашка. Здесь дискуссия остается на уровне каких-то очень бытовых вещей, каких-то довольно не интеллектуальных проблем. То есть вот с чего началось все это, с Фабра. Всё это потому, что кто-то выставил работу, фотографию той работы, которой даже не было на выставке. Все активно поддержали. Вот эту распятую кошку. И начали распускать вот этот вот какой-то нелепый абсолютно слух. Даже если бы была эта кошка, там на этой выставке, всё равно как-бы люди не потрудились узнать вообще про что творчество Фабра. Здесь в данном случае проблема в том, что критика строится нервным телом, на какой-то вот поверхности она держится. Ну вот и мне бы хотелось, что бы конечно она уходила куда-то вглубь. Вот тогда эта критика могла бы развить искусство. Что была вот эта шумиха вокруг Фабра, меня это сильно удивило. С одной стороны меня просто ужасно огорчило в том плане, мне казалось, что мы какая-то дикая страна, далекая от современного искусства. Но потом я поговорила со своими зарубежными коллегами, когда была в Анабе, сказала про эту ситуацию. Они сказали, что это потрясающе, что в России так реагируют, что на самом деле это проблема институции, которая как-бы не умеет правильно регулировать как-то такие вот конфликты. По сути, они должны были в общем как-то, они были ответственны за эту ситуацию, а не общество, и даже не сам Фабр, а вот именно Эрмитаж.

И.: Я думаю, они так не считают на самом деле.

С.: Может быть. Но я помню, что было какое-то интервью с Озерковым, и он там говорил о том, что они всегда пытаются предугадать скандал по поводу различных выставок. И тут они на самом деле ждали, что скандал разразится опять от религиозного сообщества, потому что у них там был крест в одной из скульптур, крест был воткнут в жука. Но он висел довольно высоко. Его никто не заметил. А чтобы была дискуссия вокруг жестокости к животным, они этого вообще никак не предполагали. Просто вот удар в спину.

И.: Как ты считаешь, можно ли такое общественное волнение назвать цензурой снизу или это совершенно другое?

И.: Мне кажется можно, потому что эта цензура требует закрытия выставок. Это цензура требует, чтобы художника повесили вместе с Пеатровским. Цензура, близкая к линчеванию. Но тут как-бы то есть прислушиваться к такого рода цензуре я бы не стала. Весь мой какой-то максималистский дух просит бороться вот с этим плоским мышлением. И просить от оппонентов реально хороших аргументов. Ну да, мне кажется, как только мы начнем поддаваться цензуре снизу, мы пойдем совсем по другому пути. И не по тому, которому надо.

И.: Плющ мне на этот вопрос задал встречный вопрос: А снизу ли эта цензура?

С.: Нет, это действительно снизу, потому что есть такая фраза Ханца Хааке, который говорил про то, что на самом деле цель правительства вообще любого правительства, не то, чтобы это совсем относится к государству, вообще в принципе к власти как таковой, состоит в том, чтобы подчинённые они начали мыслить, как институция. Все наши мысли, они нам кажутся индивидуальными, на самом деле они соответствует общему конкурсу. Это здесь вот можно на эту тему сказать, что сверху не сверху, но это одно и тоже.

И.: И два завершающих вопроса. Как ты считаешь, к отражению каких социальных проблем в современном искусстве наше общество еще не готово?