Психология взаимодействия работников следственных органов с несовершеннолетними (Правонарушителями и потерпевшими по половым преступлениям) при допросе

бесчувственность к чужой боли; эмоциональная холодность; жестокость; цинизм; непризнание авторитетов и общественной морали. С. с детства рос без матери, формируясь замкнутым, малообщительным, но бесконфликтным ребенком. Он никогда не хотел учиться, однако, при этом не нарушал дисциплину на уроках, не грубил учителям, выслушивал все замечания преподавателей, был «тихим двоечником». С. покорно выслушивал все нарекания со стороны взрослых, но делал «все по-своему», с одноклассниками, практически, не общался, вел себя обособленно, при этом, в конфликты не вступал, не проявлял агрессивности и его также «никто не обижал». Лишь отец в своих показаниях говорил о том, что испытуемый - злой и агрессивный подросток. Данный факт может свидетельствовать о том, что в социально приемлемой сфере С. соблюдал все правила общежития, сдерживал свои эмоциональные проявления и истинное отношение к происходящему, демонстрируя, тем самым, хороший самоконтроль поведения. С. всегда жил в мире собственных переживаний, у него никогда не было близкого человека, с которым он мог бы поделиться своими мыслями и чувствами. Даже о том, что он систематически в течение пяти лет навещал бабушку - Б-ну, не подозревал никто из членов его семьи, включая родного отца. Дворовая компания, в которой был С. и его старший брат, не имела какой-либо направленности - подростки гуляли, разговаривали, спиртное, практически, не употребляли, т.е. занимались, так называемым, бесцельным времяпровождением. До какого то периода испытуемого это устраивало, тем более, что он никогда не отличался постоянством привязанностей и интересов: у него не хватало волевых качеств для того, чтобы заставить себя довести начатое до конца (посещать занятия в школе, учить уроки), он неоднократно бросал занятия спортом, потому что «надоедало» и т.д. Являясь личностью безвольной, эмоционально холодной и жестокой, не желающей отказывать себе в чем-то интересном, когда С. потребовалась определенная сумма денег для удовлетворения своих потребностей, он тщательно и цинично разработал план их получения, даже не пытаясь приобрести их социально-позитивным путем (например, заработать). В ситуации совершения преступления С. строго следовал своему разработанному плану, демонстрируя, при этом, хороший самоконтроль поведения: взяв перчатки, молоток и полиэтиленовый пакет он, дождавшись темноты и пообщавшись на нейтральные темы с приятелями, пошел к бабушке для совершения задуманного. С. цинично убил свою бабушку, меняя орудия убийства, после чего целенаправленно и хладнокровно искал нужные ему деньги, которые в дальнейшем и потратил по своему, заранее продуманному плану, осуществив активные, опять же, заранее продуманные действия по сокрытию следов преступления.

Пример 58. Несовершеннолетний Р., 16 лет являлся лидером устойчивой группы девиантных подростков. Судим не был, но вел асоциальный образ жизни, состоял на учете в ИДН, бросил школу, не учился и не работал, воспитывался в крайне неблагополучной семье - отец находился в местах лишения свободы, а мать злоупотребляла алкоголем, вела аморальный образ жизни, на глазах сына с его раннего возраста вступала в беспорядочные сексуальные контакты со своими «собутыльниками» в квартире, где они проживали. Подросток испытывал к матери крайне негативные эмоции, стеснялся ее, между ними постоянно возникали ссоры и скандалы по поводу ее сексуального поведения. Однажды, находясь среди своих друзей у себя дома, подростки сидели на кухне, курили и разговаривали. В какой-то момент пришел еще один член их группы М. и весело стал рассказывать всем присутствующим о том, что мать Р. «опять напилась и в гараже как всегда у всех на глазах» вступила в сексуальные контакты попеременно с И.и П. (понятно, что подросток изложил данную информацию в соответствующей стилистической «обработке» с использованием определенных эпитетов в адрес матери обвиняемого). Р. неожиданно для присутствующих пяти подростков, схватил нож, находящийся на столе, и нанес М. около восьми ножевых ранений. Вывод, в части значимости для Р. нанесенного оскорбления, очевиден: несмотря на то, что подросток знал о подобном поведении своей матери, стеснялся ее, пытался воздействовать на мать и т.д., публичное, изложенное в циничной форме, сообщение об этом в присутствии членов референтной группы, где он был лидером, явилось именно для его личности тяжким оскорблением, несущим в себе огромный аффектогенный потенциал. С учетом всех имеющихся данных и диагностических критериев, Р. было выставлено состояние физиологического аффекта.

Пример 59. Несовершеннолетний М., 15 лет, отличающийся скромностью, застенчивостью, неуверенностью в себе и боязливостью, убил своего отца, нанеся ему около 25 ножевых ударов локализованных, в основном, в области печени. Следственные органы квалифицировали действия М. как умышленное убийство, совершенное" с особой жестокостью (ч.2 ст. 105 УК РФ). По ходатайству адвоката обвиняемого была назначена судебно-психологическая экспертиза для диагностики возможных признаков аффекта в действиях М. Подросток воспитывался в полной семье с деспотичным, злоупотребляющим алкоголем, отцом, который на протяжении всей жизни дебоширил, устраивал в семье постоянные ссоры и скандалы, беспричинно избивал как самого подростка, так и его мать. М. очень тяжело переживал ситуацию в семье, фиксировавшись на ней, очень жалел мать, не будучи способным хоть как-то избавить ее от страданий, причиняемых отцом. С течением времени М. все больше замыкался в себе, практически, не общался со сверстниками, стесняясь своих синяков и ссадин, систематически появляющихся у него, вследствие агрессивных действий отца. Однажды, отец в очередной раз, находясь на кухне в состоянии алкогольного опьянения, стал на его глазах избивать мать, подросток попытался заступиться, но в ответ на это получил от отца сильный удар по голове. После этого отец с высказываниями угрожающего характера принес из кладовки молоток и замахнулся им на мать подростка, М. схватил нож, который лежал здесь же на столе и стал на глазах матери наносить отцу удары ножом, проявляя, несвойственную его личности агрессию. Мать в какой-то момент сумела «оттащить» М. от отца, подросток с «рыданиями» убежал в комнату, где забился под кровать и через какое-то время там же уснул. Когда в квартиру приехали работники милиции, которых вызвала мать подростка, М. так и спал под кроватью, не реагируя на происходящее. Мать, воспользовавшись сложившейся ситуацией, первоначально попыталась оговорить себя, приняв вину за убийство мужа на себя, однако, при проведении следственных действий М. сразу же признал свою вину в содеянном. Несовершеннолетнему М. было диагностировано состояние кумулятивного аффекта.

Пример 60. Несовершеннолетний У., 17 лет обвинялся в убийстве своего отца посредством нанесения ему множественных телесных повреждений - ударов молотком и ножом. В протоколе осмотра трупа указано, что «труп мужчины, лежащий на кровати на спине завернут в пододеяльник и в простыню; на голове трупа завязана наволочка». У. воспитывался в полной семье служащих младшим из двоих детей, отец был военным, неоднократно участвовал в боевых действиях в Чеченской республике, злоупотреблял алкоголем, в семье дебоширил, устраивал постоянные ссоры и скандалы, избивал мать подэкспертного. У. рос и развивался соответственно возрастным нормативам, посещал детские дошкольные учреждения (с удовольствием говорит о раннем детстве, помнит даже номер детского сада). В школу пошел с 7-ми лет, учился хорошо, классы не дублировал, однако, с 3-го класса у него начались проблемы во взаимоотношениях со сверстниками и с учителями, которые с течением времени усугублялись - «стал изгоем, все на мне отыгрывались, уже в 3-м классе устал от борьбы и смирился», при этом, сам У. не только не инициировал конфликты, но и внешне не реагировал на выпады в его сторону со стороны окружающих - сдачу никогда не сдавал, на словесные оскорбления не реагировал, «всегда вел себя доброжелательно, хорошо, независимо от того, как к нему относились, все всем прощал», но в душе очень болезненно переживал происходящее, держал все свои переживания «глубоко внутри», поделиться ни с кем не мог, родителям не жаловался, т.к. не видел смыла, считал, что изменить сложившуюся ситуацию уже невозможно - состав класса не менялся с первого года обучения. В 11-м классе У. перешел в другую школу, т.к. «терпеть это было уже невозможно», однако, и в новом коллективе, с его слов, адаптироваться не смог и, проучившись один месяц, учебу оставил. Стал посещать подготовительные курсы в архитектурном техникуме, но опять же учебу оставил через два месяца, т.к. не смог выстроить отношения со сверстниками: «чувствовал себя одиноко, замкнуто, не мог завязывать отношения, они у них на своем уровне». Говорил, что в этот период заметно осложнились и отношения в семье - отец в первый раз совершил с ним насильственные действия сексуального характера (coitus per or, coitus per rectum). Пояснял, что испытывал «сильнейше давление со всех сторон, ничего не хотел», ни с кем не мог поделиться ни семейными проблемами, ни проблемами со сверстниками, «хотел уйти из дома, но идти было некуда, ходил по вечерам один гулять, так и успокаивался». Пояснял эксперту о том, что отношения у него с отцом в детстве были очень хорошими, однако, после командировок отца в Чеченскую республику, «он очень изменился по характеру и по отношению ко всем - стал много пить, бил постоянно мать, все время ругался». У. «пытался заступаться за мать словами, физически боялся к отцу подходить, т.к. он сильнее меня, брата дома почти никогда не было, у него всегда была своя жизнь, друзья, поэтому он драк не видел и за нас не заступался». Отец часто бил и У., угрожал, что выгонит его из дома, постоянно попрекал материальными затратами. Когда отец первый раз совершил с ним насильственные действия сексуального характера (coitus per or), подросток убежал на несколько дней из дома (два дня жил у друга), по приходу домой, отец просил у него прощения, плакал, обещал, что больше такого никогда не повторится. У. о происшедшем никому не рассказал, не говорил даже матери, однако, в дальнейшем, отец стал периодически совершать с сыном насильственные действия сексуального характера (coitus per or, coitus per rectum), «угрожал словами, что расправится с матерью, со мной, а потом совершит суицид, потому что ему терять нечего». У. утверждал, что «очень боялся отца и физически, и морально (отец называл очень обидными словами)», но в то же время любил его, верил, что он изменится, «он всегда обещал, что это было в последний раз, строили планы на будущее, хотели купить лодку, поехать отдыхать». Матери подросток говорил о ссорах с отцом, но о наличии сексуальных действий по отношению к нему со стороны отца даже не намекал. Мать успокаивала подэкспертного, говорила, что отец его любит, призывала «не обращать на него внимания». Испытуемый пояснял, что «в последнее время боялся, когда отец не спит, если он спал, я мог спокойно после прогулки и поесть, и телевизор посмотреть, разговоров с ним мало было, он всегда был пьяным, постоянно конфликты создавал», говорил, что у него «всегда угнетенное состояние, стресс, депрессия, себя ненавидел, но его все равно любил, верил ему, он давал надежду, что исправится, я его каждый раз прощал и надеялся, что он станет другим, матери рассказать не мог, т.к. боялся за нее, всегда пытался это забывать, полностью из головы выбрасывать, насколько я уж умею прощать». Испытуемый на учете у психиатра и нарколога не состоял, употребление наркотических, токсических веществ, а также алкогольных напитков категорически отрицал, на учете в ИДН не состоял, половых контактов с лицами противоположного пола не имел. По заключению экспертов-психиатров при проведении АСПЭ У. психическим расстройством не страдал, мог осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими; в период инкриминируемых ему деяний, он не обнаруживал признаков временного болезненного расстройства психической деятельности, мог осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. При допросе в качестве подозреваемого и обвиняемого У. давал подробные, последовательные показания, полностью признавая свою вину и искренне раскаиваясь в содеянном. Мать У. при допросе в качестве потерпевшей показала, что 01.09.2006 г. в обед она звонила домой, но трубку никто не брал, вернувшись домой около 17.30., она увидела сына, сидящего на корточках в коридоре, около него лежало блюдце с большим количеством окурков, у него дрожал голос и «было состояние какой-то апатии», он велел не ходить в их с отцом комнату, труп отца был завернут в простыню, на голове трупа была наволочка. У. провел мать на кухню, где лежала написанная его рукой записка следующего содержания: «Я перестал ему доверять, я устал его прощать, ты сама не знаешь, сколько боли он мне причинил, как я сквозь слезы пытался его исправить, я не спал уже много лет, я много тебе не рассказывал, он убил мою судьбу, убил веру в жизнь, прости, я сорвался, мне очень больно было смотреть, как он издевается над тобой и надо мной, я сорвался, он меня постоянно ломал и добился своего, поставив крест на всем том святом, что было во мне, пусть я и жив, но я уже давно мертв! Я его зарезал». Рассказывая эксперту-психологу о ситуации, составляющей основу уголовного дела, У. пояснил, что 1 сентября 2006 года он проснулся от того, что над его головой разбился стакан, который отец бросил в него. В руках у отца был нож, он размахивал им, потом приставил к горлу и повел сына в спальню, где заставил снять трусы и совершил с ним насильственные сексуальные действия (coitus per or, coitus per rectum). У. утверждал, что не помнит, каким образом оказался в кладовке, помнит лишь, что держал ручку двери изнутри, говорил, что ему «показалось, что отец тыкает ножом в дверь и сильно ругается матом», но слов отца не помнит: «в словах отца были угрозы, но какие - не помню, но реально их чувствовал, нервы были на пределе», когда шум успокоился, У. взял в руки «первый попавшийся предмет». Не помнит, как оказался в спальне, увидел, что отец лежит на животе, показалось, что отец сейчас пойдет на него и стал бить отца молотком по голове. Молоток отскочил куда-то в сторону или выпал и, когда У. очнулся, в его руках оказался нож, говорил, что «моментами терял сознание». Про удары ножом ничего не помнит, «очнулся - в руке нож, а отец мертвый, потерял сознание, потому что, очнувшись - лежал рядом с отцом, сколько это длилось - неизвестно». После того как понял, что убил отца, лег с ним рядом и плакал, потому что было его жалко. У. вышел в коридор, «несколько часов сидел на корточках и курил, в комнату не заходил, думал о самоубийстве, хотел выпрыгнуть из окна, но что-то останавливало». Когда пришла с работы мать - «уже вышел из состояния, дал ей записку, т.к. сил не было рассказать». Говорил, что «чувствовал огромную потерю сил, испытывал чувство непонимания». При беседе с экспертом-психологом, рассказывая об отношениях с отцом, на глазах появлялись слезы, в содеянном раскаивался, жалел отца, понимал, что будет нести ответственность за содеянное. Интеллект У. сохранен, уровень развития познавательной деятельности соответствует возрасту, полученному образованию и микросоциальному окружению. Ииндивидуально- психологические особенности У.: пассивная личностная позиция; неуверенность в себе; нерешительность; боязливость; трусость; эгоцентрическая сосредоточенность на своих проблемах; обидчивость; низкий уровень агрессивности; низкое чувство вины; интровертируемость; необщительность при достаточном развитии коммуникативных навыков; бесконфликтность при неразвитой способности к рациональному выходу из конфликтной ситуации; конформность; зависимость от более сильной личности; неразвитость волевых качеств; вдумчивость; аккуратность; серьезное отношение к обязанностям; преданность близким; доброжелательность; бесконфликтность; приверженность нормам и установкам социума; в стрессовой, конфликтной ситуации - ограничительное поведение или повышение контроля сознания. Испытуемый, как и его мать, очень боялся отца, не мог противостоять его агрессивному поведению, в семье подростка сложился определенный, негативно окрашенный стереотип взаимоотношений, вследствие действий потерпевшего. Однако, ни мать, ни брат испытуемого не знали о том, что потерпевший совершает насильственные действия сексуального характера в отношении подэкспертного. Испытуемый, будучи личностью интровертированной, малообщительной, погруженной в мир собственных переживаний, неуверенной в себе, боязливой и трусливой, а главное, привыкшей к унижениям и притеснениям со стороны окружающих с младшего школьного возраста ни с кем не делился своими переживаниями. Потерпевший впервые совершил насильственные действия сексуального характера в отношении сына в его 16-летнем возрасте. Понятно, что для любой взрослеющей личности создавшаяся ситуация, связанная с подобным поведением отца явилась бы остропсихотравмирующей, учитывая характер агрессии и сензитивность к восприятию происходящего для лиц данного возрастного периода. У поэкспертного же, к данному возрастному периоду закрепилась и его социальная роль в ближайшем окружении (сверстников и учителей) - роль изгоя, всеми презираемого и унижаемого. Он привык мириться с унижениями в школе, инфантильно надеясь на изменение ситуации, привык «держать» все в себе, не рассказывая о происходящем даже самому близкому человеку - матери. По этой причине, с учетом его личностных особенностей, первоначально пережив сексуальное насилие со стороны отца, он также не рассказал о происшедшем близким, а по мере нарастания психотравмирующей ситуации - неоднократного повторения насилия над ним со стороны отца, механизм его переживаний и поведенческого реагирования вновь стал заключаться в «терпении». Таким образом, задолго до совершения инкриминируемого У. деяния, он находился в состоянии хронической фрустрации, которая с течением времени не гасилась, а усиливалась, приобретая характер острого переживания. При этом, фрустрированными оказались наиболее важные для любой, а особенно взрослеющей, личности потребности - в самоуважении (чувстве собственного достоинства) и уважении со стороны окружающих, а также аффилиативная потребность. Хроническое состояние фрустрации вызывало постоянную внутреннюю напряженность, оказывало дезорганизующее влияние на психику подэкспертного, негативные эмоции испытуемого накапливаясь, не имели «выхода вовне», эмоциональной разрядки не наступало, все переживания подэкспертный «держал» в себе, т.к., с одной стороны, он боялся потерпевшего, а с другой, в следствии своего инфантилизма, «верил его обещаниям, что это было в последний раз», «верил, что он исправится». При выраженной глубине переживаний у испытуемого происходило накопление (кумуляция) негативных эмоций и, в конечном итоге, агрессивное, аморальное, вызывающее поведение потерпевшего на протяжении длительного времени вызвало «катастрофическое поведение». Эксперт-психолог пришел к заключению о том, что в период совершения правонарушения У. в состоянии аффекта не находился, однако, на фоне интенсивной напряженности с повышенной чувствительностью к повторным асоциальным действиям потерпевшего после совершения насильственных действий сексуального характера, оскорблений и угроз в адрес испытуемого на фоне «плато» агрессивные действия У. явились отреагированием накопившегося эмоционального напряжения, которое до этого момента не имело выхода наружу и сопровождались снижением контроля поведения, игнорированием возможных последствий своих действий, психической дезорганизацией сознания - частичным сужением сознания с фрагментарностью восприятия и частичной амнезией событий происшедшего. В условиях длительной психотравмирующей ситуации при кумуляции негативных переживаний по механизму «терпения», с учетом индивидуально-психологических особенностей У. (исходно низкого уровня агрессивности, пониженного порога фрустрации, нетипичности внешнеобвиняющих форм реагирования в конфликтных ситуациях, высокого уровня опосредованности поведения и самоконтроля, робости, боязливости и нерешительности) эмоциональное напряжение достигло очень высокого уровня. Однако, нарастание эмоционального напряжения у подэкспертного происходило более сглажено, чем при физиологическом или кумулятивном аффекте, именно поэтому пик эмоционального возбуждения наступил на фоне «плато», когда отец после проявления агрессии уже ушел в свою комнату и «наступило затишье». Действия испытуемого после содеянного носили характер постаффективной психической и физической астении: у него было ощущение, что он потерял сознания, после чего У. произвел абсолютно нелогичные и не соразмеримые с ситуацией действия - аккуратнейшим образом завернул труп отца в простыню, пододеяльник, а его голову завернул в наволочку. Экспертом- психологом сделан вывод о том, что в период совершения инкриминируемого ему деяния У. находился в состоянии, оказавшем существенное влияние на его сознание и деятельность, а именно в состоянии выраженного эмоционального напряжения, которое характеризовалось нарушением оценочных, прогностических и контролирующих функций личности и ограничило возможность осознания действий испытуемого, их контроль и регуляцию, на что указывала парциальная некритичность У., резкое снижение самоконтроля и появление несвойственной его личностной структуре брутальной агрессии, а также, характеризующееся дезорганизацией психической деятельности, поведение У. после содеянного.

Пример 61. Несовершеннолетний К., 16 лет обвинялся по 4.2 ст. 105 УК РФ в убийстве своего дяди «с особой жестокостью». Подросток с восьмилетнего возраста воспитывался бабушкой (родители умерли), проживая с ней, дедушкой, дядей и младшим братом. К. в школу пошел в 8 лет, учился удовлетворительно, закончил 9 классов общеобразовательной школы. По характеру оценивался как подвижный неусидчивый ребенок, не имеющий друзей в классе, занимающий зависимое положение среди сверстников. На учете в ИДН К. не состоял, ранее не судим, на учете у психиатра и нарколога не состоял, употребление наркотических и токсических веществ категорически отрицал, алкоголь, практически, не употреблял, половых контактов с лицами противоположного пола не имел. Семья К. была крайне стеснена в материальных средствах, поэтому одноклассники снабжали К. учебными принадлежностями, некоторой одеждой, а сам подросток старался заработать денег, работая подсобным рабочим на рынках и в магазинах, обучаясь, при этом в ТУ по специальности «слесарь-ремонтник». Обстановка в семье К. была очень неблагоприятной, вследствие поведения дяди К. (потерпевшего С.), который, будучи неоднократно судимым, злоупотреблял алкоголем, «пропивал» из дома вещи, продукты, избивал членов своей семьи и всячески над ними издевался. Объективные данные свидетельствовали о невероятно жестоком и циничном поведении потерпевшего в семье: он мог под угрозой ножа посадить всех членов семьи на пол, включить газ и держать в руках спички, угрожая взрывом, в случае невыполнения его требований; он принуждал свою мать (бабушку К.) совершать с ним действия сексуального характера (coitus per or); зверски избивал как самого К., отнимая у него заработанные деньги, так и его младшего брата. В ходе проведения стационарной судебной психолого-психиатрической экспертизы (по заключению экспертов- психиатров К. был признан психически здоровым) при неоднократных беседах с испытуемым предположения эксперта-психолога подтвердились: потерпевший неоднократно в течение последних нескольких лет совершал с К. насильственные действия сексуального характера (coitus per or, coitus per rectum), о чем подросток никому не рассказывал. Более того, на глазах К. потерпевший однажды пытался совершить аналогичные действия (coitus per rectum) и с младшим братом подэкспретного, после чего, не раскрывая истинных причин, К. сумел убедить бабушку направить брата на учебу в школу-интернат. 16.12.2004 г. К. пришел домой, получив деньги за свою работу. Находящийся в состоянии алкогольного опьянения С. со своим другом, стал требовать и подростка деньги «на выпивку», когда подросток ответил, что у него нет денег, С. потребовал найти их и стал бить подростка, замахиваясь на него гвоздодером. К. попытался убежать из дома, но С. стал стаскивать с подростка штаны, разворачивая его спиной к себе, смеясь и держа в таком положении, в циничной форме говоря о том, что отпустит его только тогда, когда «опять сделает то, что положено - это» (друг С. на протяжении всего происходящего спал в той же комнате, прислонившись к стене). К. стал сопротивляться и, вследствие того, что потерпевший «был пьяным и еле держался на ногах», сумел выхватить у него гвоздодер и после нанесения им нескольких ударов С., выбежал из дома. Стоя на крыльце дома, К. «всего трясло, перед глазами все плыло, будто это был не я, дядьку очень боялся, ждал, что он сейчас выскочит на меня, изнасилует, а потом убьет, за то, что я его гвоздодером так», взял топор, потому что «боялся, что дядька побежит меня догонять, меня всего трясло, руки дрожали», не мог предположить, что С. уже мертв. Через короткий промежуток времени подросток решил «потихоньку» войти в дом, «когда поднимался по лестнице, всего опять затрясло, все было как в тумане, даже не все помню», когда К. увидел на полу комнаты, лежащего с открытыми глазами дядю, ему, с его слов, «показалось, что он смотрит на меня, стало очень страшно, даже жутко, стал бить его колуном, но как сколько раз - не помню, как бил - тоже не помню, помню только, что бил». После этого К. стащил с потерпевшего трусы (брюки уже были спущены), он стал бросать на его половые органы зажженные спички, с какой целью - объяснить не мог и, выпив, стоящее около друга С. спиртное, лег спать в этой же комнате. Необходимо отметить, что следствие выдвинуло, на наш взгляд, совершенно нелепую версию о том, что подросток хотел «изнасиловать С.», для чего и снял с него трусы, а с целью сокрытия следов преступления хотел поджечь дом - единственное место проживания их семьи (именно поэтому следователь первоначально вменил К. «особую жестокость»). При допросах в качестве несовершеннолетнего подозреваемого, а затем и обвиняемого К. вину в содеянном признавал полностью, искренне раскаиваясь в совершенном. При беседах с экспертами плакал «навзрыд», пытался объяснить свои действия («я не хотел его убивать, я его боялся, так получилось, потому что он довел меня до истерики, столько лет издевался, вот я и не выдержал»). При экспериментально-психологическом обследовании испытуемого: интеллект сохранен, уровень развития познавательной деятельности соответствует возрасту, полученному образованию и микросциальному окружению. Личностные особенности К.: импульсивность, эмоциональная неустойчивость, высокий уровень тревожности, заниженная самооценка, низка агрессивность, высокое чувство вины, нерешительность, аффективная ригидность, робость, боязливость, сензитивность, преданность, обязательность, исполнительность, избирательность в общении при достаточном развитии коммуникативных навыков, бесконфликтность, недостаточное развитие волевых качеств, просоциальность взглядов и установок. Не приводя подробный диагностический разбор, укажем лишь, что по заключению экспертов К. в период совершения инкриминируемого ему деяния в состоянии аффекта не находился; а был в состоянии выраженного эмоционального возбуждения, которое, развиваясь по механизму кумуляции эмоционального напряжения с последующим его отреагированием на фоне хронической фрустрации, вызванной длительной психотравмирующей ситуацией, связанной с аморальными, противоправными действиями потерпевшего, оказало существенное влияние на сознание и поведение К., ограничив возможность осознания им значения своих действий, их контроль и регуляцию. Протрагированная конфликтная ситуация, связанная с повторяющимися на протяжении длительного промежутка времени аморальными, деспотичными и противоправными действиями С., направленными, кроме причинения физических страданий и на унижение чести и достоинства К. несла в себе огромное психотравмирующее воздействие на психику подростка, которое обусловило накопление у К. эмоционального напряжения без наличия возможности его отреагирования. Кумуляции эмоционального напряжения способствовали такие личностные особенности К. как нерешительность, аффективная ригидность, сензитивность, заниженная самооценка, бесконфликтность, робость, боязливость. На фоне интенсивной эмоциональной напряженности с повышенной чувствительностью к повторным психотравмирующим воздействиям со стороны С. (при его очередной попытке сексуального насилия над К.) у К. субъективно внезапно наступило эмоциональное возбуждение, на высоте которого он нанес С. удары гвоздодером. После того, как К. с топором вернулся в дом и увидел, лежащего на полу С. с открытыми глазами, которые «смотрели» на него и «спущенными» штанами, К. опять же в присутствии друга С., стал наносить потерпевшему множественные удары обухом топора по голове. Если первоначальные действия К. (удары гвоздодером) импульсивно реализовывали аффективно обусловленную цель избегания предстоящего повторного сексуального насилия, то удары топором можно расценивать как отреагирование накопившегося эмоционального напряжения, сопровождающееся резким снижением контроля поведения с парциальной некритичностью (ограничением адекватной оценки своих действий и прогностических функций), появлением несвойственной его личностной структуре брутальной агрессии, частичным сужением сознания с фрагментарностью восприятия. Поведение К. после содеянного, являясь нелогичным и нецеленаправленным, характеризовалось признаками психической и физической астении без попыток анализа происшедшего (выпив спиртного, уснул тут же на кровати в комнате около трупа). Действия К., выражающиеся в бросании зажженных спичек (которые в процессе полета, естественно, сразу же гасли) на половые органы С. можно расценивать как неосознаваемый акт отмщения потерпевшему за совершаемое, на протяжении длительного промежутка времени, сексуальное насилия над ним.

Пример 62. Несовершеннолетний Б., 16 лет совершил убийство К., 46 лет и нанес тяжкие телесные повреждения И., 50 лет. По заключению экспертов-психиатров Б. был признан психически здоровым. Подросток воспитывался в семье служащих (мать - учительница, отец - военный в отставке, старшая сестра - студентка ВУЗа), родители занимались частным предпринимательством (изготавливали похоронные венки), привлекая к работе и сына. Подросток учился удовлетворительно, интереса к учебе не проявлял, классы не дублировал, на период совершения правонарушения обучался в 10-ом классе общеобразовательной школы одного из районный поселков Нижегородской области. Б. на учете в ИДН не состоял, наркотические и токсические вещества не употреблял, половой жизнью не жил. Алкоголь стал употреблять эпизодически с 15-летнего возраста, в тайне от родителей, т.к. при разоблачении его жестоко наказывал отец. В характеристиках с места учебы Б. оценивался как необщительный, боязливый, неуверенный в себе, замкнутый подросток. Сам Б. при беседе с экспертом-психологом пояснил, что отношения со сверстниками у него никогда не складывались, он был унижаемым и презираемым подростком, никогда не мог дать сдачу обидчику, «кто угодно мог пнуть» его, ударить. Кроме того, отношения с родителями и старшей сестрой также были очень сложными - отец физически наказывал Б. за любые провинности, пытался заставить его «стать смелым, самостоятельным», постоянно говорил ему о том, что он - трус и изгой. Мать Б. тоже старалась держать его в «ежовых руковицах», не проявляя эмоциональной теплоты к сыну. Так, Б. в пятилетнем возрасте подвергся сексуальному насилию со стороны трех подростков, которые завели его в подвал, где совершили с ним насильственные сексуальные действия (coitus per or). Б. по приходу домой, в слезах сразу же рассказал матери о происшедшем, но та никак не отреагировала на столь значимую своей трагичностью для сына ситуацию, не попыталась найти обидчиков, не поддержала ребенка. Понятно, что и в дальнейшем у Б. не сложились теплые, доверительные отношения с родителями, на протяжении всей своей жизни он находился в ситуации депривации детско-родительских отношений. Выявленные личностные особенности Б.: нерешительность, высокий уровень тревожности, сензитивность, замкнутость, необщительность, ведомость, зависимость от более сильной личности, неразвитость волевого компонента, озлобленность, эмоциональная неустойчивость, высокий уровень агрессивности, которая не проявлялась в обыденном общении, раздражительность, жесткость. Интеллектуально-мнестические функции Б. сохранены, уровень развития познавательной деятельности соответствовал возрасту, полученному образованию и условиям жизни. При проведении направленной беседы удалось выяснить, что на протяжении последнего го да-двух Б. постоянно снились красочные, цветные сны с однотипным сюжетом - он избивал своих обидчиков, которые просили у него пощады. Подросток говорил, что после пробуждения испытывал эмоции, близкие к счастью, но через несколько минут, осознавая, что «это был всего лишь сон, настроение портилось, понимал, что сегодня опять, может быть, будут бить или издеваться». Отсутствие волевых качеств при наличии паттерна переживаний по «женскому типу», блокировали у Б. проявление настойчивости, упорства в достижении цели, отстаивания собственных интересов. Не имея поддержки со стороны единственных близких для него людей - родителей (друзей у Б., с его слов, никогда не было) и мечтая как любой подросток о признании себя в глазах сверстников, при этом, постоянно «получая» насмешки и «пинки» от ровесников, Б. все больше озлоблялся в душе. Не предпринимая никаких социально-позитивных попыток посредством приложения волевых усилий для изменения своего положения в среде значимых для него лиц, Б. даже не мог себя заставить себя работать над своей внешностью (подросток был субтильного телосложения, с абсолютно неразвитой мускулатурой и т.д.), вследствие чего по типу замкнутого круга у него с периода среднего пубертата стал формироваться комплекс неполноценности (внешние данные «личностные особенности). Фрустрированными у Б. оказались наиболее значимые для его возрастного периода, потребности - в самоуважении, в принятии и уважении себя со стороны значимых окружающих и аффилиативная потребность. Индивидуальной формой противодействия для Б. стали реакции гиперкомпенсации, отражающие стремление к самоутверждению любым путем, даже преступным и жестоким. 25.11.2005 г. Б., выпив около 200 граммов спиртного (самогона) поехал в соседний поселок. Около 22 часов он увидел вдалеке женщину-кондуктора, которая шла ему навстречу. Б. взял с земли металлический прут и, поравнявшись с И., спросил у нее время, а после того, как женщина нагнулась к своим часам, нанес ей удар прутом по голове, но потерпевшая сумела оттолкнуть подростка и убежать. Б. утверждал эксперту-психологу, что он не хотел убивать И., а «хотел посмотреть, как от удара металлическим прутом она потеряет сознание и упадет». Жалости к потерпевшей не испытывал, в содеянном раскаивался, но все его высказывания в этом аспекте носили формальный характер. Спустя две недели, вновь употребив спиртное в большом количестве (с его слов, литр самогона), Б. поехал на рейсовом автобусе в один из населенных пунктов Нижегородской области. Подросток гулял по районному поселку, «выискивая» себе жертву. Около одного из домов он увидел мужчину-инвалида К. (с протезом одной ноги), находящемся в состоянии алкогольного опьянения. Б. подошел к нему, попросил закурить и, получив отказ, взял с земли кирпич, которым стал наносить множественные удары по голове инвалида, от которых последний скончался на месте происшествия (после первого удара кирпичом К. упал и самостоятельно не смог подняться, вследствие, имевшегося у него, физического дефекта и его функционального состояния). После содеянного, по дороге домой Б., находящимся в рейсовом автобусе своим знакомым- ровесникам, с гордостью рассказывал о совершенном преступлении, бравируя этим и «доказывая, что он не врет» (эксперту-психологу Б. заявил: «Да, хотел похвастаться, что Я такое сделал!»). Из показаний свидетеля П.: «в автобусе ко мне подошел Б., я заметил, что он был сильно пьяным, но спокойным и, отозвав меня в сторону, сказал, что убил мужика. Я ему не поверил, потому что его самого бьют все, кому не лень, но он стал показывать мне кровь на своих брюках и подробно рассказывать как все было». Свидетели по уголовному делу указывали на тот факт, что «в последнее время Б. стал выпивать спиртное и в пьяном виде мог нагрубить кому угодно, но только тем, кто не может ответить физически».

Пример 63. Несовершеннолетний Н., 16 лет совершил убийство своей девушки - произвел выстрел из охотничьего ружья ей в голову. По заключению АСПЭ был признан психически здоровым, способным осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Н. воспитывался в социально-благополучной семье служащих (отец - капитан корабля, мать - врач), но его отношения с родителями носили характер конфликтных. Отец, большую часть времени находился в плавании, а по приезду домой мать жаловалась на поведение сына, на что отец отвечал агрессией по отношению к подростку, не пытаясь разобраться в истоках таких взаимоотношений. С матерью у подростка постоянно возникали ссоры и конфликты, причиной которых, со слов Н., являлось «непотребное поведение матери»: подросток подозревал мать в изменах мужу и неоднократно говорил ей об этом, шантажируя ее «фактами». Мать Н. неоднократно писала жалобы на поведение сына в школу, в ИДН, требуя перевести его в школу-интернат как социально- опасного элемента, ссылаясь на его агрессивное поведение в семье. Антагонизм между матерью и сыном к его 16-летнему возрасту достиг апогея - мать выгнала Н. из дома, «обещая посадить его». Н. в школе учился на «хорошо» и «удовлетворительно», дисциплину, практически, не нарушал (иногда пропускал учебные занятия без уважительной причины), с учителями и сверстниками не конфликтовал, по мнению учителей, выявлял ярко выраженные лидерские черты. К личностным особенностям Н. относились следующие: вспыльчивость, импульсивность, смелость, решительность, эгоцентризм, ранимость в отношении критических замечаний в свой адрес, демонстративность при склонности к «застреванию» на негативных переживаниях, высокий уровень агрессивности, упорство в отстаивании своей позиции, неустойчивая самооценка, достаточное развитие коммуникативных навыков, низкое чувство вины, озлобленность. У Н. была фрустирована аффилиативная потребность, причем, основное психотравмирующее воздействие исходило от матери, к которой с течением времени он стал испытывать амбивалентные чувства. Со своей девушкой К. (потерпевшей по уголовному делу) подросток встречался более двух лет, утверждал, что любил ее, хотел жениться на ней. 24.11.2002 г. вечером он пришел домой к матери, чтобы забрать нужные ему вещи, в течение короткого промежутка времени между Н. и его матерью вновь возник конфликт с взаимными оскорблениями и унижениями. Н. выпил 100 граммов водки и пошел к своей девушке К., которой предложил потренироваться пострелять из охотничьего ружья ее отца. Молодые люди пришли на безлюдное место в районе набережной города и Н. стал стрелять по сделанным им мишеням. В какой-то момент между Н. и К. произошла ссора, связанная с тем, что девушка уговаривала Н. вернуться домой к матери (он ночевал «где придется»), на что Н. ответил категорическим отказом. В ходе развития конфликта К. оскорбительно высказалась о личности обвиняемого, сославшись на мнение матери о нем («правильно мать про тебя говорит, что ты...») и, заявив о разрыве отношений между ними, пошла в сторону дома. Н., рыдая, крикнул ей: «Все вы такие...» и выстрелил в К., которая в этот момент обернулась и выстрел пришелся ей в висок, девушка погибла на месте происшествия. В ходе проведения следственных действий Н. категорически не признавал вину в содеянном, излагая различные версии происшедшего, вплоть до самых нелепых (ружье, направленное вверх, выстрелило само, когда он его перезаряжал). Лишь в ходе проведения судебно-психологической экспертизы эксперту-психологу удалось установить с Н. психологический контакт и подвигнуть его к написанию явки с повинной, что он тут же и сделал, когда в кабинет эксперта был приглашен следователь. При проведении дальнейших следственных действий Н. придерживался правдивой позиции, был очень обеспокоен своей дальнейшей судьбой, но истинного раскаяния в содеянном, тем не менее, не испытывал, будучи полностью фиксированным на негативных переживаниях, связанных с отношениями с матерью, испытывая к ней эмоции ненависти и обвиняя ее в происшедшем.

Пример 64. Несовершеннолетняя Г., 16 лет обвинялась в убийстве своей бабушки. По заключению АСПЭ была признана психически здоровой, способной осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Г. воспитывалась бабушкой (потерпевшей по уголовному делу), т.к. мать ее умерла, когда девочке было 9 лет. Отец, злоупотребляющий алкогольными напитками, ушел из семьи еще до смерти матери. Г. закончила 9 классов общеобразовательной школы, училась удовлетворительно, зарекомендовала себя «общительной дружелюбной, бесконфликтной девочкой, любящей читать, рисовать, сочинять стихи». Поступив в техникум, училась плохо, пропускала занятия и вскоре учебу оставила («не понравилось учиться на повара-кондитера»). На учете в ИДН не состояла, была не судима, употребление наркотических и токсических веществ отрицала, алкоголь употребляла эпизодически, в малых дозах, половой жизнью жила с 14 лет с постоянным партнером, много старше себя. В течение последнего года проживала у подруги 29 лет, имеющей ребенка и злоупотребляющей алкоголем, поясняла, что «там было жить лучше, чем с бабушкой, потому что в последнее время с бабушкой постоянно происходили ссоры и конфликты, бабушке не нравилась моя жизнь». 22.03.2006 г. Г. пришла в гости к бабушке за сахаром и в процессе разговора, когда бабушка стала укорять внучку за ее поведение, взяла в коридоре синтетическую веревку, накинула ее на шею бабушке, завязала узел и держала до тех пор, пока потерпевшая не перестала сопротивляться, после чего с целью сокрытия преступления нарушила порядок в квартире, пытаясь имитировать кражу. В ходе проведения следственных действий неоднократно меняла свои показания, то признавая вину в содеянном, то отказываясь от совершения преступления, ссылаясь на то, что признательные показания давала под физическим и психическим воздействием со стороны работников милиции. При беседе с экспертом-психологом признала свою вину и, сохраняя ровный фон настроения, пояснила, что в ходе конфликта «оскорбление бабушки сильно задело, она давно уже меня раздражала, а тут еще сахара не дала, начала нравоучения свои, обзывала по-всякому». Говорила, что ее «всю переклинило, злость зверская была», она толкнула бабушку, та упала, Г. сбегала в другую комнату за веревкой, завязала на ней узел и стала душить бабушку «со злости». Перестала затягивать узел, когда поняла, что бабушка умерла, сразу же осознав всю тяжесть содеянного, «очень испугалась за себя и решила имитировать кражу, раскидала все вещи по квартире, включила газ, но форточки открыла, закрыла дверь на ключ и ушла». Неоднократную смену показаний, смущаясь, объясняла эксперту страхом за свою дальнейшую судьбу. Говорила, что в содеянном раскаивается, «бабушку сейчас жалко», однако эмоциональное реагирование Г. в процесс беседы позволяло сделать вывод о формальности подобных высказываний. К выявленным в процессе проведения судебно-психологической экспертизы, личностным особенностям Г. относились следующие: активность позиции, достаточное развитие коммуникативных навыков при недостаточно развитой способности к конструктивному общению, негативизм, озлобленность, склонность к накоплению негативных эмоций, злопамятность, лидерские черты, сензитивность к критическим замечаниям в свой адрес, демонстративность, эгоцентризм, упорство в отстаивании своих взглядов и установок, развитая способность к легкому вживанию в различные социальные роли, низкое чувство вины, изворотливость при стремлении к независимой позиции, в конфликтной ситуации - повышение контроля сознания. Интеллектуально- мнестические функции Г. сохранены, уровень развития познавательной деятельности соответствовал возрасту, полученному образованию и микросоциальному окружению.

Пример 65. Несовершеннолетний В., 17 лет совершил убийство Е-ва. По заключению АСПЭ был признан психически здоровым, способным осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. В. рос старшим из двоих детей в семье рабочих, закончил 9 классов общеобразовательной школы, к моменту производства по уголовному делу обучался на 3-м курсе ПУ по специальности «автослесарь». Оценивался как ученик средних способностей, ведомый, бесконфликтный, дважды был замечен в училище в состоянии алкогольного опьянения. Наркотические и токсические вещества не употреблял, алкоголь, с его слов - эпизодически, на учете в ИДН не состоял. Личностные особенности В., выявленные в процессе проведения судебно-психологической экспертизы: стеничность, выраженная эмотивность, ригидность, достаточное развитие волевых качеств, конфликтность при достаточном развитии коммуникативных навыков, импульсивность, некоторая демонстративность, низкое чувство вины, стремление к лидерству и к независимой позиции. Интеллект В. сохранен, уровень развития познавательной деятельности соответствует полученному образованию и микросоциальному окружению. 18.08.2006 г. В., находясь в состоянии алкогольного опьянения встретил своего знакомого, с которым в ходе совместного распития у него возникла ссора. В ходе обоюдной драки В. потерпевшего «потащил в лужу, окунул его голову в воду и держал там», нажав на голову потерпевшего ногой и ударив его головой об асфальт. При допросах вину в содеянном не признавал, говоря, что «убивать Е. не хотел, держал его в луже, чтобы тот охладился, остыл», настаивал на том, что смерть Е. не могла наступить от его действий («его потом, после меня кто-то другой убил»), однако, вина В. в убийстве Е. была полностью доказана.

Пример 66. Несовершеннолетний М., 16 лет обвинялся в убийстве С., которому он нанес множественные ножевые ранения. М. воспитывался в неблагополучной многодетной семье, с периода младшего пубертатного возраста формируясь девиантным подростком (родители М. вели асоциальный образ жизни, злоупотребляли спиртными напитками, воспитанием детей не занимались). М. учился очень плохо, формально переводился из класса в класс, таким образом, закончив 9 классов общеобразовательной школы. М. состоял на внутришкольном учете, педагогами оценивался как «грубый, развязанный, задиристый и очень самолюбивый мальчик, склонный ко лжи». М. был судим по ч.2 ст. 162 УК РФ на 3 года л/св условно с испытательным сроком 3 года. По заключению АСПЭ был признан психически здоровым, способным осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Личностные особенности М.: интеллект сохранен, уровень развития познавательной деятельности низкий, конфликтность, лживость, изворотливость, достаточное развитие волевых качеств, низкий уровень притязаний, высокий уровень агрессивности, низкое чувство вины, жестокость, импульсивность, вспыльчивость, эмоциональная неустойчивость, лидерские черты, стремление к доминированию в межличностных отношениях, самодостаточность, непризнание авторитетов и общественной морали, а также норм и установок социума. 27.07.2005 г. М., находясь в состоянии алкогольного опьянения, пришел в дом своего знакомого С. с ножом. В ходе возникшей ссоры М., держа потерпевшего за шею, нанес ему несколько ударов ножом, после чего с целью сокрытия следов преступления отмыл пальцы рук от крови, вытер в доме кровь, нож выбросил в пруд, а свою окровавленную одежду сжег. В ходе допросов вел себя отгорожено, был замкнут, молчалив, вину признавал, понимал, что понесет наказание, но раскаяния за содеянное и жалости к потерпевшему не испытывал.

Пример 67. Несовершеннолетняя И., 17 лет обвинялась в убийстве своего сожителя К. И. воспитывалась в неблагополучной семье (родители злоупотребляли алкоголем), училась удовлетворительно, классы не дублировала, окончила 9 классов общеобразовательной школы, после окончания школы более нигде не училась, работала курьером в агентстве недвижимости, затем, официанткой в кафе. Проживала с родителями, сожительствовала в течение трех месяцев с потерпевшим, отношения с сожителем, со слов испытуемой, были «хорошие, хотя он пил сильно, но я из-за этого не переживала, он спокойный был - напьется и спит». И. состояла на учете в КДН, т.к. «на несколько дней сбегала из дома из-за того, что отец избил меня при подруге». Употребление наркотических и токсических веществ категорически отрицала, алкоголь, с ее слов, употребляла редко, в малых дозах, в основном, пиво. На учете у психиатра и нарколога не состояла. По заключению АСПЭК была признана психически здоровой. Личностные особенности несовершеннолетней И.: интеллект сохранен, уровень развития познавательной деятельности низкий; эмоциональная неустойчивость; вспыльчивость; импульсивность; потребность в сочувствии и понимании, самоуважении и уважении со стороны значимых окружающих; впечатлительность; заниженная самооценка при повышенном чувстве независимости; достаточное развитие волевых качеств; упорство в достижении цели; низкое чувство вины; тип реагирования - экстрапунитивный по внешнеобвинительному типу. 29.08.2004 г. И. в течение всего дня с матерью и с потерпевшим «вместе выпивали, сначала пили разбавленный спирт, потом пиво», после того, как закончился спирт, у нее с К. произошел конфликт, И. стала выгонять К. из квартиры, он пнул ее «в зад...хватал за руки...за шею...он не угрожал мне, а просто говорил, что завтра разберется...он взял со стола стеклянную тарелку и кинул ей об пол...я встала, взяла его за левую руку, хотела вывести из квартиры, но он вновь отказался, сказал, что хочет поговорить, он был пьян, со стола... я сделала 1-2 шага к нему навстречу и сказав: «Ты мне надоел уже!», нанесла ему удар ножом в левую часть, тычком в левый бок, почему я его ударила, я не знаю, так просто получилось, я сразу вытащила из него нож и кинула его в раковину...перед этим я сказала матери, что «пырнула» Максима... он сказал, что ему нужно вызвать «Скорую помощь», когда я врачей вызвала, поднялась в кухню, вымыла нож, завернула в пакет и отнесла в палисадник, где спрятала его в кусты». В ходе проведения следственных действий вину в содеянном признала полностью, с работниками следствия контактировала неохотно, но давала подробные, последовательные показания, в нюансах описывая ситуацию деликта, понимая, что понесет уголовную ответственность. Признаков защитно-установочного поведения не выявляла, но и истинного раскаяния за содеянное не испытывала, считая, что ее К. «сам довел до этого своими скандалами».