Материалы астраханских научных обществ и учреждений как источник по истории Казахстана (II половина XIX в. – 1917 г.)

Из сведений, имеющихся в «Записках о землях графа Безбородко и князя Юсупова», стало известно об указаниях чиновника Оренбургской пограничной комиссии Н.А. Кузнецова о том, что оба помещика владели 331 942 десятинами земли. Так, на землях Юсупова к 1825 г. по данным проезжавшего здесь от границ земель Уральского войска до Телепневской ватаги того же Н.А. Кузнецова имелось семь действующих рыбопромышленных ватаг: Багатинское, Пароховинская, Кокаревская, Косолейская, Камчатская, Вахрамеева, Баксаевская [46, Л. 5-5 об.].

Это объяснялось тем, что на всех этих ватагах лов рыбы производился наемными рабочими, или, как они назывались в официальной переписке, вольными промышленниками. На двух ватагах - Косалейской и Вахрамеевой - было 4 двора работников-байгушей, живших там круглый год. На ватаге Багатинское было три двора работников-рабочих. Как известно, кроме ватаги было три деревни: Никольское, Джанбай и Самахваловка, в которых было всего 40 дворов с 105 душами крепостных крестьян [136].

В 2003 г. совместно с сотрудниками астраханского архива и исследователями края в свет вышел труд о достоянии Астраханской губернии, где впервые предлагалась многоаспектная систематизированная информация на основе подлинных документов архивного фонда Астраханской области об основных занятиях населения. Архивные документы, опубликованные в этой работе, также свидетельствуют о том, что в первые годы перехода казахов из-за Урала они имели некоторую возможность свободно кочевать на землях князей Юсупова и Безбородко, где были расположены их основные места зимовок. Однако довольно скоро приказчики помещиков, проживающие на этих рыбных промыслах и в ближайших селениях, увидели определенные выгоды, которые можно было извлечь при эксплуатации кочевого населения. И с этих пор казахов, как правило, стали пускать на земли только за известную плату - оброк скотом, деньгами и прочим [137]. Таким образом, проанализировав большое количество оригинальных документов, мы пришли к выводу, что впоследствии между кочевниками и приказчиками помещиков и ватаг из-за этих поборов происходили частые столкновения, которые завершались нередко драками, что подтверждают дела, имеющиеся в ряде фондов Астраханского архива относительно рыбных промыслов.

Известно, что помещики не только сами держали ватаги по берегу моря, но зачастую сдавали и ватаги, и рыболовные места со всеми окружающими угодьями, камышами и сенокосами на откуп астраханским купцам- рыбопромышленникам. Тем самым источники свидетельствуют, что они передавали и им право отдавать казахам в оброк и аренду окружающие ватаги и землю. Среди дел фонда астраханской конторы рыбопромышленной фирмы «Братьев Сапожников» имеется ряд документов, свидетельствующих о том, что купцы пользовались этим правом не меньше, чем сами помещики, на рыболовных ватагах выдвигали маяки, устанавливали повышенную плату: «Промысловые приказчики всегда стараются занять бугров больше, оградить их маяками и после, даже в гибельное время, делают захваты у киргизцев скота, требуют несоразмерно удовлетворения, другие дают из оброку» [138, Л. 3].

Этими обстоятельствами, возможно, и объясняется, что большое количество материалов Петровского общества делают акцент на том, что астраханские купцы и предприниматели почти не пользовались правом покупки крепостных для работ в своих заведениях, а прибегали главным образом к эксплуатации наемного труда. Однако надо заметить правовые нормы наемного работника, которые мало чем отличались от правовых норм крепостных, а зачастую заканчивались официальным оформлением работника в кабалу.

Известный исследователь истории городов Нижнего Поволжья Н.Б. Голикова писала, что «многие попавшие в кабалу крестьяне находились в полном бесправии, подвергались беспощадной эксплуатации».

Однако, изучая комплекс источников, мы видим, что доведенные до отчаяния наемные работники, в том числе, конечно же, и казахи, шли не только на рыбные промыслы, но и на озеро Баскунчак добывать соль, наниматься в пастухи в русские селенья, то есть перемещались туда, где наблюдался источник их пропитания.

Как свидетельствуют множество архивных источников фонда: «Каспийско- волжские рыбные промыслы имели важное экономическое значение. Они привлекали к себе сотни тысяч рабочих рук, занимаемых во время путины. Особенно большое количество рабочих требовали крупные речные промыслы. Всего на всех промыслах Каспийско-волжского района (речных и морских) в 1913 году было занято 127 530 рабочих. В это число включены лица, занятые ловом, доставкой рыбы, приготовлением рыбной продукции, служащие в конторах и другие лица…» [135].

В сведениях, представленных статистическим комитетом о торговых ярмарках в Ханской ставке, имеется отчет «О состоянии Внутренней Киргизской орды за 1910 г.», где указывают на главные промыслы казахов- рыболовство и зачастую с нею связанные промыслы. Как известно, рыболовство особенно развивается в I и II Приморских округах, где казахи из-за постоянного заноса песками их земельных угодий перешли к рыболовству: «…одни из них сами снимают воды, а другие нанимаются на ватаги Астраханского и Красноярского уездов. В Камыш-Самарской части, по случаю отсутствия за последние годы в озерах воды, киргизы лова не производят…» [125, Л. 58].

Архивные документы свидетельствуют о очень тяжелом труде, которым были заняты путинны рабочие, среди которых было много казахов, пришедших из степи на заработки. Хозяева рыбных промыслов нанимали их, заставляли трудиться на самых тяжелых работах. Известно, что тогда на промыслах никакой механизации не наблюдалось, вся работа, велась вручную, что требовало большой физической силы. Несмотря на то, что желающих работать было в избытке, многие рабочие-казахи, не привычные к промысловым работам, не выдержив нагрузки, при первой же путине покидали рабочее место. Особенно тяжело было на промыслах казахских купцов, например, у братьев Танашевых Утегали и Хариса, которые владели несколькими рыбными промыслами.

Таким образом, из огромного пласта документов мы смогли сделать вывод, что казахи, завербованные в степи подрядчиками, как правило, использовались в качестве неводных рабочих. Заработная плата рабочих находилось в зависимости от вида работ, от срока, на который нанимались, времени года и в, первую очередь, от национальности. Большинство рабочих-казахов получали за труд 25-30 копеек в день, то есть на 2-3 рубля меньше, чем русские.

Об отличительных чертах казахских рабочих писал Махаш Бекмуханбетов, правитель I и II Приморских округов: «Мы знаем киргизов как отличных моряков и ловцов…» Его убеждения подтверждаются рядом документов, извлеченных из фонда «Канцелярии астраханского гражданского губернатора», которые содержат сообщение сотрудников управления рыбными и тюленьими промыслами об аренде некоторого количества земельных участков: «…в 1898 году киргизы арендовали 193 земельных участка на береговой полосе за 2914 рублей 64 копеек. За право на рыболовство в казну поступает от киргиз доходов на сумму 1000 рублей…» [129, Л. 15 об.].

Среди материалов астраханского военного губернатора имеется вырезка из газетной полосы «Астраханские губернские ведомости» за 1838 г., где была опубликована статья «Взгляд на состояние Астраханских рыбных промыслов», которая представляла собой краткое извлечение из отчета капитана-лейтенанта Стодольского о работе отряда в 1837 г., предназначенного для защиты Эмбинской рыбопромышленности. Отчет извещал о том, что данный отряд состоял из 9 судов под командованием обозревателя дистанции, расположенной по восточному берегу Каспийского моря [138, Л. 14-23].

Этот документ содержит в себе информацию о ходе эпидемии в Эмбинских водах, о нуждах и бедствиях, сопутствующих: «…лазарет для отряда тем более необходим, что в продолжение компании можно было у киргизов купить только три барана, а употребление свежей рыбы было не желательно в связи с лихорадкой, не имея свежей пищи, в команде распространяется скорбут… На острове Кулалах постройка лазарета была бы удобнее, но, начиная от Гурьева до Тюк-Караганской бухты, нигде не возможно было найти свежей питьевой воды…» Наряду с борьбой эпидемии существовали и другие проблемы, с которыми сталкивались отряды, освещает документ: «…грабеж киргизами производился на косных и кусовых лодках, по большей части отнятые у рыбопромышленников. Лодками управляют по большей мере беглецы из татар и русских, принявшие их веру…» [138, Л. 14-23].

Согласно отчету за 1879 г., предоставленному «Астраханским управлением рыбными и тюленьими промыслами по предметам Временного отчета по поземельному устройству» астраханскому генерал-губернатору, имели место статьи, указывающие приносящие казне доходы [82, Л. 179].

Изучив ряд документов, мы можем утверждать, что рыболовным промыслом занималось как местное, так и приезжее население из соседних губерний. О том, что продажа билетов с каспийских промыслов составила большее количество, чем в предыдущий 1878 г. свидетельствует документ 1879 года. Источники указывают на то, что лов рыбы проводился исключительно по билетам, выдаваемым на каждую рыболовную лодку [82, Л. 181]. В 1879 г. было продано всего 7877 билетов на сумму 178 853 руб., а общий доход с морских промыслов составил 265 643 руб. 80 коп. [82, Л. 205].

Несмотря на крайне неблагоприятные условия, был объявлен карантин, причиной которого послужил плохой лов сельди. Управлением рыбным и тюленьими промыслами 7 мая 1880 г. был сдан отчет астраханскому губернатору о понижении лова рыбы в Уральских и Персидских водах, причиной которого стали ветра, господствующие в Волоудской дельте [82, Л. 164].

На этом основании могу отметить, что Устав 67 «о каспийском рыболовстве морские рыболовные воды делились на 7 участков: юго-запад от северной границы участка Терекского Казачьего войска до устья реки Таловки; Терекский; северо-западный от восточной оконечности Синего моря до границы Уральских вод; от Уральских вод до участка Мангышлакских поселении…» [82, Л. 179].

Что касалось «земельной оброчной статьи», то эти земли больше относились к береговой полосе Каспийского моря для устройства ватажных заведений. В число этих земель также входили и дачи крестьян с. Владимировского, отданные в аренду летом 1879 г., оброком в 210 рублей в год.

Следует подчеркнуть, что «Астраханские губернские ведомости», на страницах которых опубликованы эти и другие разнообразные сведения, являются ценным источником по истории Казахстана.

На островах Новинском, Пешном, Тюк-Караганском, за Уралом и Жилом было построено несколько акбаров, казарм для зимнего и весеннего местонахождения промышленников, которые остаются здесь для рыбного и тюленьего промысла. В 1842 г. наблюдается упадок тюленевой промышленности. На островах встречаются препятствия в виде запрета ловли тюленя со стороны начальства Уральского войска на островах Тюк-Караганском, Пешном, Камышином. Лов тюленей осуществляется на Ново- Александровском [139; 140]. На острове Кулалах также наблюдаются препятствия в зимнее время из-за мелководья, что вынуждает рыбопромышленников просить Астраханское губернское начальство о переводе зимовки. Об этом сообщается так: «…грунт земли вверх островов Каспийского моря песчаный, изобилующий ракушками, покрытый густым, высоким, но тонким камышом и травой для корма скота, кроме того, родовыми кореньями, употребляемыми киргизами в пищу и частенько служащими лечебным средством от цинготной болезни. В особенности это наблюдается из-за частого употребления жителями соленой воды, так как пресная добывалась трудным способом в десяти верстах в колодцах, или же в семидесяти верстах от острова имелась горная вода. Лето на о. Долгой необитаемый, а зима снежная. Киргизы во главе с родом адай, кочующие по Каспийскому полуострову, располагавшиеся на юго-востоке, со стороны Каспия притеснялись стражей, состоящей из рабочих ловцов и рыбопромышленников» [141].

Из краткой исторической справки о поселках береговой полосы Каспийского моря, составленной Астраханским управлением рыбными и тюленьими промыслами за 1912-1913 гг. на основе статистических сведений, известно, что поселение на берегу Каспийского моря началось еще задолго до нарезки береговой полосы в 60-х годах. Относительно времени возникновения поселков здесь достоверных сведений не имеется, но из более ранних источников известно, что некоторые из них возникли не меньше им 100-150 лет назад, например, селение Тишково, Каралат и другие [142, Л. 9-11].

По планшетам 60-х гг. в береговой полосе значатся поселения имеющие отношение Астраханской губернии: Вознесенская, Вахромеевская, Разбугоринская, Зеленга, Старая и Новая Сафоновки и Утеры.

Возникновение и рост поселков на берегу моря находятся в прямой зависимости от развития лова рыбы на Каспии. Отметим, что большой рост поселков попадает на время открытия вольного лова на море. По этому вопросу имеется мнение Государственного Совета от 2 и 9 марта 1902 г. по выработке правил Каспийско-Волжских и тюленьих промыслов. Появление закона 25 мая 1865 г. и было в свое время крупным шагом вперед в деле упорядочения Каспийско-Волжских рыбных промыслов. Одной из главных целей устава было принятие новых мер по охранению рыбного запаса в море. Однако вскоре после его издания, под напором вновь зародившихся условий жизни и производства промыслов, стала выясняться необходимость в его дополнении. Так, в 70-х гг. XIX в. почти сразу развился до громадных размеров лов частиковой рыбы: «…на берегу моря в связи с этим образовались целые поселки ловцов с населением в несколько десятков тысяч человек. Статистические сведения указывают, что особенно увеличился прилив этой вольницы, не подчиняющийся при производстве лова никаким законам после постигшего внутренние губернии в 1892-1893 гг. неурожая, когда более предприимчивые люди устремились из соседних губерний в Астраханский край на заработки» [142, Л. 21].

Самовольное заселение береговой полосы продолжалось до самого начала XX века. Департамент земледелия в 1904 - 1905 гг. разрешил Управлению рыбных промыслов заключить контракты с жителями поселков на 3-летний срок, назначив аренду прежним поселковцам по 0,15 коп. за кв. сажень, а новосельчанам по 1 коп. за кв. сажень.

Имеются документы, свидетельствующие о том, что апрельское сообщение о береговой полосе в 1912 г. находило невозможным допускать дальнейшего заселения береговой полосы в интересах рыболовства. Известно, что береговая полоса, с ее камышовыми и чаканными зарослями, бесчисленными култуками и ериками, является самым идеальным естественным рыборазводом. (См. Приложение Е)

Таким образом, площадь камышовых и чеканных зарослей в береговой полосе с каждым годом все более и более уменьшается, и через это место нерестилищ рыбы превращается в бесплодные песчаные пустыни. Это подтверждается констатацией смотрителя Г. Халилеева: «главнейшими факторами уничтожения естественных условий, необходимых для нереста рыбы, является химическое скотоводство, а вслед за ним камышекошение для молодняка» [142, Л. 29]. Также он описывает в своих наблюдениях скотоводов, населяющих береговую полосу, которые являлись больше обловщиками предустьевого пространства.

Проанализировав ряд материалов исследователей Астраханского края, мы приходим к убеждению, что попытки правительства ввести вольный лов на Каспий и образовать береговую полосу в первой половине XX столетия на деле не привели к положительным результатам. Население береговой полосы вопреки закону давно стало заниматься на землях этой полосы сельскохозяйственными предприятиями. Неоднократные попытки администрации устроить в земельном отношении поселенцев и легализовать эксплуатацию земель этой полосы в сельскохозяйственных целях до сего времени не дали ожидаемых результатов, так как это продолжалось на протяжении долгих лет.

Однако, несмотря на подобные нюансы, рыбный промысел Каспийско-Волжского района приносил ощутимый доход общероссийской казне. Источниками доходов Управление Каспийско-Волжских рыбных и тюленьих промыслов являлись морские воды и сдача их в аренду. Они находились у частных лиц, сельских обществ, казачьих станиц.

Как мы заметили, дальнейшее развитие в Астраханском крае получило соляное дело. Основные черты данного промысла сложились в предшествующие десятилетия и были оформлены Уставом о соли 1781 г. Имеющиеся документы свидетельствуют о том, что после упразднения главной соляной конторы управление соляным делом было сначала передано МВД в 1802 г., а затем Министерству финансов - с 1810 г. В рамках губернии ответственным лицом выступал губернатор, а непосредственным учреждением, которое занималось вопросами, была казенная палата, в составе которой было учреждено особое отделение [143, с. 21].

К началу XIX в. доход казны от добычи и продажи соли был крайне незначительным. Главная причина его упадка крылась в увеличении стоимости доставки соли к местам потребления, что, в свою очередь, свидетельствовало об узости рынка наемного труда.

В конце XVIII - начале XIX вв. неоднократно менялось управление соляным делом, значительно усилилась его централизация и регламентация. Для удешевления соляной операции и ликвидации дефицита соли российское правительство предприняло попытку по разработке озерных солей. Первоначальное значение при этом придавалось соли Элтонского озера.

Содержание нарративных источников говорит о том, что меры, направленные на увеличение вывозки эльтонской соли, имели определенный эффект. Это подтверждают сведения о том, что в конце XVIII в. отсюда ежегодно вывозилось около 5 млн. пудов, а в первое десятилетие XIX в. - 8-10 млн. пудов соли. Таким образом, мы видим, что соль Эльтона стала составлять большую часть того, что требовалось России. С увеличением его вывоза прекратились разговоры о дефиците соли, однако успех был не прочным.

Это убеждает нас в том, что для населения Астраханской губернии не менее важную роль наряду с рыбной имела соляная промышленность. В отчете «О состоянии Внутренней Киргизской орды за 1910 г.» это убеждение подтверждается следующей заметкой: «…кроме рыболовства, казахское население занимается также ломкою соли на Баскунчакском соленом озере» [124, Л. 58].

Мы знаем, что Арало-Каспийская впадина, окаймляющая Каспийское море, некогда была дном обширного моря, это в своих заметках отмечают и исследователи Астраханского края на страницах астраханских периодических изданий. Это и объясняет нам наличие в себе множества соляных озер, большинство из которых располагались в приморской полосе в 600 верст. Здесь можно встретить озера Эльтон, Баскунчак, Батырбек, Боткуль, Бес-Шокы. Озера Эльтон и Баскунчак до середины XIX в. были самыми известными. Вскоре и солеразработки перешли в частные руки, которые получили право свободного выбора источников для разработки. С момента образования казенного управления и до 1866 г. добыча соли составила на Эльтоне 512 млн пудов, на Баскунчаке около 30 млн пудов, на южно-астраханских озерах приблизительно 85 млн пудов. С передачей разработки соленых промыслов в частные руки правительство ввело акциз в размере 30 копеек с пуда соли, отпускаемого с промыслов [144]. С этого момента значение озера Эльтон стало падать, более интенсивно стал развиваться Баскунчакский соляной промысел, на это повлияло в значительной мере географическое месторасположение этих озер. По оценкам А. Николаевского: «Со временем соляная промышленность Астраханского края, а именно соледобыча на Эльтонском промысле прекратилась в 1883 году, через два года это пронаблюдалось на Чапчачинском» [145]. Исследователь края Р.М. Верденский в заметках отмечает о том, что Чапчачинское месторождение находилось в эксплуатации еще с XVI в., но в результате вынуждены были оставить разработку вследствие прихода в Волго-Уральскую степь калмыков, которые делали на промыслы частые набеги [144, с. 34]. И в результате лидером соледобычи, как отмечалось в «Памятной книжке Астраханской губернии» членами статкомитета, становится Баскунчак» [144, с. 75]. Надо отметить, что организация соледобычи была тесно связана с арендой отдельных участков: озеро было разделено на 360 участков, которые сдавались в аренду на срок от 1 до 5 лет, с обязательной добычей 100 000 пудов [131, с. 14].

Таким образом, мы видим, что общая территория Астраханской губернии, занятая соляными промыслами, составляла 93 000 десятин, в том числе Элтонское месторождение соли - 14 664 дес., Баскунчакское занимало 11 232 десятины всех соляных источников, находившихся во введении управления государственными имуществами. Наши убеждения могут подтверждаться материалами периодических изданий, например «Астраханской губернской ведомостью», где отмечается о 312 источниках соли, но помимо них существовали и другие озера [146]. Данное предположение выдвигал П.И. Медведский, отмечая, что вышеуказанной структурой для этой деятельности были обследованы Дарминское и частью Басинское соляные участки от станции Городофорпостинской к западу на протяжении 92 верст до Адмужанских озер [147, с. 35-36].

Большое количество документов позволяет нам более объективно оценивать картину событий того периода. В этой связи отметим, что для преграждения доступа казахов к торговым путям на Волге, к селениям Саратовской губернии и к солевозным трактам в 1788 г., была установлена кордонная стража от реки Иргиз через реки Большой и Малый Узень до берегов Каспийского моря. В мае 1794 г. была установлена кордонная стража по течению р. Большой Узень до Камыш-Самары и далее к Уральской линии. Астраханское начальство предложило поставить их в передовую стражу за казачью кордонную линию, закрывавшую Элтонское и другие соленые озера и селения Астраханской и Саратовской губернии. Однако, несмотря на условия Оренбургской пограничной комиссии, кочевники продолжали свое хозяйство. Отметим, что к ограничениям, подобным запрещениям рыбной ловли, нужно отнести также запрещение брать соль из озер, расположенных в степи. Правда, на основании правительственных положений казахам воспрещалось брать ее лишь из тех озер, где правительством производилось разработка соли, но дело в том, что она осуществлялась на всех основных озерах. Как нам известно, таких соляных озер в степи между Уралом и Волгой несколько, наиболее известные из которых Баскунчакское и Эльтонское озера, расположенные между Узенями. Таким образом, наши выводы свидетельствуют о том, что соляную добычу здесь вели казаки Уральского войска, которые, как известно, не допускали туда казахов.

Так, архивные источники подтверждают устоявшееся убеждение, что казахам запрещалось заниматься здесь добычей соли даже после размежевания в 1828 г., когда земля между Узенями формально считалась принадлежащей Внутренней Букеевской орде: «…между реками Узенями, с трех соляных озер на коих до приказания начальства остается казачий караул, прослеживающий свои порядки до рассмотрения правительства…». Спустя время, в 1831 г., министр финансов по представлению оренбургского губернатора разрешил казахам брать соль из озер Узенской линии, на отведенных им зимовках: «так как невозможно запретить пользоваться солью из тех озер, кои находятся на землях, отведенных для их кочевья, исключая при этом казенные…», об этом также упоминал член статистического комитета А. Никольский [145].

Эти незаконные действия со стороны правительства вынуждали казахское население покупать соль в летнее время в соседних русских торговых селениях Империи или в Соляном правлении в Илецке от 1 до 5 пудов. Отметим, что по данным «Переписки о соледобычи, солепромыслах и ценах на соль в Астраханской губернии за 1900 г.» известно, что соль оптом с Баскунчакского промысла стоила 8 копеек, а в розницу - 12 копеек [148, Л. 8].

Как свидетельствуют множество архивных документов, многие казахи шли на Баскунчакский промысел, несмотря на всю тяжесть работы. Добыча соли включала ряд процессов: выломку соли в озере и ее промывку, вывоз соли на берег в телегах, ссыпку и т. д. Отметим, что труд ломщиков соли был наиболее тяжелым, если учесть, что им приходилось по 14-15 часов в день стоять по колено, иногда по пояс в рапе. Не зря Баскунчак называли «озером слез». Все они без исключения страдали ранами на ногах и лечились раствором ляписа. Не могли избежать таких болезней, как перемеживающаяся лихорадка, тиф, воспаление глаз. В статье нет отдельной статистики подвергшихся заболеваниям, отмечается в «Памятной книжке Астраханской губернии за 1889 год», но предположительно, казахи заболевали реже, чем русские, прежде всего, конечно же, сказывались климатические условия. Медицинская помощь им не оказывалась [131, с. 17].

Несмотря на протесты рабочих против произвола, ежедневно в Баскунчак из прилегающих аулов Букеевской степи съезжались тысячи людей для найма на солепромысел. Государство от этих промыслов получало большие выгоды. Как свидетельствуют, в 1882 г. было добыто 26 996 740 пудов соли из Чапчачинского, Баскунчакского, Элтонского, Гайдугских озер. Перевозка соли от озера к пристани, кроме Баскунчака, производилась на верблюдах [126, с. 36]. Перевозкой занимались крестьяне, они подвергались сильным колебаниям [131, с. 17].

Таким образом, мы убедительно можем сказать, что Баскунчакское озеро теперь стало главным центром соленой промышленности в Астраханской губернии. Здесь надо отметить, что соль еще добывали во времена Соленого правления в начале столетия, но в очень ограниченных размерах. Долгое время это месторождение игнорировали. Однако с прочным установлением в 1867 г. особого промысла наступило время свободной конкуренции между источниками. Добыча соли на Баскунчаке сравнительно носит такой же характер, как и на южно-астраханских промыслах [131, с. 14].

В 1869 г. в Астраханском комитете рыбных и тюленьих промыслов был поднят вопрос о необходимости отмены соляного акциза в пользу рыбной промышленности. Однако, рассмотрев вопрос только в 1873 г., министерство финансов отказалось даже уменьшить соляной акциз для рыбопромышленности и отклонило ходатайства астраханских рыбопромышленников до предоставления более точных сведений об уловах. Длительное обсуждение вопроса завершилось Указом 23 ноября 1880 г. об отмене соляного акциза. Эта мера привела к значительному росту производства соляной рыбной продукции, а также к улучшению ее качества. Отметим, также записи Н. Варпоховского и Н. Лебедева о том, что стоимость соли до снятия акциза составляла 40 и более копеек за пуд, а после отмены акциза - 9 копеек [94, с. 20]. В 1894 г. цена на соль колебалась между 5 и 6 до 15 копеек за пуд. Как известно, при резком снижении цен соль стали использовать для посола рыбы в неограниченном количестве. Отмена акциза увеличивала доходы казны за счет развития рыбного промысла. В статистических сведениях о состоянии соледобычи за 1895 г. содержится рапорт от уездного исправника, где подтверждается, что соль использовалась исключительно для консервирования рыбного промысла [148, Л. 3].

В результате развития рыбной и соляной промышленности вокруг этих промыслов в Астраханской губернии вблизи русских селений появились такие небольшие казахские аулы, как Зеленга, Тумак, Цветное, Марфино, Мултаново, Калинино, Красный Яр, Большой Магой, Тишково, Камызяк, Каралат, Верхний и Нижний Баскунчак, Хараболи, Енотаевка и т. д., о чем свидетельствуют сведения работников управления Каспий-Волжскими рыбными и тюленьими промыслами [141, Л. 3].

Надо отметить, что специальных монографий по соляным промыслам, а особенно основанных на архивных материалах Астрахани практически не имеется, что не позволяет нам четко вырисовывать объективную картину того периода относительно соляных промыслов. Однако имеющиеся документы, авторами которых являются астраханские исследователи, дают возможность представить, насколько низко оплачивался труд соледобытчика, что объясняло равнодушие крестьян к соляному промыслу как к дополнительному заработку. Отметим, что до 1880 г. большинство рабочих прибывало сюда из Пензенской губернии, Наравчатовского и Нижне-Ломовского уездов, в несколько меньшем количестве трудились казахи, перекочевавшие сюда с семьей и выполнявшие любые работы по низким ценам. Но соляной промысел вскоре стал все больше привлекать казахов, которые постепенно вытесняли пришлое население. Это объяснялось тем, что казахи были вынуждены пойти на это после пережитого сильного голода в 1879 г. [131, с. 3]. Как известно из архивных источников: «…ломкой Баскунчакской соли занимались исключительно киргизы.… За 1890 г. работало в Баскунчакском соляном промысле 2893 рабочих-киргиз, заработок которых составил - 50 000 рублей…» [130, Л. 15-15 об.].

Из материалов астраханского архива мы прослеживаем, что соляная промышленность к концу XIX в. приходила в упадок. Из отчетов статистов наблюдаем, что еще в 1882 г. количество соли, добытое в соляных озерах, составляло млн пудов к 1890 г., доход казны составил в 1883 г. 266 000 рублей и 290 000 рублей в 1884 году [148, Л. 15]. В материалах статкомитета о расширении лова рыбы в Каспийском море было отмечено о рыболовных водах, которые являлись арендным содержанием. Это, прежде всего, объяснялось введением налога на соль, которая является высоким в ценообразовании: «оброчная плата за право добычи соли на участках казенных соленых источников; в виде штрафов в результате нарушения…» [149, Л. 4 об.].

Все это нами наблюдается в результате изучения целого ряда документов, где ярко выражены просьбы рыбопромышленников о необходимости отмены соляного акциза. Надо отметить, что в дальнейшем заявления и ходатайства их были удовлетворены царской властью, что, безусловно, привело к росту производства. В фондах Астраханского архива были обнаружены и другие оригинальные сведения по истории Казахстана. В частности, материалы о казахском населении, заселявшем близлежащие российские губернии, о колониальной политике царизма, эксплуатировавшего как казахов-скотоводов, так и рабочих-казахов соляных и рыбопромышленных промыслов.

В своих трудах чиновники царской администрации отмечают, что вступление России в XVIII в. в новый период развития ускорило проникновение русского государства на территорию Казахстана. Большое количество источников по данному периоду помогают утвердить наш вывод о том, что Империя нуждалась в новых рынках сбыта для своей продукции, а, кроме того, в дешевом сырье для развития промышленности. Однако самой большой особенностью развития торговых казахско-российских и российско-хивинских связей было отсутствие острого соперничества между Россией и среднеазиатскими ханствами в Казахстане. Объем казахского рынка оказался настолько велик, что смог поглотить продукцию обоих конкурентов. Более того, Младший жуз занял свою нишу в сложившихся связях, поскольку, не имея своей промышленности и хлеба, стал, в свою очередь, крупнейшим поставщиком скота в Хиву и отчасти на территорию России, что также отмечается в материалах статкомитета.

В процессе осуществления своей торговой политики российская администрация неизбежно сталкивалась с соперничеством среднеазиатских ханств в регионе, которое она преодолевала с помощью не столько экономических, сколько военно-политических средств.

Утверждение государственного протектората России над Казахстаном привело к расширению политического влияния империи на социально- экономическое и торгово-экономическое развитие Младшего жуза. Подобная политика предлагала расширение российской торговли на среднеазиатском рынке, где казахам отводилась значительная роль.

Таким образом, подытожив значительный пласт документов, мы можем отметить, что благодаря активной деятельности руководителям оренбургской администрации удалось укрепить позиции империи в казахской степи, что подавало большие надежды на торговлю со Средней Азией, подтверждением чему являются документальные материалы торговой палаты Астраханской губернии.

Одной из важных мер русского правительства было то, что центр правления русско-азиатской торговли, таможенной, финансовой политики был перенесен в Оренбург, который служил главным сосредоточием торговли с Младшим жузом и государствами Средней Азии. Как нам известно, другим важным торговым пунктом России на границе с кочевой степью становилась Троицкая крепость, которая служила «коммерческим путем» для торговли со Средним жузом, Сибирью и Китаем [150].

Судя по архивным документам, в первой половине XIX в. исторически сложившиеся торговые связи между Россией и Хивой через Казахстан укрепляются и углубляются и выходят на качественно новый уровень, что говорит о том, что российские власти придавали большое значение организации внешней торговли, особенно с кочевой степью и Средней Азией.

Известно, что к середине XIX в. экономические и политические связи Казахстана и России значительно укрепились. Казахстан, как часть российской империи, не мог оказаться в стороне от социально-экономических изменений, которые происходили в самой России в связи с развитием капитализма.

Проникновение в край товарно-денежных отношений заметно ускорило процесс разложения патриархально-феодальных отношений, создав тем самым возможность для развития промышленности и земледелия, привлекая к различным изменениям в хозяйственном, общественном крае.

Эти изменения коренным образом коснулись натурального хозяйства казахов, которое объясняется следствием проникновения капиталистических отношений. С увеличением числа хозяйств, переходящих к оседлости и земледелию, развитием товарного производства, рассчитанного на внутренний и внешний рынок, наблюдается разложение общества.

В свете сказанного отметим, что огромная территория северной и западной части Казахстана находилась в тесной сфере российского торгового капитала. Это можно проследить по ведомостям и отчетам, предоставленным статкомитетом астраханскому гражданскому губернатору [151].

Для русского правительства Внутренняя орда была поставщиком сырья, в первую очередь, конечно же, скота, на внутренние рынки Империи. Доказательством тому, что Внутренняя орда с первых лет своего существования служила поставщиком скота и о включении ее в орбиту русской колониальной торговли, служат архивные документы. Как известно из материалов статистического обзора, с образованием Внутренней орды объем колониальной торговли быстро увеличился. Таким образом, подытожив имеющиеся данные, мы видим, что вновь созданная орда становится крупнейшим рынком сырья для России, а торговля с казахами Внутренней орды, основанная на неэквивалентном обмене, была источником обогащения российских купцов и зарождающейся российской буржуазии [152].

В связи с этим интересны заметки одного из представителей царской администрации полковника М.Ф. Бларемберга, который обратил свое внимание на Внутреннюю орду: «…хотя Внутренняя Киргизская орда до смерти покойного хана Джангира не принесла казне денежного дохода, каковой получается с киргизов Зауральских, но взамен этого огромное пространство степи в 7 млн. дес. земли, совершенно неудобной для хлебопашества и почти безводной, населено 80 тысяч народа, доставляющего империи ежегодно до 350 тысяч и более разного голов скота…» [150, Л. 3]. Действительно, если опираться на архивные источники, то уже до 1814 г., по сведениям хана Букея, на внутренние рынки России было продано 41 242 лошади, 16 302 головы крупного рогатого скота, 277 000 баранов и 14 066 коз. Благодаря назревавшим торгово-денежным отношениям, во Внутренней орде появляются с торговыми караванами татары-перевозчики астраханских, самарских, оренбургских и казанских купцов. Прибыли торговцев нередко достигали 200% в год [151]. Один из исследователей XX в. В. Ф. Шахматов обращает наше внимание на то, что в первые годы существования Внутренней орды на ее территории не было определенных мест, отведенных для ярмарок: «…российские купцы разъезжают по всей орде и на местах меняли товары на скот и продукты скотоводческого хозяйства. Разрешение приезжавшие сюда купцы на торговлю получали они от хана за богатые подарки…» [15; 153, с. 69]. Опираясь на это исследование, мы наблюдаем, что данные из ЦГА РК и архива Оренбурга, представленные В.Ф. Шахматовым, а также материалов архива Гурьевской области в работе российского исследователя А.Х. Мухаметова в 1985 г. практически совпадают по содержанию с информацией, полученной из отчетов, и отдельных обзоров астраханского архива [15; 98; 153].

Таким образом, мы видим, что разрешение на торговлю в орде оформлялось свидетельством, которое в некоторых случаях обязывало старшин оказать торговцам помощь, вплоть до взыскания долгов с казахов. В качестве примера можно привести одно из свидетельств, выданное Джангир-ханом 1 августа 1824 г. купцу Степану Бондареву: «…позволяю купцу Степану Бондареву и его уполномоченным приказчикам от ныне и впредь, сколько пожелает во всей подвластной мне орде производить всем киргизцам продажу всяких, доставляемых из российских городов товаров на наличные деньги, на мену и в долги по уважению всего через сие подтверждаю всем киргизцам, кто только за взяткой у него Бондарева и его приказчиков товар ему одолжиться расплачиваться с ним честно в противном случае старшины и кордонные начальники по жалобам его Бондарева и его приказчиков обязаны неплательщиков или их детей и родственников к расплате принуждать и всеми мерами долговые деньги взыскивать, но до обиды его не доводить. Для обзаведения торгового его юрта Бондареву позволено занять место земляками и сараями где он приличным найдет; на отопку землянки рубить дрова и позволиться покосом, где потребует надобность. В чем и во всякой торговле старшины киргизцы и никто не может делать ему Бондареву и его посланным никакого препятствия выменненый им и ево уполномоченными всякий товар и скот… пропускать без всякого задержания, словом оказывать во всем ему Бондареву и его уполномоченным… всякую помощь и защиту, а за неплатеж должниками в срок долгов, после срока взыскивать ему Бондареву вдвое» [150].

То есть отсюда следует, что такие возможности давали предприимчивым торговцам легкий путь грабежа казахского населения Букеевской орды.

Из достоверных источников известно относительно таких купцов, как Бондарев, следующее: «…торговец менял товары на баранов и большей частью оставлял баранов у казахов до весны с тем, чтобы весной получить их с приплодом». Письменные источники также свидетельствуют, что в иных случаях торговец оставлял выменянных баранов у казахов - попастись на неделю, затем «забывал» за ними заехать и требовал их уже тогда, когда знал, что его долг принес «проценты» в виде молодняка. В результате многие казахи оказывались запутанными долгами и навсегда оставались в кабале у торговца.

Очередной системой документации, получаемой определенными учреждениями, является рапорт, представленный чиновником Оренбургской пограничной комиссии Ларионовым. В своем рапорте от 27 июля 1829 г. в связи с обзором состояния Внутренней Орды после волнений 1828 г. чиновник по этому поводу отмечает: «В орду много приезжают из татар и купцов, российских с товарами, которые они развозят по всем аулам и меняют оный на баранов, но большею частью отдают в долг. От чего киргизы входят в большие долги и в последствии для избежания оных изыскивают.

Разъездной торговлей занимались не только российские торговцы и казанские татары, но и местные баи - феодалы. Многие из баев брали у российских купцов товар на комиссию и, разъезжая по орде, продавали его казахам с большой наценкой. Нередко, в особенности весною, отправляются из главных мест линии небольшие караваны с навьюченными на лошадях товарами. Они как отмечают статистические данные, состояли большей частью из недорогой мелочи, так что весь капитал: «киргизского торговца состоит из 20 рублей…, впрочем, этого достаточно, чтобы положить путь к богатству, потому что выгоды от этого мелочного торга обыкновенно составляют 100 на 100» [151].

В 80-е гг. XX в. на основе астраханских и западно-казахстанских архивных документов в г. Москве Х.А. Мухаметовым была написана диссертация на тему «Социально-экономическое развитие г. Гурьева и его уезда (XVIII - начало XX вв.)». В этой работе автор затрагивает Астраханскую губернию, Актюбинский и соответственно Гурьевский уезд, где отмечает их социальное и экономическое развитие с выявлением незначительного количества астраханских документов [18]. Он, извлекая материалы из архива, делает вывод, что более крупные баи, не желая иметь посредников в торговле и делиться с ними прибылями, пригоняли гурты скупленного у казахов скота на ярмарки в Астрахань, Оренбург, Гурьев и на меновые дворы, расположенные на линии. Это подтверждается рядом документальных фактов.

Высокие прибыли торговли с казахами привлекали в орду на постоянное жительство. Так, на линии, в частности на Новоузенской, появилось много новых постоянных жителей - торговцев. В скором времени торговцы превратились в основное население некоторых форпостов. Письменные источники свидетельствуют, что в форпосте Глинном в 1825 г. служащих казаков было только 20 человек, а 60 домов были заселены исключительно торговцами. Такое же положение было и в других форпостах.

Исследователи данного вопроса отмечали, что форпосты стали основными пунктами торговли на Новоузенской линии. Торговлей занимались большинство казаков, живущих на линиях и форпостах, начиная от нижних чинов до начальников линии и атаманов включительно, о чем не раз отмечали на страницах периодической печати в своих заметках члены-корреспонденты из состава Петровского общества [141].

Таким образом, систематизация архивных материалов убеждает нас в том, что товары для торговли покупались в Уральске из третьих рук, привозились на линию и здесь продавались казахам по значительно завышенным ценам, что также было отмечено в «Памятной книжке Астраханской области». Это подтверждают, например, сведения, замеченные в вышеотмеченном источнике, где сообщается о торговле командира Узенской линии есаул Логинов: «Торговал он преимущественно с казахами, кочующими у берегов Камыш-Самарских озер, и имел своих приказчиков» [125].

Такой же торговлей «под баранов» одновременно со службой в войске занимался сотник Данила Назаров и другие. Наряду с этим торговали и кулаки близлежащих селений, чему в какой-то мере посвящаются отдельные донесения и рапорты различных чиновников Астраханского военному губернатору.

Отметим, что нередко в долг раздавалось товаров на несколько тысяч рублей. Документы фонда астраханской таможни отмечают, что при раздаче товара в долг часто оказывалось, что казах, на которого записан долг или который давал расписку на торговую сделку, неправильно называл купцу свою фамилию и место кочевки. Иногда оказывалось, что упомянутого в расписке казаха в орде вообще нет. Чтобы не допустить подобного обмана, российское начальство в 1831 г. отдало распоряжение, по которому предлагалось, во избежание обмана, заключить обязательство лишь после уведомления об этом султана-родоправителя или старшины. Кроме того, к обязательствам должны быть приложены тамги двух свидетелей. Таким образом, ряд документов свидетельствуют о том, что в дальнейшем торговцы и ростовщики давали товары в долг только в том случае, если за должника поручался султан, старшина или какой-либо богатый казах [154, Л. 5].

Как правило, на операциях с раздачей товаров в долг под баранов многие из прилинейных кулаков и представителей дворянско-чиновничьего сословия наживали большие деньги. Особенно велики были их барыши в голодные джутовые зимы, когда кочевник для спасения своей семьи готов был отдать все что угодно за четверть муки.

Источники, сосредоточенные в фонде Астраханской таможни, являются свидетельством того, что феодально-байская верхушка играла основную роль в торговле России с Казахстаном. И не ошибемся, пожалуй, если скажем, что крупнейшие феодалы орды в союзе с астраханскими, оренбургскими и другими купцами и чиновниками держали в руках всю торговлю во Внутренней орде. Так, например этому доказательством может служить то, что тесть хана старшина Караул-Ходжа Бабаджанов имел компаньоном в торговле княгиню Багратион: «…в июне 1817 г. Багратион заключила с Бабаджановым договор на составление общего капитала для торговли хлебом и скотом. В мае на следующий год старшина должен был полностью рассчитаться с княгиней…». Помимо этого, старшина имел также торговые отношения с такими астраханскими купцами, как, например, с купцом первой гильдии Сапожниковыми и др. [155; 156, Л. 3-4].

Стоит отметить, что хан Джангир оказывал всяческое покровительство хлеботорговцам, помогая некоторым купцам добиться монопольного права на торговлю хлебом в орде. Так, например, это учли астраханские купцы Свешников и Макаров. С целью монополизировать торговлю хлебом в своих руках астраханский купец Свешников заключил с помещиком Безбородко договор, по которому ему предоставлялось исключительное право торговли хлебом с казахами, кочующими в дачах Безбородко и вблизи их. Эти контракты способствовали тому, что никто другой не имел права продавать или обменивать хлеб на землях помещиков. Подобное отношение мы замечаем в группе источников.

Таким образом, нами наблюдается спекуляция хлебом, которая процветала по всей орде, независимо от количества купцов. Цены на хлеб держались высокие, особенно в голодные джутовые зимы. Помимо купцов, казахам Внутренней и Малой орды приходилось покупать хлеб у прилинейных жителей - казахов. Находились различные способы, допустим, в крестьянских селениях и в городах хлеб выменивали на скот и продукты скотоводческого хозяйства, что также нашло отражение в ряде источников, мы особо ярко можем наблюдать это по множеству реклам и объявлений, опубликованных в специальных рубриках периодической печати того периода [40; 74; 139; 146].

Правительство способствовало развитию торговли с казахами, в том числе и хлебной торговли, рядом поощрительных мер, о чем свидетельствуют различные документы, представленные как рапорт, отношения и донесения, заключенные в канцелярии астраханского гражданского губернатора. К таким мерам, в частности, можно отнести противодействие, которое оказывало царское правительство развитию земледелия среди казахов, опасаясь, что оно подорвет хлебную торговлю, снизит поступление скота на внешние рынки и, вообще, ударит по чрезвычайно выгодной для России торговле с Казахстаном: «…если б это случилось, оно причинит вред русским и сделает подрыв меновой хлебной торговле пограничных жителей с дальними родами. Поэтому необходимо отклонить киргизов от земледелия, поощряя скотоводство» [156, Л. 6].

Хлебопашество в результате всевозможных противодействий было в этот период незначительным, а во Внутренней орде оно практически отсутствовало. Со временем обеднение казахского населения привело к тому, что основная масса казахских хозяйств не могла существовать единственно на продукты своего скотоводческого хозяйства. В результате чего казахи вынуждены были идти на заработки, о чем сообщают нам статистические обзоры [145, с. 35-36].

Как уже упоминалось выше, после образования Внутренней орды торговля здесь имела развозной характер. Однако одновременно с разъездной торговлей существовали определенные торговые пункты. По сведениям статистов, торговля производилась по всей территории Внутренней и Младшей орды. Помимо этого, разъездная торговля при тех больших оборотах и размахе, которых она достигла, имела ряд неудобств как для купцов, так и для самого хана орды. Купцов в первую очередь, конечно же, стесняло незнание местностей и их особенностей, что приводило их к лишним затратам, но неграмотность казахов купцам была на руку. Приграничная комиссия считала, что для предотвращения такого обмана необходимо установить контроль за меновой торговлей, которое возможно было только на ярмарках. Поэтому еще в 1824 г. перед ханом было поставлено требование назначить в орде определенные места, куда купцы и казахи могли бы приезжать для торговли. Кроме того, хан должен был назначить своих толмачей и мулл, что также отмечали в своих работах К.И. Кобыландин, Х. Мухаметов, опираясь некоторым образом, на материалы Астраханского архива.

В 1825 г. хан назначил для торговли два места: одно около горы Чапчачи - со стороны Волги, другое со стороны Урала в Рын-песках на урочище Уялы. Однако разъездная торговля сразу после этого не прекратилась. Со временем открытие ярмарки в Ставке вполне отвечало интересам хана и феодальной верхушке орды. Источники свидетельствуют: во-первых, теперь хан мог установить контроль над торговлей и ввести налог с продаваемого казахами скота; во-вторых, связанное с открытием ярмарки запрещение развозной торговли в Орде устраняло опасных конкурентов русских купцов и местных перекупщиков, которые были причинами снижения дохода российских купцов.

Как известно, ярмарок было назначено две: первая - весенняя, с 15 апреля по 15 мая, и вторая - осенняя, с 15 сентября по 15 октября. Хан разослал всем старшинам уведомление об открытии ярмарки, причем обязывал старшинам не только сообщить об этом подведомственным им казахам, но собирать и приводить их на ярмарку [124, Л. 57 об.], это также отмечается в ряде работ исследователей XX в.

Они отмечают, что открытие ярмарки в Ханской ставке оправдало себя, несмотря на наличие ярмарок, и в других пограничных районах. Сведения статкомитета отмечают, что привлекаемые возможностью высоких барышей, покровительственной политикой царской администрации и поддержкой хана, на проводимую ярмарку стекались купцы не только из ближайших к орде городов, но и из соседних губерний [129, Л. 17].

Таким образом, рост ярмарочной торговли вел к укреплению экономических связей, способствовал расширению хозяйственных связей с общероссийским рынком. Это непосредственно способствовало расширению географии торговых связей и Гурьева и приморских поселков уезда с торгово- промышленными городами России. Внутренняя торговля Гурьевского уезда была двух видов - временная и постоянная. К первому относились ярмарки и базары, ко второму - магазины и лавки. Гурьевская ярмарка проводилась в основном осенью и была одной из значительных в области, на это делает акцент также и исследователь территории Гурьевского уезда А.Х. Мухаметов. Согласно источникам, торговля рыбой и ее продуктами во время рыболовного периода осуществлялась на Плотовинском рыбном базаре, который был открыт летом 1895 г., недалеко от Ракушечной пристани. По статистическим подсчетам, только на территории Гурьевской станицы в 1909-1910 гг. было 75 различных торговых точек. Среднегодовой оборот всех лавок составлял 732 045 рублей. Важной статьей торговли гурьевских казаков и казахского населения был все же скот [157, Л. 5].