Материалы астраханских научных обществ и учреждений как источник по истории Казахстана (II половина XIX в. – 1917 г.)

В экономическом потенциале Внутренней Букеевской Орды исключительно важное место занимало скотоводство и его продукты. В соответствии с климатическими, природными и хозяйственными условиями разведению мелкого скота и лошадей, как на то указывают материалы астраханского архива, уделялось большое внимание: «… Скотоводческое хозяйство, занимавшее монопольное положение в экономической структуре общества, носило экстенсивный характер и покоилось на кочевой и полукочевой системе, определявшей быт населения. Земледелие не имело существенного значения в системе общественной экономики…» [125, Л. 58].

Ремесленное производство было примитивным и не имело самостоятельного значения. Оно, как нам известно, не развивалось дальше домашних потребностей и базировалось на несовершенных орудиях производства, об этом отмечает и Н. Михайлов [131]. Растущая потребность в промышленных изделиях, в первую очередь, в предметах широкого потребления, вовлекла казахов в товарный обмен с Россией. В первой половине XIX в. широкое развитие получила меновая торговля. Судя по имеющимся источникам, главными пунктами торговли с Казахстаном были Оренбург, Уральск, крепости Петропавловская, Омская, Семипалатинская.

Если обратиться к данным А. Левшина, в 20-е гг. XIX в. только у сибирских казахов русские купцы скупали ежегодно до 3 млн баранов, до 150 тыс. лошадей и до 100 тыс. быков на сумму 8 млн рублей серебром [2, с. 32].

Согласно архивным данным, на территорию Казахстана ввозились разные изделия для хозяйственного потребления. Дешевые промышленные изделия русской промышленности меняли на ценное сырье. Благодаря тому, что Букеевская орда была пограничной зоной, торговля здесь шла более интенсивно [157].

Как известно, первое место в торговле занимали овцы. Ежегодно казахи продавали 300 000 овец на сумму 1800 рублей. Значительное место занимали лошади. На страницах журнала «Современник» имеется заметка исследователя XIX в. А. Евреинова, который опубликовал свои взгляды на спрос на разную утварь: «рабочий скот и баранов закупают гуртовщики на убой, а, особенно последних для сала… лошадей ордынских приобретают с охотой для почтовой гоньбы, ибо, если не так рослы и солидны, но весьма сильны, быстры и выносливы…» [128, с. 57.]. Также здесь отмечается, что массовые закупки совершали купцы Московской, Тамбовской, Саратовской, Симбирской, Пензенской и Казанской губерний.

Центром торговли была Ханская ставка, на ярмарку которой съезжались до 5000 казахов. Кроме того, оживленная торговля велась в Глиниском форпосте и на правом берегу р. Волги, на Калмыцком базаре около города Астрахани. Внутри казахских кочевок торговля производилась в урочищах Уяли и Чияли.

До начала XIX в. казахи Среднего и Младшего жузов разводили крупный рогатый скот в крайне ограниченном количестве, что объяснялось неприспособленностью крупного рогатого скота к тебеневке. После перехода к сенокошению крупный рогатый скот стал больше цениться не только как источник молочных продуктов. Население стало производить и сбывать на рынках молоко и масло.

Тяжелый удар наносили скотоводческому хозяйству джуты, нередко охватывающие обширные районы Казахстана. Экстенсивная система скотоводства приводила к разорению, прежде всего, тех скотоводов, у которых не было удобных зимовок. В среднем во время джута погибало 25-35% скота. Трудности скотоводы испытывали и в летнее время из-за нехватки воды в степи. Все эти пагубные проблемы освещались периодически в различных источниках той эпохи.

Значительное место в хозяйстве занимали различные ремесла, статисты того времени приводят такие доводы, которые подтверждаются различными ведомостями и отчетами, что особенного развития достигали к тому периоду кожевенное производство, изготовление красок, резьба по дереву и кости, обработка метала и шерсти.

В первой половине XIX в. ремесленные изделия стали сбываться на рынке. В отчете Оренбургской комиссии за 1847 г. сказано: «Киргизы сами торговали в степи своими произведениями…» [154].

В фонде Астраханского государственного архива обнаружена переписка 1832 г., с хозяйственным Департаментом Министерства внутренних дел с комитетом министров, где говорилось о торговле во Внутренней орде, а также в ставке при Нарын-Песках, во время проведения ярмарок с 9-25 мая и с 14-25 сентября: «Предметами ввоза в Орду для торговли служат шерстяные, пушные и кожевенные товары, изделия из стали, дерева, железа; хлеб и другие продовольственные товары; скот и сырье с него… Торговые обороты с ярмарок колебались от 1 миллиона до 2,9 миллионов рублей. Больше выделялась весенняя ярмарка» [158, Л. 10-16].

Также документы указывают еще и на то, что торговля проводилась не только внутри, но и вне ярмарочного двора. Оптом продавали чай, скот и шерсть, данные о чем нашли отражение в ведомости, подсчитанной статкомитетом [159, Л. 47-51]. На ярмарку приезжали не только русские купцы из близлежащих российских губерний, об этом свидетельствует следующий документ: «…Стечение народа простиралось от 5-10 тысяч человек. Среди них были русские купцы и скупщики скота Саратовской, Астраханской, Оренбургской, Тамбовской, Московской, Казанской, Нижегородской, Пензенской, Ярославской и других губерний, а также казаки Уральского войска, купцы из Хивы и Бухары…» [160, Л. 151-154].

Согласно разнообразным фактическим материалам статистического комитета по Астраханской губернии за 1879 г. неизбежно подтверждение того, что торговля здесь подразделялась на внешнюю, с Персией и Хивой, и внутреннюю, главным центром которой за исключением ярмарочной служил губернский город: «В 1879 г. было выданы свидетельства на право торговли. Как свидетельствуют архивные документы, по сравнению с 1878 г. в последующем году было продано на 3390 паспортных гильдии больше, а также в большим количеством выдалось билетов на мелочную торговлю. Подобную информацию можно проследить из рапорта Красноярского уездного исправника гражданскому губернатору, где указывается стоимость и количество товара: «Из Персии в 1879 г. было провезено товаров стоимостью в 2 616 720 рублей 20 копеек, помимо этого российских кредитных билетов на товары на 60 673 рублей, это меньше на 79 416 рублей, чем в прошлом году. Из Хивы число привезенных товаров оценивалось на сумму 16 819 рублей 60 копеек. Ценным товаром из Персии считался хлапчатобумажник за 1 135 004 рублей 82 копеек, засоленная рыба стоимостью в 191 131 рублей 91 копеек, лошадей на сумму 138 860 рублей, шерсти на 31 546 рублей и т.д… Из Персии также шла доставка серебра, шелка, сукна, сахара… Привоз товаров из Персии составляло 1 220 652 пуд 36 футов, а отправлено 138 711 пуд 3 фута…» [84, Л. 202-202 об.].

Отношения Внутренней Букеевской орды с русскими и другими нациями, смежными по месту жительства, была совершенно чуждой для европейской цивилизации. Н. Михайлов в статье «Зависимость Орды от России» пишет: «…в ставке его превосходительство хан Джангир начинает постепенно возводить оседлость и промышленность, не говоря уже о хозяйстве самого хана, его родственников, духовенства и др. лиц, которое вело к купле-продаже. Для ярмарок выстроены лавки. Купцы, съезжающиеся на ярмарки, служат большим капиталом…» [132].

Однако выгода, которую видит Российское подданство от Орды, немалая, так как казахи заселяют обширные пространства бесплодных степей, «которая едва ли могла быть полезной для другого народа, привыкшего к оседлости. Скотоводство также дает немалую выгоду…» [132].

В рапорте губернского старшего врача Статистического совета Д. Деминского упоминается об убойном количестве скота, которые были пущены в продовольствие: «крупный рогатый скот - 17 264, телятины - 832, овцы - 55 980, свинины - 2954 за 1877 г.» [159, Л. 214].

Наряду с этим в конце XIX в. в Западном Казахстане появились в спросе районы товарного земледелия. Основными производителями товарного зерна были крестьяне и казачьи хозяйства. В казахском земледелии существовала глубокая неравномерность в росте товарного земледелия. Вместе с районами, где казахское земледелие носило ярко выраженный товарный характер, сохранились и районы с преобладанием потребительских хозяйств, с остатками натурального отношения.

Как отмечают губернские ведомости, на рост товарного земледелия в крае, кроме фактора переселения крестьян, решающее значение оказал рыночный фактор, возможность сбыта хлеба, которая появилась в результате строительства Оренбург-Ташкентской железной дороги. Рынок стал оказывать существенное влияние на размер посевов. Способствуя развитию экономики края, повышается спрос на сельскохозяйственные продукты, что в результате приводит к повышению цен [161]. Таким образом, реализация больших партий товарного хлеба происходила на ярмарках края. Как ранее было отмечено, главными пунктами хлебной торговли являлись города Оренбург, Астрахань, Уральск, Актюбинск. В деле о «Сведениях хлебных рынков Астраханского края» освещается, что постоянная торговля велась также в казачьих станицах и крупных крестьянских селениях, игравших большую роль в укреплении хозяйственных связей между крестьянами, земледельческим и кочевым населением края [162, Л. 12].

Свидетельством о вывозе и покупку муки является документ 1813 г. о прошении хана Букея астраханскому гражданскому губернатору С.С. Андреевскому о содействии в покупке и вывозе муки и других товаров для букеевских казахов: «Для вручения вашему превосходительству сего письма послал я собственного теленгута старшину Бармака Муратова и брата Туяка, дав собственно от себя несколько тысяч денег, в Астрахань, для закупки тысячи кулей муки пшеничной пятисот ржаной и прочих товаров, и все оное вывезти в место зимовки нашего киргиз- кайсацкого народа, состоящее возле Бакиевского кордона, и продавать им» [162, Л. 3-3 об].

О вывозе хлеба в порты Каспийского моря достоверным источником служат сведения Астраханского губернского комитета, где говорилось о количестве вывоза через Астраханскую таможню в течение апреля 1878 г. что составило: в Баку - 121 мешок пшеничной муки, в Дербент - 54 пшеничной и 2100 ржаной; в форт Александровский - 245 пшеничной и 1573 ржаной; в Гурьев-городок - 260 мешков пшеничной муки. Эти данные о количестве вывоза были извлечены из фонда статкомитета из дела под названием «Сведение о вывозе хлеба в порты Каспийского моря» [164, Л. 3-4].

За июнь 1878 г. количество вывозимого товара составляло уже совсем иную картину: «Александровский форт получает - 30 мешков пшеничной, 1811 ржаной; Гурьев-городок - 1388 пшеничной, 572 ржаной муки, а в Русскую Астару - 10 мешков пшеничной…» [165, Л. 7-8]. Что убеждало нас в том, что количество ввозимых и вывозимых товаров через Астраханскую таможню не является постоянным.

Из длинного общего списка товаров, привезенных из Хивы, через Мангышлак бумаги хлопчатой в 1853, 1854, 1855 гг. в Россию поступило больше, примерно на 2 тыс. пудов, чем через Астрахань, что составило за три года 15 993 пуда. Также через форт Александровский и Астрахань из России в Хиву отправлялся товар, имеющий спрос как в Хиве, так и в Казахстане (хлеб, железные изделия, деревянные изделия и другие) [149; 161; 166].

Источники свидетельствуют, что через форт Александровский торговля хлопчатой бумагой была более постоянной и оживленной, чем через Астрахань. Во второй половине XIX в. через форт Александровский караваны с товарами проходили на западный берег Каспия - в Баку, Петровск, куда везли хлеб, зерно, шерстяные, шелковые изделия, в Персию - соль, керосин, мануфактурные изделия и т. д.

Ряд письменных источников указывали на то, что в организационных формах торговли нашли свое отражение капиталистические тенденции в социально-экономическом развитии края. Происходило широкое проникновение товарного капитала в хлебное дело. Крупные хлеботорговцы одновременно являлись и владельцами паровых мукомольных мельниц, просорушек, винокуренных и пивоваренных заводов, что говорит о том, что в изучаемый период в регионе не произошло отделения торгового капитала от промышленного. Большое влияние на хлебную торговлю края оказали российские торговцы, что подтверждается большим количеством материалов статистического комитета.

Российское правительство в значительной степени стремилось всемерно способствовать становлению и развитию «важного торга», для чего центром торговли видели г. Оренбург. Как писал П. Иванов: «…именно торговля способствует достижению богатства, могущества и обилия…» [167, с. 1]. Из-за его удобного географического положения российское правительство имело возможность, как отмечал П. Рычков: «…овладеть бухарскими землями, богатыми золотом, и дорогими камнями… и проложить дорогу для русских товаров в… Водшкан, Балх и Индию…» [168, с. 323-324]. Так «ключом» к этим странам, по определению Петра Великого: «…киргиз-кайсацкие степи являлись ключом в Срединную Азию», именно через них шло торгово-промышленное, а также колонизационное движение в Среднюю Азию, результатом которого должно было стать и укрепление политических позиций России в регионе [169, Л. 14].

Выгоды, которые обещало развитие торговли, побуждало правительство позаботиться о нападении торгового класса льготами и привилегиями. Так, к примеру, всякий, кто имел отношение к торговле, мог записываться в гильдии, объявив капитал от 8000 рублей и более. Предоставлялась возможность записываться в купечество во всякое время года; от подушных податей. Кроме того, со всех трех гильдий на вечные времена была снята рекрутская и денежная повинность [169, Л. 12].

Далее ярким показателем развития русско-среднеазиатской торговли через Казахстан в первой половине XIX в. является открытие постоянных и сезонных ярмарок как в самой кочевой степи, так и на российской территории. Польза от торговли, производимой россиянами с водворившимися в Астраханской губернии так называемыми внутренними или букеевскими казахами, становилась даже более выгодной.

Как свидетельствуют источники, к середине XIX в. казахские ярмарки завоевали в регионе большую популярность, так как внимание торговцев из крупных хозяйственных регионов Российской империи, зажиточных купцов привлекала продукция, привозимая казахами, хивинцами и другими среднеазиатскими купцами. Они, судя по источникам, все больше и больше стали рассматривать ярмарки, организованные в Младшем жузе, как крупные перевалочные очаги деловой жизни в Зауральском регионе, в приграничной с Казахской степью области, связующим международным торговым центром со Средней Азией и Ближним Востоком.

Из дела «Сведения о состоянии Внутренней орды…» извлечено обращение к султанам, старшинам, биям и почетным ордынцам накануне открытия менового двора. Здесь особый акцент делается на то, что администрация Оренбургской пограничной комиссии каждый раз предлагала им оповестить все торговое сословие о подобном покровительстве: «товаров русских припасено много, обиды при мне никому не будет, а если все же что-то случится, то обиженный немедленно будет удовлетворен» [129, Л. 15].

Так, в пользу последнего свидетельствует докладная записка чиновника особых поручений де' Андре от 13 сентября 1845 г., где сообщается о том, что киргизы, приезжающие с менового двора или из своих аулов в Оренбург, на денежный и при том на неровный сбор.

Таким образом, обильное количество документов позволяет нам сделать более объективную оценку по данному вопросу, которая проявляется в увеличении объема торговли не только в Оренбурге, но и вдоль Оренбургской линии. Пограничная комиссия разрешила им торговые операции как торговому классу, так и ордынцам, причем не только в известных пунктах производимой ими мены, но и во вновь заведенных в глубине степи укреплениях. Классифицируя группу источников, мы убеждаемся в том, что караванная торговля являлась важным фактором подъема экономики, вторая способствовала развитию производственных сил тех районов, через которые проходило.

Согласно указу губернской канцелярии от 22 мая 1750 г., этот факт приобретает особое значение, если иметь в виду принятые ранее меры, направленные на создание особых условий оренбургскому купечеству. Речь, прежде всего, шла о запрещении Неплюевым «производить мену с киргизами и другими азиатами в Гурьев-городке и во всех Яицких городках и форпостах какими-либо другими товарами, кроме хлеба и сена» [30; 161, с. 12].

Таким образом, открытие ярмарки в Ханской ставке дало хану возможность усилить денежные поборы в свою пользу. Можно предположить, что в год за время весенней и осенней ярмарок в доход хана поступало подобных сборов от 6 до 7 тыс. рублей ассигнациями.

На основании изученных материалов мы пришли к выводу, что отличительной чертой русско-хивинской торговли в первой половине XIX в. было то, что импорт казахского и хивинского сельскохозяйственного сырья для быстро развивающейся капиталистической российской промышленности преобладал над экспортом российской фабрично-заводской продукции.

В астраханском архиве имеются в хранении документы, свидетельствующие о том, что к началу XIX в. куда важнее было проявить всемерное старание «о пользе казахского народа». Поэтому следует признать далеко не случайным внимание со стороны администрации края к «киргизской торговле». Это проявлялось, в частности, в отдельных отношениях к начальству Оренбургской таможни с просьбами представить сведения о причинах упадка и усиления киргизской торговли в отдельные годы, что отражается в деле «О ярмарке в губернии» [170, Л. 7]. Имеется еще ряд документов с предписанием Оренбургского военного губернатора «учинить» подробные ведомости об экспорте и импорте товарах, о ценах продажи и караванах [171, Л. 1-2].

Словом, предпринимавшиеся правительством и администрацией края меры играли важную роль в развитии русско-казахской торговли, проявлении новых источников доходов местного населения и развития в регионе тех отраслей хозяйства, продукция которых находила широкий спрос на ярмарках и в отдельных меновых операциях.

Надо отметить, что в ходе развития русско-хивинских торговых связей, в процессе «неэквивалентного обмена» природные и человеческие ресурсы как Казахстана, так и Хивы стали объектом апроприации со стороны Российской империи. Так, имеющиеся в наличии астраханского архива источники сообщают, что в конце XVIII - первой половины XIX вв. вывоз хлопка из хивинских владений для быстрорастущей экономики России ежегодно увеличивался при самом выгодном для русских производимом размере. Источники сообщают, что в 1873 г. Хива входит в общеимперский русский рынок. Она превращается в отсталую «периферию», поставщика сельскохозяйственного сырья и полуфабрикатов, индустриальных «центров» российской экономики, в рынок сбыта готовой российской продукции, повторяя тем самым историческую судьбу Казахстана [172].

Плеяда авторов по изучению края в своих трудах, которые относились к середине XIX в., упоминали о реальном освоении присырдарьинских земель в Приаралье. Изучение этих районов началось в 30-е гг. XIX в. оренбургской администрацией. Самовольная торговля на территории Казахстана, в том числе и в Букеевской орде, не одобрялась администрацией степи. Об этом свидетельствовало отношение от 17 мая 1841 г. астраханскому военному губернатору о запрещении ханом Джангиром свободной и самовольной торговли астраханскими туркменами во Внутренней орде, которое нашло отражение в документе «Земельный спор между казахами» [173, Л. 5 об.-8].

В 50-60-е гг. XIX в. внешняя торговля России со средней Азией, в том числе и Хивой, осуществляемая через территорию Младшего жуза, имела тенденции к значительному росту, где показательным было увеличение количества торговых пунктов.

Несмотря на более позднее формирование, к середине XIX в. из казахского населения появляется сословие частных купцов, которые активно действуют как в России, так и в Хиве. По этому вопросу можно было уже к тому времени сказать, что в середине XIX в. казахские купцы уже довольно самостоятельно поставляли в Хиву российский товар фабричного и заводского производства. Так, на основе изучения архивных источников отмечается активная торговая среднеазиатская политика России во взаимоотношениях с казахской степью и Хивинским ханством.

Таким образом, мы видим, что дальнейшее расширение сферы функционирования российского капитала в регионе, т.е. экономическое освоение «свободных земель», увеличение налогов, расширение рынков сбыта и т. д. привели к созданию мелко-кредитных учреждений и повышению роли торговли во Внутренней орде, активно способствовали развитию товарно-денежных отношений. Об этом также упоминали в своих исследованиях и К.И. Кобландин [16], А.Х. Мухаметов [18], Ж. Акбай [34] и другие, которые также опирались на ряд архивных источников Астрахани, Оренбурга и т.д. [174].

На всем протяжении исследуемого периода роль казахов Младшего жуза в казахско-хивинских торгово-экономических отношениях была весьма значимой. Они играли активную роль в ведении активных торговых операций в зарождавшейся национальной торговой буржуазии, с чем мы не раз сталкивались при разборе и классификации архивных документов.

В целом, в казахско-хивинских торговых отношениях в XVIII - первой половины XIX вв., несмотря на все трудности, наблюдается оживление, которое свидетельствует о новых тенденциях в социально-экономическом положении Младшего жуза. Так, в ходе изучения ряда источников стало известно, что особенностью развития казахско-российских и русско-хивинских торговых связей было отсутствие ожесточенного соперничества между этими государствами. Например, Младший жуз занимал свою нишу в сложившихся связях, поскольку, не имея своей промышленности и хлеба, стал в свою очередь крупнейшим поставщиком скота в Хиву и отчасти на территорию России, о чем свидетельствуют отмеченные в работе ряд письменных источников из фондов Астраханского архива. Таким образом, мы можем подытожить данное свидетельство тем, что казахи Младшего жуза и Внутренней Орды развивали торговые отношения не только с сопредельными территориями, но и зачастую с довольно отдаленными районами.

2.3 Развитие народного образования казахов

В фондах государственного астраханского архива содержатся не только материалы и статистические сведения о социальном, экономическом развитии губернии и его окрестности, но и документы, которые относятся к развитию и становлению народного образования казахов в Букеевской орде, в Астраханской губернии, которым уделяли немалое внимание статисты и члены Петровского общества.

Разбирая фонд астраханского архива, мы обратили внимание на то, что в истории Казахстана немало вопросов, которые по различным причинам оставались неизученными, к чему относится развитие народного образования на отдельных регионах территории Казахстана. Становление светского образования в Казахстане связано, прежде всего, с присоединением Казахстана к России, торгово-политическими факторами, созданием городских центров, реформой начальных и средних учебных заведений, русской демократической и западноевропейской мыслью.

В современных условиях, когда формируется новый подход к делу народного просвещения, открываются учебные заведения нового типа, определенный интерес к которым представляет исследование истоков этого процесса, в особенности пути возникновения начальных и средних учебных заведений, подробное изучение их уставов и программ. Это культурное наследие прошлого в фокусе научного обобщения позволяет выявить те позитивные моменты, которые принесло развитие народного образования в казахский аул, переселенческую деревню и городские центры.

Уже в 20-е гг. XIX в. в Министерстве государственных имуществ неоднократно поднимался вопрос о развитии образования казахского населения. Об этом свидетельствуют ряд архивных документов: «По вопросу об обучении русскому языку и разным наукам детей султанов меньшей киргизской орды» за 1823 г., «По вопросу о мерах по распространению среди киргиз-кайсаков знаний русского языка» от 1827 г.

В начале XIX в. в Астраханском крае были всего два средних учебных заведения, одно уездное малое народное училище и несколько частных школ, о чем сообщалось в протоколах и отчетах петровцев на Общих собраниях. Материалы членов общества сообщали, что людям низшего сословия содержать детей в Главном народном училище в течение пяти лет было практически невозможно, в результате чего наибольшую популярность среди населения приобретали частные школы, которые заметно увеличились в количестве. Отметим, что до середины XIX в. число грамотных среди нерусского населения составило около 3%. Основную часть, после коренных русских, составляли казахи, численность которых к концу XIX в. достигала 254 000 человек. Эти сведения упоминаются также в одном из разделов фундаментального труда «История Астраханского края», которая была представлена коллегией астраханских научных сотрудников [49, с. 145].

С середины XIX в. - 1917 г. Внутренняя орда в составе Астраханской губернии и вся ее последующая история связана и с историей развития Астраханского края, и с историей Казахстана. Источники упоминают, что в состав Астраханской губернии с подчинением губернатору Букеевская орда вошла в 1876 г.

Изучая материалы членов Петровского общества, мы убедились в том, что в последние годы XIX в. в Казахстане открывались мектебе, медресе, церковно-приходские школы, православные школы - информация, умалчиваемая в советское время. Ярким свидетельством этому является «Статистический обзор Астраханской губернии за 1903 г.», представленный статистическим комитетом:

Таблица 5

Представленная таблица подтверждается следующими выдержками из отчета статистов: «…В Астрахани, Царевске, а также в уездах Астраханской губернии и в Киргизской степи имеются магометанские школы, под названием медресе и мектебе, где обучаются киргизы под руководством приходских мулл…» [152, с. 82].

При классификации и разборе документов астраханского архива мы убедились в том, что историю становления и развития народного образования изучали многие дореволюционные исследователи, такие, как А.В. Алекторов, Н.И. Березин, А.В. Васильев, В.В. Вельяминов-Зернов, Г.Н. Потанин, В.В. Радлов, А.Н. Харузин и многие другие. Особенно интересным и объемным представилось исследование А.Е. Алекторова, который представил огромный фактический материал по истории народного образования края. Однако при изучении данного вопроса надо учитывать, что А.Е. Алекторов был чиновником колониальной администрации и освещал историю народного образования и школьного дела с ее позиции. Поэтому, признавая важность и значительность собранного им статистического материала, к некоторым рассуждениям и выводам автора, в частности, относительно мусульманских учебных заведений, следует подходить с критикой.

Историю развития народного образования в дореволюционный период можно разделить на три этапа, что подтверждается рядом документов при их классификации:

1) духовное образование: начало XIX в. - конец 1841 г.;

2) школа хана Джангира с 1841 г.;

3) светское образование (60-е гг. XX в.).

Источники, извлеченные из архивного фонда и книгохранения библиотеки сообщают, что определенный вклад в систему образования и воспитания казахского народа, внесли мусульманские школы, широко распространенные в тот период на территории Казахстана.

Как правило, царское правительство негативно отнеслось к этим школам. Вот как характеризуются эти учебные заведения в «Миссионерском сборнике о калмыках и киргизах, кочующих в Астраханской губернии»: «…в мектебе не существует правильной группировки учеников по классам, нет определенного периода для прохождения курса. Об умственном развитии ребенка и снабжении его первыми элементарными сведениями магометанская школа не имеет понятия. Поэтому человек, даже долго посещавший ее, в сущности, столько же невежествен, как и неграмотный. Науки ограничены одним схоластическим делом, и эта узкая односторонность не способна дать народу ни одного образованного человека - никого, кроме религиозных казуистов» [174, с. 295].

Царские чиновники упрекали мусульманские учебные заведения в том, что в них нет своего определенного устава, постоянного источника дохода, а также годового бюджета. Однако в указанных школах царил порядок, регулируемый нравственными нормами Корана. Годового бюджета здесь не наблюдалось, так как царское правительство не выделяло средств на нужды мусульманских учебных заведений.

Из ряда дел, представленных различными учреждениями, мы наблюдаем реальную необходимость в колонизаторском управленческом аппарате квалифицированных чиновников из казахов, которые могли бы стать проводником политики царизма в Казахстане и помогать в управлении казахской степью. С этой целью царское правительство заставило открывать для детей казахской знати русско-казахские школы. Таким образом, мы выясняем и делаем такой вывод, что позже у казахских детей появилась возможность получения светского образования. Со второй половины 70-х гг. XIX - начала XX вв. на территории Казахстана существовали аульные школы, одноклассные и двухклассные русско-казахские училища. И в то же время появление русско-казахских школ было одним из прогрессивных результатов присоединения Казахстана к России. Создание их явилось следствием известной победы самодержавия над мусульманским духовенством.

Источники сообщают, что учебная и просветительская работа в Астраханском крае, в том числе и в Букеевской орде, приобрела тот уклон, которого страшилось правительство. Официально называя жителей национальных окраин России «инородцами», царское правительство сознательно разжигало национальную рознь между народами, натравляя их друг на друга, оно стремилось задушить всякое стремление национальной культуры, препятствовало созданию национальных школ, запрещало обучение детей «инородцев» на родном языке, проводя политику насильственного обучения нерусских национальностей русскому языку. В русско-казахских школах занятия для детей-казахов проходили только исключительно на русском языке, о чем свидетельствуют ряд письменных источников.

Проанализировав ряд источников, мы убедились, что в XIX - начале XX в. в казахских аулах Астраханской губернии массовых общеобразовательных школ как таковых не было. Образование казахов до середины XIX в. как указывают источники, находилось в руках ордынского духовенства. Сведений о первых открытиях мусульманских школ не сохранилось, и в этой связи можно заметить, что ордынские мектебе формировались, как и татарские, и в 1861 г. насчитывалось 55 мектебов и 1300 учащихся. Только изредка в некоторых аулах и поселках были так называемые мектебе, являвшиеся школой начальной грамоты. Однако такие школы были при мечетях, обучение в которых шло на религиозной основе. В аулах, где не было мечетей, мектебе открывались в частных помещениях. Стоит отметить, что в казахских аулах имелось мало мечетей, поэтому на казахов стали оказывать влияние астраханские татары, среди которых была сильна мусульманская религия. Как свидетельствуют архивные данные: «…средства на постройку школьного помещения и на выплату заработной платы учителям- муллам собирали с родителей учащихся. Многие мектебе в аулах размещались летом в кибитках, а в зимнее время в землянках, ученики, как указывают на то источники, сидели на земляном полу, устланном кошмой или чаканной циновкой. Обучение начиналось с арабского алфавита. Основным учебным пособием была книжка «Иман-Шарт», которая содержала разные молитвы. Учились тогда дети зажиточных родителей, преимущественно мальчики, так как девочки-казашки не посещали школу…» [175, Л. 3].

Из выявленных источников мы наблюдаем уменьшение количества мусульманских начальных школ после 1872 г., которая была связана с реакцией на «Положение 1870 г.» об инородческих школах, по которому в данных учебных заведениях должны были вводиться обязательное обучение русскому языку, хотя этого не приветствовали местные муллы.

Только 24 сентября 1878 г. астраханскому губернатору от председателя Временного управления ордой пришло заключение об Инструкции 1875 г, где отмечалось, что в Ханской ставке действует одна мечеть, и при ней работает мектебе. Председатель управления был несколько обеспокоен, что согласно инструкции к 1880 г. мектебе необходимо закрыть. Документ из астраханского архива, имеющий отношение к 1889 г., свидетельствует: «для государства одинаково важно, чтобы с поднятием в народе умственного уровня не падал уровень религиозный», что подтверждает наше предположение о недоминировании русификации Астраханской губернии [176, Л. 38]. Затем мы наблюдаем, что количество к 1882 г. возрастает, но к 1888 г. заметно снижается, почти в два раза. С 1895-1910 гг. мусульманских школ стало больше в 3,5 раза [177]. Анализ источников показал, что на тенденцию уменьшения количества школ оказывали влияние следующие взаимосвязанные аспекты, такие как: во-первых, появление участковых, старшинских школ; во- вторых, влияние авторитетов султанов в принятия решения об обучении детей в государственных учебных заведениях.

Изученные источники объясняют данное положение тем, что казахское население Букеевской орды было окружено русскоязычным населением и более активно интегрировалось в общегосударственную систему отношений.

В результате изучения источников мы обратили свое внимание на участковые и старшинские школы. Так, в 1861 г. председатель Временного Совета по управлению ордой В.Б. Герн ходатайствовал перед Казанским учебным округом об учреждении начальных школ при участковых управлениях, и по первоначальному проекту эти школы должны были быть устроены при каждом правителе. Также необходимо отметить, что с 1885 по 1895 гг. на благоустройство участковых школ было затрачено 42 764 рубля 28 копеек, из них 26 586 рублей были ассигнованы государством, а 16 118 рублей - казахскими обществами [178, Л. 10].

Так в 70-90-е гг. XIX в. состояние учебного процесса в участковых школах Букеевской орды, согласно данным отчетов председателя Временного Совета, были на самом низком уровне. За два года обучения в среднем на школу приходилось 2-3 мальчика, которые читали на ломаном русском языке, не понимая при этом содержания прочитанного [177, Л. 3].

В результате изучения архивных источников мы наблюдаем следующие причины данного положения, которые также отмечаются авторами в некоторых периодических изданиях того времени:

1) отдаленность от центрального управления, вследствие чего школы находились в изоляции;

2) особенность кочевого образа жизни заключалась в том, что около пяти месяцев в году казахи проводили на кочевьях, и дети за этот срок забывали пройденное в начальной школе;

3) недостаточная подготовленность учителей казахских начальных школ. Вследствие низкого жалования, сложных жизненных условий специально подготовленные учителя в участковых школах работать отказывались[179].

Развитию народного образования в Астраханской губернии XIX - начала XX вв. посвятили свои кандидатские исследования Е.А. Тарабановская, научный сотрудник Астраханского государственного педагогического университета, а также Л.Е. Койшегулова, преподаватель Атырауского государственного университета, и ряд других авторов. Работы были составлены на основе астраханских и других архивных документов. В своей работе Е.А. Тарабановская систематизирует и классифицирует архивные источники по развитию образования татар, калмыков и казахов в губернии, а работа Л.Е. Койшегуловой рассматривает степень образованности астраханских казахов в XIX - XX вв. [179; 180].

Из ряда архивных материалов мы наблюдаем, что дети состоятельных родителей получали образование в русско-казахской школе, и перед ними открывалась возможность обучаться дальше, о чем также упоминается и в работе Л.Е. Койшегуловой. В начале XX в. в дельтовых районах выделялась школа муллы Баймухана, где учащиеся получали религиозное образование. Остро ощущалась нехватка учебных заведений, так как в среднем одна школа приходилась на 34-35 тыс. жителей. По этой причине образование основное население получало в семье, среди сверстников. Письменные источники отмечают также и то, что во всей Букеевской степи была лишь одна библиотека, в Ханской ставке.

Изучив и систематизировав ряд источников по данному вопросу, отметим, что библиотека при Временном Совете по Управлению Временной ордой была основана в 1888 г. Эта библиотека 1 января 1889 г. в своем фонде насчитывала 51 сочинение, книжные издания в 80 томах, а позже в ее хранилище поступило еще 84 сочинения, 163 книги и 31 экземпляр журналов, что отмечалось в отчетах членов Петровского общества исследователей Астраханского края. На приобретение этих изданий было выделено из «добровольного жертвования чиновника» 210 рублей 12 копеек, что освещается в деле «О прошении помещения учебного заведения киргизам» [177, Л. 15].

Как уже ранее отмечалось, заслуги Джангира как отечественного мецената в области науки и отечественного образования были неоспоримы. Несмотря на все трудности, хан при жизни стремился создать собственную библиотеку, которой пользовались его многочисленная семья, родственники, гости и приближенные, идеи которые нашли отражение в периодических изданиях различных научных учреждений. В доме у хана можно было найти такие периодические и печатные издания, как «Северная пчела», «Отечественные записки», «Современник», «Москвитянин», «Журнал Министерства Народного просвещения», «Русский инвалид», «Сенатские ведомости», Астраханские, Саратовские, Оренбургские «Губернские ведомости», что отметили в своем отчете петровцы, о чем свидетельствуют материалы Петровского общества исследователей Астраханского края [58, с. 188]. Таким образом, ранее сведения царских чиновников, представлявшие хана как «отрицательную личность», благодаря нашим находкам из фонда петровцев могут быть пересмотрены, а также стать прямым доказательством позже представленных, современниками фактов, свидетельствующих об обратном.

Из отдельных научных сочинений ханом выписывались такие труды, как «Архитектура XIX столетия (1838 г.)», «Шенкеля, с рисунками Буренина» стоимостью 45 рублей 1840 года, «Атлас или собрание карт всего земного шара Максимовича», приобретенный в 1838 г., «Подробный учебный атлас Российской империи» Проскурякова и Семенова, в 1840 г. было куплено за 3,5 рубля ассигнациями «Описание Отечественной войны» Михайло- Данилевского, в 1842 г. Баршева «Основания уголовного права», Н. В. Гоголя «Мертвые души», что освещается в заметках одного из исследователей края на страницах периодической печати «Астраханские известия» [178, Л. 4].

Идея хана построить мечеть в Ханской ставке по собственному проекту, воплощенная в реальность в 1835 г., отразилась на наличии в библиотеке изданий по архитектуре. Письмо ордынского профессора Казанского университета А.К. Казембека «об отправке в Ханскую ставку 2000 тиража на сумму 2599 рублей 50 копеек изданной восточной рукописи», свидетельствует о том, что он пополнял библиотеку различными изданиями, о чем упоминалось в работе Ф.И. Пленкина [18, 178, Л. 5].

Если вернуться к вопросу об образовании, то в целом в Букеевской орде существовала следующая система:

а) аульная школа-школа первоначального обучения, время обучения - 2-3 гг.;

б) одноклассные русско-казахские школы, а также русско-туземные училища для мальчиков, девочек и совместного обучения с 4-летним курсом;

в) двухклассные русско-казахские училища, мужские и женские, с 6-летним сроком обучения.

В кандидатской диссертации Е.А. Тарабановская, опираясь на архивные материалы, упоминает об отдельных представителях казахской молодежи, которые обучались в профессиональных, а также в сельскохозяйственных учебных заведениях, в состав которого входили низшие сельскохозяйственные школы, лесные училища, училища садоводов, школы молочного хозяйства, ремесленные, педагогические училища [179, с. 89].

Из многих источников XIX в. известно, что хан Внутренней орды Джангир внес неоценимый вклад в дело просвещения казахского народа. Также в них делается упор на то, что Джангир-хан, являясь одаренной личностью, поражал своих современников умением сочетать азиатский и европейский стили. Он стремился создать особый духовный микроклимат для своей многочисленной семьи и свиты.

Исследователь Астраханского края Ф.И. Пленкин, изучая степень начального образования в Орде, отмечает: «Будучи сам образованным человеком, Джангир стремился водворить образование и во Внутренней орде. С этой целью он не только содействовал обучению киргизских детей в Оренбургском Неплюевском училище, но и впоследствии открыл в орде училище на свои средства» [12, с. 8]. Ряд письменных источников свидетельствуют, что он хотел, чтобы киргизы не ограничивались начальным и даже средним образованием, а получили бы и высшее образование. Также Ф.И. Пленкин рассматривает 1839 г., когда хан ходатайствовал перед императором о разрешении помещать детей киргизов в высшее учебное заведение. Через два года он обратился с письмом к советнику и родоправителю Чуку Нуралиеву, в котором старался разъяснить пользу и значение образования для казахов: «По всеподданнейшему прошению нашему Государь Император кроме Неплюевского училища, разрешил принять детей киргиз в институты - лесной, корпуса путей сообщения и в училище гражданских инженеров» [12, с. 8].

В 40-е г. XIX в. некоторые зажиточные казахи стали посылать своих детей для получения образования в г. Астрахань. Однако, несмотря на привлекаемое расстояние, близкое соседство с центром Астраханской губернии не оказало должного влияния на просвещение казахов, так как не обладала в то время прогрессивным развитием. Также если учесть, что с севера Орда граничила с Новоузенским уездом; с юга - с приморскими рыболовными промыслами князя Юсупова и графа Безбородко-Кушелева, то, очевидно, и это не несло в себе развивающего характера. Единственным источником в развитии просвещения, по мнению хана, было обучение детей в г. Оренбурге, где располагался Неплюевский кадетский корпус, в который на азиатское отделение принимали 10 мальчиков на второй эскадрон. Торможением в получении образования у казахов, прежде всего, было их недоверие к намерениям хана. Этому свидетельствуют статистические сведения: «…против этого восставали матери, которые из-за жесткости, применяемой мусульманскими муллами при обучении их детей, считали, что русский мулла может совсем заморить их детей…» [125, Л. 17 об.]. В качестве примера хан отправил своих сыновей в г. Оренбург: «одного для воспитания в Пражский корпус в Петербург, другого в Оренбургский кадетский корпус во главе 9 мальчиков… . Все отъезжающие в Оренбург воспитывались в свое время в джангировской школе, которая считалась подготовительным классом при поступления в Кадетский корпус…», что нашло отражение в деле о «Представлении казенно-штатных стипендий детям киргизов Внутренней киргизской орды» [181, Л. 5].

Рассматривая степень образования казахов Орды, члены Петровского общества отмечали о степени образованности ханского двора. Например, И.С. Иванов упоминал о заметках профессора Дерптского университета Гебеля, который писал о составе ханской семьи: «в 1834 г. у хана было две жены, и от обеих было 11 детей, в том числе 7 мальчиков. В свою бытность в 1844 г. хан пригласил для образования детей англичанина Холла в домашние учителя, а его жену - в гувернантки. Степной правитель расходовал огромные суммы денег на содержание гувернеров для воспитания своих детей» [182, с. 20].

Значительное влияние на степного правителя оказали: титулярный советник В. Раевский - правитель русской канцелярии, профессор Казанского университета К. Фукс, с которым был знаком на пути из Москвы в Казань, а также Г.С. Карелин, состоявший при хане с 1831-1838 гг.

Письменные источники освещают также и знакомство Джангир-хана с Г.С. Карелиным. Материалы отмечают, что в 1828 г. хан отдал на воспитание Г.С. Карелину своего сына Зюлькарнея, оплачивая его труд в размере 4000 рублей в год. При разборе архивных документов мы наблюдаем, как глубоко Джангир-хан дорожил дружескими отношениями с профессором К.Фуксом. О чем, в свою очередь, свидетельствует заметка на страницах «Казанского вестника» 1826 г. «О пребывании хана в Казани», который, посетив Казанский университет, отметил: «…Очень бы желал, чтоб мои сыновья, когда придут в настоящий возраст, могли бы воспитываться в этом Университете. Я намерен с сею целью прислать некоторых своих родственников, которые учатся теперь в Оренбурге у директора таможни гражданина Генца. Пришло время, чтобы и наши киргизы чему-нибудь научились и вышли из дикого состояния. Я хочу сделать тому начало открытием училища…» [183, с. 209].

Систематизируя наличие архивных документов относительно этого вопроса, мы не можем не отметить намерение хана открыть училище в Ханской ставке, что осуществляется в декабре 1841 года. Отчеты и отношения, представленные различными обществами и учреждениями, указывают, что на разработку данного проекта им было потрачено немало сил и денежных средств. Благодаря этому событию среди казахов был проложен путь к начальному освоению русского образования. Содержание источников упоминает о том, что в нем находилось два класса с общей численностью 25 учеников, 7 из которых жили при школе, 18 были вольноприходящими.

В 1846 г. в Ставочной школе преподавались такие предметы, как татарский, арабский, русский языки, начальные правила арифметики грамматики, в кратком виде география и история, правила оспопрививания. Отметим, что учебный год начинался тогда 6 декабря. К тому времени насчитывалось 19 учеников, 3 учителя. А.Е. Алекторов в «Астраханском листке» публикует заметку «Букварь для киргизов», где отмечает следующее: «…Обучение письму велось по родному слову Ушинского или по книжкам Бунакова, Паульсона, Корфа, Тихомирова, Вольпера и были приемлемы лишь только для русского населения и не приемлемы для инородцев западного края, из-за наличия в них слов на латинском и греческом языке…», при этом делая основной акцент на безграмотность казахского населения [184].

Три раза в год Джангир-хану на просмотр предоставлялись списки учеников с отметками об успехах в разных отраслях науки, что также упоминается в различных отчетах, представленных военному губернатору губернии. В 1843 г. в начале учебного года были приглашены к хану султаны, бии, старшины и другие почетные киргизы Орды с целью вступления казахских детей в новый учебный год. Как отмечает И.Ф. Пленкин по этому вопросу: «В 10 часов утра прибывшие из кочевий собрались в залах его дома для поздравления хана с тезоименитством его Августейшего покровителя, затем собравшиеся были приглашены в училище для присутствия при испытании его учеников» [18, с. 9].

По заметкам петровца И.С. Иванова, испытание начиналось с «магометанского законопоучения и азиатских языков», затем ученикам предлагалось продемонстрировать знания по русскому языку, русской грамматике, арифметике и показать понимание общих понятий по истории и географии. Ответы детей, в особенности 11-летнего Ибрагима, сына хана Джангира, по всем предметам «русского преподавания» были удовлетворительные. Отцы и родственники учеников, собравшиеся на этом испытании, «выказывали совершенную радость и признательность» за успехи своих детей». При жизни Джангира школа содержалась почти всецело на его собственные средства, о чем упоминается и в других источниках [182, с. 79].

С 22 марта 1848 г., как свидетельствуют источники: «по высочайшему повелению на школу при Ханской ставке отпускалось из Государственного казначейства по 1404 рублей в год. В ней полагалось два учителя: русский и киргиз. Обучением русскому языку в 1853 году из-за отсутствия учителя занимался ветеринарный врач Временного управления Букеевской ордой Ольдекоп, а с 1860 г. чиновник Совета», в основном это ярко выражено в заметках А.Е. Алекторова в «Астраханском листке» [185].

Отметим, что в начале XIX в. вся территория России была разделена на шесть округов. Астраханский край, в состав которого входила Внутренняя орда, относился Казанскому учебному округу, все учебные заведения которого подчинялись Казанскому университету, что также было отмечено в «Сборнике постановлений министерства народного просвещения» [186, с. 20].

На страницах «Астраханского листка» в 1892 г. было опубликовано письмо попечителя Казанского учебного округа М.Н. Мусина-Пушкина Совету Казанского университета. Здесь сообщалось о том, что 19 июля 1844 г. хан Джангир вошел в число почетных членов Казанского университета, и 29 ноября этого же года правитель Букеевской орды отправляет ответное письмо с благодарностью проректору Ф. И. Эрдману. Джангир-хан в своем письме пишет: «…совершенно готов быть полезным университету соответственно новому моему званию, и мне весьма желательно было бы иметь список тех сочинений на арабском, персидском и турецком языках, которые интересны для восточного отделения университета. Нынешнею зимой я полагаю войти в сношение с бухарцами о доставлении мне из Бухары научных рукописей и старинных азиатских монет…», его желание и стремление стать почетным членом университета отмечалось в ряде других источников [187].

Карл Фукс на страницах «Казанского вестника» отмечал, что «Джангир-хан как истинный меценат не скупился на научные изыскания и предоставлял все условия для исследовательской деятельности. Хан Внутренней орды сам активно участвовал в исследованиях «по восточной части», и поэтому Казанский Университет, оценив его знания и полезные содействия в области науки, избрал хана Почетным членом. Джангир не только дорожил этим званием, но даже гордился им. Об этом свидетельствует тот факт, что дарованное ему звание, так называемый патент, хан поместил в позолоченную раму и хранил в гостиной своего дворца, подобное упоминается и на страницах периодической печати того периода, также это отмечается и в числе документов современного фундаментального труда «История Букеевской орды» [183, с. 211].

Источники свидетельствуют, что в 1861 г. на страницах Петербургского издания была опубликована статья казахского этнографа, члена Петровского общества Муххамед-Салыха Бабаджанова под названием «Заметки киргиза о киргизах». Этот документ освещает реформаторскую деятельность хана Джангира и духовной жизни казахов Букеевского ханства, где автор статьи сам являлся очевидцем происходивших перемен в Орде [188, Л. 10].

В своих заметках М. Бабаджанов писал: «… со времени перехода на эту сторону Урала, у нас стали понимать, что письмо в иных случаях могущественнее словесного выражения желания». На страницах казанского издания было отмечено, что силу грамотности население стало понимать тогда, когда хан получал какие-либо письменные известия. Так как население считало, что в них таится какая-либо новость. Здесь делался акцент на то, что и их способен понять только грамотный человек, приближенный к ханской свите, который пользовался особым почетом. Кроме всего прочего стали появляться среди казахов татары-муллы, проповедовавшие магометанскую религию. Муллы как учителя правоверия пользовались почетом, и вследствие этого считали, «что человек, владеющий грамотой, пользуется большим почетом. В результате казахи стали приглашать к себе мулл в качестве домашних учителей. Об обучении русской грамоте тогда еще не говорили», что отмечалось также в этом же издании [189, с. 101]. Как свидетельствуют источники, чтобы заинтересовать неграмотное население, хан не жалел денег и собственного старания, поощрял учеников и обучающих. Отличие хана в том, что он с особенной милостью отмечал людей, обретающих знание, занимающихся торговлей… Муллы при нем получали звание указных мулл, были освобождены от подати со скота и не подвергались телесному наказанию.