Сопоставительное исследование театральной и спортивной метафоры в российском и американском политическом дискурсе

К числу наиболее многоаспектных исследований современного политического языка следует отнести монографию Е.И Шейгал (2000). Эта книга носит общетеоретический характер, в ней дано определение основных понятий политической лингвистики, представлена общая характеристика политического языка и политического дискурса, рассмотрены вопросы категоризации мира политики в знаках политического дискурса, проанализирован ряд политических жанров. Е.И. Шейгал понимает дискурс «как систему коммуникации, имеющую реальное и потенциальное (виртуальное) измерение. В реальном измерении - это поле коммуникативных практик как совокупность дискурсных событий, это текущая речевая деятельность в определенном социальном пространстве, обладающая признаком процессности и связанная с реальной жизнью и реальным временем, а также возникающие в результате этой деятельности речевые произведения (тексты), взятые во взаимодействии лингвистических, паралингвистических и экстралингвистических факторов».

В потенциальном измерении дискурс представляет собой семиотическое пространство (курсив Е.И. Шейгал), включающее вербальные и невербальные знаки, ориентированные на обслуживание данной коммуникативной сферы, а также тезаурус прецедентных высказываний и текстов». Сюда также относятся представление о типичных моделях речевого поведения и набор речевых действий и жанров, специфических для данного типа коммуникации.

Е.И. Шейгал использует термины политический дискурс и политическая коммуникация как равнозначные, а под языком политики понимает структурированную совокупность знаков, образующих семиотическое пространство политического дискурса. Из монографии «Семиотика политического дискурса» также следует, что ее автор исходит из широкого понимания политического дискурса и включает в него любые речевые образования, субъект, адресат или содержание которых относится к сфере политики. Подобный подход к границам политического дискурса позволяет выявить его соприкосновение со многими другими разновидностями институционального дискурса (рекламным, научным, педагогическим, юридическим, религиозным, спортивным, военным), а также неинституциональными формами общения (художественный и бытовой дискурс). Особую роль в бытии политического дискурса играет дискурс масс-медиа, являющийся в современную эпоху основным каналом осуществления политической коммуникации, в связи с чем правомерно говорить о тенденции к сращиванию политического общения с дискурсом масс-медиа.

Характерными признаками языка политики, по мнению Е.И. Шейгал, являются смысловая неопределенность (политики часто избегают высказывать свои мнения), фантомность (многие знаки политического языка не имеют реального денотата), фидеистичность (иррациональность, опора на подсознание), эзотеричность (подлинный смысл политических высказываний понятен только избранным), дистанцированность и театральность. Политическая коммуникация преимущественно институциональна: общение происходит не между конкретными людьми, а между представителем социального института (правительства, парламента, общественной организации, муниципалитета и т. п.) и представителем другого социального института или «гражданином», «избирателем».

Политическому дискурсу как предмету политологической филологии посвящена статья В.З. Демьянкова. Автор указывает, что дискурсом называют текст в его становлении перед мысленным взором интерпретатора. Дискурс состоит из предложений или их фрагментов, а содержание дискурса часто, хотя и не всегда, концентрируется вокруг некоторого «опорного» концепта, называемого «топиком дискурса», или «дискурсным топиком».

Логическое содержание отдельных предложений - компонентов дискурса - называется пропозициями; эти пропозиции связаны между собой логическими отношениями (коньюнкции, дизъюнкции, «если - то» и т.п.). Понимая дискурс, интерпретатор компонует элементарные пропозиции в общее значение, помещая новую информацию, содержащуюся в очередном интерпретируемом предложении, в рамки уже полученной промежуточной или предварительной интерпретации. В.З. Демьянков рассматривает такие характеристики политического дискурса, как оценочность и агрессивность, эффективность, а также отстаивание точки зрения в политическом дискурсе.

В данной диссертации мы, вслед за Е.И. Шейгал, придерживаемся мнения, что политический дискурс включает любые речевые образования, субъект, адресат или содержание которых относится к сфере политики, таким образом, мы исходим из широкого понимания политического дискурса.

1.3 Роль метафоры в российских и американских политических текстах

Подобно тому, как в процессе происхождения, становления и развития языка «сначала возникают слова, обозначающие конкретные вещи или их признаки, а затем уже слова, обозначающие общие понятия» (И. Гердер, цит. по Березин 1984, с. 25), так и в процессе метафорического переноса какая-либо абстрактная сущность становится более понятной путем описания ее в терминах сущности более конкретной. Основой образования общих понятий служит реальный мир - этот тезис И. Гердера универсален, он применим и к теории появления языков, и к процессам метафорического переосмысления действительности, то есть к вторичной номинации. Метафора, таким образом, «служит тем орудием мысли, при помощи которого нам удается достигнуть самых отдаленных участков нашего концептуального поля. … Метафора удлиняет «руку» интеллекта; ее роль в логике может быть уподоблена удочке или винтовке» (Х. Ортега-и-Гассет, 1990, с. 72). Перекликается с приведенным утверждением и расширяет его высказывание Эрла МакКормака о том, что «рассматриваемые изнутри, метафоры функционируют как коммуникативные процессы, с помощью которых мы углубляем наши представления о мире и создаем новые гипотезы» (Э. МакКормак, 1990, с. 360). Роль метафоры, таким образом, очерчивается достаточно четко.

В чем же заключается универсальное и специфическое в системе концептуальных метафор той или иной нации?

Еще Вильгельм фон Гумбольдт относил язык к числу тех явлений, которые отражают характер народа и считал, что духовные особенности народов определяют национальное своеобразие языков (Березин, 1984, с. 45).

По справедливому замечанию Дж. Лакоффа и М. Джонсона, «наиболее фундаментальные культурные ценности согласованы с метафорической структурой основных понятий данной культуры» (1990, с. 404). Аналогичные мысли постоянно высказывают и отечественные специалисты (А. Н. Баранов, Е. М. Верещагин, В. Г. Гак, В. Г. Костомаров, Ю. Н. Караулов, Б. А. Успенский, А.П.Чудинов и др.).

Изучая концептуальные метафоры того или иного языка, мы одновременно исследуем особенности национального сознания, национальную картину мира (Колотнина 2001). Такие метафоры всегда отражают определенные культурные доминанты (В.И. Карасик 1996), национальный характер.

Концептосфера - сфера знаний народа - в определенной степени определяет менталитет народа (особенности восприятия и понимания действительности): образующие национальную концептосферу ментальные единицы являются основой образования когнитивных стереотипов - суждений о действительности.

С другой стороны, национальный менталитет направляет динамику формирования и развития концептуальных метафор - имеющиеся стереотипы влияют на содержание формирующихся метафор, диктуют некоторые фиксируемые в концептуальных метафорах оценки явлений и событий.

В системе концептуальных метафор каждого народа есть немало составляющих, имеющих яркую национальную специфику. Многие из этих метафор «руководят» восприятием действительности, пониманием происходящих явлений и событий, обусловливают национальные особенности коммуникативного поведения народа. Для правильного понимания мыслей и поведения другого народа выявление и описание содержания таких метафорических переносов является исключительно важным. Это явление требует серьезного исследования.

Национальная специфика метафорических моделей проявляется в двух аспектах: национальные различия в содержании близких моделей и наличие несовпадающих (сугубо национальных) составляющих в системе концептуальных метафор народа.

В близких по содержанию концептуальных метафорах разных культур национальная специфика проявляется в том, что сопоставимые модели оказываются не полностью совпадающими по своему содержанию, причем именно несовпадения могут быть очень существенны для межкультурной коммуникации. (Введение в когнитивную лингвистику, 2004, с. 56)

Национальную специфику ментальности американского и российского народа можно проследить, например, по различию в соотношении стереотипов поведения Деятеля и Созерцателя. Оно в наибольшей мере просматривается в двух сферах - обиходное и политическое общение и затрагивает ключевой концепт политического дискурса - «власть». В России власть традиционно ассоциируется с угнетением и несправедливостью (прецедентный текст из популярной песни: «Дай Бог не вляпаться во власть»). С позиций Созерцателя, власть не может быть справедливой, она лишь не должна превращаться в цинично и жестоко несправедливую. Поэтому общественное мнение редко бывает на стороне человека, который бросает вызов власти, стремясь взять ее в свои руки. Американцы же не ассоциируют власть с несправедливостью. Для них власть - это механизм эффективной организации общества, и в случае неадекватного функционирования такого механизма срабатывает механизм легитимной замены власти. В этом смысле политический вызов признается нормальным положением дел. Современный политический дискурс в России развивается в этом же направлении. Отношение населения к борьбе политиков за власть в некоторой степени различно в США и России: американцы с симпатией относятся к тому, кто бросает вызов власти и принимают во внимание личные качества этого человека, граждане России смотрят на такого человека с подозрением и редко воспринимают политическую риторику всерьез. Положение меняется, если власть в России стремится наказать того, кто бросает ей вызов: несправедливо пострадавших в нашей стране всегда считают борцами за правое дело (Введение в когнитивную лингвистику, 2004, с. 77).

Об отношениях дополнительности на уровне человеческой культуры хорошо сказал Н. Бор: «Мы поистине можем сказать, что разные человеческие культуры дополнительны друг к другу. Действительно, каждая культура представляет собой гармоническое равновесие традиционных условностей, при помощи которых скрытые потенциальные возможности человеческой жизни могут раскрываться так, что обнаружат новые стороны её безграничного богатства и многообразия» (Бор 1970, цит. по: Введение в когнитивную лингвистику, 2004, с. 109).

В современном публичном дискурсе, две главные интенции которого, как известно, - убеждать силой аргументов и воздействовать не только на интеллект, но и на эмоции адресата, метафора является едва ли не самым распространенным и действенным экспрессивным средством.

1.4 Методика сопоставительного изучения метафорических моделей

При характеристике метафорической модели и ее составляющих, при выработке методики ее описания можно воспользоваться предложенным в монографии А.П. Чудинова (2001) определением метафорической модели и ее составляющих, а также используемой в работе методикой описания конкретных метафорических моделей.

Метафорическая модель - это существующее в сознании носителей языка типовое соотношение семантики находящихся в отношениях непосредственной мотивации первичных и вторичных значений, являющееся образцом для возникновения новых вторичных значений. Как отмечается в подготовленном А.Н. Барановым и Ю.Н. Карауловым «Словаре русских политических метафор», элементы модели «связаны различными семантическими отношениями («выполнять функцию», «способствовать», «каузировать», «быть частью», «быть видом», «быть примером» и др.), причем каждый элемент модели соединен с другими элементами существенно более сильными связями, чем с элементами других понятийных областей» (А.Н. Баранов, Ю.Н. Караулов, 1994, с. ХV). Между соответствующими модели метафорами устанавливаются отношения на сигнификативном (уровень понятий), денотативном (область объектов метафорического осмысления) и экспрессивном уровнях.

Как подчеркивает А.П. Чудинов, при когнитивном анализе метафорических моделей «элиминируются все ограничения, определяющие особенности традиционного структурного подхода, в том числе не только требование о принадлежности рассматриваемых элементов к одной лексико-семантической группе или хотя бы к одной части речи, но и ограничения, связанные с уровнями языка: в рамках единой системы рассматриваются собственно лексические единицы, фразеологизмы и их компоненты, а также другие воспроизводимые единицы (пословицы, поговорки, афоризмы и т.п.)» (А.П. Чудинов, 2001, с.41).

Как указывает А.П. Чудинов (2001, с.44 - 46), для описания метафорической модели необходимо охарактеризовать ее следующие признаки:

- исходную понятийную область (первичную семантическую сферу, ментальную сферу-источник), к которой относятся охватываемые моделью слова в первичном значении;

- новую понятийную область (вторичную семантическую сферу, ментальную сферу-мишень), к которой относятся охватываемые моделью слова во вторичном значении;

- семантический компонент, который связывает первичные и вторичные значения охватываемых данной моделью слов, то есть выяснить, что дает основания для метафорического использования соответствующих слов;

- относящиеся к данной модели фреймы, каждый из которых понимается как фрагмент наивной языковой картины мира и которые структурируют соответствующую понятийную область (семантическую сферу);

- охарактеризовать составляющие каждый фрейм типовые слоты, то есть элементы ситуации, которые включают какую-то часть фрейма, какой-то аспект его конкретизации, а также назвать типовые концепты, образующие слот;

оценить продуктивность модели (то есть способность к развертыванию) и ее частотность, а также ее «тяготение» к определенным функциональным стилям и подстилям, речевым жанрам, дискурсам и т.п.;

оценить прагматический потенциал модели, то есть типовое воздействие соответствующих метафор на адресата.

Метафорическая модель может быть описана не только при помощи категории фрейма, но и при помощи категории сценария. Вообще, когнитивная лингвистика считает, что есть различные типы структур представления знаний: представление, схема, картина, фрейм, сценарий (скрипт), гештальт (Лингвистический энциклопедический словарь. М., 2002, с. 18). Фрейм - термин М. Минского, фрейм моделирует знание о типичных ситуациях и позволяет правильно интерпретировать содержание текста. (Лингвистический энциклопедический словарь. М., 2002, с. 390). Сценарий (скрипт) - последовательность нескольких эпизодов во времени; это стереотипные эпизоды с признаком движения, развития. Фактически это фреймы, разворачиваемые во времени и пространстве как последовательность отдельных эпизодов, этапов, элементов: посещение кино, поездка в другой город, посещение ресторана, поликлиники, драка, игра, экскурсия. Стадион - это фрейм, а посещение стадиона, выступление на стадионе, реконструкция стадиона и т.д. - сценарии. Примеры описания метафорических моделей при помощи сценария находим, к примеру, у Е.А. Шудеговой при описании милитарной метафоры в российском и американском политическом дискурсе (Е.А. Шудегова, 2002). Данная схема, несомненно, удобна при анализе метафорической модели «Политика - это война», когда последовательно, как разворачивающиеся во времени, перечисляются объявление войны, ведение боев, заключение мира и т.д. Что же касается исследования метафорических моделей «Политика - это спорт и игра» и «Политика - это театр», то во второй и третьей главах нашей работы мы сочли целесообразным придерживаться описания фреймово-слотовой структуры моделей, а при анализе функционирования концептуальных метафор в тексте привлечь также категорию сценария.

Национально-культурная специфика метафорической картины мира в том или ином языке особенно ярко проявляется при ее сопоставлении с метафорической картиной мира другого языка. Поэтому для нашего исследования особенно важны публикации, в которых представлено сопоставление метафорических моделей, существующих в различных языках. При анализе существующих публикаций можно выделить три методики сопоставительного описания моделей.

В первом случае (примером может служить статья А.Н. Баранова 1994) сопоставляются метафоры оригинального текста и его перевода на другой язык, что позволяет выявить факты аналогичности метафорических образов и показать, что некоторые метафоры не могут быть переведены на другой язык буквально, что свидетельствует о различиях в существующих в данных языках метафорических моделях.

Во втором случае автор выделяет общую для двух языков модель и детально ее описывает, используя для иллюстрации материал двух языков. Так, Т.В. Шмелева (2001) при характеристике метафор, связанных со сферой медицины, болезней и их лечения (морбиальных метафор) описывает каждый фрейм, приводя по два-три примера на польском и русском языках. Аналогичную методику использует А.В. Голованова (2000) при сопоставлении метафорического описания человека в русском и польском языках. Такой подход позволяет, прежде всего, выделить то общее, что наблюдается в двух языках и на основе этих общих свойств зафиксировать возможные различия.

В монографии Е.И. Шейгал (2000) сначала представлено описание модели в русском языке, затем - описание аналогичной модели в английском языке, а на заключительном этапе делаются выводы об общих и особенных признаках. Аналогичным образом представлены зооморфные метафоры английского и индейских языков в статье Л.Ю. Рокотянской (2001). Такой подход позволяет полнее охарактеризовать специфику той или иной модели в каждом языке и обычно используется при достаточно серьезных расхождениях между языками.

Каждый из названных подходов имеет право на существование, и при выборе методики сопоставительного описания моделей многое зависит от специфики материала, избранного автором для анализа. Опыт показал, что при сопоставительном анализе русских и американских политических метафор целесообразно использовать третий подход, то есть сначала рассматривать фрейм отдельной метафорической модели в одном языке, затем - в другом, а на заключительном этапе исследования сопоставлять полученный материал. Рассмотрение конкретных словоупотреблений позволит выделить общий компонент при использовании анализируемых слов в первичном значении и общий компонент во вторичных значениях рассматриваемых слов.

Как отмечает А.П. Чудинов (2001, с.171), «при решении задачи систематизации метафорических моделей процесс значительно более важен, чем результат». Дело в том, что возможные пути классификации очень разнообразны и едва ли какая-либо из возможных классификаций окажется общепризнанной. Специалисты хорошо помнят, сколько было оптимизма после первых публикаций по лексико-семантическим группам слов, и вместе с тем хорошо понимают, что до настоящего времени отсутствует единая и общепризнанная лексико-семантическая классификация русской и английской лексики. Это же можно сказать о классификации и инвентаризации моделей регулярной многозначности. Следует согласиться с тем, что «перспективы единой и общепризнанной классификации (и инвентаризации) метафорических моделей еще менее очевидны, но такая работа нужна, поскольку она позволит выделить хотя бы наиболее частотные и продуктивные модели, а также даст богатый материал для постижения общих закономерностей метафорического моделирования действительности» (А.П. Чудинов 2001, с. 172).

Возможны различные подходы к систематизации метафорических моделей. Во-первых, за основу для систематизации можно взять исходную понятийную сферу (сферу-источник метафорической экспансии).

Во-вторых, за основу для классификации можно взять (как это сделано во второй части подготовленного А.Н. Барановым и Ю.Н. Карауловым «Словаря русских политических метафор») основные фреймы понятийного поля, являющегося объектом метафорического притяжения (сферой-мишенью).

В настоящей диссертации за основу взята первая классификация моделей, то есть за основу для рубрикации избраны сферы-источники метафорической экспансии.

Рассматривая типичные свойства метафорических моделей, А.Н. Баранов и Ю.Н. Караулов отмечают, что такие модели способны взаимодействовать друг с другом (1994, с.VI). Существующая в дискурсе метафорическая картина мира - это своего рода система метафорических полей, свойства которой во многом аналогичны свойствам лексико-семантических полей. В монографии А.П. Чудинова (2001) выделены следующие наиболее важные для нашего описания свойства метафорических моделей.

1. Иерархическое устройство. В лексико-семантической системе традиционно выделяются иерархические организованные объединения: поля подразделяются на подполя, внутри этих подполей выделяются лексико-семантические группы, которые в свою очередь подразделяются на подгруппы, в составе которых могут выделяться отдельные парадигмы и т.п. (Д.Н. Шмелев 1973, Л.А. Новиков 1982, Э.В. Кузнецова 1982 и др.).

2. Пересекаемость метафорических моделей. Исследователи лексико-семантических полей неоднократно отмечали такое свойство, как пересекаемость указанных полей, а также подполей и групп в их составе (Э.В. Кузнецова 1982, Л.А. Новиков 1982, Д.Н. Шмелев 1973 и др.).

Аналогичные факты наблюдаются и при изучении метафорических моделей. Нередко один и тот же метафорический образ может рассматриваться как одновременно принадлежащий различным метафорическим моделям.

3. Полевая организация метафорической модели. В лексико-семантических объединениях традиционно выделяется центр, ядро, приядерная зона, ближняя периферия, дальняя периферия (Э.В. Кузнецова 1982, И.А. Стернин 1985, Д.Н. Шмелев 1973 и др.). По-видимому, сходные феномены можно выделить и в составе метафорической модели. Например, при анализе метафорической модели «спорт» можно выделить метафорические словоупотребления, которые наиболее ярко выражают типичные свойства модели, относятся к ее центру, а также словоупотребления, которые относятся к периферии исследуемого материала. В частности, метафоры, связанные с переосмыслением разнообразных названий спортивных игр, несомненно, относятся к наиболее типичным проявлениям модели, к ее центральной зоне. С другой стороны, словоупотребления, метафорически переосмысливающие такие понятия, как «прыгать», «бежать» (“to run for president” в американских текстах), относятся к дальней периферии модели «спорт».

В целом, рассмотренный выше материал показывает, что существующие методики изучения метафорических моделей вполне могут быть использованы при сопоставительном исследовании американской и русской концептуальной метафоры в современном политическом дискурсе. При конкретном описании отдельных метафорических моделей необходимо учитывать такие их свойства, как иерархичность организации, пересекаемость и полевая организация.

1.5 Игра, спорт и театр как сферы-источники метафорического переноса в политическом дискурсе

Круг метафор, отражающих современное состояние российской политической действительности, можно разделить на несколько групп. Все они достаточно полно описаны в «Словаре политических метафор» А.Н.Баранова и Ю.Н.Караулова (1994), в диссертации Ю.Б.Феденевой (1997) и в монографии А.П.Чудинова (2001). В частности, А.П.Чудинов выделяет следующие разряды метафорических моделей.

1. Антропоморфная метафора. При исследовании этого разряда анализируются концепты, относящиеся к таким исходным понятийным сферам, как «Анатомия и физиология», «Болезнь», «Секс», «Семья». В данном случае человек моделирует политическую реальность исключительно по своему подобию.

2. Метафора природы. Источниками метафорической экспансии в данном случае служат понятийные сферы «Животный мир», «Мир растений», «Неживая природа», то есть политические реалии осознаются в концептах мира окружающей человека природы.

3. Социальная метафора. В подобных случаях исследуются концепты, относящиеся к таким понятийным сферам, как «Преступность», «Война», «Театр (зрелищные искусства)», «Игра и спорт», «Экономика» и др.

4. Артефактная метафора. Исследуются понятийные сферы «Дом (здание)», «Механизм», «Транспортные средства» и т.п. В данном случае политические реалии представляются как предметы, созданные трудом человека.

Названные разряды метафор можно схематично представить как «Человек и Природа», «Человек и Общество», «Человек и результаты его труда», «Человек как центр мироздания».

В соответствии с этой классификацией рассматриваемые нами метафоры относятся к разряду «Социальная метафора», образуя в нем подразряд «зрелищная метафора».

Понятийные поля «игра», «спорт» и «театр» принадлежат к одним из наиболее освоенных сторон опытно-познавательной деятельности людей, они четко структурированы в сознании носителей языка. Игровая, спортивная и театральная метафоры имеют тесную смысловую связь, которая основана на взаимосвязи неосновных значений и их взаимозависимости от основного значения лексемы «игра», а также обусловлена общей имитационной природой игровой и театральной деятельности (Феденева, 1997, с. 62).

Театру как сфере-источнику метафорической экспансии уделяли внимание многие исследователи (А.Н.Баранов, Ю.Н.Караулов 1991, А.А. Каслова 2003, Н.А. Кузьмина 1999, Н.А. Санцевич 2003, Ю.Б. Феденева 1997, А.А. Федосеев 2003, Е.И. Шейгал 2000, А.П. Чудинов 2001, 2003 и др.)

Как указывает А.П. Чудинов, метафорическая модель «Жизнь - это театр» широко распространена в самых различных коммуникативных сферах. По мнению Н.А. Кузьминой (1999, 186), в современной мировой культуре эта модель воспринимается как восходящая к Шекспиру. Ср.:

Весь мир - театр. / В нем женщины, мужчины - все актеры. / У них свои есть выходы, уходы, / И каждый не одну играет роль (монолог Жака; комедия «Как вам это понравится»)

Театральность политического дискурса связана с тем, что одна из сторон коммуникации - «клиент», народ - выполняет преимущественно роль не прямого адресата, а адресата-наблюдателя, который воспринимает политические события как некое разыгрываемое для него действо. Политики, общаясь друг с другом и с журналистами, постоянно помнят о «зрительской аудитории» и намеренно или непроизвольно «лицедействуют», «работают на публику», стараются произвести впечатление и «сорвать аплодисменты» (Шейгал Е.И., 2000, с. 66-70).

Массы участвуют в политике в основном созерцательно, выступая в роли наблюдателя, получая информацию об этой коммуникации через средства массовой информации. «Люди … переключают телепрограммы, наблюдая попеременно то политические дебаты, то коммерческие сериалы… Поэтому граждане не склонны относиться к политике и ее персонажам слишком серьезно. Политика для них - не более, чем разновидность социальной игры, подобная футболу или лотерее…» (Захаров А.В., 1998, с. 32).

О театральности политического дискурса говорят в том смысле, в котором метафора театра применима к реальной жизни вообще («весь мир театр»), т.е. процесс коммуникации можно описывать и объяснять, пользуясь категориями театра. Разработанный К. Берком драматургический подход к коммуникации позволяет рассматривать политику как символическое взаимодействие в театральном контексте (Burke K. Language as Symbolic action. - Berkeley, CA: Univ. Of California Press, 1966. 514 p.)

В работе Дж. Комбса (Combs J.E. Process Approach // Handbook of Political Communication. - London: Sage Publications, 1981. P. 39-66.) также сталкиваемся с драматургическим подходом к политическим событиям. Дж. Комбс рассматривает политическую кампанию как ритуал, подчиняющийся строгим правилам и проводимый по четкому сценарию. Ритуальность придает политической кампании определенную предсказуемость и удерживает ее в цивилизованных рамках. Кандидат и его команда должны в обязательном порядке разыграть определенные сцены и выразить определенные идеи, которые ждет внимающая им аудитория. Президентская предвыборная кампания в США представляет собой длительный процесс, протекающий по определенному канону, проходящий определенные фазы, которые можно уподобить эпизодам в спектакле.

Политика театра основана на образах политических деятелей. Вот что говорил о деятельности специалиста по созданию имиджей один из помощников президента Р. Никсона: «Мы должны иметь полную ясность в одном: избиратель реагирует на образ, а не на человека. Значение имеет не то, что есть, а то, что проецируется, и (…) то, что избиратель воспринимает. Поэтому мы должны менять не человека, а производимое впечатление» (цит. по: Гаджиев К.С., 1997, с. 340). Создание имиджа включает конструирование не только внешних характеристик политиков, но и речевого портрета: например, при выступлении по телевидению политическим деятелям рекомендуется «говорить не официально, требовательно и высокопарно, как на публичном митинге, а, наоборот, мягким, задушевным голосом, без категорических утверждений» (Гаджиев 1997, с. 340)

Метафора театра - это одна из наиболее распространенных моделей интерпретации политики. В словаре политических метафор А.Н. Баранова и Ю.В. Караулова представлены следующие метафорические репрезентации: аттракцион - выступление в дискуссии, клоун - Ельцин, зритель - Запад, спектакль - выборы, съезд, статисты - депутаты и др. (Баранов, Караулов 1991, с. 81-87).

Наиболее распространенные метафорические кластеры Е.И. Шейгал представляет в таблице (с. 69):

Метафорика театра в политическом дискурсе

Как утверждает Е.И. Шейгал, анализ контекстного употребления типа политическая арена, политическая сцена (и пр.) показал, что она, как правило, сопровождается коннотацией иронии или сарказма и содержит импликацию «ненастоящности» происходящего, отстраненности. Интенция коммуниканта, представляющего политику через фрейм театра, - показать, что к такой политике не стоит относиться серьезно, что она не заслуживает уважения в силу неискренности ее участников.

Баранов А.Н. и Казакевич Е.Г. (1991, с. 39) описывают политический дискурс при помощи метафоры слоеного пирога, в котором есть социальный, игровой и другие слои. Параллели между театром и политикой прослеживаются при описании сюжетно-ролевых слоев, важных для интерпретации политического дискурса.

Для обывателя, не читающего политических документов, не знакомого с оригинальными тестами речей и выступлений и воспринимающего политику преимущественно в препарированном виде через СМИ, политика предстает как набор сюжетов. Эти сюжеты (выборы, визиты, отставка правительства, войны, переговоры, скандал) составляют базу политического нарратива, под которым Е.И. Шейгал понимает совокупность дискурсных образований разных жанров, сконцентрированных вокруг определенного политического события (с. 70).

Если о сюжетно-ролевом компоненте политического дискурса говорится преимущественно в переносном смысле, то его «режиссерский» компонент проявляется напрямую в целом ряде политических событий, в которых существенным является элемент постановки (существует сценарий и заранее написанные тексты, распределяются роли, проводятся репетиции). Во-первых, стопроцентно инсценированным является жанр политической рекламы. Во-вторых, это ритуальные события, носящие характер массового зрелища, например, инаугурация или мероприятия, посвященные национальным праздникам. Исследователи современного политического дискурса США отмечают значительный элемент постановочной ритуальности в процедуре выдвижения кандидата в президенты на партийных съездах.

Помимо ритуальных событий, которые происходят независимо от СМИ и лишь освещаются в СМИ, существуют так называемые псевдособытия, к которым Д. Бурстин, предложивший этот термин, причисляет события, специально запланированные в целью их немедленного показа или передачи информации о них (Boorstin D., 1961). К категории псевдособытий относятся интервью, пресс-конференция, телевизионная беседа, телевизионная дискуссия, теледебаты и пр. Все эти дискурсные разновидности являются коммуникативными событиями, драматургия которых полностью задается СМИ, хотя содержательная их часть в значительной степени является спонтанной.

Театральность политического дискурса обусловлена спецификой его основного адресата (массовый наблюдатель) и проявляется в его сюжетно-ролевом компоненте и метафорике.

Что касается спортивно-игрового дискурса, его с политическим дискурсом сближает момент агональности (состязательности): «Политика всеми своими корнями уходит в первобытную почву игравшейся в состязании культуры», - пишет автор классического труда по игровому элементу культуры Й. Хёйзинга (Хёйзинга Й. Homo Ludens. В тени завтрашнего дня: Пер. с нидерл. М.: «Прогресс - Академия», 1992). Основу политического дискурса составляет непрекращающийся диалог-поединок между «партией власти» и оппозицией, в котором противники иногда нападают друг на друга, держат оборону, отражают удары и переходят в наступление. Не случайно метафоры игры, спорта и боевых действий занимают важное место в корпусе политических метафор. В политическом дискурсе находят отражение все основные элементы спортивного и игрового состязания: наличие противника, борьба соперников, этика поединка, правовые нормы (регламент и правила), стратегия и тактика борьбы, победа, поражение, триумф победителя, приз (выигрыш) (Шейгал Е.И., 2000, с. 31-32). Таким образом, вполне закономерным является тот факт, что спортивная и игровая метафора привлекала и продолжает привлекать к себе внимание специалистов-филологов (А.Н.Баранов, Ю.Н.Караулов 1991, Т.С. Вершинина 2002, О.А. Гришина 2004, А.А. Каслова 2003, Е.В. Колотнина 2001, Н.А. Кузьмина 1999, Н.А. Санцевич 2003, М.В. Сорокина 2004, Ю.Б. Феденева 1997, А.А. Федосеев 2003, А.П. Чудинов 2001, 2003, Е.И. Шейгал 2000 и др.)

С наибольшей очевидностью состязательность политического дискурса проявляется в таких его формах, как парламентские дебаты и предвыборные кампании, на что обращали внимание многие исследователи. А.П. Чудинов отмечает, что «борьба за голоса избирателей чаще всего метафорически концептуализируется как спортивное состязание, война и театральное представление» (А.П. Чудинов, 2003, с. 169). Й. Хёйзинга сравнивает парламентские дебаты с «беспрерывным матчем, в котором определенные матадоры пытаются объявить друг другу шах и мат, не нанося при этом ущерба интересам своей страны, которой они служат с полной серьезностью» (Хёйзинга 1992: 233). Он отмечает также: «Еще более, чем в британском парламентаризме, игровой элемент очевиден в американских политических нравах. Еще задолго до того, как двухпартийная система в Соединенных Штатах приняла характер двух спортивных команд, чье политическое различие для постороннего едва ли уловимо, предвыборная пропаганда здесь полностью вылилась в форму больших национальных игр» (Хёйзинга 1992: 234). Состязание политических соперников проходит в основном в заочной форме через средства массовой информации, и его интенсивность резко возрастает по мере приближения очередных парламентских или президентских выборов. Заочная дуэль, которую ведут претенденты на президентский пост в период предвыборной кампании, завершается теледебатами - словесным поединком лицом к лицу, исход которого во многом определяется риторическим мастерством соперников и другими составляющими их политического «имиджа».

Итак, рассматриваемые в настоящей диссертации модели современной российской политической метафоры со зрелищной исходной сферой уже в той или иной степени привлекали внимание специалистов по политической метафоре. В то же время отметим, что метафорическая модель - это постоянно развивающаяся единица, отсюда охарактеризованная А.Н. Барановым и Ю.Н. Карауловым система метафор периода перестройки не вполне совпадает с системой метафор на рубеже XX и XXI веков. Подобное можно сказать о системе российских метафор начала 90-х гг. XX века, ставшей предметом исследования Ю.Б. Феденевой. Новая политическая реальность (а, возможно, и своего рода «мода») рождает новые фреймы и слоты известных моделей, определяет повышение или понижение частотности метафорических словоупотреблений, соответствующих той или иной модели (А.П. Чудинов, 2003, с. 29). Специфика содержания настоящей работы по сравнению с публикациями других исследователей определяется тем, что в последующих ее разделах представлена максимально детальная, с использованием объемного иллюстративного материала характеристика зрелищной метафоры в политическом дискурсе России и США периода 2002 - 2005 гг..

1. Для сопоставительного описания игровых, спортивных и театральных метафор в русских и американских политических текстах целесообразно воспользоваться когнитивной теорией метафорического моделирования, используя при этом все лучшие достижения теории регулярной многозначности и смежных лингвистических теорий.

1. В наших рассуждениях мы отталкиваемся от наиболее общего понимания политического дискурса: он включает любые речевые образования, субъект, адресат или содержание которых относится к сфере политики. Две главные интенции современного политического дискурса - убеждать силой аргументов и воздействовать не только на интеллект, но и на эмоции адресата.

2. Метафора в современном политическом дискурсе является одним из самых распространенных и действенных экспрессивных средств. Изучая концептуальные метафоры того или иного языка, мы одновременно исследуем особенности национального сознания, национальную картину мира. Для правильного понимания мыслей и поведения другого народа выявление и описание содержания таких метафорических переносов является исключительно важным.

3. Сопоставительное описание метафорических моделей, реализующихся в русских и американских политических текстах, должно включать следующие части:

описание компонентов модели: типовая семантика слов в первичном значении, типовая семантика слов в метафорическом значении, символ метафоры (то есть элемент, служащий основанием для переноса), типовые прагматические смыслы, оценка продуктивности модели;

сопоставительное описание фреймово-слотовой структуры модели (характеристика составляющих модель фреймов и слотов с указанием несовпадающих элементов).

анализ конкретных словоупотреблений даст необходимый материал для выводов об однотипных и специфических свойствах русской и американской игровой, спортивной и театральной политической метафоры.

4. Понятийные поля «игра», «спорт» и «театр» принадлежат к одним из наиболее освоенных сторон опытно-познавательной деятельности людей, они четко структурированы в сознании носителей языка. Театральность политического дискурса обусловлена спецификой его основного адресата (массовый наблюдатель) и проявляется в его сюжетно-ролевом компоненте и метафорике. Спортивно-игровой дискурс с политическим дискурсом сближает момент агональности (состязательности).

Глава 2. Сопоставительный анализ метафорических моделей «Политика - это спорт» и «Политика - это игра» в американских и российских политических текстах

Данные метафорические модели мы рассматриваем в одной главе вследствие близости, а также частичного пересечения их исходных понятийных сфер: существует большое количество спортивных игр, спортивные состязания, как и любые игры, проводятся по определенным правилам, нарушение которых влечет за собой наказания спортсменов и игроков.

2.1 Метафорическая модель «Политика - это игра» в американском и российском политическом дискурсе

Можно с уверенностью сказать, что игра - деятельность, издавна присущая человеку и принадлежащая к наиболее освоенным сторонам опытно-познавательной деятельности людей, она четко структурирована в сознании носителей языка. Являясь знакомой и понятной всем людям, понятийная сфера игры вполне закономерно служит источником метафорического переноса. Игровые метафоры очень разнообразны, это касается как собственно вида игры, так и прагматического потенциала метафорического словоупотребления. Например, спортивные игры могут метафорически переосмысливаться как честное соревнование между политическими командами, как здоровое соперничество между политиками. Однако в большинстве случаев игровые метафоры несут отрицательные оценочные коннотации, например, когда такая серьезная сфера деятельности человека как политика рассматривается в терминах детских игр.

Неотъемлемый негативный компонент значения большинства игровых метафор вполне закономерен: игра - это по существу имитация деятельности (или подготовка к взрослой жизни), применение же лексики, связанной с игрой, при описании, например, президентских выборов, приводит к осмыслению подобных вполне серьезных вещей как забавы, пустого времяпрепровождения. Впрочем, существует также известная категория игровых метафор, обладающих нейтральными оценочными коннотациями. Использование понятий одной сферы для описания другой здесь имеет целью лишь доступное и простое изложение более сложных мыслей, более отвлеченных, абстрактных категорий. Сфера игры, как общедоступная, близкая и известная каждому человеку часто становится источником метафорического переноса как в российском, так и в американском политическом дискурсе.

Значение спорта для американцев точно охарактеризовал немецкий философ и историк Ойген Розеншток-Хюсси, который был приглашен преподавать философию в Гарвард. Несколько лет ученый пытался преподносить американским студентам философские теории, базируясь на примерах из мировой истории и литературы, как он это делал в Германии. Но эти примеры не получали никакого отклика у студентов. Позже, ученый писал. «В какой-то момент я, наконец, заметил, что единственной сферой, в которой все мои 20-летние студенты-американцы имели уверенные знания и опыт, была сфера спорта. И я построил все мое преподавание на примерах и опыте спортивной игры. Когда вы хотите говорить с американцем о дисциплине, о совершенстве, о коллективности, о посвящении себя чему-то, о поражении и победе, о святынях, о законе, о мистицизме, об аскетизме, об интеллекте, о чем угодно, давайте им примеры из спортивного опыта, и они поймут вас мгновенно и точно. И еще удивят вас откровениями, которые для вас самих будут новостью. Тысячелетний опыт человечества этот народ сохранил в мире игры».

Следует отметить многозначность и богатство ассоциаций, направленных на языковые значения, связанные с понятием «игра». Словарь русского языка (1985) дает семь значений слова «игра», основой метафорического переноса являются второе, шестое и седьмое:

игра (2) - занятие, обусловленное совокупностью определенных правил, приемов и служащее для заполнения досуга, для развлечения, являющееся видом спорта и т. д.;

игра (6) - исполнение сценической роли;

игра (7) - преднамеренный ряд действий, преследующий определенную цель; интриги, тайные замыслы (Словарь русского языка в 4-х томах. М.: Русский язык, 1985).

Перейдем теперь к детальному описанию фреймов и слотов рассматриваемой метафорической модели.

Фрейм “Game and its varieties” - «Игра и ее виды» в американском политическом дискурсе

1. Слот «Game generally” - «Игра вообще (без конкретизации)»

В этих метафорах нет конкретизации - уточнения того, о каком виде игры идет речь. Политическая жизнь при помощи метафор со сферой-источником «игра» (“a game”), как правило, предстает в не очень благоприятном для нее свете:

…the name of the game here is to win the White House back for the Democrats in November. (…вернуть Белый Дом демократам в ноябре - вот как называется эта игра). (Fred Baron / The New York Times, June 6, 2004)

Сюда же мы относим метафорическое употребление глагола «играть» (“to play”), когда в тексте отсутствует конкретизация этой деятельности, а также производное от этого глагола существительное «игрок» (“player”), ср.:

They're playing politics with war. (Они играют в политику во время войны) (Deborah Orin, / New York Post, January 30, 2003) Among the three players - leaders from France, Germany and Russia - the position of French President Jaques Chirac may be the most delicate… (Из троих игроков - лидеров Франции, Германии и России - позиция президента Франции Жака Ширака может считаться наиболее благосклонной) (Elisabeth Bryant / UPI, April 11, 2003).

Среди метафор этого слота можно выделить такие часто встречающиеся выражения, как political game, to play politics (политическая игра, играть в политику).

2. Слот «Games of chance» - «Азартные игры»

Такие метафоры наиболее разнообразны по своим сферам-источникам - это и азартные игры вообще, без конкретизации (a gamble, a game of chance), ср.:

In a series of investigative reports between now and the presidential election on Nov. 2, TIME will explore the many ways in which American life has become a game of chance… (В серии исследовательских репортажей, с этого момента и до президентских выборов 2 ноября, журнал «Тайм» будет анализировать жизнь в Америке, ставшую во многих отношениях азартной игрой…). (Donald L. Barlett and James B. Steele / Time, Jan. 25, 2004)

Кроме того, данный слот включает разнообразные карточные игры (cards), и скачки (horse-races, chase), лотереи (a lottery), а также пари (a bet) и ставки (stakes). Наиболее высокочастотной метафорой рассматриваемого слота можно назвать словоупотребление «stake» (ставка) и «bet» (пари), ср.:

By accident or design, President Bush has allowed Iraq to become the gamble of a lifetime. Today, The Washington Post summarizes what's at stake in four areas of crucial national interest... (Случайно или намеренно, Буш допустил, чтобы Ирак стал уникальной азартной игрой. Cегодня Вашингтон Пост окончательно подсчитывает все, что поставлено на кон в четырех важнейших для страны сферах …). (David Von Drehle / Washington Post, March 16, 2003) Running for president always involves making a bet on the future… (Участие в президентских выборах всегда подразумевает заключение пари о будущем). (Dan Balz and Dana Milbank / The Washington Post, Nov 4, 2004).