Уголовная юрисдикция в международном праве: вопросы теории и практики

- addico (addicere) подразумевает акты, которые трактуют право в пользу одной из сторон процесса.

В целом же юрисдикция рассматривается автором как полномочия претора на организацию и участие в судебном процессе.

Вместе с тем, ранее высказывались и иные мнения: например, известный советский профессор И.С.Перетерский около пятидесяти лет тому назад писал, что этот термин означает разрешение конфликта или применение надлежащей властью установленных правил.

Еще раньше, в конце XIX века, английский профессор Уильям Смит для раскрытия сущности и содержания юрисдикции в римском праве употреблял словосочетания officium qui jus dicit и officium jus dicentis , что можно дословно перевести, как обязанность того, кто изрекает право или обязанность творить право. Таким образом, ученый видел общее содержание юрисдикции в обязанности по установлению и поддержанию закона.

Неоднозначное толкование термина юрисдикция содержится в словаре Федора Дыдынского конца позапрошлого века, где ее содержание рассмотрено в трех основных значениях: 1) суд; расправа; судопроизводство; судебная власть; защита прав; решение дела; 2) право претора издавать постановления по спорным делам; 3) юридические эдиктальные правила, положения.

Сегодня сложно утверждать, что тот или иной перевод является однозначно и единственно верным, но даже если предположить, что возникновение исследуемого термина связано, прежде всего, с осуществлением правосудия, необходимо обратить внимание на то, что в истоках изначального происхождения слова лежит латинский язык, поэтому для выработки его современной интерпретации кажется логичным применять этимологический подход и учитывать, что так или иначе исторический фактор затронул первичную форму и мог изменить значение, существующее на данный момент.

Ограничение содержания юрисдикции в доктрине международного права связано не только с пониманием этого явления как правоприменительной деятельности государства: некоторые ученые

отождествляют юрисдикцию со сферой действия материального права в пространстве, во времени и по кругу лиц. При этом в содержание юрисдикции вкладывается только ее позитивный аспект, и она рассматривается как возможность государства предписывать правила поведения в пределах своей компетенции (предписывающая юрисдикция).

Таким образом, в доктрине международного права существуют два основных взгляда на понимание юрисдикции в узком значении. В одном случае юрисдикция есть лишь определение сферы, в пределах которой государство может осуществлять правовое регулирование определенного рода общественных отношений. Сторонники этой позиции оставляют за рамками ее содержания один существенный момент - возможность обеспечения правовых норм. В то же время рассмотрение юрисдикции лишь в ретроспективном аспекте, то есть ограничение ее содержания правоприменительной деятельностью не соответствует объективным законам теории права, где создание правовых норм является первичным.

Поэтому считаем совершенно справедливым вывод о соотношении рассматриваемых категорий, сделанный С.В.Черниченко, где: сфера действия права государства - область общественных отношений, которая регулируется правом; сфера осуществления права - область реализации действующего права, а сфера юрисдикции государства - область в пределах которой государство считает возможным и допустимым ожидать, требовать и добиваться (обеспечивать) осуществления своих правовых велений. При этом сфера юрисдикции государства частично совпадает со сферой действия и осуществления права.

Однако необходимо иметь в виду, что сфера действия права и сфера осуществления права - элементы взаимосвязанные, то есть юрисдикция в ее полном значении есть не только возможность создания норм права и допустимость ожидать их соблюдения, но и реальная возможность обеспечения такого соблюдения, это средство, с помощью которого право делается функциональным и имеющим юридическую силу.

Подобной точки зрения придерживаются сегодня многие российские ученые - А.И.Бойцов, И.И.Лукашук, Л.Н.Галенская, Ю.С.Ромашев и другие авторы. Например, И.И. Лукашук отмечал, что полная юрисдикция «означает власть государства предписывать поведение и обеспечивать реализацию своих предписаний всеми имеющимися в его распоряжении законными средствами». Л.Н.Галенская также пишет, что ее понятие «включает в себя действие норм права в пространстве и по кругу лиц, охватывая все способы реализации права: применение, соблюдение и использование». Такой подход к содержанию юрисдикции является наиболее правильным и объективным, поэтому юрисдикцию государства можно рассматривать как возможность государственных органов осуществлять правовое регулирование общественных отношений и обеспечивать его соблюдение посредством применения мер исполнительного и принудительного характера.

Таком образом, в международном праве термин «юрисдикция» понимается в трех аспектах. Во-первых, как распространение суверенной власти государств-участников на какие-либо объекты или определенные участки территории, то есть как проявление территориального верховенства; во-вторых, в качестве государственных мер в сфере противодействия транснациональным и международным преступлениям; в-третьих, как комплекс процессуальных мероприятий, входящих в компетенцию национальных и международных судебных органов. Отсутствие нормативного определения и вариативность использования в международноправовых актах обуславливает наличие широкого и узкого толкования юрисдикции в доктрине. При расширительном толковании юрисдикция отождествляется с компетенцией - комплексом полномочий государства. В узком значении юрисдикция рассматривается как сфера регулирования общественных отношений, или ограничена правоприменительной деятельностью.

Юрисдикцию можно определить как свойство субъектов международного права, выражающееся в осуществлении правового регулирования отношений и возможности его обеспечения посредством принятия мер исполнительного и принудительного характера.

1.2 Влияние классификации юрисдикции на формирование ее концепции

По мнению Г.Шварценбергера, объем и пределы действия юрисдикции, могут быть лучше всего быть охарактеризованы при помощи классификации ее основных форм.

Установление содержания конкретных видов юрисдикции может быть важным по двум основным причинам: во-первых, правомерное с международно-правовой точки зрения осуществление законодательной юрисдикции при принятии какого-либо закона является предварительным условием надлежащего осуществления судебной или исполнительной юрисдикции; во-вторых, требования в отношении правомерного осуществления различных видов юрисдикции могут различаться - проблемы, связанные с экстратерриториальным осуществлением предписывающей юрисдикции, менее серьезны, чем проблемы, вытекающие из реализации принудительной юрисдикции.

И. И. Лукашук проводит следующую классификацию видов юрисдикции государств:

- по действию в пространстве - территориальная и экстратерриториальная;

- по характеру власти - законодательная, исполнительная (административная) и судебная;

- по объему - полная и неполная;

- по объему действия права - предписывающая, судебная и юрисдикция принуждения.

Подробную классификацию государственной юрисдикции на виды по различным основаниям в своем диссертационном исследовании проводит также О.С.Черниченко. Классификация, предложенная автором, выглядит следующим образом: это 1) законодательная и исполнительная юрисдикция; 2) юрисдикция, основанная на территориальном, активном персональном, пассивном персональном, охранительном, универсальном принципах; 3) в зависимости от сферы регулируемых отношений - уголовная, гражданская и административная; 4) по объему - полная и ограниченная; 5) материальная и процессуальная; 6) по сфере действия территориальная и экстратерриториальная.

Одним из оснований для классификации юрисдикции служит также характер регулируемых отношений, в соответствии с которым юрисдикцию можно разделить на административную, гражданскую и уголовную. При этом: одни авторы не проводят существенной разницы между ними в том, что касается устанавливаемых в международном праве ограничений; другие говорят о том, что влияние международного права на гражданскую юрисдикцию минимально или равно нулю; третьи полагают, что оно отлично от влияния, оказываемого международным правом на уголовную юрисдикцию.

Используя критерий действия норм права по кругу лиц, в доктрине выделяют персональную и универсальную юрисдикцию.

Существующая классификация юрисдикции, представленная в отечественной и зарубежной доктрине, не отличается единообразием, однако существует ряд критериев, в соответствии с которыми разделение юрисдикции на определенные виды проводится если не всеми, то большинством ученых.

Наиболее распространенным критерием является объем или содержание юрисдикции: «в зависимости от объема осуществляемой власти различаются: юрисдикция предписывать нормы, юрисдикция принимать обязательные решения и юрисдикция принуждать к выполнению норм». То есть юрисдикция законодательная, судебная и исполнительная.

Стоит отметить, что вопрос о подразделении юрисдикции с точки зрения ее содержания или объема является наиболее дискуссионным в доктрине международного права, поскольку грань между видами юрисдикции в этом случае достаточно тонка.

Многие ученые вообще связывает основную проблему употребления термина «юрисдикция» и некоторую путаницу с существованием двух основных «идей» юрисдикции - предписания и принуждения. В качестве яркого примера, почти всегда приводится Дело Лотос (Франция против Турции) в рамках судебного разбирательства Постоянной палаты международного правосудия в 1927 году.

21-го августа 1926 года в открытом море произошло столкновение между французским пароходом Лотос, направлявшимся в Константинополь, и турецким угольщиком Боз-Kоурт, в результате которого погибли восемь турецких подданных.

В момент столкновения вахтенным офицером на борту Лотос был гражданин Франции лейтенант Деймон, а движением турецкого судна управлял капитан Хасан Бей. После прибытия судна Лотос в Константинополь турецкие власти арестовали Деймона в рамках уголовного дела, возбужденного в отношении двух офицеров по обвинению в непредумышленном убийстве, по жалобе близких жертв столкновения.

Дело было впервые заслушано судом Стамбула по уголовным делам, в результате чего французский лейтенант был приговорен к восьмидесяти дням тюремного заключения и штрафу.

Действия турецких судебных властей в отношении Деймона сразу породили длительные дипломатические переговоры и другие шаги со стороны французского правительства и его представителей в Турции, либо протестовавших против ареста лейтенант Деймона или требуя его освобождения, или с целью передачи дела из турецкого суда французскому суду. В результате этих переговоров Правительство Турецкой Республики объявило, что оно не возражает против передачи дела под юрисдикцию Гаагского суда.

После рассмотрения дела по существу Постоянная Палата определила, что в отсутствии договорного регулирования сложившейся ситуации и в соответствии с принципами международного права, государству не запрещено осуществлять юрисдикцию на своей территории в отношении любых действий, которые были совершены за рубежом.

Из решения Постоянной Палаты теоретики и правоприменители вынесли два основных вывода: первое, что ни одно государство не может осуществлять свою юрисдикцию на территории другого государства, и второе, что государство свободно в осуществлении юрисдикции за пределами своей территории, пока это прямо не запрещено международным правом. Может показаться, что два вывода исключают друг друга, однако это не так, поскольку речь идет о двух различных видах юрисдикции - предписывающей и принудительной. Поэтому «согласно международному праву, государство может утверждать, согласно его национальному законодательству, юрисдикцию, которая является практически неограниченной. Однако любое исполнение юрисдикции ограничивается его собственной территорией и не должно, без специального соглашения, осуществляться в любой форме на территории другого государства».

В 1968 году Совет Европы принял Модельный план по классификации документов, касающихся практики государств в области международного публичного права , в котором классификация юрисдикции проводилась следующим образом: персональная юрисдикция; территория государств и государственная юрисдикция; юрисдикция в отношении морских пространств и судов государств.. Данный документ был пересмотрен в 1997 году , и в этом последнем варианте (часть восьмая) юрисдикция подразделяется на предписывающую (jurisdiction to prescribe), судебную (jurisdiction to adjudicate) и принудительную (jurisdiction to enforce) (иногда ее называют исполнительной юрисдикцией). При этом предписывающая юрисдикция представляет собой власть государства устанавливать обязательные для физических и юридических лиц нормы; судебная - власть государства подчинять физических и юридических лиц выносимым его судами и другими органами решениям, т.е. актам применения права, а юрисдикция принуждения - власть государства принуждать к соблюдению права и актов его применения.

Подобная классификация юрисдикции вызывает неоднозначную оценку в доктрине международного права: есть мнение, что исполнительная и судебная юрисдикции имеют общие черты: и та, и другая состоят в применении и обеспечении соблюдения закона, что дает основание некоторым авторам указывать на существование только двух видов рисдикции - предписывающей и исполнительной. В частности, Я.Броунли пишет, что «от власти принимать решения или правила (предписывающая или законодательная юрисдикция) следует отличать власть предпринимать исполнительные действия в осуществление или как следствие принятых решений и правил (исполнительная или прерогативная юрисдикция)». Такого же мнения придерживается В. Лоу, который не видит необходимости рассматривать судебную юрисдикцию как самостоятельную форму юрисдикции государства, и воспринимает ее как некую усовершенствованную правоприменительную юрисдикцию.

Представленный подход подвергается обоснованной критике. Как известно, судебная юрисдикция связана не только с правоприменительным процессом: определенная часть деятельности судебных органов (государственных или международных) направлена на толкование нормативно-правовых актов по запросам иных органов с вынесением соответствующих заключений. Вопрос о правовой природе актов судебной власти в российской доктрине является дискуссионным: можно ли

рассматривать судебный прецедент в качестве нормотворческой деятельности судебных органов и в этом случае говорить о предписывающей судебной юрисдикции? Здесь необходимо иметь в виду, что правотворчество не ограничивается процедурой рассмотрения и принятия отдельных законопроектов, этот процесс охватывает также деятельность государственных органов по внесению изменений и отмене ранее принятых актов. Поэтому есть мнение, что, например, постановления

Конституционного суда РФ, должны рассматриваться не как акты судебного надзора, а как результат правотворческой деятельности. Обобщая практику применения той или иной нормы права, высший судебный орган может прийти к выводу о необходимости ее конкретизации и сформулировать в своем постановлении более конкретное правило поведения общего характера либо включить в такой акт индивидуальное правоконкретизирующее положение, созданное ранее, придав ему тем самым юридически общий характер.

То же самое можно сказать и о международной судебной юрисдикции: например, толкования, даваемые Судом ЕС в рамках преюдициальной юрисдикции по конкретному запросу, носят нормативный, юридически обязательный характер. При этом любое принятое решение будет связывать не только конкретный национальный суд, подавший запрос, но и судебные органы всех государств-членов Евросоюза при возникновении перед ними аналогичных вопросов или коллизий.

Кроме того, исполнительная юрисдикция государства ограничена пределами его территории, тогда как судебная юрисдикция может быть направлена на конкретного субъекта и в том случае, когда он находится за пределами государства. В этих случаях возможны ситуации, когда судебная юрисдикция одного государства обеспечивается процессуальными действиями другого (оказание правовой помощи, исполнение решений). Так, по Европейской конвенции о международной действительности судебных решений 1970 года государства-участники берут на себя обязательства о выполнении судебных решений по уголовным делам по запросу одной из договаривающихся сторон. Согласно статье 5, государство приговора может просить другое договаривающееся государство обеспечить исполнение санкции в случаях: если лицо, в отношении которого был вынесен приговор, имеет обычное место проживания в другом государстве; если другое государство является местом происхождения такого лица; если запрашивающее государство считает, что оно само не сможет обеспечить исполнение санкции, даже прибегнув к экстрадиции, а также в ряде других случаев.

Разграничение судебной и исполнительной юрисдикции государств просматривается в работе Комиссии международного права над Конвенцией о юрисдикционных иммунитетах государств и их собственности, принятой в 2004 году. В содержании договора проводится четкое разграничение между иммунитетом от судебного решения и от правоприменения (принудительных мер) (части IV-V Конвенции). Этот же подход прослеживается в предварительном докладе об иммунитете должностных лиц государства от иностранной уголовной юрисдикции , в котором отмечается, что деятельность по применению и по обеспечению применения закона в уголовно-правовой сфере, т.е. исполнительная или исполнительная и судебная уголовная юрисдикция государства, может осуществляться как судебными, так и некоторыми исполнительными органами, а также органами, которые не входят в систему исполнительной или судебной власти. Вовлеченность в осуществление уголовной юрисдикции различных органов государства, наряду с судебными органами, зависит от правовой системы государства.

Как представляется, судебная юрисдикция не связана лишь с правоприменением, что не дает оснований для отождествления ее с исполнительной юрисдикцией: судебная и исполнительная юрисдикция должны рассматриваться как относительно самостоятельные формы юрисдикции, находящиеся в определенной взаимосвязи. Судебная юрисдикция соотносится с исполнительной лишь частично и в определенной степени она может рассматриваться как юрисдикция предписывающая.

Возникает также вопрос, можно ли поставить знак равенства между юрисдикцией исполнительной и юрисдикцией принудительной? Некоторые российские ученые воспринимают их как синонимы, отталкиваясь в данном случае от - jurisdiction to enforce, в котором слово enforce имеет двойное значение: 1) оказывать давление, принуждать и 2) проводить в жизнь, придавать силу.

По нашему мнению, исполнительная юрисдикция по объему своего действия гораздо шире и не должна ассоциироваться лишь с принуждением. Если учитывать, что исполнительная юрисдикция отождествляется в доктрине с правоприменением, представляется необходимым обратиться к общей теории права. Общеизвестно, что правоприменение, как важнейшая форма реализации права, выражается в определенных видах деятельности компетентных органов государства. По своему содержанию эту деятельность можно подразделить на оперативно-исполнительную деятельность, под которой подразумевается выполнение предписаний правовых норм (позитивное регулирование при помощи индивидуальных актов), а также правоохранительную деятельность, которая предполагает охрану норм права от каких бы то ни было нарушений и применение мер государственного принуждения к правонарушителям. Получается, что правоприменительная деятельность не обязательно связана с задействованием механизма принуждения: она может осуществляться и в тех случаях, когда предусмотренные юридические права не могут быть реализованы без властной деятельности государственных органов, и выражаться в издании компетентным органом властного решения в отношении конкретного лица. Например, согласно статьи 4 Конституции РФ, Президент России, пользуясь своими полномочиями, удостаивает государственными наградами Российской Федерации, присваивает почётные звания Российской

Федерации, высшие воинские и высшие специальные звания, решает вопросы гражданства Российской Федерации или осуществляет помилование. С.В.Черниченко в этой связи отмечает, что «осуществление ряда властных полномочий, даже непосредственно не связанных с применением принуждения, рассматривается как осуществление юрисдикции, поскольку это своего рода приказ, то есть символ принуждения». Полностью согласиться в этим тезисом не представляется возможным, поскольку случаи, когда предусмотренные государством юридические права и обязанности возникают и осуществляются у конкретных лиц именно в результате государственно-властной деятельности, должны рассматриваться в позитивном аспекте реализации права, не связанном с применением механизма принуждения.

Поэтому считаем, что классификация юрисдикции должна проводиться не только в зависимости от ее содержания или объема - существует необходимость классификации юрисдикции также в зависимости от способа ее реализации. В этом случае в зависимости от содержания или объема действия права юрисдикция может быть разделена на предписывающую и правоприменительную, а по способу реализации - разграничена на судебную, исполнительную и принудительную.

Важно отметить, что некоторые критерии классификации юрисдикции применимы только к государственной юрисдикции. Например, иногда объем действия права, как критерий классификации, подменяется таким основанием, как характер государственной власти. И в этом случае выделяют законодательную, исполнительную и судебную юрисдикцию, где законодательная юрисдикция состоит в издании органами государства законов и других правовых предписаний; исполнительная юрисдикция состоит в действиях государства, его исполнительных органов, должностных лиц во исполнение и для обеспечения исполнения его законов и других правовых предписаний, а судебная юрисдикция состоит в деятельности его судебных органов по рассмотрению дел. Являясь одной из составляющих суверенитета, юрисдикция государства проявляется через властные полномочия его органов на различных уровнях - законодательном, исполнительном и судебном, что и влечет за собой разделение юрисдикции государства на три указанных составляющих.

Учитывая исторические процессы становления международного права на базе цивилистических концепций и основ римского права, употребление термина юрисдикция в доктрине международного права в качестве сущностной характеристики, прежде всего, государства, представляется оправданным. Вместе с тем, юрисдикция - это свойство, присущее не только государству: в современных международно-правовых актах сам термин все чаще используется в сочетании с прилагательным «международная». В международно-правовой доктрине также упоминаются иные, нежели государство, носители юрисдикции. Например, В.Лоу в своем определении юрисдикции обозначает пределы компетенции государства и других контролирующих органов, имея ввиду Европейский Союз. Поэтому в зависимости от субъекта-носителя юрисдикции возможно подразделить юрисдикцию на государственную и международную.

Таким образом, в международно-правовой доктрине нет единства относительно оснований для классификации и существующих форм юрисдикции. Между тем, выделение отдельных видов юрисдикции имеет важное практическое значение с точки зрения восприятия и наполнения термина «юрисдикция» конкретным юридическим содержанием.

Классификация юрисдикции может быть проведена по следующим основаниям с выделением соответствующих видов юрисдикции:

- по субъекту юрисдикции - международная и государственная;

- по содержанию - предписывающая (материальная) и правоприменительная (процессуальная);

- по способу реализации - судебная, исполнительная и принудительная;

- по характеру регулируемых отношений - административная, гражданская и уголовная;

- по объему - полная и ограниченная.

- по действию в пространстве - территориальная и экстратерриториальная;

- по характеру власти - законодательная, исполнительная (административная) и судебная;

- по действию норм права по кругу лиц - персональная и универсальная.

1.3 Содержание государственной юрисдикции в аспекте суверенитета и территориального верховенства

Юрисдикция государства определяется в доктрине международного и внутригосударственного права по-разному: как степень прав каждого государства регулировать поведение или последствия событий; как отражение принципов государственного суверенитета, равенства государств и невмешательства во внутренние дела; как проявление суверенитета государства в сфере судебной, законодательной и административной компетенции. Д.О'Коннелл утверждает, что юрисдикция изначально была определена как «власть государя, используемая для того, чтобы повлиять на права подданных, будь то законодательным, исполнительным указом, или по решению суда. Она тесно связана с концепциями суверенитета и территории».

Поэтому считаем, что определение сущности и содержания юрисдикции, а также возможности ее осуществления, было бы неполным без рассмотрения ее через призму таких категорий, как суверенитет и территориальное верховенство государства.

Как было отмечено, в доктрине международного права слова «юрисдикция», «территориальное верховенство», «суверенитет» и

«компетенция» очень часто используются если не как синонимы, то как близкие по своему смысловому значению термины.

Ян Броунли отмечает: «Компетенция государства в отношении его территории обычно описывается в терминах «суверенитет» и «юрисдикция», и студент сталкивается с терминологией, которая непоследовательно используется в юридических источниках, должностными лицами, государственными деятелями, которые ставят ее политическое значение на передний план. Либеральное использование терминов «суверенитет» и «юрисдикция» юристами влечет неточное определение комплекса прав, обязанностей, полномочий, привилегий и иммунитетов государств». Далее он подчеркивает, что отождествление терминов достаточно объяснимо, и при этом он соотносит суверенитет и юрисдикцию как общее и частное. Нормальный объем прав государства, типичные проявления правовой компетенции описываются обычно, как «суверенитет», а специфичные права или уменьшенный объем прав государства упоминаются, как «юрисдикция».

Слово «суверенитет» (англ. sovereignty; нем. souveranitat; франц. souverainete), как большинство употребляемых политологических и юридических терминов имеет латинские корни. В переводе со старолатинского superanus (supremus) оно означает «наивысший». В правовой, философской и политической доктрине понятие «суверенитет» возникло в период становления наций в Европе, в эпоху буржуазных революций, и было развито в работах Ж.Бодена, Т.Гоббса, И.Альтузиуса, Д.Локка, Ваттеля, Ж.Руссо и других философов и ученых.

Профессор Лондонского университета А.Пятигорский замечает, что чисто лексикографическое определение значения слова «суверенитет», как абсолютная и неограниченная власть (субъекта власти) в пределах территории, на которую эта власть распространяется, не включает в себя конкретизацию субъекта власти. «В принципе, этим субъектом может быть кто или что угодно...». Исторически сложилось так, что, как правило, субъектом и носителем суверенитета выступает государство, однако, суверенные права присущи также народам и нациям, иногда даже говорят о суверенитете личности, подразумевая право человека на свободу выбора поведения, убеждений, недопустимость вмешательства в его личную жизнь.

Эволюция международных отношений неоднократно обостряла проблему суверенитета, главным образом, суверенитета национального. После Великой Октябрьской социалистической революции, возникновения Советского государства, в отечественной доктрине государственного и международного права суверенитет рассматривался, прежде всего, с позиции марксистско-ленинского учения о господстве диктатуры пролетариата как выражение общей воли всего советского народа, проявление всенародной социалистической демократии.

В 60-е годы прошлого века интерес к содержанию суверенитета проявился, прежде всего, через призму обретения независимости колониальными народами. В этот период в понятие национального суверенитета стали включать: «реализованное или отстаиваемое право наций на самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства»; «право нации на самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства» ; «совокупность суверенных прав нации (народа) на свободный выбор социального и политического строя, на целостную национальную территорию, экономическую независимость, на уважение ее (его) обычаев, культуры, национальной чести и достоинства, на полное равноправие с другими народами и нациями...».

Наконец, правовые исследования сущности и содержания национального суверенитета активно проводились в 90-е годы прошлого столетия, что вызвано изменением геополитической обстановки на международной арене, распадом Советского Союза и образованием новых государств на территории СССР и других восточноевропейских государств.

Несмотря на существующую объективную взаимосвязь национального и государственного суверенитета, это различные по своему политикоправовому содержанию явления. Носителем национального суверенитета является народ или нация, и в этом смысле он рассматривается, прежде всего, как возможность реализации народом (нацией) права на самоопределение, самостоятельный выбор политического и экономического строя, сохранение своей национальной самобытности и обеспечение благоприятных условий для своего развития.

Национальный суверенитет не зависит от того, существует ли народ или нация как государство или нет, в то время как государственный суверенитет есть политическое и юридическое свойство государства, как особой организации властвования, присущее ему с момента возникновения.

Первые попытки определения государственного суверенитета, а также комплекса суверенных прав, присущих государству, были сделаны еще в средневековье Жаном Боденом (1530-1596). Суверенитет, по его мнению - постоянная и абсолютная власть государства, высшая и свободная от законов власть над подданными, власть неотчуждаемая, неизменная и не подлежащая давности. . Начиная с этого периода, суверенитет стал рассматриваться в качестве необходимого и отличительного признака государства.

Определения понятия суверенитета в отечественной доктрине международного права до принятия Устава ООН и закрепления принципа суверенного равенства государств и современного периода развития международных отношений не сильно варьируются, хотя можно проследить некоторые отличия. Например, А.Н.Трайнин определял суверенитет как высшую власть, не ограниченную внутри государства, самостоятельную и независимую во внешних сношениях ; И. Д. Левин писал о суверенитете как о состоянии полновластия государства на своей территории и его независимости от других государств ; Г.В.Игнатенко характеризовал суверенитет как верховенство на своей территории и в отношении собственных граждан и независимость в международных отношениях .

Суверенитет - политико-правовое свойство государства, имеющее внутригосударственный и международный аспекты. Внутренним проявлением и органической частью суверенитета выступает территориальное верховенство (территориальный суверенитет). Такое верховенство означает, что государственная территория находится под исключительной и полной властью лишь одного государства и недоступна для действия властей другого государства. Принцип исключительной компетенции государства на своей собственной территории - это отправная точка при разрешении большинства вопросов, касающихся международных отношений. В деле об инциденте в проливе Корфу в 1948 году Международный суд отметил, что уважение территориального суверенитета государствами является одним из основных устоев международных отношений.

Содержание и юридическая природа территориального верховенства государства отражена в теоретических исследованиях ученых различных отраслей науки XIX-XX веков.

С 30-х годов XIX века в доктрине международного и государственного права получила распространение теория объекта (объектная), представители которой рассматривали территорию как вещь, объект (предмет) обладания государства, из чего вытекает его право осуществлять верховную власть в ее пределах. Сторонниками теории объекта в разное время выступали Гертнер, Гейльберн, Клаус, Б.Н.Чичерин, ряд других ученых. По этому поводу Л.Шалланд писал: «понимание территории как объекта обладания является решительно господствующим. В области государственного права его придерживается безусловное большинство писателей, а в доктрине международного права до сих пор можно отметить лишь слабые голоса протеста, совершенно подавляемые стройным хором сторонников классического воззрения».

Во второй половине XIX века, как альтернатива теории объекта, возникла концепция, рассматривающая территорию не как объект собственности государства, а как пространство, в пределах которого государство осуществляет свою власть - теория пространства (теория предела). Сторонники данной теории выступали против заимствования гражданско-правовых концепций вещного права для объяснения природы территории в международном праве, этой позиции придерживались Блюнчли, К.Фрикер, Ф.Лист, Г.Еллинек, Н.М.Коркунов. Большой вклад в развитие теории пространства внес русский ученый В.А.Незабитовский. «Государство владычествует в пределах территории, но не над территорией, - писал он, - и территория - не предмет, а предел державной власти».

Оценивая теорию пространства в современных условиях, представитель советской науки международного права Н.А.Ушаков отмечает ее прогрессивное значение: «Она (теория пространства) справедливо рассматривала государственную территорию как пространственную сферу властвования государства, так как, действительно, верховенство государства проявляется в пределах его территории и в этом смысле является территориальным верховенством. Теория пространства обосновывала также непроницаемость государственной территории, доказывая, что территориальное верховенство есть проявление суверенной власти в пределах государственной территории». В то же время теория пространства была подвергнута критике Ю.Г.Барсеговым, по его суждению данная теория игнорирует территорию как часть земного пространства, заключающую в себе средства производства и служащую объектом хозяйствования.

В начале ХХ века в трудах ученых преобладающее значение приобрела другая теория - теория компетенции (наиболее яркие представители - Радницкий, Г.Кельзен, В.Генрих, А.Фердросс, Ш.Руссо, Ж.Ссель), согласно которой территория государства - это сфера его пространственной компетенции, а не верховной власти. Кельзен определил территорию государства, как «пространство, в пределах которого действует правопорядок государства». Иначе говоря, функции государства сводились лишь к установлению правопорядка, а территория государства определялась как «пространство, в пределах которого, согласно общему международному праву, органы, определенные национальным юридическим порядком, уполномочены осуществлять этот порядок». Согласно этой теории, государство имеет двоякого рода компетенцию: пространственную, применяемую только в пределах границ государства, и предметную, которая действует как внутри государства, так и за его пределами.

Из современных отечественных ученых теория компетенции поддерживается С. В. Черниченко, который также видит в суверенитете чисто юридическую категорию: «Суверенитет государства - понятие исключительно правовое, какое бы толкование не придавали этому термину вообще». Теория компетенции неоднократно критиковалась в работах отечественных ученых С.В.Молодцова, Ю.Г.Барсегова, Н.А.Ушакова, Б.М.Клименко и других. Действительно, если обратиться к сущности данной теории, получается, что суверенитет государства отождествляется с его юрисдикцией, что объективно ограничивает содержание суверенитета.

И еще одна теория, которая подробно раскрывается в работе Б.М.Клименко, - теория международной собственности. Сторонники этой теории (Мартенс, Уляницкий, Комаровский, Бустаманте, Оппенгейм, Лаутерпахт) считали, что территория государства является не внутригосударственной, а международной собственностью государства. Государство осуществляет не только территориальное верховенство, но и обладает способностью распоряжаться территорией как собственностью на международной арене.

Современный подход к содержанию и правовой природе суверенитета, и, как его составляющей, территориального верховенства государства, наиболее полно изложен в работах Н.А.Ушакова, Б.М.Клименко, С.В.Черниченко, Е.Т.Усенко, С.Н.Бабурина и ряда других ученых. Территориальное верховенство государства определяется, как «высшая власть по отношению ко всем лицам и организациям, находящимся в пределах его территории, исключающая деятельность публичной власти другого государства», или: «осуществление государством суверенной власти над всеми лицами и организациями в пределах своей территории (imperium) и верховное публично-правовое владение этой территорией (dominimum)», или: «компетенция государства в отношении его территории».

Соотношение территориального верховенства государства и его юрисдикции несколько десятилетий тому назад охарактеризовал видный советский ученый, Б.М.Клименко, и именно его позиция наиболее близка сегодня большинству российских международников. Суть ее заключается в том, что верховенство государства, как высшая власть в пределах его территории, включает в себя и юрисдикцию этого государства, т.е. «права его судебных и административных органов в соответствии со своей компетенцией рассматривать и разрешать все дела на данной территории».

В решении Постоянной палаты международного правосудия в Деле по судну Лотос отмечено: «Основным ограничением, налагаемым международным правом на государство, является запрещение - за исключением случаев, когда имеется специальная норма, разрешающая подобные действия, - осуществлять любые проявления своей власти на территории другого государства. В этом смысле юрисдикция государства, несомненно, территориальна; она не может осуществляться за пределами его территории, кроме как на основании разрешающей нормы, вытекающей из обычного международного права или какого-либо договора».

Однако, продолжает Б.М.Клименко: «понятие территориального верховенства гораздо шире понятия юрисдикции, поскольку оно выражает всю полноту государственной власти во всех ее конституционных формах, и, кроме того, в то время как полная и исключительная власть государства ограничена пределами его территории, юрисдикция государства распространяется за его пределы».

Согласно действующему международному праву, юрисдикция государства распространяется на расположенные вне пределов государственной территории объекты: воздушные, морские и речные суда; космические корабли, станции и другие космические объекты; искусственные острова и сооружения в море и на его дне; научные станции в Антарктике; помещения дипломатических и консульских представительств. Эти объекты продолжают сохранять правовую связь с государством, даже находясь за пределами его государственных границ, поэтому воспринимаются в ряде случаев, как государственная территория (к таким объектам в международно-правовой доктрине иногда применяется термин «условная территория» или «квазитерритория»).

Кроме того, поскольку юрисдикция государства распространяется на его граждан, то, выезжая на время за границу, они продолжают оставаться под юрисдикцией своего государства. Л.Оппенгейм определял правомочия государства осуществлять верховную власть над своими гражданами внутри страны и вне ее, как личное верховенство (imperium, политический суверенитет). Такая юрисдикция не может осуществляться в полном объеме, и за пределы территории за гражданами следует только предписательная или законодательная юрисдикция.

Многие ученые говорят о том, что территориальный суверенитет имеет позитивный и негативный аспект, при этом «первый касается исключительной компетенции государства в отношении территории, а второй предполагает обязательство учитывать и защищать права других государств». Поэтому территориальное верховенство не исключает, в ряде случаев, определенных изъятий из юрисдикции государства (например, в отношении дипломатических представителей и других лиц, пользующихся международной защитой). Особо следует выделить случаи нахождения на территории иностранного государства контингента вооруженных сил другого государства, направленного с различными целями (участие в миротворческой операции, оказание гуманитарной помощи и т.д.). Международные договоры о статусе такого национального контингента, как правило, оставляют лиц, участвующих в миссии, под юрисдикцией собственного государства (типовое соглашение о статусе сил между ООН и странами, в которых проводится операция 1990 года).

Таким образом, в отечественной доктрине международного права соотношение суверенитета, территориального верховенства и юрисдикции сводится к следующей формуле: юрисдикция - один из элементов территориального верховенства государства, которое, в свою очередь, является составной частью его суверенитета. Территориальное верховенство шире понятия юрисдикции, однако, юрисдикция не ограничивается территориальным верховенством государства, а в ряде случаев выходит за пределы его территории.

Означает ли данная формула, что юрисдикция должна восприниматься как часть суверенитета государства? Ответ на этот вопрос лежит в плоскости теоретического и практического осмысления возможности ограничения двух этих категорий.

Лучше всего соотношение суверенитета и юрисдикции государства вывести из анализа существующих концепций «абсолютного» и «ограниченного» суверенитета. В доктрине государственного и международного права они возникли, пожалуй, одновременно с самим понятием «суверенитет» (о полноте и неделимости суверенитета говорил еще Жан Боден). Отечественная и зарубежная наука знает немало сторонников и той, и другой концепции: теория «абсолютного суверенитета» государства связана с именами Т.Гоббса и Б.Спинозы, Г.Гегеля, А.Лассона; об «ограниченном» суверенитете говорили Л.Оппенгейм, И.Д.Левин, В.А.Василенко. В.А.Карташкин отмечает, что в современных международных отношениях суверенитет государств подвергается серьезным ограничениям в следующих случаях:

- когда государство добровольно принимает на себя определенные международные обязательства;

- когда оно становится участником двустороннего или многостороннего договора;

- когда государство вступает в ту или иную международную организацию, принимая на себя соответствующие обязательства;

- когда международными или региональными органами принимаются решения, имеющие обязательную силу для государств;

- когда государство признает верховенство международных норм над национальным законодательством.

Сегодня повышенный интерес к концепциям «абсолютного» и «ограниченного» суверенитета в современной доктрине международного права связан с двумя основными моментами. В первом случае ограничение суверенитета государства связывают с созданием и деятельностью международных организаций, обладающих элементами наднациональности. На основе учредительных договоров об их создании и в пределах своей компетенции, они уполномочены, в лице своих независимых институтов, принимать юридически обязательные для государств-членов нормативноправовые акты и обеспечивать их соблюдение. В целях реализации этого механизма, государства передают часть прав, входящих в их внутреннюю компетенцию, такой международной организации, а положения о делегировании суверенных прав государства органам международной организации содержатся в конституциях этих стран (добровольное ограничение суверенитета).

Во втором случае речь идет о возможности вооруженного вмешательства мирового сообщества по решению Совета Безопасности ООН (так называемое принудительное ограничение суверенитета).

Концепция «ограничения» государственного суверенитета, на наш взгляд, подвергается обоснованной критике в работах многих современных ученых. Да, можно говорить о том, что проблемы, стоящие перед человечеством в эпоху глобализации служат катализатором кардинальных изменений структуры международных отношений: происходит выдвижение на передний план прав и интересов личности, усиливается роль международных организаций. И.И.Лукашук писал даже о постепенном перерастании международного права в право международного сообщества, приоритетной функцией которого должно стать обеспечение интересов международного сообщества в целом, однако, «этот приоритет не означает ущемления интересов государств».

Признать возможность ограничения суверенитета государства, а значит и существование несуверенных государств - значит вернуться к уровню развития международного права двухсотлетней давности, когда можно было говорить о «цивилизованных» и «нецивилизованных» народах и государствах. Более того, утверждать об ограничении суверенитета государства в современную эпоху кажется некорректным в контексте общепризнанного принципа суверенного равенства государств, имеющего характер нормы jus cogens, отклонение от которой ни индивидуально, ни по соглашению субъектов международного права недопустимо. Декларация о принципах международного права 1970 года гласит, что все государства пользуются суверенным равенством, под которым понимается, в том числе, юридическое равенство и право пользоваться правами, присущими полному суверенитету.

Представляется обоснованным мнение А.А.Моисеева о том, что появление утверждений об ограничении суверенитета, происходит «по причине ошибочного приравнивания суверенитета, являющегося неотъемлемым и сущностным качеством государства, к суверенным правам государства, которые называются суверенными только потому, что они государственные».

В XVI веке Жан Боден отождествлял суверенитет с комплексом прав, проистекающих из него, и относил к ним: право законодательства; право войны и мира; право назначения высших должностных лиц; право верховной юрисдикции; право на верность и повиновение; право помилования; право чеканки монеты; право налогообложения. Однако суверенитет не состоит из комплекса прав, и об этом говорил еще профессор И.Д.Левин, а является их основанием, выражая и характер их осуществления.

Именно наличие суверенитета позволяет государству осуществлять присущие ему внутренние и внешние функции, обеспечивает его право- и дееспособность как по смыслу внутреннего права, так и с точки зрения права международного, порождает его права и обязанности. А вот содержание этих суверенных прав и обязанностей, по нашему мнению, находится в прямой зависимости от многих факторов: внутренней стабильности, отражающейся на уровне политического, экономического и социального развития государства в целом; от характера международных отношений государства, степени его интеграции в международное сообщество. Эти факторы и сказываются на объеме прав суверенного государства, который может быть в ряде случаев ограничен, и наглядный тому пример - ограничение юрисдикции.

Как известно, ограничение юрисдикции государства возможно как в пределах его территории, так и вовне. Внутренние изъятия из-под юрисдикции государства пребывания касаются лиц, обладающих иммунитетом по международному праву. Кроме того, юрисдикция государства может быть ограничена исходя из приоритета международной юрисдикции.

Например, в доктрине международного права сегодня уделяется много внимания международной юрисдикции, в том числе работе международных трибуналов ad hoc и функционированию Международного уголовного суда. Трибуналы имеют особый правовой статус, вытекающий из их учреждения на основе резолюций Совета Безопасности ООН в качестве подведомственных органов Совета. Как следствие этого, они действуют в рамках резолюций Совета, обязательных для стран-участниц ООН. При этом Статуты трибуналов исходят из приоритета юрисдикции Трибунала над национальными судами, он может официально просить национальные суды передать производство по делу в соответствии с Уставом. Иначе говоря, национальная юрисдикция может быть ограничена юрисдикцией трибуналов.

Статут Международного уголовного суда, который вступил в силу в 2002 году, создает иную модель уголовной юрисдикции, которая не согласуется с существующими моделями национальной юрисдикции, ни с существующей юрисдикцией в рамках международных трибуналов ad hoc. Речь идет о принципе дополнительности (комплементарности), который устанавливает, что юрисдикция МУС вводится в том случае, когда национальные правовые системы не могут или не желают осуществлять юрисдикцию. В качестве критерия, определяющего неспособность государства осуществить судебное преследование, отмечается полный либо существенный развал или отсутствие судебной системы, когда государство не имеет возможности вести судебную процедуру (ст.17). Предполагает ли отсутствие возможности на реализацию юрисдикции ее ограничение? Полагаем, что, да. Однако это не означает, что временное отсутствие судебной системы в государстве автоматически влечет лишение его суверенности.

Что касается возможности ограничения национальной юрисдикции за пределами государственных границ, то для наглядности еще раз обратимся к уже упомянутому решению Постоянной палаты международного правосудия по судну Лотос. В этом решении отмечается, что во всех правовых системах фундаментальным принципом является территориальный характер уголовного закона, но не менее верно и то, что все или почти все эти системы распространяют свою юрисдикцию на преступления, совершенные за пределами данного государства, причем они это делают способами, которые в разных государствах различны. Принцип территориальности уголовного закона не является, следовательно, безусловным принципом международного права и никоим образом не совпадает с территориальным суверенитетом.

Э.Аречага отмечает: «Государство не может законным образом применять свое законодательство или осуществлять юрисдикцию, если оно никак не связано с возникшими на иностранной территории правоотношениями, которые оно намерено регулировать...» Иначе говоря, если интересы государства каким-то образом затронуты или субъектом правоотношения выступает гражданин этого государства, оно может претендовать на осуществление юрисдикции (соответствующие положения об осуществлении экстратерриториальной юрисдикции содержатся во многих международных договорах). Другое дело, что в пределах своей территории государство может воспользоваться этим правом на юрисдикцию в полном объеме, а за ее пределами - в ограниченном, либо не воспользоваться вовсе.