Формирование локального текста: ивановский опыт

Характеристика особенностей литературного краеведения в социокультурной парадигме ХХ века. Исследование принципов городского текста и семиотической "типологии города". Анализ роли природного и культурного ландшафтов в формировании локальных текстов.

Рубрика Литература
Вид диссертация
Язык русский
Дата добавления 22.07.2018
Размер файла 366,2 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Иваново, как известно, сформировалось при объединении села и посада. И литература указывает на то, что изначально они были носителями разных «нравственных» парадигм. Наиболее отчетливо (в русле семиотической типологии В.Н. Топорова) это фиксируется в дневниках Авенира Ноздрина: «Когда-то я уже писал, что куваевская фабрика по счету была третьим Афоном, весьма близким, по некоторым признакам, к первому греческому Афону.

Здесь я говорю о том, что женский труд на фабрике Куваева совсем не применялся, запаха женского на фабрике не было, тогда как у Д.Г. Бурылина этот труд применялся в самом широком размере, а "особенное" внимание к женщине-работнице самого хозяина давало повод говорить и о том, что фабрика Д.Г. весьма близка к "дому свидания", "грешная", а куваевская - "святая", фабрика святого Афона» Ноздрин А.Е. Дневники: Двадцатые годы. С. 72.. Отметим, что куваевская мануфактара находилась на исторической территории Вознесенского посада, а ситценабивная фабрика Д.Г. Бурылина - села Иванова.

К слову, «подозрения» Ноздрина в адрес Бурылина подтверждаются и в других произведениях «ивановского текста». Вот что пишет о нем же И. Волков: «На фабриках нередко устраивались форменные гаремы. Между прочим, как большие любители женского рабочего тела, в конце прошлого столетия прославились у нас фабриканты Б-н и Г-н. Подбирая на свои фабрики исключительно молодых и недурных собой работниц, они ставили впоследствии на каждой работнице свою "пробу"» Волков И.А. Ситцевое царство. С. 11. . Вообще, фигура фабриканта и мецената Д.Г. Бурылина одна из самых заметных в «ивановском мифе». В нем, так же, как и в местном пространстве, совмещались, видимо, тяга к богоугодному (поддержка церквей, благотворительность, собирание музейной коллекции) и к греху (экономическое угнетание рабочих, финансовая нечистоплотность, развращенность, - что достаточно подробно зафиксировано в «ивановском тексте» Обозначим в этой связи нашу публикацию «Не сотвори себе…» (ежемес. журнал «1000 экз». Иваново. 2014. № 1. С. 36-38), где впервые приводятся свидетельства о Д.Г. Бурылине из записной книжки ивановского литератора А. Лугавского (хранится в литературном музее ИвГУ): «Вольные рисовальщики жили большой частью бедно. Отношение к ним фабрикантов было возмутительное. Бывали случаи (очень частые), что рисовальщик принесет рисунки, их оставят посмотреть, а через несколько дней их возвращают как неподходящие. А рисунки эти уже даны скопировать своему фабричному рисовальщику, и граверы уже спешно «работают» их на валы. Такие кражи рисунков фабрикантами были бытовым явлением. Особенно в этом отношении отличался Д.Г. Бурылин».).

В ивановском контексте противопоставления «город-блудница»/ «город-дева» крайне интересно рассмотреть поэму Дмитрия Семёновского «Благовещание» Семёновский Д.Н. Благовещание. Иваново-Вознесенск: Свирель, 1922. С. 121-126., давшую имя его первому поэтическому сборнику. После поэма не публиковалась, что можно объяснить, во-первых, недостаточно высоким художественным уровнем текста; а во-вторых, неоднозначным для советской литературы содержанием. В произведении повествуется о рождении в фабричном городе (не названном, но по описаниям похожем на Иваново-Вознесенск) ребенка, провозгласившего себя впоследствии Христом. Поэма явно апеллирует к Священному писанию, которое Семёновский, бывший семинарист и сын священника, не мог не знать в деталях. В этой связи странными кажутся уже строки первого четверостишия поэмы: «Падшая девица мальчика родила/ В тесном углу на зашарканном полу». Известно апокрифическое предсказание, что от падшей девицы должен родиться Антихрист - Иисус же рожден от непорочной девы. В разрез с историей о Рождестве идет и дальнейшее содержание поэмы:

Не взывали ангелы в бездне эфирной,

На текстильном небе не всполохнула звезда

И волхвы с ливаном, золотом и смирной

Не пришлю сюда.

Герой с рождения остается один - мать погибает в родах Надо отметить, что в творчестве Семёновского образ Богоматери и матери вообще - один из ключевых, постоянный и концептуальный, обычно исключительно светлый. Характерен и мотив «сыновьего долга» в ряде стихотворений сборника «Благовещание». Подробно анализирует этот феномен исследовательница Л.А. Розанова. Красноречивы приводимые ей строки о матери из черновиков поэта: «Но даже луч твоей морщины/ Теплей и ласковей всех лучей». (См.: Розанова Л.А. Он поэт - настоящий. Очерки творчества Д.Н. Семёновского. Ярославль: Верхне-волжское книжное издательство, 1977. С. 73-78)., его в постоянной нужде и обиде растит жестокий фабричный город. Повзрослев, юноша провозглашает себя Миссией:

- О, братья-люди! Близок час:

Я буду вновь заклан за вас.

Уже секира при корнях,

Жених в чертоге при дверях!

Все бремя мира, боль и тьму

Я на плеча свои приму.

После этой реплики Христом именует своего героя и Дм. Семёновский. Однако автор дает понять, что не верит в его божественное происхождение - «проскальзывает» строчка: «и с грустной улыбкой человеческий сын/ Утомленно ложится на жестком одре»; в тексте не раз подчеркивается, что ребенок рожден и растет под небом без звезд - притом, что звезда традиционно считается одним из символов библейского Рождества и Благовещенья.

Кульминационными в поэме следует считать следующие строчки, вложенные в уста главного героя:

- Я пастырь и рыбарь, я - царь, я - Христос,

Я в мир золотые заветы принес…

Блаженны алчущие,

Блаженны жаждущие,

Блаженны плачущие,

Блаженны страждущие,

Блаженны те, кто наг и сир, -

Они приобретают весь мир!..

Вероятно, это - переложение знаменитых заповедей блаженства, произнесенных новозаветным Иисусом во время Нагорной проповеди. Но поэтические строчки Семёновского повторяют лишь две из девяти заповедей: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» и «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Остальные заповеди поэт исключает - возможно, потому, что в них дается обещание «небесной благодати» Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить

за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и

пророков, бывших прежде вас. (Евангелие по Матфею: 5, 3-11.). А для Семёновского важно подчеркнуть, что новая Мессия предлагает приобрести именно мирское благополучие - вещное и земное. («Выпадает» из нашей теории только библейская заповедь: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю»).

В конце поэмы главный герой оказывается в сумасшедшем доме: «Он колпаком своим потряс/ И в бешеный пустился пляс», - на этом повествование заканчивается. Непонятным остается замысел, авторская позиция. Кажется, Д. Семёновский сам в полной мере не может понять мотивацию, вызвавшую поэму. Складывается противоречивое ощущение, что автор сочувствует своему герою (и пробуждает это чувство у читателя), но вместе с тем последовательно рисует отталкивающий образ антихриста.

Учитывая исторический контекст, можно предположить следующую параллель. «Весь мир» в 1920-е годы приобретает страждущий пролетариат (классово чуждый поэту) - выросший, как герой поэмы, в нужде, живущий под аккомпанемент фабричных гудков, видевший цветы (в отличие от крестьян) лишь на ободранных обоях. И вот эта новая сила приходит к власти - и утверждает, что спасет человечество, создаст новый мир. В словах героя Семёновского можно найти не только библейкие цитаты, но и отсылку к главной революционной песне «Интернационал»: «Разрушьте сей телесный храм,/ И я в три дня его создам…».

Поэт подспудно или неосознанно показывает свое противоречивое отношение к этим «алчущим/ жаждущим, плачущим/ страждущим» - к пролетариату, провозгласившему себя Спасителем; предлагающему все разрушить, а затем построить новый мир. С одной стороны автору страшно не признать, отправить в психлечебницу настоящего нового Бога. А с другой стороны - слишком сильны подозрения, что новые герои - от лукавого, дети антихриста.

Поэма Семёновского - своеобразный ответ (реплика) на поэму А. Блока «Двенадцать»: выбран только другой библейский сюжет и иная топика. Если у Блока во главе революционного отряда «в белом венчике из роз» шествует Иисус Христос; то по замыслу Семёновского красным знаменем над головами страждущих вполне может быть «багряница с тонких плеч Страстотерпца Христа» Семёновский Д.Н. Священник-Большевик (1918)// Дм. Семёновский и поэты его круга: Сборик. С.92. .

Обратим внимание на еще одну возможную перекличку между текстом поэмы «Благовещание», православной традицией и ивановскими реалиями. Одним из иконографических символов Благовещенья является прялка или веретено с красной нитью в руках у Марии, ее служанок или просто в интерьере. (Характерна православная икона начала XII века, хранящаяся в Третьяковской галерее, - «Устюжское Благовещенье»). Существует несколько трактовок «ткацкого» символа - но для нас в данном случае важно лишь обозначить его потенциальную связь с ивановским текстом культуры. В 1919 году местным художником И.Н. Нефедовым был предложен герб Иваново-Вознесенской губернии, включавший изображение девушки (которая может восприниматься как «богиня» Показателен «дневниковый» интернет-отзыв ивановского фотографа А. Сафонова, увидевшего эскиз в 2012 г. на выставке в Ивановском областном художественном музее: «У Нефедова девушка на гербе живая, очень женственная и сексуальная, одним словом, Богиня...»(URL: http:// kamajuki.livejournal.com/68194.html).) с прялкой. В эскизе, как и в «Устюжском благовещении», преобладают красный, белый и зеленый цвета. В верхней части церковной иконы - круг, в котором изображен Бог-отец; на рисунке Нефедова круг, стилизованный под шестеренку ткацкого станка - внизу; внутри его, на фоне белого креста, - красный треугольник. Получившаяся эмблема напоминает всевидящее око.

На некоторых вариантах иконы «Благовещение» сошествие ангела изображается на фоне городского пейзажа. В гербе Нефедова за спиной девушки - панорама Иванова: фабричные корпуса, дымовые трубы и один возвышающийся купол-луковка - но не с крестом, а с развевающимся знаменем. Этот «проект герба был одобрен даже художественным советом при губисполкоме. Однако из-за начавшейся гражданской войны, дело не было доведено до конца, и губерния так и осталась без герба» Корников А.А. Лев, орел и корона // Капитал, 1998. № 1(15)// URL: http:// geraldika.ru/symbols/750..

Безусловно, в связке с поэмой «Благовещание» необходимо воспринимать и некоторые другие стихотворения Д.Н. Семёновского (они могут прояснить авторскую позицию). Например, в стихотворении «Светопредставление» Дм. Семёновский и поэты его круга: Сборник/ Вст. статья, сост., подг. текста, биогр. справки и примеч. А.Л. Агеева и П.В. Куприяновского. Л.: Сов. писатель, 1989. С. 126. (1921) - звучит мысль, что послереволюционный хаос («в перезвоны, гул и крики/ брошена оглохшая улица») - преддверие апокалипсиса - конца света и второго явления Спасителя. Но перед тем, как «сам Христос пройдет по облачной стезе», - «антихристова конница понесется от закатной стороны/ Кто Спасителю поклонится,/ Будет пытан палачами сатаны».

Противоречивую природу сборника «Благовещание» исследователь Л.Н. Таганов объясняет «разладом [поэта] с действительностью, которая все дальше отходила от "гармонии"» Таганов Л.Н. Песенный подвиг поэта// Рабочий край. 17 января 2014, №6 (26132). С.4.. Через социальную, классовую подоплеку объясняет «муки разочарований и муки искания <…>эту неуверенность поэтического голоса» в рецензии 1923 г. и П.А. Журов - близкий друг поэта: «Он [Семёновский] выродок, он изгой своего (духовного) сословия <…>, он не пролетарий, не крестьянин, он - та социальная частица, которая несется на гребне чужой волны и беспомощно озирается на окрестные, столь же чужие ей, волны. Поэтому, может быть, в голосе его нет силы и неизгладимой впечатлительности, грозы и металла; в образе нет яркой очерченности и неповторимости; в мысли нет могучести и полета, а в сердце нет того бурного огня и дыхания, которое приходит из почвы» Журов П.А. Семёновский Д. Благовещание. Иваново-Вознесенск. 1922// Красная новь. 1923. №3. С. 330..

И хоть звучат упреки П.А. Журова слишком штампованно и в духе своего времени - думается, что рецензент (который сам не был ни пролетарием, ни крестьянином) разглядел истинные причины дисгармонии сборника «Благовещание» Искренность негативных оценок Журова может вызывать сомнения. Так, в самом начале журнальной статьи критик констатирует: «В поэте надломилось что-то очень тайное и ценное, и мир его души стал болезненным миром-маревом. В поэте больна та сердцевина, которая рождает утверждение, высказывает слово, вынашивает и приносит образ» (Красная новь, 1923. №3. С.330). В личном письме поэту от 1928 г. Журов напишет прямо противоположное, но почти теми же словами - «в сердцевине у тебя лежит счастье» (ГАИО, ф.2875, ед. хр. 343, лл. 8,9). Хотя, возможно, это было сознательная отсылка к старой рецензии; а внутреннее состояние Семёновского (или взгляды Журова) действительно изменились по прошествии пяти лет.. Семёновский, вероятно, с трудом принял после революции пролетарскую гегемонию. Об октябрьском перевороте он, якобы, сказал: «захват власти кучкой безумных фанатиков, представителей одной партии» Цит. по: Фролов Н. Неизвестный известный Семёновский// Призыв (Владимир). 29 января 2014, №2 (27049). С.29.. Предположим, что не хотелось ему мириться и с насильственным советским богоборчеством 1920-х. К слову, отец поэта, православный священник, хоть после революции и занимался крестьянским трудом, - видимо, не отказался от своего сана (показательно, что друг семьи Семёновских - литератор Н.И. Колоколов в письме от 14 мая 1924 г. просит передать «привет сердечный» именно отцу Николаю Колоколов Н.И. Мед и кровь: Стихи. Роман. Рассказы. Письма. Иваново: Талка, 2003. С. 390. (См. примечания И.В. Синохиной в этом же издании. С. 430)).

Хотя надо признать, что вера самого поэта Семёновского далека от синодальных директив. После революции в его творчестве наблюдается искренняя попытка объединить христианскую веру и коммунистическую идеологию. «Для Семёновского революция -- это духовное единение, "голубой мост", связующий землю и небо» Таганов Л.Н. Миф о русском манчестере в стихах ивановских поэтов// Проект «Манчестер»: прошлое, настоящее и будущее индустриального города: Сборник научных статей. Иваново: Иван. гос. ун-т, 2012. С.104.. Поэт был вдохновлен идеей и возможностью построения «Царства Божьего», рая на земле:

Крепкой волей, пылкой страстью

Создадим под солнцем рай!

<…>

Эй, товарищ, взор исполни

Жарким светом синих молний,

Огневой любовью - грудь!

В искрах, в громе беспрестанном

Будь титаном,

Богом будь! Дм. Семёновский и поэты его круга: Сборник. С. 86.

(1917)

Примечательна реплика Семёновского по поводу Сергея Есенина, которая, вероятно, применима и к его собственному творчеству первых послереволюционных лет, объясняет его: «Тогдашние стихи <1919 г.>Есенина были насыщены церковными словами. Он пользовался ими для того, чтобы говорить о революции. Тут были и голгофа, и крест, и многое другое» Семёновский Д.Н. Есенин. Воспоминания/ Теплый ветер: Литературно-художественный сборник. Иваново: Ивановское книжное издательство, 1958. С. 196..

В сборник «Благовещание» включено стихотворение «Поп-большевик». Оно написано раньше заглавной поэмы, в 1918 году, - в нем еще не заметны сомнения поэта, противоречивое отношение к революции:

Спасе, я пребываю с Тобою,

Так пребудь же во мне и со мной.

Обручаюся с новой судьбой,

Обещаюся доле иной.

Ты, Кто выпил кровавую чашу

И, как агнец, безвинно заклан,

Встань за красную родину нашу,

За рабочих и бедных крестьян!

Это стихотворение, выше разбираемая поэма, цикл стихотворений «Иконостас» (1913-1921), вероятно, оказались вполне созвучны идеям Обновленчества - раскольнического движения в русском православии. В 1922 году оно получило официальную государственную поддержку; Ивановские власти передали обновленцам ряд храмов на территории города. Предположим, что именно благодаря этому политическому контексту стали возможны публикация религиозных стихотворений и «литургическое» заглавие сборника Семёновского, выпущенного как раз в 1922 году. Но название поэмы в любом случае вызывает вопросы. «Благовещание» - неологизм Семёновского. Возможно, таким способом он пытался подчеркнуть современность и «злободневность» своего текста. К 1921 году уже приобретает популярность радиовещание, работает «Устная газета РОСТА». В Иваново-Вознесенске «рупоры» еще не появились, но само слово «радиовещание» было известно и являлось своеобразным символом новой жизни, новых технологий. Поэма насыщена и иными приметами современности, технического преображения мира: «Всклубив серебряную пыль,/ Провыл и скрылся автомобиль./ Гремя железом ломовики,/ Бренчат трамвайные звонки». Но в случае с названием возможно и отсутствие аллюзии, и его стоит воспринимать в прямом буквальном смысле - герой Семёновского действительно пытается донести до мира благую, по его мнению, мысль.

2.3 Мужское-женское как текстоопределяющее

Н.Е. Меднис дополняет городскую типологию Лотмана и Топорова, предлагая еще одну маркировку города: «Как известно, в древности город соотносился с женским началом и потому применительно к ранним векам культуры различение в связи с городом доминирования мужских либо женских тенденций является некорректным. Но с развитием цивилизации ситуация изменилась. Ныне мы можем в типологию городских текстов ввести оппозицию мужского-женского как текстоопределяющую. Так, именно через эту оппозицию могут рассматриваться постоянно сопоставляемые Петербург и Венеция» Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. Новоссибирск: Изд. НГПУ, 2003// URL: http:// zar-literature.ucoz.ru/BIBLOITEKA/nauchnaya/mednis_n-e-fenomen_sverkhteksta.doc.. Первая часть приведенного утверждения не вызывает сомнения, но неясно в какой момент и, главное, почему «ситуация изменилась» - когда появляется мужской вариант городских текстов.

«В общекультурном плане архетипическим является приписывание женского естества земле вообще и конкретно - определенной местности, затем подобная женская природа проецируется на город» Неклюдов С.Ю. Тело Москвы: К вопросу об образе "женщины-города" в русской литературе/ Тело в русской культуре. М.: НЛО, 2005. С.368. , - пишет С.Ю. Неклюдов. Его статья «Тело Москвы: к вопросу об образе "женщины-города" в русской литературе» исчерпывающе объясняет этот феномен, отсылая, прежде всего, к библии - где город описывается «в образе женщины, проходящей все свои жизненные фазы и ситуации: девушки, невесты, матери; бездетной, изнасилованной, брошенной, разведенной и вновь вступившей в брак» Цит. по: Неклюдов С.Ю. Тело Москвы…С.377. Но Неклюдов также фиксирует (оставляя без объяснения) и то, что в русской культуре присутствует «идея существования городов "женских" и "мужских" ». Подтверждается «мужественность», например, пословицей «Елец - всем ворам отец»; выражением «Ростов-папа» в воровском жаргоне XX в В массовом сознании особую роль имеет и род имени собственного, что часто обыгрывается в публицистических текстах. Напр.: «Мэром Парижа впервые в истории стала женщина. <...> Москва вот - женского рода и потому в течение всей своей истории ищет себе мужика похозяйственнее, ведь с лица не воду пить. Париж - рода мужского и вот наконец-то подобрал себе идеальную пару, одну из девиц на выданье». (Тарханов А. Париж. Анна на шее// Сноб (ежемес. журнал). 2014, май. №5 (70)// URL: http:// www.snob.ru/magazine/entry/75603).

В ивановском контексте некоторыми болезненно воспринимается средний род имени города - это является одним из аргументов сторонников переименования в Иваново-Вознесенск (ошибочно указывается, что нет больше русских городов среднего рода). .

Очевидно существующее в русской культуре противопоставление по «гендерному» основанию Москвы и Петербурга. Оно возникло именно внутри художественной литературы, начиная с А.С. Пушкина («Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками <...> Надменный Петербург издали смеялся и не вмешивался в затеи старушки Москвы» Пушкин А.С. Путешествие из Москвы в Петербург // Полн. собр. соч. в 10 тт. Изд. 2. Т. 7. М.: Изд-во АН СССР, 1958. С.272-273) и Н.В. Гоголя («Москва - старая домоседка, печет блины, глядит издали и слушает рассказ, не подымаясь с кресел, о том, что делается на свете; Петербург - разбитной малый, никогда не сидит дома... Москва женского рода, Петербург мужеского. В Москве все невесты, в Петербурге все женихи» Гоголь Н.В. Петербургские записки 1836 года // Гоголь Н.В. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 7. М.: Правда, 1984. С.168.). Но для писателей важны не реальные «гендерные» особенности городов - необходимо было показать разительный контраст между двумя русскими столицами, и «половое» противопоставление для этого оказалось наиболее выразительным.

Применительно к Иванову «гендерный» подход не дает однозначных результатов - в ивановском тексте гармонично, вне оппозиции сосуществуют два разнополых «бренда»: «город невест» и «город красных ткачей». Хотя, отметим, что в массовом сознании, благодаря, эстрадным песням, все-таки укоренился миф о преобладании в локусе женщин. Но надо подчеркнуть, что «город невест» - это не «город женщин» и не «город-невеста», что можно было бы трактовать однозначно в контексте «гендерной» типологии: «города в произведениях фольклора уподобляются невестам <…>, а невесту осаждают и берут, как город; все это отражено в соответствующих обрядах и в текстах устной словесности» Бадаланова-Покровская Ф.К., Плюханова М.Б. Средневековые исторические формулы (Москва / Тырново - Новый Царьград) // Труды по знаковым системам, XXIII. Текст - культура - семиотика нарратива. Тарту, 1989 (Уч. зап. ТГУ, вып. 855). С.89-92.; в Апокалипсисе Иоанна Богослова, например, говорится о новом Иерусалиме «приготовленном как невеста, украшенная для мужа своего» Откровение Иоанна 21:3-4.

Интересно в этой связи обратить внимание на стихотворение А. Ноздрина «Невеста». Дата его написания неизвестна, но строки были «особенно популярны» Глотов Е.Д. Пути к истине/ Поэт - рабочему: Сборник. Иваново: Издательство МИК, 2012. С. 8. уже во время иваново-вознесенских стачек 1905 г.:

Я всю ночь не спала,

Шила флаг боевой,

И на нём вышивала

Свободы слова.

<…>

Отец:

Поощрял он меня,

Улыбаясь,

Глядел

На работу мою.

А потом мать сдалась...

И родные вдвоём

Сторожили меня

У ворот,

У окна...

Говорила я им

За запретным шитьём,

Что объявлена

Будет

Буржуям война,

Что работа мне

Эта

Приданым пойдёт,

Что жених у меня

Из героев герой,

Не к венцу,

А на площадь

Меня поведёт,

Где развёрнут им будет

Наш флаг

Боевой Ноздрин А.Е. Невеста// Поэт - рабочему: Сборник. С. 77-78. .

Вряд ли осознанно, но в этих строках задолго до советской атеистической политики поэтом формулируется противопоставление революционной борьбы и церкви: «не к венцу - а на площадь». В русской крестьянской традиции несоблюдение свадебных обрядов воспринималось «как нарушение хода жизни, посягательство на ее основы» Балашов Д. М., Марченко Ю. И., Калмыкова Н. И. Русская свадьба: свадебный обряд на Верхней и Средней Кокшеньге и на Уфтюге (Тарногский район Вологодской области) М.: Современник,1985. С. 25.. Примечателен (хоть и не задумывался, по нашему мнению, автором) символ «новобрачной ночи» - выставленное на обозрение красное (окровавленное) полотнище Такая свадебная традиция бытовала и в Иванове - гости молодоженов на утро «торжественно ходили по улицам, неся впереди пунцовый флаг с вензелевым изображением имени новобрачных». В случае есть «не все было благополучно - <…> пунцовый флаг не развивался» (Гарелин Я.П. Город Иваново-Вознесенск... С. 84).. В данном случае этот образ следует интерпретировать как торжество идеологических побуждений человека над телесными - сближает не первая ночь, а революционная борьба. Схожий сюжет (перерастающий в образ) использует в стихотворении 1920 г. А.А. Барковой: «Вы венчаться в храм Господень не пойдете;/ Ты ведь стала и бесстыдна и смела,/ Вы заместо аналоя обойдете/ Вкруг Советского зеленого стола» Баркова А.А. (Калика Перехожая) Деревенская коммунистка// Сноп: сб. стихов и рассказов. Иваново-Вознесенск: Ив-возн. отд. Госиздата, 1920. С.16. (В сборнике «Дм. Семёновский и поэты его круга» это стихотворение приведено с незначительными изменениями). .

Надо отметить, что в первой половине ХХ века гендерная принадлежность «ивановского текста» была явственнее - такой вывод можно сделать из сборника очерков «Палех» Ефима Вихрева (1938). Правда авторское определение «мускульный» не расшифровывается: «Палех - приемный сын Иваново-Вознесенска. Революция, возвысив этот мускульный город, отдала ему бывшую властительницу его - светлошинельную, исправничью Шую, вместе с ее селами и деревнями» Вихрев Е.Ф. Палех. Вторая композиция. М.: Художественная литература, 1938. С. 65.. Палех же в сознании Вихрева (опять же без объяснений) ассоциируется с женским образом: «Палех, - думал я, - женственен, Златоуст - мужественен» Там же. С. 133. .

А публицисту Александру Агееву еже в конце ХХ века Иваново видится исключительно женственным: «Чтобы проверить истинность этого моего по видимости бездоказательного утверждения, достаточно сделать простую вещь: после нескольких дней, проведенных в Иванове, сесть в поезд и через четыре часа оказаться в Нижнем Новгороде. Разницу вы почувствуете уже на привокзальной автобусной остановке. Нижний - город мужчин, и те же самые «Икарусы», что и в Иванове, ездят здесь резко, жестко, дерзко - в расчете на то, что в салоне - настоящие парни, которые на крутом вираже не станут таранить лбом стекло. Ивановские шоферы по сравнению со своими нижегородскими коллегами - кисейные барышни» Агеев А.Л. Город второй категрии снабжения// Агеев А.Л. Конспект о кризисе. Москва: Арт Хаус Медиа, 2011. С.488. .

2.4 Город-сад - «Манчестер»

Предложим еще одну маркировку городского текста, не встречавшуюся нам у других исследователей: логично введение оппозиции «города-сада» и «манчестера» (города-завода). В определенной степени это противопоставление продолжает ряд антонимичных пар: природа-цивилизация, город-деревня (пролетарское-крестьянское), рай-ад.

В конце XIX века «Манчестер» из имени собственного стал нарицательным - так в ряде стран метафорично называют крупнейшие индустриальные однопрофильные города: Хемниц, Лодзь, Тампере, Лилль, Барселону, Гент, Руан. Когда это прозвище прикрепилось к Иванову - неизвестно. Но, видимо, к моменту публикации очерка Ф. Нефедова «Наши фабрики и заводы» в 1872 г. оно было вполне устоявшимся. В массовом сознании формально несоединенные село Иваново и Вознесенский посад уже существовали как единое пространство. Давая очерк истории развития производства, Нефедов пишет, что с 1840 года «когда хлопчатобумажное производство принимает колоссальные размеры, создаются громадные, по образцу западных устроенные мануфактуры, <…> Иваново получает то значение, которое дает ему право на громкий титул русского Манчестера» Нефедов Ф.Д. Наши фабрики// Избранные произведения. Иваново: Ивановское книжн изд-во, 1959. С. 8.. Обозначение «русский Манчестер» встречается в очерке одиннадцать раз; предложено Нефедовым и обозначение для местного населения - «манчестерцы». Такое именование локуса, судя по всему, было симпатично жителям города - в 1910 году предпринималась попытка издания городской газеты с названием «Русский Манчестер» См. об этом: Ноздрин А.Е. Как мы начинали. Из литературных воспоминаний/ Поэт-рабочему: Сборник. С 100-101..

После революции известный «бренд» потребовал подтверждения и адаптации к новым социальным реалиям. К 1918 г. большинство ивановских фабрик простаивало, оборудование было выведено из строя неумелыми действиями новых «хозяев». Иное значение приобрело и само слово «манчестер» в дискурсе ранней советской эпохи. Характерна статья «заводского» писателя Николая Ляшко в журнале «Кузница» за 1920-й год. Материал открывается тезисом: «Рабочий класс, получив всю полноту власти, пойдет по пути создания промышленных Манчестеров, Чикаго, т.е. городов, утопающих в скрежете железа, вечно покрытых дымом, опутанных сетями висячих дорог и т.п.» Ляшко Н. О задачах писателя-рабочего// Кузница. 1920. №3. С. 28.. Но далее Ляшко ставит вопрос о целесообразности такого пути. По его мнению, города-манчестеры (с «замазанным копотью небом») - это наследие и примета буржуазного строя; это сознательный «ад для трудящихся». «Утверждать, что наше будущее это Манчестеры, рискованно. А если города-сады, фабрики-рощи, заводы-леса?.. Неужели обязательны Вавилоны, где асфальтом и камнями залита и забита земля, чтоб не дышала, чтоб на ней не росли цветы и травы?.. Любовь рабочего класса к природе, его миссия говорят в пользу городов-садов, фабрик-рощ, заводов-лесов. Я не касаюсь того, что сосредоточение промышленных предприятий в центрах изолирует рабочий класс от духовно отсталого крестьянства» Там же. С. 29.. Идея, сформулированная Н. Ляшко, получила широкое одобрение и распространение. «Манчестеры» действительно в 1920-е стали восприниматься как «буржуазное наследие», которому социализм должен противопоставить города-сады.

«Город-сад» - утилитарная модель организации городского пространства, предложенная в конце XIX века английским социологом-утопистом Э. Говардом. Она возникла в противовес промышленным городам: грязным, неконтролируемо разрастающимся, антигуманным по своей сути. В соответствии с описанным в книге Говарда («Города-сады будущего» Говард Эбинизер. Города-сады будущего (1902)/ пер. с англ. СПБ, 1911. 177 с., 1902) проектом - численность населения анти-манчестера должна составлять не более 32 тысяч человек. Важным в этой концепции оказывалась и социально-административная организация - предполагалось, что новые территории должны управляться непосредственно горожанами; был прописан механизм участия в долевом строительстве.

Идея говардского города-сада достаточно широко начала реализовываться в Российской империи в первое десятилетие ХХ века. Яркий пример в ивановском пространстве - малоэтажный квартал для рабочих текстильной фабрики Коновалова в Вичуге. «Советская власть с первых же дней радостно принимает идею Э. Говарда, но примерно через десяток лет идеологически осуждает ее и не только запрещает к применению, но и предает полному теоретическому забвению» Меерович М.Г. Рождение и смерть советского города-сада// Вестник Евразии. 2007. №1.// URL: http:// www.archi.ru/lib/publication.html?id=1850569462&fl=5&sl=1.. В определенной степени английская модель успела послужить прототипом для создания рабочих поселков в СССР (появились они и в ивановском пространстве). Но принципиальное отличие заключалось в отказе от самоуправления жителей и в градообразующей роли промышленного предприятия: «Соцпоселок возводится, исключительно, для обслуживания производства, которое, собственно, и диктует требования к формированию определенных условий жизни. Здесь "деятельность" устанавливает какие формы "жизни" необходимы для восстановления производительных сил, поэтому актуальным является лишь то, что позволяет обеспечить нормальное функционирование нового трудового дня. Все остальное рассматривается как ненужное, избыточное, незначимое, второстепенное» Там же..

«Город-сад» вошел в советскую культуру не только как архитектурная концепция, но и как литературно-художественный символ, метафора новой жизни, призыв к ней («Вместо старых куриных избушек/ Мы настроим садов-городов./ Через тысячу лет будет жить наш привет: / Будь готов! Будь готов! Будь готов!» Шмидтгоф В.Г. «Эх, хорошо!» (песня-марш советских пионеров из к/ф «Концерт Бетховена» (Реж.: В. Шмидтгоф. Л.: Белгоскино, 1936)). ). Ради будущего «чудноцветного» сада готова порвать с прошлым Анна Баркова, поменять свою веру - взрывать церкви (эти слова следует понимать не буквально, а в качестве метафоры - готовности заплатить любую цену, переступить через себя ради новой жизни): «Расцветет мой сад чудноцветный,/ Зашумят мои дерева…/ Тороплюсь я церковные наветы/ И монастырские стены взорвать» Баркова А.А. Преступница// Дм. Семёновский и поэты его круга: Сборник. С. 373. . Речь идет именно о вечном Саде на земле - в противовес небесному раю: «По дороге к светлому раю/ Я все травы, цветы иссушу» (в данном случае «дорога» - метафора человеческой жизни, которая, по мнению верующих, должна вести в рай). Поэтесса словно кидает «вызов», без сожаления отказывается от «небесной благодати». Хотя за год до этого в стихотворении «Красноармейка» (1921 г.) говорит об этом с определенной грустью (хотя здесь уже заложена «мотивация» будущего отказа): «В райском саду нерасцветающем/ Не суждено мне расцвести» Баркова А.А. Красноармейка// Дм. Семёновский и поэты его круга: Сборник. С. 363. .

Сад изначально (как и город) воспринимался в искусстве как прототип Вселенной; как книга, «по которой можно "прочесть" Вселенную» Лихачев Д.С. Поэзия садов: К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст. Л.: Наука, 1990. С. 19.. «Образ сада в каждую эпоху нес в себе представления об окружающем мире, о месте человека в универсуме. В его концепции моделировались известные отношения людей с богом, природой, социумом…» Свирида И.И. Сады века философов в Польше. М.: Наука, 1994. С.5.. В советском дискурсе «город-сад» противопоставлялся старому промышленному городу - «манчестеру», угнетавшему пролетариат; воспринимался как символ победы над мрачным прошлым.

Характерны известные строки Владимира Маяковского: «Я знаю - город будет, я знаю, саду - цвесть»… В эпиграфе к «Рассказу о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка» поэт уточняет масштабы строительства: «здесь будет город в сотни тысяч рабочих». Поэт называет «городом-садом» металлургического гиганта, который должен отодвинуть тайгу, победить природу: «Мы в сотню солнц мартенами воспламеним Сибирь <...> аж за Байкал отброшенная попятится тайга» Маяковский В. В. Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка («По небу тучи бегают...») // Маяковский В.В. Полное собр. соч.: В 13 т. т.10. М.: Худож. лит., 1958. С. 128.. Фабула этого стихотворения в своей сути противоречит архитектурной концепции Говарда; город-сад здесь - исключительно художественный образ.

Владимир Маяковский в Иваново-Вознесенске никогда не был - но «третья пролетарская столица», видимо, тоже воспринималась им как воплощение мечты о новой жизни - городом нового типа. Показательно стихотворение 1928 года «Дождемся ли мы жилья хорошего? Товарищи, стройте хорошо и дешево!». В качестве примеров-образцов новых советских городов поэт приводит Москву и Иваново-Вознесенск:

Десять лет --

и Москва и Иваново

и чинились

и строили наново.

В одном Иванове --

триста домов!

Из тысяч квартир

гирлянды дымов.

Лачужная жизнь --

отошла давно.

На смывах

октябрьского вала

нам жизнь

хорошую

строить дано,

и много рабочих

в просторы домов

вселились из тесных подвалов Маяковский В.В. Дождемся ли мы жилья хорошего? Товарищи, стройте хорошо и дешево! («Десять лет -- и Москва и Иваново...») // Маяковский В.В. Полное собр. соч.: В 13 т. Т.9. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1958. С. 203 - 205..

В случае с Иваново-Вознесенском это стихотворение противоречило истинному положению дел. «Третья пролетарская столица» явно не могла быть примером в жилищном вопросе. «Положение города <…> как в отношении жилищного хозяйства, так и благоустройства находится в состоянии, ни в коей мере не отвечающем минимальным требованиям областного центра»; «темпы городского строительства явно не достаточны, что подтверждается отставанием по целому ряду отраслей от среднереспубликанских норм», - фиксируется в постановлении заседания иваново-вознесенского горсовета от 27 января 1930 г Докладная записка правительству РСФСР о необходимости благоустройства и социалистической реконструкции города Иваново-Вознесенска, как крупного пролетарского и нового областного центра. Иваново-Вознесенск: Изд-во горсовета, 1930. . В докладной записке в адрес правительства РСФСР открыто признается факт жилищного кризиса в Иванове (средний показатель жилой площади - 4,52 кв. метра на человека).

Газета «Правда» (21 июля 1928 г. №168), где впервые было опубликовано стихотворение «Дождемся ли мы жилья хорошего? Товарищи, стройте хорошо и дешево!», попыталась хотя бы незначительно приблизить поэтические строки к истине - было заменено первое слово: «Пять лет - и Москва, и Иваново».

Начальное четверостишие этого стихотворения достаточно часто воспроизводится в ивановской краеведческой литературе (метафора воспринимается как исторический факт). Но во многих источниках допускается ошибка в формоупотреблении наречия: «И Москва и Иваново и чинились и строили заново». Казалось бы, описка вполне простительна - по словарю См., напр.: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка/ РАН. Ин-т. русск. яз. мм. В.В. Виноградова. 4-е изд., дополн. М.: Азбуковник, 1999. С. 213, 387. «заново» и «наново» имеют идентичное значение. Но почему тогда Маяковский, внимательно подходящий к слову, выбрал именно разговорную форму? (К тому же, судя по записным книжкам поэта См.: Маяковский В.В. Варианты и разночтения/ Ред. В. Дувакин // Маяковский В.В. Полное собр. соч: В 13 т. Т. 9. С. 487., - он работал над этой строфой, искал более точный вариант, выбирая вид глагола: «строили» или «строились»). Думаем, что «наново» в данном контексте может иметь дополнительные, не отраженные в словарях, коннотации. «Строили наново» - это не значит с нуля или вместо (как было бы в случае «заново»); это в большей степени - строить по-новому, по-другому. Иваново-Вознесенск видится Маяковскому с первых лет советской власти новым городом, советским городом-садом, «страной обетованной» для рабочих, где над заборами «качаются саженные цветы и горящим семицветием просвечивает радуга» Маяковский В.В. Мистерия буфф/ Собрание сочинения в четырех томах. Т. 1. М: ГИЗ, 1936. С. 318. (такое описание Иваново-Вознесенска фигурирует в поэме Маяковского «Клоп» 1921 г.). Хотя, надо признать, что в буквальном смысле Иваново-Вознесенск и в 1930-м году не был похож на цветущий сад - концу 1920-х площадь зеленых насаждений к селитебной площади города не превышала 5%. «Широкая организация зеленых насаждений» только провозглашалась отдельной и важной задачей; к 1933 году общая площадь аллей, садов и скверов должна была увеличиться втрое См.: Докладная записка правительству РСФСР о необходимости благоустройства и социалистической реконструкции города Иваново-Вознесенска… С. 18. Значительное благоустройство в Иванове началось только в 1930-е годы после соответствующего адресного решения ЦК ВКП(б) (от 5 апреля 1931 г. «По докладу Иваново-Вознесенского обкома ВКП (б)»).

Маяковский, искренний советский мифотворец О мифотворчестве поэта см., напр.: Вайскопф М.Я. Во весь Логос: Религия Маяковского. М.: Саламандра, 1997; Андреева О.С. Родовой синкретизм в творчестве В.В. Маяковского: Диссертация ... канд. фил. наук. Ростов-на-Дону, 2012., сделал Иваново-Вознесенск мифическим, «метареальным» городом. Вероятно, поэтому поэт избегает упоминания имени города в негативном контексте - как, например, в стихотворении 1928 г. «Жид», написанном на местном материале (в нем идет речь о травле на Нижней фабрике в Иваново-Вознесенске еврея-ученика Бейраха: «деловито и чинно/ чуть не насмерть/ «жиденка» Бейраха/ загоняла/ пьяная мастеровщина» Маяковский В. В. «Жид» («Черт вас возьми...») // Маяковский В. В. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 9. С. 116--121.. Маяковский, вероятно, знал эту историю по осуждающим корреспонденциям в Комсомольской Правде за 1927 г.).

2.4.1 Поэма «Сад» и очерк «Страна плодородия» Дм. Семёновского

В рамках концепции «город-сад» - «Манчестер» интересно рассмотреть произведения Дм. Семёновского: поэму «Сад» Семёновский Д.Н. Сад. М.-Иваново: ОГИЗ, 1936. и журнальный очерк «Страна плодородия» Семёновский Д.Н. Страна плодородия// Колхозник. 1934. №8. С.10 - 25. . Они писались, как признавался поэт, по «заказу» А.М. Горького: в 1928 г. он предложил выпустить книгу, где герои - «маленькие люди, сердечно делающие будничное дело [для] великого будущего» Семёновский Д.Н. А.М. Горький: Письма и встречи. 2-е изд. М.: Советский писатель. 1940. С. 126..

Предложенный ивановцем в августе 1934 г. вариант поэмы («биография в стихах») Горького не устроил: и в творческом отношении (стихи - «однообразны и тяжелы»), и в редакционном («наш читатель не одолеет такой массы рифмованных слов» Там же. С. 132.). Однако пролетарский классик считал возможным публикацию поэмы в будущем и готов был этому способствовать. А для журнала «Колхозник» Горький попросил сделать на том же материале прозаический очерк с вкраплениями стихов. Требуемый вариант был предложен Семеновским спустя год и опубликован. А отдельная книга с поэмой (видимо, в первоначальном варианте) вышла в Иванове спустя два года. Эти публикации разнятся не только в жанре, но и концептуально.

Формально в основе и очерка, и поэмы - биография ивановского садовода-опытника Ф.А. Самцова: «В годы гражданской войны, когда каждый свободный клочок земли вскапывался под картошку, Самцов начал огородничать. Понемногу его маленький огород превратился в удивительный сад. В этом саду вызревал виноград, росли скороспелые томаты, баклажаны, распускались невиданные на севере цветы» Семёновский Д.Н. А.М. Горький: Письма и встречи. С. 131.. Для Семёновского важно показать не просто увлечение Самцова, но его попытку изменить окружающую реальность, сделать из города-манчестера - город-сад. «За чертами скромного ивановского садовода мне виделся образ Человека с большой буквы - обновителя земли и преобразователя природы» Там же.. Добавим, что образ-символ сада, цветущего наперекор природе, мог быть подсказан Семеновскому его товарищем по газетной работе Н.И. Колоколовым. В письме из Сибири от 5 июля 1924 года он писал: «любопытно отметить тягу местных жителей к комнатным цветам! Когда идешь по улице - из всех окон смотрят на тебя плошки с цветами. В домах ими полны подоконники, специальные скамьи и полки. Именуются здесь комнатные цветы - "садами". Эта тяга к нежному и тепличному людей, живущих в суровом климате, навеяла мне тему рассказа, пока еще не разработанного - "Северные сады"» Колоколов Н.И. Мед и кровь. Иваново, 2003. С. 401.. Колоколов умер в 1933 году, и Семёновский вполне мог взяться за нереализованный другом сюжет.

Но, надо отметить, что тема преображения природы ради человеческого счастья встречается у Семёновского и раньше (поэтому не оправданы выводы некоторых исследователей, связывающих появление «Сада» лишь с горьковским «соцзаказом»). «Вековому упорному спору» крестьянина с неплодородной землей посвящено, например, раннее стихотворение «Микула» (1912), где поэт воспевает пахаря, его службу «стороне родной» в борьбе с «почвой скудной и сухой» Семёновский Д.Н. Микула//Дм. Семёновский и поэты его круга: Сборник. С. 59. . «До солнца поднимается образ мужика» Агеев А.Л, Куприяновский П.В. Поэты рабочего края// Дм. Семёновский и поэты его круга. Л., 1989. С.17. в стихотворении «Мужик» (1921) - провозглашается идея победы над природой ради того, чтобы «всех людей, взалкавших хлеба» Семёновский Д.Н. Мужик// Дм. Семёновский и поэты его круга: Сборник. С. 103. накормить и напоить. Так же, как и в «Саде», главный герой «Мужика» мечтает преобразить мир «в блаженный светлый парадиз».

Тема преображения земли ради блага человечества остается важной для поэта и в позднем творчестве. С большим почтением Семёновский пишет в 1951 г. о «подвиге» Мичурина: «Крепко спит Мичурин,/ Подвиг свой свершив./ Труд его бессмертен, Сад чудесный жив!» Семёновский Д.Н. Мичурин// Дм. Семёновский. Избранное. М., 1976. С. 166..

Д.С. Лихачев отмечает, что образ сада в культуре - это всегда «попытка создания идеального мира взаимоотношений человека с природой. Поэтому сад представляется как в христианском мире, так и в мусульманском раем на земле - Эдемом» Лихачев Д.С. Поэзия садов: к семантике садово-парковых стилей. Сад как текст. -- 3-е изд., испр. и доп. М., 1998. С. 11.. Но Семеновскому и этого мало - он берется утверждать, что «леса, холма и луга гладь - / Великолепней Парадиза». Рассказать об этом, призвать «Чтоб человек, блажен и свят, / Дышал дыханием свободы/ И, украшая жизни сад,/ Молился красоте природы» Семёновский Д.Н. Благовещание. С. 21. , - в этом поэт видит свое предназначение («я послан в этот мир/ чтоб рассказать…»).

Теперь о характерных отличиях журнального очерка и поэмы:

В «Саде» Федор Самцов - романтический герой-одиночка, пытающийся изменить мир: «Он - человек, навеки одержимый/ мечтой соткать земле такой наряд,/ какой дарят лишь девушке любимой,/ в придачу к сердцу трепетно дарят. // Украсить край, метелями гонимый,/ тот край, где льды так холодно горят./ Согреть его, как греют руки милой/ в промозглый вечер осени унылой». На алтарь мечты герой кладет здоровье жены - она погибает от болезни, и Самцов винит себя в недостаточности внимания к ней, связанной с заботами о саде.

Трудно безоговорочно согласиться с оценкой поэме, которую дал в литературной энциклопедии П.В. Куприяновский - по его мнению «Сад» свидетельствует «о преодолении им [Семеновским] романтич[еской] отвлеченности» Куприяновский П.В. Семёновский // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. Т.6. М.: Сов. энцикл., 1971. С. 745.. Думается, что поэмный Самцов все-таки далек от прагматизма. Мотивация его не столько утилитарная, сколько романтическая:

И чудился Самцову город-сад,

весь в изумрудных лиственных монистах,

венки аллей вкруг заводских громад,

прохлада парков свежих и тенистых.

Большие руки бережно взрастят

семью цветов на мостовых кремнистых,

рассыпав астр и лилий семена, -

и обновятся улиц имена.

И юноша пошлет письмо невесте

по адресу: «Сиреневый район,

дом номер десять в Розовом проезде», -

благоуханьем звуков опьянен.

«Поселок лип.. Садовое предместье», -

певуче прочитает почтальон:

«Березовая… Улица Пионов…

Сосновая слободка… Площадь кленов» Семёновский Д.Н. Сад. С.34.

Примечательно, что герой выращивает на своем участке по большей части не продовольственные культуры, а экзотические растения и цветы. Для него важно не столько «накормить и напоить», сколько победить климат - реализовать мечту: «Залучить в страну морозов южные побеги!» Там же. С. 4. . Романтический («бунтарско-одинокий») образ Самцова подчеркивается в поэме через отношение к нему городских жителей: идеи мичуринца не находят одобрения - горожане принимают его за чудака, потешаются:

О, мир мещанства! Жирный, лапоухий,

с помойкой рядом выросший лопух!

Сидели под окошками старухи.

Шел Федор Аникеич меж старух.

Насмешливые взгляды, будто мухи,

его затылки щекотали. Ух,

как не любил он этот мир болотный,

лягушечий, старушечий, дремотный! Семёновский Д.Н. Сад. С. 39.

(Предположим, что «мир болотный» возник в поэме неслучайно - Семёновский знал и объяснял в своей книжке про Горького нефедовское сравнение Иванова с болотом Подробнее об этом см. в главе 3 настоящей работы.).

Показательны три полноцветных вкладыша-иллюстрации палехского художника А.В. Чикурина к изданию поэмы 1936 г. На черном фоне изображается скудный, почти без деревьев город с одинокой красной трубой на горизонте. Антитезой ему на переднем плане иллюстрации - яркий живописный зеленый сад Самцова, отгороженный от города и мрака забором:

Садами беден город ситца. Всюду -

лишь пыль да камень. Летние лучи

без милости накаливают груду

домов и фабрик. Жарко, как в печи.

Цветку среди булыжников, как чуду,

весной дивятся радостно ткачи.

Но лепестки цвета от пыли серы,

в пыли - бульвары, садики и скверы Семёновский Д.Н. Сад. С. 34..

В журнальном очерке «Страна плодородия» перед читателем нарисован уже не отдельный сад Самцова - а город-сад, новый Иваново-Вознесенск, целая страна плодородия: «Эта страна не знает нагих пустынь. Она вся возделана руками человека, вся покрыта садами и нивами» Семёновский Д.Н. Страна плодородия. С.10. .

Журнальный Самцов - не столько романтик и деятель революции, сколько ее слуга, шестеренка большого механизма: «Ивановский садовод был участником большого дела обновления земли. Он был одним из тех преобразователей природы, которые как бы заново открывают нашу старую землю, - открывают ее как прекрасную Страну плодородия» Семёновский Д.Н. Страна плодородия. С.13.. Открытие Самцова оказывается важным не только в ивановском локусе, но и в масштабах всей страны: его изобретение применяется и в Средней Азии, оно может быть полезно для выращивания хлопка.

Единственное, что несколько снижает пафос очерка, и «выпадает» из контекста журнальной публикации - искреннее признание самого героя. Он не страдает «гигантоманией», не ставит перед собой глобальных задач - он просто говорит: «Люблю садоводство». И автор добавляет: «Цветы - они жизнь украшают. Этот невзрачный человек хотел бы наполнить цветами фабричные корпуса, нарядить ими станки, сделать труд праздником» Там же. С.10.. Думается, эти строки указывают на изначальный (совсем не пафосный) замысел Д.Н. Семёновского.

Абсолютно иное звучание получила в журнале тема взаимоотношений героя и горожан: «В новом Иванове он не чувствовал себя одиноким. Сам шел к людям. И люди шли к нему. Приходили попросить отводочков, совета или просто повидаться, посидеть, покурить» Там же. С. 26. . Преображение городского ландшафта связывается в очерке не столько с трудом конкретного человека, сколько с изменением социальной парадигмы. Подчеркивается, что успехи Самцова были бы невозможны при прежнем государственном устройстве: «Новое Иваново мало походило на тот город, в котором когда-то по вечерам бурылинский фельдшер <Самцов> выводил на скрипке жалобные мелодии. Старый фабрикантский "русский Манчестер", несмотря на свое промышленное значение, в административном отношении не был даже уездным городом и поражал свежего человека своей некультурностью, грязью, огромными зелеными лужами, жалким видом рабочих хибарок. Новый город стал сердцем большой области.

...

Подобные документы

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.