Программирование научных исследований, работ и разработок

При этом, конечно, в большинстве случаев нам приходится использовать не одну категорию -- монокатегориальные объекты рассматривались преимущественно в XIX веке, -- а целые серии их. Тогда главной проблемой выбора правильной линии работы (и правильного метода) становится определение последовательности, в какой мы будем использовать разные категории при конструировании и развертывании схемы объекта. Методы, соответствующие отдельным категориям, выстраиваются в столбцы, а схема объекта усложняется и растет за счет того, что мы, если говорить в самом общем виде, рисуем одни схемы на других (этот способ главенствует при проектном подходе) или же встраиваем схемы друг в друга (что происходит при главенстве конструктивного подхода). Сама возможность произвести подобную прорисовку одних схем на других (мы говорим: вписать схемы друг в друга, встроить одни схемы в другие и т.п.), а затем произвести осмысленную теоретическую, техническую или практическую интерпретацию этих сложных схем (объективацию или оестествление их) служит подтверждением правильности нашего метода.

Получающиеся в ходе этой работы цепочки методов, или, если говорить более детализированно, цепочки наших действий и процедур (оформляемые затем в виде операций и операторных структур), цепочки знаковых форм и цепочки понятий оформляются и фиксируются затем в виде алгоритмов и способов решения задач. Последние передаются в систему обучения и как средства или содержание обучения -- в культуру. Они используются затем в качестве образцов и норм кодифицированной мыслительной деятельности и как таковые еще раз повторно оформляются в виде «задач» и стандартных процессов и приемов их решения.

В тех случаях, когда цепочки и структуры подобных задач удается отобразить на сложные схемы объектов, т.е. на коллажи и склейки схем, и выразить характерные особенности способов и приемов мышления в специфических характеристиках этих коллажей и склеек схем, начинается, как правило, новая рефлексивно-аналитическая работа и все мышление, проявляющееся в процессах конструктивно-гипотетического развертывания схем объектов и схем метода и последующих процессах решения задач оформляется в виде новой категории, структура которой связывает отношениями соответствия, или соразмерности, эти сложные типы схем и объектов с новыми типами знаковых форм, новыми понятиями и новыми связками процедур. Набор наших категориальных средств пополняется новой категорией, нормативно фиксирующей новый пучок соответствий между объектами и методами их анализа.

2.4 Предметная организация связей между объектом и методом

2.4.1. Второй формой фиксации отношений соответствия между объектами и методами анализа является предметная организация мышления и всей мыследеятельности в целом. В отличие от категориальных форм организации, которые фокусированы в первую очередь на мышлении, предметные формы организации фиксируются на полных структурах мыследеятельности и ориентированы в первую очередь на отношения соответствия между мышлением и мыследействованием. При этом существенно меняются, сравнительно с категориальной формой организации, трактовки объекта -- из формы чисто мыслительной, идеальной, конструкции он должен быть переведен в реальность (реифицирован, как стали говорить в начале XX века), материализован и оестествлен. Меняется характер знаковых форм мысли -- они должны получить связь непосредственно с материалом (природным, социально-биологическим, техническим и антропологическим). Существенно меняется характер и формы организации процедур -- из чисто мыслительных, ориентированных только на работу со схемами и другими знаковыми формами мысли, они становятся мыследействовательными, ориентированным на работу также и с природным, социальным и техническим материалом. При этом происходит как бы абсолютная фокусировка на схемах объектов, эти схемы приобретают самостоятельное онтологическое (или сущностное) существование, а в структурах объемлющих их систем мыследеятельности появляются новые элементы, которых раньше не было в категориальных формах организации. Характер и число этих новых элементов зависят от вида и типа предметной организации.

2.4.2. Существует большое число различающихся между собой форм предметной организации мыследеятельности, которые оформляются в виде разных предметов мышления, мысли-коммуникации и мыследействования -- философские, метафизические, математические, исторические, технические, научно-исследовательские, методические, проектные, изыскательские, плановые, программные, методологические и т.д. Каждый из этих типов предметов характеризуется своим особым набором элементов и своими особыми связями и отношениями между ними. Одни из этих предметов, как например философские, исторические, математические и научно-исследовательские, анализировались и описывались в большей мере, другие -- в меньшей. Соответственно этому мы имеем более полные представления о составе элементов и структуре одних и менее полные, практически совершенно смутные представления о составе или структуре других.

Каждый из этих предметов, как мы уже отметили, имеет свои характерные специфические элементы: для группы проектных предметов таким специфическим элементом является проект, для группы плановых предметов -- план, для группы научно-исследовательских предметов -- система знаний или «научная теория» и отдельные единицы этой системы, знания об идеальных объектах. Но для каждого из этих предметов названные элементы являются отнюдь не единственно специфическими -- как правило, их сопровождают еще другие элементы, совсем не встречающиеся или встречающиеся крайне редко в других предметах. Например, для группы проектных предметов таким элементом являются предпроектные изыскания, для группы научно-исследовательских предметов -- модели и эксперименты.

2.4.3. Наиболее изученной из всех этих форм предметной организации мышления и мыследеятельности является научно-исследовательская форма, и только относительно нее мы можем строить осмысленные структурные схемы (см. рис. 2.4).

В чуть более упрощенных вариантах эта схема неоднократно проводилась и обсуждалась в литературе (см. [Разработка… 1975; Щедровицкий 1976 a; Щедровицкий 1981 a]), и поэтому мы здесь не будем повторяться, а отметим лишь те немногие моменты, которые непосредственно понадобятся нам при обсуждении категорий сложности изыскательских работ.

Самое главное для характеристики предметных форм мышления и мыследействования, наверное, состоит в том, что они фокусированы и даже центрированы на блоке онтологических картин и онтологических схем. Поэтому предметные формы организации выступают чаще всего как преобразование, исследование, проработка, конструирование, проектирование и понимание объекта, а все остальные элементы и блоки предметной организации отступают на задний план и практически почти не обсуждаются, за исключением может быть блоков «знания» и «система знаний». Именно эта связка «знание--объект» первой была выявлена в философии и детальнее всего обсуждалась, сначала -- в рамках эпистемологической организационной схемы, а затем -- в рамках гносеологической организационной схемы.

Рис. 2.4. Схема структурно-функциональной организации научного предмета

Следующим важнейшим блоком из структуры предметной организации, который стал интенсивно обсуждаться и анализироваться, был, по-видимому, блок «опытного материала», или «фактов». Эта проблема во весь рост выступает уже для Левкиппа, Демокрита и других атомистов. При этом «материал» противопоставляется, с одной стороны, «знаниям», а с другой -- самому «объекту» (или схеме объекта).

Только после этого, вероятнее всего, началось осознанное обсуждение проблем взаимоотношений объектов и процедур (или операций) нашего мышления и мыследействования. В первую очередь это было связано с переходом от практического действия к мыслительному оперированию. Во всяком случае, уже у Аристотеля во всех его книгах, и в первую очередь в «Физике», проблема адекватных объекту процедур и операций ставится именно таким образом. Его знаменитое обсуждение, имеет ли кривая линия длину, и категорический ответ, что не имеет, так как ее нельзя измерить прямым отрезком, является классическим примером откровенного операционализма, которому могли бы позавидовать Бриджмен, Эддингтон и Эйнштейн.

По сути дела, обсуждение вопроса о том, как та или иная процедура относится к объекту анализа, и есть уже обсуждение вопроса о взаимоотношениях между методом и объектом, но рафинированную форму обсуждения проблем самого метода оно получает в движении совсем по иной линии, а именно -- в анализе структур рассуждений или умозаключений, т.е. в том, что сейчас называется логикой. И это тоже не случайно, ибо вся проблематика реально развертывается не в рамках бинарного отношения «объект--процедуры», а в рамках «треугольного» отношения, связывающего их с знаниями и способами их получения. Здесь возникает та самая знаменитая двойственность, которая в течение многих веков инициировала и стимулировала развертывание логико-методологической проблематики: с одной стороны, метод нужен нам не столько для работы с объектом (который во многом есть вторичная конструкция), сколько для получения правильных знаний, но, с другой стороны, если не работать посредством правильных процедур с объектом, с его идеальной схемой, с картиной или с конструкцией объекта, то правильного знания не получишь. Так завязывается тот узел, который на протяжении веков будет то соединять, то разделять логику и методологию в зависимости от того, на что больше будет ориентирована мысль философа -- на рассуждения, представляющие собой оперирование с абстрактными сущностями и понятиями, как во времена ранней схоластики, или на сопоставления и противопоставления объектов, как, скажем, это было в начале XVII века.

Но по мере того как разделялись объекты оперирования и появлялось все большее число эпистемических сущностей -- знания, система знаний, онтологическая картина объекта, опытные данные и опытный материал, -- параллельно всему этому, должны были дифференцироваться и размножаться проблемы метода работы, ибо для каждого такого объекта оперирования нужны были, очевидно, разные наборы процедур и операций. А по мере того как разделялись эти объекты, происходило разделение логические форм и нормативных представлений, с одной стороны, и средств мышления и мыследействования, с другой.

Само это различие средств и методов является принципиальнейшим, но оно появляется и фиксируется лишь по мере того, как мы опрокидываем в формы организации нашего мышления и мыследействования различие наших концепций и подходов в анализе и описании мышления: на мышление переносятся орудийные схемы нашего практического действования, и постепенно оно само начинает оформляться в орудийно-средственных и машинно-механических формах. И это есть прямой результат определенного типа методологизации нашего мышления.

По-видимому, как раз в этих пунктах предметные формы организации мышления и мыследействования начинают отделяться от категориальных: категориальные формы охватывают лишь чистое мышление, в то время как предметные формы организации, именно за счет этой орудийности, фокусируются на мыследействовании и на работе непосредственно с объектами, -- а для этого операции мысли надо оснастить орудиями-средствами и за счет этого сделать их подлинно действовательными и способными воздействовать непосредственно на материал природы.

И в этом плане графикация содержания мысли и мышления играла практически ту же самую роль, ибо позволяла за счет графем «захватывать» смысл понимания и превращать его в материал последующих действий: ведь смысл, зафиксированный в графеме, есть уже материальный и реальный объект, с которым можно действовать в точном смысле этого слова, а не только в понимании и через понимание.

Решающую роль здесь играла математика, которая создавала такие графемы-объекты, которые были непосредственно связаны с процедурами-операциями и позволяли производить прямую имитацию преобразований объектов за счет и в форме переходов от одних знаков к другим; дальше все это оформлялось в виде операторных структур и оперативных систем.

Но от оперативных систем был уже всего один шаг до модельной их интерпретации и моделей, и это начали делать предшественники Галилея, а последний создал уже модель в прямом и точном смысле слова. Но модель как совокупность знаков, обладающих самодвижением, могла уже впрямую проверяться на ее соответствие «реальному миру», а если говорить точнее, то «реальный мир» мог уже проверяться на соответствие/несоответствие его модели, и эта процедура породила эксперимент.

Модели и эксперименты были теми двумя блоками в предметной организации мыследействований, которые определили специфику собственно научных предметов. Они возникли на материале и в структурах философии, технической практики и математики. Все три были уже объектно ориентированными, но иначе организованными предметными формами мышления и мыследействования. Теперь на их основе родилась еще одна, начавшая свое трехсотлетнее победоносное шествие, с претензией на оснащение средствами других видов мыследействования и получение правильных и адекватных объектам знаний. При этом средства и методы самого научного мышления долгое время оставались на периферии или вообще за пределами анализа: довольно простые структуры знакового моделирования (включая сюда конструирование самих моделирующих схем и знаковых форм) заменили сложные рассуждения, требовавшие специальной и весьма изощренной логической и диалектической техники. Но по мере того как росло число и разнообразие объектов, охватываемых научным подходом, усложнялись структуры рассуждений, сопровождающих научный анализ, и росла та часть мышления и мыследействования, которая была связана с разработкой средств и методов научного исследования. Это приводило ко все большему выпячиванию методологической части научной работы, выделению ее в самодовлеющую систему и отрыву методологии научных исследований и разработок от самой науки.

С точки зрения последней жесткая предметная организация научного мышления и мыследействования была уже не преимуществом и силой, а недостатком, который нужно было преодолеть. И методологический анализ начинал всегда с того, что распредмечивал системы научно-исследовательского мышления и мыследействования, разрывал присущие ему связи и соответствия между схемами объектов и схемами методов и начинал все как бы заново, опять фиксируя во всей его остроте и непримиримости вопрос о соразмерности или соответствии схемы объекта и схемы метода. Но все это разворачивалось уже в распредмеченных и лишь предметизуемых по ходу дела системах мыследействования.

2.5 Новое уточнение целей и смысла разработки

2.5.1. По сути дела, рассуждения, проведенные нами выше, представляют собой продолжение проблематизации исходного тематического задания (см. главу 1) и как таковые могли бы рассматриваться как анализ ситуации разработок.

Этот анализ позволяет нам существенно уточнить цели нашей работы и реальный смысл тематического задания, как оно выступает теперь уже для нас -- разработчиков средств и методов исследования по теме в той ситуации, в которой мы оказались.

Начав с поиска методов, адекватных неявно заданному нам объекту исследований, мы вынуждены были перейти к общему обсуждению принципов, регулирующих отношения между объектами и методами исследований, и в ходе его обнаружилось, что в аспекте научных исследований полученное нами задание, по сути своей, является заданием на построение совершенно нового научно-исследовательского предмета. Сначала, работая в методологической манере, мы должны его построить и только после этого сможем перейти к собственно научным исследованиям и получить интересующие нас знания о категориях сложности. Всякий другой путь будет давать только фиктивно-демонстративные продукты.

Но строительство научно-исследовательского предмета представляет собой особую и, по сути дела, автономную задачу: оно требует своего особого контекста, своих особых методов и определяется целым рядом внешних заданий и ограничений. Все то, что мы обсуждали в предшествующих пунктах по поводу соотношения между схемой объекта и методами исследования, является строительством научного предмета как бы изнутри, со стороны его отдельных элементов и связей между ними. Для того чтобы все эти ходы нашей мысли получили полную определенность и могли бы оцениваться на правильность, нужно еще оформить их как бы извне, со стороны внешних требований на вид и тип предмета в целом, и только через это -- на вид и тип отдельных его элементов и связей между ними.

Дело в том, что всякий предмет и всякое научно-предметное исследование (даже если оно носит чисто теоретический характер) всегда погружены в определенный контекст мыследеятельности и протекающих в нем процессов. В одних случаях это будет контекст практики, в других случаях -- контекст той или иной технической работы, например организационной, работы по созданию новых средств мыследеятельности, скажем, новых машин, или работы по развитию существующих систем мыследеятельности. И даже в тех случаях, когда это будет, казалось бы, автономная работа по построению теоретических систем, все равно она будет развертываться в контексте общих процессов развития теоретической мысли. Поэтому всякое строительство новых научных предметов должно иметь определенное целевое назначение и осуществляться под определяющим влиянием тех функций, которые накладываются этим контекстом мыследеятельности на будущее существование и функционирование создаваемого нами предмета (ср. главу 1).

2.5.2. В применении к научно-исследовательским предметам, продуктом которых являются знания, это положение означает, что каждый из этих предметов должен каким-то образом отображать, снимать, углублять и по-новому выражать тот опыт, который получается и собирается в объемлющих его системах мыследеятельности. Можно даже сказать, что именно в этом состоит основное назначение и смысл всякого научно-исследовательского предмета. Поэтому опыт той мыследеятельности, которую обслуживает данный научный предмет, оказывается вторым решающим фактором, который определяет как набор элементов и структуру научного предмета, так и содержание всех его блоков.

Поэтому, когда мы приступаем к строительству какого-либо научного предмета, то прежде всего должны начать эту работу с анализа того опыта, который накоплен в соответствующих системах мыследеятельности, и произвести такую его схематизацию, которая позволит затем перевести этот опыт в форму онтологических картин и схем объекта. Таким образом, онтологические представления оказываются тем вторым блоком внутри научного предмета, к строительству и заполнению которого мы приступаем после того, как очерчен материал, предназначенный для заполнения блока «феноменальный опыт практической и технической мыследеятельности». Таким образом реализуется в исследовательской работе первая внутренняя связь в структуре научного предмета, идущая от блока «феноменальный опыт практической и технической мыследеятельности» к блоку «онтологические схемы и картины».

2.5.3. Естественно, что в эту игру должны включиться средства и методы онтологической работы, привносящие в блок «онтологические схемы и картины» определенные формы выражения как для самих схем нового предмета, так и для сопровождающих их понятий, а вместе с этими формами также и особое формальное содержание. При этом происходит сопряжение смысла и содержания, вычерпываемых из опыта мыследеятельности, объемлющей научный предмет, со смыслом и содержанием теории, выполняющей методологические функции. Эти две группы смыслов и содержаний должны сомкнуться таким образом, чтобы специфическое содержание, извлекаемое из опыта практической или технической мыследеятельности, получило для себя хотя и не точное и недостаточно определенное, но обязательно адекватное формальное выражение в схемах, представлениях и понятиях методологической теории. И если удается этого достичь, то в структуре вновь создаваемого научного предмета заполняется основной базовый блок онтологии (на котором, как мы уже отметили, фокусируются все остальные блоки), а в системе вновь создаваемой теории появляется первое, путь пока неполное, неточное, недостаточно специфицированное и т.п., но все равно достаточное для того, чтобы начать работу, представление об объекте исследования.

Саму эту процедуру выражения опыта практической и технической мыследеятельности в формальных средствах, извлекаемых из методологической теории, ни в коем случае нельзя мыслить и представлять себе как подыскивание в методологической теории одной какой-то схемы, адекватно выражающей новое содержание. Так никогда не бывает. На деле методологическая теория рассматривается как язык, из которого извлекаются отдельные единицы и элементы формы, как источник или арсенал, из которого мы берем атомы формы, на базе которых или по образцам которых мы будем конструировать или прорисовывать ту сложную форму -- конструкцию, коллаж или пачку схем, -- которая нужна для того, чтобы выразить те новые смыслы и содержания, которые мы извлекли из рассматриваемой нами практической или технической мыследеятельности.

2.5.4. Дальше строительство научного предмета может идти по нескольким разным линиям (см. рис. 2.4).

Мы можем перейти к описанию полученной онтологической картины или схемы либо в отдельных знаниях, либо в системе знаний.

Можем, если онтологическая схема достаточно проста, прямо перейти к экспериментальной или имитационной проверке ее на реальность или реализуемость в условиях практической или технической мыследеятельности.

Можем, исходя из полученной онтологической картины, перейти к конструированию или прорисовке модели, описывающей и объясняющей достаточно точно и конкретно тот фрагмент опытного материала, который мы на первом шаге строительства научного предмета поместили в блок феноменального опыта. На схеме научного предмета этот вид работ изображен как двойное движение к модели I.

И, наконец, мы можем, исходя из онтологической картины, или онтологической схемы, сконструировать или прорисовать так называемую прожективную модель -- модель II, которая затем будет проверяться на реальность или реализуемость в эксперименте или в имитации.

Какая из этих линий будет осуществляться в первую очередь, а какие во вторую и третью, зависит от многих обстоятельств, задаваемых конкретными ситуациями работы, но в конечном счете все они должны быть осуществлены и реализованы, если мы хотим довести строительство научного предмета до конца.

2.6 Первая схематизация сущности категорий сложности изыскательских работ

2.6.1. Теперь мы должны реализовать те методологические предписания по организации исследовательской работы, которые были зафиксированы в предшествующих пунктах. Первым шагом должно быть обращение к опыту работы с категориями сложности в сфере ПИР.

В принципе это достаточно сложная процедура, предполагающая свои особые средства, методы и организационные формы. Она в особенности сложна еще и потому, что в сфере ПИР с категориями сложности реально работает от 20 до 30 разных позиционеров, использующих категории сложности с разными целями в разных ситуациях и контекстах мыследеятельности. И для того чтобы зафиксировать их опыт работы, надо организовывать и проводить специальные и весьма изощренные по своей технике исследования. Затем, когда исследование будет проведено и опыт работы зафиксирован, нам еще придется проводить специальные сопоставления и искать или строить такие формы знания и такие схемы, в которых его можно было бы правильно и адекватно выразить.

Не имея возможности провести такое исследование, мы вынуждены были пойти другим путем и мыслительно проимитировать отношение к категории сложности изыскательских работ примерно с 15 разных позиций, занимающих ключевые места в сфере ПИР. Затем эти имитирующие суждения по поводу категорий сложности были подвергнуты рефлексивному анализу и сопоставлению, а на базе этих сопоставлений в конце концов была осуществлена первая принципиальная схематизация, использовавшая в качестве основных форм представления системного подхода и представления разных теорий, описывающих мышление, деятельность и мыследеятельность.

2.6.2. В результате охарактеризованного выше анализа мы можем сказать, что категории сложности изыскательских работ, как и категории сложности природных условий при изыскательских работах -- в этом плане между ними нет никаких различий, -- используются в мышлении и деятельности всех позиционеров, включенных в сферу ПИР, прежде всего в качестве средства организации, соорганизации и координации их мыследеятельности с мыследеятельностью других участников общей работы, а также в качестве эффективного средства корректировки этой организации и соорганизации в тех случаях, когда она по тем или иным причинам не срабатывает и не обеспечивает соответствия проведенных работ существующим нормам и нормативам, содержательным или экономическим. В этих случаях категории сложности работ, как и категории сложности природных условий, используются в качестве средства оперативной соорганизации экономических нормативов с теми изыскательскими работами, которые были проведены в конкретных ситуациях, и таким образом обеспечивают «разумность» выплачиваемой изыскателям заработной платы и «разумность» расчетов организации-исполнителя с организацией-заказчиком.

2.6.3. По сути дела, эта первая характеристика категорий сложности изыскательских работ (или природных условий) указывает на их функции и назначение внутри проектно-изыскательской мыследеятельности; формы организации и морфология категорий сложности здесь пока совсем не затрагиваются, и это отнюдь не случайно, а несет в себе принципиальный методологический смысл, соответствующий логике организации собственно научных исследований такого сложного и «хитрого» объекта, каким являются категории сложности.

Конечно, в этой первой характеристике объекта исследований нет еще той теоретичности и тех идеализаций, которые необходимы для собственно научного исследования. Но этого определения уже достаточно для того, чтобы начать работу по идеализации в духе описанного выше методологически организованного одновременного конструирования схемы объекта и схемы метода и выдвинуть ряд принципиальных конструктивных гипотез как в отношении первой, так и в отношении второй.

2.6.4. Главное наше предположение в отношении категории сложности как идеального объекта исследования строится на двух стандартных процедурах онтологической работы: во-первых, мы должны мысленно поместить категорию сложности в пространство и рамки объемлющих ее систем реальности, а во-вторых, уже внутри этих рамок определить формы и способы существования категории сложности как объекта. После того как такое определение будет дано и мы сможем выразить его в схеме объекта, мы перейдем к последующим процедурам развертывания научного предмета и выстроим на основе исходной онтологической схемы все остальные элементы-блоки, необходимые для функционирования научного предмета.

2.6.5. Реализуя первую из намеченных процедур, мы выдвигаем очень важное онтологическое допущение, что категории сложности изыскательской деятельности, как и категории сложности природных условий деятельности, существуют в мире проектно-изыскательской мыследеятельности и, следовательно, должны рассматриваться как порождаемые этой мысдедеятельностью и существующие в ней, в ее процессах и по ее законам (а не по законам природы или природных условий).

Это положение, объявляемое нами онтологическим допущением, может казаться тривиальным с точки зрения практики изыскательской работы и обыденного здравого смысла, но оно впрямую расходится с идеологией и методологией установления и кодификации категорий сложности в практике нормативной работы, а также с идеологией и методологией всех традиционных исследований категорий сложности природных условий, и в том случае, если мы его принимаем, должно кардинально изменить наши подходы к этой теме и все наши средства и методы исследования. Поэтому открытая фиксация этого момента имеет важное значение.

2.6.6. Дальше, в соответствии с принципом соразмерности метода и объекта исследования и «стратегией сплавщика», мы должны обратиться к методологии исследования (или, как мы часто говорим, «подходам») и определить, какие из существующих типов методологии и подходов будут соответствовать первой онтологической характеристике объекта наших исследований, т.е. утверждению, что категории сложности изыскательских работ существуют в мыследеятельности и по ее законам.

2.7 Инвентаризационный перечень основных подходов к объекту исследований

2.7.1. Из первых фундаментальных гипотез, определяющих мир, в котором существуют категории сложности, -- а это должен быть мир человеческой деятельности и мыследеятельности, -- следует перечень тех исследовательских подходов, которые в принципе соразмерны этому миру -- одновременно и как потребителю знаний, и как «вместилищу» соответствующих объектов исследования.

3.1 Процесс воспроизводства деятельности и его схематическое представление

3.1.1. Представить категории сложности изыскательских работ в виде организованностей деятельности и, далее, в виде структуры из этих организованностей -- это значит прежде всего подобрать и изобразить в схематическом виде такие структуры деятельности, в которых можно было бы найти подходящие «места» для категорий сложности, т.е. такие функциональные блоки системы, в которые можно было бы поместить в качестве морфологического наполнения известные нам категории сложности, за счет этого теоретически определить функции категорий сложности в системах деятельности и вывести из этих функций известные нам и прогнозируемые их свойства (включая сюда и строение этих категорий).