Исследовательское поведение: стратегии познания, помощь, противодействие, конфликт

Опираясь на эти положения Н.Н.Поддьякова и на положения Ю.М.Лотмана [1996] о том, что объекты и явления культуры представляют собой своего рода тексты, можно утверждать следующее. Дидактические объекты - это определенного рода обучающие тексты, созданные взрослым для ребенка и вступающие в диалог с ним на особом языке культурных орудий, разработанных для этого обучения. Взрослый закладывает ("записывает") в их структуру и правила функционирования те или иные представления о мире и способах деятельности в нем. Ребенок знает и понимает, что данный объект предназначен для него и что он является в определенной степени вызовом его любознательности и компетентности. Он пробует прочесть и интерпретировать этот текст, "задавая вопросы" объекту на языке практических преобразований и пытаясь понять его "ответы". Эти дидактические объекты можно считать одним из средств выявления и управления зоной ближайшего развития детей в особой сфере обучения. Это обучение самостоятельной исследовательской деятельности в условиях отсутствия самого взрослого, отсутствия четких инструкций и жестко заданных правил. Иначе говоря, эти дидактические объекты являются средством такого диалога взрослой и детской культур, предмет которого составляет способы деятельности в условиях значительной неопределенности.

На основе нашего опыта создания и использования дидактических многофакторных объектов мы сформулировали определенные принципы по разработке целостной системы такого рода объектов. Построенная в соответствии с ними система является открытой: в нее можно включать новые объекты и изымать или модифицировать имеющиеся в зависимости от возникающих исследовательских или практических задач.

1. Объекты системы являются средством взаимодействия (диалога) "взрослой" и "детской" культуры. (Общие проблемы диалога культур в обучении и образовании обсуждаются В.С.Библером [1996] и В.Я.Ляудис [1992]). С одной стороны, разрабатываемые нами многофакторные объекты стимулируют развертывание деятельности детей в определенном направлении, а с другой - позволяют взрослому интерпретировать эту деятельность в терминах факторного экспериментирования. Они содержат в неявном виде, по крайней мере, три вида знаний и представлений взрослого:

а) о многофакторных зависимостях и стратегиях их исследования;

б) о познавательных возможностях и интересах детей;

в) о целях вышеназванного диалога, включающих в себя, с одной стороны, развитие познавательных возможностей детей, а с другой - развитие всех трех видов представлений взрослого.

2. Любой из объектов системы должен содержать в себе возможность постановки различных задач: задач, различающихся по целям, по способам их достижения, по уровню сложности решения и т.д.

3. Система должна включать в себя объекты с различным сочетанием подсистем двух типов:

а) подсистем с однозначными связями, без взаимодействия факторов;

б) подсистем со взаимодействием факторов и неоднозначными связями.

Наличие подсистем обоих типов, причем в варьирующем соотношении, способствует более глубокому пониманию многофакторных объектов и содержащихся в них зависимостей.

4. Система должна включать в себя объекты с различной степенью объективации:

а) возможных факторов;

б) их комбинаций;

в) процессов взаимодействий факторов;

г) результатов этих взаимодействий.

Все эти параметры могут быть очевидны или скрыты, варьировать от уровня наблюдаемого механического взаимодействия до уровня взаимодействий, заданных лишь условно (например, в виде логического или математического правила) и т.д.

5. Наиболее простые объекты системы должны строиться на хорошо известном и понятном ребенку материале с использованием минимального числа взаимодействующих факторов и самых простых зависимостей, описывающих эти взаимодействия.

6. Успешному развертыванию деятельности детей по комбинированию факторов и исследованию их взаимодействия способствуют объекты следующего типа. На одиночные воздействия они отвечают такими реакциями, которые рассматриваются ребенком как неполные и малоудовлетворительные. Комбинированные воздействия вызывают реакции объекта, значительно отличающиеся от реакций на одиночные воздействия. А именно, эффекты одиночных воздействий объединяются в те или иные системы наблюдаемого взаимодействия. По мере нарастания разнообразия комбинированных воздействий объект проявляет все больше таких свойств, восприятие и осмысление которых позволяет ребенку продвигаться в познании и понимании этого объекта.

Мы назвали это свойство объектов "реактивностью" - способностью отвечать на внешние воздействия определенными реакциями [Поддьяков А.Н., 1989]. Уровень реактивности должен быть оптимальным. В противном случае ребенку либо чрезвычайно сложно найти адекватные способы действия с объектом, либо это не представляет никаких трудностей, и познавательной проблемы не возникает. Кроме того, если объект чересчур "реактивен", то ребенок часто не может справиться с осмыслением лавины информации от него.

В целом, возвращаясь к метафоре Д.Дернера, который сравнил переплетение зависимостей в сложной системе с пружинным матрасом, можно сказать, что каждый из объектов нашей системы представляет своеобразный "матрасик", провоцирующий ребенка на самостоятельное исследование.

А со строгой технической точки зрения, это многосвязные объекты с полифункциональными органами управления (аккордной клавиатурой, переключателями и т.п.), участвующими в формировании той или иной команды, будучи объединены в определенную комбинацию ("аккорд"). (Строгое математическое определение многосвязного объекта см. в [Теория управления, с. 12]; а об использовании аккордной клавиатуры во "взрослых" технических системах - [Основы.., 1986, с. 247-254].)

Одно из направлений развития нашей системы многофакторных объектов было связано с разработкой компьютерных игр, в которых от детей требуется комбинирование и анализ взаимодействия системы факторов. В пакет, названный нами "Клубок причин, или поиграем в комбинаторику", входят 5 игр [Поддьяков А.Н., 1996]. Одна игра ("Волшебники") существует в экспериментальном варианте, а четыре других ("Фантастические животные", "Помоги птенчику", "Волшебные ключи", "Волки и поросята") изготовлены по нашим сценариям ассоциацией "Компьютер и детство" и распространяются в детских садах. (См. [Новые информационные технологии в дошкольном образовании, 1998, с. 66-68]. Введение в раздел "Комбинаторика" и описание четырех названных игр дано мною).

Другое важное направление развития нашей системы многофакторных объектов было связано с переходом от факторных взаимодействий, существующих объективно, ко взаимодействиям, заданным лишь условно, в словесно-логической форме. Во всех ранее разработанных нами игрушках сами реакции объекта показывали ребенку характер взаимодействий и подсказывали способы воздействий. В связи с этим мы решили проверить, в какой мере дети дошкольного и младшего школьного возраста способны понять и принять чисто логические правила факторных взаимодействий, не имеющих физического субстрата и не дающих физической обратной связи. Для этого мы разработали модификацию игры реверси. В ней ребенок должен был "превращать" злых волшебников в добрых, обменивая местами и переворачивая по определенным правилам карточки с изображениями этих волшебников [Поддьяков А.Н., 1998]. Эксперимент показал, что, начиная, по крайней мере, с 6 лет, дети понимают и принимают логические правила многофакторных взаимодействий (до 6 факторов), заданные лишь условно, в виде логических правил, не имеющих физического субстрата и не вытекающих из наблюдаемых свойств реального объекта. Дети не только решали задачи, предлагавшиеся экспериментатором, но и придумывали их сами. Реплики испытуемых свидетельствовали о большом интересе к данной игре и о включенности в игровую ситуацию вплоть до идентификации с добрым персонажем: "Я их сейчас всех в добрых превращу, они будут друзьями", "Если так (обменять), то они не смогут меня съесть", "Я их сейчас обману", "Со всеми бандитами расправился!", "Очень интересно. Дома нарисую и буду играть".

Результаты деятельности детей с объектами нашей системы (от самых простых, "прозрачных" объектов и до наиболее сложных, "непрозрачных", построенных на условных логических правилах) позволяют оценить значение и самих этих объектов. А именно, предлагаемая нами система объектов достаточно легко актуализирует и интенсивно формирует ранее неизвестные познавательные способности дошкольников, связанные с анализом и синтезом многофакторных зависимостей как во внешнем, так и во внутреннем плане.

Другим условием, влияющим на ИП детей, помимо особенностей объекта, является организация их деятельности с этим объектом, например, организация совместного ИП двух детей [Рубцов, 1996(а); Forman, 1986; Henderson, 1980].

Мы предлагали парам детей 4-6 лет, объединявшимся на добровольной основе, поиграть с вышеупомянутым объектом с двумя перпендикулярными рядами кнопок и матрицей окон, открывающихся только при одновременных нажимах кнопок и в одном, и в другом ряду [Poddiakov A.N., 1994]. В этом эксперименте в окнах установки находились не геометрические фигуры, а изображения сказочных персонажей.

Экспериментатор вводил единственное правило: кнопки одного ряда "принадлежат" одному ребенку, кнопки второго ряда - другому, и трогать "чужие" кнопки не разрешается. Вначале дети нажимали кнопки независимо друг от друга. В какой-то момент они случайно нажимали их одновременно и замечали открывшееся окно с картинкой. Обычно каждый из испытуемых считал, что это он открыл окно, о чем и сообщал вслух. Здесь между некоторыми детьми возникал спор ("Это я открыл Красную Шапочку!", "Нет, я!"). Наконец один из детей догадывался, как он может доказать свою правоту - он отпускал свою кнопку и констатировал закрывание окна ("А я закрыл твою Красную Шапочку"). Это был очень важный момент - ребенок экспериментально доказывал свою правоту, используя отрицательную информацию - информацию о связи отпущенной кнопки и закрывшегося окна. Обычно дети до 7 лет не используют негативную информацию: например, чтобы определить, кто "автор" того или иного эффекта в совместной компьютерной игре, они предпочитают осуществлять, а не прекращать действия [Forman, 1986]. Использованный нами объект побуждал дошкольников использовать новую, более сложную стратегию.

Осуществив затем несколько одновременных нажимов и отпусканий, испытуемые признавали, что открывание окон является результатом их совместных действий ("Мы сделали это вместе"). После этого они начинали координировать свои действия, общаясь в подчеркнуто вежливой манере ("Нажми, пожалуйста, ту кнопку"). Этот переход от агрессивного спора к взаимной вежливости выглядел весьма забавно. Таким образом, совместное экспериментирование детей может стимулировать использование ими более совершенных стратегий и понимание многофакторных зависимостей.

Изложенное в данном разделе позволяет сделать следующие выводы.

1. В процессе комбинаторного экспериментирования дети, изобретая комплексные, комбинированные воздействия на объект, успешно выявляют его системообразующие связи на основе анализа информации о взаимодействии факторов. Комбинаторное экспериментирование - это особое и чрезвычайно важное направление познавательного развития детей, которое до настоящего времени оставалось малоизученным. Оно служит одной из основных предпосылок становления у детей начальных форм системного подхода к изучению сложных явлений и вносит существенный вклад в их познавательное развитие. Дошкольный возраст - это сензитивный период для введения детей в мир многофакторных, системных объектов и явлений.

2. Экспериментирование дошкольников со сложным объектом - это целостная творческая исследовательская деятельность, имеющая свою методологию и достаточно эффективные механизмы. К ним относятся особенности познавательной мотивации и целеобразования, знания и представления разного уровня о системах взаимодействий, тенденция к использованию комбинированных манипуляций и организации их в стратегии комбинаторного перебора

3. Познавательная мотивация детей при экспериментировании с доступными их пониманию многофакторными объектами носит выраженный характер. Это проявляется: а) в устойчивом нарастании разнообразия комбинаций факторов, обнаруживаемых и используемых ребенком; б) в интересе к эффектам взаимодействия факторов; в) в более или менее осознанной постановке целей поиска новых, ранее невыявленных проявлений взаимодействия факторов и постановке целей понимания механизмов этого взаимодействия, г) в самостоятельном создании проблемных многофакторных ситуаций, как по образцу, предложенному взрослым, так и отличающихся от него.

4. Дошкольники способны самостоятельно обнаруживать способы комплексных, комбинированных воздействий на объект. Функция комплексных действий состоит в том, что они позволяют ребенку выявлять свойства элементов, объединенных в различные системы.

Дошкольники также имеют выраженную тенденцию разнообразить эти комплексные действия с объектом, находя все новые комбинации. Дети, начиная с 4 лет, способны осуществлять полный комбинаторный перебор 4 факторов в процессе самостоятельного экспериментирования с объектом, без предварительного обучения, постановки взрослым какой-либо задачи и подсказок.

При экспериментировании с многофакторными объектами дети вырабатывают специфические стратегии комбинирования действий (комбинирования факторов) и анализа взаимодействия этих факторов. Данные стратегии не являются достаточно обобщенными и логически строгими, но при этом они могут быть весьма эффективны и позволять ребенку успешно исследовать, понимать и использовать объект.

5. Дошкольники имеют конкретные и общие, универсальные знания и представления о взаимодействии. Это позволяет им понимать системы конкретных предметных взаимодействий и переносить это понимание на системы различной степени сходства. В процессе экспериментирования дети совершенствуют свои знания как о многофакторных объектах, так и о тех предметных областях (механике, математике, логике и т.д.), к которым относятся реализованные в объекте зависимости. Это подтверждается фактами достаточно широкого переноса знаний и способов деятельности на многофакторные объекты из новых областей.

6. В ходе самостоятельного комбинаторного экспериментирования с новым многофакторным объектом дошкольники способны, опираясь на то содержание обучения, которое дал им взрослый, выходить за рамки этого обучения и открывать для себя существенно новое содержание.

Мы разработали содержание обучения, в которое входили знания о приемах комбинаторного опробования контрольного объекта, а также знания о зависимости, реализованной лишь в одной из его подсистем. На основе такого обучения дошкольники успешно самостоятельно строили недостающие знания о других подсистемах. В нашем эксперименте дети 5 лет самостоятельно перешли с материала логики (с логического умножения "форма х цвет" в нематричном его варианте) на материал геометрии - они успешно овладели зависимостью, построенной на прямоугольной системе координат. Эта зависимость была недоступна необученным детям.

Таким образом, мы показали, что дошкольники способны к успешной творческой трансформации содержания обучения в области экспериментирования с многофакторными зависимостями.

7. Организация совместного экспериментирования детей со специально подобранным объектом может стимулировать их понимание многофакторных зависимостей и использование более совершенных стратегий.

8. Для успешного развертывания комбинаторного экспериментирования детям необходимы специальные объекты. Они являются средством взаимодействия (диалога) культуры взрослых и детской культуры и отражают знания и представления взрослого о принципах построения эксперимента, о познавательных возможностях и интересах детей и о целях самого диалога. Нами сформулированы принципы разработки системы таких объектов и построены сами объекты. Они позволяют актуализировать, изучать и формировать ранее неизвестные познавательные способности дошкольников, связанные с анализом и синтезом многофакторных зависимостей.

*Проект А.Н.Поддьякова "Влияние многофакторных объектов и явлений на мышление детей" поддержан грантом ZZ 5000/224 Международного научного фонда.

1.5 ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ, ИНТЕЛЛЕКТ И ТВОРЧЕСТВО

Все исследователи при теоретическом анализе проблемы сходятся на том, что между ИП и интеллектом, ИП и творчеством существует тесная связь. Это соответствует и житейским представлениям: умный человек - это человек интеллектуальный, способный к исследованию нового, к творческим решениям. Обратные утверждения: что интеллектуальный человек не способен исследовать новое или что хороший исследователь нового и неизвестного - это низкоинтеллектуальный и нетворческий человек, могли бы быть восприняты как парадокс.

Действительно, с точки зрения здравого смысла очевидно, что в реальной исследовательской деятельности представлены и интеллект, и творчество (креативность). Интеллект влияет на постановку проблемы, на выбор или создание методов получения информации, на построение системы интерпретации. Точно также очевидно, что, поскольку ИП является достаточно свободным, не регламентированным видом деятельности, то оно предоставляет возможность или даже стимулирует креативного, творческого человека проявить это свое качество: увидеть оригинальную проблему, найти новые нестандартные способы исследования, получить благодаря этому неожиданную информацию и осмыслить ее нетривиальным образом. Некоторые авторы вообще рассматривают исследовательскую деятельность как вид творческой деятельности.

Однако несмотря на очевидность того, что положительная связь между ИП, интеллектом и творчеством должна существовать, ее далеко не всегда обнаруживают в эмпирических исследованиях, а в ряде случаев наблюдают и отрицательные корреляции.

В принципе в психологии такие ситуации не редки. Мы знаем, что некоторые тесты интеллекта плохо коррелируют даже между собой. Точно также не всегда коррелируют между собой и тесты исследовательского поведения. Однако в причинах такого положения вещей надо разбираться.

Резюмируем точки зрения различных авторов на эту проблему.

Определения исследовательского поведения, интеллекта и креативности слишком глобальны и не дают возможности для их адекватной операционализации в эмпирических исследованиях [Voss, Keller, 1983]. То есть ни интеллект, ни ИП, ни творчество никем не определяются точно и при этом всеми определяются по-разному - немного по-разному или очень по-разному. С одной стороны, это достоинство, поскольку различие точек зрения на сложную проблему является необходимым условием ее эффективного изучения. С другой стороны, отсутствие единого определения затрудняет понимание и общение и приводит, в том числе к низким корреляциям в исследованиях одного и того же конструкта.

Если говорить об операционализации этих понятий, то фактически мы имеем следующее. То, что требуется в тестах ИП, интеллекта и креативности - это квинтэссенция разных, по крайней мере, трех аспектов познавательной деятельности.

Рассмотрим это вначале на примере связи тестов интеллекта и тестов креативности.

Как показал В.Н.Дружинин, одним из важнейших критериев сравнения тестов интеллекта и тестов креативности является положение теста на условной шкале регламентированности / свободы поведения испытуемого в ходе тестирования. Тесты интеллекта в основном диагностируют познавательные способности, активизирующиеся в условиях жесткой и однозначной регламентации требований к деятельности и ее условий. Тесты креативности диагностируют познавательные способности, активизирующиеся в условиях свободы и отсутствия ограничений. Чем больше свободы деятельности допускает тест, тем ближе он к идеальному тесту креативности. Чем жестче и однозначнее регламентирует тест условия и требования к деятельности, тем ближе он к идеальному тесту интеллекта [Дружинин В.Н., 1995, с. 123].

Перейдем к анализу связей ИП с интеллектом и творчеством и покажем, что тесты ИП диагностируют познавательные способности в условиях, не охватываемых или лишь частично пересекающихся с условиями тестирования интеллекта и креативности.

Дж.Гилфорд [1966], один из основоположников тестов креативности, ввел понятие дивергентной задачи, или задачи с открытым концом - то есть задачи, имеющей неограниченное количество решений. Он справедливо противопоставлял их задачам с закрытым концом, используемым в традиционных тестах интеллекта и имеющих единственно верный ответ. Число решений - это один из параметров регламентированности / свободы, по В.Н.Дружинину.

Разовьем эти положения дальше и используем понятия открытости - закрытости применительно к условиям задания (то есть его началу), а также к требованию задания (то есть его концу) в тестах ИП, интеллекта и творчества.

Конец заданий в тестах ИП может быть открытым - в тестах свободного ИП, где перед испытуемым не ставят никаких конкретных целей и где разнообразие способов и результатов обследования служит одним из критериев уровня ИП (чем выше разнообразие, тем выше оценка). Конец может быть и закрытым - в тестах проблемного ИП, где перед испытуемым ставят конкретную цель, например, перевести новый неизвестный объект в заданное состояние.

Квалификация начала тестов исследовательского поведения по параметру открытости - закрытости неоднозначна. С одной стороны, те или иные особенности реального объекта накладывают определенные ограничения на деятельность с ним испытуемого. Реальный объект просто физически нельзя заставить функционировать некоторыми способами в силу его конструктивных особенностей. В этом отношении начало тестов ИП более закрыто, чем начало тестов креативности, где полет фантазии не сдерживается почти ничем и, наоборот, поощряется.

Но начало тестов ИП является открытым в отношении возможностей получения от самого объекта скрытой в нем информации. Объекты, используемые в тестах ИП, должны в идеале содержать безграничные возможности для выявления скрытой в них информации, и их стараются приблизить к такому идеалу. Ни тесты интеллекта, ни тесты креативности, вообще говоря, не предполагают таких возможностей.

Хотя, разумеется, "чистых" тестовых заданий не бывает, и они всегда нагружены в разной мере конструктами, отличающимися от исследуемых. Так, например, Е.П.Торранс показывает, что в одном из заданий на креативность - придумать как можно больше усовершенствований игрушки, оказалось важно число манипуляций ребенка с этой игрушкой. Чем выше уровень манипуляций, тем выше показатели изобретенных ребенком усовершенствований [Torrance, 1967, с. 110-118]. Очевидно, что это задание в значительной мере нагружено манипулятивным исследовательским поведением. Разнообразие манипуляций выступило как средство выявления разнообразной информации об объекте, которая была использована для генерации различных идей усовершенствования.

Тесты исследовательского поведения характеризуются открытым, не регламентированным началом еще и потому, что испытуемый самостоятельно ставит задачи и формулирует условия, относящиеся к различным уровням и группам свойств нового неизвестного объекта.

А тесты интеллекта представляют собой задания с закрытым концом (единственным ответом) и закрытым началом (строго и однозначно оговоренными начальными условиями).

Таким образом, тесты ИП, интеллекта и творчества диагностируют различные стороны познавательной деятельности, развертывающейся в разных условиях.

ИП и интеллект.

Брюс Хендерсон, известный американский ученый в области ИП и любознательности детей, сделал обзор корреляционных исследований связи ИП, любознательности и интеллекта, проведенных разными авторами, в разное время, с использованием разных методик. Он приводит такие данные.

1) У дошкольников коэффициент корреляции японского теста интеллекта Tanaka-Binet IQ с решением задачи на ИП отрицателен: -.32 (!).

2) У первоклассников не обнаружено значимых корреляций теста интеллекта Otis group IQ с предпочтением новизны, предпочтением сложности, показателями обследования объекта.

3) У первоклассников и второклассников коэффициенты корреляции теста Равена с разными показателями обследования нового объекта колебались от отрицательных значений (-.08) до положительных (+.30).

Для преодоления этих противоречий Брюс Хендерсон ввел категорию "стремление к порождению опыта". В эту категорию входят вместе ИП, любознательность и интеллект. Однако и он в своем эмпирическом исследовании не обнаружил значимых корреляций между использованными им тестами ИП, любознательности и интеллекта [Henderson, 1994].

Проведенный нами анализ тестов интеллекта и тестов ИП показывает, что они относятся к диагностике разных сторон познавательного процесса. Тесты ИП диагностируют получение знаний от нового объекта в условиях неопределенности информации об этом объекте и в условиях неопределенности целей деятельности. Тесты интеллекта диагностируют не приобретение, а использование ранее полученных знаний в условиях строгой регламентированности и однозначной определенности цели (требования) и условий.

Когда испытуемому предлагают поиграть с новым объектом, обследовать его, перед ним тем самым ставят очень неопределенную цель. Задача на ИП - это нечетко сформулированная задача, где не определены ни условия, ни требование. Важно отметить, что по этому, а также и по другим параметрам, ИП находится значительно ближе к решению комплексных, а не моносистемных и алгоритмически разрешимых задач, характерных для тестов интеллекта.

К тестам ИП неприменимо требование полного устранения неопределенности из начальных условий и вытекающий из этого требования критерий безошибочного выполнения с первого раза, используемый в тестах интеллекта. Эти требования "убьют" смысл теста ИП как деятельности, требующейся именно в условиях высокой новизны, неопределенности и свободы выбора. (Этого не понимают некоторые люди, впервые знакомящиеся с процедурой и результатами тестов ИП. Они говорят: "Почему ребенку не сказали вначале, что от него требуется? Почему не сформулировали задачу? Если бы это сделали, то результаты были бы другие". Безусловно, результаты при постановке конкретной или обобщенной цели извне были бы другими, поэтому такие цели испытуемому и не ставятся - иначе нельзя будет изучить процесс его самостоятельной работы с новизной и неопределенностью.)

ИП оценивается по другим критериям, в том числе, что особенно важно, по тому, мотивирован ли ребенок на самостоятельную исследовательскую деятельность, какие особенности объекта его заинтересовали, было ли обследование разнообразным или односторонним, какой комплекс проблем он обнаружил, какие цели самостоятельно поставил, как искал способы их решения, какова эффективность достижения этих целей и т.д.

В.Н.Дружинин ввел понятие "идеального" (абсолютно выраженного) тестируемого качества и "идеального субъекта", полностью воплощающего это качество. Он проанализировал тесты интеллекта и пришел к выводу, что в них заложено следующее операциональное определение интеллекта. "Идеальный интеллектуал" (субъект, обладающий "идеальным интеллектом") - это человек, способный правильно и в одиночку решить в уме, без внешних поведенческих проб, задачу произвольно большой сложности за бесконечно малое время, невзирая на внутренние и внешние помехи [Дружинин В.Н., 1995, с. 19]. Подчеркнем принципиально важное для нас условие - без внешних поведенческих проб.

Что касается тестов ИП, то на основе их анализа мы можем дать следующее определение. "Идеальный обследователь" - это человек, способный бесконечно, качественно и количественно, разнообразить внешние поведенческие пробы, добывая при каждой пробе неограниченно большой объем эмпирической информации. Таким образом, установленное нами различие тестов интеллекта и ИП состоит в следующем. В тестах интеллекта внешние поведенческие пробы объективно не нужны, а если наблюдаются, то значительно снижают оценку интеллекта. А в тестах ИП внешние пробы, реальное взаимодействие с изучаемым объектом необходимы - это единственное средство получения информации в условиях недостаточности исходных данных, в условиях неопределенности. Отсутствие внешних проб здесь свидетельствует о том, что субъект не ориентируется в ситуации и не понимает ее.

Используя термины Ж.Пиаже, можно сказать, что тесты исследовательского поведения в большей мере относятся к тестам способностей к аккомодации, а тесты интеллекта - в большей мере к тестам способностей к ассимиляции. (Аккомодация - изменение схем действия при столкновении с новым объектом; ассимиляция - включение объекта в уже имеющиеся схемы). Подчеркнем при этом, что сам Ж.Пиаже понимал интеллект как единство аккомодации и ассимиляции, то есть вкладывал в понятие интеллекта более широкое содержание, чем то, которое операционально заложено в традиционных тестах интеллекта и тестах ИП.

В стандартных тестах ИП имеется явное или неявное требование сбора максимального объема простых эмпирических данных, но без необходимости их осмысления и понимания. В большинстве случаев в этих тестах используются такие объекты, где особенно нечего понимать. Эти объекты просты, хотя и обладают большим числом деталей, которые можно рассматривать, манипулировать ими и т.д. Можно двигать многочисленные рукоятки, нажимать кнопки, отодвигать заслонки, наблюдать открывающиеся при этом картинки, слушать звоночки и т.п. Оценивается число обследованных ребенком элементов, число манипуляций, число заданных экспериментатору вопросов и т.д., но не уровень понимания. Здесь не требуется высокого интеллекта ни в научном, ни в обыденном смысле. (Надо подчеркнуть, что речь идет именно о стандартных тестах ИП, а не об исследовательских методиках, где от испытуемого может требоваться понимание и мышление).

Если говорить о тестах интеллекта, то в них полностью отсутствует этап сбора эмпирических данных, без которого реальная познавательная деятельность невозможна. Испытуемому даются условия задачи, с которыми он может как-то работать на бумаге или в уме, но он не может получить никакой новой информации от самого объекта, о котором говорится в задаче. Вся эта информация получена или придумана составителем задания и передана испытуемому в готовом виде. Испытуемый, получивший задание теста на интеллект, выглядел бы весьма неадекватно, если бы спросил экспериментатора о том, как получены исходные данные задачи, или засомневался бы в их истинности. В реальной же познавательной деятельности вопросы такого типа абсолютно правомерны.

В реальном познании - в отличии от мышления в тестах интеллекта - проблема получения информации непосредственно от изучаемого объекта (проблема выбора или создания схемы наблюдения, плана эксперимента и т.д.) имеет огромное значение. От ее решения принципиальным образом зависят результаты исследования. Если исследователь выбрал невалидный метод, то никакая последующая обработка не поможет. И вот этот чрезвычайно важный пласт знаний и стратегий наблюдения и планирования эксперимента, связанных с получением информации непосредственно от изучаемого объекта, отсутствует в тестах интеллекта.

Заметим, что в некоторых заданиях на интеллект ставится требование определить, содержится ли в задании достаточно информации для решения. В принципе, такого типа задания могут служить одним из переходных мостиков между задачами на интеллект и задачами на ИП. Они показывают одну из связей ИП и интеллекта. Однако в этих заданиях не спрашивается, как можно добрать недостающую информацию, и не предлагается это сделать.

Возвращаясь к факту значимых отрицательных корреляций между тестами ИП и тестами интеллекта, необходимо заметить, что из него вытекают очень важные практические следствия. В России для оценки познавательного развития используются в абсолютном большинстве случаев только тесты интеллекта, а стандартизованных тестов исследовательского поведения нет. Это означает принципиальную односторонность, "кособокость" получаемых результатов, которую необходимо учитывать хотя бы на качественном уровне. А именно, если ребенок получил низкий балл по тесту интеллекта, то это еще не дает достаточно оснований для пессимизма, в который впадают в такой ситуации некоторые родители и педагоги. С большой вероятностью этот ребенок получил бы высокий балл по тесту ИП, то есть проявил бы себя как достаточно хороший исследователь новизны и неопределенности, способный самостоятельно ставить и решать исследовательские задачи при реальном взаимодействии с объектами. К сожалению, верно и обратное: если ребенок получил высокий балл по тесту интеллекта, то с большой вероятностью он получил бы более низкий балл по тесту ИП, и следует обратить внимание на развитие его исследовательского потенциала. Учет этих индивидуальных различий важен и при обучении. Учащиеся-"экспериментаторы" с доминированием индуктивного стиля познавательной деятельности оказываются в чрезвычайно невыгодных условиях по сравнению с "теоретиками", предпочитающими дедуктивный стиль, поскольку европейская система образования ориентирована именно на последний [Ливер, 1995].

Дж.Ф.Бекман и Ю.Гутке предположили, что посредником между тестами ИП и тестами интеллекта могут быть тесты обучаемости, диагностирующие способность приобретать знания через обратную связь. Они провели исследование связи между решением сложной исследовательской задачи, тестами обучаемости и тестами интеллекта. Взрослым испытуемым предлагалось исследовать компьютерную среду со множеством неизвестных связей между переменными, выявить эти связи и управлять всей системой, удерживая переменные в требуемом диапазоне. В эксперименте измерялось 2 параметра.

1) Приобретение знаний о системе: в конце эксперимента испытуемых спрашивали, существуют ли связи между определенными переменными в системе, и оценивали правильность их ответов.

2) Использование приобретенных знаний: оценивалось по среднему отклонению управляющих воздействий испытуемого от оптимальных, требуемых для удержания системы в заданном режиме.

Помимо этого испытуемые тестировались по одному из немецких тестов интеллекта и по одному из тестов обучаемости. Обучаемость оценивалась как мера улучшения выполнения теста после специально проведенного с испытуемым обучения.

Оказалось, что непосредственная корреляционная связь между показателями приобретения знаний и тестом интеллекта не была значимой. Но приобретение знаний положительно коррелировало с тестом обучаемости и с использованием знаний, а использование знаний - с тестом интеллекта и тестом обучаемости.

Таким образом, тесты интеллекта более тесно связаны с использованием знаний, а не с процессом их приобретения. Тесты же обучаемости могут служить посредником между показателями приобретения знаний об объекте (то есть показателями ИП) и тестами интеллекта [Beckmann, Guthke, 1995].

ИП и творчество.

Е.П.Торранс, автор одних из самых известных и широко используемых батарей тестов творчества (креативности) выдвинул следующее принципиальное положение. Валидный тест креативности невозможен в принципе. Причина этого состоит в противоречии между сущностью тестов и сущностью творчества. Тест - это стандартизованная процедура обследования по заданному набору параметров. А сущностью творчества является выход за рамки заданного и известного.

Углубляя этот парадокс, добавим, что тест креативности - это стандарт измерения нестандартности. Это известный и, в силу давнего массового применения, не очень новый и уже не очень оригинальный метод оценки неизвестного и оригинального. И так далее. Данные неустранимые противоречия заложены в самой идее теста творчества.

Приведем некоторые примеры заданий из тестов креативности: придумать как можно больше способов употребления какого-либо предмета (например, карандаша), придумать как можно больше усовершенствований какой-либо игрушки, нарисовать как можно больше картинок с некоторым заданным элементом и т.д. Это задания на так называемое дивергентное мышление - на способность развертывания мыслительной деятельности по множеству разнообразных путей, что является важнейшей частью творческих способностей [Гилфорд, 1965; Обухова, Чурбанова, 1995; Холодная, 1997]. В тестах дивергентного мышления оценивается общее количество ответов, число различных категорий ответов, число переходов от категории к категории. Оценивается оригинальность ответов как частота встречаемости (процент употребления в данной группе) и т.д.

Отнесение ответа к той или иной категории и подсчет числа категорий - это интерпретация экспериментатора. То, что он считает предметами одной категории, может рассматриваться испытуемым как разные, и наоборот. Испытуемый может дать такие творческие ответы, которые экспериментатор со своей системой оценок и параметров не сможет заметить и понять. Более того, истинно творческие личности как раз и создают такой продукт, который вначале многими не воспринимается и не понимается. В принципе, после обследования каждой истинно творческой личности должна возникать необходимость в пересмотре и расширении набора оцениваемых тестом параметров, поскольку эта творческая личность может внести новое измерение, новый параметр. Творческие способности той или иной личности могут оказаться вообще за пределами тех сфер деятельности и тех параметров, которые используются в тесте. С тестами интеллекта в этом отношении ситуация намного проще - там имеются общепризнанные правильные ответы. Если в задании на логическое мышление даны посылки: "Петя выше Коли, а Коля выше Вани" и вопрос "Кто выше всех?", то здесь логически обоснованный ответ только один, и выхода в другие измерения не требуется - ни от испытуемого, ни от экспериментатора.

Характеризуя человеческую деятельность, А.Г.Асмолов [1996, с. 67] приводит притчу об изобретателе все растворяющей смеси - ее оказалось не в чем хранить. Творческая деятельность по своей сути призвана "растворять" известные стандарты, в том числе стандарты изучения и измерения самой себя, делая их непригодными - пусть даже и не намеренно. (Это полностью относится не только к диагностике, но и к формированию творческой деятельности).

Сходные соображения высказывает М.А.Холодная [1997, с. 242]. Она рассматривает креативность как часть интеллектуальных способностей и показывает, что чем выше уровень этих способностей, тем более разнообразны и непредсказуемы их проявления. Соответственно, тем меньше связей обнаруживается между ними и на уровне корреляционного анализа.

Один из парадоксов исследования творчества состоит в том, что творчество конкретного субъекта в эксперименте может изучаться лишь через сотворчество экспериментатора и этого испытуемого [Петухов, 1999]. При этом принципиально невозможны инструментальные решения, диагностические или обучающие технологии, которые бы гарантировали акты творчества. Экспериментатор может лишь создавать условия для проявления творчества. Но - парадокс - чем с большей вероятностью технология создания этих условий приводит к появлению того, что экспериментатор считает творчеством испытуемого, тем в меньшей степени это действительно творчество. Недаром П.Я.Гальперин назвал проблему творчества "синей птицей" психологии [Гальперин, 1982, с. 36]. Синюю птицу нельзя поймать - будучи пойманной, она перестает быть синей.

Возвратимся к положению о том, что тесты ИП и креативности диагностируют разные, хотя и связанные между собой аспекты познавательной деятельности. Х.-Г.Восс показывает, что тесты ИП содержат новые и сложные объекты. А тесты креативности включают знакомые объекты (подготовительная стадия сбора информации пропущена), для которых требуется новая оригинальная интерпретация. ИП может рассматриваться как подготовительная стадия творчества, а творчество - как зрелая стадия ИП [Voss, Keller, 1983].

Важнейшая причина неоднозначности результатов эмпирических исследований связи ИП, интеллекта и творчества состоит в сложности и многокомпонентности этих явлений, неоднозначности их внутренних связей и нелинейной динамики развития. И интеллект, и креативность, и исследовательское поведение являются составными, сложными образованиями. Составляющие их образования сами находятся в сложных отношениях друг с другом. Это чрезвычайно затрудняет выявление системообразующих связей между этими конструктами. Приведем примеры неоднозначных связей в ИП.

Вербальное ИП отрицательно коррелирует с манипулятивным, что сказывается на успешности ИП в целом [Inagaki, 1978; Keller, 1994]. То есть, огрубляя ситуацию, ребенок использует отведенное в тесте время либо в основном для исследования объекта руками, либо - на рассуждения о нем, что само по себе не плохо. Но поскольку в экспериментах предлагаются объекты со скрытыми, ненаблюдаемыми свойствами, которые могут быть выявлены только в результате практических воздействий, то "вербалисты" оказываются в худшем положении, чем "манипуляторы". Это влечет отрицательную корреляцию между вербальным обследованием и количеством выявленной информации. Общая связка такова: число речевых высказываний отрицательно связано с числом манипуляций, а число манипуляций - положительно с объемом выявленной информации. То есть число речевых высказываний оказывается отрицательно связанным с объемом выявленной информации. Таким образом, одна из тенденций в ИП состоит в парадоксальном отрицательном влиянии речи на решение исследовательской задачи, хотя, безусловно, речь имеет положительное значение для осуществления анализа и обобщения.

Кроме того, структура исследовательского поведения, интеллекта и креативности меняется с возрастом, причем меняется не линейно. Например, Х.-Г.Восс и Х.Келлер обнаружили следующий красивый факт. По ряду показателей исследовательское поведение детей в 6 лет значительно лучше коррелирует с возрастом 2 года, чем с более близкими возрастами - 3 и 4 года [Voss, Keller, 1986]. То есть для того, чтобы сделать более достоверный прогноз исследовательского поведения ребенка к 6 годам, надо учитывать его исследовательское поведение не в 4 года, что казалось бы естественным, а в более раннем возрасте - в 2 года. Этот факт отражает нелинейную, со спадами, временную динамику связей между компонентами психических образований. Эти связи могут вначале усиливаться, затем ослабевать, а затем снова усиливаться, не говоря уже о структурной перестройке.

Связи интеллекта и творчества между собой также неоднозначны. По данным современных генетических исследований, интеллект в большей степени зависит от наследственных факторов, а креативность - от средовых [Дружинин В.Н, 1995; Егорова, 2000]. М.С.Егорова показала, что взаимовлияния между развитием интеллекта и творчества не прямые, а опосредованные и отсроченные. Между интеллектом и креативностью, замеренными в одном возрасте, оказалось меньше корреляций, чем между креативностью в одном возрасте и интеллектом в другом. А именно, уровень интеллекта в более старших возрастах зависит от уровня креативности в более младших, но не наоборот(!) - креативность в более старшем возрасте не зависит от интеллекта в более младшем. "Онтогенетическим предшественником интеллекта являются не только собственно интеллектуальные характеристики, но и креативность. Полноценное развитие интеллекта возможно только в том случае, если в раннем возрасте внимание в равной степени уделяется и формированию разнообразных навыков, и развитию творческих способностей" [Егорова, 2000, с. 43].

Таким образом, когда исследователь пытается изучать взаимосвязи между исследовательским поведением, интеллектом и креативностью, то он имеет дело с тремя сложными образованиями, каждое из которых состоит из множества других, неоднозначно связанных друг с другом, причем эти связи сложно изменяются во времени. Было бы наивностью ожидать в таких условиях каких-то однозначных результатов.

Выше мы рассмотрели исследования, в которых связи ИП, интеллекта и творчества изучались на уровне корреляций между соответствующими тестами. В свою очередь, мы провели исследование таких взаимосвязей и взаимодействий между ИП, интеллектом и творчеством, которые возникают или актуализируются в целостном акте познания новых объектов.

В серии наших экспериментальных исследований [Поддьяков А.Н., 1989] мы показали, что важнейшей характеристикой детского экспериментирования с новыми объектами является мощная творческая направленность на разнообразие всех компонентов познавательной деятельности (дивергентность). Она проявляется в самостоятельной постановке ребенком множественных познавательных и практических целей, в многообразии выдвигаемых гипотез и объяснений, в обследовании различных элементов объекта, в применении разнообразных способов действий. Тем самым обеспечивается гибкость и широта обследования предмета. Множественность элементов объекта, с одной стороны, и вариативность действий с ними ребенка, с другой, обеспечивают многообразие наблюдаемых ребенком результатов. Часть этих многообразных результатов служит отправными точками новых направлений познания объекта, реализующихся через постановку новых целей, поиск и обнаружение новых способов действий и стратегий опробования, построение новых систем интерпретации ребенком. Таким образом, дивергентное мышление стимулируется новой информацией, поступающей от объекта в результате применения дивергентных стратегий.

Мы также показали, что, наряду с дивергентностью, чрезвычайно важной является и противоположная направленность развертывания экспериментирования - направленность ребенка на выбор единственного варианта того или иного компонента деятельности (конвергентность). Она проявляется в построении единственной, наиболее адекватной на данный момент системы интерпретации, нахождении того единственного принципа, которому подчиняется функционирование объекта (если этот принцип один), в выборе наиболее адекватной цели в той или иной ситуации, выборе единственно необходимых орудий и способов действий с ними.

Дивергентность и конвергентность сочетаются друг с другом в деятельности ребенка: одни компоненты деятельности (например, цель) он может строить конвергентным путем, а другие (например, способы достижения этой цели) искать дивергентным путем. Причем соотношение компонентов деятельности, которые ребенок ищет конвергентным или дивергентным путем, может неоднократно меняться по мере продвижения ребенка в познании объекта.

Мы показали, что в целом динамика мыслительной деятельности в ходе экспериментирования имеет следующие особенности. На начальных этапах обследования доминирует направленность на поиск информации дивергентного типа, проявляющаяся в многообразии целей, способов действий и вызываемых реакций объекта. В дальнейшем доминирующая роль постепенно переходит к познавательным средствам конвергентного типа, хотя процесс этого перехода может идти со скачками и возвращениями, со "вспышками" дивергентного мышления. На заключительном этапе доминируют процессы осмысления информации конвергентного типа, направленные на построение единой, насколько возможной полной и непротиворечивой системы интерпретации. Таким образом, дивергентный и конвергентный пути развертывания экспериментирования в благоприятном случае дополняют и обогащают друг друга. При неблагоприятных вариантах доминирует либо конвергентная составляющая, и тогда ребенок не может собрать полную информацию из-за того, что его действия с объектом слишком стереотипны, либо дивергентная - и тогда ребенок теряется, "тонет" в лавине полученной им самим разнообразной информации, будучи не в состоянии ее осмыслить [Поддьяков А.Н., 1989].

Как мы показали ранее, особенно важно, что творческая направленность ребенка на разнообразие всех компонентов деятельности служит базой изобретения различных комбинаторных стратегий. Даже дошкольники оказываются способны к полному комбинаторному перебору нескольких факторов, к пониманию особого типа информации, выявленной за счет этих комбинированных воздействий (информации о ненаблюдаемых взаимодействиях между факторами) и к построению адекватной системы интерпретации работы объекта. Таким образом, экспериментирование ребенка с многофакторным объектом - это деятельность, где исследование, интеллект и творчество теснейшим образом взаимодействуют, и результаты познания определяются гармоничностью этого взаимодействия.

Во второй части книги будет показана взаимосвязь исследовательского поведения с практическим и социальным интеллектом и социальной компетентностью. В том числе, будет показано, как дети, исследуя те или иные намерения различных субъектов, сознательно ищут такие способы своей деятельности, чтобы помочь этим субъектам в их исследовательском поведении или же, наоборот, помешать.

1.6 ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ И ИГРА

Это два фундаментальных вида поведения. Во многих работах ставятся следующие вопросы: в чем сходство и различия ИП и игры; связаны ли между собой ИП и игра; является ли один из этих видов поведения более важным, чем другой?

В ряде случаев взаимопроникновение ИП и игры друг в друга достаточно очевидно. Например, когда животное или человек играет с каким-то предметом, он лучше узнает его уже известные свойства, а также выявляет некоторые новые свойства, то есть игра выполняет в определенной мере функцию исследования. С другой стороны, даже в процессе серьезных научных исследований часто встречаются элементы игры. Исследователь, проводящий эксперимент, может сказать: "Я поиграл с несколькими наборами переменных и получил следующее" или "Я поиграл с новой установкой и обнаружил, что..." Ученые говорят об игре ума и т.д. И это не просто метафоры. Анализ показывает, что в деятельности исследователей действительно есть элементы игровой мотивации и действий, сходных с игровыми. Так каким образом решается проблема связи ИП и игры?

Можно выделить два подхода к соотношению ИП и игры.

а) Разграничение и противопоставление ИП и игры.

б) Обоснование (или неявное признание) неразрывной связи и невозможности разделения ИП и игры.

Оба подхода имеют свои разумные основания. Но в этих подходах по-разному понимается игра, по-разному понимается ИП, и справедливы эти подходы, видимо, по отношению к разным типам ситуаций.

Первый подход: разграничение и противопоставление ИП и игры.

Эта точка зрения обосновывается различными авторами. Но общим является следующее рассмотрение соотношения ИП и игры. Исследовательское поведение возникает при встрече с новым незнакомым объектом. По мере исследования он становится все более знакомым, понятным и субъективно более безопасным, и тогда с ним может начаться игра. Затем возможны два пути. Либо объект постепенно наскучивает, и субъект его оставляет. Либо в процессе игры обнаруживаются новые, ранее неизвестные свойства объекта. Тогда возникает ориентировочно-исследовательская реакция, и снова развертывается ИП [Voss, Keller, 1986].