Политическая социология

(Данные Всемирного исследования ценностей, 19811982 гг.)

Источник: Janda R., Berry J.-M., Goldman J. The Challenge of Democracy. Government in America. Princeton, 1989. P. 22.

Анализ этих данных позволяет сделать вывод о том, что подавляющее большинство населения США и Великобритании предпочитало свободу равенству. Во Франции этот перевес не был таким однозначным. В остальных обследованных странах наблюдалась практически равнозначная ориентация и на свободу, и на равенство. Это значит, что в странах с наиболее высокой степенью развития основных компонентов гражданской культуры большинство населения отдает предпочтение свободе, позволяющей добиться личного успеха без поддержки государства. Там же, где эта культура менее развита, население делится на две равные части, одна из которых предпочитает свободу, а другая - равенство. Среди этих стран, по крайней мере в Германии, по мнению исследователей, доминирует гражданская культура [Рукавишников, Халман и Эстер, 193] и существует стабильная система представительной демократии. На основе приведенных данных можно предположить, что наряду с либеральным вариантом гражданской культуры существуют либерально-эгалитарный ее вариант, который более подходит для европейского континентального типа (согласно типологии Алмонда) политической системы. Этот вывод в определенной степени подтверждается данными европейского исследования ценностей, проведенного в 19901991 гг. [Рукавишников, Халман и Эстер, 131], которые приводятся на рис. 59 и 60.

Мы видим, что в Германии выявлено больше сторонников либерального суждения («личные достижения») и меньше - эгалитарного («равные доходы»). С учетом различия инструментария данные, приведенные на рис. 53 и 54 можно прокомментировать следующим образом. Конечно, социальное равенство не сводится к равенству доходов. Его можно понимать и в либеральном смысле - как равенство возможностей. В то же время следует признать, что в континентальной Европе равенству придается большее значение, чем в США, и что гражданская культура здесь имеет эгалитарно-либеральный оттенок. Но главное то, что для выполнения одной из основных функций этой культуры (поддержание стабильности демократии) в европейских странах необходимы и свобода, и равенство (см. рис 60).

Рис. 59. Соотношение либеральных и эгалитаристских ориентаций

населения индустриальных и постиндустриальных стран (данные приводятся выборочно)

Рис. 60. Соотношение либеральных и патерналистских ориентаций населения индустриальных и постиндустриальных стран

Анализ этих данных позволяет сделать вывод о том, что в странах с относительно высоким доходом на душу населения, больше тех, кто в решении своих проблем рассчитывает на себя, а в странах с относительно низким доходом больше тех, кто рассчитывает на государство. Тем не менее во всех этих странах существуют условия для развития гражданской культуры и обеспечения стабильности системы представительной демократии. Согласно Липсету, такие условия возникают при доходе на душу населения 1910 долл./год и выше [Липсет 1993, 9]. Во всех странах ЕС этот доход намного выше [Рукавишников, Халман и Эстер С. 36-37]. Не последнюю роль в этом процесс играет европейская интеграция.

Обобщая сказанное, следует отметить, что, скорее всего, нет прямой зависимости между идеологическими расколами, существующими в развитых странах, и гражданской культурой. Приверженцы либеральных, консервативных и социал-демократических ценностей могут быть приверженцами демократии, и они не раз доказывали это, находясь у власти. Вероятнее всего, эти инструментальные ценности не оказывают доминирующего воздействия на гражданскую культуру и на нее в большей степени влияют терминальные ценности. Это предположение можно проверить с помощью данных всемирного исследования ценностей, которое проводится под руководством Р. Инглхарта, а также с помощью его теории перехода от материалистической к постматериалистической детерминации социального действия в развитых странах [Inglehart 1977; Inglehart 1990; Value Change in Global Perspective...; Инглхарт 1997; Рукавишников, Халман и Эстер, 221, 233-343].

На основе обобщения результатов многолетних (начиная с 1970 г.) исследований культуры индустриальных и постиндустриальных стран, Р. Инглхарт пришел к выводу о том, что в этих странах произошли существенные изменения - «тихая революция» (Silent Revolution) - в механизме ценностной детерминации социального действия. Суть этих изменений заключается в переходе от преобладания «материалистических» ценностей к преобладанию «постматериалистических». Инглхарт исходит из того, что уровень материального благосостояния, достигнутый в развитых индустриальных странах, постепенно изменяет целевые ценностные ориентации населения. «Хотя индивидуумы все еще ценят экономическую и физическую безопасность, они все больше придают значение удовлетворению потребности в свободе, самовыражении и улучшении качества своей жизни. Экономические потребности и потребности безопасности, которые мы называем "материалистическими» целями, все еще сохраняют ценность, но они, больше не являются высшими приоритетами, возрастающая часть общества отдает более высокий приоритет «постматериалистическим" целям» [Value Change in Global Perspective., 9].

В исследовании ценностных изменений в качестве целевых ориентации наиболее часто использовались четыре альтернативы: "поддержание порядка в стране" и "борьба с ростом цен" («материалистические» цели), "предоставление людям больших возможностей высказываться по важным правительственным решениям" и, "защита свободы слова" (постматериалистические цели). Каждый респондент должен был дважды выбрать наиболее важную цель; сначала из всех четырех, затем из трех оставшихся после первого выбора. "С учетом двойного выбора из четырех целей ... респонденты, выбирающие "поддержание порядка" и "борьбу с ростом цен, классифицировались как материалисты, в то время как те, кто выбирает «предоставление людям больших возможностей высказываться по важным правительственным решениям» и «защита свободы слова», классифицируются как постматериалисты. Оставшиеся четыре комбинации, в каждую из которых входит по одному материалистическому и одному постматериалистическому ответу, классифицировались как «смешанные» [Там же, 10].

В исследовании ценностей применялся также набор из 12 альтернатив, в котором к четырем перечисленным были добавлены: «достижение высокого уровня экономического развития», «стабильная экономика», «обеспечение безопасности страны», «борьба с преступностью», «построение менее обезличенного общества и более гуманного общества», «построение общества, в котором идеи ценятся больше денег», «забота о красоте городов», «предоставление людям больших возможностей влиять на принятие решений по месту работы и жительства». Однако для выявления глобальных ценностных изменений было избрано четырехальтернативное измерение, поскольку оно использовалось в первых опросах [Value Change in Global Perspective., 10].

Рассмотрим результаты анализа этих изменений в связи с темой данной главы. Для лучшего восприятия статистических данных мы отберем только часть из ежегодных опросов по тем странам, которые рассматривались ранее (рис. 61).

Рис. 61. Распределение материалистических/постматериалистических

ценностей в западноевропейских странах, %

Условные обозначения: ПЦ - постматериалистические ценности;

СЦ - смешанные ценности; МЦ - материалистические ценности.

Источник: Value Change in Global Peispective. P. 1314.

Эти графики расположены слева направо по мере уменьшения доли респондентов, ориентирующихся на постматериалистические ценности в 1993 г. Больше всего их было в Дании, меньше всего - в Италии. Если сравнить эту последовательность с уровнем дохода на душу населения в соответствующих странах, то выяснится, что постматериалистов больше там, где выше материальное благосостояние. Исключение составляет лишь Германия, в которой в 1988 г. доля постматериалистов была выше, чем в Дании (25 и 17% соответственно), а после 1989 г. (объединение Германии) стала уменьшаться и в 1993 г. составила 12% опрошенных [Value Change in Global Perspective..., 1314]. В то же время следует отметить, что в Германии, как и в Дании, в 1993 г. произошло увеличение доли людей со смешанной ориентацией, без существенного изменения доли сторонников материалистической ориентации. В других странах (за исключением Италии) доля постматериалистов увеличилась в основном за счет уменьшения доли материалистов, поскольку удельный вес респондентов со смешанной ориентацией существенно не изменился. Дания, население которой превосходило население других стран Европы по уровню интереса к политике и удовлетворенности демократией, превосходит его и по уровню постматериализма. А главное то, что здесь (как и в Голландии) постматериалистов больше, чем материалистов (в других странах наоборот). Интересно, что в этой стране меньше, чем в других странах, людей, готовых к насильственным действиям в случае нарушения их прав (см. рис. 54).

Следует обратить внимание на то, что оба используемых в исследовании ценностей признака постматериализма (влияние на решения правительства и защита свободы слова) являются одновременно признаками гражданской культуры. Они входят в состав таких ее компонентов, как потенциальная политическая включенность и приверженность демократическим ценностям. Поэтому увеличение приверженцев постматериалистической ориентации можно рассматривать как увеличение удельного веса носителей гражданской культуры.

Особого внимания заслуживает преобладание людей со смешанной ориентацией во всех перечисленных выше странах. За 20 лет их доля или не изменилась, или увеличилась. Важные данные по этой группе населения получены Европейской группой по изучению ценностей (Europian Value Study Group, сокращенно EVS), в руководство которой входили голландские социологи Лук Халман и Питер Эстер [Рукавишников, Халман и Эстер, 238]. В исследованиях этой группы выделялись две разновидности материалистов и постматериалистов: чистые и смешанные. У смешанных постматериалистов первый ценностный выбор был постматериалистическим, а второй - материалистическим, т.е. перевес был на стороне постматериалистических ценностей. Если суммировать доли чистых и смешанных постматериалистов в каждой стране ЕС и США, то окажется, что их удельный вес в 1990 г. составлял: 66% - в Нидерландах, 54% - в США, 53% - в Германии, 49% - в Великобритании и Франции, 47% - в Италии и Испании. Это существенно увеличивает постматериалистический потенциал населения обследованных стран.

Особого внимания заслуживает такой важный индикатор постматериалистической ориентации, как уровень межличностного доверия. «Высокие значения показателя уровня межличностного доверия интерпретируются как свидетельство высокой степени укорененности ценностей демократии в обществе» [Рукавишников, Халман, Эстер, Рукавишникова, 77-78]. По данным опросов EVS [Там же, 153], в 1990 г. существовало следующее распределение стран по уровню этого показателя (рис. 62)

В целом это распределение согласуется с рассмотренными ранее вариантами распределений значений основных показателей гражданской культуры, за исключением Франции. В других случаях она опережала Италию и Испанию. С другой стороны, относительно высокие значения этого показателя в Италии и Испании (сопоставимые с Германией) в определенном смысле объясняют устойчивость ориентации населения этих стран на демократические ценности. Особенно это важно для Испании, которая еще в 1977 г. была под властью диктаторов.

Наиболее значительные результаты получены в отношении России. Как уже отмечалось, эта группа обнаружила, что уровень межличностного доверия (54% в 1993 г. и 57% в 1996 г.) в нашей стране был выше, чем в США и других европейских странах, за исключением Дании, Норвегии и Швеции [Рукавишников, Халман и Эстер, 153]. Важно, что этот результат был воспроизведен в ходе всероссийских опросов, проведенных социологами отдела социальной динамики ИСПИ РАН в 1993, 1994 и 1996 г. [Там же. В этом плане Россия не уступает странам с высоким уровнем национального дохода на душу населения, стабильными демократическими институтами и укоренившимися демократическими ценностями. Не менее важно и то, что «высокий общенациональный показатель уровня межличностного доверия в России обусловлен взглядами большинства людей среднего возраста и пожилых людей» [Там же, 155].

Рис. 62. Межличностное доверие в индустриальных и постиндустриальных странах (доля согласных с

суждением о том, что большинству людей можно доверять)

Как известно, межличностное доверие рассматривается многими социологами и политологами «как косвенное свидетельство наличия высокой степени поддержки ценностей демократии в обществе» [Там же, 154], как показатель «предрасположенности и готовности россиян к восприятию ценностей постматериализма и демократии во всем объеме» [Рукавишников, Халман, Эстер, Рукавишникова, 80]. В таком случае получается, что среднее и старшее поколения россиян на основе культурной традиции в большей степени, чем молодое, ориентируются на демократические ценности. Но, как показывают результаты выборов, молодое поколение на основе своего социального положения больше ориентируется на партии, пропагандирующие демократические ценности. Отсюда можно сделать вывод о наличии необходимых социально-демографических и культурных предпосылок и благоприятных перспектив для формирования демократической системы власти и гражданской культуры в России.

12.3 Особенности и перспективы развития политической культуры современной России

Обобщая результаты зарубежных и отечественных исследований, А.В. Андреенкова пишет, что «новая ценностная плоскость политики - материализм/постматериализм - пока еще не сформировалась в России, так как на повестке дня стоят сугубо материалистические вопросы личной и экономической безопасности и экономического роста». В то же время она отмечает, что послевоенные поколения и более образованные группы населения ориентируются, преимущественно на постматериалистические ценности, и что в будущем эти ценности могут стать значимым фактором политической стратификации [Андреенкова А. Б. Политическая стратификация современного российского общества. М., 1998. С. 19]. Этот вывод подтверждает предположение о том, что более младшие когорты российских граждан выбирают постматериалистические ценности на основе своего социального статуса (более образованные), в то время как старшие делают тот же выбор на основе традиционного преобладания коммуникативной компоненты в российской национальной культуре, для которой установление и сохранение взаимопонимания и хороших отношений с людьми были одними из главных ценностей.

На этом можно закончить изложение вопроса о предпосылках; формирования гражданской культуры в России и приступить к анализу реального проявления ее основных признаков в массовом политическом сознании и поведении населения.

В вышеупомянутом всероссийском опросе ЦЕССИ (май 1996г.) было выявлено следующее распределение ответов на вопрос: «Насколько вы интересуетесь политикой?» (рис. 63).

Сравнение этих данных с результатами опросов «Евробарометра» (см. рис. 51) позволяет сделать вывод о том, что уровень интереса к политике в России не очень сильно отличается от среднеевропейского: доля испытывающих большой и достаточный интерес к политике в России составляла в 1996 г. 41%, а в среднем по странам ЕС в 1994 г. - 45%. Доля тех, кто мало (не очень) интересовался политикой, составила 40 и 37% соответственно, удельный вес совсем не интересующихся политической жизнью был одинаковым - 18%. Если учесть, что данные ЦЕССИ заслуживают абсолютного доверия, то придется признать необоснованными утверждения о низком уровне интереса к политике в России. Разумеется, население России уступает по этому показателю населению Дании и Великобритании, но нисколько не отстает от населения Германии (41 и 42% соответственно).

Рис. 63. Интерес к политике

Источник: Представительная демократия и электорально-правовая культура / Под ред. Ю. А. Веденеева, В.В. Смирнова. М., 1997. С. 135.

На графике видно, что значительные показатели повышенного интереса к политике наблюдаются у средних возрастных групп, у младших и старших возрастных групп они ниже (следует обратить внимание на два «пика» по альтернативе «совсем не интересуюсь»: 44% в группе 18-19 лет и 26% в группе 60 лет и более). Разумеется, есть и другие данные, которые отличаются от приведенных выше. Так, согласно ноябрьскому 1994 г. всероссийскому опросу ВЦИОМ, в «очень большой» и «большой» степени политикой интересовались 9% опрошенных, в «средней степени» - 28%, в «малой степени» - 35%, «совсем не интересовались» - 28% [Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. 1995. № 2. С. 10]. Эти данные ниже среднеевропейских и соответствуют тому уровню интереса, который зарегистрирован в 1994 г. в Испании. Правда, разница в 4% может находиться в пределах погрешности измерения (с учетом различия альтернатив ответа на вопрос). Сопоставление данных всероссийских исследований ЦЕССИ по вопросу о готовности участвовать в различных акциях протеста с аналогичными данными международных опросов, позволяет сделать вывод о том, что по этому показателю население России уступало (в 1999 г.) населению стран ЕС и США по всем видам акций, за исключением обращений (рис. 64).

Рис. 64. Готовность к протесту в России, странах ЕС и США

Источники: Россия в поисках стратегии: общество и власть. М., 2000. С. 186; Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. М., 1998. С. 180.

На графике наблюдается снижение активности населения России в 1999 г. в сравнении с предыдущими годами по всем видам протеста, за исключением захвата зданий (10% в 1991 г. и 12% в 1999 г.). Многие аналитики считают парадоксальным тот факт, что на фоне намного более низкой, в сравнении со странами ЕС и США, удовлетворенности жизнью, в целом население России в меньшей степени готово к протесту в защиту своих интересов, чем население этих стран.

На графике видно, что в 1991 г. уровень потенциальной протестной активности населения России был почти таким же, как в странах ЕС, однако затем он резко снизился. Это объясняется не только слабой укорененностью элементов гражданской культуры в сознании и поведении людей, но и недостаточным развитием демократических институтов. Отсюда разочарование в способности отстаивать свои интересы и гражданские права и влиять с помощью различных акций на решения властей. Второй причиной снижения готовности к протесту служит установка населения России на неполитические способы решения своих проблем. Так, 54,9% опрошенных в марте 1999 г. социологами РНИСиНП представителей российского среднего класса ответили, что в случае значительного ухудшения условий жизни будут искать дополнительные заработки и только 3% собирались участвовать в митингах, демонстрациях и голодовках [Средний класс в современном российском обществе, 211]. Подобный отказ от традиционных способов защиты интересов сопровождается наличием довольно большого числа экстремистски настроенных граждан. Так, например, заявили, что могут взяться за оружие 5,7% среднего класса [Там же] и 15% представителей всех слоев населения, опрошенных в декабре 1998 г. социологами ИСПИ РАН [Россия: преодоление национальной катастрофы. М., 1999. С. 198].

Правда, наряду с подобного рода негативными данными есть и позитивные. Они касаются показателей субъективной политической компетентности и политической включенности населения России. Электоральная статистика и опросы свидетельствуют о том, что россияне в основном рассчитывают влиять на решение своих проблем с помощью выборов и личных связей. Последняя форма унаследована от прошлого и постепенно уступает место другим формам. Выборы же прочно вошли в арсенал способов политического влияния. В качестве подтверждения этого вывода можно привести данные всероссийского опроса ЦЕССИ, проведенного в мае 1996 г. по результатам ответа на вопрос: «Могут ли люди, по вашему мнению, действительно изменить что-либо в жизни страны, участвуя в голосовании, или это невозможно?» (табл. 32).

Таблица 32 - мнение о возможности изменений в жизни с помощью голосования, %

Возраст, лет	Совершенно уверен	В целом уверен	Отчасти уверен	Совсем не уверен	Затрудняюсь ответить
1819	23	49	19	2	8
2029	19	46	19	11	5
3039	25	44	13	12	6
4049	31	37	18	10	4
5059	34	40	14	8	4
60 и более	26	39	17	8	10
Всего	27	41	16	10	6

Источник: Представительная демократия и электорально-правовая культура. М., 1997. С. 143.

Подобное преувеличение роли выборов (68% совершенно или) в целом уверены в возможности своего влияния на изменения жизни с помощью голосования) неизбежно в условиях становления демократической системы власти, однако в настоящее время оно снижает уровень участия населения в различных формах повседневной политической деятельности (см. гл. 11). Речь идет в первую очередь о членстве в политических организациях, участии в работе партий, в решении местных проблем, а также участии в различных акциях протеста. По данным всероссийского опроса РНИСиНП (июнь 1998 г.) лично участвовали в течение этого года в работе партий, митингах, демонстрациях, забастовках всего 1,8% опрошенных [Средний класс в современном российском обществе, 201].

Вместе с тем следует отметить, что в условиях незавершенности формирования партийной системы и структур гражданского общества в целом гражданам России остается полагаться в основном на выборы. Для формирования гражданской культуры важна любая реальная политическая включенность, способствующая развитию навыков политической деятельности. Данные всероссийского опроса ЦЕССИ (май 1996 г.) свидетельствуют о том, что каждый седьмой избиратель (13,7% опрошенных) России вовлечен не только в голосование, но и в другие формы политического поведения, связанные с выборами (рис. 65).

Рис. 65. Участие в избирательных кампаниях

Источник: Представительная демократия и электорально-правовая культура. М., 1997. С. 172.

К сожалению, у нас нет данных об уровне удовлетворенности демократией по России в целом, поэтому ограничимся анализом результатов опроса жителей Санкт-Петербурга, проведенного с участием ЦЭПИ СПбГУ в ноябре 2000 г. в рамках проекта «Петербуржец - 2000» (всего опрошено 2432 человека на основе случайной репрезентативной выборки). Ответы на вопрос о степени удовлетворенности работой демократии в России распределились следующим образом: «полностью удовлетворен» - 2,1%; «скорее удовлетворен» - 11,5%; «скорее не удовлетворен» - 32,7%; «совершенно не удовлетворен» - 36,2% (17,6% затруднились ответить). Уровень удовлетворенности работой демократии в Санкт-Петербурге намного ниже среднеевропейского (см. рис. 52). Эти данные согласуются с результатами других опросов ЦЭПИ, проведенных в 2001 г.

Анализ таблиц сопряженности альтернатив ответа на данный вопрос с альтернативами ответа на вопрос об отношении к политическим институтам показывает, что неудовлетворенность демократией связана с преобладающей в России негативной оценкой этих институтов (см. гл. 7 и 8). Это значит, что у населения «работа демократии» ассоциируется с деятельностью тех институтов, которые возникли в России в ходе радикальных реформ 90-х годов XX в. Причем негативная оценка результатов деятельности этих институтов сосуществует с позитивным отношением к выборам, свободе слова, свободе союзов и другим атрибутам демократии. Скорее всего, низкий уровень удовлетворенности демократией связан не только с общей отрицательной оценкой реформ, которые у нас традиционно принято называть демократическими, но и с представлением россиян о демократии. Материалы всероссийского опроса ВЦИОМ (январь 1995 г.) позволяют воспроизвести различие мнений по этому вопросу (рис. 66).

Рис. 66. Мнение населения России о демократии

Источник: Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. Информационный бюллетень. 1995. № 2. С. 71.

Анализ этой диаграммы позволяет сделать вывод о том, что в представлении россиян о демократии социально-консервативные взгляды преобладают над либеральными, - по их мнению, она в большей степени ассоциируется с порядком, стабильностью, законностью, благополучием и в меньшей степени - с гражданскими свободами. Это во многом объясняет причину низкого уровня удовлетворенности людей работой демократии. На гистограммах видно, что по всем признакам демократии (за исключением свободы слова, прессы, вероисповедания) существенных различий между молодежью и пенсионерами не наблюдается.

Каков уровень приверженности населения России традиционным демократическим ценностям, независимо от их представления о демократии? Доля согласных с суждением «свобода важнее, чем равенство», по данным всероссийского опроса ИСПИ РАН (1996 г.), составляла 35% [Рукавишников, Халман и Эстер, 127]. Это значение показателя приверженности либеральным ценностям соответствовало уровню восточных земель Германии (территория бывшей ГДР) и было намного ниже, чем в Великобритании (65%), Дании (61,7%), западных землях Германии (56%) [Там же]. Значительная часть населения России ориентировалась на эгалитарно-консервативные ценности (консервативные потому, что они сохраняются еще с советских времен).

Интересные данные по этому вопросу получены РНИСиНП в ходе всероссийских опросов 1998 и 1999 г. В табл. 33 приведены данные по результатам ответов на вопрос: «Если вам придется выбирать, в каком обществе жить: в обществе индивидуальной свободы или в обществе социального равенства - что вы выберете?» Здесь у населения в целом зафиксирован более низкий уровень ориентации на свободу, чем в упомянутом выше опросе ИСПИ. Зато у среднего класса (около 45% населения) уровень приверженности этой традиционной либеральной ценности близок к тому, который существует во Франции (53%) и Италии (45,6%). Как уже отмечалось, доля среднего класса в России по мере технологического и экономического развития будет неуклонно увеличиваться и может в перспективе достигнуть 60-70% (как в развитых индустриальных странах). С учетом обратного распределения ответов на вопрос у населения в целом и у среднего класса можно предположить, что удельный вес приверженцев либеральных демократических ценностей в российском обществе будет постоянно возрастать. Среди молодежи, если судить по данным exit-poll, преобладают приверженцы свободы и прав человека. А каково отношение к этим ценностям у представителей среднего и старшего поколения россиян? Ответ на этот вопрос содержится в данных опроса, проведенного Центром социологических исследований СПбГУ в 2000 г. В нем был применен когортный анализ ценностных ориентации людей в возрасте 45 лет и старше. Здесь изучалось отношение жителей Санкт-Петербурга к весьма актуальной для современной России дилемме: порядок - права человека. Опрошенные были разделены на 7 когорт: 45-49 лет, 50-54 года, 55-59 лет, 60-64 года, 65-69 лет, 70-74 года и 75 лет и старше. На рис. 67 приводится график распределения среди этих когорт удельного веса согласных с противоположными суждениями: 1) необходимы жесткие действия по обузданию преступности, даже если это приведет к некоторому ущемлению прав и свобод граждан; 2) необходимо строго соблюдать права и свободы граждан, даже если это создает определенные трудности в борьбе с преступностью.

Таблица 33 - Отношение к дилемме: индивидуальная свобода - социальное равенство, % от числа опрошенных

Тип общества	Россияне в целом (октябрь 1998 г.)	Средний класс в целом (март 1999 г.)
Общество индивидуальной свободы	26,6	45
Общество социального равенства	54	26
Затрудняюсь ответить	19,4	29

Источник: Средний класс в современном российском обществе. М., 1999. С. 187.

Рис. 67. Доля сторонников суждений авторитарного и

либерального характера

Источник: Гавра Д. П., Соколов Н. В., Мельник М. В., Минакова А. С. Россияне пенсионного возраста как носители неоднородной культуры: когортно-социализационный подход // Политический имидж: секреты манипуляции массовым сознанием. СПб., 2000. С. 6063.

С увеличением возраста увеличивается удельный вес сторонников авторитарной и уменьшается - сторонников либеральной ориентации. В первой когорте (45-49 лет) наблюдается одинаковая ориентация на противоположные суждения, во второй и третьей сохраняется довольно большая доля сторонников либеральной ориентации. Первичная социализация этих людей происходила в период ослабления («оттепели») и деградации («застоя») жесткого автократического режима, созданного в период правления Сталина. Полное преобладание сторонников авторитарной ориентации начинается с 60-летнего возраста. Социализация этих людей проходила в период культа личности Сталина. Таким образом, ценностные ориентации представителей старшего поколения не столь однозначны, как принято считать.

Анализ результатов эмпирических исследований, проведенных в разные годы социологическими центрами России, позволяет сделать вывод о почти равнозначной ориентации населения нашей страны на свободу и права человека, с одной стороны, порядок и единоначалие, с другой [см., например: Средний класс в современном российском обществе, 187190; Россия в поисках стратегии: власть и общество, 187]. Обобщая эти и другие данные, социологи РНИСиНП отмечают, что «общество и средний класс, судя по всему, хотели бы одновременно и сохранить стабильность в стране, и осуществить значительные перемены во власти и политике; добиться «порядка во власти» и одновременно сохранить все демократические права и свободы» [Средний класс в современном российском обществе, 190].

Для нормального существования российского государства необходимо сбалансированное сочетание этих противоположных ориентации в новой политической культуре населения России. Признанный духовный лидер России Дмитрий Сергеевич Лихачев в день своего 90-летия на вопрос корреспондента о том, какой ему видится Россия XXI века, ответил: «Я вижу ее судьбу все-таки в создании новой культуры. Она появится на основе старой (курсив мой. - Г. А.), но по сути будет новой. Этот переход можно уподобить периоду перехода от Древней Руси к петровскому времени, когда появилась качественно новая культура, связанная с прошлым даже больше, чем сегодня это представляется историкам» [Московские новости. 1996. № 47. С. 20]. Обновление культуры как раз и позволяет населению любой страны использовать ее достижения для адаптации к новым историческим условиям.

Основные выводы

* В современной политической социологии и политологии существуют разные подходы к изучению политической культуры. Согласно наиболее распространенному из них, эта культура рассматривается как совокупность устойчивых структур политического сознания и поведения людей.

* На основе соединения социологического и культурологического подходов политическую культуру можно определить как способ взаимодействия людей в сфере распределения и осуществления власти.

* Основными компонентами политической культуры, которые изучаются в сравнительных международных исследованиях, являются интерес к политике, политическая компетентность, политическая включенность и политическая приверженность.

* Гражданская культура, как исторический тип политической культуры, в наибольшей степени развита в странах Северной Америки и Западной Европы. Ее признаками служат: высокий интерес к политической информации и политической деятельности, уверенность в способности оказывать влияние на решения властей, вовлеченность в постоянную политическую деятельность, готовность к политическому протесту в случае нарушения гражданских прав, приверженность демократическим институтам и ценностям.

* Спецификой политической культуры современного российского общества является равнозначная ориентация на противоположные автократические (порядок и единоначалие) и демократические (свободы и права человека) ценности. Новая политическая культура России, соответствующая новой системе власти, должна быть основана на балансе этих ориентации.

Основные понятия

Основные понятия	Политическая культура
Гражданская культура	Культура сотрудничества

Наиболее важные термины

Политическая компетентность	Политическая включенность
Политическая приверженность

Контрольные вопросы и задания для самостоятельной работы

1. В чем заключается специфика культурологического подхода к пониманию политической культуры?

2. Какие определения понятия "политическая культура" существуют в современной политической социологии?

3. Перечислите основные признаки гражданской политической культуры.

4. Чем объясняются различия между странами Европейского Союза по уровню развития основных показателей гражданской культуры?

5. Какие характеристики политического сознания и поведения россиян можно рассматривать как проявление гражданской культуры?

6. Какие социально-демографические факторы способствуют развитию гражданской культуры в России?

ЛИТЕРАТУРА

К введению

Амелин Е.М. Политическая социология. М., 1993.

Бурдье П. Социология политики. М., 1993.

Вебер М. Основные социологические понятия: 1. Понятие социологии и «смысл» социального действия. 2. Мотивы социального действия // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

Виноградов В.Д., Головин Н.А. Политическая социология. СПб., 1997. Гл.1.

Гидденс Э. Социология. М., 1999. Гл.1. Социология: проблемы и перспективы.

Липсет С.-М. Политическая социология // Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы. М., 1972.

Основы социологии. Курс лекций / Отв. ред. А.Г. Эфендиев. М., 1993,

Социология. Основы общей теории: Учебное пособие / Под. ред. Г.В. Осипова, Л.Н. Москвичева. М., 1996. Гл. 2.

Смелзер Н.-Дж. Социологические теории // Международный журнал социальных наук. 1994. № 3(6). Социология: состояние исследований.

Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.

Тощенко Ж. Т. Социология. М., 1994.

Энциклопедический социологический словарь / Под ред. Г.В. Осипова. М., 1995.

Ядов ВА. Стратегия социологического исследования. Описание, объяснение, понимание социальной реальности. М., 1998. Гл. 1.

К главе 1

Американская социологическая мысль / Р. Мертон, Дж. Мид, Т. Парсонс, А. Шюц. (Тексты). М., 1994.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995.

Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии //М. Вебер: Избранные произведения. М., 1990. С. 495-544.

Гидденс Э. Социология. М., 1999. Глава 22. Развитие социологической теории.

Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1990. С. 411446.

Леви-Cmpocc К. Структурная антропология. М., 1985.

Кант О. Курс позитивной философии / Антология мировой философии: В 4 т. М., 1971. Т.З.

Маркс К. К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13.

Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т.З. С. 1846.

Новые направления в социологической теории. М., 1978.

Парсонс Т. Структура социального действия. М., 2000.

Смелзер Н.-Дж. Социология. М., 1994. С. 1439.

Современная социальная теория: Бурдье. Гидденс. Хабермас. Учеб. пособие. Новосибирск, 1995.

Шампань П., Ленуар Р., Мерлье Д., Пэнто Л. Начала практической социологии. М., 1996.

К главе 2

Батыгин Г. С. Лекции по методологии социологических исследований. М., 1995.

Белановский С.А. Методика и техника фокусированного интервью. М., 1993.

Гидденс Э. Социология. М., 1999. Гл. 11. Социология: методы исследования.

Гречихин В. Г. Лекции по методике и технике социологических исследований. М., 1988.

Дмитриева Е.В. Фокус-группы в маркетинге и социологии. М., 1998.

Здравомыслов А. Г. Методология и процедура социологических исследований. М., 1969.

Капитонов Э.А. Социология XX века. История и технология. Ростов-на-Дону, 1996. С. 379503.

Кимбл Г. Как правильно пользоваться статистикой. М., 1982.

Мангейм Дж.-Б., Рич Р.-К. Политология. Методы исследования. М., 1997.

Методы сбора информации в социологических исследованиях. М., 1990. Кн. 1, 2.

Петровская М.М. США: политика сквозь призму опросов. М., 1982.

Политический анализ. Доклады Центра эмпирических политических исследований СпбГУ /Под. ред. Г.П. Артемова. СПб., 2000.

Рабочая книга социолога. М., 1976. С. 124163, 298480.

Семенова В.В. Качественные методы: введение в гуманистическую социологию. М, 1998.

Смелзер Н. Социология. М., 1994. С. 2734, 638649.

Социология. Основы общей теории / Под ред. Г.В. Осипова, Л.Н. Москвичева. М., 1996.

Статистические методы анализа информации в социологических исследованиях / Отв. ред. Г.В. Осипов. М., 1979.

Татарова Г.Г. Методология анализа данных в социологии. М., 1998.

Тюрин Ю.Н., Макаров А.А. Статистический анализ данных на компьютере. М., 1998.

Факторный, дискриминантный и кластерный анализ / Под ред. И.С. Енюкова. М., 1989.

Харман Г. Современный факторный анализ. М., 1972.

Энциклопедический социологический словарь. М., 1995.

Ядов В.А. Социологическое исследование. Методология. Программа. Методы. М., 1995.

Ядов В.А. Стратегия социологического исследования. Описание, объяснение, понимание социальной реальности. М., 1998.

Singleton R., Straits В., Straits М., Mc. Allister R. Approaches to Social Research. New York: Oxford: 1988_.

К главе З

Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии // Политические исследования. 1992. № 4.

Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

Гидденс Э. Политика. Управление. Государство // Рубеж. Альманах социальных наук. 1995. № 3.

Гидденс Э. Социология. М., 1999. Гл. 10.

Голосов Г.В. Сравнительная политология. Новосибирск, 1995.

Дарендорф Р. Современный социальный конфликт, эссе о политике свободы // Социальный конфликт, современные исследования. М., 1991.

Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Социологические исследования. 1994. № 5.

Здравомыслов А.Г. Социология конфликта. М., 1994.

Кочанов ЮЛ. Политическая топология: структурирование политической действительности. М., 1995.

Кола Д. Политическая социология. М., 2001.

Политическая социология / Отв. ред. В. Н. Иванов, Г. Ю. Семигин. М., 2000.

Щварценберг Р.-Ш. Политическая социология: В 3 ч. М., 1992.

Almond G., Verba S. The Civic Culture:Political Attitudes and Democracy in Fave Natios. Princeton, 1963.

Dahrendorf R. Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford, 1963.

Easton D. System Analysis of Political Life. New York, 1965.

Lipset S. Political Man: The Social Bases of Politics. Baltimor, 1981.

К главе 4

Артемов Т.П. Политические парадоксы России: природа и значение // Вестник С.-Петербургского ун-та. 1994. Сер. 6. Вып. 1.

Бердяев Н.И. Истоки и смысл русского коммунизма М., 1993.

Откуда есть пошла Русская Земля: Кн.1. Происхождение народа. Кн. 2. Происхождение государства. М., 1982.

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990.

Гумилев Л.Н. От Руси до России. СПб., 1992.

История России. Народ и власть / Сост. Ю.А. Сандулов. СПб., 1997.

Ключевский В.О. Курс русской истории. Соч.: В 9 т. М., 19871989. Т. 15.

Коржихина Т., Сенин А. История российской государственности. М., 1995.

Пивоваров Ю.С. Политическая культура и политическая система в России: от принятия христианства до петровских времен // Мир России» 1993. Т. 2. № 1.

Повесть временных лет. М.-Л., 1950. Ч. 1.

Токвиль А. Демократия в Америке. М., 1992.

Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерк социально-политической истории. Л., 1980.

Хофстедтер Р. Американская политическая традиция. М., 1991.

Шлезингер А.-М. Циклы американской истории. М., 1992.

К главе 5

Бурдье П. Социология политики. М., 1993.

Вебер М. Основные понятия стратификации // Социологические исследования. 1994. № 5.

Гидденс Э. Стратификация и социальная структура // Социологические исследования. 1992. № 9.

Дай T., Циглер Г. Социализм и равенство в свете кросс-национальных исследований // Социологические исследования. 1991. № 8.

Динамика социальной структуры современной Франции. М., 1994.

Посттоталитарное общество на рубеже веков. Динамика изменений социальной структуры и ценностных ориентации. М., 1992.

Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М., 1995.

Новый курс. Россия в зеркале реформ. Хрестоматия по социологии современного российского общества. М., 1995.

Россия в поисках стратегии: общество и власть. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 1999 году / Под. ред. Г. В. Осипова, В.К. Левашова, В.В. Локосова, В.В. Суходеева. М., 2000.

Смелзер Н. Социология. М., 1994. Гл. 3, 9.

Сорокин П. Социальная стратификация и мобильность // Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1992.

Сорокин П.А. Система социологии. М., 1993. Т. 2.

Средний класс в современном российском обществе / Под. ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой, А.Ю. Чепуренко. М., 1999.

Трансформация социальной структуры и стратификация российского общества. М., 1996.

Dahrendorf R. The Modern Social Conflict: an Essay on Politics Liberty. London, 1988.

К главе 6

Андреенкова А. В. Материалистические и постматериалистические ценности в России // Социологические исследования. 1994. № 11.

Вардомацкий А.П. Сдвиг в ценностном измерении? // Социологические исследования. 1993. № 4.

Горяинов В.П. Эмпирическая классификация жизненных ценностей россиян в постсоветский период // Полис. 1996. № 4.

Докторов Б.З. Россия в европейском социокультурном пространстве // Социологический журнал. 1994. № 3.

Здравомыслов А.Г. Потребности. Интересы. Ценности. М., 1986.

Инглехарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис. 1997. № 4.

Клямкин И.М. До и после парламентских выборов. Российское общество: ценности и приоритеты // Политические исследования. 1993. № 6.

Клямкин И. М. Советское и западное: возможен ли синтез? // Полис. 1994. № 5.

Лапин Н.И. Тяжкие годины России // Мир России. 1992. Т. 1. № 1.

Лапин Н.И. Модернизация базовых ценностей России // Социологические исследования. 1996. № 5.

Назаров М.М. Политические ценности и политический протест// Социологические исследования. 1995. № 1.

Рукавишников В.О., Халман Л., Эстер П, Рукавишникова Т.П. Россия между прошлым и будущим. Сравнение показателей политической культуры населения 22-х стран Европы и Северной Америки // Социологические исследования. 1995. № 5.

Смелзер Н. Социология. М., 1994. Гл. 2.

Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х годов. М., 1993.

Inglechart Ronald. Kultureller Ubruch. Wertwandel in westlichen Welt. Frankfurt / Mein; New York, 1995.

Value Change in Global Perspective // Paul R. Abramson and Ronald Inglehart. Ann Arbor.: The University of Michigan Press. 1995.

К главе 7

Бондарев В. С. Кто есть кто и почему: политическая элита России в портретах. М., 1995.

Гидденс Э. Политика. Управление. Государство // Рубеж. Альманах социальных исследований. 1992. № 3.

Гидденс Э. Социология. М., 1999. Гл. 10.

Даль Р. О демократии. М., 2000.

Елизаров В.П. Элитистская теория демократии и современный российский политический процесс // Университетская политология: Сб. статей. М., 1999.

Гельман В.Я. «Сообщество элит» и пределы демократизации // Университетская политология. Сб. статей. М., 1999.

Крыштановская О. В., Куколев И. В., Владыцкая В. А., Свищенкова Я.А. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту // Трансформация социальной структуры и стратификация российского общества. М., 1996.

Левчик Д.А., Левчик Э.Т. «Человек у власти»: представления оппозиционного электората // Социологические исследования. 1999. № 6.

Лейпхарт А. Многосоставные общества и демократические режимы // Полис. 1992. № 12.

Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. Сравнительное исследование. М., 1997.

Лэйн Д. Перемены в России: роль политической элиты // Социологические исследования. 1996. № 4.

Миллс Р. Властвующая элита. М., 1959.

Петров Н.В. Политические элиты в центре и на местах // Российский монитор. Архив современной политики. Вып. 5. М., 1995.

Ривера Ш.В. Тенденции формирования состава посткоммунистической элиты России: репутапионный анализ // Полис. 1995. № 6.

Смелзер Н. Социология. М., 1994. Гл. 17.

Шкаратан О.И., Фигантер Ю.Ю. Старые и новые хозяева России: от властных отношений к собственническим // Мир России. 1992. Т. 1. № 1.

Яковлев И. Расстановка сил в российской политической элите // Власть. 1995. № 5.

Bentley A. The Process of Government: A Study of Social Pressures. Cambridge, 1967.

К главе 8

Андерсон Р.-Д. Тоталитаризм: концепт или идеология // Полис. 1993. №3.

Аравина Т.Н., Кузнецов Ю.Ю. Лоббизм: национальные образцы и степень социальной приемлемости // Социологические исследования. 2000. №9.

Афанасьев М.Н. Клиентелизм: историко-социологический очерк// Полис. 1997. № 1.

Бойков В.Э. Государственные служащие: штрихи коллективного портрета // Социологические исследования. 1997. № 6.

Бойков В.Э. Профессиональная культура государственной службы // Социологические исследования. 1999. № 2.

Голосов Г. В. Сравнительная политология. Новосибирск, 1995.

Государственная служба в России: проблемы становления. М., 1993.

Доган М., Пеласси Д. Сравнительная политическая социология. М., 1994.

Клямкин И.М., Лапкин В.В., Пантин. В.И. Между авторитаризмом и демократией // Полис. 1995. № 2.

Лейпхарт А. Сообщественная демократия // Полис. 1992. № 3.

Липсет С.-М, Кен-Рюн Сен, Торрес Дж.-Ч. Сравнительный анализ социальных условий, необходимых для становления новых демократий // Международный журнал социальных наук. 1993. № 3.

Липсет С. Американская демократия в сравнительной перспективе // Сравнительная социология. Избранные переводы. М., 1995.

Макарин А.В. Бюрократия в системе политической власти. СПб., 2000.

Перегудов С.П. Новый российский корпоративизм: демократический или бюрократический // Полис. 1997. № 2.

Пищулин В.П., Хаванов Е.И. Германия: кто есть кто на государственной службе. М., 1993.

Сморгунов Л.В. Сравнительная политология. Теория и методология измерения демократии. СПб., 1999.

Шестопал Е.Б. Образ власти в России: желания и реальность (политико-психологический анализ) // Полис. 1995. № 4.

Dahrendorf R. Konflikt und Freiheit. Miinchen, 1972.

Duverger M. Party Politics and Pressure Groups. New York, 1984.

Habermas J. Strukturwandel der Ofientlichkeit. Berlin, 1969.

К главе 9

Афанасьев М.Н. Поведение избирателей и электоральная политика в России // Полис. 1995. № 3.

Выборы-95. Электорат основных избирательных блоков и партий // Новый курс России: Предпосылки и ориентиры. М., 1996.

Выборы депутатов Государственной Думы. 1995. Электоральная статистика. М., 1996.

Выборы и партии в регионах России. М-СПб., 2000.

Дюверже М. Политические партии. М., 2000.

Олещук ВА., Павленко В.Б. Политическая Россия: партии, блоки, лидеры. Год 1997. М., 1997.

Политические партии и движения Восточной Европы. М., 1994.

Политические партии России. М., 1995.

Политические партии России: история и современность. М., 2000.

Политические сдвиги в странах Запада. М., 1989.

100 партийных лидеров России: краткий биографический справочник. М., 1993.

Чекалин В. Политический ландшафт России // Власть. 1996. № 3.

Шмачкова Т.В. Мир политических партий // Полис. 1992. № 12.

Sartori G. Party and Party Systems. New York, 1976.

К главе 10

Гавра Д.П., Соколов Н.В. Исследование политических ориентации // Социологические исследования. 1999. № 1.

Галкин А.А. О фашизме - его сущности, корнях, признаках и формах проявления // Полис. 1995. № 2.

Гарбузов В.Н. Неоконсерватизм: понятие и типология // Полис. 1995. № 4.

Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1996.

Кочанов Ю.Л., Сатаров Г.А. Метаморфозы политического сознания // Российский монитор. Архив современной политики. Вып. 3. М., 1993.

Кара-Мурза А.А. Либерализм против хаоса // Полис. 1994. № 3.

Клямкин И.М., Лапкин В.В. Социально-политическая риторика в постсоветском обществе // Полис. 1995. № 4.

Коваленко В.И., Костин А.И. Политические идеологии: история и современность // Вестник МГУ. Сер. 12. Политические науки. 1997. № 2.

Кольцов Б.Б., Мансуров В.А. Политические идеологии периода перестройки // Социологические исследования. 1991. № 10.

Ланцов С.А. Идеология и политика социал-демократии. СПб., 1994.

Современная западная социология. Словарь. М., 1990.

Мангейм К. Консервативная мысль // Социологические исследования. 1993. № 1, 4, 9, 11.

Назаров М.М. Типы политического сознания // Социологические исследования. 1993. № 6.

Россия в поисках стратегии: общество и власть. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 1999 году / Под. ред. Г. В. Осипова, В.К. Левашова, В.В. Локосова, В.В. Суходеева. М., 2000.

Херсон Дж. Идеология в Соединенных Штатах // Полис. 1993. № 6.

Холодковский К.Г. Социальные корни идейно-политической дифференциации российского общества // Полис. 1998. № 3.

Шестопал Е.Б. Образ власти в России: желание и реальность (политико-психологический анализ) // Полис. 1995. № 4.

Шестопал Е.Б. Психологический профиль российской политики 1990-х. Теоретические и прикладные проблемы политической психологии. М., 2000.

Janda R., Berry J.-M., Goldman J. The Challenge of Democracy. Govemment in America. Princeton, 1989.

Ranney A. Governing. An Introduction to Political Science. Englewood Cliffs, 1990.

К главе 11

Актуальные проблемы современной зарубежной политической науки. Вып. 1. Реферативный сборник. ИНИОН. М., 1990.

...