Информационно-аналитический медиадискурс: прагмасемантический, когнитивный и коммуникативный аспекты (на материале российской деловой прессы)

Концепт является центральным понятием когнитивной лингвистики, представители которой считают, что каждый язык содержит определенную систему концептов, посредством которой носители языка воспринимают, классифицируют, интерпретируют информацию, поступающую из окружающего мира. Теоретическое обоснование лингвистической концептологии дано в трудах Е.С. Кубряковой, А.П. Бабушкина, Н.Д. Арутюновой, И.А. Стернина, Н.Ф. Алефиренко, В.Н. Телия и других исследователей.

Е.С. Кубрякова определяет когнитивную лингвистику как «лингвистическое направление, в центре которого находится язык как общий когнитивный механизм, как когнитивный инструмент - система знаков, играющих роль в репрезентации (кодировании) и трансформировании информации» [КСКТ 1996: 53]. Становление когнитивной лингвистики связано с именами зарубежных языковедов Т. ван Дейка Дж. Лакоффа, Р. Лангакера, Р. Джакендорфа, Ч. Филлмора, У. Чейфа и др. На сегодняшний день существует множество направлений: когнитивная грамматика, семантика, психосемантика (см. обзор [Ziem 2009]). Основной принцип когнитивной лингвистики заключается в том, что языковые выражения кодируют определенный способ познания тех или иных явлений, реалий мира, сближая ее с такими науками, как этнолингвистика, культурология, психология, социология и другие сферы гуманитаристики [Evans 2006: 5-9].

Когнитивная лингвистика наиболее тесно взаимосвязана с семантикой, семасиологией: их границы пролегают в выбор исследовательского ракурса по отношению к языковым знакам. В выявлении соотношения семантического и когнитивного (концептуального) анализа следует признать верной мысль Е.С. Кубряковой: «Если первый направлен на экспликацию семантической структуры слова, уточнение реализующих его денотативных, сигнификативных, коннотативных значений, то концептуальный анализ предстает как поиск тех общих концептов, которые подведены под один знак и предопределяют бытие знака как известной когнитивной структуры. Семантический анализ связан с разъяснением семантики слова, концептуальный анализ идет к знаниям о мире» [Кубрякова 1991: 52]. Хотя последнее утверждение, на наш взгляд, чрезмерно заостряет разницу методов, нельзя не признать, что концептуальный анализ в качестве исследовательской цели имеет реконструкцию культурного компонента (нации, группы, индивида), а язык является при этом средством «доступа» к реконструируемой модели.

Аккумулируя исторически накопленный социальный опыт, константы культуры в своей совокупности образуют ценностную систему, «коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям данного языка», при помощи которой человек, принадлежащий к определенной культуре, анализирует, оценивает, осмысливает, переживает свой опыт [Апресян 1995: 39]. А. Вежбицкая утверждает, что наилучшими индикаторами констант культуры являются «ключевые слова», представляющие собой «общеупотребительные, а не периферийные слова, очень часто находящиеся в пословицах, изречениях, песнях, заголовках газет и т.д.» [Вежбицкая 2001: 36]. Однако данный принцип, основанный на частотности употребления языковых единиц, необходимо дополнять семантическим анализом данных.

Соответственно, концепт как единица когнитивно-лингвистического анализа - «это вербализованный культурный смысл, и он “по умолчанию” является лингвокультурным концептом (лингвоконцептом) - семантической единицей “языка” культуры». Одним из главных факторов, определяющих понимание лингвоконцепта выступает представление о культуре как о “символической Вселенной”, конкретные проявления которой обязательно имеют этноспецифичные черты, и “этнокультурная отмеченность” является его ведущим отличительным признаком» [Антология концептов 2005: 11].

Слово «концепт» является калькой латинского conceptus, что означает «понятие». Однако в отечественной лингвистике термины «понятие» и «концепт» не идентичны: «понятие является составной частью концепта и указывает на дифференциальные признаки явления или предмета, в то время как концепт отражает индивидуально значимые переживания, опыт, эмоции, оценки. Значение же можно определить как «содержательный стабильный минимум, в котором отражены наиболее важные для языкового коллектива признаки предмета или явления, а смысл - это содержательный вариативный максимум. <…> Мы объясняем концепты через значения слов» [Карасик 2005: 11]. Ю.С. Степанов определяет понятие как «мысль о предметах и явлениях, отражающая их общие и существенные признаки», а концепт - как «идею, включающую не только абстрактные, но и конкретно-ассоциативные и эмоционально-оценочные признаки» [Степанов 1997: 41]. Таким образом, концепт - это содержание понятия и «сгусток культуры» в сознании человека, это «замещение значения слова в индивидуальном сознании и в определенном контексте» [Лихачев 1997: 281]. Концепты всесторонне характеризуют действительность, а понятие - это лишь один их аспектов содержания концепта.

В настоящие время в языкознании не существует единой точки зрения на понимание природы и сущности концепта. Отечественная лингвистика разрабатывает несколько направлений исследований, связанных с изучением сущностных характеристик концепта:

- философско-логическое направление, в рамках которого исследуются когнитивные основы знаковости, а также проводится анализ концептов логическими методами вне прямой зависимости от их языковой формы (А.В. Кравченко, Н.Д. Арутюнова);

- семантико-когнитивное направление, предполагающие исследование семантики как способа постижения содержания концепта, как средства их моделирования (А.П. Бабушкин, Н.Н. Болдырев, Е.С. Кубрякова, Е.В. Лукашевич, И.А. Стернин);

- лингвокультурологическое направление, представляющие междисциплинарное исследование концептов и их реализаций в языке как элементов национальной лингвокультуры в их связи с национальной спецификой данной культуры (В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин, Ю.С. Степанов).

В.А. Маслова обращает внимание на распределение концептов по носителям, с соответствующим выделением индивидуальных, микрогрупповых, макрогрупповых, общечеловеческих концептов [Маслова 2005: 26]. И.А. Стернин и З.Д. Попова также выделяют национальную, социальную, групповую и индивидуальную специфику концепта [Попова 2010].

Рассматривая проблему соотношения «понятие - концепт» и «значение - концепт», В.З. Демьянков полагает, что «понятия - то, о чем люди договариваются, их люди конструируют для того, чтобы иметь «общий язык» при обсуждении проблем; концепты же существуют сами по себе, их люди реконструируют с той или иной степенью (не) уверенности» [Демьянков 2001: 312]. Своеобразная мода на термин концепт, по мнению исследователя, указывает на интерес к «реконструкции тех сущностей в жизни человека, с которыми мы сталкиваемся в обыденной жизни, не задумываясь над их «истинным» (априорным) смыслом» [Демьянков 2001: 321]. Для В.З. Демьянкова «понятие - сущность коллективная, а концепт - индивидуальная» [Демьянков 2001: 321].

Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что языковые значения содержат лишь часть наших знаний о мире, которые хранятся в сознании в идее концептуальных структур. Значения - это стабильная система знания, а смысл раскрывается в процессе коммуникации как структура содержания этого знания. В системе концепты составляют концептосферу: нации, группы, языковой личности. Таким образом, главным критерием методологии лингвокультурологических исследований концепта является антропологический (или антропоцентрический) подход к пониманию языка. Предметом изучения становится «языковая личность» (Ю.Н. Караулов), человек в его речевых репрезентациях как носитель той или иной национальной культуры.

Опираясь на актуальные разработки отечественных лингвистов, мы выделяем ряд релевантных для нашего исследования признаков концепта:

- комплексность бытования в культуре;

- базовая роль в формировании языковой картины мира;

- ментальная природа;

- аксиологическое наполнение;

- синтез образного и понятийного, диахронического и синхронического компонентов семантики;

- полиапеллируемость (к концепту можно апеллировать посредством разных уровней языковой системы - лексики, фразеологии, синтаксических конструкций, контекста употребления);

- двухуровневость семантической структуры: ядро (словарные значения лексемы) и периферия (коннотации, детерминированные субъективно-прагматическим контекстом).

Действительно семантическая структура концепта организована, по полевому принципу, что позволяет выделять понятия концептуального поля, или концептосферы.

Представление о полевой организации языковых моделей основывается на системном принципе. В аспекте нашего исследования представляется необходимым уточнить некоторые положения лингвистической теории поля с целью определить сущностные характеристики поля вообще и концептуального поля в частности. Понятие поля восходит к определению языка как системы, представляющей собой сложный механизм. Данное положение было теоретически обоснованно И.А. Бодуэном де Куртенэ и Ф. де Соссюром. Каждая отрасль лингвистики уточняет общее понятие системы применительно к своим задачам. Впервые термин «семантическое поле» был введен Г. Ибсеном в 1924 г. [Босова 1997: 27] и впоследствии вошел в работы лингвистов разных направлений, а полевая модель системы языка приобрела разнообразные интерпретации.

Поле - это «иерархическая структура множества лексических единиц, объеденных общим инвариантным значением, отражающих в языке определенную понятийную сферу» [Алефиренко 1998: 29]; «совокупность языковых (главным образом лексических единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений» [ЛЭС: 380]. Существенным свойством признаком лексико-семантического поля является наличие комплексных связей - внутрисловных (имманентный уровень: семы в составе семемы), межсловных (микроуровень семантической системы языка), системно-языковых (макроуровень). Лексико-семантическое поле формируется в тесном взаимодействии лингвистических и экстралингвистических факторов.

И.А. Стернин выделяет ключевые идеи полевой концепции языка следующим образом:

1. Поле представляет собой инвентарь элементов, связанных между собой системными отношениями.

2. Элементы, образующие поле, имеют семантическую общность и выполняют в языке единую функцию.

3. Поле объединяет однородные и разнородные элементы.

4. Поле образуется из составных частей - микрополей, число которыхдолжно быть не меньше двух.

5. Поле имеет вертикальную и горизонтальную организацию. Вертикальная организация - структура микрополей, горизонтальная - взаимоотношение микрополей.

В составе поля выделяются ядерные и периферийные конституенты. Ядро консолидируется вокруг компонента-доминанты.

Ядерные конституенты наиболее специфицированы для выполнения функций поля, систематически используются, выполняют функцию поля наиболее однозначно, наиболее частотны по сравнению с другими конституентами и обязательны для данного поля.

Между ядром и периферией осуществляется распределение выполняемых полем функций: часть функций приходится на ядро, часть на периферию.

9. Граница между ядром и периферией является размытой, нечеткой.

Конституенты поля могут принадлежать к ядру одного поля и периферии другого поля или полей.

Разные поля отчасти накладываются друг на друга, образуя зоны постепенных переходов, что является законом полевой организации системы языка [Стернин 1985: 30-31].

Наибольший интерес для нашего исследования представляет концептуальное поле (или концептосфера). Концепт как ментальное, идеальное образование вербализуется посредством языковых единиц. Языковые единицы, посредством которых осуществляется вербализация концептуального поля, образуют соответствующее ему лексико-семантическое поле. Концептуальное поле (как глубинный уровень) и лексико-семантическое поле (как внешний уровень) находятся в отношении корреляции. Полевой подход здесь подразумевает следующие взаимозависимые принципы: 1) целостность; 2) упорядоченность; 3) полнота; 4) взаимоопределяемость; 5) размытость границ; 6) сплошное покрытие.

В условном пространстве концептообразующих составляющих устанавливается конфигурация базиса как понятийного ядра концепта, формирующего поле, а так же очерчиваются зоны его пересечения с другими полями концептуального пространства. Базис - это набор элементов данного поля, через которое можно представить любой другой входящий в него элемент.

Продуктом концептуализации мира языковым сознанием является языковая картина мира. Носитель языка бессознательно усваивает категориальную сетку (многочисленные концептуальные поля), набрасываемую на действительность и задающую ей векторы интерпретации. Связь картины мира и медиадискурса происходит на уровне формирования и трансляции стереотипов (концептуальных оценок) коллективного сознания.

Наиболее близко медиадискурс подходит к уровню коллективного бессознательного (внутренняя форма концептов, их ассоциативная семантика), однако не менее тесно медиатизация действительности связана с рациональным, идеологически осознанным ее освоением. И здесь речь идет об исторически обусловленной лингвокультурной ситуации, меняющей расстановку ценностных акцентов в языковой картине мира - выдвигающей на первый план одни концепты (например, в 2000-2010-х гг. это деньги, капитал, бизнес, проект, эксперт, рынок, успех, престиж) и редуцирующей значимость иных (так произошло в постсоветскую эпоху с концептами партия, народ, братство, родина, дефицит, и др.). Иными словами, масс-медиа отражают как исторически неподвижный пласт национального сознания (универсальные концепты добро, зло, справедливость, власть, бог, дом, душа, судьба, тоска: см. [Вежбицкая 1996; Телия 1988; Тер-Минасова 2000]), так и ситуативно изменчивые, подвижные (см. примеры концептов выше). С помощью фиксации в медиатекстах высокочастотных, наделенных коллективной ценностью, имен можно выявить динамику развития тех или иных концептов в медиадискурсивном пространстве.

Ясная и четкая систематизация точек зрения на понятие картины мира содержится, в частности, в статье З.Д. Искаковой и Е.А. Еремеевой [Искакова, Еремеева 2001]. По справедливому мнению авторов, результатом смены «системоцентрического» подхода «антропоцентрическим» стало выделение различными исследователями на основе языковой картины мира «концептуальной картины мира» (Ю.Д. Апресян, Э. Бенвенист, Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев, В.А. Маслова, С.Е. Никитина, З.Д. Попова, И.А. Стернин, Р.М. Фрумкина) и «ценностной картины мира» (В.И. Карасик), «лингвосемиотической» (И.Ф. Янушкевич), «медиакартины» мира (И.В. Анненкова). Авторы выделяют основные направления в изучении языковой картины мира: типологическое, реконструирующее этническую картину мира; иконическое, воссоздающее духовную картину мира этноса по данным языка; герменевтическое, исследующее отражение картины мира в дериватах. При различии данных подходов общим является когнитивно-коммуникативное понимание семантики языковой картины мира.

Картина мира - это целостное образование, непрерывно развивающееся и функционирующее, являющееся своеобразной призмой, сквозь которую преломляется мир. Человек как субъект познания является носителем определенной системы знаний и представлений о действительности при всей индивидуальности картины мира и ее содержания, люди понимают друг друга. Понятие «картина мира» представляет идею некоторого целостного образа познаваемой действительности и полностью связано с актом познания. Картина мира существует в сознании человека и этноса в целом, представляя собой «создаваемый человеком субъективный образ объективной реальности» [Кириллова 2003: 83]. Картина мира, как и любой познавательный образ, упрощает и схематизирует действительность. Мир, как бесконечно сложная, развивающаяся действительность, всегда значительно богаче, нежели представления о нем, сложившиеся на определенном этапе общественно-исторической практики.

Согласно концепции В.Н. Телия, языковая картина мира представляет собой «информацию, рассеянную по всему концептуальному каркасу и связанную с формированием самих понятий при помощи манипулирования в этом процессе языковыми значениями и их ассоциативными полями, что обогащает языковыми формами и их содержанием концептуальную систему, которой пользуются как знанием о мире носители данного языка». Исследовательница определяет языковую картину мира как «неизбежный для мыслительно-языковой деятельности продукт сознания, который возникает в результате взаимодействия мышления, действительности и языка как средства выражения мыслей о мире» [Телия 1988: 179]. З.Д. Попова и И.А. Стернин считают, что картина мира являет собой «упорядоченную совокупность знаний о действительности, сформировавшаяся в общественном (групповом или индивидуальном) сознании» [Попова 2010: 8].

Обратим внимание на то, что в качестве локальных картин мира, репрезентированных в соответствующей концептосфере, в современной лингвистике выделяют новые подтипы картины мира - «информационную картину мира», «медиакартину мира», что связано с возросшей ролью инфокоммуникационных систем, в системе которых СМИ выполняют одну из значимых ролей. В контексте нашего исследования это особенно актуально: во-первых, подтверждается принцип диахронической подвижности языковой картины мира, во-вторых, за медиасредой признается способность формировать когнитивные модели и коррелирующие с ними дискурсы. Каковы основания для вычленения такой разновидности модели действительности?

Журналистика является одним из важных источников информации для индивида, социальных сообществ и общества в целом. Ее роль в формировании общественного мнения на рубеже XX-XXI веков стала особенно значимой ввиду завершения формирования информационного общества.

Для данного этапа исторического развития характерно превращение информации в наиболее ценный ресурс социального и экономического развития, утрата прочими, ранее ценными ресурсами - природными, техническими, энергетическими - своей первостепенной важности. Ввиду действия другого важного фактора в развитии мирового сообщества - экономизации, называемой некоторыми критиками «экономическим фундаментализмом» (Дж. Стиглиц) - за последние полвека сформировался новый сектор экономики, являющийся одним из наиболее перспективных в будущем - это медиаэкономика) [Вартанова 2005]. Доступ к информации становится решающим для конкурентоспособности как отдельного индивида, так и субъектов экономики. На основе этого нового экономического фактора образовался даже феномен «цифрового неравенства», то есть ограниченного доступа к электронным средствам глобальной сети.

Модели взаимодействия журналистики и общества (а, следовательно, и векторы категоризации действительности языковым сознанием) меняются на протяжении истории, они различаются в контексте многообразных национальных и политических культур. В последние годы все чаще звучит мысль о том, что в глобализованном информационном пространстве не должно существовать различных моделей журналистики, что единственный критерий - это профессионализм. Так, один из защитников подобного видения, американский журналист и теоретик СМИ Д. Рэндалл считает: «Нет такого явления, как западная журналистика. <…> Точно так же не существует российской журналистики, польской журналистики, болгарской журналистики, французской, нигерийской, голландской, тайской, финской, исландской, бирманской, латвийской журналистики или журналистики Саудовской Аравии. Есть только хорошая и плохая журналистика») [Рэндалл 1998: 7].

Если обратиться к современным отечественным разработкам в области теории и практики журналистики, станет очевидно, что в информационном обществе роль СМИ стала чрезвычайно высокой, по сути, наряду с другими средствами массовой коммуникации, они являются поставщиками 90% информации о мире. Речь идет о прогрессирующем на западе и охватившем сегодня весь мир процессе «медиатизации». По словам И.Д. Фомичевой, «все больше возрастает объем и роль процессов распространения и получения опосредованной информации, заменяющей непосредственный опыт людей» [Фомичева 2007: 9]. Происходит усиление роли фокусирования СМИ на явлениях и процессах, зависимость их от статуса и влияния СМИ. И.Д. Фомичева, анализируя роль СМИ в формировании современного информационного пространства, выделяет ряд социальных функций:

- коммуникативные;

- информационные;

- ценностно-регулирующие;

- социально-организационные и социально-креативные;

- функция форума, или канал социального участия;

- функция психического регулирования.

Если рассматривать СМИ в широком контексте как часть массовых коммуникаций, то, в частности, теоретик масс-медиа Г. Ласуэлл выдвигает три аспекта социальных коммуникации: 1) контроль за окружающей действительностью; 2) установление координации в отношении разных частей общества к окружающей действительности; 3) передача социального наследия следующим поколениям [Фомичева 2007: 41].

Информационная картина мира, формируемая активным влиянием СМИ на языковую ментальность человека, развивается в нескольких направлениях. Она задает, соответственно, несколько позиций журналиста по отношению к информации как основному концептуально-семантическому ресурсу. С.Г. Корконосенко выделяет ряд таких аспектов.

Информация как собственность, товар. Данному пониманию информации соответствует ее юридический статус, определенный в законе РФ «Об информации, информатизации и защите информации». Он легитимизирует так называемую «предпринимательскую журналистику, для которой экономическая выгода является целью всей деятельности и главным ее двигателем» [Корконосенко 2006: 84].

Информация как сведения о лицах, предметах, фактах, событиях, явлениях и процессах. Данное представление об информации воплощено в журналистике «голых фактов», с каждым годом преумножающей поток «сырых», концептуально не осмысленных сведений и часто дезориентирующих человека и общество в целом. Увеличение потока такой информации характерно для бурно развивающегося медиапространства последних 30 лет за рубежом и десяти лет - в России.

Информация как продукт прогрессирующей техники и информационно-коммуникативных технологий. Здесь журналистика выступает в роли одного из поставщиков информации в системе массовых коммуникаций. Творчески-познавательный характер журналисткой деятельности в данном аспекте понимания информации не учитывается.

Информация как знание («систематизированное отражение свойств объективной действительности»). В этом аспекте СМИ являются средством социального познания действительности.

Информация как феномен духовной жизни. С.Г. Корконосенко так характеризует этот аспект информации в свете социальных функции СМИ: «“Приращение” интеллектуального и нравственного потенциала человека наполняет собой такую журналистику, которая выражает и усиливает этот потенциал - на уровне отдельной личности, нации, той или иной цивилизации и т.п. В данном понимании она тесно взаимодействует с наукой, художественным творчеством, моральной сферой культуры» [Корконосенко 2006: 84].

Определив, какие аспекты формируют информационную картину мира, остановимся на критериях ценности информации.

В основе ее критериев лежат 1) «осознанные читателем актуальные информационные потребности (интересы) и соответствующие им мотивы обращения к СМИ»; 2) «прошлый опыт» удовлетворения таких потребностей, выкристаллизовавшийся в накопленных знаниях, установках, нормах [Тертычный 1998: 31-32]. Успех коммуникации между человеком (читателем, зрителем, слушателем) и СМИ зависит от соблюдения всех профессиональных элементов журналистского творчества, конечной коммуникативной целью которого является понимание. Понимание обеспечивается только при учете личности (индивидуальной или «коллективной») аудитории.

Согласно мнению современных теоретиков СМИ, для обеспечения успешного усвоения информации человеком (реципиентом), необходимо соблюдение следующих критериев ценности информации:

- новизна: сообщение, уже известное потребителю, не заинтересует его повторно;

- достоверность (точность, или степень приближенности к реальному прототипу сообщения; полнота, т.е. раскрытие смысла, значимости явления или события);

- доступность (выбор адекватных языковых, стилистических, технических средств для передачи сообщения);

- оперативность (своевременность);

- соответствие социальным запросам.

Социальный факт, чтобы стать журналистским фактом (текстообразующим медиасобытием), должен пройти многоступенчатый процесс по его преобразованию, даже если речь идет всего лишь о новостном («объективном») сообщении. Всякий журналистский текст является итогом рефлексии и интерпретации, начиная с отбора событий для информирования аудитории и заканчивая композиционно-стилистическими особенностями оформления текста. Таким образом, связь лингвистического и экстралингвистического факторов при создании и рецепции медиатекстов оказывается решающей, а конфигурации их взаимодействия определяются национальной медиакультурой, исторической ситуацией, которые вместе формируют «лингвокультурную ситуацию». Данное понятие позволяет выйти на уровень прагматического контекста функционирования концептов.

Остановимся на критериях характеристики лингвокультурной ситуации. Согласно точке зрения В.М. Шаклеина, основными критериями выявления специфики лингвокультурной ситуации ЛКС в тексте (к таковым можно отнести и тексты деловой аналитической прессы) являются следующие [Шаклеин 1997: 53]:

«1) текст является результатом индивидуального речетворческого процесса;

2) текст отражает суть историко-культурного временного периода, в который он был создан;

3) текст обладает системными связями и отношениями, как внутренними, так и внешними».

При этом описание ЛКС обязательно включает в качестве основных требований выявление как экстралингвистического, так и собственно лингвистического контекста. Это объясняется тем, что «в контексте происходит моносемантизация культурно значимой лексической единицы, возникает сеть ассоциативных связей с другими единицами, увеличивается семантический объем такой единицы» [Шаклеин 1997: 54-55].

С точки зрения функциональности исследователи акцентируют внимание на различении этих двух видов контекстов: функции воспроизведения (актуализации, реализации) и функции произведения (создания, порождения). Функцию воспроизведения выполняет так называемый стилистический контекст, который обеспечивает добавление новых значений, зависящих от комбинаторных приращений смысла. Функционирующая в тексте культурно значимая лингвистическая единица, которая участвует в предикации определенной мысли автора относительно смоделированной им действительности, одновременно находится в нескольких контекстах - от минимального (ближайшее окружение) и далее: высказывание, композиционный элемент, тип повествования, текст, литературный язык эпохи.

Таким образом, выстроенная, выросшая до уровня лингвокультурной универсалии культурно значимая лексическая единица становится тем центром, в котором фокусируются все контексты, и через который проявляются свойства контекстов разных уровней. Тем самым, ЛКС моделируется как система языковых универсалий и «лингвокультурных деталей» (термин В.М. Шаклеина) исторически очерченной эпохи. Критерием ограничения хронологических рамок эпохи служит смена ЛКС, перестройка языковых и экстралингвистических элементов под влиянием исторически значимых процессов (революции, реформы, войны, смена экономической формации, иностранное влияние, утрата страной независимости, колонизация и прочие факторы). Универсалии могут быть соотнесены в терминах когнитивной лингвистики с «концептами», а «лингвокультурные детали» - с «реалиями» языковой культуры.

Рассмотрим, в какой лингвокультурной ситуации формировалась российская деловая пресса рубежа 1990-2000-х гг. и как она повлияла на формирование новых локальных картин мира, в частности, деловой картины мира как особой ценностной модели категоризации действительности. Негативные последствия бурного экономического роста в России в последние 15 лет, не регулируемого слаженными законодательными и социально-этическими механизмами, сказались в выходе на передний план медиапространства некачественных, сенсационно-бульварных, откровенно ангажированных коммерческими или политическими интересами СМИ.

На рубеже 1990-2000-х гг. сформировалась мощная прослойка так называемого «шоу-журнализма», который работает по принципу организации увлекательного, шокирующего, снимающего вопрос об этической и социальной ответственности дискурса [Негрышев 2005; Кириллова 2005]. «Законы» постмодернистского сознания проникли не только в художественную сферу, где это объяснимо (ведь это сфера чистого вымысла). Их игровая природа распространилась и на ряд вполне серьезных, авторитетных СМИ («Коммерсант», «Русский репортер» и др.), подняв коммерческие продажи этих изданий. Отсутствие жесткой системы ценностей, аксиологическая пустота, образовавшаяся в российском общественном сознании после падения советского режима, стали плодотворной почвой для расцвета «нового журнализма», работающего по законам хорошо продаваемого шоу. Несомненно, рейтинги популярности таких СМИ чрезвычайно высоки, однако тем самым предается забвению общественная миссия журналистики, в которой «развлечение» присутствует как одна из факультативных функций. На этом фоне серьезным противовесом выступила деловая аналитическая журналистика, принципиальной позицией которой было независимое освещение событий, ориентированное на профессиональные интересы делового сообщества.

Историческое сопоставление социалистической и капиталистической (буржуазной) моделей общества, реализованных в России, позволяет увидеть существенные различия между моделями СМИ, выполняющими идеологически неравнозначные типы социальной коммуникации. Структуры СМИ двух указанных систем отличаются по ряду показателей:

1) экономически (государственный / частный или частно-государственный типы собственности);

2) политически (однопартийная тоталитарная / многопартийная демократическая система);

3) коммуникативно, т.е. с точки зрения доминирующей модели воздействия на аудиторию (пропаганда / манипуляция);

4) в форматно-жанровом аспекте:

- развитие после падения социализма деловой, развлекательной, «желтой» прессы;

- переориентация жанровой палитры, выдвижение новых или трансформация прежних моделей жанров - колонка-эссе, аналитическая статья на экономическую тему, рецензия и анонс рекламного типа;

- конвергенция форматов: феномен так называемой «гражданской журналистики» (блогосфера); конвергенция информационных и развлекательных форматов - глянцевая журналистика);

5) технологически: активное развитие рынка стимулировало разработки и внедрение инфокоммуникационных технологий (интернет-журналистика, онлайн-версии всех видов СМИ - радио, телевидения, прессы).

Деловая пресса стала новым феноменом в отечественной журналистике, сопоставимым отчасти с дореволюционным периодом (деловые газеты XIX в. - «Купец», «Коммерческая газета», «Мануфактурные и горнозаводские ведомости», «Земледельческая газета», «Биржевые ведомости») (подробнее см.: [Боханов 1984; Еременко 2006; Есин 2005]. В ее ведение вошли такие прагматические задачи, как легитимация частной собственности; устранение тотального административного контроля над экономикой; формирование либеральной идеологии. Деятельно участвовала деловая пресса и в формировании новых социальных типажей личности (предпринимателя, интеллектуала - представителя «креативного класса», бизнесмена-монополиста, «олигарха», менеджера, успешного челочка, делового человека), а также выработки новой жизненной философии, в качестве которой выступила философия успешности.

В указанный период складывается и новое для постсоциалистического российского пространства явление - медиаэкономика как сектор рынка. Появляется возможность сопоставления развития отечественной и западной медиаэкономик (один из первых авторов, исследовавших эту тематику, - Е.Л. Вартанова). Новую ситуацию характеризуют и такое понятие, как «информационный менеджмент массовых коммуникаций» [Б.Н. Головко 2005]. Б.Н. Головко определяет его так: «Информационный менеджмент является подсистемой принятия решений и направлен на управление процессами создания, разработки и распределения информации. Одной из главных функций информационного менеджмента является разработка такой организационной структуры, которая позволяла бы своевременно предоставлять объективную информацию в нужное место, в нужное время и в удобной форме для принятия эффективного решения. Внедрение информационного менеджмента диктуется техническим развитием и интеграцией всех данных, определяющих эффективность» [Головко 2005: 4].

Если еще в конце 1990-х гг. говорили об «отсутствии рынка» деловой прессы, а новое явление только определялось с инструментом саморефлексии [Голикова 2009], [Деловая пресса 1997], то на данном этапе этот рынок сформировался, и на нем определились основные отечественные игроки (например, медиахолдинг «Эксперт», издательский дом «Коммерсант», медиакорпорация «РосБизнесКолсатинг»). Сформировался и соответствующий «дискурс», который в концептуальном плане определен нами как «деловой» медиадискурс, а в структурно-семантическом - как «информационно-аналитический» медиадискурс.

Итак, предпосылки к актуализация деловой картины мира и, соответственно, концептосферы «дела», связаны с культурно-историческими, политическими изменениями в национальной жизни, которые стали сигналом для выдвижения одних и частичного забвения, перемещения на периферию коллективного сознания других ментальных конструктов. Подробно глубинный (когнитивный) и поверхностный (вербальный) уровни данной локальной картины мира будет рассмотрен далее в работе, на основе разработанной нами модели См. Глава 3.. Концептуальный анализ семантики информационно-аналитического дискурса деловой прессы будет осуществляться в ходе выявления понятийных, коннотативных, образных, оценочных и ассоциативных параметров базовых концептов исследуемой концептосферы. Мы предлагаем следующую модель концептуального анализа, позволяющую реконструировать как глобальную (национальную), так и локальную (групповую, индивидуальную) картину мира:

1) определение прагматической ситуации функционирования концепта;

2) выявление дискурсивного пространства (пространств), в котором (которых) репрезентируется концепт;

3) выявление дискурсивного сообщества, представляющего данный ментально-лингвистический конструкт;

2) выделение ядра концепта с помощью лексикографического анализа (семантические, толковые, терминологические, этимологические словари), анализа паремиологического фонда;

3) анализ контекстов словоупотребления лексем, репрезентирующих концепт, и широкого спектра языковых средств его реализации (лексические, словообразовательные, грамматические, синтаксические);

5) выявление ассоциативных связей ключевой лексемы;

6) выявление концептов, примыкающих к анализируемому концепту в моделировании единой концептосферы;

7) анализ выявленных базовых концептов концептосферы;

8) моделирование картины мира.

Выводы

В Главе 1 мы рассмотрели теоретико-методологические основания исследования медиадискурса и русского информационно-аналитического медиадискурса в частности. Основные научные выводы:

1. Современные лингвистические исследования ориентированы на антропоцентрический подход к своему объекту в связи с изменившимися представлениями о соотношении языковой системы и субъекта - носителя языкового сознания. Язык и речь рассматриваются не как автономные явления, а в тесной взаимосвязи. Наиболее последовательно данный подход отображен в функциональной парадигме лингвистики, позволяющей выявлять функции языковых единиц внутри языковой системы и соотносить их с ситуациями употребления. Таким образом сформироваля новый объект исследования - дискурс как событийная, социокультурно обусловленная реализация речевого поведения.

2. Ключевые методы исследования, принятые нами во внимание при разработке теоретического инструментария: лингвокогнитивный, лингвокультурологический, лингвоперсонологический, коммуникативный. Существенной чертой перечисленных методов является их междисциплинарность. В качестве основной методологической парадигмы в исследовании дискурса и медиадискурса мы придерживаемся коммуникативно-когнитивной парадигмы, переориентировавшими анализ языка со структуралистски имманентного подхода к знаку как объекту на интерсубъективную, речепорождающую и рецептивную модель. Один из постулатов когнитивной лингвистики состоит в том, что «мир не отображается, а интерпретируется».

3. Дискурс обладает конвенциональной устойчивостью, воспроизводимостью (в типовых для данного дискурса событиях), связностью, относительным динамизмом, открытостью межтекстовым взаимодействиям. В соответствии с набором дискурсивных ролей языковая личность участвует в формировании, трансляции, трансформации и рецепции дискурсов. Дискурсы функционируют через каналы коммуникации внутри дискурсивных сообществ, вступая в диалог с «чужими» дискурсами (интердискурсивность). Дискурсивные формации образуют жанровые единства.

4. В результате анализа современных концепций и в соответствии с целями нашей работы приняты дефиниции центральных категорий исследования:

Медиатекст - завершенное, оформленное согласно структурно-жанровым и медиатехнологическим особенностям, включенное в парадигматические интертекстуальные и гипертекстовые связи произведение речетворчества, производимое коллективным языковым субъектом (СМИ) и интегрированное в массмедийное пространство.

Медиадискурс - совокупность всех текстов, реализующих массовую коммуникацию в национальном медиаландшафте, связанная с аналогичным типом речепроизводства в публичном международном интердискурсивном пространстве (глобализация СМИ).

5. Проанализировав особенности исследуемого медиадискурса, можно заключить, что информационно-аналитический медиадискурс характеризуется конвергенцией новостной и аналитической установок, а коммуникация в нем моделируется по следующим принципам: 1) интенция «достоверности»; 2) абстрагирование адресанта от личной (субъективно-эмоциональной) сопричастности содержанию сообщения; 3) генерирования семантики обобщенной предметности; 4) доминирование дистанцированного, «монологического» дискурса; 5) специализация знания; 6) риторика среднего стиля; 7) схематизации иллюстративного материала.

6. В ходе рассмотрения теоретических аспектов и прикладного анализа российской прессы мы сформулировали дефиницию объекта исследования:

Русский деловой медиадискурс как одна из формаций информационно-аналитического медиадискурса - это публичный социальный дискурс, имеющий коммуникативную интенцию диагностики - анализа - прогнозирования общественных явлений, которая реализуется в процедуре идеологической и предметно специализированной (экономической, политической, культурологической) оценки, при этом субъективность языковой личности автора существенно редуцирована за счет выдвижения на первый план субъективности коллективного носителя идеологии - формата издания. Деловой медиадискурс и информационно-аналитический медиадискурс находятся в логических отношениях вид / род.

7. Прагматическая цель информационно-аналитического медиадискурса состоит в создании модели анализируемого и интерпретируемого социального, экономического, политического или культурного явления. Моделирование это осуществляется на уровне языка и сознания в их неразрывной связи и практически выражается в особом построении информационно-аналитического медиатекста.

8. Опираясь на актуальные разработки отечественных лингвистов, мы выделяем ряд релевантных для нашего исследования признаков концепта: - комплексность бытования в культуре; базовая роль в формировании языковой картины мира; ментальная природа; аксиологическое наполнение; синтез образного и понятийного, диахронического и синхронического компонентов семантики; полиаппелируемость (т.е. одновременная актуализация нескольких контекстуальных слоев; двухуровневость семантической структуры: ядро (словарные значения лексемы) и периферия (коннотации, детерминированные субъективно-прагматическим контекстом). Семантическая структура концепта организована, по полевому принципу, что позволяет выделять понятия концептуального поля, или концептосферы.

9. В ходе исследования была разработана модель концептуального анализа семантики информационно-аналитического дискурса деловой прессы, позволяющая реконструировать как глобальную (национальную), так и локальную (групповую, индивидуальную) картину мира. Исходным принципом является прагматическая ситуация наиболее частотного функционирования концепта и ограничение дискурсивного пространства социально-языковым («дискурсивным») сообществом. В модели используются лексикографический анализ ядра концепта, изучение контекстов употребления и ассоциативных связей лексем, его репрезентирующих. Как «родственные» рассматриваются другие концепты, участвующие в конструировании общей концептосферы. В итоге выявляются базовые концепты концептосферы и моделируется соответствующая картина мира.

Предмет отображения, стилевая и жанровая стратификация, основные дискурсивные особенности русского делового информационно-аналитического медиадискурса рассмотрены на примере ведущих отечественных деловых СМИ, позволяющих говорить о репрезентативности выборки (см. Приложение).

Таким образом, в своей работе мы исходим из широкого представления о семантике дискурса как прагмасемантическом комплексе, образуемом спектром словарных и дискурсивных значений языковых единиц. Смыслы, моделируемые медиадискурсом, при таком подходе исследуются в методологической триаде прагмасемантики - когниции - коммуникации. Такой междисциплинарный ракурс позволяет трактовать массмедийные высказывания как реализующие функции целенаправленного воздействия - аксиологически маркированного познания (моделирования картины мира) - общения.

Глава 2. Прагмасемантический аспект информационно-аналитического медиадискурса

2.1 Семантика как область дискурсивного анализа: о соотношении языкового и коммуникативного компонентов

В данной главе будут проанализированы отдельные позиции, связанные с репрезентацией референциальных и коннотативных значений в исследуемом типе дискурса. В центре нашего внимания - такие понятия, как факт, фактуальность, истина/ложь, модальность, объективная/субъективная модальность, средства репрезентации модальности в аналитических журналистских статьях, референциальное/коммуникативное наполнение значения слова/дискурса. Логика исследования выстроена таким образом, чтобы, выявив универсальные прагмасемантические закономерности дискурса, проиллюстрировать их на материале русского делового медиадискурса (аналитические статьи и интервью отечественных деловых СМИ).

В основе нашей методологичекой позиции - отказ от жесткого разделения референциального, «объективного» значения слова (текста, дискурса) и его субъективных смыслов, обоснованных этнической, национальной, исторической картиной мира, а также психологическими, идеологическими и прочими. Такая позиция порождает целостный взгляд на семантику. В своем исследовании мы придерживаемся точки зрения, типологически близкой Е.В. Падучевой, Н.Д. Арутюновой, Е.С. Кубряковой и др.

Концепция Е.В. Падучевой, которую мы разделяем, обоснована современными представлениями об антропоцентрической природе языка, о тесной связи и взаимодополнительности референциального и прагматического (контекстуального, ситуативного) значений слова и текста. Включение адресанта и адресата речи как языковой личности в сферу семантики является в такой модели языка обязательным. «Граница между прагматикой и семантикой в лингвистике провести трудно и, возможно, необязательно. <…> Прагматика изучает значение в его отношении к речевой ситуации (т.е. к говорящему и слушающему, их целям, фоновым знаниям и под.) и к ее контексту. Объектом прагматики являются прагматические значения разного рода, пропозициональные установки говорящих - исходные допущения, намерения, мнения, эмоции и пр.» [Падучева 1996: 221].

Невозможность процедурно и онотологически отделить референциальное, «объективное» значение слова (текста, дискурса) от его субъективного значения, т.е. того «пучка» фоновых значений, которые мотивированы этнической, национальной, исторической картиной мира, а также психологическими, идеологическими и прочими интенциями, порождает взгляд на семантику как одновременно логическую и иррационально-ситуативную область смыслов. «Для логика семантика - это отношение между знаками и внешним миром. Однако значение слов и конструкции естественного языка не может быть сведено к отношению между языком и миром. Значение в естественном языке антропоцентрично, т.е. отражает общие свойства человеческой природы, более того, оно этноцентрично. <…> Нельзя на естественном языке описать «мир как он есть»: язык изначально задает своим носителям определенную картину мира, причем каждый данный язык - свою» [Падучева 1996: 223].

Е.В. Падучева, во многом перекликаясь с концепцией языка А. Вежбицкой, утвердившейся в языковедческой парадигме начиная с 1980-1990 гг., определяет лингвистическую прагматику как «область семантики <…> которая изучает языковые элементы, ориентированные на речевое воздействие; иначе говоря, элементы, в семантике которых отсылка к говорящему играет ключевую роль» [Падучева 1996: 223]. И хотя далее автор указывает на «добавочность» прагматического значения, которое не может само по себе составить содержание высказывания, это периферийное место в иерархической структуре означаемого, как видится, не отменяет обязательности прагматического компонента в любой дискурсивной репрезентации языка.

По мере внедрения коммуникативно-дискурсивной парадигмы в языкознание прагматика все чаще и настоятельнее стала рассматриваться как часть семантики (А. Вежбицкая, Е.В. Падучева, Е.С. Кубрякова, Р.М. Фрумкина, В.И. Карасик, Е.А. Кожемякин, Б.А. Серебренников, В.З. Демьянков, Н.Н. Миронова, Е.А. Никитина и др.), в то время как в период становления этой области лингвистической теории прагматика понималась автономно (Ч. Моррис) [НЗЛ 1985] или как область регламентации перформативов, т.е. правил употребления языка (Л. Витгенштейн) [Витгенштейн 2003]. Программные статьи зарубежных и отечественных лингвистов, осуществивших «прагматический» поворот, впервые были концептуально собраны и прокомментированы в XVI выпуске серии «Новое в зарубежной лингвистике» [НЗЛ 1985].

Данный поворот оказался возможным благодаря исследованию тех компонентов семантики, которые не исчерпываются конвенционально закрепленными в языке значениями, составляющими информационное содержание, а дополняют высказывание импликативными характеристиками субъективного плана (совет, просьба, приказание, обещание, предупреждение, предположительность, сомнение и т.д.). В целом понятие иллокутивного акта охватывает выражение коммуникативного намерения в высказывании (в то время как сам акт высказывания является локутивным актом). Если для пропозиции утвердительного характера, т.е. не несущей иллокутивной функции, существенно различение истинного/ложного высказывания, то для перформативных предложений релевантна оппозиция успешный/неуспешный (или эффективный/неэффективный: ср. распространившееся в лингвистических трудах конца 1990 - 2000-х гг. словосочетание «эффективная коммуникация», «эффективность коммуникации», «эффективное (речевое, коммуникативное) воздействие» и т.п. (см., например: [Дзялошинский, Пильгун 2012].

Успешные речевые акты в качестве необходимых условий должны соответствовать коммуникативным постулатам.

Понятие «коммуникативных постулатов», или «постулатов дискурса», ввел в лингвистический обиход Г.П. Грайс. Анализируя логический и естественный язык, он подверг критике формалистский подход, согласно которому идеальным языком для успешного взаимопонимания является язык логических символов в силу их непротиворечивости. Он обратил внимание на то, что язык логики, а шире - язык понятий - если и подходит для целей науки, не всегда может выразить те смыслы, с которыми легко справляется естественный язык. Объясняется это законами семантики естественного языка, в котором «конвенциональное значение слова» существенно достраивается «импликатурами», т.е. теми значениями, которые не выражены прямо, но обусловлены ситуацией «речевого общения» и присутствуют в подтексте высказывании [Грайс 1985: 221].

Г.П. Грайс систематизировал эти импликатуры с позиции четырех «коммуникативных постулатов»: «количества, качества, отношения и способа» [Там же: 222]. Принцип «количества» негласно нормирует информативность высказывания: информации должно быть не меньше и не больше, чем требуется для понимания. «Качество» регулирует «истинность» и достаточную обоснованность высказывания. Принцип «отношения» регламентирует «релевантность» высказывания: «Не отклоняйся от темы». К категории «способ» относится то, как выражены смыслы в речи: субъект общения должен избегать «непонятных выражений» и «неоднозначности», быть «кратким» и «организованным» [Там же: 223]. Г.П. Грайс отмечает, что перечень требований к соблюдению каждого из постулатов может быть расширен, но в своей основе он служит успешной коммуникации, реализуя общечеловеческий принцип «кооперации» [Там же: 223-224]. Как замечает Е.В. Падучева, «импликатуры дискурса порождаются не структурой того или иного конкретного языка (ее конвенциональными свойствами), а вытекают из общих условий успешности коммуникации» [Падучева 1996: 240].