Информационно-аналитический медиадискурс: прагмасемантический, когнитивный и коммуникативный аспекты (на материале российской деловой прессы)

Согласно наблюдениям ряда исследователей, господство иронической модальности в современных публичных дискурсах объясняется влиянием постмодернистской идеологии ([Сметанина 2002], [Орлова 2005], [Негрышев 2005], [Кириллова 2006]). Стилистика ряда публикаций «Коммерсанта», «Эксперта», «Ведомостей», «Секрета фирмы» тяготеет к иронической модальности, выраженной имплицитно (актуализация контекста, подтекста, языковая игра) или эксплицитно (метафоры, экспрессивная лексика, двойное семантическое кодирование и т.д.). Как было сказано выше, наибольшей частотностью употреблений средств иронической оценки отмечен жанр рецензии: нет ни одного текста, в котором бы они отсутствовали.

Рассмотрим несколько характерных примеров.

«Коммерсантъ» (02.06.2001): «Кинотавр уступил Ван Дамма детям» (А. Плахов). Ирония как модус двойственного существования текста - в режиме эксплицитного и противоположного ему имплицитного содержания - активно используется автором рецензии, знаменитым российским кинокритиком А. Плаховым.

Ср.: «Сочи на эти дни становится настоящим Вавилоном, и в смысле нацсостава тоже: прибывают первые иностранцы из дальнего зарубежья, ну а русские, украинцы, евреи и лица кавказских национальностей - само собой». Для оценки объекта (город Сочи в период проведения кинофестиваля «Кинотавр») использована прецедентная метафора «Вавилон» - ветхозаветный образ, изображающий смешение языков и народов. Ирония заключается в привнесении в этот библейский образ «чужих» коннотаций, заимствованных из дискурса другой эпохи и культуры - советской эпохи, ее официально-делового и политического дискурсов. Сложное слово «нацсостав» и метонимия-идеологема «лицо кавказской национальности» выражают в данном контексте иронию по отношению к предмету.

Далее ироническая оценка выражена в метонимическом описании заглавного персонажа - Ван Дамма (так и не приехавшего в Сочи на «Кинтавр»): «Ветеран фильмов “экшн” только что прогулялся по набережной Круазетт в Канне». Номинация «ветеран», нейтральная в русском языке, в контексте иронического дискурса приобретает оттенок легкого глумления. Ван Дамм ассоциируется в коллективной культурной памяти с «героем», воплощением силы, молодости, мужества, а наделение его номинацией «ветеран» снижает патетический масскультовый ореол.

К средствам эксплицитной оценки в данной статье относятся такие лексические средства, как: переосмысленная фразеологическая единица `отдать на растерзание врагу' - у автора она переиначена в «отдать на растерзание жюри»; слова и словосочетания с явной оценочной семантикой - негативной («ложное лицемерие») и позитивной («беспрецедентная программа»).

Аналогичная модель (комбинация рациональной и эмоциональной, эксплицитной и имплицитной репрезентации оценки), тяготеющая к иронической подаче предмета, реализована в аналитической статье о культуре «Мастерам культуры объяснили, с кем они» (Коммерсантъ. 13.11.2001. И. Мальцев), рецензиях «Тварь дражайшая: Завтра российская премьера “Шрека-2”» (Р. Волобуев. Ведомости. 18.08.2004), «Любовь, холодная как снег» (А. Долин. Эксперт. 2012. №19 (802)), аналитическом интервью (с Фредериком Бегбедером) «Узник детства» (Эксперт. 2010. №33 (707)) и мн. др.

Таким образом, информационно-аналитический деловой медиадискурс конвергирует фактологическую («объективную») и аксиологическую (субъективную) установки, сохраняя в качестве доминирующей коммуникативной интенции моделирование социальной реальности в рамках деловой картины мира. Сошлемся на одно из новых исследований в области когниции субъективного и объективного, где автор, Е.А. Никитина, высказывает аналогичную идею: «Понимания скрытых, неосознаваемых механизмов познания, и, возможно, иных, более широких трактовок познания, требует и наблюдаемая в настоящее время тенденция конвергенции когнитивных и информационных технологий с нанотехнологиями и биотехнологиями, свидетельствующая о возрастании роли субъекта, “средств и операций его деятельности, ценностно-целевых структур в научном познании” (В.С. Степин) и формировании качественно иного уровня проектно-конструктивной деятельности современного человека» [Никитина 2011: 4].

Субъективные формы оценки могут выражаться в таких традиционных языковых средствах, как грамматическая категория модальности.

Рассмотрим подробнее данный аспект прагмасемантики аналитического массмедийного дискурса.

2.3.2 Средства выражения объективной и субъективной модальности в информационно-аналитических медиатекстах

Достаточно частотными средствами выражения субъективной модальности в информационно-аналитическом медиадискурсе являются модальные (дискурсивные) слова, фигуры речи. Модальность является «функционально-семантической категорией, выражающей разные виды отношения высказывания к действительности, а также разные виды субъективной квалификации сообщаемого» [ЛЭС 1990: 303].

Однако при более дифференцированном подходе выявляется, что понимание семантики, средств ее выражения, специфики этих средств в зависимости от принадлежности языка к той или иной языковой семье чрезвычайно различно. Разночтения в интерпретации данного термина и, соответственно, анализе его в конкретных текстах объясняется не в последнюю очередь обилием методологических подходов к данной категории.

Так, исследователь М.В. Лопатюк, анализируя категорию модальности в испанском языке, обращает внимание на отмеченное выше наличие разных подходов в понимании модальности. Он ссылается, в частности, на точку зрения З.Я. Тураевой, связывающей категорию модальности с процессом «порождения и восприятия речи» [Лопатюк 2009: 7]. Ведь в основе социокультурной коммуникации лежит принцип оценки действительности субъектом речи, а также выражение собственной позиции по отношению к этой действительности. Это особенно актуально для таких дискурсов, как медиадискурс (рекламный, газетный, журнальный, телевизионный).

Не менее значимым является изучение категории модальности в рамках функционально-семантического (А.В. Бондарко и др.), а шире - когнитивного подхода (Е.С. Кубрякова, С.Г. Воркачев, Л.И. Гришаева, И.А. Стернин и др.). В связи с активизацией антропологического подхода в лингвистике [Маслова 2004] категория модальности, в основе которой - субъективное отношение и оценка, становится одним из важных предметов изучения. Как пишет М.В. Лопатюк, «исследователи все чаще обращаются к концепциям текста, в соответствии с которыми на первый план выдвигается его каузирующее начало и текст воспринимается как продукт активной речевой деятельности человека» [Лопатюк 2009: 8].

Учитывая разносторонний характер подходов к трактовке категории модальность, остановимся на нескольких точках зрения.

Т.И. Алиева делает обзор историко-аналитический обзор различных логических и лингвистических классификаций модальности, восходящих еще к Аристотелю, Канту [Алиева 2003: 11]. Аристотель выделял следующие виды модальности: 1) суждение возможности (Жизнь на другой планете возможна); 2) суждение действительности (Луна - небесное тело); 3) суждение необходимости (Сумма квадратов равна квадрату гипотенузы). И. Кант внес свои корректировки в трактовку модальности и предложил выделять среди суждений ассерторические (суждения действительности), аподиктические (суждения необходимости) и проблематические (суждения возможности).

«Это деление, - комментирует Т.И. Алиева, - лежит в основе описания свойств модальности в современной модальной логике, где модальности подразделяются, с одной стороны, на элегические (относящиеся к высказываниям) и деонтические (относящиеся к словам, выражающим действия, поступки), а с другой стороны, - на абсолютные (безусловные) и относительные (условные)» [Алиева 2003: 11].

Однако проблема традиционной логической классификации модальности, существовавшей вплоть до XIX в., состоит в том, что типология суждений была основана на нескольких критериях из разных областей знания - логики, гносеологии, онтологии. В такой версии классификации невозможно разграничить, например, суждение действительности от суждения необходимости - ведь одно и то же событие может быть случайным или необходимым, и вопрос этот выходит за рамки формальной логики. В ней нельзя также различить объективную возможность и субъективный акт принятия чего-либо в качестве возможного.

Дальнейшее развитие логической теории модальностей сформировало две концепции. Одна из них построена на классификации объективных модальностей, которые сводятся к понятиям «истина» / «ложь» высказывания (ее придерживаются логики и философы), другая концепция ориентирована на описание субъективных модальностей, которые не сводятся к критерию истинности / ложности. Данной концепции придерживаются современные лингвисты, отказавшиеся от жестких, рациональных структуралистских моделей языка и выбравшие антропологическую парадигму в языкознании (Ю.С. Степанов, Н.Д. Арутюнова, Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова, И.А. Стернин и др.).

Философская трактовка модальности заключается в анализе отношения мышления к действительности. Лингвистическое понимание модальности эксплицируется как репрезентация единиц семантики по отношению к грамматическим и лексическим единицам.

Под категорией модальности в целом понимается выражение отношения высказывания к действительности. Такое общее определение модальности не вызывает разногласий у лингвистов, но некоторые авторы включают в число модальных значений только интеллектуальные (рациональные), а другие - рациональные, и эмоциональные значения.

В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» (1990) дается широкий спектр концепций и трактовок, сложившихся к концу ХХ в. Рассмотрим ключевые позиции авторов энциклопедии (статья принадлежит автору М.В. Ляпон).

М.В. Ляпон приводит несколько оформившихся критериев в трактовке категории модальности. К ним относятся [ЛЭС 1990: 303]:

- коммуникативная установка (утверждение - вопрос - побуждение);

- признак «утверждение - отрицание»;

- градация значений в семантическом диапазоне «реальность ирреальность»;

- «разная степень уверенности говорящего в достоверности формирующейся у него мысли о действительности»;

- «различные видоизменения связи между подлежащим и сказуемым, выраженные лексическими средствами (хочет, может, должен, нужно)».

Один из основополагающих критериев в характеристике категории модальности - это выделение объективной и субъективной модальности.

Объективная модальность является категорией, сигнализирующей об отношении сообщаемого к действительности по критерию реальность / ирреальность.

Средство выражения данной семантики - наклонение глагола. Система наклонений в разных языках несколько рознится, однако в индоевропейской семье языков есть общие признаки: изъявительному наклонению (индикатив) как выражению реальности (осуществляемости или осуществленности действия, процесса) противопоставляются наклонения, выражающие различные семантические градации ирреального действия (сослагательное, условное, желательное, побудительное, долженствовательное). Общее отличие индикатива от ирреальных наклонений - отношение к категории времени. Если индикатив обладает определенностью и дифференцированностью глагольных времен (различные формы прошедшего - настоящее - формы будущего времени), то ирреальные наклонения отличаются неопределенностью категории времени.

Следует подробнее остановиться на специфике функционирования объективной модальности в исследуемой дискурсивной формации.

Одна из активно функционирующих видов объективной модальности в информационно-аналитическом медиадискурсе - модальность действительности (теоретический анализ ее семантики см.: [Виноградов 1975], [Модальность 1978], [Миронова 1998], [Приходько 2004]. Семантика достоверности репрезентируется в информационно-аналитических текстах посредством глагольной формы прошедшего и настоящего времени: в основе высказывания лежит констатация состоявшегося или протекающего в актуальном настоящем события. Ср.: «Нефть поднимает цены», «ФАС подписала контракт для “Мегафона”», «ЛУКОЙЛ не справился с добычей», (РБК-daily); «Страховщики потеряли малый бизнес», «Путин призвал Европу к энергетическому альянсу», «Исследование развеяло миф о пассивности россиян» (Экономика и жизнь) и т.п.

Исходя из наших наблюдений над материалом, формы прошедшего времени доминируют: это связано с запаздывающим типом наррации в СМИ - они сообщают о событии постфактум. Тем не менее встречаются формы настоящего времени: семантика таких сообщений заключается в реферировании незавершенного, длящегося события, финал которого отнесен в будущее. Как правило, это тексты, посвященные какому-либо инициированному проекту, законопроекту, началу некоего комплексного явления, развитие которого является сферой прогнозирования, ожиданий. В данном типе информационно-аналитических текстов, ввиду семантики незавершенности, вместе с настоящим временем употребляется также будущее время. Ср.: «Рост обещают только инфляция и доллар», «Цены на нефть будут стабильными», «Авиаторы и моряки увеличивают ресурс воздушного и паромного сообщения с Крымом» (Экономика и жизнь); «Experian идет в Россию, чтобы занести наши кредитные истории в крупнейшую базу данных в мире», «Продолжат ли нефтяники вкладываться в сети розничной торговли?» (Ведомости) и т.п.

Другая разновидность объективной модальности, актуализируемая в исследуемом дискурсе, - модальность долженствования. Данный аспект семантики, по нашему мнению, связан с двумя факторами. Во-первых, это присущая всем СМИ функция воздействия на массовое сознание - формирование определенного отношения к действительности, выраженное, в зависимости от формата СМИ, в более или менее категоричной форме. Во-вторых, это относительная историческая «молодость» делового медиадискурса: ввиду новизны капиталистического менталитета в условиях русской постсоветской культуры, его этических ценностей, деловая пресса стремится довольно активно моделировать картину мира, в связи с чем актуализируются языковые формы модальности долженствования. Нормативно-предписательный, программный характер всякой новой идеологии диктует выбор средств модальности долженствования.

Следует отметить, что не все исследованные нами издания продуцируют дискурс явно «программного» характера: высокая степень декларативности и, соответственно, актуализации модальности долженствования, оказалась типичной для изданий «Эксперт», «Экономика и жизнь» - именно дискурс данных СМИ отличается более высокой частотностью форм долженствования.

Рассмотрим примеры

«Эксперт» (2006. №11 (505)): «Как приручить стройкомплекс» (И. Ступин). Сам заголовок статьи выражает инструктивную коммуникативную интенцию: как сделать нечто. Инструктивный дискурс предполагает выполнение ряда действий, соблюдение определенных правил, иными словами, определенный алгоритм действий для реализации поставленной цели [Канащук 2011], [Канащук 2012]. Таким образом, семантика долженствования имплицитно антиципирована уже в первом рамочном компоненте статьи. Во втором компоненте - лиде - она репрезентирована эксплицитно, в модальном слове «должны»: «Насаждение земельных аукционов и силовая борьба со взяточниками и строительными картелями не сделают жилье доступнее. Эти меры должны дополняться комплексной государственной поддержкой девелопмента жилищных проектов».

В экспозиции статьи обрисована ситуация, которую предлагается преодолеть (ситуация невыполнения задания правительства по реализации проекта доступного жилья). Данный фрагмент иллюстрирует актуализацию модальности долженствования:

Безусловно, г-н Медведев затронул важные проблемы российской строительной отрасли - коррупцию и монополизм. Однако только лишь силовой нажим на недобросовестных чиновников и застройщиков вряд ли позволит запустить долгожданный жилищный проект. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, недостаточно насильно принудить муниципалитеты к земельным аукционам или разрушить до основания строительные монополии. Гораздо важнее выработать эффективные меры государственной поддержки и общие правила игры, чтобы в ручном режиме настроить строительный комплекс на нужную волну.

Используются модальные слова и обороты с семантикой долженствования, реализующие грамматическую конструкцию модальное слово (оборот) + неопр. ф-ма гл. (недостаточно принудить, важнее выработать). Общая тональность долженствования усиливается в этом месте текста и далее другими лексическими средствами: ручное управление, силовой нажим, заданный алгоритм, завинчивать гайки и т.д. Модель алгоритма влияет на построение текста, в котором регулярно появляются риторические вопросы и следует их дидактическое развертывание (С чего начать? Будут ли при …при отборе объектов учитываться особенности жилой застройки? и пр.).

Таким образом, модальность долженствования используется для реализации коммуникативной стратегии убеждения и пошагового инструктирования, что предполагает формирование у читателя ценностной системы.

«Эксперт» (2014. №44 (921)): «Техрегламент для рыночной стихии» (И. Имамутдинов). Семантика долженствования выражена в названии интервью с помощью антитезы порядка («техрегламент») и хаоса («рыночная стихия»). В лиде появляется модальный глагол «должен» с отрицанием: здесь вновь отрицается хаос, а утверждается, через это отрицание, противоположность хаоса - «правила, регулирующие отрасль» («для эффективного функционирования электроэнергетики как единого системного пространства экономические интересы ее участников не должны идти вразрез с технологическими правилами, регулирующими отрасль»). Грамматическая модальность долженствования функционирует в дискурсе не как изолированный, случайный элемент, а как один из компонентов репрезентации семантики должного, которая реализуется по ходу развертывания текста статьи. Ср., например:

Оказалось, что в отрасли, чересчур увлекшейся либеральной моделью преобразований, не были закреплены правовые нормы обязательного технологического регулирования. Последствия этой недоработки, оказавшейся ключевой для безопасного функционирования российской энергосистемы, все больше нивелируют положительные результаты структурных перемен. Последствия этой недоработки, оказавшейся ключевой для безопасного функционирования российской энергосистемы, все больше нивелируют положительные результаты структурных перемен. В постреформенных условиях с появлением разнообразных собственников под обязательный контроль в электроэнергетике поставили многие процессы, связанные, например, с финансами. Но до сих пор нет юридически зафиксированных правил контроля жизненно важных параметров необходимого оборудования.

<…>

В советское время непреложность этого системного соответствия закреплялась на уровне общегосударственных и отраслевых нормативно-технических документов, позже -- на уровне внутренних документов РАО ЕЭС

В этом фрагменте семантика должного выражена с помощью лексики (см. выделенное жирным шрифтом), описывающей нормативное состояние системы, которая должна функционировать. «Непреложность» «правил», «необходимость» «контроля» - таков общий смысл интервью и его развернутой экспозиции (от автора), если абстрагироваться от детальной референции. Высока частотность употребления слов «система» (9), «контроль» (6), «регламент» (7), «функционирование» (6), «правила» (10). Семантика должного нюансируется в лексико-семантических вариациях «важного», «требуемого», «необходимого»:

«Нам важно устранить причины возможных аварий»;

«Даже когда сейчас потребовалось перенастроить те же сименсовские газовые турбины, оказалось: все, что надо сделать, -- это собраться инженерам, подумать над системой регулирования, подключить компьютер и подстроить ее параметры»

Отметим, что наряду с модальностью долженствования довольно часто в текстах подобной тематики - о необходимости структурных изменений для функционирования той или иной отрасли экономики, образования, политики и пр. - актуализируется гипотетическая модальность: это объясняется интенцией прогнозирования, характерной для делового дискурса («если … то»). Ср. в данном интервью: «Если бы были обязательные требования, то все собственники заботились бы об оборудовании, ведь иначе оно, разваливаясь, в конце концов перестало бы соответствовать требованиям и ушло с рынка».

Гипотетическая модальность служит средством репрезентации семантики предположения, проективного моделирования ситуации, апробации ее: в этом отношении русский деловой дискурс значительно сближается с научным дискурсом См. подробно о конвергенции научного, профессионального и публицистического дискурсов в Главе 4.. Довольно показательный пример - статья «Не сдать ли риск на аутсорсинг?» А. Власовой (Экономика и жизнь. 27.10.2006). Статья написана как микроисследование, она почти приближена по интенции, стратегиям и тактикам к жанру академической статьи.

Таким образом, в русском информационно-аналитическом дискурсе актуализируются несколько видов объективной модальности, что объясняется семантикой данного дискурса (модальность действительности, долженствования, гипотетическая модальность). Несомненно, в изученных нами текстах присутствуют и другие виды модальности, отражающие те или иные аспекты отношения субъекта речи к действительности, но мы сосредоточили внимание на специфических предпочтениях в текстах деловой прессы.

Перейдем к анализу субъективной модальности.

Субъективная модальность не является основным признаком высказывания, она факультативна. Семантика субъективной модальности заключена в отношении субъекта речи к сообщаемому.

«Семантический объем субъективной модальности шире семантического объема объективной модальности» [ЛЭС 1990: 303]. Это объясняется богатством значений оценки, за счет которых пополняется семантика субъективной модальности, использованием не только грамматических, но и лексических, синтаксических средств. Оценка как отношение субъекта высказывания к действительности может быть в самых общих чертах разделена на две основные категории:

- рациональная оценка;

- иррациональная оценка (удивление, желательность, презрение, опасение и пр.)

Характерно, что семантика иррациональной оценки чрезвычайно широка и, в сущности, отражает все эмотивное богатство языка.

Важным и актуальным для нашей работы является вопрос о средствах выражения субъективной модальности.

Лингвисты выделяют целый спектр языковых средств, служащих экспликации семантики субъективной модальности. Среди них такие, как:

- специальный лексико-грамматический класс слов, словосочетаний и предложений (на синтаксическом уровне они выступают в качестве вводных конструкций);

- специальные модальные частицы, выражающие различные эмотивные состояния и отношение субъекта речи к сообщаемому (опасение, удивление, презрение, желательность / нежелательность и т.д.);

- междометия;

- интонационные средства, акцентирующие необходимые эмотивные оттенки модальности;

- синтаксические средства: экспрессивный, инверсированный порядок слов;

- специальные синтаксические конструкции.

По справедливому наблюдению М.В. Ляпон, «в категории субъективной модальности естественный язык фиксирует одно из ключевых свойств человеческой психики: способность противопоставлять “я” и “не-я” (концептуальное начало нейтрально-информативному фону) в рамках высказывания» [ЛЭС 303].

Данное свойство языка предельно четко было сформулировано в работах по французской стилистике и общему языкознанию Ш. Балли, который в каждом высказывании видел следующую модель: противопоставление «диктума» (т.е. референциального, нейтрального значения) «модусу» (субъективной оценке сообщения).

В отечественном языкознании наиболее фундаментально категорию модальности исследовали А.М. Пешковский, В.В. Виноградов. Оба исследователя подвели изучение категории модальности к тому сложному функционально-семантическому пониманию, которое позволяет говорить о предвосхищении идей прагматики и коммуникативистики в языкознании. Именно в последних аспектах наиболее активно исследуется модальность в последние годы. В.В. Виноградов, в частности, рассматривал модальность как семантическую категорию широкого объема [Виноградов 1975: 66]. Он выделял в ней шесть значений:

1) значения, относящиеся к целевой установке говорящего (или к коммуникативной функции высказывания);

2) оценка говорящим содержания пропозиции с точки зрения реальности / ирреальности (гипотетичность, потенциальность и т.д.);

3) оценка субъектом речи препозиционного действия с точки зрения его возможности, необходимости, желательности для субъекта пропозиции;

4) значения утверждения / отрицания;

5) оценочные значения двух типов: а) оценка говорящим события, названного в качестве возможного, необходимого или желательного; б) оценка говорящим степени его уверенности в достоверности сообщаемого;

6) эмоциональная, или качественная оценка говорящим.

Указанный выше коммуникативно-прагматический подход основан на принятии во внимании контекста речи и, соответственно, когда мы говорим о модальности, на отношении субъекта речи не только к собственному сообщению, но и к адресату речи. Фактор адресата является необходимым - имплицитным или эксплицитным - элементом, который сознательно или неосознанно учитывает говорящий (пишущий) в момент оформления речевого высказывания, т.е. в момент формирования определенного суждения о мире и своем/чужом в нем месте. Поэтому в одном контексте субъект речи выбирает одну модальность или стилистические средства ее выражения, в другом - иную.

Итак, модальность относится к разряду функционально-семантических категорий языка, служащих важнейшим средством концептуализации и категоризации мира в речевой деятельности человека. Утвердившийся в современном языкознании в последние два десятилетия антропологический, а в его рамках - когнитивно-дискурсивный - подход позволяет рассматривать языковые категории не только как отображающие отношения явлений действительности и ментального мира, но и как инструменты интерпретации мира, а также его концептуализации. Язык, согласно современным данным лингвистики, служит нескольким задачам антропологической деятельности: 1) познанию мира; 2) номинации явлений, предметов и процессов; 3) коммуникации с помощью различных дискурсивных практик [Гладров 2009: 239-248].

Модальность, будучи языковой универсалией, по мысли В.В. Виноградова, функционирует в различных формах «в языках разных систем», а в европейских языках «охватывает всю ткань речи» [ЛЭС 303].

Как языковая категория, она служит формированию языковой картины мира, которая отображает специфику менталитета, концептуализации действительности каждым народом. Языковая картина мира - понятие, насчитывающее в своей научной истории около полувека. Лингвокультурологи пришли к выводу о том, что всякое познание метафорично, что в основе даже рационального, научного постижения мира лежит творческое, субъективно-образное сравнение и отождествление объектов [Теория метафоры: 9-31].

Е.В. Падучева, анализируя семантику, обратила внимание на функции так называемых «эгоцентрических элементов», выражающих семантику субъективной модальности, - в частности, вводных слов: «Повествователь обеспечивает себе постоянное присутствие <…> в качестве подозреваемого субъекта вводных оборотов и безлично употребленных метатекстовых предикатов» [Падучева 1996: 280]. Она представила подробный перечень слов, выражающих коммуникативно-прагматические аспекты семантики, которые в лингвистике получили название «дискурсивные слова».

К «дискурсивным словам» Е.В. Падучева относит следующие языковые средства:

- метатекстовые обороты (более того, одним словом, наконец);

- предикаты внутреннего состояния;

- предикаты со значением сходства и подобия (напоминало);

- показатели идентификации (тот самый, никто иной как);

- слова со значением неожиданности (вдруг, внезапно, неожиданно, удивительным образом, удивительное дело);

- неопределенные местоимения и наречия (что-то, почему-то);

- обобщающие вводные слова и обороты (как часто бывает, по обыкновению, вообще);

- слова с оценочным значением («подразумевают субъект оценки») [Падучева 1996: 280-286].

По нашим наблюдениям, семантика и средства выражения, выбор между имплицитной и эксплицитной позицией субъективной модальности качественно различаются в таких журналистских жанрах, как новостная заметка (нейтрально-безразличная модальность), эссе (широкий спектр эмотивной модальности), очерк (балансирование между рациональной и иррациональной модальностью), репортаж (контрастное сосуществование рациональной и иррациональной субъективной модальности) аналитическая статья (преобладание рациональной модальности) и пр.

Такая дифференциация нескольких аспектов описания модальности позволяет нам выделить уровни языковой структуры, на которых мы будем основывать свой анализ средств выражения модальности в аналитической деловой прессе:

1. Семантика

2. Лексика

3. Грамматика

4. Синтаксис

5. Пунктуация

6. Сверхфразовое единство (микроконтекст)

7. Жанр и стиль (макроконтекст)

8. Коммуникативно-прагматическая установка (обусловлена макроконтекстом и выходит на уровень психолингвистики, семиотики).

Указанная выше «имплицитная субъективная модальность охватывает обширный круг значений, которые по тем или иным причинам не могут быть высказаны адресатом явно, открыто и должны быть «зашифрованы» с помощью определенных конструкций» [Алиева 2003: 14].

Данный вид модальности довольно распространен в иронических журналистских эссе, в новостных заметках, где отношение к происходящему, согласно законам жанра, не может быть выражено явно, эксплицитно, но, тем не менее, событие взывает к интерпретации его данным органом СМИ. Имплицитная модальность требует от субъекта речи более виртуозного, творческого владения языком, чем от субъекта речи, открыто выражающего свои эмоции и суждения.

Таким образом, когнитивно-дискурсивный, коммуникативно-прагматический подход к анализу категории модальности, а тем более субъективной модальности, является в современных условиях наиболее адекватно отражающим представления о языке и роли человека в его формировании.

Лингвистический интерес представляет, каким образом наиболее приближенный к профессиональному и научному дискурсу тип медиакоммуникации (информационно-аналитический медиадискурс) реализует функции субъективной модальности, в частности, семантики предположения, сигнализирующей о неопределенности, неполной достоверности, гипотетичности высказываемых суждений. Не менее важным вопросом, который предстоит решить, является вопрос о соотношении семантики предположения с основной коммуникативной установкой журналистики и аналитических жанров в частности - с установкой на достоверность и точность информации. Кроме того, предстоит выяснить, какие дискурсивные слова сигнализируют о близости аналитического медиадискурса научному и профессиональному дискурсу.

Понятие «дискурсивное слово» является достаточно новым в методологическом аппарате лингвистики. В соотнесении с категориальным аппаратом академического языкознания 1970-1990 гг. данный термин коррелирует с «модальными», «модусными» словами, служащими индикаторами отношения субъекта речи к действительности (объективная модальность) и к самой речи (субъективная модальность) [Гладров 2009]. Данная атрибуция по-прежнему закреплена за служебными (незнаменательными) словами, которые тем не менее все чаще рассматриваются в рамках коммуникативно- и когнитивно-дискурсивных парадигм. В. Гладров, например, относит их к «оперативным прагматическим частям речи», «прагматическим операторам», при помощи которых «передаются различные установки говорящего к концептуализированному положению дел и к способу передачи информации в тексте и дискурсе» [Гладров 2009: 242]. Тем самым исследователь объединяет семантический и прагматический аспекты дискурса, что актуально для современного понимания природы коммуникации и языка.

Теорией дискурсивных слов в когнитивном и коммуникативном аспекте занимаются с 1990-х гг., при этом в качестве языкового материала чаще всего привлекается обиходная устная речь, художественный, научный, фольклорный дискурс [Баранов 1993; Дискурсивные слова 1998], в то время как изучение массмедийного дискурса в это аспекте пока находится в стадии зарождения. Резюмируя накопившеися за десятилетие разработки лингвистов, И.М. Кобозева и В.Л. Захаров так определяют языковую сущность дискурсивных слов: «Термин «дискурсивные слова» (далее ДС) <…> ставит во главу угла семантическую специфику слова -- его участие в соотнесении «вещественного» содержания высказывания с коммуникативной ситуацией, -- отодвигая на второй план его формальные характеристики. Разумеется, у ДС есть определенные морфологические и синтаксические признаки. Среди этих признаков можно выделить такие, которые присущи большинству ДС. В русском языке это их неизменяемость <…>; неспособность быть ядром синтаксической группы <…>; синтаксическая функция союза или адъюнкта; возможность синтаксически связываться как с именной, так и с глагольной группой <…>; при нейтральном порядке слов большая удаленность от ядра группы препозитивных «дискурсивных» адъюнктов по сравнению с «недискурсивными» [Кобозева 2004].

В качестве доминирующих функций ДС лингвисты выявляют следующие:

1) эпистемическая: маркировка степени достоверности высказывания (соответственно, различаются дискурсивные слова с семантикой достоверности, т.е. персуазивные (несомненно, бесспорно), и недостоверности, т.е. презумптивные (кажется, вероятно, может быть)) [Гладров 2009: 243];

2) авторизующая («указание на источник информации»: говорят, слышно, на мой взгляд) [Гладров 2009: 245];

3) метатекстовая (маркировка «способа оформления высказывания»: кстати сказать, честно говоря, одним словом);

4) функция коммуникативного членения текста (фиксация коммуникативно-смысловых отрезков, установление логических, причинно-следственных, телеологических связей между ними: значит, итак, следовательно, таким образом, в целом);

5) фатическая (установление и поддержание контакта с адресатом речи: согласитесь, ведь, знаете ли, заметьте, как бы, типа, вот).

Степень частотности тех или иных ДС зависит от того, какие функции востребованы данным типом дискурса. По нашим наблюдениям, в информационно-аналитическом медиадискурсе востребованы эпистемическая, авторизующая и функция коммуникативного членения текста, обеспечивающая связность логически разноуровневых фрагментов текста, макросистемность текстовой композиции.

Выделенность указанных типов ДС связана с жанрово-коммуникативными характеристиками аналитической статьи. Коммуникация адресанта (автора-журналиста) с адресатом (читателем) строится по следующим принципам: абстрагирование адресанта от личной (субъективно-эмоциональной) сопричастности содержанию сообщения; 2) генерирование семантики обобщенной предметности (т.е. концентрации на общем, а не частном, отборе фактов, явлений и мнений, работающих на аргументацию гипотезы); преобладание дистанцированного, «монологического» дискурса (коммуникативная установка «презентация»); специализации знания (профессионализация дискурса); риторика среднего (т.е. умеренного, лаконичного, эмоционально не окрашенного) стиля; схематизации иллюстративного материала (использование графиков, диаграмм, таблиц как средств визуальной схематизации результатов проведенного анализа информации).

Таким образом, прагмасемантическая природа информационно-аналитического дискурса формируется установкой на моделирование комплексного, аргументированного суждения о предмете, элиминировании определенных «фоновых» (эмоциональных, нерегулярных, случайных) знаний. Дискурс аналитической статьи соединяет в себе черты, с одной стороны, массмедийной коммуникации (установка на общедоступность, открытость диалога), с другой стороны, черты научного и профессионального дискурса (наличие терминов, предметная узость, разветвленная аргументация: факты, экспертные комментарии, результаты научных исследований). Современный язык аналитической прессы ориентирован, таким образом, на конвергенцию противоположных функций: общедоступности и элитарности информации.

В целом, по результатам нашего исследования, наиболее высока частотность ДС с эпистемической функцией, что объясняется, во-первых, педалированной установкой познания (диагностика - анализ - синтез - прогноз) в аналитической статье, а во-вторых, преобладанием монологической установкой речи (вследствие чего фатическая функция ослаблена). Как уже указывалось выше, к ним относятся персуазивные и презумптивные дискурсивные слова [Гладров 2009].

Второе место занимают ДС с функцией авторизации, что объясняется установкой на соотнесение информации автора с цитатным дискурсом ньюсмейкеров, реализующих установку СМИ на достоверность: они выступают в ключевой для аналитического СМИ роли «экспертов» См. подробно о семантике и прагматике концепта «эксперт» в Главе 3.. Соответственно, отсылка к персоне цитирования «аранжируется» такими ДС, как по мнению, со слов, согласно, с точки зрения, на наш взгляд, по нашей оценке и т.п. Авторизация может быть как адресно-персонализированной (характерная конструкция: «по мнению г-на N. N.»), авто-персонализированной (на наш взгляд, по нашим подсчетам) так и коллективной (по мнению экспертов, специалистов, аналитиков, лидеров рынка и т.д., например: «По мнению немецких политиков, Германия и ЕС ни в коем случае не должны поддаваться давлению со стороны Китая, России и других государств» (Эксперт. 2012. №13 (796)).

Третье по частотности занимают ДС с функцией коммуникативно-смыслового членения: обращения к данному типу ДС обосновано конвергенцийе аналитического медиадискурса с научным.

Характерно, что семантика ДС не всегда может быть интерпретирована в рамках предложения: в силу актуализации дискурсивных задач, операция декодирования требует контекста, охвата примыкающих отрезков текста. Поэтому в ряде случаев мы приводим фрагмент текста, необходимый для реконструкции дискурсивной семантики ДС.

Персуазивные ДС

Наиболее высокой частотностью характеризуется ДС действительно, далее следует ДС очевидно. Например:

«Тотализаторы были запрещены, но многие все равно продолжали играть незаконно, с руки (когда собираются несколько болельщиков, скидываются и потом между собой распределяют выигрыш. - Эксперт). Поэтому некоторым сегодняшним посетителям ипподромов по 70-80 лет. Вы можете посмотреть на них, они сидят на трибуне», - говорит Константин Гусаков.

«Действительно, на трибуне сидит группа старичков. Видно, как они наблюдают за заездом, оживленно жестикулируют и машут программками» (Инкижинова С. Эксперт. 2012. №27 (810)).

«Действительно, трудно предположить, что все операции по банковским счетам на сумму выше 600 тыс. рублей совершаются компаниями исключительно с противоправными целями» (Яковенко Д. Эксперт. 2012. №11 (794)).

«Очевидно, в ближайшем будущем российское законодательство обрастет комплексом поправок, направленных на борьбу со всем спектром незаконных финансовых операций» (Там же).

Значительно реже встречаются ДС, характеризующие в большей мере разговорную коммуникацию, чем письменную - естественно, правда:

«Bosch и Siemens такая ситуация, естественно, не устраивала, и они решились на полномасштабные инвестиции, создав от лица существующего с 1960-х годов совместного предприятия Bosch und Siemens Hausgerдte (BSH) российскую дочку «БСХ бытовые приборы» специально для локализационного проекта на территории нашей страны» (Кудияров С. Эксперт. 2012. №27 (810)).

«Правда, все эксперты сходятся в том, что тренд на рынке уже поменялся и консолидацию в ближайшие годы продолжат исключительно крупнейшие игроки…» (Напалкова А. Эксперт. 2012. №11 (794)).

Презумптивные ДС, как правило, описывают отношение к предмету речи как к неопределенному, незавершенному, исключающему однозначную оценку, как гипотетическую или не полностью достоверную. Такая прагматика речи связана с ситуациями неполного владения информацией, предварительной оценки ситуации, установкой прогнозирования, исключающей абсолютную точность. Например:

«Похоже, сейчас дело заладилось, хотя понятно - по тому же штабу, который шел подряд девять часов, что класс профессиональных строителей еще не возродился, а само строительство управляется во многом в ручном, директивном режиме, как когда-то советская энергосистема» (Имамутдинов И. Эксперт. 2012. №11 (794)).

ДС коммуникативного членения (наиболее частотны - значит, таким образом, наконец):

«Через несколько лет это неизбежно приведет к падению объемов поставок, а значит, и экспортных доходов» (Хазбиев А. Эксперт. 2012 №27 (810)).

«Таким образом, в годовом измерении минимальную мощность завода можно оценить в 700-750 тысяч. К тому же в 2013 году, как указывает г-н Крисс, планируется дополнительное увеличение мощностей. Таким образом, по этому показателю BSH догоняет LG (см. график 1) и на долгие годы закрепляет за собой статус одного из ключевых игроков российского рынка стиральных машин» (Кокшаров А. Эксперт. 2012. №13 (796)).

«Причин у оппозиции европейским предложениям три. Первая - вопрос суверенитета. <…> Причина вторая - экономическая. <…> Наконец, третья причина…» (Напалкова А. Эксперт. 2012. №11 (794)).

Таким образом, резюмируя, можно заключить, что в аналитической статье дискурсивные слова репрезентируют определенный набор типов субъективной модальности. Среди выявленных нами ДС доминируют ДС с эпистемической, авторизующей функциями и функцией коммуникативно-смыслового членения. На примере ДС становится очевидной конвергенция профессионального, научного и массмедийного дискурсов в жанре современной аналитической статьи.

2.3.3 Рамочные компоненты аналитических статей как коммуникативно «сильная» позиция текста: прагмасемантический аспект метафоры

В современной лингвистике существенное внимание уделяется проблемам смыслопорождения, среди которых особый интерес вызывает актуализация языкового значения в речи, т.е. в прагмалингвистическом контексте. Процесс смыслопорождения связывается с языкотворческой деятельностью человека. Одним из самых ярких проявлений творчества человека в языке, помимо создания особого смысла, является акт метафоризации. Такой акт становится креативным, если рассматривать метафору как процесс концептуальной интеграции ментальных пространств. В рамках когнитивной лингвистики метафоре отводится центральная роль в процессе концептуализации действительности [Телия 1988].

В данном разделе мы проанализируем метафору как один из ключевых лигвостилистических приемов создания заголовков в информационно-аналитических медиатекстах. Композиционная рамка печатного медиатекста представлена заголовочным комплексом (название и лид).

В качестве материала исследования послужили тексты делового аналитического журнала «Эксперт» (жанры аналитической статьи, аналитического интервью). В центре нашего внимания - различие коммуникативно-дискурсивных стратегий основного текста и заголовка, выявление специфики генерирования смысла в информационно-аналитических медиатекстах различных жанров (аналитическая статья, аналитическое интервью). Предмет изучения - прагматические аспекты метафоры в заголовках информационно-аналитических медиатекстов.

Чтобы выявить прагматическую составляющую метафоры в медиатекстах, в частности, в ее рамочном элементе - заголовке, - следует учитывать несколько существенных аспектов проблемы. Во-первых, специфику медиадикурса; во-вторых, прагматические задачи аналитических медиатекстов; в-третьих, композиционные особенности данного типа текстов, а именно различие в прагматических приемах воздействия в рамке текста и его основной части; в-четвертых, определить место метафоры как приема в формировании особых прагматических задач информационно-аналитического медиатекста.

Медиадискурс представляет собой совокупность текстов, функционирующих в системе средств массовой коммуникации, под которыми сегодня понимаются журналистика, реклама, пиар, теле- и интернет-коммуникации. Характерно, что большинство публичных дискурсов - политический, экономический, юридический и др. - в современной действительности опосредованы масс-медиа, т.е. инкорпорированы в структуру коммуникаций, а, следовательно, подвергаются стилистическому и прагматическому воздействию масс-медиа. Тексты, которые мы рассмотрим, представляют собой массмедийную адаптацию экономического, политического и художественно-критического дискурсов, реализованных в журналистских жанрах аналитической статьи и аналитического интервью.

Как было показано ранее, прагматическая задача информационно-аналитического медиадискурса состоит в создании определенной модели анализируемого и интерпретируемого социального, экономического, политического или культурного явления. Моделирование это осуществляется на уровне языка и сознания в их неразрывной связи и практически выражается в особом построении информационно-аналитического медиатекста.

Композиционные особенности: заглавие (рамка) / основная часть

Поскольку в информационно-аналитическом медиадискурсе коммуникация строится по принципам абстрагирования адресанта от эмоциональной сопричастности содержанию сообщения, генерирования семантики обобщенной предметности, специализации знания, основная часть текста ориентирована на создание аналитической модели явления, по своему типу близкого научному. Композиция основного текста обычно строится по принципу «перевернутой пирамиды» - т.е. в начале размещается наиболее «горячая», актуальная информация (информационный повод), а затем уже развертывается ход повествования и аргументация.

Так, в аналитической статье Александра Кокшарова «Подножка оффшорной добыче» вступлением служит информационный повод: «В начале июня министерство юстиции США начало уголовное и административное расследование деятельности компаний и конкретных лиц, которых подозревают в виновности в аварии на месторождении Макондо в Мексиканском заливе. «Мы накажем всех, кто нарушил закон. Ведь авария обернулась трагедией», - сказал генеральный прокурор Соединенных штатов Эрик Холдер» (Кокшаров А. Эксперт. 2012. №13 (796)). И лишь затем разворачивается повествование о ходе аварии, ее расследовании и прогнозировании путей выхода из ситуации.

Однако, в отличие от ориентации основной части на аналитический разбор и наукообразное изложение, рамочный элемент построен на основе метафоры, причем экономический термин («офшор») смело сочетается с конкретно-материальным образом («подножка»), а семантика действия направлена, вопреки языковой норме, не на одушевленный предмет (подножка кому), а на действие как таковое, выраженное отглагольным существительным (подножка чему - добыче - от *добывать).

На принципе композиционного контраста между метафорическим приемом в заголовке и строго-аналитическим дискурсом в основной части построены такие статьи как «Северный Кавказ опутают сетями» Александра Черткова, где сознание читателя сначала реагирует на прямое значение слова «сети», внутренняя форма которого усилена глаголом «опутывать», а лишь по прочтении вступительной части статьи актуализируется переносное - научная метафора «электрические сети» (Эксперт. 2010. №22 (710)).

Подобная композиционная схема: заглавие с метафорой / аналитическая основная часть реализована также в статье Сергея Кисина «Четыре кита экономики». Здесь используется авторская метафора, обыгрывающая известное устойчивое сочетание слов (в русском переводе) из «Капитала» К. Маркса, ставшее своего рода фразеологизмом социалистического дискурса, - «три кита экономики»: это приодные ресурсы, капитал и труд. Автор конкретизирует и расширяет объем исходной метафоры с помощью замены слов оригинала новыми понятиями: «АПК (агропромышленный комплекс), энергетика, туризм и наукоемкие предприятия») (Эксперт. 2010. №22 (707)). Таким образом, в заголовке обыгрывается уже существующая в речевом обиходе метафора.

Рассмотрим как метафора используется в формировании особых прагматических задач информационно-аналитического медиатекста.

В основе образования метафоры лежит логико-риторический механизм сравнения. Однако если в классической риторике предполагается, что «tertium comparationis» (основа сравнения) является связующим звеном, общим семантическим признаком, то современная лингвистика расширяет область метафоры, находя ее следы там, где между сравниваемым и объектом сравнения отсутствует необходимое сходство, но есть сложный путь ассоциативного поиска.

«Особенности сенсорных механизмов и их взаимодействия с психикой, - пишет Н.Д. Арутюнова, - позволяют человеку сопоставлять несопоставимое и соизмерять несоизмеримое. Это устройство действует постоянно, порождая метафору в любых видах дискурса <…> В метафоре заключено имплицитное противопоставление обыденного видения мира, соответствующего классифицирующим предикатам (таксономирующим), необычному, вскрывающему индивидную сущность предмета. <…> Метафора работает как категориальный сдвиг» [Теория метафоры 1990: 9]. Н.Д. Арутюнова предлагает следующую классификацию признаков метафоры:

- контраст с тривиальной таксономией объектов;

- категориальный сдвиг;

- актуализация «случайных связей»;

- несводимость к буквальной перифразе;

- синтетичность, диффузность значения;

- допущение разных интерпретаций;

-отсутствие или необязательность мотивации;

- апелляция к воображению, а не знанию [Теория метафоры 1990: 20].

...