Метафорическое моделирование образов прошлого, настоящего и будущего в дискурсе парламентских выборов в России (2003 год) и Великобритании (2001 год)

Чуть менее частотны при концептуализации прошлого, настоящего и будущего наименования источниковой сферы «Вид зрелища и жанр представления». Причина активного использования указанных метафор - во «всевозрастающей театрализации политики, где все события расписаны по сценарию и поставлены для массового потребления и где политики и партии борются за главные роли (или по крайней мере за эпизодические)» [Anderson 1990: 5]. Театральность политики, являющаяся естественной и неизбежной чертой современности, создает ощущение неподлинности и излишней карнавальности событий прошлого, настоящего и будущего, находящихся в центре общественного внимания.

Метафорические словоупотребления, представляющие фрейм «Театральное здание и театральный реквизит», востребованы при создании образа современной действительности, дополняя картину «мрачного настоящего» различными театральными атрибутами, которые помогают политикам скрыть их подлинные дела и истинное лицо при помощи красноречивых фраз и красивых поз. При обращении к образам прошлого и будущего указанные номинации находятся на периферии.

Самыми малочисленными при моделировании прошлого, настоящего и будущего являются фреймы «Элементы представления», «Публика и прием, оказываемый спектаклю». Использование названий элементов представления в качестве «темпоральных репрезентантов, актуализирующих семантику «начала» и «завершения» [Каслова 2003а: 85], не характерно для британских политических текстов, цель которых - указать на то, что все политические процессы, независимо от количества актов, действий, антрактов и реприз - это игра на публику, обязательными составляющими которой являются ложь и зрелищность. Зрителю-избирателю уготована роль простого наблюдателя, который никак не может изменить ход спектакля. Если в реальной жизни публика может не принять не понравившийся ей спектакль, то в политической жизни она ведет себя достаточно скованно и апатично, о чем свидетельствуют заголовки периодических изданий:

Apathy is biggest threat to Labour (The Daily Telegraph, January 9th 2001); Apathy could cost 60 seats, says Blair (The Daily Mail, January 26th 2001); A strong case of election apathy (BBC World at Оne, June 5th 2001); Apathy or antipathy? (BBC World at Оne, June 1st 2001); I'm bored with the Apathy Party (The Observer, May 13th 2001); Champagne and ashes. Celebrate victory, be alarmed by apathy (The Guardian, June 7th 2001).

Отсутствие лексем со значением большей степени неудовольствия свидетельствует о том, что народ, заранее зная предрешенный финал театрального действа, не ощущает себя в силах пойти против навязываемых ему политических решений.

Следует отметить, что распределение фреймов модели по шкале частотности при концептуализации прошлого, настоящего и будущего полностью совпадает, что позволяет говорить о традициях британской политической сцены, приоритетах и предпочтениях политического театра.

В целом рассмотренный материал в полной мере иллюстрирует мысль об особой значимости концептуального вектора притворства, фальши, неискренности, лицемерия, который пронизывает образы «страшного прошлого», «мрачного настоящего» и «ужасного будущего» Великобритании в рамках театральной метафоры. Среди «бесконечных связей театра и политики» [Jestrovic http] политическая метафора выбирает только нагруженные отрицательными коннотациями.

3.2.2 Темпоральные характеристики метафорической модели ЖИЗНЬ - это ТЕАТР в российском политическом дискурсе

Метафорическая субмодель ПРОШЛОЕ - это ТЕАТР в российском политическом дискурсе. Метафора «театра» менее распространена в российском политическом дискурсе, она занимает лишь девятое место при обращении к образу прошлого страны, что составляет 2,5% от корпуса проанализированных метафорических словоупотреблений (см. табл. 1 в приложении 2), тем не менее театральная метафорика лидирует при моделировании «досоветского периода» прошлого России - 37,5% (см. табл. 1 в пункте 1.3.1).

Несмотря на то что при анализе российского политического дискурса не выявлено продуктивных сфер-источников метафорической экспансии, используемых при описании общественно-политических реалий минувших лет, отмечено, что ретроспективные метафоры содержат богатый прагматический потенциал: их оценочная градация колеблется от нейтральной и позитивной до ярко выраженной негативной. Интересно, что нейтральные и положительно окрашенные метафоры доминируют при обращении к образу «отдаленного прошлого»:

При всей ностальгии по Брежневу тогдашнее отношение к нему и к его эпохе было таково, что страну кинулись разрушать с небывалой энергией. Господи, таких ли еще персонажей Россия терпела и делала вид, что любила! Россия -- не Америка, у которой с 1776 года есть демократическая традиция. В России даже революций было гораздо меньше, чем, скажем, в той же Франции. У народа нет традиции самому решать свою судьбу -- он ждет... (Э. Лимонов // Собеседник, 18 нояб. 2003).

Наша страна во все времена (и при татаро-монголах, и при царском правлении, и при большевиках) отличалась жесткой концентрацией власти, сильной ролью государства, мобилизационным типом экономики (С. Пономарев // Завтра, 8 окт. 2003).

В приведенных контекстах театральные метафоры подчеркивают такие особенности русского национального характера как надежда на чужую помощь, безынициативность, терпение, культ «сильной руки» [Шаова 2005: 36], поэтому «даже века рабства и насилия не уничтожили веры в царя» [Абульханова 1999: 10], в доброго и справедливого правителя, который сыграет в судьбе России решающую роль.

При концептуализации «недавнего прошлого» эмоциональная окраска метафорических номинаций меняется, становясь отрицательной:

Мы сражались, чтобы базы Америки не расползлись, как раки, по всей Средней Азии, не угнездились в Прибалтике, и русский Президент не выглядел скоморохом, приглашаемым для потехи в Кемп-Дэвид. Мы встали на баррикадах, чтобы Родина своим духом и разумом устремлялась в познание, открывала великие, заложенные в Мироздании истины, а не корчилась, оглупляемая развратниками и шутами, министрами-матерщинниками, погружаясь в мракобесие и покорную тупость (А. Проханов // Завтра, 1 окт. 2003).

Сквозь призму театральной метафоры каждый результат деятельности Б. Н. Ельцина оценивается как лживый, искусственный, наигранный. Именно «ельцинская демократизация» внесла черты карнавальности в политическую жизнь страны, публичная сторона которой ранее была абсолютно ритуальной [Чудинов 2003b: 114]. До ельцинской эпохи право на риторическую стратегию на протяжении семидесяти лет было узурпировано одной партией, и тексты, озвучиваемые с политической трибуны, по определению не должны были обнаруживать образ автора (это был голос партии, и ответом ему был глас народа) [Иссерс 1999: 72]. Даже в современных публицистических текстах представление «советского прошлого» тяготеет скорее к милитарной, морбиальной, механистической метафоре, нежели к театральной, «определившей эпоху Ельцина» [Кузьмина 1999: 209]. Активизация театральных метафор в отечественной прессе приходится на время, когда перед аудиторией возникли самостоятельные политические деятели с яркой индивидуальностью и стилем общения: М. Горбачев, Б. Ельцин, А. Собчак, В. Жириновский и др. Это объяснимо тем, что театрализация политического лидера возможна только «в подобном же театрализованном контексте. Невозможно появление реальной фигуры в театрализованном контексте, как и театрализованной фигуры в реальном контексте» [Почепцов 2002: 286]. Помимо этого, взаимосвязь театра и театрализации политической деятельности значительно зависит от того, насколько политическим является сам театр в заданном социально-культурном контексте. История института театра в Восточной Европе, по крайней мере, в коммунистическую эпоху, знает примеры запрещенных спектаклей и неугодных артистов, арестов театральных исполнителей за слишком смелые намеки на злободневные политические темы, а также публики, всегда готовой поддержать и аплодировать подобному «низложению» [Jestrovic http]. Но времена меняются: отечественный театр все менее зависим от политических предпочтений сильных мира сего, чему свидетельством является абсолютная свобода слова, многообразие театральных форм и жанров, тогда как политический мир становится все более зависимым от театра.

Таким образом, при характеристике прошлого театральная метафорика, гибко реагируя на внеязыковые изменения в политической и театральной истории России, создает образ величественного «досоветского прошлого», сохраняет преимущественно нейтральную окраску при обращению к реалиям советской эпохи и наполняется негативным, подчас агрессивным прагматическим потенциалом при моделировании «недавнего прошлого» страны.

Метафорическая субмодель НАСТОЯЩЕЕ - это ТЕАТР в российском политическом дискурсе. При создании образа настоящего в политическом дискурсе парламентских выборов России метафора «театра» играет одну из ведущих ролей (137 словоупотреблений), являясь второй по частотности моделью - 9,4% (см. табл. 2 в приложении 2). Особенно востребованы театральные образы при моделировании «ограниченного настоящего» - 13,7% (см. табл. 1 в пункте 1.3.1).

При концептуализации настоящей действительности регулярно выделяются все фреймы рассматриваемой модели, наиболее активны метафоры нижеследующих сфер-источников:

«Люди театра» (37,2%): артисты, временные театральные группки, одно из главных действующих лиц, толпы юродивых и политических клоунов, инфернальные клоуны, скоморохи, шуты, тихие чиновные кукловоды в Кремле, главный кудесник, любимец толпы, директор шапито, голоногие наездницы из «Союза правых сил», акробаты из «Яблока», режиссеры и постановщики, профессионалы и любители, небольшая массовка, сильная роль, роль обличителей, роль «плохого парня», сюжет выборов, сценарий, по которому проходила нынешняя предвыборная кампания, инерционный сценарий выборов, умелый замысел режиссеров и др. Представление политической элиты современности посредством указанных метафорических словоупотреблений обнаруживает концептуальный вектор неестественности, запрограммированности и наигранности их действий, обусловленных желанием манипулировать сознанием избирателя, подчеркивая типовые прагматические смыслы - «фальшь», «двуличие», «несамостоятельность».

«Вид зрелища и жанр представления» (28,5%): избирательное действо, представление с заранее распределенными ролями и написанными речами, контуры большого предвыборного спектакля, большой и позорный спектакль, политический спектакль трех-четырех актеров, потеха, цирк, шапито, цирковое представление, клоунада, новый аттракцион, волошинско-жириновская клоунада, которая пародирует выборную кампанию, фарс, Совет Федерации выглядит пародией, трагикомедия, электоральная трагикомедия, пьеса абсурда, в которой чем глупее ситуация, тем более она значима для понимания авторского замысла, шикарная абсурдистская пьеса, пьеса абсурда в реальном времени, импровизация кружка самодеятельности в «красном уголке» и др. Исходные концепты, развернутые в метафоры, продуцируют негативные образы и оценки. Интенции коммуниканта, репрезентирующего избирательный процесс через составляющие вышеописанного фрейма, - представить его как зрелище, театрализованное шоу и, как следствие, усилить векторы неискренности, популяризации, имитации политической реальности, разоблачить лицемерие ее участников. Показательно, что среди жанров представления преобладают клоунада, трагикомедия, пародия и абсурд, моделирующие российскую действительность как хаотическое сочетание, переплетение трагического и комического, которые не просто существуют в неразрывном единстве, а обуславливают и обостряют друг друга.

«Театральное здание и театральный реквизит» (15,3%): Потешная палата, грязноватый театр, политическая сцена России, арена зверской лоббистской войны, под куполом цирка, «мировая закулиса», за кулисами, занавес, реквизит, скрываться под масками, тряпичные куклы «русских» и «украинских» «политиков», нанизанные на пальцы западного Кукловода, марионетка, урны с двойным дном, баночки с магическими чернилами и др. Коннотативно нагруженные номинации указанного фрейма метафорически представляют стремление политиков создать правдоподобие представления, придать ему большее сходство с реальной действительностью. Активизация векторов притворства, обмана и наигранности достигается посредством сопоставления театральной метафорики с жизнью.

Наиболее частотны наименования сферы-донора «театр» при концептуализации избирательной гонки:

Короче, вполне проявляются контуры большого предвыборного спектакля. Театр, правда, грязноватый. Занавес, захватанный немытыми руками (вытирали от селедки после очередной пьянки). Сцена завалена помоями (так по пьесе). Артисты в рванье (изображают народ). Режиссеры и постановщики, разумеется, за кулисами (чтобы зрители не видели), затыкают нос надушенными платками и крупными денежными купюрами. Правильно делают, ибо еще древние фармакологи утверждали, что «деньги не пахнут». Ну а сама пьеса под названием «Злодейка КПРФ» - в золоченом переплете и в сейфе. Чтобы зрители раньше времени сюжет (и истинные цели спектакля) не узнали (В. Сафарин // СР, 25 окт. 2003).

Адресант моделирует политическое «настоящее» в преувеличенно негативной форме. Использование неординарных театральных образов наряду с авторскими комментариями призвано привлечь внимание «публики» к несовершенствам избирательной системы в частности и выделить наиболее жгучие проблемы общественно-политической системы в целом.

Особенностью российских текстов агитационно-политического характера периода парламентских выборов является «способ предъявления негативного мнения путем стилизации целостных жанровых форм» [Руженцева 2004: 108], в качестве стилизационной базы для выражения негативно-оценочного суждения и его обоснования часто используется пьеса:

Сцена изображает кремлевскую администрацию. В центре, босой, с узелком и лапоточками на палке, стоит Волошин. Президент, члены правительства, представители прессы, заместители и секретарши окружают его плотным кольцом.)

ВОЛОШИН. Я ухожу. Сегодня жребий брошен.

Я не смогу стерпеть на этот раз!

ПУТИН. Останьтесь, уважаемый Волошин!

Я к вам привык! Я не могу без вас!

ВОЛОШИН. Нет, нет и нет. Решился. Или - или.

Сегодня ход вещей меня взбесил.

Я с вами был, когда Гуся давили,

Но Ходорковский - это выше сил.

КАСЬЯНОВ. Боюсь, что сам я тоже облапошен...

Мне говорили - Миша будет цел...

Останьтесь, уважаемый Волошин!

Без вас и я сползаю под прицел!

ВОЛОШИН. Нет, нет и нет! Теперь я стану в позу!

Скрипя зубами, сердце сжав в кулак,

Я ждал, пока давили вы Березу,

Но после Ходорковского - никак!

ПРЕССА. Ну кто бы ждал подобных скоморошин?!

Теперь и нас прошиб холодный пот...

Останьтесь, уважаемый Волошин!

Свободы вы последний наш оплот!

ВОЛОШИН. Нет, нет и нет! Мне нету интересу

Плутать в густом тумане, как ежу...

Я все терпел, пока давили прессу,

Но Ходорковский... Хватит, ухожу!

НАРОД. Я тоже совершенно огорошен...

Куда пойдет Россия, наша мать?

Останьтесь, уважаемый Волошин!

Без вас и нас начнут подряд ломать!

ВОЛОШИН. Нет, нет и нет! Хотя я враг безделья,

Но нынче ухожу, сухарь грызя...

Пока Россию грабили - терпел я,

Но грабить Ходорковского нельзя!

(Уходит, раздвигая толпу плечом.

Публика со слезами смотрит ему вслед.)

ПУТИН (в задумчивости).

Ушел, мою всю душу разберЕдив...

Не знаю сам, кого теперь любить...

СУРКОВ. Наверное, кого-то из «Медведев»... ПУТИН (грустно).

Медведев, значит? Так тому и быть...

(Д. Быков // Собеседник, 5 нояб. 2003)

В приведенном отрывке театральная метафора обрамляет политический текст, придает «спектаклю» определенную пластическую форму. Система мизансцен и авторских ремарок выявляет внутреннее содержание «пьесы», раскрывает характеры «героев» и движет «сюжет», транслируя читателю авторское мнение, помогая увидеть реальную картину происходящего и по-настоящему почувствовать ее абсурдность и комизм. Чем тщательнее автор прорисовывает мизансцены, описывает действия и чувства главных действующих лиц, тем откровеннее становится насмешка над «большим политическим театром».

Несерьезность, абсурдность действий тех, кто волею самого народа вершит его судьбу, также эксплицируются в российских текстах через метафорические номинации с исходной понятийной сферой «цирк» (Каслова 2003a, Красильникова 2005, Санцевич 2003, Чудинов 2003b):

На выборах несомненно победит Вешняков. Он - главный кудесник, любимец толпы, директор шапито. Красуется в аметистовых лучах, облаченный в розовые панталоны, обтягивающие чулки и золоченый камзол. Взмахивает шляпой, плещет смоляными до плеч кудрями, расправляет пышные усы. А вокруг бегают пони из «Партии жизни». Скачут голоногие наездницы из «Союза правых сил». Вертятся неутомимые акробаты из «Яблока». Идет под куполом либерально-демократический канатоходец, выискивая в кого бы ловчее плюнуть. Кидают сотни шаров жонглеры из блока «Родина». Катится на автомобильном баллоне друг водителей Похмелкин. Прыгают сквозь огненные кольца хромые львы из «Народной партии». Едут на слонах и верблюдах президенты в тюрбанах и тюбетейках. Шагают на руках министры и мэры из «Единой России». Милиционеры проносят шкуры убитых «оборотней». Спасатели МЧС маршируют с грузом чугунных батарей на плечах. Маленькая прелестная балерина с точеными ножками делает па, начинает кружиться вокруг «вертикали власти», подбрасывает и ловит скальп Ходорковского, посылает воздушный поцелуй в ложу генерального прокурора. Весь цирк встает и приветствует любимое балетное диво… В одеждах фокусников, факиров и колдунов идут члены избирательных комиссий, набранные из чиновников всех уровней. Умельцы превращать доллары в газетную бумагу, избирательные бюллетени в талую воду, они несут урны с двойным дном, баночки с магическими чернилами, испаряющимися через пять минут, большие котомки с «мертвыми душами»... Цирковое представление подходит к концу. Вешняков кланяется во все стороны, из него сыпятся конфетти, серпантин, золотой дождь. Он взрывает хлопушки, шутихи. Держит между босыми пальцами рук и ног шестнадцать бенгальских огней.

Прожектора начинают медленно гаснуть. Но что это? Почему в теплом цирке, пахнущем слоновьим навозом и духами Слиски, вдруг дохнуло ледяным сквозняком? Что за скрежет и гул раздаются? Разрывая матерчатые стены шапито, на арену выходят скелеты. Восемь миллионов скелетов, именующих себя "детьми реформ", лязгая костями, идут, глядя в цирк пустыми глазницами… Скелеты кладут Вешнякова на плечи и уносят из цирка в беспросветную русскую ночь (А. Проханов // Завтра, 3 нояб. 2003).

Через яркие цирковые метафоры, зрелищность, гротеск политического спектакля адресант постепенно подводит избирателя к мысли о том, что «не театр зеркально отражает жизнь, а жизнь является копией театра [Subedi http], что «когда на политической сцене ставится импровизированное представление, в нем не только добиваются успеха, но и страдают, терпят неудачи и умирают», что «политический театр не имитирует реальность, он создает ее» [Czarniawska-Joerges, Jacobsson 1995: 394].

Представленная субмодель насыщена наименованиями, несущими негативную эмотивную окраску: страшноватый пир театральных метафор создает образ «мрачного настоящего». Сквозь призму этой матрицы жизнь кажется театром абсурда, фарсом, где играют марионетки и бездушные куклы, либо жестоким номером в цирковом балагане.

Метафорическая субмодель БУДУЩЕЕ - это ТЕАТР в российском политическом дискурсе. В политическом дискурсе «Выборы в Государственную Думу - 2003» театральные образы занимают восьмое место при прогнозировании будущего страны. Процент содержания метафорических наименований со сферой-источником «театр» составил 3,4% (см. табл. 3 в приложении 2).

При анализе материала, репрезентирующего и характеризующего политическую ситуацию будущего в терминах театра, не обнаружено наиболее частотных источниковых сфер, метафорические номинации которых особенно активно участвуют в создании образа будущего.

Все метафоры с исходной понятийной сферой «театр», использующиеся при прогнозировании вероятного будущего России, обладают негативным потенциалом:

Большинство нынешних партий - будто надувные шарики. Такие же задорные, рвущиеся вверх и… столь же недолговечные. Их привлекательности, как правило, хватает на короткий миг политического карнавала - каких-нибудь два-три месяца до выборов. А после? Все зависит от воли Кремля. Захочет - полетают по Думе до новых выборов. А не захочет, так ткнет в надоевший пузырь указующим перстом - хлоп! - и нет партии. А взамен надует что-нибудь новенькое. Так было с «Демвыбором» Гайдара, с «Нашим домом» Черномырдина, с «Отечеством» Лужкова, с «дембельскими» скороспелками Рыбкина и Шумейко. Все и не припомнить. Да и не надо. И без того понятно, что в России партии, даже играющие в оппозиционность, не говоря уже о бесчисленных «партиях власти», создаются только с высочайшего дозволения (П. Вощанов // Новая газета, 22 сент. 2003).

Оценка при использовании театральной метафоры формируется за счет тех неблагоприятных для объекта метафоризации ассоциаций, которые сопровождают восприятие созданного автором образа избирательных блоков - воздушных шариков - легковесных и недолговечных, являющихся лишь украшением политического карнавала, где все заранее известно и предрешено, и неспособных не только повлиять на судьбу России в будущем, но и сохранить свою собственную жизнь.

Таким образом, общая эмоциональная атмосфера образа будущего, моделируемая в рамках метафоры «театра», отрицательная, акцентирующая быстротечность, фальшь и лживость политической жизни и ее главных действующих лиц.

Представленность фреймов модели ЖИЗНЬ - это ТЕАТР в политическом дискурсе России «Выборы в Государственную Думу - 2003» иллюстрирует схема 8.

Схема 8

Театральная метафора в темпоральном аспекте в дискурсе парламентских выборов России (2003)

Размещено на http://www.allbest.ru/

- наиболее частотные фреймы

Размещено на http://www.allbest.ru/

- фреймы, находящиеся на периферии

Размещено на http://www.allbest.ru/

- фреймы не представленные / представленные единичными метафорами

Результаты исследования показывают, что в российском политическом дискурсе парламентских выборов понятийное поле «театр» не представляет собой целостную, детально структурированную систему при моделировании образов прошлого, настоящего и будущего. Театральные метафоры носят ситуативный характер, в частности, при обращении к образам прошлого и будущего.

Осмысление жизни в базовых концептах театра начинает проявлять потенциал к активизации в российском политическом дискурсе при создании образа настоящего. Авторы агитационно-политических текстов, формируя концептуальную картину мира реципиента, последовательно и образно доказывают, что «политика является театром реальности» [Anderson, Walter 1990: 122]. При концептуализации настоящего оказываются особенно востребованными метафоры фреймов «Люди театра», «Вид зрелища и жанр представления», «Театральное здание и театральный реквизит», акцентирующие внимание на том, что все роли в политическом спектакле давно распределены, действия тщательно продуманы, каждое слово взвешено и для неподготовленного народа противодействие происходящему в случае его неудовольствия может оказаться неразрешимой ситуацией. Указанные номинации вызывают негативные ассоциативные признаки, наиболее ярко передавая смысловые ассоциации «запрограмированности», «наигранности» и «лицемерия».

Совокупность метафор, использующихся при концептуализации прошлого, настоящего и будущего в российском дискурсе, не однородна. Несмотря на то что в большинстве случаев театральная метафорическая модель служит интенсификатором отрицательных характеристик политической системы, продуцируя образы «страшного прошлого», «мрачного настоящего» и «ужасного будущего», немногочисленные положительно окрашенные метафоры участвуют в создании образа «величественного прошлого» России.

Результаты проведенного сопоставления представленности фреймов модели и образов прошлого, настоящего и будущего, создаваемых в рамках театральной метафорической модели в дискурсе двух стран, можно представить в виде табл. 10.

Таблица 10

Соотношение наиболее частотных фреймов театральной метафорической модели и образов прошлого, настоящего и будущего в дискурсе России и Великобритании

	Россия	Великобритания
Прошлое	Не выявлено	«страшное» «величест-венное»	Люди театра. Вид зрелищ и жанр представления. Театральное здание и театральный реквизит.	«страшное»
Настоящее	Люди театра. Вид зрелищ и жанр представления. Театральное здание и театральный реквизит.	«мрачное»	Люди театра. Вид зрелищ и жанр представления. Театральное здание и театральный реквизит.	«мрачное»
Будущее	Не выявлено	«ужасное»	Люди театра. Вид зрелищ и жанр представления. Театральное здание и театральный реквизит.	«ужасное»

Результаты сопоставительного исследования показывают, что метафора «театра» представляет собой яркую черту современной британской политической речи в целом, активно участвуя в создании образов прошлого, настоящего и будущего, тогда как в российском политическом дискурсе номинации, составляющие рассматриваемую модель, в основном востребованы лишь при моделировании политической ситуации выборов и образа «продолженного настоящего».

При метафорическом представлении прошлого Великобритании наиболее частотны наименования фреймов «Люди театра», «Вид зрелища и жанр представления», «Театральное здание и театральный реквизит». Актуализируя концептуальные векторы притворства, лживости и внешней моделируемости происходящих событий, данные номинации провоцируют негативное восприятие общественно-политической ситуации: политическое прошлое Великобритании - театр, в котором политические лидеры играют на публику, тщательно режиссируют свои действия, держат под контролем результаты общественного мнения, то есть обращают особое внимание на внешние факторы общественно-политической жизни страны, ее форму, а не содержание. В политическом дискурсе России театральные метафоры единичны при концептуализации прошлого, однако оценка, заложенная в метафорах модели, различна: любое событие, коллизия, поворот «сюжета» не поддаются однозначной интерпретации, все происходившее - многозначно и принципиально вариативно, поэтому наряду со «страшным прошлым» появляется образ «величественного прошлого».

Российская и британская лингвокультуры соприкасаются на метафорическом представлении жизни сквозь призму театральных понятий при моделировании современной действительности. Представления о политическом театре настоящего оказываются максимально близки: совпадают все наиболее частотные фреймы описываемой модели: «Люди театра», «Вид зрелища и жанр представления», «Театральное здание и театральный реквизит». Настоящее России и Британии выглядит следующим образом: это карнавал, где маски скрывают истинные лица актеров самых различных амплуа, где наиболее популярными жанрами представления являются смеховые: фарс, трагикомедия, пародия, абсурд, все структурные компоненты которых - от проблематики и отображаемых реалий до характеров действующих лиц - пронизывает гротеск. Линейная логика принципиально отсутствует, все «сдвинуто», все не соответствует друг другу: герой - ситуации, характер - действию, цель - средствам, быт - бытию, мысли - поступкам. Через гротеск, сатиру, иронию происходит умаление значимости характеризуемого объекта или предмета речи, уничижение его в глазах адресата. Это «оружие» политической борьбы уходит корнями скорее в политический и сатирический театр, в практику комедиантов, клоунов и шутов, нежели в арсенал профессиональной политики [Jestrovic http]. Из сказанного следует, что настоящее двух стран - сфера сосредоточения образных наименований, несущих отрицательные оценки. Однако при всей общности указанных представлений России и Великобритании относительно образа настоящего обнаруживаются и некоторые отличия. В частности, в российском дискурсе можно проследить «черты народной «смеховой» культуры» [Григорьева 2001: 13] в стилизованных статьях и текстах, лейтмотивом которых является развернутая цирковая метафора.

Обращает на себя внимание следующее: метафоры, задающие объяснение того, что будет определять судьбу Великобритании после парламентских выборов, по частотности совпадают с метафорическими номинациями, преобладающими в описании прошлого и современной действительности, - «Люди театра», «Вид зрелища и жанр представления», «Театральное здание и театральный реквизит». Как в театре абсурда, построение произведения циклично: совершая «полный оборот», сюжет очень часто возвращает зрителя в исходную точку. Авторы агитационно-политических текстов избавляют избирателя от необходимости домысливать будущее страны, заранее распределив роли, выбрав жанр представления, театральные подмостки и требующийся реквизит. Метафоры, используемые при прогнозировании будущего Великобритании, эксплицируют смыслы, связанные с запрограммированностью развития событий «ужасного будущего». В российских политических текстах понятийное поле «театр» не актуализировано при создании образа будущего, единичные наименования наполнены негативным прагматическим потенциалом.

Показательно, что в дискурсе двух стран наименее активны словоупотребления фреймов «Элементы представления» и «Публика и прием, оказываемый спектаклю». Авторы текстов политической направленности характеризуют театральное зрелище, не дробя его на отдельные акты. Публика в высшей степени пассивна. Созерцательное участие масс в политических процессах обуславливает роль народа лишь как адресата-наблюдателя, «который воспринимает политические события как некое разыгрываемое действо» [Шейгал 2000: 66].

Рассмотренный материал свидетельствует о том, что метафора «театра», «являясь средством осмысления сложных, многоуровневых событий» [Freie 1997: 730], более частотна в британских текстах предвыборной агитации. Ее распространенность объясняется важной ролью, которую играют зрелищные искусства в социальной жизни Великобритании. Помимо этого, в Британии право вершить прошлое, настоящее и будущее народа оспаривалось в британском парламенте не менее чем двумя партиями, задачей которых было привлечь на свою сторону как можно больше избирателей, поэтому «театрализация и постановочность всегда являлись важными составляющими политики»[Czarniawska-Joerges, Jacobsson 1995: 383].

Особая роль «вождизма» в жизни России [Гаджиев, Гудименко, Каменская 1994: 322], исторически обусловленная авторитарно-монархическая психология населения нашей страны [Каслова 2003а: 21], преклонение и благоденствие перед святостью власти, однопартийная система советской эпохи обуславливают меньшую частотность театральных образов при моделировании прошлого. На продуктивность концептуальной метафоры ЖИЗНЬ - это ТЕАТР в российском политическом дискурсе при создании образа настоящего оказывает влияние тенденция к распространению личностного характера политики [Гаджиев 1994]. Организация политических мероприятий в современной России действительно стала напоминать театральные представления с невероятными спецэффектами. Однако в отличие от «постановок» прошлого, сегодняшние «ведущие актеры» никогда не остаются на сцене достаточно долго, чтобы народ начал верить в значимость и реальность происходящего [Czarniawska-Joerges, Jacobsson 1995: 390]. Возможно, именно в этом кроется причина его апатии и равнодушия к собственной судьбе.

Таким образом, метафорическая модель ЖИЗНЬ - это ТЕАТР, являясь базисной для британского политического дискурса, носит окказиональный, ситуативно-обусловленный характер при моделировании прошлого и будущего России, указанные номинации активизируются только при создании образа настоящего. Специфика образных номинаций отражает типичные признаки явлений прошлого, настоящего и возможного будущего каждой страны, своеобразие концептуального мира и языковой вкус носителей языка в определенный промежуток времени.

3.3 Национальная специфика создания образов прошлого, настоящего и будущего с использованием менее частотных метафорических моделей в политическом дискурсе парламентских выборов в России и Великобритании

В настоящем разделе мы остановимся на менее частотных метафорических моделях, принадлежащих одним и тем же сферам-источникам метафорической экспансии, задействованных в создании образов прошлого, настоящего и будущего в политическом дискурсе России и Великобритании (см. табл. 1 в приложении 3).

Одной из ведущих моделей мира, в значительной степени усвоенных современной эпохой, является концептуальная метафора ЖИЗНЬ - это ДОРОГА (Ермакова 2000а, Каслова 2003а, Мишланова 2002, Сабурова 2005, Соколовская 2002, Сухина 2005, Феденева 1997, Феденева, Чудинов 1999, Чудинов 2001с, 2003b, Judge 2001b, Zinken 2004 и др.). В дискурсе России доля данных метафорических выражений при создании образа прошлого составляет 2,5% (см. табл. 1 в приложении 2). Активизации метафоры «пути» в осмыслении важнейших сфер общественной жизни прошлого способствуют быстрая смена общественных настроений, неизменные поиски чего-то нового, некоторая неупорядоченность и даже хаотичность жизни, характерные для отдельного русского человека и государства в целом [Каслова 2003а: 124]:

В годы горбачевско-ельцинской диверсии на магистральных путях страны машинистом паровоза штабного эшелона нашей партии оказался затаившийся до поры до времени предатель. Оборотнями оказались и многие «кондукторы» состава, перешедшие на службу дегенератам (В. Чурилов // СР, 27 сент. 2003).

Концептуальный вектор выразительных образов, задействованных в игре метафорических моделей (метафоры «пути» и метафоры «войны»), направлен на создание контекста опасности, непредсказуемости по отношению к политической ситуации прошлого, где друг может оказаться врагом, соратник по оружию - предателем, конечный пункт назначения - началом нового витка пути. Метафорическая форма высказывания позволяет повысить степень интенсивности и эксплицитности эмоций, оказывая требуемый воздействующий эффект на адресата при описании политических реалий минувших лет. Для характеристики прошлого используется также ряд позитивно окрашенных метафорических сочетаний:

Довольно нам жить чужим умом! У России всегда был свой путь. Она выбирала его из жизни, из многовековых традиций (программа КПРФ).

Образ «величественного прошлого» неизменно связан с историей страны, самобытностью и самостийностью России.

При метафорическом отображении настоящей действительности - 3,4% (см. табл. 2 в приложении 2) - превалируют метафоры с негативным оценочным потенциалом:

Мы в тупике, страшном, безнадежном, глухом, куда завели нас слепые поводыри, увечные и хромые проводники, злые обманщики и невежды. Горбачев, пустой, целлулоидный, наполненный трескучим горохом. Ельцин, тупой, как изрубленная топором колода, какие стоят на рынках в мясных отделах. Путин, покрытый из пульверизатора золотой пыльцой, оставшейся от реставрации кремлевских дворцов (А. Проханов / Завтра, 21 октября 2003); Сегодняшнюю ситуацию в России можно сравнить с трагедией парохода «Титаник», который уже получил гибельную пробоину (И. Иванов // СР, 22 нояб. 2003); Россия сегодня на распутье (Ю. Рот / Собеседник, 2 сентября 2003).

В образе «мрачного настоящего» доминируют концепты тупика, препятствий, остановки, акцентирующие невозможность дальнейшего движения, медленное развитие событий. Текущий момент бытия в рамках рассматриваемой концептуальной модели воспринимается как переходное состояние, которое передается в локально-темпоральных терминах: «на перепутье», «переходный период», «смутное время», «переломная эпоха».

Метафоры «пути» все время зовут в будущее - 7,3% (см. табл. 3 в приложении 2), обещают достижение некоего рубежа. Имея в виду перспективу, такие метафоры вселяют надежду на «прекрасное будущее», именно поэтому они активно употребляются в программных документах политических партий:

На выборы Политическая партия «Единая Россия» идет с четкой программой действий (программа партии «Единая Россия»); Именно такая политика даст России шанс встать на путь устойчивого экономического роста и демократического развития (программа партии СПС); Партия социальной справедливости поддерживает переход российского общества к устойчивому экономическому развитию по пути социальной справедливости (программа ПСС); Сегодня у нас только одна дорога вперед. Это дорога к Социализму. Дорога к восстановлению Советской власти. Дорога к возрождению Союзного государства (программа КПРФ).

Дорога обещает постепенное приближение к цели, блеснувшей вдали. В идеальном будущем - с точки зрения русского менталитета - видится средоточие всего лучшего, что было в прошлом и настоящем; в нем чудится и воздаяние, и воскресение [Сухина 2005: 148]. Однако изображение будущего двоится:

Сломить историческое предопределение еще можно, но это потребует огромных жертв. Страна к ним не готова. И правильно. Сворачивать с магистрального пути - только кровь попусту лить. И никому уже не важно, что этот магистральный путь ведет наш локомотив на кладбище паровозов. Там нам и место (Д. Быков // Собеседник, 21 окт. 2003).

В представлении «ужасного будущего» звучат апокалипсические нотки конца пути, а вместе с ним - жизни общественно-политического строя и страны в целом.

Номинации со сферой-источником «путь» (4,3%) (см. табл. 4 в приложении 2) оказались востребованными при метафорическом воссоздании образа прошлого Великобритании. Метафорическая модель, основанная на данном культурном концепте, максимально отражает прихотливую динамику общественных процессов [Феденева 1997: 67]:

When «peace in our time» turned into all-out war, Winston Churchill emerged as the man to lead the Conservatives, and the country, out of the abyss (P. Gould // BBC World at One, March 4th 2001).

Метафорические наименования, репрезентирующие прошлое Великобритании как движение вперед, вверх, из «пропасти», содержат оценку, являющуюся представлением позитивного восприятия адресантом «величественного прошлого» своей страны. И, наоборот, негативно воспринимается все то, что мешало этому развитию:

The Conservatives were incompetent stewards of the British economy. Boom followed by bust, followed by boom, followed by bust. But Labour has done too little to address their fundamental mistakes (Statement on the economy to General Election press conference // Ch. Kennedy, May 25th 2001).

В процессе когнитивного построения политической реальности прошлого Великобритании используются ресурсы понятийной сферы с негативным прагматическим потенциалом, вызывая в сознании адресата эмоциональные представления о зависимости британской экономики от тех, кто стоял «у руля», о наличии на пути экономического развития страны множества препятствий, затруднявших продвижение экономики вперед.

При моделировании настоящего метафора «пути» (4,8%) (см. табл. 5 в приложении 2) получает особое значение благодаря тому, что в контексте политической реальности она закладывает фундамент понимания направления и связанной с ним целесообразности общественного движения. Партия власти считает избранный путь наиболее верным и успешным:

Britain stands more prosperous, more equal, more respected. Our country is on a new course (Labour Party Manifesto).

Оппозиционные политики внушают избирателю представление о том, что путь развития, выбранный правительством и правящей партией, является неверным, что нужно найти выход из «мрачного настоящего» и уверенными шагами идти в новое «светлое будущее»:

The Conservative party leader William Hague said a Tory government would «set business free» from government. «At the moment in this country we are going in the wrong direction», he said (BBC World at One, March 27th 2001).

Из «светлого» и «мрачного» настоящего все пути ведут в будущее (20,3%) (см. табл. 6 в приложении 2). Будущее в сознании британцев есть нe что иное, как параллельная реальность, в идеале более счастливая и истинная:

T. Blair: Our job now is to set out clearly the next steps we will take towards building a better Britain (Tribune at Labour's Spring Conference, February 2001); T. Blair: The message from the British people is clear. They agree with the direction in which we take this country, but they want us to get on with the journey (FT, June 6th 2001); W. Hague: True there are many aspects of European policy on which we would change direction from the current government, but I think that is necessary, because we have a government signing away more and more of the rights and powers of this country (B. Groom, R. Shrimsley // FT, May 26th 2001).

При создании «прекрасного, светлого будущего» активно эксплуатируется образ «страны», «народа», который нуждается в уважении и достоин счастливой жизни. Народ становится объектом, о котором будет проявлена забота и в чьих интересах будет действовать правительство.

Другим способом осмысления политических реалий в ситуации парламентских выборов в двух странах является группа метафор, подчеркивающих динамику развития общества, ассоциативно связанных с концептом «строительство» (Арутюнова 1990, Ермакова 2000b, Колотнина 2001, Красильникова 2005, Миронова 2003, Санцевич 2003, Феденева 1997, Чудинов 2003b, Chilton 1994, Chilton and Lakoff 1995, Chilton and Ilyin 1989, Judge 2001b, Schдffner 1993, Slaughter 1990, Zinken 2004 и др.).

Номинативные сочетания из сферы-источника «строительство» употребляются для метафорической характеристики прошлого России - 0,6% (см. табл. 1 в приложении 2):

Цивилизационное строительство в России ведется ее народами уже более тысячи лет. В ходе этого строительства народы-труженики всегда стремились к объединению, а местные «элиты» очень часто - к обособлению, вопреки воле народов. Это особенно ярко проявлялось в переломные моменты истории (программа КПЕ).

Введение в политический текст концепта «народ» обусловлено достаточной смысловой широтой, позволяющей эксплуатировать его в зависимости от промежуточных целей политика. В приведенном примере данный концепт используется, с одной стороны, для создания образа «величественного прошлого», великого народа-творца, строителя, созидателя, труженика, с другой - для дискредитации власть предержащих. Чаще всего народ (даже в рамках концептуальной метафоры «строительства») представляется жертвой экспериментов правителей «страшного прошлого»:

Все десять прошедших лет отталкиваясь от той пирровой победы, выстраивая свою государственность на костях народных мучеников Белого дома, возводя путинскую «родословную» к «первому президенту», ни разу не покаявшись за жертвы и преступление, власть только укрепила всех в мысли, что она и российский народ - две вещи несовместные, противоположные и враждебные (Д. Тукманов // Завтра, 1 окт. 2003).

Метафорические наименования модели ЖИЗНЬ - это СТРОИТЕЛЬСТВО малопродуктивны при концептуализации настоящего момента действительности (0,4%) (см. табл. 2 в приложении 2). Позитивным зарядом обладают метафоры, активизирующие смыслы активной деятельности, динамики, последовательности, непрерывности строительного процесса:

Либеральный патриотизм - патриотизм деятельный: мы выстраиваем страну, которая стоит того, чтобы здесь жить, работать и растить детей (программа партии СПС).

Интересно, что в российском политическом дискурсе метафорические словоупотребления с ассоциативными семами «созидание», «укрепление» могут употребляться с негативными оттенками значения, создавая образ «мрачного настоящего»:

Путина назначили президентом и подарили ему Россию не для того, чтобы он что-либо менял. Он должен был забетонировать систему, которая возникла при Ельцине. Работа, на которую наняли Путина, была вполне конкретна: гарант статус-кво… Но без освобождения от наиболее ярких архитекторов ельцинизма ему было бы трудно осуществлять работу гаранта (Л. Шевцова // Новая газета, 24 нояб. 2003).

Метафоры строительства особенно активны в процессе создания образа будущего - 2,2% (см. табл. 3 в приложении 2). Причины особой значимости рассматриваемой метафоры именно в рамках данного образа кроются, скорее всего, в том, что концепт строительства ассоциативно связан с позитивными преобразованиями, с надеждами на лучшее будущее:

Позиция ЛДПР четко обозначена - только опора на мощную отечественную промышленность и крепкое сельское хозяйство позволит реально и существенно повысить жизненный уровень подавляющего большинства граждан страны (программа ЛДПР); Фундамент предлагаемой нами политики - возрождение нашей духовности и державности (программа НРПР); «Наши усилия будут направлены на аккуратный, но настойчивый и жесткий демонтаж той системы периферийного капитализма, который сложился в России. Пока это еще не поздно», - заявил Явлинский (Е. Руднева // Газета, 6 сент. 2003).

Отметим, что зачастую высказывания, иллюстрирующие использование метафоры «строительства», связываются с началом застройки - расчисткой завалов, закладкой фундамента, а не с возведением стен. Автор метафоры «строительства» приходит на разрушенное место, пустырь, руины, поэтому его обещания о потенциальном вкладе в возведение нового здания звучат более внушительно [Миронова 2003: 100].

Активизация метафорики сферы-донора «строительство» (12,9%) (см. табл. 4 в приложении 2) прослеживается в рамках системы концептуальных метафор, участвующих в создании образа прошлого Великобритании:

M. Portillo: Thatcherism was certainly an extremely important period. It transformed Britain's prospects. It transformed Britain's politics, forcing the Labour party to abandon the nonsense that it said, if not actually to abandon the nonsense that it does. Many of the things that she stood for remain highly relevant (B. Groom // FT, May 20th 2001).

Концепт строительства ассоциативно связан с позитивными преобразованиями, формируя имидж «строителя новой жизни», «созидателя», что обретает особое значение в рамках создания образа «величественного прошлого». В противовес позитивно окрашенным метафорическим словоупотреблениям в британской политической речи встречаются отрицательно нагруженная метафорика, выявляющая недостатки политической системы прошлого:

When Tony Blair took over Labour in 1994 - just as when Margaret Thatcher took control of the Conservative Party in 1975 - he was in effect an enemy alien, parachuted in to the top of the party with a mission to destroy all traces of the previous regime, and to impose his own very different view of the world (The Daily Telegraph, February 19th 2001).

Как видно из контекста, концепт строительства может модифицироваться: на первый план выдвигаются компоненты, эксплицирующие разрушение, уничтожение, развал, направленные на критику политической системы «страшного прошлого».

При обращении к образу настоящего (2,8%) (см. табл. 5 в приложении 2) примеры политической метафоры актуализируют центральные для национального сознания британцев концепты дома и строительства. Культ частной жизни и возвеличивание домашнего очага - осевые координаты национальной психологии англичан. Именно «домоцентризм» часто дает ключ к пониманию своеобразных черт их характера [Красильникова 2005: 183]. Традиционно строительство в британском дискурсе символизирует создание политических структур, развитие общества и страны в целом, продуцируя образ «светлого настоящего»:

The Premier said: «Four years has given us the chance to build foundations - but now the work has to go on. There is a lot done, there is a lot more to do» (Daily Mail, May 8th 2001).

Поскольку строительство - это всегда надежда на лучшее будущее [Чудинов 2003b: 158], прогнозирование дальнейшего развития событий (5,3%) (см. табл. 6 в приложении 2) окрашено преимущественно позитивно:

We achieved spurts of economic growth, but inflation would then get out of control. Our welfare state was founded to offer security, but its progress was stalled. It is as if a glass ceiling has stopped us fulfilling our potential. In the 21st century, we have the opportunity to break through that glass ceiling (Labour Party Manifesto).

С одной стороны, в процессе создания картины «светлого будущего» актуализируются концепты стабильности, безопасности, реанимирования былых достижений, с другой - использование данной метафоры позволяет политику уйти от необходимости называть своими именами планируемые мероприятия, за которые придется отвечать, которые нужно будет реализовывать.

При моделировании общественно-политической ситуации прошлого, настоящего и будущего к числу наиболее распространенных источниковых сфер относятся также физиологические образы (Апресян 1990, Вершинина 2002, Гришина 2004, Колотнина 2001, Никитина 1999, Чудинов 2003b, Феденева 1997, Lakoff http).

В проанализированном корпусе российских агитационно-политических текстов доля метафор указанной сферы-донора при моделировании прошлого составляет 2,8% (см. табл. 1 в приложении 2):

В 1996 году олигархи сами выбрали свою будущую судьбу, пропихнув во власть Ельцина. Все остальное было уже предопределено. Да, в противном случае могли выбрать Зюганова. Да, ребенок набил бы себе шишку. Но он бы по крайней мере выучился ходить!... Сейчас он ведь тоже получает свои шишки, но - лежа, не делая даже попытки встать на ноги (Д. Фурман // Собеседник, 5 нояб. 2003).

Развитие политических процессов в стране метафорически проходит все стадии, как и физиологические процессы в организме. Оценочное отношение, выраженное метафорами источниковой сферы, заставляет читателя, исходя из его социально-политического опыта, определить уровень «развития» президентской власти, построить для себя представление о состоянии и структуре государственной власти прошлого.

...