Метафорическое моделирование образов прошлого, настоящего и будущего в дискурсе парламентских выборов в России (2003 год) и Великобритании (2001 год)

При создании образа настоящего Российского государства (7,1%) (см. табл. 2 в приложении 2) преобладают метафоры с негативно-оценочным потенциалом, среди которых доминируют метафоры «сна» и «испражнений»:

Власть «проспала» ситуацию. Ей все еще казалось, что общая линия на продолжение реформ, пусть и с олигархическим привкусом, выдерживается. Убаюкивали благостные реляции правительства о темпах развития, росте благосостояния (Аналитический центр АиФ, 5 нояб. 2003).

Семантически заложенный в метафорических единицах настрой на отдых позволяет логически продолжить цепочку для метафорических производных - отсутствие активности, снижение работоспособности, намеренное отстранение от текущих проблем. Подчеркнуто пейоративный смысл вкладывается в контексты, включающие обозначение «пищеварения» и «испражнений» организма:

Завершается «предвыборная кампания» на ТВ. Она стала публичным физиологическим актом путинской власти. То есть власть 4 года тужилась, пыхтела, надувала щеки, делала важный вид. И вот, наконец, облегчилась. Средства массовой коммуникации загодя были переоборудованы в систему канализации. Через телеканализацию осуществлялся слив на мозги электората всего выношенного, высиженного властью. Смысл и существование большинства телеперсонажей оказался в целевом накоплении внутренних нечистот «против КПРФ». Пожирать страну и копить внутри себя грязь - вот предназначение «Еды» и ее «журналистов» (А. Ефремов // Завтра, 3 дек. 2003).

Контекст с включением метафор, способных обозначать исключительно физиологическое существование государственного организма, выражает подчеркнуто грубое отношение к описываемому процессу, несет отрицательную эмотивную оценку, создавая образ отталкивающего «мрачного настоящего». Положительной эмотивной окраской характеризуются немногочисленные концепты, указывающие на рост и развитие общественно-политического строя:

Политическая система России, мне кажется, выздоравливает, взрослеет (Е. Шишкунова // Газета, 2 сент. 2003).

Основной прагматический смысл подобных высказываний - постепенное усиление государственных структур, доведение до значительной степени или ожидаемого состояния [Вершинина 2002: 154].

При обращении к образу будущего России (7,8%) (см. табл. 3 в приложении 2) в рамках концептуальной модели ЖИЗНЬ - это РАЗВИТИЕ ОРГАНИЗМА доминируют наименования источниковой сферы «смерть»:

Мы увидим, как во время инаугураций хлынут из лопнувшей канализации фекалии и затопят с головой победителей (А. Проханов // Завтра, 25 нояб. 2003); И все новые пертурбации проходят под убаюкивающие реляции о «стабильности», которая необходима для процветания «единой и сильной России». Стабильность эта будет как на кладбище (А. Смирнов // Завтра, 5 нояб. 2003); На избирательных плакатах и партийных лозунгах выступят фиолетовые трупные пятна (А. Проханов // Завтра, 10 сент. 2003).

Указанные наименования наводят на прагматические смыслы исчезновения, необратимости процессов распада, невозможности и ненужности восстановления нынешней государственной системы. Однако негативно окрашенные концептуальные метафоры чередуются с позитивными образами, в которых «Россия вспрянет ото сна» и ее правители будут удовлетворять не только свои чисто физиологические потребности:

Мы должны разбудить общество, создать Союз Против Страха (программа партии СПС); Б. Немцов: «В Государственной думе должны быть мозги и воля… Мозгами и волей должны стать представители «Союза правых сил» (Е. Руднева // Газета, 8 сент. 2003).

В «прекрасном будущем» представителям власти России (в отличие от их предшественников) свойственны душевные и нравственные порывы, на смену «желудку» приходит «разум».

Введение в дискурс Великобритании эмотивно окрашенных единиц рассматриваемой источниковой сферы, описывающих прошлое (0,4%) (см. табл. 4 в приложении 2), позволяет говорящему подчеркнуть состояние политической ситуации в стране в настоящий момент:

NI (National Insurance) is only a hangover from the glory days of the welfare state, but it also reveals the sharp difference in principles governing how that system is supposed to work (The Daily Telegraph, May 27th 2001).

Изобилие, веселье, кураж старых добрых времен оставили после себя лишь воспоминания.

Абсолютное большинство метафор сферы-донора «физиология», использующихся для представления настоящей действительности (5,6%) (см. табл. 5 в приложении 2), указывает на негативность сложившейся ситуации, усугубляя оценочный характер высказывания:

Manifestos are stuffed with long strands of what geneticists would call introns - the junk dna that crops up in genes but carries no useful information. Each of the parties tries to explain how its values differ, and each has made them sound just the same (The Economist, May 19th 2001).

Добротный политический организм прошлого перерождается, «мрачное настоящее» нанесло ему непоправимый ущерб:

Labour needs reform because the current system is dying on its feet, and any progressive party must recognise that (Ch. Kennedy // BBC World at One, January 30th 2001).

Доминирование метафорических единиц с негативной эмотивной окраской сигнализирует о том, что политическая система недееспособна, действия ведущих партий не приносят успеха. Необходимы кардинальные меры для восстановления и успешного развития общественно-политического «организма».

Именно поэтому в метафорическом представлении будущего Великобритании (3,9%) (см. табл. 6 в приложении 2) используется мощный позитивный потенциал концептов «голода», «жажды» перемен:

Lacking the fear of a plausible Tory victory, voters will need inspiring to go to the polls. They will need all the passion and belief that Tony Blair can express. Voters will need to feel the hunger, the fervour for further reform, the sense of mission that the Labour leader feels and can get across so well (The Observer, May 20th 2001).

Рассматриваемые метафорические единицы служат основой для моделирования образа «светлого будущего», в котором авторы хотят подчеркнуть возможность избирателей влиять на течение социально-политической жизни страны, при этом перекладывая на них часть ответственности в том случае, если грядущее не будет соответствовать ожиданиям.

При концептуализации прошлого, настоящего и будущего в российском и британском политическом дискурсе оказываются востребованными зооморфные метафоры (Вершинина 2002, Колотнина 2001, Ряпосова 2002, Скляревская 1993, Феденева 1997, Чудинов 2003b, Zinken 2004 и др.).

В агитационно-политическом дискурсе России такие наименования-характеристики, «обладая яркой пейоративной окраской» [Скляревская 1993: 91], направлены на дискредитацию прошлого (2,8%) (см. табл. 1 в приложении 2), резкое снижение предмета речи:

Политический либерализм был представлен «младореформаторами», не подпускавшими к управлению опытных государственников, превративших страну в жижу, из которой, как рептилии, поползли разного рода «сепаратизмы», вылезли, как жуткие аллигаторы, две чеченские войны (А. Проханов // Завтра, 11 нояб. 2003).

Развивает зоологические образы и усиливает воздействующий эффект на адресата речи метафорическое осмысление и представление политической деятельности прошлого как жестокого обращения с животными:

И вот у народа и государства в России разные темпоритмы во времени. Народ тяготеет к натуральному развитию медленным шагом времени, что органично для русского медведя (кому еще и в спячку надо погрузиться долгою зимою) или даже мамонта - таким животным телам могут быть народ и страна русская уподоблены…Но соседство с Западом и вплетенность в историю Европы подстегивали, и к страданию для народа и жизни индивида - капилляра в нем мера, скажем, волка («аршин общий») навязывалась нашему мамонту-медведю - как нормальный пульс, и вытаскивали его на ярмарку-рынок плясать чужемерно и неуклюже, на посмешище. А если не поспевал, подгоняли его кнутом и насилием: слово «ускорение» у государства на устах (Г. Гачев // Завтра, 15 окт. 2003).

Зоонимные метафорические номинации акцентируют негативные стороны политической действительности прошлых лет: жесткие формы правления, неуважение к народу страны, достижение поставленных целей любыми средствами. Указывая на обращение с народом с позиции силы и власти, зооморфизмы способствуют внедрению в сознание реципиентов ощущения опасности и угрозы, исходящей от метафорически характеризуемых представителей «страшного прошлого». Зооморфные образы очень часто подчеркивают идею о насильственной ломке сложившегося в течение тысячелетий образа жизни и смены социокультурной парадигмы поведения русского человека.

Дрессировщики, заставляющие русского медведя выделывать различные па, и сейчас активно реанимируют давнишнюю теорию о том, что Россия - «неправильная» цивилизация, развитие которой следует существенно скорректировать по западному образцу, в противном случае она обречена на гибель. Эти «новые» идеи, по мнению авторов агитационно-политических текстов, вызывают страшный разрушительный эффект морально-психологической растерянности и полной ценностной дезориентации народа, именно поэтому Российское общество сегодня - это общество, утратившее идейные, социальные, нравственные ориентиры, не видящее сколько-нибудь эффективных путей выхода из социального тупика.

Метафоры «животного мира» занимают важное место среди моделей, репрезентирующих настоящее страны в российском политическом дискурсе - 7,8% (см. табл. 2 в приложении 2):

Я попал на работу в, скажем так, южные регионы нашей Родины и понял, что детская мечта сбылась: у меня появился собственный зоопарк. В нем есть гиены, шакалы, змеи и даже упыри, только вот львы и куропатки попадаются крайне редко. Да и убивают их быстро и часто (Е. Крутиков // Версия, окт. 2003).

При метафорической характеристике настоящего зооморфные номинации эксплицируют вероломство, коварство, жестокость, хитрость, что обеспечивает ментальную репрезентацию этого пласта реальности в виде однозначно отрицательного образа «мрачного настоящего», где нет места благородству льва и безобидности куропатки.

При создании образа будущего России (14,1%) (см. табл. 4 в приложении 2) большая часть метафорических словоупотреблений источниковой сферы относится к слоту «насекомые»:

«Тайна беззакония» нынешней власти сполна проявляется на предстоящих выборах. Землемер с рыжей бородкой Волошина «нарезал» российское поле на угодные ему ломти. Животновод и зоотехник Сурков на каждый ломоть поместил политического лидера, которого до этого прилежно выкармливал в инкубаторе из тучной личинки. На «тараканьих бегах» каждый усатый скороход принесет к финишу положенный ему процент голосов (А. Проханов // Завтра, 10 сент. 2003).

Прагматические смыслы приведенных высказываний сводятся к следующим: за гигантскими размерами предвыборных посулов и демократической выправкой кандидатов угадывается тараканья сущность: «служители народа», как тараканы, периодически (раз в четыре года) выползают из щелей и, несомненно, глумясь, «стращают» беззащитных избирателей. Крепкие, ко всему привычные, выносливые насекомые носятся с огромной скоростью по стране, разнося «заразу» и раздавая лживые обещания («ложь на тараканьих ножках ходит» - говорит русская пословица). Отождествление кандидатов с этими насекомыми «внедряет в сознание адресата негативное представление о государственных лицах и политической ситуации» [Ряпосова 2002: 125] в будущем страны, поскольку «тараканьи бега» - забава, в которой победитель хоть и определяется, но при этом остается все тем же тараканом.

В британских текстах агитационно-политического характера доля зооморфной метафоры при моделировании прошлого составляет 2,4% (см. табл. 4 в приложении 2). Большая часть зооморфизмов используется в предвыборном дискурсе как средство политической борьбы и своим представлением предмета речи вызывает негативные ассоциации, связанные с событиями минувших лет:

He [Mr Prescott] has past form. He openly clashed with former Labour prime minister Jim Callaghan. He told the former PM: «You've lost us two elections in a row» and: «You are leading us like lambs to the bloody slaughter» (N. Assinder // BBC World at One, May 17th 2001).

Образ овцы вводится как символ кротости, терпения и самопожертвования. Однако готовность нести свой крест, нежелание упорствовать характеризуют лейбористов прошлого отнюдь не с лучшей стороны. Поскольку от победы на выборах в первую очередь зависят не судьбы партий, а будущее страны, ее народа, чьи интересы они собираются представлять.

Если, описывая ситуацию прошлого, зоонимные метафоры преимущественно выражают идею смирения, покорности судьбе, то при концептуализации настоящего момента действительности к ним добавляются прагматические смыслы покорности хозяину, желания угождать ему во всем (4,5%) (см. табл. 5 в приложении 2):

Our World role at present can be characterised in one phrase - «lapdog to the USA» (S. Preisner // BBC World at One, June 4th 2001); Britain's role in the world seems to be to apologise for history and to play lapdog to everyone else (S. Andrews // BBC World at One, June 4th 2001).

Сравнение Великой Британии, сильной независимой страны, символом которой является царь зверей, с безобидной декоративной собачкой, уютно греющейся на руках хозяина и преданно заглядывающей ему в глаза, используется авторами для усиления отрицательного эффекта контекста в целом: умного и смелого льва природа никоим образом не предназначала для роли комнатной собачки. Подобные метафоры подчеркивают абсурдность, алогичность «мрачного настоящего».

Политическое будущее любой страны зависит от групп, партий и движений, стремящихся во власть, которые в агитационно-политических текстах часто представлены зооморфными образами - 1,8% (см. табл. 6 в приложении 2):

The Tory herd could be extinguished. Vets say that some of them may recover, but Mr. Nicholls was right to express his concern (F. Johnson / The Daily Telegraph, March 14th 2001); A huge majority will give the next government herds of bovine backbenchers willing to endorse dangerous or asinine legislation (N. Cohen // The Observer, January 27th 2001).

Метафорические номинации, представляющие будущее в образах «животного мира», носят резкий критический характер. Метафора «стадо» подчеркивает наличие массового психоза, неспособность коллектива к обдуманным действиям [Вершинина 2002: 52]. Подавляющее большинство метафор наполнено отрицательной символикой, что, очевидно, связано с желанием уменьшить степень влияния политического соперника или унизить его, сформировать негативное отношение к событиям и явлениям социальной и политической жизни страны. Используемые единицы продуцируют образ «ужасного будущего», в котором правят бал ослиное упрямство и телячья глупость.

Одним из способов осмысления общественно-политической жизни в прошлом, настоящем и будущем России и Великобритании является спортивная метафорика (Алферова 2005, Каслова 2003а, Красильникова 2005, Сорокина 2004, Федосеев 2003, Чудинов 2003b, Шейгал 2000, Шехтман 2004a, Malone http и др.).

При моделировании прошлого и его эмоциональной оценке метафоры модели ЖИЗНЬ - это СПОРТ в российском политическом дискурсе представляют малопродуктивное поле - 0,3% (см. табл. 1 в приложении 2). Наименования рассматриваемой модели оказываются востребованными для описания событий, происходивших на политической арене страны:

И если волейболист Ельцин в молодости побеждал, «втыкая» соперникам «колы», что же много лет спустя удивляться эпатажной дирижерской палочке в его руке - ошеломляющие «свечи» очень даже в духе волейбола. Дзюдоист же Путин с детства привык действовать по-другому - что на татами, что в чине первого лица государства (В. Антонов // Версия, окт. 2003).

Манера ведения поединка в спорте, приемы, используемые в ходе соревнования, коррелируют с разнообразными действиями главного лица страны: его пушечные вертикальные удары, «колы», деморализуют не только оборону соперника, но и ставят в тупик членов собственной команды. Случается, что президент вбивает «кол» не в площадку, а рядом с ней, в результате - проигрыш. Метафоры спортивной источниковой сферы используются для усиления отрицательной коннотации, их концептуальный вектор направлен на создание представления о непредсказуемости, неадекватности действий политических лидеров прошлого.

Заимствование образов, эпитетов и терминологии спортивной тематики является неотъемлемым атрибутом создания образа настоящего России - 4,4% (см. табл. 2 в приложении 2):

Владимир был прижат к канатам, все попытки его вырваться на середину ринга ни к чему не приводили; уклоняясь от мощных спуртов, он уходил в глухую защиту, вязал соперника, но его тактика - отдышаться в клинче - успеха не принесла: встречный кросс отправил Владимира в глубокий нокаут. Рефери ничего не оставалось, как присудить победу автору зубодробительного удара. Может быть, кто-то подумает, что речь идет о поражении великого боксера Владимира Кличко? Нет. Битым оказался другой Владимир - лидер Либерально-демократической партии Владимир Жириновский (Н. Плиева // Новая газета, 20 нояб. 2003).

Концептуализация манеры ведения предвыборной кампании как игры в бокс, одного из самых жестких видов спорта, вызывает представление о причинении ущерба политическому противнику. Силовые приемы в спорте соответствуют агрессивному поведению политиков и оживляют смыслы, ассоциативно связанные с милитарной метафорикой, а именно конфронтационный, антагонистический характер предвыборной гонки и «продолженного настоящего» в целом.

Номинации с указанной сферой-источником набрали 3,4% от общего числа проанализированных метафор при прогнозировании потенциального будущего страны (см. табл. 3 в приложении 2):

Мы и не заметили, как выборы превратились в политический марафон, участникам которого еще на старте известно, кто получит кубок, а кого поощрят талонами на усиленное питание. Лидеры и аутсайдеры в любой момент могут поменяться ролями. И это никак не связано с изменчивостью настроений электората. Он, этот самый электорат, в нынешнем избирательном процессе вообще ничего не значит и, как в стародавние советские времена, являет собой бессловесную и достаточно управляемую толпу (П. Вощанов // Новая газета, 22 сент. 2003).

Метафорические словоупотребления, представляющие выборы в Государственную Думу как скоростные виды спорта, казалось бы, должны оживлять такие положительные ассоциативные признаки, как «быстрота», «динамика», «стремительность», «движение вперед», закрепляя представления о смелости, колоссальной энергии, силе и активности партий в сознании избирателей. Однако в российском политическом дискурсе указанные единицы наполнены негативным оценочным потенциалом, так как репрезентируют отсутствие потенциальных возможностей кого-либо из кандидатов выиграть, одержать верх над другими, подчеркивая предрешенность исхода избирательного марафона, невозможность повлиять на развитие событий в будущем.

Заимствование образов спортивной тематики является неотъемлемой чертой британского политического дискурса при обращении к образу прошлого - 7,1% (см. табл. 4 в приложении 2):

Some time in the mid-1980s, Bryan Gould, then a member of the Labour opposition in Britain, told me the most honest thing I ever heard from a politician. Those of us in politics, he said, think of it as a ferocious game of soccer, in which every pass, tackle and goal counts. But the great mass of people in Britain, he argued, watch the game with at best desultory attention; most of the time they are listening to the radio, or eating a hot dog, just occasionally sneaking a look to catch up on the score (M. Elliot // FT, May 18th 2001).

В рамках создания образа прошлого спортивная метафорика имеет широкий потенциал воздействия. С одной стороны, представление политической борьбы прошлых лет как командного вида спорта, игры по правилам (англ. soccer - футбол по правилам Национальной ассоциации футболистов Великобритании) выявляет оценочно-интерпретационные смыслы, связанные с понятиями «честное соперничество», «единство», «сплоченность» на пути к достижению цели, характеризующие политическую элиту прошлого. С другой стороны, при помощи спортивных метафорических наименований эксплицируется апатия «зрителей», то есть народа как политического субъекта, его физическая слабость и моральное разложение.

Дух соревнования, который должен быть в крови у британцев, поскольку Англия, по существу, явилась родиной современного спорта [Красильникова 2005: 66], с давних времен присущ только политической верхушке, «болельщики» по сей день ведут себя не по правилам, апатично взирая на то, как решается их судьба и судьба страны:

Nearly 20 years on, that distinction between players and spectators still captures the essence of the British political scene and, for that matter, of the current election campaign (M. Elliot // FT, May 18th 2001).

Тем не менее при моделировании настоящего спортивные метафоры (5,6%) (см. табл. 5 в приложении 2) не столько акцентируют негативные стороны поведения болельщиков, сколько винят в апатии избирателей главных участников предстоящего соренования:

The frustration shared between the Prime Minister, the Tory leader and a drama-starved media is that no one thinks Mr Hague has a slightest chance of making it to Number 10. You expect a capacity crowd for Manchester United versus Arsenal. Manchester United against Rotherham is always likely to attract a smaller gate… The advantage of elective politics over football is that there are more than two teams on the pitch (P. Golding // The Guardian, May 14th 2001).

Проводя аналогии между основными партиями Великобритании и двумя титулованными клубами, которые являются настоящим украшением сегодняшнего британского футбола, автор подчеркивает, что победы и титулы консерваторов остались в прошлом, в настоящем у них нет шансов противостоять лейбористам и получить место в Лиге чемпионов от политики. Использование спортивной метафорики под другим углом зрения позволяет создать образ «светлого настоящего»:

We have got a lot done since we were elected in May 1997. I believe we have made a good start (T. Blair // Tribune at Labour's Spring Conference, February 2001).

Немногочисленные словоупотребления исходной сферы, имеющие позитивный характер, актуализируют фоновые семы достойной подготовки партии власти, успешного старта их политического курса, и, как следствие - достижение успехов в будущем (0,7%) (см. табл. 6 в приложении 2):

T. Blair: We should be a key player in Europe, a leading player, a strategic partner on the basis of a Europe of proud nation states that have come together for reasons of their own national interests to co-operate and work closely together (P. Stephens, B. Groom, J. Guthrie // FT, May 24th 2001).

Позитивно нагруженные единицы со сферой-донором «спорт» характеризуют преимущественно ситуацию в «отдаленном будущем», тогда как метафорическое представление «ближайшего будущего» наделено отрицательной энергетикой:

The British like races, especially if they can place a bet on its outcome. But not even a nation of punters is going to be able to extract much suspense from the general election due on June 7th (The Economist, May 12th 2001).

Скачки - королевский спорт, зрелище, которое, сохраняя свой «аристократический флер», является увлечением большинства британцев, в отличие от их заинтересованности и участия в выборных процедурах. Любителей скачек эти соревнования привлекают своей драматичностью и невозможностью предсказать исход. Отсутстие этих характеристик у избирательной кампании, заранее известный и предрешенный финал - причина апатии и равнодушия избирателей к выборам, своей судьбе и будущему страны.

В политическом дискурсе парламентских выборов двух стран игровая метафорика, близкая к понятийному полю «спорт», выполняет важную роль в осмыслении и категоризации прошлого, настоящего и будущего (Балашова 2003, Каслова 2003а, Феденева 1997, Федосеев 2003, Чудинов 2001а, 2001б, 2003b, Шаова 2005, Шехтман 2004с и др.).

Метафорические единицы, представляющие модель ЖИЗНЬ - это ИГРА, набрали 1,9% при обращении к образу прошлого России (см. табл. 1 в приложении 2):

В дни десятилетия кровавого переворота, уничтожившего Советскую власть, был придуман вполне иезуитский ход: на коммунистов нападали «слева», то есть как бы от имени «более правильных» коммунистов. «Карта» разыгрывалась такая: струсил, мол, тогда Геннадий Андреевич -- не встал в ряды защитников. (Б. Осадин // СР, 16 окт. 2003).

Прошлое, представленное как карточная игра, вызывает негативные ассоциативные признаки. Метафорика карточной игры репрезентирует политику «страшного прошлого» как нечестное занятие, где многое делалось «на удачу», в обход норм, правил, законов.

Как показывает материал, среди наименований сферы-источника «игра», использующихся для моделирования настоящего (2,9%) (см. табл. 2 в приложении 2), азартные игры также являются наиболее распространенным способом концептуализации общественно-политической жизни страны:

Общество нетребовательно, а потому и не происходит обычной для демократических систем ротации политических кадров. Вот уже десять лет у нас не появляется новых политиков, способных стать звездами первой величины. Политическая колода тасуется многократно и затерта до дыр (П. Вощанов // Новая газета, 8 сент. 2003).

Употребленные в агитационно-политических текстах метафоры «карточной игры» продуцируют образ «мрачного настоящего», репрезентируя политическую деятельность как бесконечные интриги, попытки перехитрить конкурентов, обманные действия активных игроков и одновременно подчеркивая пассивность большинства политических деятелей. Тем не менее в российском дискурсе встречаются немногочисленные концепты, «одобряющие» участие человека в жизни-игре:

Выборы -- это веселая игра, которая позволяет проверить свои творческие способности и (иногда) неплохо заработать (А. Титков // Версия, нояб. 2003).

Указанные наименования совмещают полярные по значению смыслы: одобряя участие «творческих» политиков в предвыборной гонке, автор также акцентирует тот факт, что политическая деятельность (нешуточное и нелегкомысленное занятие) в настоящем превращается в развлечение и забаву.

Метафорика анализируемой понятийной сферы наиболее широко используется для представления и оценки будущего России - 19,9% (см. табл. 3 в приложении 2):

Предвыборная шахматная партия началась. Кто в ней будет (прибегая к шахматной терминологии) ферзями, слонами и пешками? Как будет проходить дебют? Что произойдет в эндшпиле? Предлагаем читателям разбор предвыборной шахматной партии. Условно: белыми играют либералы и реформаторы, черными - коммунисты и национал-патриоты. На белом фланге, разумеется, «Яблоко» и «Союз правых сил». Г. Явлинский и Б. Немцов -- опытные игроки. В предыдущих партиях их причисляли к тяжелым фигурам. Но в последние три года они только теряли пешки. Их спасает то, что олигархи все еще покупают им информационные доспехи и нанимают опытных PR-тренеров. Если считать по рейтингу (5-7%), они почти уже пешие. Но король белых наверняка захочет, чтобы в его свите были известные на Западе рыцари с красивыми перьями на шлемах. Им, скорее всего, подарят коней из кремлевской конюшни. Немцову - каурую кобылу, Явлинскому - рысака в яблоках. На них они и смогут въехать в Госдуму. Но на чужих конях скакать неудобно (В. Костиков // АиФ, 10 сент. 2003).

Шахматы связаны в сознании коммуникантов с игрой, требующей определенных навыков, умения мыслить логически, поэтому политика, репрезентированная как игра в шахматы, обнажает дальновидность кандидатов, умение правильно рассчитать свои силы, предсказать ситуацию, угадать замыслы конкурента. Это внушает избирателю надежду, что за шахматной доской политических игр будущего будут люди умные, способные продумывать свои действия на несколько ходов вперед. С другой стороны, развернутая шахматная метафора, передавая читателю авторскую иронию, ставит под вопрос возможность и реальность «светлого будущего».

При моделировании прошлого Великобритании количество метафорических словоупотреблений ментальной сферы-источника «игра» составляет 0,9% (см. табл. 4 в приложении 2):

«However much Labour improves the health service, it is likely the Tories will reap the benefit», warned Coote. At the last election Labour saw health as its trump card. Four years later, health has become its Achilles' heel (A. Browne // The Observer, May 20th 2001).

Большинство метафорических наименований модели, характеризуя общественно-политическую ситуацию прошлого, несут негативные прагматические смыслы, активизируя векторы карточной игры. Наиболее актуальные концептуальные векторы, присущие источникам, - резкое осуждение азартных политических игр, «в которых выигрыш связан не с мастерством, а со случайностью» [Каслова 2003а: 101].

Не менее активно карточная метафорика используется в рамках моделирования общественно-политической ситуации в настоящий момент действительности - 2,3% (см. табл. 5 в приложении 2):

Mr. Hague's strongest card - his opposition to membership of the single currency - has been played a week early (M. Seddon // Tribune, June 6th 20.01).

Недовольство ситуацией, складывающейся в стране, адресовано в первую очередь людям у власти, максимально дистанцированным от народа, словно существующим в другом мире, где играют в «свои» игры, устанавливают «свои» правила:

The rules of the game are artificial, confected by politicians for politicians (P. Preston // The Observer, May 21st 2001).

Поскольку жизнь, по мнению англичан, - это игра, где каждый участник должен соблюдать правила, иначе она теряет смысл, в данном контексте метафора «игры» подчеркивает идею дистанцированности политиков от народа, их индифферентности к электорату, поглощенности ходом игрищ «мрачного настоящего».

Карточно-игровая сфера также представляет собой актуализированный источник для метафорической характеристики будущего Великобритании - 3,5% (см. табл. 6 в приложении 2):

But he [Ch. Kennedy] turned most of his fire on the Tories, describing their policy as "a complete mess" and saying that the Conservatives would want to play to prejudice over Europe (BBC World at One, March 31st 2001).

Несоблюдение правил «честной игры», игра политиков на слабостях и предрассудках избирателей представляют избирательную кампанию как действо, пронизанное тайными замыслами, интригами, обманными маневрами, подчеркивают идею азартности, увлеченности ходом игры:

Tony Blair has won the general election by a landslide. Will he then try to put the UK inside the euro-zone? If he does, he will be taking the gamble of his life. Will they take the gamble? I do not know. But I would be quite surprised if they did so (M. Wolf // FT, June 5th 2001).

Будущее оказывается связанным с риском, полной непредсказуемостью финала. В отличие от азартных игр на карту здесь поставлена не судьба отдельного игрока, а будущее всей страны.

Несмотря на малочисленность, огромным прагматическим потенциалом при создании образов прошлого, настоящего и будущего в дискурсе парламентских выборов в России и Великобритании обладают единицы, представляющие концептуальную модель ЖИЗНЬ - это СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ (Красильникова 2005, Чудинов 2003b, Шаова 2005, Adamson, Johnson, Rohrer, Lam http, Anderson http, Lakoff http и др.).

В современной российской политической коммуникации метафоры родства при моделировании прошлого (0,6%) (см. табл. 1 в приложении 2) приобретают негативную окраску:

Отсюда следует, что после 1917 года так называемой «общественной собственности» в СССР никогда не было. Так называемая «общественная собственность» на самом деле была частной собственностью элитарной бюрократии (ЦК КПСС, крайкомы, обкомы, райкомы, горкомы). Эта партийная «элита» воспроизводила саму себя в «династических браках». Таким образом сложился управленческий корпус страны по кланово-мафиозному принципу (КПЕ); Начиная с октября 93-го и даже раньше, народ России, словно пасынок, брошен и ненавидим властью. Потеряв свой строй, своих законных избранников, свое право выбора, народ превратился в помеху для власти, в досадное препятствие для претворения в жизнь ее дьявольских планов (Д. Тукманов // Завтра, 1 окт. 2003).

В рассмотренных материалах абсолютное большинство концептов ориентировано на образное представление «страшного прошлого» российского народа, который никогда не ощущал тепла и истинной заботы о себе, был лишним и ненужным государству.

При концептуализации настоящей действительности России (2,5%) (см. табл. 2 в приложении 2) наиболее частотным оказывается метафорическое использование лексики, обозначающей супружеские отношения:

У политиков сейчас в некотором роде брачный сезон. Все они в эту пору стараются понравиться избирателю, а тот, будто девка на выданье, приглядывается: кому же отдать предпочтение? На одних посмотрит -- ну откровенные негодяи! Зато с собственностью и при больших деньгах -- может, хотя бы воровать не будут? Во всяком случае, не так много. Другие -- вроде люди порядочные, мухи не обидят и чужого не тронут. Да какая с того электорату радость? Разговоры про права и свободы на тарелку не положишь. Центристы -- вроде мужики справные, все как один с положением. Но и тут не без изъяна -- образно говоря, постель-то они всегда будут делить не с теми, кто отдаст им руку и сердце, а с президентом В. В. Путиным. У них так заведено: что тот прикажет полюбить, то и полюбят. Поэтому от тех, что «под Вождем», народу тоже не больно проку. С ними его ждет печальная доля «соломенной вдовы», у которой ни воли, ни мужа (П. Вощанов // Новая газета, 29 окт. 2003).

Проанализированные метафоры, по сфере-источнику характеризующие межличностные отношения, актуализируют в сознании адресата понятие брака, который заключается не по причине взаимной любви, а по расчету и изначально обречен на неудачу - «ужасное будущее». И все же отдельные стороны российской действительности, концептуально переосмысленные в терминах родства, ведут к формированию образа «светлого настоящего» России:

Родина -- это родимая земля, что-то близкое, теплое, уютное. Родина рождает. На родине тебе сочувствуют. Она, как мать, встречает тебя словами утешения. Родина мила, но ей самой нужна поддержка. Отечество -- в отдалении. Из этой отдаленности слышен строгий голос отца. Холодный и повелительный. Отечество требует служения. Оно надзирает, наказывает и поощряет. В нем сила. От него исходит порядок (Ф. Гиренок // Завтра, 15 окт. 2003).

В приведенном примере метафорически выражена духовная близость, привязанность народа к Родине-матери, именно в ней русский человек находит великое утешение от многих зол прошлого и настоящего. Родина, домашний очаг становятся не местом пребывания и существования, а местом, где хочется жить и куда хочется вернуться. И даже в строгости Отечества-отца больше сладкого, чем горького. При создании образа «светлого настоящего» метафоры «родства» эксплицируют элемент взаимопонимания, комфорта, терпимости, взаимного уважения и взаимной заботы, лежащих в основе взаимоотношений между Россией и ее народом.

Немногочисленную группу представляют метафорические номинации, в рамках которых осмысление будущего России ассоциативно связано с семейными узами - 0,5% (см. табл. 3 в приложении 2):

А можно «коротко и о главном»? О том, что олигархам, что называется, «слабо» бороться за высший российский государственный пост. И потому они сооружают альтернативные государственные конструкции. Ходорковский и Березовский, конечно, сильные люди. Но они не мыслят себя успешными верховными женихами. Не верят, что невеста полюбит (С. Кургинян // КП, 23 окт. 2003).

Метафора «родства» определенным образом программирует дальнейшее развитие событий. За политической метафорой стоит сценарий действий, и политики, используя подобное обозначение, не в состоянии выйти за пределы этого сценария: ухаживание за «невестой» не приведет к счастливому супружеству, поскольку, будучи многократно обманутой «бывшими» претендентами на ее руку, «невеста» (народ) не допускает мысли, что будущее может быть светлым.

В британском парламентском дискурсе доля метафор ментального поля-источника «родство» составляет 2,4% (см. табл. 4 в приложении 2):

Labour had committed itself to modernise Britain and build a fairer society, but Mr. Blair knew the electorate needed reassuring that past mistakes would not be repeated. Old «tax and spend» policies were out. And Labour would welcome business as a partner…But after the honeymoon, rows began to surface within the government. Embittered party members spoke out over the "control freak" tendencies at the top of the party, and the penalties for being «off message» (Peter Gould //BBC World at One, March 4th 2001).

В агитационно-политических текстах Великобритании именно правительство регулярно возникает в образе семьи, с присущими отдельной семье типом отношений, внутренними противоречиями, дрязгами, мелкими обидами, и с соответствующей оценкой ее морального облика, «страшного прошлого» и «мрачного настоящего»:

We know that the Blair/Brown marriage (that is how friends describe this unique political partnership) can be as turbulent as it is intense. They know that for all its inherent rivalry, neither would prosper from divorce (P. Stephens // FT, June 7th 2001).

Прагматические смыслы подобных высказываний сводятся к следующим: союз сильных личностей, не уступающих друг другу ни в чем, постоянно оспаривающих пальму первенства, вряд ли станет залогом благосостояния и процветания страны.

При создании образа настоящего (3,9%) (см. табл. 5 в приложении 2) метафора «родства» моделирует взаимоотношения не столько внутри Парламента, сколько народа и его избранников:

If the 2001 election campaign is remembered for anything at all, it will be for being so unmemorable. Its defining moments and images may symbolise the point at which the British public finally fell out of love with politics and its practitioners (B. Hunt // FT, June 6th 2001).

Отсутствие любви народа к политикам, безразличие к избирательному процессу вполне мотивированно:

Most of the voters who abstain on June 7th will do so because they do not care about politics. But others will be turned off by the way in which politicians comport themselves. Politics would not be fun if it became too pious. On the other hand, like matrimony, an election is not to be taken in hand unadvisedly, lightly, or wantonly, but reverently, discreetly, advisedly, soberly, duly considering the causes for which elections were ordained (The Economist, May 12th 2001).

Политика, как и брак, предполагает серьезность, рассудительность, взаимную заботу, обдуманность действий обеих сторон, только в этом случае можно достигнуть взаимопонимания, научиться находить компромисс и совместными усилиями превратить «мрачное настоящее» в «светлое настоящее».

Исследуемые метафоры отличаются сильным эмотивным потенциалом при создании образа будущего Великобритании - 3,5% (см. табл. 6 в приложении 2). Будущее предстает перед читателями то в светлом ключе, то в темном, в зависимости от того, какие цели преследует адресант. Все связанное с избранием правительства Т. Блэра на второй срок априорно приобретает отрицательную оценку:

«Vote for me, I'm evil, but I'm not quite as evil as the other guy» is not an inspiring a slogan for those who prefer to avoid evil in all of its manifestations. If an abused friend threatened to leave a violent man, you would think her foolish if she were persuaded to stay by the protestation: «I know I can't stop beating you up, but there are men who will kill you out there» (N. Cohen // The Observer, May 27th 2001).

Нагнетание необходимого настроения достигается за счет создания ассоциативно-образного плана, подчеркивающего сарказм адресата: журналист отождествляет женщин, согласных терпеть побои и издевательства мужей из страха остаться в одиночестве, с потенциальными избирателями, которые, боясь грядущих перемен, готовы избрать правительство Тони Блэра на новый срок, несмотря на «отвратительные отношения», царящие в настоящем. В данных метафорических словоупотреблениях развивается негативная оценочность, связанная с коннотациями предательства, физического насилия и унижения, в результате чего у читателя должно сформироваться необходимое восприятие описываемого события, острое негативное отношение к главному «персонажу».

«Прекрасное будущее» в рамках рассматриваемой метафорической модели связано с концептами измены и развода:

The prospect is paradoxically liberating. You are now free to - I would say you have a duty to - desert your old partner. I've talked of evil husbands and battered wives, but I prefer to use a happier simile when I describe to virgins what the experience of not voting New Labour is like. It's like making love. The first time is a furtive, strangely guilt-ridden experience. But the more you practice not voting New Labour, the better you get. You discover new positions - the Lib Dem embrace, the Socialist Alliance tumble, the earthy Green hug. As your self-esteem grows, you resolve never to vote New Labour until it condescends to pay you the attention you deserve. (N. Cohen // The Observer, May 27th 2001).

Анализируемые метафоры акцентируют мысль о том, что будущее требует радикальных мер и серьезных решений, ведь каким оно будет, зависит только от самих избирателей.

Востребованными при воссоздании картины прошлых лет, описании настоящей действительности и прогнозировании будущего в политическом дискурсе двух стран являются метафоры со сферой-донором «неживая природа» (Гришина 2002, Камалова 1998, Караулов 1976, Маслова 2004, Феденева 1997, Чудакова 2005, Zinken 2004 и др.).

При моделировании прошлого метафоры из сферы-источника «неживая природа» в российском политическом дискурсе составляют всего 0,3% от общего числа проанализированных метафорических единиц (см. табл. 1 в приложении 2). Наиболее актуальными для процесса метафоризации политического прошлого в дискурсе российских СМИ оказались признаки «мутной воды»:

Если «ельцинизм» - это мутная теплая лужа со множеством червячков, головастиков, личинок, инфузорий, бацилл и бактерий, которые кишат, плодятся, мгновенно отравляют всякого, кто нагнулся к ядовитой воде, то «путинизм» -- это та же лужа, но превратившаяся в сизый плоский лед, куда вморожены воздушные пузыри неосуществленных «либеральных реформ», застыла ледяная рябь остановившегося «ветра перемен» (А. Проханов // Завтра, 11 нояб. 2003).

Некоторые факты, уже ставшие достоянием политической истории, не поддаются однозначной интерпретации и сближаются в своих свойствах с образом замутненной воды [Феденева 1997: 88]. Образ «мутной воды» отражает негативные оценки: отсутствие ясности, неопределенность, лживость в отношениях «страшного прошлого». Прагматический смысл можно сформулировать следующим образом: в политике и экономике минувших лет не существовало честных, незапятнанных отношений, экономисты и политические лидеры для достижения личной выгоды намеренно создавали, провоцировали трудные ситуации. И, как следствие, «мутная ядовитая лужа» прошлого превратилась в бескрайние массы льда настоящего.

При создании образа настоящего (1,4%) (см. табл. 2 в приложении 2) также наиболее частотны метафоры с негативно-оценочным потенциалом:

Текст заявления РСПП, «Деловой России» и «Опоры России»: Развернуть ситуацию может только ясная и недвусмысленная позиция Президента РФ В. В. Путина. Ее отсутствие сделает необратимым ухудшение экономического климата и превращение России в страну, неблагоприятную для развития бизнеса (О. Губенко, Е. Загородняя / Известия, 26 октября 2003); Б. Грызлов: Сегодняшняя бюрократия - это препятствие на пути реализации планов президента, это болото, в котором тонут все инициативы, направленные на благо страны. (А. Никольская // Газета, 10 нояб. 2003).

В основе метафорических единиц, представляющих модель при концептуализации настоящего, лежит, во-первых, представление о том, что процессы, происходящие в жизни нашего общества, подобны природным: они имеют определяющее значение, однако так же непостоянны и плохо прогнозируемы. Во-вторых, для человека, а также государства-как-человека, идущего по жизненному пути, некоторые из них представляют опасность, могут затянуть и помешать достичь поставленной цели [Чудакова 2005: 101]. Наиболее развернутые метафоры с ярко выраженными пейоративными смыслами характерны для представления избирательной гонки:

Кончается ноябрь -- самый угрюмый месяц в году, с его снеговыми тучами, осыпающими недолговечным снегом, с осенними мглистыми далями, с непролазной грязью на дорогах и в российском (грузинском, литовском, N-ском) политическом ландшафте. Не зря говорят в народе: «В ноябре рассвет с сумерками среди дня встречается». Надвинулись мрачные сумерки сознания, замутненного телевидением (критик Наталья Иванова вопреки сетке вещания и здравому смыслу пугается, что оно становится советским), пронизывающий ветер разносит пиаровские завывания, крики тбилисской толпы и подавленное молчание москвичей и липчан, качает гигантские рекламные щиты с примелькавшимися лицами, а ложь падает крупными хлопьями и, в отличие от снега, не тает под солнцем правды и дождевыми слезами опыта. Порой, глядя в тоскливое предвыборное пространство, хочется повторить грустную фразу Чехова: «Рано или поздно правда победит. Но это -- неправда...» (А. Сафаров // СР, 29 нояб. 2003).

Опасные, проблемные ситуации в стране метафорически представляются концептом «туча» - большое, обычно темное густое облако, несущее дождь, снег или град [Солганик 2002: 676]. В метафорических словоупотреблениях приведенных концептов акцентуализируются коннотации неприятности, угрюмости «мрачного настоящего», вызывая ассоциации приближающейся опасности, неожиданных бурных общественно-политических потрясений в будущем страны.

При характеристике политической ситуации будущего России метафорическое использование лексем, относящихся к полю-источнику «неживая природа», составляет 1,1% (см. табл. 3 в приложении 2). Концепты исходной сферы позволяют продуцировать различные образы, как негативные, так и позитивные:

Дальше -- полный туман и неопределенность. Между тем нынешнего технологического ресурса России в лучшем случае хватит до 2008 года. Если к этому рубежу нам не удастся создать эффективную систему управления, отвечающую современным, весьма и весьма жестким требованиям, историю России можно будет считать законченной (М. Делягин // Завтра, 15 окт. 2003).

Будущее, скрытое пеленой тумана, представляется неясным, сомнительным, запутанным и неопределенным. Политические деятели лишены ясного видения возможного развития событий, что приводит к превратному пониманию ситуации в будущем страны и, как следствие, неадекватным действиям сильных мира сего. Однако исходные концепты, развернутые в метафоры, могут использоваться для создания образа «относительно светлого будущего»:

«Нет сомнений, что в стране нарастает понимание всей пагубности и трагичности такого положения, -- подчеркнул Г. Зюганов. -- Разного рода миражи, питающие надежды на Путина и «Единую Россию», рассеиваются, они обречены на исчезновение (пресс-служба Г. Зюганова // СР, 29 нояб. 2003).

Следует отметить, что в данном контексте негативные коннотации, связанные с концептом «мираж» (оторванность от реальной жизни, вера в несбыточные мечты, лживость), снимаются. Указывается, что, невыполнимые обещания, мнимые общественные идеи и политические направления носят ограниченный, временный характер, в будущем ситуация существенно изменится в лучшую сторону.

В британском политическом дискурсе группа коннотативно нагруженных словоупотреблений со сферой-донором «неживая природа» является частотным случаем метафорической реализации образа прошлого - 4,3% (см. табл. 4 в приложении 2):

Despite the seismic shift in the political landscape caused by Labour's overwhelming victory of May 1997, the abiding memories of the night itself were the many moments of personal drama as a number of high profile political careers were launched, stalled or absolutely destroyed (B. Hunt, M. Green, J. Blitz // FT, June 5th 2001).

Большинство метафорических словоупотреблений модели, характеризуя политическую, социальную, экономическую, финансовую сферы, несут явно выраженные негативные прагматические смыслы. Они создают образ опасного, непредсказуемого прошлого. В такой стране трудно выжить и противостоять происходившим процессам практически невозможно. Однако в процессе метафоризации прошлого Великобритании актуализируются концепты, в которых содержатся в зависимости от интенций адресанта положительные коннотации, продуцируя образ «величественного прошлого»:

The historian Lewis Namier once said: «General elections are the locks upon the stream of British democracy, controlling the flow of the river and its traffic». The metaphor is accurate and precise. Elections are sometimes watersheds - 1906 and 1945 are obvious examples. More often they serve to confirm an important change in direction in a nation's life that has already occurred (B. Hunt, M. Green, J. Blitz // FT, June 5th 2001).

Дискурс СМИ использует позитивный потенциал метафор, характеризуя общественно-политическую ситуацию прошлого как время стабильности, спокойствия, движения вперед, поскольку концепт «текучая вода» обозначает источник и символ жизни, позитивное движение и развитие [Чудакова 2005: 92], вызывая пучки позитивных ассоциаций: значимость, непрерывное движение, устремленность вдаль.

Как показал проведенный нами анализ, метафоры с концептуальной сферой-источником «неживая природа» являются достаточно востребованными в дискурсе британских средств массовой информации при моделировании настоящего - 2,3% (см. табл. 5 в приложении 2):

...