2. Пересекаемость метафорических моделей. Поскольку существует возможность классификации метафорических моделей по самым разнообразным основаниям, некоторые метафорические модели могут быть отнесены сразу к нескольким группам.

3. Полевая организация метафорических моделей. Как и в составе многих других лексико-семантических объединений, в метафорической модели возможно выделение наиболее типичных фреймов, относящихся к центру, ядру модели, так и довольно экзотических, нетипичных фреймов, окказионально входящих в состав модели. (А.П. Чудинов, 2003: 81-83).

В процессе исследования метафорических моделей неизбежно возникает потребность некоторой категоризации метафорических моделей, распределение их по каким-либо классам.

Классификация метафорических моделей

Проблема классификации метафорических моделей до сих пор является актуальной в современной когнитивной лингвистике.

Как утверждает А.П. Чудинов, «при систематизации метафорических моделей процесс значительно более важен, чем результат» (А.П. Чудинов, 2003: 74). Действительно, в зависимости от целей исследования возможно выделение практически неограниченного количества оснований для классификации и способов распределения моделей по группам. Многое зависит и от материала исследования. Возможные пути классификации настолько разнообразны, что вероятность того, что какая-либо из классификаций станет общепринятой крайне мала. Важная проблема, возникающая при систематизации метафорических моделей, - это выбор основания для классификации. Рассмотрим основные возможности классификации метафор.

Дж. Лакофф и М. Джонсон в основополагающем для теории метафоры труде «Метафоры, которыми мы живем»(1980) предлагают следующие классы метафор.

Во-первых, метафоры подразделяются на 3 группы:

1. Конвенциональные метафоры - системные метафоры, функционирующие в понятийной системе человека и определяющие процессы мышления и повседневной деятельности. К таким метафорам относятся, например, выражения «тратить время», «экономить время», «рассчитывать время», представляющие собой языковые реализации концептуальной метафорической модели ВРЕМЯ - ЭТО ДЕНЬГИ.

2. Идиосинкретические метафоры - несистемные метафоры, представленные в речи только одной частью метафорического концепта, часто воспринимаются как «стертые» или «мертвые» метафоры, однако, обладают потенциалом для расширения метафорического значения и образования новых метафор. Примеры идиосинкретических метафор: «носик чайника», «ручка двери», «подножие горы» и т.д. В целом, такие метафоры являются выражением маргинально существующих в культуре метафорических моделей типа ГОРА - ЭТО ЧЕЛОВЕК.

3. Новые метафоры - творческие, поэтические, неконвенциональные метафоры, возникающие либо при освоении неиспользуемой части уже существующей метафорической модели, как например, «испуганный стул на длинных шатких ножках», либо при использовании совершенно новой сферы источника для расширения или переосмысления уже имеющегося опыта, например, «классические теории - это патриархи, порождающие множество детей». (Дж. Лакофф, М. Джонсон, 2004)

Эта классификация основана на представлении областей источника и цели в человеческом опыте.

Во-вторых, Дж. Лакофф и М. Джонсон выделяют несколько типов метафорических моделей на основании взаимоотношений областей источника и цели между собой.

На этом основании ими выделяются следующие классы:

1. Структурные метафоры (Structural metaphors). Это случаи, когда один концепт метафорически структурирован в терминах другого. Метафорическая модель ВРЕМЯ - ЭТО ДЕНЬГИ наглядно показывает каким образом в европейской культуре концепт ВРЕМЯ структурируется при помощи концепта ДЕНЬГИ: это проявляется в почасовой оплате труда, плате за телефонные разговоры, гостиничные номера, годовом бюджете и т.д. Поскольку в повседневной деятельности человек руководствуется понятием о времени, как о ценности, ограниченном ресурсе, он воспринимает сам концепт ВРЕМЯ именно таким образом.

Одной из разновидностей структурных метафор является метафора канала связи (conduit metaphor). Майкл Редди в своем исследовании подобных метафор (“The conduit metaphor”, 1979) отмечает, что суждения о языке в самом общем виде можно представить в виде следующих моделей:

ИДЕИ - ЭТО ОБЪЕКТЫ ЯЗЫКОВЫЕ ВЫРАЖЕНИЯ - ЭТО ВМЕСТИЛИЩА КОММУНИКАЦИЯ - ЭТО ПОСЛАНИЯ.

Говорящие вкладывают идеи (объекты) в языковые выражения (вместилища) и в результате коммуникации передают (посылают) их слушающим, которые, в свою очередь, вынимают идеи (объекты) из слов (вместилищ). Эту комплексную структурную метафору Редди называет метафорой канала связи. Существование подобных структур подтверждается множеством примеров: «подать идею», «эти слова не несут смысла», «смысл высказывания дошел до него» и т.д.

Необходимо отметить, что метафорическое структурирование одной области в терминах другой всегда оказывается частичным, а не глобальным, что обусловлено тем, что концепт цели не совпадают полностью с концептом источника, а всего лишь структурируется в его терминах.

Структурные метафоры могут выходить за пределы обычного языка и обыденного мышления и вступать в область поэтического языка. Так, например, если ИДЕИ - ЭТО ОБЪЕКТЫ, то можно «обряжать идеи в причудливые одежды», «жонглировать идеями» и т.д. (Дж. Лакофф, М. Джонсон, 2004: 25-34).

1. Ориентационные метафоры (orientational metaphors). Такие метафоры организуют целую систему концептов относительно другой системы концептов. Многие ориентационные метафоры связаны с пространственной ориентацией: «верх - низ», «внутри - снаружи», «передняя сторона - задняя сторона», «центральный - периферийный». Такие концепты возникают в человеческом мышлении вследствие того, что человеку присуще тело определенной формы, ориентированное в пространстве, в результате чего ему свойственно проецировать соответствующие концепты и на прочие отношения в материальном мире. Эти отношения не произвольны, а связаны с физическим и культурным опытом человека. Так, например, метафора «СЧАСТЬЕ - ЭТО ВЕРХ» проявляется в таких выражениях: «летать от счастья», «быть в приподнятом настроении». Большая часть ориентационных метафор представлена парами метафорических моделей: СЧАСТЬЕ - ЭТО ВЕРХ, ПЕЧАЛЬ - ЭТО НИЗ; БУДУЩЕЕ - ВПЕРЕДИ, ПРОШЛОЕ - ПОЗАДИ; БОЛЬШЕ - ВВЕРХ, МЕНЬШЕ - ВНИЗ (Дж. Лакофф, М. Джонсон, 2004: 35-45).

2. Онтологические метафоры (ontological metaphors). Онтологические метафоры отождествляют части человеческого опыта с объектами или веществами, что позволяет ссылаться на них, относить их к определенным категориям, группировать их и определять их количество - и тем самым думать о них. Когда объекты недискретны или неразграничены, человек все-таки склонен думать о них как о дискретных и разграниченных. Это позволяет давать концептам количественную оценку, определять причины, аспекты рассмотрения, отсылать к номинации и т.д. Примером онтологической метафоры является следующее: РАЗУМ - ЭТО АВТОНОМНАЯ СУЩНОСТЬ. В культуре эта онтологическая метафора развивается, порождая иные метафоры: РАЗУМ - ЭТО МАШИНА, РАЗУМ - ЭТО ХРУПКИЙ ОБЪЕКТ. Распространенным случаем онтологической метафоры являются метафоры вместилища, представляющие недискретные объекты как конкретные вместилища: пространства, поле зрения, события, действия, состояния - все эти сущности представляются как вместилища, что находит отражение в следующих выражениях: «находиться в лесу», «появиться в поле зрения», «выйти из игры», «впасть в депрессию».

Одним из наиболее очевидных случаев онтологической метафоры является случай, когда материальный объект интерпретируется как человек. Традиционно такое явление получило название персонификации. Примерами персонификации являются выражения: «эта теория объясняет…», «религия запрещает…», «справиться с болезнью». В каждом подобном случае нечеловеческое приобретает свойства человеческого. Особенностью персонификации является тот факт, что в каждом конкретном случае метафоризации используются различные свойства человека. Например, в европейской культуре отношение к болезни не сводится к модели БОЛЕЗНЬ - ЭТО ЧЕЛОВЕК. Существующая модель более конкретна: БОЛЕЗНЬ - ЭТО ПРОТИВНИК. Поэтому существуют выражения «победить болезнь», «поддаться болезни», «оружие против боли» и т.д. Таким образом, персонификация представляет собой общую категорию, включающую в себя необычайно широкий круг метафор, каждая из которых основывается на специфических человеческих свойствах (Дж. Лакофф, М. Джонсон, 2004: 49-60).

Ориентационные и онтологические метафоры, основанные на простых физических понятиях «верх - низ», «внутри - снаружи», «объект», «вещество» оказываются наиболее существенными для понятийной системы человека, поскольку без них он не смог бы функционировать в мире. Между тем, эти метафоры сами по себе не очень богаты. Структурные метафоры, напротив, позволяют не только ориентировать понятия, но и использовать одно высокоструктурированное понятие для структурирования другого (Дж. Лакофф, М. Джонсон, 2004: 97).

Существуют и другие возможности классификации метафорических моделей, основанные на категоризации компонентов, входящих в ее состав: областей цели и источника.

Во-первых, за основу для систематизации можно взять область цели (более абстрактную сферу, нуждающуюся в метафорическом прояснении) и выделить ряд однотипных моделей, характерных для метафоризации этой сферы. Примером такой классификации будет служить ряд моделей:

ЛЮБОВЬ - ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ

ЛЮБОВЬ - ЭТО БОЛЕЗНЬ

ЛЮБОВЬ - ЭТО ФИЗИЧЕСКАЯ СИЛА

В этом случае типовые фреймы области источника (ПУТЕШЕСТВИЕ, БОЛЕЗНЬ, ФИЗИЧЕСКАЯ СИЛА) проецируются на область цели (ЛЮБОВЬ). В некоторых случаях за основу классификации берется не вся область цели, а только отдельные фреймы, входящие в ее состав.

Во-вторых, возможна такая классификация метафорических моделей, когда за основу берется область источника, при этом продуктивные модели с одним источником способны моделировать сразу несколько областей цели. Например:

ЖИЗНЬ - ЭТО ИСТОРИЯ

ЛЮБОВЬ - ЭТО ИСТОРИЯ

ПУТЕШЕСТВИЕ - ЭТО ИСТОРИЯ.

Каждая из предложенных классификаций может дать значимые результаты исследований, и выбор зависит исключительно от целей исследования. При выборе основания для классификации важной проблемой может стать определение состава фреймов, составляющих области источника и области цели. В соответствии с задачами каждого конкретного исследования возможно выделение различных типов моделей и различного состава фреймов и слотов внутри каждой модели.

А. П. Чудинов в монографии «Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1999-2000)» (2001) предлагает следующую классификацию разрядов политической метафоры в России по области источника:

1.Антропоморфная метафора. При исследовании этого разряда анализируются концепты, относящиеся к исходным понятийным сферам "Анатомия и физиология", "Болезнь", "Секс", "Семья". В данном случае человек моделирует политическую реальность исключительно по своему подобию.

2. Метафора природы. Источниками метафорической экспансии в данном случае служат понятийные сферы "Животный мир", "Мир растений", то есть политические реалии осознаются в концептах мира окружающей человека живой природы.

3. Социальная метафора. Исследуются концепты, относящиеся к понятийным сферам "Преступность", "Война", "Театр (зрелищные искусства)", "Игра и спорт".

4. Артефактная метафора. Исследуются понятийные сферы "Дом (здание)" и "Механизм". В данном случае политические реалии представляются как предметы, созданные трудом человека.

Названные разряды метафор можно схематично представить следующим образом: "Человек и природа", "Человек и общество", "Человек и результаты его труда", "Человек как центр мироздания" (А.П. Чудинов, 2001: 52).

Следует отметить, что данная классификация основывается, прежде всего, на «наивных» или «обыденных» классификациях окружающей действительности, часто не только не совпадающих, но и противоречащих собственно научным классификациям. А.Н. Баранов и Ю.Н. Караулов замечают, что «степень детализации не превосходит уровня наивных знаний о разных областях действительности, то есть степень детализации не достигает профессионального уровня знаний о механизме, об устройстве транспортного средства, о медицине и т.д.» (А.Н. Баранов, Ю.Н. Караулов, 1994: xv). В повседневной жизни для человека при категоризации действительности гораздо важнее оказываются прототипические свойства объекта, которые и служат основанием классификации.

Область-источник часто служит основой для классификации метафорических моделей, особенно в тех случаях, когда необходимо организовать крупный массив информации, входящей в состав разнообразных дискурсов. Еще один пример такой классификации метафорических моделей представлен в книге Элис Дейнан «Метафоры. Справочник по английскому языку» (“English Guides Metaphor”, 1995), где более 800 метафор, взятых из Банка данных английского языка (The Bank of English), распределены по 12 категориям.

Э. Дейнан выделяет следующие категории наиболее употребительных метафор английского языка:

1. Тело человека (Тело, Голова, Лицо, Другие части тела, Кости, Процессы, протекающие в теле человека).

2. Здоровье и заболевания (Здоровье, Заболевания, Слова, связанные с болезнями, Слова, характерные для отдельных заболеваний, Физические недостатки, Травмы).

3. Животные (Общие слова, обозначающие животных, Домашние животные, Сельскохозяйственные животные, Дикие животные).

4. Здания и строительство (Строительство, Слова, обозначающие здания и части зданий, Конструкции и части конструкций, Входы).

5. Машины, транспортные средства и инструменты (Машины, Детали машин, Инструменты и работа с инструментами, Транспортные средства).

6. Игры и спорт (Слова, используемые в спорте и играх, Слова, связанные с шахматами, Карты и карточные игры, Спорт, Охота и рыбалка, Скачки и азартные игры).

7. Приготовление пищи и продукты питания (Подготовка продуктов питания, Кухонное оборудование, Методы приготовления пиши, Вкус).

8. Растения (Растения, Части растений, Цветы, Плоды, Возделывание растений, Рост, Больные растения).

9. Погода (Солнечная и сухая погода, Холодная погода, Облака и сырая погода, Туман, изморось и дымка, Ветер и бури).

10. Жара, холод и огонь (Жара и холод, Слова, ассоциирующиеся с огнем, Изменения температуры).

11. Свет, темнота и цвет (Свет, Темнота, Цвет).

12. Направление движения и движение (Дороги, Движение вверх и вниз, Виды движения). (Э. Дейнан, 2003)

Несмотря на то, что представленная классификация необычайно обширна, она не может претендовать на исчерпывающий вариант представления метафорических моделей английского языка.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что единой исчерпывающей классификации метафорических моделей не существует, и, более того, не может существовать, поскольку естественный язык (к которому принадлежат и метафорические словоупотребления) исключает саму возможность четкой и непротиворечивой организации входящих в него единиц.

В рамках настоящего исследования мы постараемся соединить все достижения когнитивной науки при описании и распределении метафорических моделей по категориям, сочетая достоинства онтологических, ориентационных и структурных категорий Дж. Лакоффа и М. Джонсона с удобством и наглядностью представления моделей на основании областей цели и источника.

1.3 Проблемы сопоставительного исследования художественных текстов и их переводов

Перевод - это очень древний вид человеческой деятельности. Как только в истории человечества образовались группы людей, языки которых отличались друг от друга, появились и «билингвы», помогавшие общению между «разноязычными» коллективами. С возникновением письменности к таким устным переводчикам - «толмачам» - присоединились и переводчики письменные, переводившие различные тексты официального, религиозного и делового характера. С самого начала перевод выполнял важнейшую социальную функцию, делая возможным межъязыковое общение людей. Распространение письменных переводов открыло людям широкий доступ к культурным достижениям других народов, сделало возможным взаимодействие и взаимообогащение литератур и культур (В.Н. Комиссаров, 1990: 6).

Общетеоретические проблемы перевода

Основы научной теории перевода стали разрабатываться лишь к середине двадцатого века, когда переводческая проблематика привлекла внимание языковедов (В.Н. Комиссаров, Р.К. Миньяр-Белоручев, Я.И. Рецкер, А. Попович и др.). Рассмотрение проблем перевода в сфере лингвистики позволило теории перевода встать в ряд с другими разделами науки о языке и дало возможность пользоваться достижениями лингвистики в рамках частных задач практического перевода.

Перевод художественного текста - особая сфера функционирования языка, что предопределено, помимо языковых особенностей художественного стиля, различиями в филологическом статусе между текстами оригинала и перевода, между их «первичностью» и «вторичностью». Обоснованием «вторичности» как основного онтологического свойства перевода занимается Н.М. Нестерова (Н.М. Нестерова, 2005).

В современных работах по теории перевода для характеристики качества перевода используются термины «адекватный» и «эквивалентный». В русском языке эти слова синонимичны, но в теории перевода в связи со сложившейся традицией «адекватный» обычно относится к тексту в целом и обладает более широкой сферой применения, в то время как «эквивалентный» используется, как правило, для определения качества перевода отдельных аспектов текста (А. Попович, 1980:180; Р.К. Миньяр-Белоручев, 1996: 188, 202).

В общетеоретическом плане вопрос о достижении адекватности решается Ю.В. Ванниковым. Автор разрабатывает концепцию функционально-прагматической адекватности, основы которой были заложены в трудах Л.С. Бархударова, В.Н. Комисарова, А.Д. Швейцера и др. Суть этой концепции автор формулирует следующим образом: «От функционально адекватного перевода требуется не полная и точная передача всего смыслового содержания и стилистических особенностей оригинала, согласованных с функционально-стилистическими нормами языка перевода, но лишь правильная передача основной коммуникативной функции оригинала, его функциональной “доминанты”» (Ю.В. Ванников, 1988: 35).

В связи с проблемой адекватности в теории перевода часто возникал вопрос о принципиальной переводимости текста с одного языка на другой. Тезис о непереводимости поэтического произведения защищали в разное время теоретики и практики перевода, языковеды, поэты, философы. Так, В. Фон Гумбольдт идею непереводимости обосновывал лингвистическими причинами. «Разные языки - это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее; и если вещь эта не является предметом внешнего мира каждый (говорящий) по-своему ее создает, находя в ней ровно столько своего, сколько нужно для того, чтобы охватить и принять в себя чужую мысль» (Гумбольдт, 1985: 349). В другой работе, написанной спустя два десятилетия, Гумбольдт высказывает противоположную точку зрения о том, что «каждая идея может быть выражена в любом языке», правда, при этом он делает оговорку «с различной степенью удачи» (Гумбольдт, 1984: 315). Э. Сепир в своей классической работе «Язык» утверждает, что «художественное литературное произведение непереводимо», однако после констатирует: «И вместе с тем литературные произведения все же переводятся, иногда даже с поразительной адекватностью» (Э. Сепир, 1993: 196). Причину адекватности Сепир объясняет спецификой искусства художественной литературы, включающего два уровня - «внеязыковое искусство, доступное передаче без ущерба средствами чужого языка, и специфически языковое искусство, по существу непереводимое».

Переводимость/непереводимость принадлежит к числу тех проблем, которые вызывают наиболее острые споры среди литераторов, критиков и языковедов. В лингвистической литературе можно выделить два подхода к решению этой проблемы: во-первых, в плане принципиальной возможности перевода, т.е. полной передачи информации, заключенной в слове, предложении или тексте, с одного языка на другой; во-вторых, в плане перевода художественного текста. Анна Вежбицкая, связывает понятие переводимости с элементарными семантическими единицами (Wierzbicka, 1978). Вечная проблема совершенного перевода, считает Вежбицкая, сходна с другой вечной проблемой - абсолютной синонимии. И в том и в другом случае при решении этих вопросов необходимо выработать четкие и однозначные критерии семантического тождества исследуемых единиц. Современное языкознание, по мнению Вежбицкой, в состоянии решить этот вопрос, используя приемы анализа, разработанные в современной семантике (Wierzbicka, 1978: 55). Суть этого анализа сводится к возможности выразить идентичным образом ту или иную фразу, высказывание естественного языка на языке семантического представления. В соответствии с этим два предложения (или два слова) в двух разных языках или два предложения (или два слова) в одном и том же языке считаются тождественными, если их значение можно истолковать одинаково, т.е. описать при помощи одних и тех же слов. «Я склонна утверждать, - пишет Вежбицкая, - что любой лексический элемент языка, по всей вероятности, может быть переведен на другой язык без каких-либо изменений значения (Wierzbicka, 1978: 55).

Еще одной проблемой теории перевода является соотношение буквального и вольного переводов. В работах критиков, литературоведов слово «буквализм» употребляется только в отрицательном смысле. Буквальный перевод обычно оценивается как пример перевода нетворческого, рутинного, механически копирующего в оригинале все до мельчайших деталей, в результате чего существенное заслоняется несущественным, второстепенным. К.И. Чуковский, признанный теоретик и практик художественного перевода, выразил свое отношение к буквальному переводу следующим образом: «буквальный перевод никогда не может быть переводом художественным», «точная, буквальная копия того или иного произведения поэзии есть самый неточный, самый лживый из всех переводов» (К.И. Чуковский, 1988: 50).

Вопреки сложившемуся стереотипу следует признать, что в действительности буквальный перевод лишен той однозначности, которую приписывают ему критики. В современных работах перевод рассматривается с позиций процесса коммуникации. Так В.Н. Комиссаров определяет буквальный перевод как «перевод, воспроизводящий коммуникативно нерелевантные (формальные) элементы оригинала, в результате чего либо нарушаются нормы и узус языка перевода, либо оказывается искаженным (непереданным) действительное содержание оригинала» (В.Н. Комиссаров, 1990: 234). В понятиях теории автоматического перевода, которая активно разрабатывалась в 60-70 гг. ХХ века, буквальный перевод описывается как «установление полного соответствия между единицами исходного языка и переводящего языка, между которыми вовсе нет соответствия, или имеется лишь неполное соответствие» (И.И. Ревзин, В.Ю. Розенцвейг, 1964: 142). В употреблении термина буквализм И.И. Ревзин и В.Ю. Розенцвейг выделяют три значения: 1) «чужеязычность» перевода, суть которой состоит в том, что в текст перевода художественного текста переносятся поэтические, жанровые, индивидуальные особенности оригинала, противоречащие эстетическим нормам заимствующей литературы; 2) поэлементный, «дословный перевод», при котором нарушаются стилистические нормы заимствующего языка; 3) перевод слово в слово, когда лексико-грамматические нормы языка источника переносятся в заимствующий язык (И.И. Ревзин, В.Ю. Розенцвейг, 1964: 121-122).

Дальнейшую разработку понятие буквализм получило в последующие десятилетия в работах В.Н. Комисарова, В.Г. Гака, Л.К. Латышева, Р.К. Миньяр-Белоручева и др.

Каждый язык - глубоко самобытное и специфическое явление, и ожидать частых совпадений при сопоставлении языков в переводе не приходится. Смысл оригинала передается при помощи переводческих соответствий, имеющих не только иное языковое выражение, но и отличный от оригинала набор сем, а это порождает необходимость во всевозможных переводческих преобразованиях (Е.В. Бреус, 2000: 14). Поскольку для каждой пары языков оригинала и перевода переводческие соответствия будут носить своеобразный характер, в теории перевода существуют частные направления, занимающиеся поиском таких соответствий в конкретных языках. В настоящей диссертации исследуются особенности перевода русских и английских текстов.

При переводе с русского языка на английский причина, побуждающая к переводческим преобразованиям, чаще всего кроется в присущем английскому языку видении мира и связанном с этим явлении языковой избирательности. Описывая предметную ситуацию, английский язык может выбрать иную, чем русский, отправную точку в описании, использовать иной предикат или конфигурацию признаков. Для него, в частности, характерно преимущественное использование глагольных форм. Русскому языку, наоборот, свойственно более широкое использование опредмеченных действий и признаков, что проявляется в более частом, чем в английском, использовании существительных. Причиной переводческих преобразований могут служить и внутриязыковые факторы, такие как сочетаемость и коммуникативная структура высказывания (Е.В. Бреус, 2000: 15).

Перевод - это передача смысла, выраженного на одном языке, при помощи средств другого языка. Один и тот же смысл может быть передан разными способами и с разной степенью полноты. Количество синонимических конструкций для двух языков исчисляется сотнями или даже тысячами в зависимости от длины высказывания. И.А. Мельчук и А.К. Жолковский приводят пример английской фразы, состоящей из 16 слов, и предлагают 10 вариантов ее перевода. Но этим число возможных перифраз не исчерпывается. По приблизительным подсчетам авторов, число вариантов перевода этого предложения достигает одного миллиона. «…Множественность в выражении одного смысла представляет собой принципиальную особенность языков вообще, в частности естественных языков, и присуща им в гораздо большей степени, чем это обычно осознается» (И.А. Мельчук, А.К. Жолковский, 1967: 179).

Таким образом, при анализе переводов произведений с русского языка на английский, и наоборот, необходимо учитывать достижения теории перевода в данной области.

В зарубежных странах в ХХ веке переводоведение развивалось несколько иными путями.

В 60-х годах ХХ столетия в Англии появились собственно лингвистические исследования в области теории перевода, придавшие ей более строгий научный характер. Большинство лингвистов, обратившихся к проблемам перевода, принадлежали к английской лингвистической школе, которая обычно связывалась с именем Дж. Ферса. В своей статье «Лингвистический анализ и перевод» он высказал идею о том, что «Существование перевода является серьезным вызовом лингвистической теории и философии», что побудило многих его последователей заняться разработкой основ лингвистической теории перевода. Одним из таких последователей был М.А.К. Хэллидей. М.А.К. Хэллидей включил переводческую проблематику в собственно лингвистические работы, рассматривая теорию перевода как часть сопоставительного языкознания. М.А.К. Хэллидей ключевым понятием перевода считал «эквавилентность», а разработку этого понятия провел в работах «Сопоставление и перевод» и «Сопоставление языков». М.А.К. Хэллидей предложил следующее определение перевода: «Перевод - это отношение между двумя или более текстами, играющими одинаковую роль в одинаковой ситуации».

(В.Н. Комиссаров, 1999: 15-16).

Заслуга создания первой лингвистической монографии по проблемам перевода принадлежит Дж. Кэтфорду. В своей книге «Лингвистическая теория перевода» Дж. Кэтфорд совершил попытку построить цельную и законченную теорию перевода на основе определенных представлений о языке и речи. Дж. Кэтфорд положил начало традиции во многих последующих работах по лингвистической теории перевода: предварять рассмотрение собственно переводческих проблем изложением общелингвистических концепций. Дж. Кэтфорд различает собственно языковые формальные уровни и экстралингвистические (неформальные) уровни. Языковые уровни включают фонологию, графологию, грамматику и лексику. Отношение между грамматическими и лексическими единицами и соответствующими элементами ситуации составляют контекстуальное значение, в отличие от формального значения, определяемого отношением единицы к другим единицам того же уровня. Дж. Кэтфорд выдвинул положение, в дальнейшем сыгравшее большую роль в развитии переводоведения. Он считал, что «эквивалентность» - это, несомненно, ключевой термин в определении перевода, и что центральная задача теории перевода заключается в том, чтобы определить природу переводческой эквивалентности и условия ее достижения. (Е.Н. Комиссаров, 1999: 18-21)

Д. Селескович и М. Ледерер разрабатывали интерпретативную теорию перевода, основные положения которой изложены в работе «Интерпретировать для того, чтобы переводить» (1987). В основе этой концепции лежит положение о связи языка и мышления, психологических и лингвистических факторов в процессе общения между людьми. По мнению Д. Селескович, всякий перевод - это интерпретация. В переводе присутствуют три элемента: речевое высказывание на языке Х, понимание переводчиком смысла этого высказывания - уже вне этого языка - и перевыражение этого смысла на языке Y. В целом перевод - это операция над идеями, а не над языковыми знаками, и переводчик добирается до смысла, преодолевая языковое выражение и интерпретируя содержание высказывания (Е.Н. Комиссаров, 1999: 38-41)

Огромное влияние на развитие лингвистической теории перевода не только в США, но и во всем мире оказал выдающийся американский лингвист Ю. Найда. Его идеи получили всестороннее развитие в книге «К науке переводить». Ю. Найда утверждал, что в основе перевода лежат главные характерные особенности языковых систем: 1) системность языковых знаков; 2) произвольность языкового знака по отношению к называемому предмету; 3) произвольность членения действительности языковыми и речевыми знаками; 4) различие в том, как разные языки организуют знаки в значимые выражения. Кроме того, Ю. Найда делал акцент на культурно-этнические аспекты перевода, на проблему передачи при переводе коммуникативного эффекта оригинала, его прагматического воздействия на рецептора (Е.Н. Комиссаров, 1999: 50-52).

В книге С. Басснетта-Макгайра «Переводческие исследования» особое внимание уделяется проблемам художественного перевода. С. Басснетт-Макгайр подчеркивает два аспекта художественного перевода: 1) Литературный текст - это целостная структура, входящая в более общую структуру с другими текстами. Цель перевода - передать эту цельность, и для достижения этой цели возможны любые изменения; 2) переводчик - это, прежде всего, читатель, интерпретирующий текст. В основе художественного перевода лежит следующий принцип: рассматривая каждое предложение, необходимо передавать не только то, что в нем говорится, но и работать над созданием художественного образа, общего настроения, характеристики атмосферы, персонажей и т.п. Здесь важен и выбор отдельного слова, и синтаксической структуры, и других элементов (Е.Н. Комиссаров, 1999: 57-60).

Переводческие соответствия как один из наиболее важных компонентов перевода

В процессе перевода эквивалентными оказываются единицы языков, составляющие тексты оригинала и перевода. Использование определенной единицы переводящего языка для перевода данной единицы исходного языка не является случайным. Обе единицы обладают относительно стабильным значением, и то, что одна из них может заменить другую в процессе перевода, свидетельствует о значительной общности их значений. Подобная общность и создает предпосылки для установления между ними отношений переводческой эквивалентности, т.е. для регулярного использования одной из них в качестве перевода другой. Единица переводящего языка, регулярно используемая для перевода данной единицы исходного языка, называется переводческим соответствием (В.Н. Комиссаров, 1990: 130).

Поиск и установление соотношений между переводческими соответствиями пары конкретных языков - задача частных теорий перевода. Частные теории перевода изучают системы переводческих соответствий в разных языках по отношению к единицам данного языка или системы переводческих соответствий в данном языке по отношению к другим языкам. Поскольку речь идет о соотношении между единицами языков, для каждой пары языков существует свой набор соответствий и, следовательно, своя частная теория перевода. Единицы одного языка, имеющие в качестве переводческих соответствий некоторые единицы другого языка, не всегда будут, в свою очередь, соответствиями этих последних, если данный язык будет использован как переводящий, т.е. перевод будет осуществлен в обратную сторону.

Переводческие соответствия выступают в качестве коммуникативно-равноценных единицам ИЯ (исходного языка), поэтому близость значений единиц ИЯ и ПЯ (переводящего языка) является лишь предпосылкой для возникновения переводческого соответствия, но недостаточным условием этого. Отношения эквивалентности устанавливаются при переводе не между изолированными языковыми единицами, а между единицами ИЯ и ПЯ, выступающими в составе речевых высказываний. Их способность быть коммуникативно-равноценными определяется не только тем значением, которым они обладают в системе своего языка, но и особенностями их употребления в речи (В.Н. Комиссаров, 1990: 135).

Однако, наряду с языковыми единицами исходного языка, имеющими единичные или множественные соответствия в переводящем языке, существуют и такие лексические и грамматические единицы, для которых в переводящем языке нет прямых соответствий. Единицы исходного языка, которые не имеют регулярных соответствий в языке перевода, называются безэквивалентными.

Безэквивалентная лексика обнаруживается, главным образом, среди неологизмов, среди слов, называющих специфические понятия и национальные реалии, и среди малоизвестных имен и названий, для которых приходится создавать окказиональные соответствия в процессе перевода (В.Н. Комиссаров, 1990: 148).

Наличие безэквивалентных единиц не означает, что их значение не может быть передано в переводе или что они переводятся с меньшей точностью, чем единицы, имеющие прямые соответствия. При переводе безэквивалентной единицы переводчик тем или иным способом создает окказиональное соответствие.

Переводы художественных текстов В.В. Набокова. Особенности автоперевода

В России о переводе писали многие: М.Ю. Ломоносов, А.П. Сумароков, А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, Н.А. Некрасов, А.А. Блок, Л.Н. Гумилев, В.В. Вересаев и т.д. Отличительной особенностью русской переводческой культуры является, по мнению Ю.Д. Левина, «то обстоятельство, что переводили и интересовались проблемами перевода не только переводчики-профессионалы, но и крупнейшие писатели XVIII-XX вв. - создатели великой русской литературы» (Ю.Д. Левин, 1963: 5).

В настоящей диссертации рассматриваются русскоязычные и англоязычные романы В.В. Набокова и их переводы на английский и русский язык соответственно. Помимо своих собственных произведений В.В. Набоков перевел на английский язык «Евгения Онегина» А.С. Пушкина, снабдив свой перевод обширными комментариями, «Слово о полку Игореве», а также множество поэтических произведений: А. Рэмбо, Э. По, Байрона, Руперта Брука, Шекспира, Бодлера. В юности Набоков увлекся сложностью задачи и перевел «Кола Брюньона», построенного на каламбурах и французском просторечии (у него повесть Роллана стала называться «Николка Персик»), и знаменитую «Алису» Льюиса Кэррола, ставшую в набоковском переводе «Аней в стране чудес».

Тем не менее, Набоков скептически относился к возможностям переводчика: в интервью А. Аппелю, напечатанному в “Wisconsin Studies in Contemporary Literature”, т. VIII, № 2, весной 1967, через десять лет после завершения перевода «Евгения Онегина» с присущей ему категоричностью он заявил: «Скончавшийся под пыткой автор и обманутый читатель - вот неизбежный итог перевода, претендующего на художественность. Единственная цель и оправдание перевода - дать наиболее точные из возможных сведения, достичь же этого можно только в подстрочнике, снабженном примечаниями» (В.В. Набоков, 1989: 425).

О том, как должно переводить, Набоков задумывался неоднократно на протяжении всей своей творческой жизни, причём его взгляды претерпевали с годами существенные изменения. Рассуждая о теоретических установках переводчика, в частности о переводе «парафрастическом» и «буквальном», писатель пришёл к убеждению, что литературное произведение, причём, как прозаическое, так и поэтическое, следует переводить только «буквально», хотя, конечно, буквализм Набокова вовсе не имеет своим следствием появление лексически недопустимого или синтаксически громоздкого подстрочника. «Выражение «буквальный перевод», как я его понимаю, - пишет он в 1964 году в комментарии к своему переводу «Евгения Онегина», - представляет собою некую тавтологию, ибо лишь буквальная передача текста является переводом в истинном смысле слова». При этом, однако, писатель спешит оговориться: «Прежде всего, «буквальный перевод» предполагает следование не только прямому смыслу слова или предложения, но и смыслу подразумеваемого, это семантически точная интерпретация, не обязательно лексически (относящаяся к передаче значения слова, взятого вне контекста) или структурная (следующая грамматическому порядку слов в тексте). Другими словами, перевод может быть и часто бывает лексическим и структурным, но буквальным он станет лишь при точном воспроизведении контекста, когда переданы тончайшие нюансы и интонации текста оригинала» (В.В. Набоков, 1998: 12).

Однако данный подход к проблемам перевода не был однозначно одобрен. Авторитетнейший специалист в области перевода К.И. Чуковский писал: «Я получил недавно четырехтомник «Евгений Онегин» Набокова. Есть очень интересные замечания, кое-какие остроумные догадки, но перевод - плохой, хотя бы уже потому, что он прозаический» (К.И. Чуковский, 1988: 326).

В настоящем исследовании особенное внимание уделяется автопереводам В.В. Набокова. Несомненно, наиболее известный пример - это перевод романа «Лолита», написанного в 1956 году, а в 1965 переведенного автором на русский язык. В «Постскриптуме к русскому изданию» В.В. Набоков комментирует взаимную переводимость двух языков следующим образом: «Телодвижения, ужимки, ландшафты, томление деревьев, запахи, дожди, тающие и переливчатые оттенки природы, все нежно-человеческое (как ни странно!), а также все мужицкое, грубое, сочно-похабное, выходит по-русски не хуже, если не лучше, чем по-английски; но столь свойственные английскому тонкие недоговоренности, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлеченнейшими понятиями, роение односложных эпитетов, все это, а также все относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям - становится по-русски топорным, многословным и часто отвратительным в смысле стиля и ритма» (В.В. Набоков, 1994: 472). В этом отрывке Набоков сам выразил все трудности, с которыми столкнулся при переводе. Действительно, многие американские реалии в русском переводе романа выглядят архаизмами: «джинсы» переведены как «синие ковбойские штаны», «помада» - «губной карандаш», «фен» - «электрическая сушилка для волос» и т.д., несмотря на то, что Набоков-переводчик постоянно консультировался со словарем.

Перевод «Лолиты» - единственный автоперевод Набокова с английского языка на русский, не считая автобиографической книги “Conclusive Evidence” (1951), переработанный вариант которой на русском получил название «Другие берега», а затем снова был переведен на английский, и в 1967 году опубликован под заглавием “Speak, Memory”. Большинство своих русских романов В.В. Набоков перевел на английский язык самостоятельно, либо в соавторстве с сыном, Дмитрием Набоковым.

Из русскоязычного творчества В.В. Набокова в рамках данного исследования рассматриваются романы «Король, дама, валет» (1928) и «Отчаяние» (1932). Роман «Отчаяние» (“Despair” в английском варианте) был переведен на английский самим Набоковым в 1936 году по заказу лондонского издательства, а затем доработан и частично изменен для американского издания в 1965 году.

Перевод романа «Король, дама, валет» был сделан Д.В. Набоковым, сыном писателя, в 1966 (“King, Queen, Knight”), а затем переработан самим автором.

Кроме авторских переводов В.В. Набокова, существуют также переводы романов «Дар» и «Защита Лужина», выполненные Майклом Скаммеллом под «руководством» самого Набокова, поскольку он всегда оставлял за собой право вносить любые изменения в переводы собственных произведений. М. Скаммелл писал:

«На синтаксическом уровне переводить Набокова оказалось на удивление легко. Его русский язык был насыщен отзвуками французского и английского, в построении фраз присутствовало нечто, отзывавшееся латынью - как у Толстого. В отличие от Чехова и в особенности от Гоголя с Достоевским, которых я переводил позже, Набоков строил предложение так, что его было не сложно разобрать и построить заново, и это в огромной мере ускоряло работу. Нечеловеческие трудности возникали лишь на лексическом уровне, и вот тут мне и впрямь приходилось туго. Одна из проблем состояла в том, что у меня не было под рукой достаточного количества достаточно разнородных английских словарей, которые позволили бы разрешать самые запутанные из проблем, между тем как ответы Набокова на мои вопросы пестрели пометками «см. в `Уэбстере'», «см. в O.E.D. » и так далее, что бросало не лишенный интереса свет на его собственный стиль работы. Словари были для Набокова тем, чем являются для некоторых авторов Гомер или Библия. Но даже имейся в моем распоряжении куча справочников, мне никогда не удалось бы сравниться с Набоковым в том, что касается его богатого, своеобразного языка».

Анализ произведений В.В. Набокова и их переводов представляет особый интерес, поскольку В.В. Набоков, являясь билингвом, с детства владеющий русским, английским и французским языками, внесшим одинаково ценный вклад в русскую и американскую литературу, позволяет исследовать особые аспекты перевода. В результате своей переводческой деятельности В.В. Набоков делает следующие выводы:

«По простому количеству слов английский гораздо богаче русского. Это особенно заметно в существительных и прилагательных. Довольно докучливая черта, свойственная русскому - это недостаток, неточность и неуклюжесть технических терминов. Например, простая фраза “to park a car” приобретает вид, - если перевести ее обратно с русского - “to leave an automobile standing for a long time”. Русский, по крайней мере благопристойный русский, куда формальней благопристойного английского. Так, русское слово для “sexual” - половой - отчасти неприлично и не годится для употребления направо-налево. То же относится к русским терминам, описывающим различные анатомические и биологические понятия, которые часто и легко используются в английском разговоре. С другой стороны, русский обладает превосходством в словах, передающих оттенки движения, жестикуляции, чувства. Так, изменив начало слова, для чего существует на выбор десяток предлогов, можно выразить на русском очень тонкие оттенки длительности и напряженности. Синтаксически английский исключительно гибкий инструмент, но русский допускает еще более тонкие изгибы и повороты. Переводить с русского на английский немного легче, чем с английского на русский, и в десять раз легче, чем с английского на французский» (В.В. Набоков, 1997: 138-168).

Сопоставительный анализ переводов, выполненных автором и профессиональным переводчиком, проводится на основе коммуникационной теории перевода, позволяющей учитывать всех участников переводческой коммуникации.

Современная теория перевода основывается на коммуникативном подходе, под которым понимается взаимодействие между Источником информации (говорящим или пишущим) и ее Рецептором (слушающим или читающим), происходящее в любом речевом общении. Подобно тому как в процессе речевого общения на одном языке тексты для говорящего и для слушающего признаются коммуникативно-равноценными и объединяются в единое целое, так и текст перевода признается коммуникативно-равноценным тексту оригинала. Задача перевода - обеспечить такой тип межъязыковой коммуникации, при котором создаваемый текст на языке Рецептора (на переводящем языке) мог бы выступать в качестве полноценной коммуникативной замены оригинала (на исходном языке) и отождествляться Рецепторами перевода с оригиналом в функциональном, структурном и содержательном отношении.

Коммуникативный подход к переводу - ведущий принцип современной теории перевода (В.Н.Комиссаров, 1990: 40-41).

В современной коммуникационной теории перевода представлены 3 участника: Автор (Источник), Переводчик и Рецептор, каждый из которых является носителем национального сознания и национальной культуры. Взаимодействие трех участников коммуникации можно представить в виде диаграммы.

На данной диаграмме можно выделить сектора, где происходит полное или частичное совпадение компонентов национального сознания и национальной культуры, что обеспечивает взаимопонимание между участниками коммуникации. Сектор «А» объединяет элементы национальной культуры и сознания автора, переводчика и рецептора. В этом секторе происходит успешная переводческая коммуникация, т.е. совпадение в сферах всех трех участников.

Сектор «В» демонстрирует совпадение национальной культуры и сознания автора и переводчика, как носителя той же культуры. Здесь мысль автора и переводчика совпадают.

Сектор «С» свидетельствует о совпадении национального сознания и культуры автора и рецептора, в противном случае, межъязыковая и межкультурная коммуникация были бы несостоятельны.

Сектор «D» показывает совпадение национальной культуры рецептора и переводчика, как субъекта, владеющего той же культурой.

Наличие секторов «В» и «D» в сознании переводчика, и секторов «D» и «С» в сознании рецептора обусловливает появление сектора «А» и обеспечивает успешность переводческой коммуникации, а именно взаимодействие между автором и рецептором (Л.В. Кушнина, 2003: 35-36).

В случае, когда в качестве переводчика выступает сам автор, в коммуникацию вступают только 2 участника. Их взаимоотношение можно отразить в виде следующей диаграммы.

В данном случае сектор «А», объединяющий всех участников и обеспечивающий успешность коммуникации значительно больше, а, кроме того, включает в себя также сектора «С» и «D», следовательно, эффективность такой переводческой коммуникации значительно выше, поскольку все сферы национального сознания и культуры автора-переводчика совпадают.

Таким образом, исследование автопереводов В.В. Набокова позволит получить некоторые данные о переводческой коммуникации и соотношении оригинала и перевода, сделанного самим автором.

Кроме того, в задачи данного исследования входит анализ переводов, сделанных русскоязычным переводчиком без авторской переработки. В России одним из лучших переводчиков В.В. Набокова считается C.Б. Ильин, который перевел 7 романов, т.е. всю англоязычную прозу В.В.Набокова.

По оценке сына писателя, Д.В. Набокова: «Ильин оказался самым талантливым из сегодняшних русских переводчиков с английского на русский» (В.Д. Набоков, интервью, «Московский комсомолец», 10.04.1999).

Сопоставительный анализ автопереводов и переводов С.Б. Ильина позволит выделить различия картины мира, неизбежно возникающие при появлении третьего участника (Переводчика) в переводческой коммуникации.

В результате анализа стилистических особенностей творчества В.В. Набокова, когнитивных основ метафорического моделирования, а также теоретических основ перевода метафорических моделей можно сделать следующие выводы, важные для дальнейшего исследования:

1. Сопоставительное изучение идиостилевых особенностей творчества В.В. Набокова на русском и английском языке представляется наиболее важным для лингвистики.

2. Метафорические модели - специфические структуры в сознании, представляющие собой схемы связи между понятийными сферами. Существуют различные способы определения метафорических моделей, их формальной репрезентации и классификации.

3. Проблемы теории перевода значимы при анализе взаимной переводимости текстов с одного языка на другой. В рамках теории перевода выделяют особенности адекватности или эквивалентности перевода, проблемы соотношения буквального и вольного перевода, поиск переводческих соответствий и способы перевода конкретных языковых явлений.

4. Авторские переводы текстов В.В. Набокова с русского языка на английский и с английского на русский представляют особый интерес с учетом коммуникативной теории перевода. В этом случае из переводческой коммуникации исключается переводчик как «посредник» между автором и читателем, а в его роли выступает сам автор.

5. Сопоставительный анализ метафорических моделей в авторских переводах по сравнению с переводами, сделанными профессиональными переводчиками позволит сделать выводы как о взаимодействии метафорических систем в русском и английском языках, так и об особенном влиянии на восприятие этих систем базовой принадлежности интерпретатора к той или иной культуре.