Прецедентные феномены со сферой-источником "Литература" в дискурсе российских печатных СМИ (2004-2007 гг.)

С позиции семантической связанности / автономности случаи описательной вербализации являются семантически связанными по определению, ибо они апеллируют к сюжетной ситуации определенного художественного текста, актуализируя сам текст.

В отношении когнитивной структуры и особенностей функционирования в дискурсе СМИ описательная вербализация, с одной стороны, сближается с семиотическими прецедентными высказываниями. Происходит вербальная репрезентация принадлежащего художественному произведению ситуации, но не путем цитирования, а с помощью своего рода пересказа, в котором употребляются отдельные, легко устанавливающие связь с текстом-источником лексемы: В старинных русских сказках это уже было: камень на перекрестке трех дорог, а на нем надпись, извещающая, что ни одна из них не приведет доброго молодца к полному счастью. Для России таким «камнем» стал подготовленный ведомством Германа Грефа доклад с долгосрочным (до 2015 года) прогнозом экономического развития страны. В документе обрисовано три возможных сценария (А. Проценко // Труд-7, 2004, № 238). С другой стороны, подобные описательные отсылки можно расценивать как использование так называемых «двусторонних» имен, способных в одних ситуациях выступать как общие, а в других - как индивидуальные [Гудков 2003], с актуализацией характерной для них литературной прецедентной ситуации: Наш президент высказал желание поуправлять наукой, чтобы ученые были у него на посылках. Как тут не вспомнить старуху из сказки, которая пожелала быть владычицей морскою, не имея понятий о морском деле! Каждый олигарх древности требовал, чтобы его почитали божеством и владыкой науки (А. Крысин // СР, 2005, № 94).

При этом в любом случае происходит актуализация глубинного значения литературной прецедентной ситуации, которая служит способом метафорического осмысления современных общественных или политических событий и проблем: Теперь Милошевича нет, но именно он был для трибунала курицей, несущей золотые яйца (Г. Сапожникова // КП, 2006, № 35). В связи с этим можно говорить о семиотическом характере подобного рода словоупотреблений, осуществляющих аллюзивную отсылку к известному тексту.

Параметр формальных преобразований для описательной отсылок оказывается неприменимым, т. к. подобная апелляция не имеет фиксированной вербальной формы. При этом, однако, возможна когнитивная трансформация, когда известный сюжет сознательно изменяется для характеристики какой-либо реальной, чаще всего абсурдной, ситуации: Если у кого-то завелись чересчур заметные деньги, их надо срочно отобрать. Прибить курицу, несущую золотые яйца, и нахлебаться по-вампировски тепленького из порванной шейки (Е. Трифонов // НВ, 2006, № 43); Посадят бабку за репку [о лишении свободы садоводов за выращивание растений, содержащих наркотические вещества, например, мака] (О. Боброва и др. // НГ, 2005, № 24).

Выделенные нами способы и разновидности вербальной апелляции к сфере художественной литературы в российских печатных СМИ (литературное прецедентное имя, литературное прецедентное высказывание, описательная вербализация литературного произведения) являются основными и достаточными для создания типологии. Однако современный газетно-публицистический дискурс обнаруживает различные комбинированные случаи.

Весьма распространенным способом комбинированной апелляции к тексту художественного произведения является коннотативное использование литературного прецедентного имени с указанием на название текста-источника и / или его автора с целью облегчения восприятия материалов публикации: А сейчас Москва - некий искусственный мир, живущий как бы отдельно от остальной страны, за ее счет. Как голова профессора Доуэля в романе Беляева, существовавшая без остального тела за счет подведенных к ней трубок (Е. Бадякина // СР, 2005, № 94); <…> дедушка в картузе, копия Щукаря из «Тихого Дона», есть еще такие! - смотритель эскалатора в метрополитене (В. Кузнецов // НВ, 2004, № 52). Возможны, однако, и своего рода противоположные случаи, когда указанием на значимый для описываемой ситуации текст является название произведения и / или имя его автора, а дополнительное использование имени литературного персонажа выступает своего рода конкретизатором возникшей аналогии, хотя и не всегда удачной: Юлия Тимошенко готовит новый аукцион по «Криворожстали» и проверку всех государственных монополий Украины. <…> Но уже до проверки г-жа Тимошенко уверена, что они используют теневые схемы и занимаются незаконной деятельностью, и советует директорам освежить в памяти пьесу Гоголя «Ревизор» - «к вам приедет человек, который не будет брать взятки», сказала она, пояснив, что имеет в виду далеко не Хлестакова (Е. Арсюхин // РГ, 2005, № 44).

Литературное прецедентное высказывание в дискурсе СМИ может сопровождаться указанием на источник заимствования и / или автора: Ну прямо по Куприну: «Я посвящаю эту повесть («Яму») матерям и юношеству» [о сериале «Проклятый рай», посвященном проституткам и призванном, по словам его создателей, обозначить серьезную социальную проблему - бесправие женщины в современном мире] (Д. Пустовая // Собеседник, 2007, № 4); Салтыков-Щедрин устами вора-новатора из «Истории одного города» дополнил: «Драть их завсегда свободно» (В. Новодворская // НВ, 2004, № 25).

Намек на известную ситуацию, вербализованную описательным способом, т. е. без использования имен героев и цитат, может конкретизироваться названием произведения и именем его автора: Сергей Иванов приказал изъять из воинских библиотек все книги, которые способны, по его мнению, подать пагубный пример военнослужащим. Будем надеяться, что подчиненные министра обороны подойдут к этому заданию со всей ответственностью и не оставят в библиотеках ни одного произведения, наталкивающего на мысль об убийстве. Вплоть до «Преступления и наказания». Конечно, классика есть классика, но вдруг, не дай Бог, дочитают военнослужащие Достоевского и пойдут уже не ментов, а старушек убивать. Топором (Б. Туманов // НВ, 2004, № 52).

Различные способы вербальной апелляции к литературной сфере, рассмотренные в данной части работы, позволяют, с одной стороны, экспрессивно и стилистически обогатить газетный текст, усилить его аргументативную / антиаргументативную составляющую, а с другой - создать интересные оценочные образы, опирающиеся на семиотические связи с художественным произведением.

Выводы по второй главе

Разработанная методика анализа прецедентных феноменов со сферой-источником «Литература» позволила выявить в данной части работы функционально-семантические особенности исследуемых единиц.

1. Рассмотренный материал свидетельствует о том, что в дискурсе СМИ возможны три основных способа вербальной репрезентации литературных прецедентных феноменов: использование литературного прецедентного высказывания, литературного прецедентного имени, описательная вербализация художественного текста или его сюжетной части. При этом с позиции наличия / отсутствия связи с текстом-источником литературные прецедентные высказывания могут быть семантически связанными или автономными; литературные прецедентные имена в данном аспекте характеризуются либо как семантически связанные (вымышленные имена), либо как нерелевантные по данному критерию (реальные имена); случаи описательной вербализации обнаруживают связь с текстом-источником.

2. Изучение выделенных разновидностей апелляций к литературной сфере позволяет говорить о наличии специфических элементов в когнитивной структуре прецедентных высказываний (поверхностное, глубинное₁ и глубинное₂ значение) и прецедентных имен (дифференциальные признаки, атрибуты, оценка) и о синтетическом характере когнитивной структуры описательной вербализации, обнаруживающей связь как с именами, так и высказываниями. Актуализация определенного элемента когнитивной структуры или их некоторой совокупности обусловливает специфику функционирования в дискурсе СМИ того или иного прецедентного феномена (денотативное / коннотативное употребление имен; экспрессивно-стилистическое / аргументативно-афористическое / семиотическое использование высказываний и семиотический характер описательных апелляций). При этом среди литературных прецедентных высказываний наиболее частотно экспрессивно-стилистическое использование, что обусловлено потребностями массово-информационного дискурса в привлечении широкого круга читателей; среди литературных прецедентных имен - коннотативное, усиливающее оценочно-воздействующую функцию газетного текста.

3. Литературные прецедентные высказывания и имена могут подвергаться в дискурсе СМИ различного рода формальным трансформациям, нацеленным обычно на привлечение внимания читателя к публикации, реже - на создание дополнительных смысловых пластов в тексте. Отсутствие фиксированной вербальной формы у способов описательной вербализации не позволяет исследовать их в данном аспекте. Однако для моделирования внеязыковой действительности в дискурсе СМИ модификации может подвергаться известный литературный сюжет, вербализованный описательно или с помощью имени литературного персонажа, формально не измененного. Прецедентное высказывание тоже может апеллировать не к каноническому, а модифицированному в соответствии с интенциями автора-журналиста сюжету художественного текста, однако при этом оно неизменно сопровождается изменениями в формальной структуре. Изменение же семантики высказывания при сохранении его первоначальной структуры обусловлено буквализацией его компонентов и нивелированием связи с текстом-источником.

ГЛАВА 3. ОБЛАСТИ-ИСТОЧНИКИ ЛИТЕРАТУРНЫХ ПРЕЦЕДЕНТНЫХ ФЕНОМЕНОВ, ИСПОЛЬЗУЕМЫХ В ДИСКУРСЕ СМИ

Основной целью данной главы является систематизация и анализ литературных областей-источников, наиболее востребованных современным медийным дискурсом.

Для достижения поставленной цели необходимо:

- определить критерии выделения литературных областей-источников;

- создать типологию областей-источников литературных прецедентных феноменов;

- последовательно описать группы выделенных областей-источников.

Как мы уже отмечали (п. 1.3), в научной литературе представлены различные подходы к изучению и классификации прецедентных феноменов с генетической позиции. При этом прецедентные феномены, имеющие литературное происхождение, рассматриваются в комплексе с иными видами подобных единиц и образуют поле прецедентных феноменов, восходящих к сфере-источнику - «Литература» или - шире - «Искусство». Наряду с данной сферой обычно выделяется также «Социум» как сфера-источник прецедентности и - при востребованности изучаемым дискурсом - «Наука» [Ворожцова 2007, Кушнерук 2006, Нахимова 2004(б)].

Специфика нашего исследования связана с тем, что все исследуемые единицы генетически однородны и восходят к области литературы, что обусловливает необходимость их более детализированной классификации. В связи с этим в качестве источников прецедентности в данной работе рассматриваются художественные тексты и имена их авторов, объединенные в группы на основании их культурно-исторической близости. Данное основание позволяет выявить наиболее востребованные в дискурсе печатных СМИ литературные тексты с учетом их исторической (время создания) и культурной (национальной) специфичности.

В основу деления художественных текстов, апелляция к которым обнаруживается в отечественных газетных и журнальных публикациях, нами была положена оппозиция «свое-чужое», пронизывающая, по мнению Ю. С. Степанова, всю культуру в разных ее видах и являющаяся одним из главных концептов всякого коллективного, массового, народного, национального мироощущения [Степанов 2004: 42]. В связи с этим было выделено две основные группы текстов: относящихся к отечественной (русской) и зарубежной литературе. Каждая из них внутри имеет ранжирование, причем «Зарубежная литература» преимущественно с учетом национальной принадлежности текста, а «Отечественная литература» - в силу национальной однородности - с учетом времени создания текста.

Прежде чем приступить непосредственно к анализу выделенных групп текстов, необходимо сделать еще несколько уточняющих замечаний. Первое из них касается фольклорных текстов и их отношения к области литературы. Данный вопрос не имеет однозначного ответа, и в различных исследованиях «Фольклор» как сфера-источник прецедентности (в иной терминологии - сфера заимствования интертекстуального знака) рассматривается либо отдельно от области литературы [Смулаковская 2004, Снигирев 2000, Супрун 1995], либо в ее составе [Караулов 1987, Нахимова 2004(б)]. Учитывая разнородность фольклорных произведений (с одной стороны - пословицы, поговорки, загадки, с другой - сказки, былины), часть из них мы приняли к рассмотрению, но только те, которые наиболее близки к литературным художественным произведениям (например, сказки, былины). Малые фольклорные жанры (пословицы, поговорки и др.) в таком случае остаются за пределами нашего внимания. Исключение составляют паремиологические единицы, которые были использованы в авторских текстах, благодаря чему получили широкую известность, например название пьесы А. Н. Островского «Свои люди - сочтемся», являющееся изначально русской пословицей.

Второе уточнение связано со спорностью квалификации текста Библии в качестве литературного. В некоторых исследованиях библейские аллюзии и реминисценции рассматриваются вместе с литературными [Слышкин 2000, Фоминых 2002], что обусловлено, с одной стороны, генетической разнородностью изучаемых в данных работах единиц, а с другой - функциональной близостью (за пределами религиозного дискурса) литературных и библейских прецедентных феноменов. Учитывая, однако, тот факт, что Библия - это прежде всего священная книга, являющаяся основой христианского вероучения, а религия относится, скорее, к социальной области, нежели к литературной, мы не исследовали прецедентные феномены, генетически восходящие к тексту Библии.

Еще одно уточнение касается текстов, воспринимающихся носителями русского языка как авторские (отечественные / зарубежные), но имеющие фольклорный (русский / зарубежный) или авторский зарубежный прототекст. Данные тексты расценивались как авторские (например, сказки Ш. Перро, «Три поросенка» С. Михалкова) и отечественные («Золотой ключик, или Приключения Буратино» А. Толстого), соответственно, ибо в такой форме они существуют в обыденном сознании русского человека, незнакомого непосредственно с прототекстом. Однако в том случае, когда источником окружающих прецедентный феномен коннотаций могут быть различные по национальной принадлежности художественные тексты, известные представителю русского лингвокультурного сообщества, актуализировалась национальная принадлежность первоисточника.

3.1 Отечественная литература как источник прецедентности

Как показывает проведенный анализ, обращение к русским художественным текстам и именам их авторов осуществляется в современной российской прессе в два раза чаще, чем к зарубежным (66,8 % и 33,2 % соответственно). Данное соотношение вполне закономерно, ибо российская журналистика, моделируя общественно-политическую действительность страны, апеллирует к российскому гражданину, а конкретнее - к актуальным и значимым для него ценностям, многие из которых получили философское осмысление в отечественной художественной литературе. В составе корпуса текстов отечественной литературы, имеющего родовидовые отношения со сферой литературы в целом и противопоставленного внутри последней корпусу текстов зарубежной литературы, выделяются области-источники прецедентности, объединяющие апелляции к имени и творчеству конкретного писателя. В корпусе текстов русской литературы нами было выделено 77 подобных областей-источников прецедентности. При этом большая часть формирующих их прецедентных феноменов хронологически относится к творчеству писателей XIX века (50 %), далее в порядке уменьшения частности апелляций следует творчество писателей XX века (36, 2 %), фольклорные тексты (8,4 %), древнерусские художественные тексты и художественные тексты, созданные в XVIII веке (5,4 %). Приведенные статистические данные обусловили последовательность дальнейшего анализа наиболее актуальных для русского газетно-публицистического дискурса областей прецедентности.

3.1.1 Русская литература XIX века как источник прецедентности

Среди областей прецедентности, формирующихся художественной литературой XIX века (Приложение 1. Таблица 3), центральное место принадлежит области-источнику «Пушкин» (26 %), объединившей употребление имени писателя и различные апелляции к его произведениям. А. С. Пушкин является родоначальником русской литературы, основоположником русского литературного языка. Культурное пространство, в котором «идентифицируют» себя все говорящие и думающие по-русски, немыслимо без Пушкина. Его имя (личность) и творчество с раннего детства входят в тезаурус русского человека, активно изучаются в рамках школьной программы и постоянно актуализируются в виде интертекста в различных видах русского дискурса. Центром, ядром данной области является само имя Пушкин и окружающие его коннотации. Последние во многом обусловлены известной фразой Пушкин - наше все, генетически восходящей к статье А. А. Григорьева «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина» [Крылатые слова 2003: 615]. Однако мы посчитали возможным включить данное выражение в область прецедентности «Пушкин», ибо авторство этой цитаты для обыденного сознания русского человека оказалось утерянным (зачастую оно ошибочно приписывается В. Г. Белинскому или Ф. М. Достоевскому) и при ее употреблении не происходит актуализации текста-источника: Для Дании Андерсен - как для нас Пушкин: «наше все» (Н. Савоськина // НГ, 2005, № 24); Многие на Западе не знают о том, что «наше все» - это Пушкин… А вот нашего Калашникова знают все, даже аборигены в банановых республика (О. Сереброва // АиФ, 2004, № 45). Помимо Пушкина, нашим всем в дискурсе российских печатных СМИ оказывается и летящий на бомбардировщике президент, и отечественный автомобиль марки ВАЗ, а также горести и радости спортивных поражений и побед: Когда летит бомбардировщик (летит он, понятно, на чем-то получаемом из нефти), а в нем Путин, то это вообще. Это вообще наше все (И. Маслов // НГ, 2005, № 60); АвтоВАЗ, не так давно перешедший под контроль «Рособоронэкспорта», уже демонстрирует, что такое новый госменеджмент. … В «наше все» от автопрома планируется вложить в общей сложности от 4 до 4,8 млрд долл. (Д. Марченко, А. Полухин // НГ, 2005, № 96); Как обычно, национальное достояние и национальный позор у нас вместе, в одном флаконе. С этим «нашим всем» мы в Турин и поедем (В. Мозговой // НГ-ежемес. обозр., 2006, февр.). Подобные словоупотребления не имеют в своем составе имени писателя и не относятся ни к одному из созданных им произведений. Но они апеллируют к известному выражению, ядерным компонентом которого является имя Пушкин, и образуют к нему своего рода оппозицию, один из членов которой опущен, но мыслится: `Пушкин - Путин на бомбардировщике', `Пушкин - отечественный автомобиль', `Пушкин - спортивные победы и поражения'. Возможность подобных «незримых» оппозиций связана, во-первых, с высокой степенью знакомства читателя с изначальным высказыванием, а во-вторых, с критическим осмыслением журналистами российской действительности, когда в разряд национальных ценностей оказываются включенными не константы, а переменные, отнюдь не придающие стране и ее гражданам величия.

Прецедентное имя Пушкин, будучи окруженным ореолом положительных ассоциаций и являясь символом русской нации, активно употребляется в дискурсе российских печатных СМИ в составе перифраз потомки Пушкина, язык Пушкина, страна Пушкина: Потомки Пушкина болеют за Германию, потому что России на этот раз нет [о чемпионате мира по футболу] (Е. Шаинский // СЭ, 30.05.2006); <…> всякая попытка изолировать язык малого народа от языка большого приводит к обеднению языка малого народа. С другой стороны, язык Пушкина, русский язык - «могучий», но чем он могучий?. Да своими связями, открытостью (А. Запесоцкий // РГ, 2006, № 108); Вот как скажете по-английски фразу, без которой на трибуне ООН уже 20 лет не обходится ни один делегат из страны Пушкина: «Задействовать для целесообразности»? (А. Генис // НГ, 2005, № 25). Очевидно, однако, что прагматика данных весьма похожих перифраз - потомки Пушкинан, т. е. русские, язык Пушкина, т. е. русский, и страна Пушкина, т. е. Россия - в приведенных контекстах существенно различается. Если в первых двух случаях перифрастическая и прямая номинации синонимичны, то в последнем примере они находятся в отношениях если не противопоставления, то сопоставления: представители России в силу своей речевой безграмотности оказываются не достойными звания делегатов страны Пушкина.

Встречаются в современных газетных и журнальных публикациях апелляции к фактам биографии Пушкина, которые оказываются способом оценки современной (социальной, политической или литературной) ситуации: Что же мы видели в четверг на экране в репортажах из Дома кино? Мелодраму? Ужастик? Комедию? Услышав от Гоголя сюжет «Ревизора», Пушкин воскликнул: «Боже, до чего грустна Россия!». Что можно добавить к этому восклицанию (К. Кедров // НВ, 2004, № 45); Я вообще не понимаю, откуда у наших руководителей такое преклонение перед рыночными отношениями? Ведь даже большинство парижан не имеют собственных квартир. «Приватизированной» квартиры, между прочим, не было у Пушкина, равно как и у Белинского, и у Достоевского, и многих других. Они снимали жилье и прекрасно жили (Н. Петраков // АиФ, 2006, № 11); Ну кто после этого что-то скажет против Стамбульского текста по-русски? И Памук [Орхан Памук, турецкий писатель, лауреат Нобелевской премии], сходя в небожители, благословляет на дальнейшие стамбульские литературные подвиги молодого русского писателя [Глеба Шульпякова, автора «стамбульского» романа «Книга Синана»] почти как Державин Пушкина (А. Люсый // НВ, 2006, № 42).

В отношении литературного наследия А. С. Пушкина проведенный анализ показал, что современная российская журналистика чаще всего апеллирует к образам и цитатам из сказок («Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», «Сказка о царе Салтане»), поэм («Руслан и Людмила», «Медный всадник», «Полтава»), романа в стихах («Евгений Онегин») и стихотворений («Пророк», «Зимнее утро», «Поэту», «Клеветникам России» и др.), т. е. в подавляющем большинстве к стихотворным текстам: Тем временем ЦСКА продолжает щелкать середняков нашей лиги как орешки. В последнее время нередко со счетом 2:1. Так он победил «Рубин» и «Москву». Так в субботу справился и с «Ростовом». И орешки эти, судя по всему, прямо по Пушкину, не простые - все скорлупки золотые (В. Константинов // СЭ, 30.10.2006); Чиновники объяснили, что здесь будет город заложен: 1200 коттеджиков! (А. Ягодкин // НГ, 2006, № 49); Мы все учились понемногу, но за разные суммы формальных и неформальных платежей (Е. Яковлева // РГ, 2005, № 3894); Ясно, что в Тбилиси сумасшедших - лезть воевать против России - нет и не будет. «Вы грозны на словах - попробуйте на деле!». Никто не попробует (Л. Радзиховский // РГ, 2004, № 3546).

Как отмечает Е. А. Земская, «активность стихотворных цитат и их трансформаций объясняется, по всей вероятности, тем, что между газетным и стихотворным текстом наблюдается наибольший контраст <…> Оттеняя друг друга, стихотворная строка и газетный текст рождают взаимодействие наивысшей силы» [Земская 1996: 160]. Думается, что это лишь одна из возможных причин активного использования в газетных публикациях цитат из поэтических произведений. Другая, не менее важная, связана не с характером возникающих отношений поэтический текст - газетный текст, а со спецификой поэтического текста как такового - ритмизованного, рифмованного, эмоционально окрашенного, а потому запоминающегося легче прозаического. К тому же, и в школьной практике на уроках литературы, и в последующих ситуациях бытового (например, с ребенком) или официального (например, празднование юбилея) общения заучивание и озвучивание поэтических текстов происходит гораздо чаще, нежели прозаических. Возвращаясь непосредственно к творчеству писателя и поэта А. С. Пушкина как области-источнику различных прецедентных феноменов, функционирующих в дискурсе российских печатных СМИ, к указанным причинам следует добавить и большую степень знакомства русского человека именно с поэтическим наследием А. С. Пушкина, а также больший удельный вес поэтических произведений по сравнению с прозаическими в его творчестве в целом.

Излюбленным образом российских журналистов (или героев их статей-интервью), генетически восходящим к сказкам А. С. Пушкина, является образ разбитого корыта, посредством которого моделируются различные социально и политически значимые ситуации: Итак, нарушители правил дорожного движения, по всей видимости, останутся у разбитого корыта. Ведь ГИБДД, лишившее автомибилистов средств передвижения, оказывается, ни за что не отвечает [о сгоревших на штрафной автостоянке машинах] (Д. Лесков // Труд, 2006, № 110); Разбитое корыто - наш результат [о российских реформах] (В. Новодворская // НВ, 2004, № 49); Однако неожиданный поворот небесной сферы оставит их у разбитого корыта [о назначенных президентом губернаторах] (И. Шевелев // НВ, 2005, № 1-2); Молодость проходит. Шансов минимум. Я остаюсь у разбитого корыта. А мужикам хоть бы что. Если есть деньги, женщин на век хватит (И. Починок // КП, 2006, № 79-т/22). Этот актуальный для русского менталитета сюжет может быть представлен не только непосредственно указанными выражениями (разбитое корыто, остаться у разбитого корыта), но и намеком на известную ситуацию из сказки Пушкина: Сегодня благодаря омско-московскому прессингу искомые четыре миллиона «Детройт» несет Дацюку на блюдечке с голубой каемочкой. Но форвард его не берет, мечтая уже о шести. Мудрую сказку Пушкина о рыбаке и рыбке просьба здесь не вспоминать - бизнес есть бизнес. Особенно межконтинентальный (И. Ларин // СЭ, 09.09.2005).

Генетически восходящим к поэме «Медный всадник» и весьма часто эксплуатируемым российскими печатными СМИ в различных трансформационных вариантах является прецедентное высказывание Все флаги в гости будут к нам, посредством которого описываются и положительно оцениваются ситуации культурной и экономической открытости современной России или выражается негативное отношение к эмигрантской политике в стране: Со всей России - в гости к нам [о детском фестивале в Екатеринбурге] (А. Степанова // КП-Екат, 2006, № 81); Все флаги с делом к нам [о создании особых экономических зон, где нет таможенных сборов] (Г. Герасимов // НВ, 2006, № 42); Все флаги в гости к нам [об эмигрантах] (М. Зайцев // Труд, 2006, № 158).

Что касается романа «Евгений Онегин» и стихотворений А. С. Пушкина, наибольшей популярностью пользуются цитаты, имеющие философско-обобщенный смысл и употребляющиеся в качестве афоризмов. Высокая степень их прецедентности связана, с одной стороны, с «отточенностью» формы, а с другой - с тем, что подавляющее большинство из них восходит к произведениям, изучаемым в рамках школьной программы: Всем стоит помнить пушкинское: «Служенье муз не терпит суеты...». Вот Мравинский, например, великий дирижер, а давал не более двух концертов в месяц (С. Ямщиков // Труд, 2007, № 41); Это проблема [борьбы со СПИДом] самого гражданского общества. А значит, здесь должны быть не только души прекрасные порывы, но и материальное их воплощение (Г. Онищенко // РГ, 2006, № 20); По накалу страстей эта история напоминает «Ромео и Джульетту», только влюбленным не 13, а 80 лет. Выходит, правда, любви все возрасты покорны. И никакие препятствия не страшны, если чувства настоящие (М. Март // АиФ, 2006, № 11).

Апелляции к прозаическим текстам, автором которых является А. С. Пушкин, базируются на употреблении прецедентных имен или высказываний из «Капитанской дочки», «Станционного смотрителя», «Дубровского»: Да, бунт мозольных операторов, рекламных агентов, одноклеточных дам из гламурных журналов, модельеров и поваров будет бессмысленным и беспощадным. Тут есть над чем задуматься (В. Кузьмищев // НВ 2006, № 42); Станционный смотритель [назв. рубрики, посвященной политике и расследованиям] (б/а // НГ, 2005, № 96); «Не бойся, Маша, я Дубровский!» (М. Кирсанова // КП, 2005, № 34/8).

Другой активно цитируемый автор, творчество которого хронологически относится к XIX веку, - Н. В. Гоголь (17,7 %). В области-источнике прецедентности «Гоголь» лидирующие позиции по частности апелляций занимают такие произведения, как поэма «Мертвые души», комедия «Ревизор» и «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Из «Мертвых душ» наибольшую популярность имеет само выражение мертвые души, а также имя главного героя и героев-помещиков, многие из которых стали нарицательными: Дело в том, что на надбавку в тысячу рублей имеет право лишь тот классный руководитель, у которого в классе не менее двадцати пяти человек. Если хотя бы на одного ученика меньше, сумма сокращается на сорок рублей. Именно в эту цену оценивается детская душа. Чичиков живет и побеждает! Излишне говорить, что живые души, в отличие от мертвых, могут перемещаться в пространстве, меняя классы и школы. Отсюда необходимость ежемесячно подсчитывать детские души в классах и подавать соответствующие списки. (Е. Ямбург // НГ, 2007, № 12); Россия 90-х экзотики миру не выдала… Скучной оказалась страна Россия, когда революция схлынула, - по-чеховски скучной и заселенной чичиковыма да маниловами, башмачкиными да собакевичами (Т. Щербина // НВ, 2005, № 3); Давайте будем Плюшкиными! Нет, мы не призываем вас, дорогие садоводы, собирать все подряд, как делал гоголевский персонаж. Мы с вами будем складывать только то, что потом можно использовать в своем садовом хозяйстве (б/а // ТР, 2006, № 204).

Из «Ревизора» наибольшую прецедентность приобрело имя мошенника Хлестакова и фраза К нам едет ревизор!, которая служит средством обозначения ситуации предстоящей проверки: Похоже было, что Хлестаков никуда не уехал, а переквалифицировался в политика и баллотируется в депутаты Государственной Думы (Е. Коврова // НГ, 2005 № 67); Эксперты, не видевшие других гор, кроме Альп и Аппалачей (и те порой лишь на фотографиях), с легкостью Хлестакова и с его же безответственностью дают почти директивные рекомендации Москве по проведению кавказской политики (В. Третьяков // РГ, 2005, № 3868); К нам едут ревизоры! [о предстоящей проверке техники безопасности на предприятиях ЕвразХолдинга] (В. Инжеватов // ТР, 2007, № 52); Весьма часто прокуроры просто спят и вспоминают о своих обязанностях только тогда, когда к ним вдруг едет ревизор (В. Устинов // РГ, 2006, № 3989).

Отметим, что если прецедентное имя Хлестаков имеет однозначно отрицательные оценочные коннотации, то прецедентное высказывание К нам едет ревизор обычно оценочно не маркировано и лишь констатирует (хотя и эмоционально) сложившуюся ситуацию. Однако в некоторых случаях данное словоупотребление обогащено смыслами текста-источника и содержит информацию о сомнительной репутации проверяющего органа: Сегодня, когда «к нам едет ревизор», это еще вопрос, откуда он. Чаще всего им оказывается представитель так называемого «внутреннего» (ведомственного) финансового контроля - сотрудник соответствующего подразделения минфина или иного органа исполнительной власти (Н. Канатик // РГ, 2004, № 3473).

«Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» актуальна для русского человека абсурдностью описанной в ней ссоры, которая проецируется на реалии современной России: Сюжет повести Гоголя о ссоре двух соседей повторился в Белозерском районе и едва не привел к трагическому концу. Хозяева соседних подворий с общей водяной скважины чего-то не поделили между собой. Вскоре один из них почувствовал: с водицей неладно (В. Петров // РГ-Урал, 2006, №108); Как поссорились спикер и Дума (А. Петров // Труд-7, 2004, № 224).

Употребление прецедентного имени Гоголь в дискурсе СМИ актуализирует информацию о характере рассуждений или манере общения героя публикации, которые обусловлены стилистическим своеобразием произведений Н. В. Гоголя: Старенькая волга… мы с Сашей не могли отказать себе в удовольствии, чисто по-гоголевски порассуждать, глядя вслед - «доедет или не доедет машина хотя бы до ближайшего рынка» (А. Хабургаев // РГ, 2005, № 158); 23 ноября руководителей театра принял М. Е. Швыдкой. И начал трехчасовую беседу… И все расплывалось в каком-то гоголевском тумане. Во всеобщем ожидании худшего (Е. Дьякова // НГ, 2004, № 87).

Следующий писатель, творчество которого посредством прецедентных феноменов представлено в СМИ, - А. С. Грибоедов (8,24 %). Область прецедентности, связанная с данным автором, формируется исключительно отсылками к комедии «Горе от ума» (упоминание названия пьесы (часто в трансформированном виде), имен героев и связанных с ними сюжетных ситуаций, употребление различных цитат): Горе от богатства (В. Иноземцев // НГ, 2005, № 27); Из Волгограда приехал в Тбилиси грузинский бизнесмен, глава большого отлаженного дела. Его друг, фээсбэшник, предупредил, что имеет приказ его арестовать. Тот бежал в Москву. «Прочь! -- кричал ему силовик, как Чацкий. -- Какая Москва, ты что, совсем дурак?» (А. Боссарт // НГ, 2007, № 4); Любящему выпить, страдающему то сердцем, то желудком пожилому человеку [Б. Н. Ельцину] государственные бумаги привозили на дом. Считалось, что он «работает с документами», а он подписывал их не читая. По-настоящему его волновала только судьба дочки, которая вертела им, как хотела, и мечтала выйти замуж за главу его администрации. Понятно, о ком речь. Все слишком откровенно. Даже смешно, что автор, избегая ответственности, дал этим хорошо нам знакомым людям псевдонимы: Фамусов, Софья, Молчалин (А. Минкин // МК, 18.05.2007); Ну времена: газета [«Комсомольская правда»], которая подожгла (по случайности или халатности - неважно!) все здание, стала героиней. Просто Грибоедов в действии: «Пожар способствовал ей много украшенью» - только в пьесе о Москве говорится, а тут о газете, которая в первом же полном номере обрушила две трети полос рекламы и платных материалов (А. Бобров // СР, 2006, № 19).

Апелляций непосредственно к имени Грибоедова или к фактам его биографии в современном дискурсе российских печатных СМИ не встречается.

О. П. Семенец в статье «Грибоедовское слово в словаре и речи» справедливо отмечает, что «бытование на протяжении нескольких столетий в речи соотечественников интертекстовых включений, восходящих к комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», является ярчайшим свидетельством того, что эти выражения основательно закрепились в языковом сознании народа и входят в ядро корпуса национальных прецедентных феноменов» [Семенец 2006: 56].

Следующая область прецедентности - «Достоевский» (6,0 %) - формируется прежде всего апелляциями к роману «Преступление и наказание» и к имени писателя Ф. М. Достоевского. В отношении романа наибольшая словоупотребительность характерна для выражения преступление и наказание, являющегося названием произведения, и для имени главного героя Раскольникова. Название романа и сам роман, в случае литературной тематики статьи, оказываются в дискурсе СМИ своего рода образчиком детективного жанра, в некотором роде его символом. При иной тематике публикации (например, спортивной, правовой и т. д.) прецедентное высказывание преступление и высказывание становится автосемантичным и вербально репрезентирует ситуацию нарушения той или иной принятой нормы с последующим наказанием: Я вообще хотел сначала написать роман, который бы назывался «Код картины: «Утро в сосновом бору», чтобы все изучали мишек и разглядывали пеньки, но потом решил, что в «Преступление и наказание» играть интересней [о новой книге Б. Акунина «Ф. М.», написанной в детективном жанре и пародирующей роман Д. Брауна «Код да Винчи»] (Б. Акунин // КП, 2006, № 71-т/20); Появление в российской команде «Тинькофф Ресторантс» олимпийского чемпиона Афин, четвертого гонщика «Тур де Франс»-2003, довольно сильного многодневщика Тайлера Хэмилтона при всем неоднозначном отношении к американцу после его допинговых преступлений и наказаний можно и нужно счесть явлением положительным (Р. Аскеров // СЭ, 23.10.2006).

При употреблении прецедентного имени Раскольников в дискурсе современных российских СМИ может происходить актуализация дифференциальных признаков имени (сомневающийся, ищущий истину, пытающийся что-то доказать), но гораздо более востребованной оказывается ситуация совершения героем серьезного преступления (причем не только убийства, но и террористического акта, мошенничества): Как сказал один критик, мой герой [главный герой фильма К. Муратовой «Настройщик»] - измельчавший Раскольников (К. Муратова // РГ, 2005, № 3741); Почепский Раскольников [заголовок]. Четыре года мучился угрызениями совести молодой житель брянского городка Почепа, а потом все же решил явиться в милицию, где и повинился в убийстве своей бабушки. Старушку 1922 года рождения он ударил топором по голове, закопав жертву неподалеку от дома (б/а // Труд, 2006, № 405); Раскольников с химфака [название статьи о взрыве самодельного взрывного устройства в лифте МГУ]. Почему молодежь увлекают авантюра и террор [подзаголовок]. Русская история и литература XIX века убедили нас, что среди студентов можно встретить весьма выпуклые типы злоумышленников, начиная с Родиона Раскольникова [вступление к статье] // (Е. Яковлева и др. // РГ, 2006, № 4234); <…> на бедность наступает криминал. От батальонов обыкновенных алкашей и наркоманов имени Раскольникова, женщин, переодетых в медсестер или сотрудниц органов собеса, до матерых артистов жанра, использующих самые современные методы борьбы с бедностью (А. Ягодкин // НГ, 2004, № 42).

С именем героя Раскольникова тесно связана также произнесенная им в романе фраза Тварь ли я дрожащая или право имею?, семантика которой при употреблении в дискурсе СМИ, с одной стороны, расширяется, охватывая различные сферы человеческой деятельности в системе подчиняющий - подчиняемый, а с другой стороны, конкретизируется указанием на область жизнедеятельности, в которой реализуется прототипическая ситуация подчинения (спорт, юридические права и обязанности и др.): На что способна нынешняя сборная России? Достаточно ли у нее духа и характера, чтобы замахнуться на нечто большее, нежели место на нижних ступеньках пьедестала почета? «Тварь я дрожащая или право имею?» - реплика Раскольникова из романа «Преступление и наказание» в данном контексте, возможно, звучит грубовато, но в целом справедливо. (А. Федотов // СЭ, 16.09.2006); Уже сам факт подачи россиянами исков о возмещении материального и особенно морального ущерба свидетельствует не только о повышении юридической грамотности, но о росте гражданского самосознания и человеческого достоинства. Тут как нельзя к месту выражение: «Тварь я дрожащая или право имею» (В. Федоров // РГ, 2004, № 3267); Вместо извинений, однако, из ГАИ пришел ответ, в котором Папченкова обвинили в совершении еще более тяжкого правонарушения -- «неповиновении законному требованию сотрудника милиции». И снисходительно так намекнули: радуйся, мол, тварь дрожащая, что за такое легкомыслие еще не загремел за решетку на 15 суток! (В. Травин // МК, 18.03.2005).

Прецедентное имя Достоевский употребляется в газетно-публицистическом дискурсе в качестве символа высококачественного продукта художественного творчества или для номинации и характеризации людей низкого социального статуса, которыми являются многие герои произведений Ф. М. Достоевского: Сегодня мы должны противопоставить СВОИ национальные идеалы и в культуре, и в жизни цивилизации пепси-колы… у нас свой путь. Стыдно говорить (и это не западничество, а колониальное пресмыкание): «Новости от Пупкина», «галстуки от Диор». Давайте говорить тогда: картины от Репина, роман от Достоевского, симфония от Чайковского (И. Глазунов // АиФ, 2005, № 26); Мамин [режиссер] - настоящий патриот Питера, с гордостью показывает дворы-колодцы, в каждом из которых могли бы жить персонажи Достоевского (Л. Малюкова // НГ, 2005, № 43).

Следующий автор, творчество которого является прецедентным для представителей русской лингвокультуры, - баснописец И. А. Крылов (5,3 %). Среди его произведений наибольшей популярностью пользуются басни «Лебедь, рак и щука» и «Тришкин кафтан». Из первой басни чаще всего цитируется выражение А воз и ныне там в качестве комментария к современным политическим и социальным реалиям: Под сошедший с рельсов трамвай попало несколько человек. Письмами мэрию завалили, а воз и ныне там (А. Королев // КП-Екат., 2006, № 86); Почему не все идеи из посланий президента претворяются в жизнь? Например, в прошлом году он потребовал открыть доступ оппозиции на государственное телевидение - воз и ныне там (А. Степанов // АиФ, 2006, № 20). Из второй басни заимствуется выражение Тришкин кафтан, вынесенное в заглавие произведения. В «Большом словаре крылатых слов и выражений» [Берков 2004] отмечается, что данное выражение «обозначает ситуацию, когда по бедности пытаются улучшить или исправить что-либо за счет чего-либо другого» [Берков 2004: 500]. Однако в современном газетно-публицистическом дискурсе прецедентное высказывание Тришкин кафтан употребляется для характеристики ситуации, связанной не с материальной бедностью, а с политической беззастенчивостью или недальновидностью: <…> выборный закон латается, как тришкин кафтан, чтобы получить какую-то видимость пристойности (М. Соколов // Изв., 2006, № 107); Вообще говоря, мысли о тришкином кафтане возникают при любой попытке депутатов «подштопать» закон об ОСАГО (С. Астахов // РГ, 2006, № 558).

Использование цитат из других басен И. А. Крылова («Слон и Моська», «Мышь и крыса», «Зеркало и обезьяна») тоже встречается в современных газетных и журнальных публикациях, но несколько реже.

Творчество Н. А. Некрасова образует область прецедентности (5,3 %), формирующуюся в основном из прецедентных феноменов, генетически восходящих к его знаменитой поэме «Кому на Руси жить хорошо». Российский журналисты продолжают поиск ответа на поставленный классиком вопрос: За последние пять лет смертность от инсульта там [в Европе] снизилась более чем наполовину, и сегодня она в два-три раза ниже, чем в России. Да что там страны Запада! По этому скорбному показателю мы обогнали почти всех наших бывших республик-сестер - впереди только Украина. Так в чем же дело? Проводившиеся в нашей стране исследования показали: это оттого, что в последние годы все меньшему количеству людей на Руси становится жить хорошо (О. Добромыслова // РГ, 2005, № 3887); Что же будет на практике, когда и мы будем в ВТО? Кому на Руси будет жить хорошо? И кто окажется в неудачниках? (И. Андреев // НГ, 2005, № 5); Кому конкретно на Руси жить хорошо? (А. Тарасов и др. // НГ, 2006, № 2).

Весьма популярна среди российских журналистов также цитата из стихотворения Н. А. Некрасова «Поэт и гражданин» Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан, при помощи которой заостряется внимание на проблеме гражданского самосознания русского человека, а также на соотношении творческой свободы и гражданских обязанностей: Гражданином быть обязан! Одновременно с политическими инициативами, касающимися губернаторов и парламентариев, В. Путин обратил внимание на структуры, которые принято называть ячейками гражданского общества (С. Тарасов // НГ, 2004, № 4); -- Юра, возьмем такую сентенцию: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Это же тоже очень по-русски. Как ты это преломляешь на себя? / -- Ну если на себя, то, по-моему, это ерунда. Во-первых, как я могу не быть поэтом, если уж я поэт, это сильнее всего (Л. Никитинский // НГ, 2006, № 53); <…> Берлинский кинофестиваль напомнил об известном требовании русского поэта Николая Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан». В Берлине «гражданином» был признан британский кинорежиссер Майкл Уинтерботтом, снявший фильм «В этом мире» (б/а // Изв., 17.02.04).

Встречается в дискурсе СМИ и данная Н. А. Некрасовым в поэме «Мороз, Красный нос» не теряющая своей актуальности характеристика русской женщины и матери - Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет: <…> ради спасения ребенка мать и коня на скаку остановит и в горящую избу войдет. Или когда ради этого же отец готов отдать собственную почку. Это крайние случаи (И. Петровская // Изв., 25.03.05); Я как настоящая русская баба - и в горящую избу войду, и коня на скаку остановлю, и ребенка рожу, и в театре сыграю (М. Зудина // Жизнь, 2007, № 20).

Следующая область прецедентности связана с творчеством Л. Н. Толстого (5,3 %). Наиболее востребованными дискурсом СМИ оказываются его романы «Война и мир» и «Анна Каренина». Одним из центральных образов в «Войне и мире» является Андрей Болконский. Имя этого героя стало прецедентным и употребляется (чаще всего коннотативно) в газетно-публицистическом дискурсе. Апелляция к нему чаще всего основана на характеристике внешности героя, его духовно-нравственных качествах (благородство и самоотверженность) и тех ситуациях, в которых он оказывается в романе (например, восхищение небом после ранения под Аустерлицем): Вернувшись из Пскова, пришел я в любимый «Националь» -- неофициальный клуб московской богемы. Приятель подвел к нашему столику молодого человека, сразу показавшегося мне похожим на Андрея Болконского (С. Ямщиков // Завтра, 2004, № 39); Я мечтал походить на Андрея Болконского, представлял себя офицером на войне... Та война, которая выпала мне, была мало похожа на войну из романа Толстого (К. Величко // Изв., 08.05.07); Закончилась горизонтальная история человечества -- феодализм, капитализм, социализм -- пришла пора вертикальной. И увидеть небо Аустерлица нам всем еще предстоит. Предстоит упасть, как Андрей Болконский, со знаменем, каждый своего Отечества в руках, и увидеть, что над тобой-то, оказывается, то, куда ты еще не ходил. «Что это?» -- спрашивает он, видя над собой высокое бесконечное небо с тихими облаками. Он видит главный вопрос своего бытия. Зачем он упал вот здесь? А упал для того, чтобы увидеть вот это. Что, оказывается, человеку предстоит путь вертикальный -- путь к Богу. Путь, самый, может быть, счастливый, самый ослепительный. (В. Курбатов // Завтра, 2004, № 21); Это не средиземноморское небо -- голубое и недосягаемое, а северное -- серое, близкое к человеку. Приехав в Петербург, я понял, почему Андрей Болконский думает о небе (А. Федина // Изв., 16.11.06).