Гендер в английской лингвокультуре

(Вос)производство представлений о мужественности в мужских журналах последовательно осуществляется в рамках патриархальной гендерной идеологии. Одно из центральных мест в мужских журналах занимают публикации, посвященные социальным и политическим вопросам, что особым образом структурирует сферу жизнедеятельности мужчины. Превосходство публичного над личным подчеркивает доминирующую роль мужественности в общественной жизни. Этот же стереотип поддерживается при помощи пропозиций, создаваемых инклюзивным использованием местоимений первого лица («мы - мужчины», «мы - американцы»), и абсолютно специфических жанров мужских журналов (шутки, анекдоты и рейтинги женской красоты). Основанием для метафорического осмысления мужественности служат архетипичные мужские образы, актуализирующие власть и силу: воин, путешественник, игрок, механик. Практика метагендерного использования местоимения he в мужских журналах свидетельствует об отрицании требований политкорректности (феминистской критики языка) и сохранении андроцентричной картины мира.

Дискурс женских журналов характеризуется попытками «встроить» женственность в общественный порядок, отдавая дань либеральной (феминистской) идеологии: ряд текстов посвящен вопросам трудовой деятельности женщин и их финансовой самостоятельности; гендерно нейтральные местоименные формы преодолевают андроцентризм языка. Вместе с этим имплицитно (вос)производятся патриархальные гендерные стереотипы. Метафоризация женственности сообразуется с представлениями о женщине как хранительнице домашнего очага, о чем свидетельствует широкое использование ассоциаций с такими сферами как кулинария, рукоделие, воспитание детей. Альтернативные метафорические модели («женщина - воин»), несущие отпечаток эгалитарной гендерной идеологии, создают лишь иллюзию активной женственности, так как объектом совершаемых действий, как правило, является сама женщина (борется за свою красоту), а семантическая сфера красоты согласуется с традиционной женственностью. Инклюзивное использование местоимений («мы - женщины»), нейтрализует все социопарамерты личности за исключением гендера. Дополняет образ традиционной женственности гороскоп - специфический жанр женской журнальной прессы.

Традиционные и либеральные представления о мужественности и женственности играют заметную роль в организации кинотекта. При этом гендер в кинотексте, как правило, индексируется при помощи контекстуальных импликатур, прагматическая значимость которых заключается в создании юмористических коннотаций.

Активное воспроизводство гендерных стереотипов в медийном дискурсе способствует их устойчивости, узнаваемости, «живучести» в массовой сознании.

7. Гендер в предвыборном дискурсе

Соответствие гендерным нормам и ожиданиям - важный аспект языкового конструирования имиджа политического лидера. В книге Н. Фэрклоу «Язык и власть» показано, как визуальный стиль и дискурсивные стратегии бывшего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер способствовали тому, что, занимая маскулинную позицию лидера, она сумела оправдать ожидания электората в отношении своего гендера, даже когда вела войну на Фольклендах и проводила жесткие экономические реформы внутри страны. Так, «с помощью профессиональных инструкторов Тэтчер понизила тон и темп речи <…>, прежде ее высокий голос стереотипно ассоциировался с чрезмерной эмоциональностью. Избавившись от “визгливости”, она стала звучать “по-государственному”, а ее слегка хрипловатый тембр воспринимается многими как сексуальный» [Fairclough 1989: 183]. К числу визуальных признаков того, что Фэрклоу называет «изящной зрелой женственностью среднего класса» (middle-class smart adult femininity), относятся прическа, элегантные костюмы, женские украшения (броши, ожерелья) и неизменная дамская сумочка [С.185]. Анализируя интервью М. Тэтчер, Фэрклоу демонстрирует, как особенности речи - манипуляция инклюзивным и эксклюзивным использованием местоимений, способы выражения модальности (have got вместо must, I wonder if perhaps I can answer вместо may be I can answer), очередность высказываний в диалоге, «вежливый, но твердый» тон и пр. - участвуют в конструировании «субъектной позиции женщины-политического лидера в социальном контексте, характеризующемся институциализованным сексизмом» [С. 178].

Речевые действия такого рода могут быть как осознанными, так и непроизвольными; выбор той или иной формы зачастую происходит автоматически, подобно тому, как в неформальной обстановке разговорное слово автоматически употребляется вместо книжного, а эллиптическое предложение - вместо полного. Еще П. Стросон указывал, что намерение говорящего не всегда обладает тем качеством, которое в психологии именуется произвольностью, преднамеренностью [Стросон 1986]. Т.Н. Ушакова и Н.Д. Павлова отмечают, что существует немало свидетельств «непроизвольности, неосознанности вербальных намерений» [Ушакова, Павлова 2000: 32]. О том же свидетельствуют исследования психологов по имплицитной гендерной стереотипизации [Banaji 1996; 2002].

C учетом этого представляется возможным говорить о двух формах конструирования гендера в предвыборном дискурсе - манипулятивная апологетика/критика и нормативное конструирование. В первом случае речь идет об эксплуатации гендерных стереотипов для оказания определенного воздействия на избирателя; во втором - об осознанном или автоматическом следовании гендерным нормам, т.е. характерным для данной культуры представлениям об уместности или неуместности тех или иных речевых форм и моделей для женщины или мужчины. Остановимся подробнее на лингвокультурных особенностях конструирования гендера в англоязычных предвыборных практиках.

Гендерные аспекты позиционирования идей и субъектов.

В процессе коммуникации участники выражают определенные точки зрения, предлагают планы, обсуждают идеи. Они совершают речевые действия и занимают определенные позиции. Понятие позиции субъекта и производный от него термин «позиционирование» восходят к работам Ж. Лакана и М. Фуко; применительно к лингвистическому анализу они были конкретизированы Н. Фэрклоу [Fairclough 1989].

Вопрос позиционирования касается двух взаимосвязанных моментов. С одной стороны, индивид позиционирует себя относительно некоего значимого содержания, выражаемого им или другими: мы предлагаем/продвигаем идеи, модулируем их в ответ на фактические или предполагаемые действия других, принимаем с энтузиазмом, рассматриваем серьезно или высмеиваем, играем с лингвистическими формами, используемыми для их выражения и т.д. С другой стороны, участники коммуникации позиционируют себя относительно других субъектов, с которыми взаимодействуют в дискурсе. Мы обращаемся к их идеям и чувствам, оцениваем их способности, статус, положение по отношению к нам. Мы не только модулируем и трансформируем свои идеи в процессе коммуникации, но ставим друг друга в определенные (меняющиеся) дискурсивные позиции. Эти позиции многочисленны и разнообразны: ученик, учитель, партнер, лидер, помощник, конкурент, эксперт, новичок, судья, обвинитель, защитник, свидетель, советчик, друг, рассказчик, герой и т.п. В определенный момент индивид может занимать несколько позиций. Они тесно связаны с социальным и культурным контекстом и зачастую гендерно не нейтральны.

Идея позиционирования имплицитно присутствует в работе Р. Лакофф «Язык и место женщины». Хотя сама Лакофф не пользовалась этим термином, она указывала, что использование «женского языка» ставит женщин в позицию «слабых», «неуверенных», «безвластных» [Lakoff 1975].

Позиционировать себя и других можно самыми разными способами. Употребление singular “they” или метагендерного she позиционируют говорящего как сторонника эгалитарной гендерной идеологии, обращение Mrs. подчеркивает семейный статус женщины, а использование вульгаризмов, сужение диапазона и/или понижение тона голоса может быть заявкой женщины на сильную («мужскую») позицию. В последнем случае гендерное позиционирование носит неявный характер, а вывод смысла требует определенных интерпретативных усилий.

Любая интерпретация предполагает контекстуализацию языковых сигналов в когнитивную среду - знания, посылки, установки, обеспечивающие возможность ориентации в окружающем мире. Интерпретируемость сигнала возможна только в рамках заранее обусловленной системы интерпретации - набора видов и форм представления результата. Конструирование гендерных смыслов (в самой общей форме) происходит путем соотнесения языковых моделей, форм и единиц с подвергшимися ментальной обработке данными, хранящимися в энциклопедической памяти, в частности, в форме оязыковленной системы взаимосвязанных гендерных категорий, посредством которой осуществляется «набрасывание смысла» (по Гадамеру).

Языковые формы когнитивно запечатлевают окружающий мир, «объективируют» действительность путем концептуализации человеческого опыта в форме знаков. Гендер встроен в эти знаки и способы их употребления различным образом. Он может быть основным, денотативным содержанием языкового знака, как, например, в личных и притяжательных местоимениях (“she”, “his”); существительных, обозначающих лиц мужского и женского пола (“woman”, “boy”, “king”, “mother”); суффиксах, образующих слова женского рода (“actress”) и т.п. В других случаях отношения между языковыми знаками и гендером могут быть выражены опосредованно, например, через сочетаемость с соответствующими лексическими единицами. Так, в английском языке прилагательные pretty и handsome обозначают «красивый», при этом каждое имплицирует гендерно специфичные смыслы, составляющие фон культурных представлений о мужской и женской красоте в данном социуме. Нарушение сочетаемости (“pretty boy”, ср. также в русском “капризный мужчина”, “бравая девица“) создает контекстуальные гендерные импликации несоответствия традиционным представлениям о мужественности/женственности).

Единицы лексикона могут имплицировать гендерные смыслы через ассоциации по смежности, когда речь идет о предметах, признаках, видах деятельности, связываемых с представителями того или другого пола (lipstick vs screwdriver), и через ассоциации по сходству (феномен метафорического рода), когда предметам, качествам и т.д. приписываются стереотипные признаки мужественности или женственности (strength, roughness - мужское, мужественность; beauty, elegance - женское, женственность и т.п.). При этом гендерная стереотипизация срабатывает автоматически даже при предъявлении вербальных или визуальных стимулов, напрямую не связанных с гендером (например, изображений пушистого котенка или бейсбольной перчатки) [Banaji 1996]. Как пишет В.В. Красных, «ассоциативная организация связей в простейшей форме репрезентирует одну из моделей хранения знаний в памяти человека. Она мыслится как некая форма семантических сетей, существующих в сознании. С каждым узлом семантических сетей в долговременной памяти человека связаны сведения одновременно с ним возбуждаемые. Следовательно, при определении (установлении) места какого-либо понятия из долговременной памяти одновременно “вытаскиваются” все известные сведения и факты, с данным понятием связанные» [Красных 2002: 182].

Включение в текст гендерно маркированных языковых знаков есть способ индуцирования желательной семантики - прямой апелляции к гендеру или соответствующего «окрашивания» темы, явным образом с гендером не связанной. Пример совместной актуализации «фиксированного» (концептуально инвариантного) и «дескриптивного» смысла, как способа, которым объект предстает перед воспринимающим его субъектом, содержит фрагмент статьи обозревателя «Нью-Йорк Таймс» Ф. Рича «Как из Керри сделали неженку» (“How Kerry Became a Girlie-Man”), в которой разоблачаются стратегии дискредитации кандидата от демократов на президентских выборах в США 2004 г. (перевод мой. - Е.Г.): «Говорили, что мистер Керри похож на француза (читай - “баба”). Слухи об уколах Ботокс и модном парикмахере регулярно обсуждались в Интернете. В канун Дня Памяти респектабельная “Нью-Йорк Пост” опубликовала неизвестно откуда взявшиеся записки от обоих кандидатов, где Буш заказывал себе на праздничный пикник сосиски и пиво, а Керри выражал желание съесть устриц, Шардене и крем-брюле. <…> Наконец Дик Чейни, вырвав из контекста выступления Керри прилагательное sensitive, заявил, что тот собирается “чутко вести войну с терроризмом” (слово “чуткий” в этом контексте означает то же, что и “француз”)».

К невербальным средствам гендерного позиционирования можно отнести цветовые предпочтения в одежде. Например, необычный для жен политиков оригинальный стиль супруги первого темнокожего президента США Мишель Обамы журналисты и блоггеры интерпетировали не только как сигнал сильной и независимой женственности, но и как воплощение предвыборного лозунга Обамы «we stand for change»: «Subconsciously, (or consciously for some), many leading ladies in politics tend to dress in dark and conservative colors to blend into the male-dominated white collar world. The colors black, gray and navy are associated with words like "serious", "business", "power", "conservative", "work", "career", "organized"...while the same poll taken on a brighter color (red, fuchsia or yellow) draws words like, "happy", "carefree", "open-minded", "confident" and "free-spirited". … What else says, "we stand for change" more than wearing a color that all other political wives and figureheads have stayed so far away from?” (The Times, 6.11.2008).

В обоих приведенных примерах гендерное позиционирование опосредовано культурными кодами, под которыми, вслед за Р. Бартом, понимают идеологические пропозиции культуры (констатации, с которыми, как ожидается, читатель согласится, или то, что в рамках данной культуры признается самоочевидным).

Примером прямого гендерного позиционирования может служить характеристика, данная благожелательной прессой Бараку Обаме (the latest model of modern masculinity); пейоративно коннотированный политический ярлык его супруги Мишель (angry balck woman); сексистское прозвще diva кандидата в вице-президенты от республикансокой партии Сары Пейлин (в прошлом победительницы конкурсов красоты) или политико-демографичесие категории американских избирателей, которые в разные годы провозглашались ключевыми для победы на выборах: soccer moms - белые женщины с детьми, живущие в пригородах (возят сыновей на тренировки, обеспечивая всевозможную помощь и поддержку); waitress moms - замужние женщины с детьми, имеют низкооплачиваемую работу и низкий уровень образования; security moms - женщины, которых больше всего волнует безопасность своей семьи/детей и вопросы борьбы с терроризмом; angry white males - европейские мужчины среднего класса, взбунтовавшиеся против обвинений в расизме и сексизме; Nascar dads - белые мужчины, рабочих профессий, с семьей и детьми, поклонники гонок на спортивных автомобилях; office park dads - белые отцы семейства со средним достатком, которые живут в пригороде и ездят на работу в городской офис (традиционно симпатизируют республиканцам, считая, что демократы слишком много средств тратят на различные виды социальной помощи и пособий) и др.

Все кандидаты позиционируют читателя в рамках дискурса гендерного равенства. Например, референция к американским военнослужащим в Ираке неизменно включает номинации мужского и женского рода: a son or daughter in service; our men and women in uniform и т.п. Показательна трансформация идиомы Sons of Liberty в выступлении Дж. Керри, который говорит о «сынах и дочерях свободы» (sons and daughters of liberty), и гендерно значимое расширение значения глагола «to work» в реплике Дж. Буша о «матерях, работающих вне дома» (Moms who work outside home). Напомним, что Д. Спендер (1980) иллюстрировала значением слова work (paid work outside home / оплачиваемая работа вне дома) андроцентризм английского языка, транслирующего «мужскую» картину мира. Пресуппозицией высказывания Дж. Буша является признание того, что домашний труд женщины - тоже работа. Подобное употребление - способ политкорректного позиционирования политика, известного своей приверженностью традиционным патриархатным ценностям.

Конструирование мужественности в американском предвыборном дискурсе.

В американских предвыборных практиках учет гендерного фактора в предвыборной борьбе имеет долгую историю. Еще Эндрю Джексон использовал в качестве аргумента на выборах феминизированность своего противника [Kimmel 1996], а президентскую кампанию 2004г., в которой Дж. Бушу Младшему противостоял ветеран войны во Вьетнаме Дж. Керри, политические аналитики назвали «соревнованием в мачизме». Показателен в этой связи фрагмент из статьи «Охотник, мечтатель, реалист» (The Washington Post 6.06.2004), в которой подчеркивается соответствие кандидата традиционному идеалу мужественности, а следовательно, и идеалу президента:

«John Kerry eats dove. Even better, he shoots them. From behind the stalks of a Southern cornfield, he'll watch them flutter and dart, and fire."You clean them. Let them hang. It takes three or four birds to have a meal," said the Massachusetts senator. "You might eat it at a picnic, cold roasted. I love dove."Dove, quail, duck, deer. Kerry described how to hunt and gut them, talking as he sliced through a steak at midnight after campaigning all day in Iowa for the Democratic presidential nomination. Carve out the heart, he said over dinner, pull out the entrails and cut up the meat. Bad table manners, perhaps, or good politics. After Sept. 11, 2001, some Democrats argue, they can't take the White House if they sound like doves. That is not a problem for the dove hunter. Kerry, 59, is the only combat veteran in the field. He stands 6-foot-4. He rides a Harley, plays ice hockey, snowboards, windsurfs, kitesurfs, and has such thick, aggressive hair he uses a brush with metal teeth. "That's our slogan," quipped his ad man, Jim Margolis. "John Kerry: He's no weenie.""He doesn't need a consultant to tell him how to dress like an alpha male," said his friend Ivan Schlager. "He is a damn alpha male»

Примером обратной стратегии - демаскулинизации кандидата - может служить пренебрежительная характеристика победителя предвыборной гонки 2008г. демократа Барака Обамы, данная ему накануне выборов губернатором-республиканцем киноактером А. Шварцнеггером («I want to invite Senator Obama to the gym. We need to do something about his skinny legs»).

Конструирование мужественности в американских предвыборных практиках представляет собой комплекс разнообразных приемов. К числу наиболее заметных можно отнести идентифицирующие и оценочные номинации (в том числе политические ярлыки), ключевые эпитеты, маскулинную символику предикатов, гендерно значимые аллюзии и антитезы.

Ключевым эпитетом, определяющим смысловую доминанту имиджа Дж. Керри на выборах 2004г., было слово «сильный» (strong), которое в различных вариациях повторялось в его предвыборной речи на съезде Демократической партрии в Бостоне (30.07.04) семнадцать раз, характеризуя общую политическую позицию, ценности, планы по руководству страной и т.п.

Основную смысловую нагрузку в конструировании маскулинности Дж. Буша несли эпитеты «просто» и «прямо» (simple and direct), противопоставляющие его манеру высказываться и действовать осторожной и взвешенной манере Керри, которую нелояльные журналисты саркастически называли «да-нет-может-быть», ср: President Bush enters his re-election with a few simple themes: That under his leadership he has hunted down terrorists, routed the Taliban from Afghanistan, toppled Saddam Hussein and presided over economy that after a rocky three year, shows signs of recovery (The New York Times 31.07.2004)

В данном фрагменте релевантна маскулинная символика предикатов - «hunted down», «toppled» и др., своего рода языковая «игра мускулами», характерная для его публичных выступлений в целом. Помимо этого в предвыборной риторике Буша стилистически специфична эмфатизация агентивности в самоподаче, индикаторами которой являются высокая частотность I («я») в роли субъекта и псевдо-инклюзивное we («мы»), которое фактически означает говорящего: «In Saddam Hussein, we saw a threat”; “We have led <…> and America and the world are safer”. Еще одной гендерно значимой особенностью вербального стиля Дж. Буша является утвердительно-императивная модальность предикатов и практически полное отсутствие сослагательного наклонения, что создает желаемый имиджевый эффект «просто и прямо».

Релевантны с точки зрения конструирования гендера исторические аллюзии-ярлыки, основанные на формальном совпадении инициалов кандидатов и американских президентов прошлых лет, чьи имена стали символами силы, политической воли и мужества: JFK (Джон Фицжеральд Кеннеди - Джон Форбс Керри): оба - командиры боевого катера; и тот, и другой спасали жизнь членов своего экипажа (Кеннеди во время Второй мировой, а Керри - вьетнамской войн); у обоих - богатые очаровательные жены; George W (George Washington - George W. Bush): cодержательно данная аллюзия подчеркивает параллелизм исторических ролей - Джорж Вашингтон был главнокомандующим Континентальной армией во время Американской революции, Дж. Буш младший - возглавил войну с терроризмом после 11 сентября 2001 г;

Некоторые политические прозвища представляют собой результат слияния (телескопизм) в сочетании с аллюзией - Governator (Governor + Terminator - намек на две «работы» А. Шварцнеггера). Они содержат в себе «скрытую аллюзию». Мессианские ярлыки Б. Обамы, возникшие в ходе президентской кампании 2008г. (The One, The Savior, The Messiah), также как и прозвище American Nero, данное Дж. Бушу-младшему за внешнее равнодушие во время катастрофы в Новом Орлеане в 2006 году, можно считать примером «очевидной» иллюзии, поскольку исторические и мифологические персонажи, используемые для характерологической оценки политика, составляют фонд общих знаний членов лингвосоциума и не требуют дальнейших пояснений.

Важная роль в конструирования маскулинности принадлежит метафоре войны, которая в американском политическом дискурсе имеет особый статус - так со времен Дж. Кеннеди и Л. Джонсона называли все решительные действия по искоренению проблем, встающих перед страной: война бедности, война наркотикам, война террору и т.п.

Метафорическая модель войны в американском предвыборном дискурсе характеризуется большим сигнификативным и денотативным разнообразием. Под денотативным и сигнификативным разнообразием метафорической модели понимаются наборы сущностей области цели и области источника метафоры, эксплицируемых, соответственно, прямым и переносным наименованиями [Баранов 2004: 34]), ср: выборы - битва; кандидат - боец/солдат/командир/защитник; политическая критика - атака; идти на уступки - сдаваться; обоснованная критика - честный выстрел; бесполезные действия - выстрел в воздух; предвыборные технологии - арсенал с оружием; привлечение сторонников - мобилизация войск; последствия неудач - раны, рубцы; соперник - враг; внутренняя политика - фронт; участвовать в движении за гражданские права - быть на марше; руководить страной - нести боевое дежурство и т.п.

В статье «Метафоры и война» Дж. Лакофф подчеркивает роль метафорического и метонимического мышления в риторике военного конфликта в Персидском заливе (1991), где одним из наиболее влиятельных тропов является метонимическая концептуализация государства как человека, в рамках которой США и Ирак последовательно встраиваются в сценарий, названный Дж. Лакоффом «Сказкой о справедливой войне» [Lakoff 1992: 466]. Данный сценарий активно эксплуатировался в конструировании имиджа Дж. Буша младшего на выборах 2004 г., поэтому имеет смысл остановиться на нем подробнее:

Состав исполнителей: Негодяй, жертва и герой. Жертва и герой могут быть одним человеком. Сценарий: Негодяй совершает преступление против невинной жертвы <…> Преступление совершено в результате дисбаланса сил, что создает нравственный дисбаланс. Герой либо собирает помощь, либо решает действовать сам. Герой идет на жертвы, преодолевает трудности, обычно совершая тяжелый переход - за океан - на территорию предателя. Негодяй порочен по определению, он просто чудовище, поэтому никакие переговоры с ним невозможны. У героя нет другого выбора как вступить с ним в войну. Герой побеждает негодяя и спасает жертву. Справедливость восстановлена. Победа одержана. Герой, который всегда действует благородно, доказывает свою мужественность и стяжает славу. Жертвы были не напрасны. Герою воздают хвалы за мужество, он получает благодарности жертвы и общества.

Сценарий Лакоффа удивительно точен. В иракской войне (как варианте «Сказки о справедливой войне») Садам Хусейн (но не иракское государство) - это негодяй, а Президент Дж. Буш младший - герой, освободивший иракский народ от тирании и защитивший Америку от террористической угрозы.

Метафорическая модель «выборы - война» создает гендерно маркированные субъектные позиции «солдат», «главнокомандующий», «боец», «защитник» и т.п. Другой непременный аспект конструирования мужественности в американских предвыборных практиках задается субъектными позициями «отец», «муж», «сын», сигнализирующими, как правило, приверженность кандидата традиционным семейным ценностям.

Выступления кандидатов на партийных съездах при получении официального мандата предусматривают слова благодарности членам семьи и становятся своего рода площадкой для выражения гендерной идеологии. Значимым здесь является не только выбор лексики, но и грамматика. Например, андроцентризм Буша и эгалитарную позицию Керри акцентирует феномен агентивности: в высказывании Буша субъектом действия является он сам, а в выступлении Керри агентивны обе позиции (его и супруги), ср:

Буш: No matter what else I do in life, asking Laura to marry me was the best decision I ever made.

Керри: And what can I say about Teresa? She is the strongest moral compass of anyone I know. She is down to earth, nurturing, courageous, wise and smart. She speaks her mind, and she speaks the truth, and I love her for that, too.

Отметим, что эгалитарная гендерная идеология сочетается в выступлении Керри с традиционной репрезентацией семейных ролей, когда он говорит о своих родителях: мать - поздно ложилась, помогала делать уроки, сидела у постели, когда я болел, отвечала на вопросы ребенка; отец - делал то, что мальчишка никогда не забудет, подарил мне первую модель самолета, бейсбольную перчатку и первый велосипед и т.д. Здесь, очевидно, имеет место феномен, отмеченный С. Эггинс и Р. Иедемой, когда, несмотря на видимые дискурсивные сигналы эгалитарной гендерной позиции, речь идет лишь о трансформации жестких патриархатных стереотипов в пределах установленных границ [Eggins, Iedema 1997].

Иной формат гендерных репрезентаций - вполне ожидаемый в контексте либеральных взглядов и провозглашенной им политики перемен - представлен в речи Б. Обамы, которая выдержана в духе эгалитарной гендеррной идеологии как содержательно, так и формально-грамматически. В качестве примера можно привести упоминание о родителях (the brief union between a young man from Kenya and a young woman from Kansas who weren't well-off or well-known, but shared a belief that in America, their son could achieve whatever he put his mind to) и вырастившей его бабушке (When I hear a woman talk about the difficulties of starting her own business, I think about my grandmother, who worked her way up from the secretarial pool to middle-management, despite years of being passed over for promotions because she was a woman. She's the one who taught me about hard work. She's the one who put off buying a new car or a new dress for herself so that I could have a better life).

Женщины и женственность в англоязычном предвыборном дискурсе.

Современное понимание гендерных категорий, включающее представления о мужественности и женственности, которые феноменологически могут существенно различаться у разных людей в различных ситуациях, осуществляется на основе так называемых кластерных моделей, когда несколько когнитивных моделей образуют пучок (cluster), психологически являющийся более базовым, чем каждая из моделей, взятая в отдельности. Любопытно, что Дж. Лакофф, впервые описал принцип кластера на примере гендерно маркированной категории mother, структурируемой сложным комплексом когнитивных моделей:

· birth model (модель рождения): мать - та, что дает жизнь;

· genetic model (генетическая модель): мать - та, что дает гены;

· nurturance model (модель воспитания): мать - та, что растит и вскармливает (воспитывает),

· marital model (модель супружества): мать - супруга отца;

· genealogical model (генеалогическая модель): мать - ближайший предок по женской линии [Lakoff 1987: 74 - 76].

Многослойность и изменчивость мужественности и женственности делает возможным манипуляцию этими категориями. Например, исследователи советской литературы и кино называют несколько стереотипных идеалов женственности, положенных в основу так называемого «мифа о советской женщине»: строитель светлого будущего; мать героя; идейный борец, жертвующая любовью ради долга [Ажгихина 2000].

Гендерная асимметрия, заключающаяся в численном превосходстве политических лидеров-мужчин, привела к появлению в англоязычном политическом дискурсе категории «политические жены» (political wives), которая тоже является кластером. Британский журнал «Нью Стейтсмен» выделяет в рамках данного кластера четыре субкатегории (лингвокультурных типажа в терминологии В.И. Карасика) с четкими прототипическими признаками:

· «Современная женщина» (the Modern Woman) - независимость во взглядах, финансовая самостоятельность, успешная карьера, высокая профессиональная репутация, левые взгляды.

· «Супруга-воительница» (the Warrior Wife) - движущая сила политических успехов мужа, честолюбивая и в определенном смысле соревнующаяся с мужем на одном политическом и профессиональном поле.

· «Преданная подруга» (the Good Old Girl) - лояльная, упорная супруга, поднимающая семью, пока муж занимается политикой, заменяющая детям и отца и мать; когда нужно, появляется с мужем на публике, участвует в предвыборных кампаниях, не любит прессу.

· «Покинутая жена» (the Surrendered Wife) - в одиночестве читает в газетах о похождениях мужа, старается оставаться лояльной, улыбается и терпит.

Разумеется, данная классификация носит условный характер и не всегда отражает реальный опыт конкретной персоны - так же, как, например, представления о «женской» и «мужской» речи далеко не всегда совпадают с тем, что реально говорят конкретные мужчины и женщины. Д. Камерон в этой связи подчеркивает, что «женский язык» (women's language) - это символическая категория, а «язык, используемый женщинами» (the language used by women) - эмпирическая [Cameron 1998]. Аналогично можно говорить о символических и эмпирических категориях мужественности и женственности, а также о том, как они - и связанные с ними допущения и посылки - артикулируют друг друга, например, как гендерные стереотипы, идеалы и образцы опосредуют дискурсивное продуцирование гендерной идентичности.

Рассмотрим этот вопрос на материале американских предвыборных практик, где участие женщин является необходимой частью предвыборного марафона. Хотя выдвижение женщин в качестве кандидатов в президенты и вице-президенты стало реальностью относительно недавно (в 2007-2008 г.г. сенатор Хилари Клинтон боролась с Б. Обамой за пост кандидата от демократов, а губернатор Аляски Сара Пейли - за пост вице-президента в команде Дж. МакКейна), супруги кандидатов традиционно не только агитируют за своих мужей, но и соревнуются между собой за титул первой леди - роль, которую журнал «Ньюсуик» назвал «неизбираемой, в значительной мере символической, но нагруженной багажом культурных ожиданий».

Конструирование гендера - это, как правило, акцентуация различия, при этом речь может идти не только о противопоставлении мужского и женского, но также о противопоставлении мужественности и немужественности или о перформации конкурирующих типов женственности. Например, в президентской кампании 2004г. супруга кандидата от республиканцев Лора Буш воплощала традиционный культурный идеал жены и матери, а супруга демократического кандидата Тереза Хайнц Керри - новый тип современной женщины, впитавший идеи феминизма и гендерного равенства.

Ментальное картрирование гендерных репрезентаций: дискурсивные портретов жен кандидатов в предвыборных СМИ.

Смысловые доминанты дискурсивных «портретов» обеих женщин выявлялись с использованием методики «ментальных карт», предполагающей процедуру «свертывания» анализируемых текстов, чтобы в обобщенной форме выразить представление об объекте речи [Ушакова 2000: 68]. Критерием значимости того или иного параметра выступала подробность описания: выделялись все параметры, к которым относилось более двух дескрипторов - признаков, характеризующих объект. Дескрипторы включали как обобщенные суждения, касающиеся объекта в целом, так и оценки/описания конкретных действий и качеств объекта.

Поскольку для анализа были выбраны публикации апологетического характера, отпала необходимость экспертной кодификации дескрипторов, в рамках которой каждому дескриптору приписывается определенное значение по параметру оценки [с. 71]. Практически все выделенные параметры были позитивными. Большинство из них так или иначе соотносятся с представлениями о женственности. Так, одной из наиболее «выпуклых» характеристик имиджа героини статьи «У Лоры Буш все на своем месте, как и она сама» является параметр «любит порядок и чистоту», представленный десятью дескрипторами:

1) arranged her personal library according to the Dewey Decimal System (организовала свою личную библиотеку в соответствии с десятичной системой Дьюи);

2) has kept her record collection of 33's and 45's in mint condition and dust-free (сохранила коллекцию пластинок в образцовом состоянии, без пылинки);

3) assembled thick scrapbooks of official and personal events (накопила несколько толстых записных книжек с перечнем официальных и личных мероприятий);

4) chose her Christmas card by the previous February (макет Рождественской открытки готов уже в феврале);

5) arranges her shoes (in their original boxes) according to hue (расставляет туфли в оригинальных коробках по оттенкам);

6) doesn't leave papers unfilled (складывает все бумаги в папки);

7) doesn't post yellow stick-notes as reminders (никогда не развешивает желтых стикеров с напоминаниями о том, что надо сделать);

8) She is a cleaner <…> любит убираться;

9) wants to get the kitchen in order, books in order (приводит в порядок кухню, книги);

10) have just taken down the books and Cloroxed the cabinets (сняла книги и обработала хлорином полки).

Гендерно релевантными можно также считать следующие параметры: спокойная и уравновешенная (5 дескрипторов); занимается развитием школьного образования и чтения (8 дескрипторов); не интересуется политикой и не вмешивается в дела мужа (7 дескрипторов); вежлива и обходительна (5 дескрипторов); не стремиться к власти (5 дескрипторов); одевается традиционно и элегантно (6 дескрипторов); придерживается традиционных взглядов на роль женщины в семье (5 дескрипторов); не рассказывает журналистам о семейных делах (4 дескриптора); мало говорит о себе и хорошо умеет слушать (3 дескритора). Уже этот перечень дает адекватное представление об имидже Лоры Буш, чья биография озаглавлена «The Perfect Wife» («Совершенная жена»).

Терезу Хайнц Керри в предвыборной прессе нередко сравнивали с Хилари Клинтон, подчеркивая сильный характер и независимость во взглядах, а также с Жаклин Кеннеди - за чувство стиля и элегантность. Ментальное картрирование имиджа Хайнц Керри в апологетических публикациях выявляет бульшее разнообразие гендерно релевантных параметров. Ниже приведен их перечень и отдельные примеры дескрипторов из статьи «Секретный ингредиент Джона Керри»:

1) непринужденность и элегантность (4 дескриптора) - in a black leotard and dark glasses <…> pulls a handful of auburn curls up off her face <…> barely made-up <…> “who cares if I wore this same suit yesterday” kind of way: в черном трико и темных очках <…> пучок каштановых кудрей <…> минимум косметики и непринужденное «ну и что, что на мне вчера был тот же костюм»;

2) финансовая самостоятельность (4 дескриптора) - inherited $500 million, <…> speculation about their relationship has centered on her money: унаследовала 500 миллионов <…> спекуляции об их отношениях [c Джоном Керри - Е.Г.] касались ее денег;

3) независимость во взглядах (5 дескрипторов) - refusal to try and play the Laura Bush role of <…> more conventional political wife: отказ играть традиционную роль супруги политика, как Лора Буш;

4) прямота и откровенность (7 дескрипторов) - “sassy” attitude, freewheeling wife; revealing more about herself and her husband in five minutes of conversation than Senator Clinton does in the 525 pages of her ”Living History”: дерзкое отношение…, раскованная …; за десять минут разговора рассказывает о себе и своем муже больше, чем Хилари Клинтон на 528 страницах своей автобиографии и т.д.;

5) сторонница здорового образа жизни (2 дескриптора) - at political events <…> seems to enjoy dispensing tips on subjects ranging from which sunscreens contain cancerogens to the immunity-boosting antioxidants in green tea / на политических вечеринках любит давать советы по широкому кругу вопросов от неканцерогенных солнцезащитных кремов до повышающих иммунитет антиоксидантов в зеленом чае и т.д.;

6) успешный руководитель (3 дескриптора) - took over the management of family's … $1,2 billion endowment, turned what had been a philanthropy funding small projects into a major research and education operation: управляет 1,2 миллиардным семейным благотворительным фондом; превратила филантропическую организацию, финансировавшую малые проекты, в крупную организацию, с масштабными исследованиями и образовательно-культурными инициативами;

7) заботится о здоровье членов семьи и друзей (4 дескриптора) - they call her Doctor T <…> she knows more than some doctors asks to make sure that the senator actually eats the healthful lunch their maid has prepared for him: ее называют «Доктор Т» <…> она знает побольше, чем некоторые врачи; просит проследить, чтобы сенатор действительно съел специально приготовленный лэнч и т.п.

8) влияет (положительно) на мужа-кандидата (4 дескриптора) - made him more loosey-goosey, and able to be closer with people / сделала его более непосредственным и научила сближаться с людьми и др.

Нетрадиционная женственность супруги кандидата от демократов подчеркивается реитерацией отрицательных приставок un и anti: anti-Laura, anti-Hilary; unfiltered, unapologetic, unself-consciously sexy (анти-Лора, анти-Хилари; нефильтрованная, неизвиняющаяся, ненапускная сексуальность и пр.).

Активные комментарии прессы и избирателей вызвал коммуникативный стиль Терезы Хайнц Керри. Широко обсуждались предвыборный клип, в котором она высказывает мнение, отличное от мнения мужа-кандидата, а также ее резкий ответ на вопрос прореспубликанского репортера на одной из пресс-конференций («shove it»). Вербальное поведение супруги кандидата от демократов, откровенно и прямо высказывающей свою точку зрения, заслужило немало двусмысленных эпитетов (sassy, cheeky, saucy - бесцеремонная, бойкая, дерзкая) и интерпретировалось многими как неженственное. Характерно, что и ее собственный комментарий по этому поводу в одном из интервью звучит как оправдание - имплицитное признание несоответствия традиционному идеалу женственности: «У меня всегда есть свое мнение, потому что я управляю крупным фондом <…> Я председатель. В этом смысле, как руководитель, ты должен быть убедительным. Должен иметь свои взгляды».

В средствах массовой информации вербальный стиль Т. Хайнц Керри оценивался как одобрительно, так и критически:

Таблица 6

Подобная поляризация оценок предполагает использование в качестве эталона различных символических конструктов женственности - традиционного (патриархального) и нового (эгалитарного). Характерно, однако, что если критические комментарии по поводу коммуникативного стиля Т. Хайнц Керри недвусмысленно выражают отрицательную оценку, то апологетика включает как позитивно окрашенные атрибуты (см. примеры в левой колонке), так и многочисленные эвфемистические перифразы типа her contentious views which are sometimes flamboyantly expressed («ее дискуссионные взгляды, иногда облеченные в слишком яркую форму»); her occasionally earthly language («ее подчас “земной” язык») и т.п. Таким образом эвфемистическая апологетика вербального стиля Т. Хайнц Керри репродуцировала традиционные стереотипы, латентно транслируя в качестве «нормы» патриархальный идеал женственности, воплощением которого являлась «скромная Лора Буш» (the modest Laura Bush).

Дискурсивный портрет супруги Б. Обамы, Мишель в статье журнала Newsweek “Barack's Rock” (February 28, 2008) включает дескрипторы, отражающие как традиционные, так и эгалитарные представления о женственности, представляя так называемый пост-феминистский этап в концептуализации женственности. С одной стороны акцентируются такие качества будущей Первой леди как уверенность в себе, твердость и прямота; с другой стороны, подчеркивается ее приверженность семейным ценностям и неамбициозность. Наиболее выпукло в статье представлены следующие дескрипторы:

1) не стремится быть на виду (was never much interested in calling attention to herself);

2) предпочитает не говорить, а делать (As an undergrad in Prinston <…> was interested in social change, but didn't run for student government);

3) спокойная, уверенная, твердая (serves as a source of official calm);

4) прагматичная(raised concerns about her husband's safety; did not want Barack to launch some kind of empty effort here; Obama has introduced Michelle as "my rock"--the person who keeps him focused and grounded);

5) прямая (Direct and plain-spoken, with an edgy sense of humor uncommon in a political spouse, she can be tough, and even a little steely);

6) упорная, нацелена на успех (deeply competitive by nature…; Some of her teachers told her she didn't have the grades or test scores to make it to the Ivies. But she applied to Princeton and was accepted);

7) ставит семью выше политики (made it clear that she would give the effort her all ("We need to be in there now, while we're still fresh and open and fearless and bold," she told Vanity Fair last December), but not at the expense of family life; <….> When the couple catch up several times a day on the phone, the talk is more likely to be about their daughters than the latest poll projections);

8) не имеет собственных политических амбиций (When a reporter recently joked that she could run for Barack's Senate seat if he were elected president, Michelle made a face of mock disgust. "Ugh," she grimaced. "No, thank you.")

Дискурсивный портрет М. Обамы неполон без еще одного параметра, не представленного в анализируемой статье, но широко комментируемого в средствах массовой информации - умение одеваться, чувство стиля (landed on Vanity Fair's Best Dressed List, 2008). Таким образом, в лояльных СМИ конструируется не вызывывающий отторжения образ современной умной, деловой и стильной женщины (the modern, post-feminist woman <…> manifestly clever, independently minded, attractive in a normal, accessible way), для которой главное - семья.

Обратимся к другим языковым механизмам конструирования гендерной идентичности в предвыборных выступлениях жен кандидатов и других женщин-участниц предвыборного процесса. Л. Литосселити, вслед за Ю. Хабермасом, указывает, что участники коммуникативного взаимодействия регулируют саморепрезентации, которые, таким образом, не являются спонтанными, а представляют собой «стилизованное выражение опыта», представленного с учетом того образа, который каждый стремится предъявить наблюдателю [Litosseliti 2002]. Особую значимость в этой связи приобретают языковые составляющие гендерного дисплея (по Гоффману) как способа предъявления себя в качестве члена определенной гендерной группы. Например, руководитель предвыборной кампании Э. Гора (2000г.) Донна Брейзил назвала свои мемуары «Cooking With Grease. Stirring the Pots of American Politics». Кулинарная метафора в данном случае - способ акцентуации гендерной идентичности, «женского» взгляда на политический (предвыборный) процесс.

Линн Чейни, жена вице-президента США Дика Чейни, известный ученый-историк, общественная деятельница, автор и соавтор семи книг (в том числе о женском движении в США) и председатель Национального Фонда гуманитарных наук в 1986 - 1993 гг., почти все свои предвыборные выступления начинала с рассказа о том, что всем возможным титулам предпочитает тот, каким назвала ее однажды четырехлетняя внучка: «Бабушка Соединенных Штатов» (The Grandma of the United States). Такой способ самопозиционирования - сигнал приверженности традиционным семейным ценностям, в терминологии Гоффмана «присоединения» (alignment) к определенной гендерной группе (и идеологии). Аналогичную функцию в конструировании имиджа выполняют ярлыки Mom-in-Chief (Мишель Обама) «Momma T» (прозвище, данное Терезе Хайнц Керри близкими и друзьями за внимание к их здоровью) или уже упоминавшееся название книги о Лоре Буш «Совершенная жена» («The Perfect Wife»).

Выборы транзитивности как способ конструирования женственности в предвыборных обращениях.

Менее прозрачным, но весьма эффективным инструментом гендерного позиционирования является выбор глагольных предикатов с целью определенным образом представить лицо в системе связей и отношений с окружающим миром - так называемая транзитивность (по Халлидею). Модель анализа транзитивности делит глаголы на категории в зависимости от характера выполняемой деятельности и роли участника в этой деятельности (Halliday 1967;1968). В ее основе лежит классификация глагольных предикатов на материальные (намеренные и ненамеренные) и ментальные, которые делятся на направленные вовне (воздействующие) и замкнутые внутри (обозначающие реакции, восприятия и когнитивные процессы).

Анализ транзитивности предполагает рассмотрение характера действий: Какие действия представлены в тексте? Кто является субъектом, т.е. производит их? Кто является объектом, по отношению к которому они производятся? Куда/на кого направлены действия? Транзитивность в данном случае не эквивалентна переходности в традиционной грамматике, хотя, касаясь лингвистических манифестаций ролей участников и способов их взаимодействия друг с другом, она неизбежно фокусируется на агентивности. Ключевым принципом в данной модели анализа является мысль о том, что у говорящего или пишущего всегда есть выбор, какой глагол употребить и, соответственно, как описать (представить) то ли иное событие. Изучение транзитивности в этом смысле есть анализ точки зрения, мировоззрения или «реальности», конструируемой в тексте.

Халлидей обратился к анализу транзитивности, чтобы показать различие в мировоззрениях персонажей в романе Голдинга «The Inheritors» (Halliday 1996). Позднее Дейдре Бертон и Хилари Футтит использовали его применительно к текстам более открытого идеологического и политического звучания: Бертон - чтобы продемонстрировать, как в автобиографическом романе поэтессы Сильвии Плат, героиня «вписывает себя в позицию беспомощной жертвы» (Berton 1996: 229); Футтит - как способ лингвистической реконструкции понимания депутатами Европарламента феномена европейского гражданства (Footitt 2002).

Аналогичная методика использовалась при анализе обращений Л. Буш и Т. Хайнц Керри к делегатам партийных съездов республиканцев и демократов в 2004г. и речи Мишель Обамы на съезде Демократической партии в 2008г.

На первом этапе из текстов выступлений были выделены все предложения, где отправитель речи выступает в функции субъекта. В обоих случаях это были (1) предложения с подлежащим «I» («я») и (2) предложения с инклюзивным «we» («мы»), где отправитель речи действует вместе с мужем-кандидатом (сюда вошли также групповые подлежащие типа «George and I» и «John and I», «Barak and I»). Кроме того, для сравнения привлекались предложения, где субъектами являются кандидаты в президенты (мужья говорящих). Учитывая, что в силу типологической специфики обоих языков при переводе с английского на русский может меняться агентивность (ср. He was wrestling with agonizing decisions - В нем шла мучительная борьба и т.д.), подсчеты велись по тексту оригинала. Примечательно уже само количественное соотношение выделенных групп. В речи Лоры Буш она сама выступает в роли субъекта - 27 раз (36%), Джордж Буш - 32 раза, инклюзивное подлежащее «Джордж и я» используется в 15 предложениях. В речи Терезы Хайнц Керри она сама выступает в роли субъекта 26 раз (66%), Джон Керри - 12 раз. Инклюзивный субъект «Джон и я» зафиксирован лишь в одном случае.

Рис. 1

Более полное представление о характере агентивности в сопоставляемых текстах дает анализ транзитивности. Обращает на себя внимание тот факт, что хотя формально в речи Л. Буш присутствует более двух десятков предложений с субъектом «я», она практически ничего не сообщает о себе. Субъектно-предикатные группы с местоимением «I», как правило, вводят придаточные дополнительные, где речь идет о муже-президенте или о других политических персонах, проблемах и действиях. Весьма показателен фрагмент, где говорящая представляет себя молчаливым свидетелем трудных решений мужа: «Я помню проходившие в молчании вечера за обеденным столом. Джордж взвешивал мрачные сценарии и зловещие сообщения разведки о возможности еще более разрушительных атак. Много раз по вечерам я слышала, как Джордж разговоривал по телефону с зарубежными лидерами из нашей гостиной или из нашего ранчо в Крофорде. Я помню напряженный уикэнд в Кэмп Дэвиде. Джордж и премьер-министр Тони Блэр обсуждали угрозу, исходящую от Саддама Хуссейна. И я помню, что, сидя у окна Белого Дома, смотрела, как Джордж ходит по лужайке внизу. Я знала, что он борется с мучительными решениями, оказавшими столь огромное влияние на жизни многих людей и будущее нашего мира. И я была там, когда мой муж должен был решать…»

Анализ выборов транзитивности в выступлении Л. Буш показывает, что более половины (15) предикатов в предложениях, где субъектом является она сама, обозначают внутренние ментальные процессы - восприятия, реакции и когнитивной деятельности («горжусь», «думаю», «видела», «знала», «помню» и т.п.). Восемь (8) предикатов обозначают ментальные процессы воздействия (направленные вовне); важно, что в основном это глаголы речи («сказать», «выразить» и т.п.), вводящие информацию о событиях или о действиях президента. Один предикат обозначает реляционный процесс (идею присутствия). Предикатов, обозначающих материальные процессы в тексте всего три (3), при этом ни в одном из случаев действие не может быть четко квалифицировано как намеренное, а скорее является следствием иных действий или процессов. Еще три предиката, обозначающих материальные намеренные действия, представлены в предложениях с субъектом George and I и инклюзивным we (всего таких предложений в тексте выступления 15). В них речь идет о предвыборных визитах в школы, и они мало что меняют с точки зрения общего характера агентивности.