Путь Бориса Пастернака к "Доктору Живаго"

В поэзии и в поэтизированной прозе мотив приобретает двойственность за счет образного выражения его элементов. Мотив возлюбленная / возлюбленный целует переходит из лирики в роман как ситуативный: Как я трогал тебя! Даже губ моих медью / Трогал так, как трагедией трогают зал / Поцелуй был, как лето. [I, 201]; “А нас точно научили целоваться на небе и потом детьми послали жить в одно время, чтобы друг на друге проверить эту способность” [428]; И на рассвете не заметим, / Как целоваться перестанем. [521]. Но интереснее перенос этого мотива как ситуативно-образного, поскольку при переносе сохраняется характер образности. В лирике присутствует образная парадигма возлюбленная водная стихия. Наряду с переносом этой образной парадигмы переносится и мотив возлюбленная дождь целует из стихотворения “О ангел залгавшийся, сразу бы, сразу б...” (Зачем же бесцельно / Целуешь, как капли дождя... [I, 177]) в роман (“В это время <...> начал накрапывать дождь. <...> Протянулся в воздухе <...> призрак одной удивительной головы. И голова плакала, а усилившийся дождь целовал и поливал ее [363]). В приведенном эпизоде романа в одном образе головы говорится об обоих влюбленных - о дождливом призраке Лары и о плакавшем по ней докторе. В этой ситуации стояния под дождем доктор переживает единение с Ларой. В стихотворении “Душистою веткою машучи...” целующиеся возлюбленные представлены в образе неделимой капли дождя: Цела, не дробится, - их две еще / Целующихся и пьющих. [I, 130]. И в лирике, и в романе на ситуативный мотив возлюбленные целуются накладываются ситуативно-образные мотивы природная реалия целует возлюбленного, возлюбленный целует природную реалию, природные реалии целуются.

Реконструкция субъекта при выделении мотива имеет место в случаях табуирования деятеля в текстах сакральной, инфернальной тематики. Случаи такого построения текста отмечены М. Лотманом как усиливающие “глагольность”²³. Исследователь приводит пример из романа, иллюстрирующий “бессубъектное начало с типичными для Пастернака подставными субъектами”: “Шли и шли и пели Вечную память, и, когда останавливались, казалось, что ее позалаженному продолжают петь ноги, лошади, дуновения ветра” [7]. В лирике описание похорон содержится в стихотворении “Еще не умолкнул упрек...” [I, 369-371]. Это объемное стихотворение, состоящее из девятнадцати строф. До пятнадцатой строфы мотивная парадигма прощающиеся люди делали нечто представлена мотивами бессубъектной конструкции (Стояли, от слез охмелев...), конструкции с “подставным” субъектом (Марш похоронный роптал...), конструкции с неопределенным субъектом (Нас кто-то догнал на моторе.). Но в пятнадцатой строфе переносимый в роман мотив представлен структурно полным: Озябнувшие москвичи / Шли полем... Мотив переносится в комплексе с темами кладбища-поля (“осенние пустыри” [7], “в поле заметет маму” [8]), ненастья, вьюги.

Причиной трансформации субъектно-предикатных отношений в структуре мотива также является образность²⁴. Однако не всякий образ деформирует структуру мотива. Чем сложнее образ, с помощью которого выражен какой-либо элемент мотива, тем вероятнее деформация структуры этого мотива. Ожидается, что в стихотворениях образы структурно более сложные, чем в прозе. Следовательно, и структура мотива, деформированная в лирике, восстанавливается в романе. Но это не всегда так. В стихотворение “Сон” автор переносит некоторые элементы из стихотворения “Сон” Лермонтова: темы сна, крови, вариации тем пира, веселья, образ возлюбленной²⁵. Эта ситуация, когда герой во сне видит, слышит свою любимую, переносится в роман [389]. В эпизоде романа перекрещиваются темы “Сна” Пастернака и темы “Сна” Лермонтова: “И опять он спал, и просыпался, и обнаруживал, что окна в снежной сетке инея налиты розовым жаром зари, которая рдеет в них, как красное вино, разлитое по хрустальным бокалам”. Образ зари-вина, разлитого по хрустальным бокалам, указывает на лермонтовскую тему пира: И снился мне сияющий огнями / Вечерний пир в родимой стороне²⁶. Образ окон, которые “в снежной сетке инея налиты розовым жаром зари” - автоинтертекстуальный перенос из “Сна”: И, паволокой рамы серебря, заря из сада обдавала стекла / Кровавыми слезами сентября. [I, 77]. Двойная интертекстуальность осложняет образ и мотив романа. Мотив заря окрашивает окна красным переходит в роман не только как прямой - заря рдеет в окнах, где субъект заря, но и как обратный - окна налиты зарей, где субъект окна. То же самое можно сказать о мотиве нечто возобновляет жизнь. В стихотворении “Безвременно умершему” этот мотив дан как прямой: Эпохи революций / Возобновляют жизнь / Народа, где стрясутся, / В громах других отчизн. [II, 9]. В роман мотив возобновления жизни переносится как обратный, где “жизнь” становится субъектом: “Она сама [жизнь], если хотите знать, непрерывно себя обновляющее, вечно себя перерабатывающее начало...” [334]. В данном случае субъектность жизни декларативна, она мотивирована идеей романа о том, что жизнь - не материал, а деятель. М.Ю. Лотман, исследуя “глагольность” стиля Пастернака, также указывал на подобные случаи трансформации объекта в субъект в связи с примерами усиления глагольной семантики²⁷.



Заключение

В романе “Доктор Живаго” Пастернак пишет: “Искусство первобытное, египетское, греческое, наше, это, наверное, на протяжении многих тысячелетий одно и то же, в единственном числе остающееся искусство” [279]. О том же самом он говорит еще раньше в лирическом стихотворении, характеризуя творческую личность: Как поселенье на Гольфштреме, / Он создан весь земным теплом. / В его залив вкатило время / Все, что ушло за волнолом. [II, 5]. Мотивы и образы, связанные с темами огня и его производных занимают важное место в этом вечном искусстве. “Огонь - один из самых древнейших символов человечества - символ тепла, жизни, света, деятельности, энергии”¹. Отсюда такая близость между мифологией, философией Гераклита, творчеством Пушкина и Пастернака. Исследуя путь Пастернака от лирики к роману, мы в данной работе стремились показать, как важнейшие положения мировоззрения автора, отраженные в его лирическом творчестве и связанные с традициями “Гольфстрема”, были перенесены в роман. Это представление мировых стихий как основ мироздания, как обладающих жизнью и дающих жизнь. Они составляют основу вселенной и человека. Любовь и творчество - то, в чем человек наиболее полно выражает себя в мире, и то, чем человек живет в вечности, - вдохновлено стихией и имеет стихийную природу. Нераздельность жизни, любви и творчества выражается в единстве всех четырех стихий, относящихся к этим категориям.

Стихии воздуха, воды, земли объединены стихией огня. Огненность характеризует возвышенное состояние человеческой души. Наиболее полно реализует все значения огня тема очага. Очаг особым образом характеризует время и пространство. Он определяет социальные и личные отношения между людьми, а также статус приближенного к нему человека. В романе круг этих связей расширяется, их значение выходит на поверхность, образ очага приобретает большую самостоятельность и символичность. Сохраняя и даже обогащая свою семантику, в роман переходят другие образы и мотивы, связанные с темой огненности: образы свечи, лампы, лампады, огненных почек, огненного пространства, мотивы пожара, обжигающего чувства и т. д.

Воздушная стихия олицетворяет идею безграничности, возможность пройти сквозь непроходимое. В роман из лирики переходит образ “воздушной” души. Эта стихия также динамична и активна. Наиболее сильно эти качества проявляются в образе ветра. Ветер может быть агрессивной и в то же время благожелательной силой. Он обнаруживает присутствие демонического, связывает влюбленных, знаменует обновление.

Влажное связано с проявлением чувств, эмоций, с творческим оплодотворением. Слияние огненного, воздушного и влажного происходит в образе пара. Пар, как и остальные стихии, переходит в роман как олицетворенный самостоятельный образ. Он сопутствует преломлению пространства и времени, трансформации субъекта в иную сущность. Образ пара появляется при острых, близких к катарсису ситуациях. Он связан с темами весенних, исторических и жизненных перемен, с темами рождения, смерти, возрождения.

Тема земной стихии переносится в роман, сохраняя традиционные значения, связанные с мотивами первотворения, с жизненным циклом рождения-смерти, с образами женщины-матери, женщины-возлюбленной, с мифологизированным пространством. Сохраняется при переносе в роман и двойственность образа земли-первоматерии-могилы. Нагружена семантикой в творчестве Пастернака тема пыли. В рамках большой парадигмы образа земли образ пыли и в лирике, и в романе составляет особую малую парадигму. Она имеет значения болезни, смерти, преграды, злых сил, зимнего застоя и в то же время свежести, обновления, весеннего возрождения, творческого подъема, перехода к новому.

В романе отражается заложенное уже в лирике представление стихий как “пограничных” состояний: огонь - сжигающий и переплавляющий; вода, наказуя, уничтожает мир и является его колыбелью; земля - прах, во что все превращается, умирая и разлагаясь, и из чего все вначале образуется и творится. Можно было бы разграничить стихии по сферам наибольшей семантической нагрузки, например: огонь - творчество, воздух - выход из границ, влага - любовь, земля - возрождение. Однако такое и любое подобное разграничение будет отражать слишком утрированное и искаженное представление о мировосприятии автора, поскольку каждая из важнейших областей семантических значений творческой системы Пастернака соотносится в той или иной степени со всеми четырьмя стихиями. И каждая из мировых стихий в большей или меньшей степени образно реализует все основные темы. Все стихии взаимосвязаны и относятся к фундаментальным, архетипическим понятиям поэтической системы Пастернака, реализующим общекультурную парадигму “мирового огня”.

В работе были рассмотрены и другие, заимствованые романом из лирики, темы. Насыщенной семантикой обладает тема голоса. Голос появляется как самостоятельный, самоценный образ. Иногда голос метонимически представляет человека. Часто голос имеет функцию оберега. Полярные силы противоположны по голосовой характеристике: враждебное, нечистое, ошибочное выражает себя через повышенные интонации и голосовую экспрессию, а возвышенное, провидческое, задушевное, лирическое и святое - исключая голосовую агрессию и напор. Крик может характеризовать переломную эпоху - весеннее или революционное время. Крик знаменует рождение и смерть. Общение между влюбленными и обращение к Богу происходит шепотом. Немота имеет двойственную природу. Если немота характеризует период дотворческий и дожизненный, то она нежелательна. Но немота может проявляться как способ трансцендентной безголосой коммуникации. Истинная информация передается тихо или шепотом.

Тема цветовой символики в текстах Пастернака довольно объемна. Сохраняя свои значения, из лирики в роман переносятся цветовые характеристики, связанные с “черным”, “белым”, “лиловым”. “Белое” и “черное” имеют традиционные мифологические, символические значения. Однако не все при употреблении Пастернаком “белого” и “черного” определяется традицией. Автор стремится к уничтожению оппозиции этих понятий. Слияние в одной реалии черного и белого не означает ни трагических противоречий, ни дисгармонии. Оно закономерно и связано с темой гармоничного взаимовоплощения явлений друг в друге. Образы, связанные с “лиловым”, навеяны традицией символизма. Лиловый мрак у Пастернака - предвестник катаклизма в природе и гибельных перемен в судьбе героев. Как и у Блока, у Пастернака лиловое характеризует топосы болота, леса. В отличие от поэзии Блока, у Пастернака лиловое соотносится с религиозной тематикой, это символ глубокой ностальгии по прошлому.

В лирике и в романе присутствуют темы противостояния личности и толпы, интеллигенции и народа. Творческий человек, поэт возвышает толпу, обращая ее к идеальному, нравственному. Выделившись из толпы, он служением жертвы отдает себя ей. Эта тема сначала намечается в лирике, затем становится одной из главных в романе.

Наблюдаемые нами переносы текстовых элементов из поэзии в прозу можно разделить на следующие виды². Некоторая их часть относится к собственно интертекстуальности, образующей конструкции “текст в тексте” типа неатрибутивной аллюзии. При таких переносах какой-то элемент прозаического текста дает аллюзию на текст стихотворный. Другая часть переносов относится к метатекстуальности типа интертекста-пересказа³ и вариации на тему предтекста. В первом случае в прозу переходит целый ряд элементов из стихотворного текста, во втором случае элементы могут быть заменены, но в основе параллельных текстов лежит общая тема, один затекст, сходная ситуация. В некоторых случаях наблюдается заимствование приема. Очень распространен перенос поэтических парадигм.

Из лирики в роман переносятся не только определенные текстовые элементы, но и некоторые приемы, например, оксюморонность образов, противонаправленность мотивов. Элементы текста переносятся из лирики в роман с изменением структуры, с заменой составляющих его понятий на синонимичные, но при переносе сохраняются семантическая наполненность, связи с другими уровнями и элементами текста. Крайняя редкость точных переносов без участия синонимии говорит о том, что автор, не раз обращаясь к одним и тем же важным для его творческой системы образам и мотивам, не превращает их в клише. Напротив, он шифрует их с помощью других понятий и в то же время дешифрует с помощью переноса из исходного текста окружающих элементов. Как правило, перенос совершается в единстве с окружающими элементами, составляющими сюжеты, темы и образы, проходящие сквозь все творчество автора. Элементы сложного многочленного образа или мотива лирики, перейдя в роман, распределяются по его тексту, входя в состав других образов и мотивов близких по значению парадигм. Неоднократные сочетания, с одной стороны, образуют новый текст, с другой стороны, сигнализируют о том, что для данной творческой системы наиболее важно.

Текст романа иногда помогал реконструировать отсутствующие в лирических стихотворениях элементы парадигм (выяснить основания сопоставления в образах, субъектов действия в мотивах). Но были случаи, когда лирические парадигмы помогали реконструировать опущенный в романе элемент. Ожидалось, что стихотворные образы и мотивы, переходя в роман, структурно упростятся, поскольку двойное членение, теснота стихового ряда, наличие рифменной системы, парадигматическое расположение информации усложняют структуру стихотворной речи. Но при анализе материала были получены результаты, не подтвердившие это предположение. Большинство структурно сложных образов и мотивов при переносе, хотя и меняют тип структуры, не утрачивают структурной сложности. Некоторые образы и мотивы в романе усложняются. Возможно, это одна из особенностей “прозы поэта”. Исследуя явления интертекстуальности, Смирнов писал о том, что усложнение последующего текста - это попытка поставить усложненный текст выше его источника, предпосылка для большего общественного признания последующего текста по сравнению с предшествующим⁴. У Пастернака действительно была такая установка. Перечисленные факторы стихотворной речи способствуют другому явлению: при переносе в роман некоторые образы буквализируются, переходят в буквальную ситуацию, “реализуются”. В этом явлении могло отразиться отношение между стихами и жизнью, выраженное в романе самим автором: “Возьми ты это блоковское “Мы, дети страшных лет России”, и сразу увидишь различие эпох. Когда Блок говорил это, это надо было понимать в переносном смысле, фигурально. И дети были не дети, а сыны, детища, интеллигенция, и страхи были не страшны, а провиденциальны, апокалиптичны, а это разные вещи. А теперь все переносное стало буквальным, и дети - дети, и страхи страшны, вот в чем разница” [510].

Ожидалось также, что при сравнительном анализе прозаический текст романа объяснит неожиданные стихотворные образы, признаки отождествления в них, значения некоторых мотивов и тем. Более детальное исследование показало, что не только роман объясняет предшествующую ему лирику, но многим образам и другим элементам романа можно найти объяснение в лирике. “Спроецированные друг на друга эти произведения демонстрируют процесс креолизации по оси поэзия - проза, каждая из языковых форм оказывает глубокое воздействие на другую”⁵. Эти слова, относящиеся к книге стихотворений “Сестра моя жизнь” и к прозаической повести “Детство Люверс”, можно отнести также ко всей предшествующей роману лирике и к роману “Доктор Живаго”. Это еще один довод в пользу того, что и стихотворное и прозаическое творчество Пастернака можно исследовать в определенном смысле как структурное и художественное единство.



Литература

О том значении, которое Пастернак придавал роману см.: Горнунг Л.В. Встреча за встречей // Воспоминания о Борисе Пастернаке. - М.: Слово, 1993. - С. 86;

Баевский В.С. Пастернак... - С. 54-59.

Баевский В.С. Пастернак... - С. 58.

Романова И.В. “Стихотворения Юрия Живаго” в контексте романа и лирики Б. Пастернака: Дисс.... канд. филол. наук. - Смоленск: СГПИ, 1997. - 275 с.

Вильмонт Н.Н. Борис Пастернак. Воспоминания и мысли. - М., 1989. - С. 41.

Зайцев Б.К. Пастернак в революции // Писатель и время. Сборник документальной прозы. - М.: Советский писатель, 1991. - С. 509-510.

Пастернак Е.Б. Борис Пастернак // Мир Пастернака. - М.: 1989. - С. 1.

Фатеева Н.А. Пастернак и Пушкин: путь к прозе // Русский язык за рубежом. - 1994. - № 4. - С. 94-104.

Жолковский А.К. О заглавном тропе книги “Сестра моя жизнь” // Poetry and Revolution. Boris Pasternaks “My Sister Life” / Edited by Lazar Fleischman. - Stanford Slavic Studies. Vol. 21. - 1999. - C. 50.

Ковтунова И.И. О поэтических образах Бориса Пастернака // Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Опыты описания идиостилей. - М.: Наследие, 1995. - С. 141.

Гаев А.Г. Б.Л. Пастернак и его роман “Доктор Живаго” // Сборник статей, посвященных творчеству Б.Л. Пастернака. - Мюнхен, 1962. - С. 24, 28.

Газизова А.А. Обыкновенный человек в меняющемся мире: Опыт типологического анализа советской философской прозы 60-80-х годов. - М.: Изд-во “Прометей” МПГУ, 1990. - С. 12-18.

Бушман И.Н. О ранней лирике Пастернака // Сборник статей, посвященных творчеству Б.Л. Пастернака. - Мюнхен, 1962. - С. 207. “Именно в ранний период творчества Пастернака лепился тот алебастровый сосуд форм, который по милости Божьей, но и по вере поэта наполнился желанным новым содержанием” (там же. - С. 224).

“От книги Сестра моя жизнь и Драматических отрывков до романа Доктор Живаго одна линия развития: все три произведения говорят прямо или косвенно о русской революции; в Драматических отрывках главные герои романа уже налицо в зачаточном виде; а в детальной структуре лирического стихотворения, в неожиданных сдвигах и метафорических столкновениях множества связанных между собой элементов угадывается не только принцип построения романа в прозе (вспомним все пресловутые “совпадения”, неожиданные встречи и т. д. в Докторе Живаго), но и философская основа пастернаковского миропонимания. То, что Пастернак писал о своем романе в 1959 году в письме к английскому поэту Стивену Спендеру, вполне могло бы быть сказано о стихотворениях книги Сестра моя жизнь...” (Barnes C. Борис Пастернак и революция 1917 года // Boris Pasternak 1890-1960. Colloque de Cerisy-la-Salle (11-14 septembre). - Paris, 1979. - С. 326).

Например, идея “взаимопретворения” людей друг в друге до того, как появиться в романе, была выражена в стихотворении “Скрипка Паганини” (Флейшман Л.С. Статьи о Пастернаке. - Bremen, 1977. - С. 15).

Weststeijn W.G. Доктор Живаго - поэтический текст // Russian Literature. - 1997. - XLII-III/IV. - С. 485.

Faryno J. Поэтика Пастернака (“Путевые записки” - “Охранная грамота”). - Wien, 1989. - С. 194, 307.

Юнггрен А. О поэтическом генезисе “Доктора Живаго // Studies in 20th Centry Russian Prose. - Stockholm, 1982. - С. 228-249.

Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. - М.: “Гнозис”, 1994. - С. 215.

Я скажу до свиданья стихам, моя мания, Я назначил вам встречу со мною в романе.

Борис Пастернак. Стихотворения и поэмы: В 2 т. Т. 1. - Л.: Сов. писатель, 1990. - С. 200.

В частной беседе Пастернак называет поэзию этюдами к картине (Чуковская Л.К. Отрывки из дневника // Воспоминания о Борисе Пастернаке. - М.: Слово, 1993 - С. 410). Из письма Б. Пастернака Б.С. Кузину от 7 марта 1948 г.: “...стихов как самоцели я не любил и не признавал никогда” (“Вторжение воли в судьбу...” Письма Б.Л. Пастернака в связи с “Доктором Живаго” / Публикация Е.Б. Пастернака // Русская речь. - 1990. - № 1. - С. 10).

Сегал, говоря о лирике Пастернака, считал, что “все стихотворения надо связывать в один единый текст” (Segal D. Из выступления на дискуссии // Boris Pasternak 1890-1960. Colloque de Cerisy-la-Salle (11-14 septembre). - Paris, 1979. - С. 190). О единстве творчества Пастернака говорил А. Вознесенский: “Без стогов Степи мы не имели бы стогов Рождественской звезды” (Вознесенский А.А. Мне 14 лет // Воспоминания о Борисе Пастернаке. - М.: Слово, 1993 - С. 589). Сам Пастернак считал, что проза - материал для лучшего понимания стихов (Шаламов В.Т. Пастернак // Воспоминания о Борисе Пастернаке. - М.: Слово, 1993 - С. 618).

О “Докторе Живаго” как о “прозе поэта” см.: Weststeijn W.G. Доктор Живаго - поэтический текст // Russian Literature. - 1997. - XLII-III/IV. - С. 477-489; Цивьян Т.В. Проза поэтов о “прозе поэта” // Russian Literature. - 1997. - XLI-IV. - С. 424-436. По выражению Б. Зайцева “Доктор Живаго” - роман “написанный поэтом” (Зайцев Б.К. Пастернак в революции // Писатель и время. Сборник документальной прозы. - М.: “Советский писатель”, 1991. - С. 512). Пастернак говорил о романе, что может писать лишь поэтическую прозу (Тарасенков Ан.К. Пастернак. Черновые записи. 1930-1939 // Воспоминания о Борисе Пастернаке. - М.: Слово, 1993. - С. 161).

Магомедова Д.М. Соотношение лирического и повествовательного сюжета в творчестве Пастернака. - Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. - 1990. - Т.49. № 5. - С. 416; “...эмпирически настроенный Пастернак в соответствии с природой своего таланта переносит в прозу свои поэтические переживания” (Фейер А. Человек, истина, универсальность (Анализ романа Б. Пастернака “Доктор Живаго”) // Материалы и сообщения по славяноведению. Dissеrtationes Slavicae, XIX. - Szeged, 1988. - С. 25).

Озеров Л.А. Начала и концы // Необходимость прекрасного. Книга статей. - М.: Сов. писатель, 1983. - С. 268. В творчестве Пастернака поэзия и проза всегда “шли рука об руку” (Цивьян Т.В. Проза поэтов о “прозе поэта” // Russian Literature. - 1997. - XLI-IV. - С. 430).

Баевский В.С. Пастернак... - С. 21-22.

Лотман М.Ю. Мандельштам и Пастернак (попытка контрастивной поэтики) - Tallinn, 1996, 1997. - С. 79.

О сочетании лирики и эпоса в произведениях Пастернака см.: Кожевникова Н.А., Петрова З.Ю., Бакина М.А., Виноградова В.Н., Фатеева Н.А. Очерки истории языка русской поэзии XX века. Образные средства поэтического языка и их трансформация. - М.: Наука, 1995. - С. 237; Zbyrowski Z. Cechy gatunkowe poematw Borisa Pasternaka // Studia filologiczne. Zeszyt 41. Filologia rossyjska 17. - Bydgoszcz, 1995. - S. 165 - 187.

Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе. Очерки истории и теории. - Воронеж: Издание Воронежского университета, 1991. - С.106; Орлицкий Ю.Б., Анисова А.Н. К типологии прозиметрического текста: стих и проза в романе "Доктор Живаго" // Литературный текст: Проблемы и методы исследования. Сборник научных трудов. Вып. 3. - Тверь: ТГУ, 1997. - С.114-129; Орлицкий Ю.Б. “Доктор Живаго” как “проза поэта” // Russian Literature. - 1997. - XLI-IV. - С. 505-517.

Бэлнеп Р.Л. Структура “Братьев Карамазовых”. - СПб.: Академический проект, 1997. - 144 с.

Баевский В.С. Сквозь магический кристалл. - М.: Прометей, 1990. - С. 52-56.

Баевский В.С. Сквозь магический кристалл... - С. 52.

Горелик Л.Л. Проза Пастернака 1910-1920 годов в литературном и мифологическом контексте. Дисс. на соискание ученой степени доктора филологических наук. - М., 2000. - С 13-14.

Баевский В.С. Сквозь магический кристалл... - С. 53.

Баевский В.С. Рецензия на книгу: Павлович Н.В. Язык образов. Парадигмы образов в русском поэтическом языке // Вопросы языкознания. - 1996. - № 5. - С. 141.

Павлович Н.В. Язык образов в русском поэтическом языке. - М., 1995. - С. 13, 14, 48-50.

Павлович Н.В. Язык образов... - С. 51.

Павлович Н.В. Язык образов... - С. 62-68.

Павлович Н.В. Язык образов... - С. 224-226.

Павлова Л.В. Парадигмы 1907 года: “Ярь” С. Городецкого и “Эрос” Вяч. Иванова: Дисс.... канд. филол. наук. - Смоленск: СГПИ, 1994. - С. 41, 42.

Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - М., 1989. - С. 305.

Баевский В.С. Рецензия на книгу: Кристина Фишер. Музыка и поэзия: Музыкальная сторона лирики Пастернака // Известия РАН. Серия лит. и яз. - Т.58. - 1999. № 6. - С. 62.

Пропп В.Я. Морфология сказки. Изд. 2-е. - М.: “Наука”, 1969. - С. 17-22. Силантьев И.В. Семантическая структура повествовательного мотива // Материалы к словарю сюжетов и мотивов; Вып. 3. Литературное произведение: сюжет и мотив. - Новосибирск, Изд-во СО РАН, 1999. - С. 12, 13.

Эпштейн М.Н. Мотив как единица поэзии. Стихо-вторения // Природа, мир, тайник вселенной...: Система пейзажных образов в русской поэзии. - М.: Высш. шк., 1990. - С. 34 - 37.

“Различные мотивы выявляют в прочтении Фарыно тождественную или эквивалентную глубинную семантику, образуя мотивно-синонимические серии с общим инвариантным смыслом...” (Majmieskuow A. “Переделкино” Бориса Пастернака (разбор цикла). - Bydgoszcz, 1994. - С. 14).

Поплюйко-Анатольева Н.А. “Безвинное страдание” (Философские элементы в творчестве Б. Пастернака) // Сборник статей, посвященных творчеству Б.Л. Пастернака. - Мюнхен, 1962. - С. 60-83.

Борис Пастернак. Стихотворения и поэмы: В 2 т. Т. 1. - Л.: Сов. писатель, 1990. - С. 142, 143.

Борис Пастернак. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 3. - М.: Худож. лит., 1990. - С. 145.

“В ряду современных концепций повествовательного мотива одной из наиболее разработанных и признанных является дихотомическая теория, различающая две формы мотива - инвариантную и вариантную. <...>

В современной научной литературе дихотомическую теорию мотива разрабатывают болгарская исследовательница Л. Парпулова, а также отечественные фольклористы Н.Г. Черняева и Б.Н. Путилов. Дихотомическая теория выступает существенным звеном представлений о мотиве в новейших литературоведческих работах Н.Д. Тамарченко, Ю.В. Шатина, В.И. Тюпы, Э.А. Бальбурова” (Силантьев И.В. Семантическая структура повествовательного мотива // Материалы к словарю сюжетов и мотивов. Вып. 3. Литературное произведение: сюжет и мотив. - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1999. - С. 10-11). О дихотомической теории см. также: Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Очерк историографии. - Новосибирск, 1999. - С. 20-46.

Силантьев И.В. Семантическая структура повествовательного мотива... - С. 11.

Силантьев И.В. Семантическая структура повествовательного мотива... - С. 13.

Тюпа В.И. Традиционность нового (текстопорождающая мотивика пушкинского наброска) // Материалы к словарю сюжетов и мотивов; Вып. 3. Литературное произведение: сюжет и мотив. - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1999. - С. 29.

Majmieskuow A. “Переделкино” Бориса Пастернака... - С. 11. Обосновывая свою методику, Маймескулов ссылается на работы И. Смирнова (Художественный смысл и эволюция поэтических систем. - М., 1977), Вяч.Вс. Иванова, В.Н. Топорова (К реконструкции праславянского текста // Славянское языкознание. Доклады советской делегации. V Международный съезд славистов (София, сентябрь 1963). - М., 1963). См.: Majmieskuow A. “Переделкино” Бориса Пастернака... - С. 171.

Ханзен-Лёве Оге А. Русский формализм: Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения - М.: Языки русской культуры, 2001. - С. 43-44.

Павлович Н.В. Язык образов... - С. 27.

Majmieskuow A. “Переделкино” Бориса Пастернака... - С. 12.

Faryno J. Поэтика Пастернака (“Путевые записки” - “Охранная грамота”). - Wien, 1989. - С. 5-309.

Кожевникова Н.А., Петрова З.Ю., Бакина М.А., Виноградова В.Н., Фатеева Н.А. Очерки истории языка русской поэзии XX века. Образные средства поэтического языка и их трансформация. - М.: Наука, 1995. - С. 181.

Фатеева Н.А. Картина мира и эволюция поэтического идиостиля Бориса Пастернака (поэзия и проза) // Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Опыты описания идиостилей. - М.: Наследие, 1995. - С. 223, 224, 228 - 231.

Фатеева Н.А. Стих и проза как две формы существования идиостиля. - М.: РАН, 1996. - 54 с.

Кислова Е.П. Метафора в поэзии и прозе: семантико-стилистический аспект (На материале лирики и романа “Доктор Живаго” Б.Л. Пастернака): Дисс.... канд. филол. наук. - Уфа, 1998. - С. 6-93.

Plfi . Стиховая и прозаическая наррация Пушкина в пьесе “Борис Годунов” // Пушкин и Пастернак. Материалы Второго Пушкинского Коллоквиума. Будапешт, 1989. - Budapest, 1991. - С. 63-70.

Романова И.В. “Стихотворения Юрия Живаго” в контексте романа и лирики Б. Пастернака... - 275 с.

Павлова Л.В. Парадигмы 1907 года: “Ярь” С. Городецкого и “Эрос” Вяч. Иванова: Дисс.... канд. филол. наук. - Смоленск: СГПИ, 1994. - 272 с.

Быченкова Ю.А. Мир образов ранней Ахматовой: 1909 - 1921: Дисс.... канд. филол. наук. - Смоленск: СГПИ, 2001. - 210 с.

Магомедова Д.М. Соотношение лирического и повествовательного сюжета в творчестве Пастернака. - Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. - 1990. - Т.49, № 5. - С. 412-419.

Segal D. Заметки о сюжетности в лирической поэзии Пастернака // Boris Pasternak 1890-1960. Colloque de Cerisy-la-Salle (11-14 septembre 1975) - Paris, 1979. - С. 155-177.

Majmieskuow A. “Переделкино” Бориса Пастернака... - С. 12.

1. Темы, перенесенные из лирики в роман “доктор живаго”

Гершензон М.О. Гольфстрем. - М.: Народное образование, 1996. - С. 86.

В философских конспектах и заметках Б. Пастернака несколько страниц посвящено философскому учению Гераклита (Fleishman L., Harder H.-B., Dorzweiler S. Boris Pasternaks Lehrjahre. Неопубликованные философские конспекты и заметки Бориса Пастернака. - Stanford, 1996. - Stanford Slavic Studies. Vol. 11:1. Том I. - С. 370-371). Пастернак обращает особенное внимание на динамизм гераклитовского огня: “...его огонь не есть первая материя как постоянная неподвижность ее, но вечное изменение - вот свойство его первого элемента” (там же. - С. 371).

Гершензон М.О. Гольфстрем... - С. 5-15.

“В мастерской Пастернака просторно. Здесь царят законы Шекспировой космогонии. Рукой подать, рядом - жизнь, природа, человек. Рядом - вода, огонь, буря, звезды, смерть, бессмертие” (Озеров Л.А. Занятия Шекспиром // Необходимость прекрасного. Книга статей. - М.: Сов. писатель, 1983. - С. 285). “Стихийность для Пастернака - синоним начала” (Тюленева Е.М. Ранний Пастернак: Поэтический миф о сотворении мира // Филологические штудии. Сборник научных трудов. - Иваново, 1995. - С. 108). Стихотворения из ранней лирики Пастернака “в каком-то смысле передавали внутренний смысл разбушевавшихся стихий” (Локс К.Г. Повесть об одном десятилетии (1907-1917) // Воспоминания о Борисе Пастернаке. - М.: Слово, 1993 - С. 51).

Лидия Чуковская писала о Пастернаке: “...весь какой-то жаркий, горячий, - это впечатление шло, наверно, от его горящих глаз” (Чуковская Л.К. Отрывки из дневника // Воспоминания о Борисе Пастернаке. - М.: Слово, 1993. - С. 466). “Для Пастернак жизнь это - нескончаемая вспышка” (Mallac G. de. Эстетические воззрения Пастернака // Boris Pasternak 1890-1960. Colloque de Cerisy-la-Salle (11-14 septembre). - Paris, 1979. - С. 65). Пастернак и сам в письме к З.Н. Нейгауз сравнивал себя с огнем: “...любил его [Г.Г. Нейгауза], как огонь - огонь, как один язык пламени - другой, на одном пожаре” (письмо от 9.VI.31: Письма Б.Л. Пастернака к жене З.Н. Нейгауз-Пастернак. - М.: Дом, 1993. - С. 56).

Павлович Н.В. Словарь поэтических образов: На материале русской художественной литературы XVIII-XX веков. В 2 т. Т. 1. - М., 1999. - С. 264, 505-538, 675.

Павлович Н.В. Словарь поэтических образов... Т. 1. - С. 306.

Гершензон М.О. Гольфстрем... - С. 96.

Гершензон М.О. Гольфстрем... - С. 43.

О связи музыки и поэзии в лирике Б. Пастернака см.: Баевский В.С. Б. Пастернак - лирик: Основы поэтической системы. - Смоленск: Траст - Имаком, 1993. - С. 32, 41-56.

Тепло и свет Пастернак считал условиями для полноценного творчества. “В холодное время здоровые условия: тепло, хороший стол, здоровый и долгий сон, свет лампы и плодотворный труд - как-то облагораживаются и проникаются каким-то высшим поэтическим смыслом, не то что летом” (письмо от 22 сент. <1948>: Письма Б.Л. Пастернака к жене З.Н. Нейгауз-Пастернак. - М.: Дом, 1993. - С. 170).

“Гераклитовское понимание души, как огня, естественно должно было привести Пушкина к мысли о временных возгораниях или вспышках душевного огня. Действительно, в его представлении всякая страсть, всякое сильное чувство есть пламенно-жаркое состояние души” (Гершензон М.О. Гольфстрем... - С. 26).

Баевский В.С. Б. Пастернак - лирик... - С. 89.

Gobiowska-Suchorska A. Печь в русском фольклоре // Slavia Orientalis, XLIX, № 2. - Bydgoszcz, 2000. - С. 175-186.

Мифы народов мира / Гл. ред. Токарев С. А. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1997. - Т.2. - С. 311; о яйце как модели вселенной см.: Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу - М., 1995. - Т. 1. - С. 272-273.

Фарыно Е. Некоторые вопросы поэтики Пастернака ("Вечерело, Повсюду ретиво...") // Dissеrtationes Slavicae, XIX. Материалы и сообщения по славяноведению. - Szeged, 1988. - С. 183.

Гершензон М.О. Гольфстрем... - С. 16-17.

Мифологический словарь / Гл. ред. Мелетинский Е. М. - М.: Сов. энциклопедия, 1991. - С. 138, 291.

И в мифологии очаг нередко связан с женским началом. Об этом см.: Мифы народов мира... - Т. 2. - С. 239; Мифологический словарь... - С. 93, 97, 118, 122, 575; Фрейд З. Введение в психоанализ. - М., 1989. - С. 97, 101.

“Печь в народных поверьях и обрядах играет большую роль, в зависимости от древнего культа огня и тесно с ним связанного культа домового духа” (Энциклопедический словарь / Издатели Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. - С.-Петербург, 1898. - С. 550).

Сам Пастернак также любил топить печь: “Он рассказывал, что обожает топить печки. На Волхонке у них нет центрального отопления, и он топит всегда сам, не потому, что считает, что делает это лучше других, а потому, что любит дрова и огонь и находит это красивым” (Пастернак З.Н. Воспоминания // Воспоминания о Борисе Пастернаке. - М.: Слово, 1993 - С. 177-178). Из письма к З.Н. Нейгауз от 11.I.34<1935>: “Я ведь печки люблю топить, когда это неизбежно и другим некому” (Письма Б.Л. Пастернака к жене З.Н. Нейгауз-Пастернак. - М.: Дом, 1993. - С. 92). Из письма от 11.VIII.41: “...творчество так же бесхитростно в своей силе, как топка печей или уход за огородом” (Письма Б.Л. Пастернака к жене З.Н. Нейгауз-Пастернак. - М.: Дом, 1993. - С. 115). Из письма от 22 сент. <1948>: “Очевидно, в моей жизни это глубоко укоренившаяся слабость: я люблю топить печи, т. е. в холода, когда есть дрова, люблю быть господином положения, люблю тепло, обеспеченное моими собственными руками, люблю не зависеть ни от кого в этом отношении” (Письма Б.Л. Пастернака к жене З.Н. Нейгауз-Пастернак. - М.: Дом, 1993. - С. 115).

Эмблемы и символы / Вступительная статья и комментарии Махова А. Е. - М.: Интрада, 1995. - С. 41; Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу... - Т. 2. - С. 16, 18.

Faryno J. Как Ленский обернулся Соловьем Разбойником // Пушкин и Пастернак. Материалы Второго Пушкинского Коллоквиума. Будапешт, 1989. - Budapest, 1991. - С. 150.

Тема пещеры и эксплицитно присутствует в романе: “...еще одной философской системой, играющей менее очевидную, но не менее важную роль в развитии повествования в “Докторе Живаго”, является метафизика Платона. Особенно значимым в этом плане для Пастернака оказывется знаменитый образ из “Республики” Платона, рисующий постижение трансцендентной истины человеком в его земном бытии. Платон рисует усилия познающего духа в образе узников в пещере, прикованных лицом к стене, на которой они видят лишь отблески света и движущиеся тени, отбрасываемые чем-то, что находится у них за спиной и что они не могут увидеть непосредственно. Отчетливая реминисценция этой картины проступает в сцене, изображающей путь Живаго через Сибирь” (Гаспаров Б.М. Временной контрапункт как формообразующий принцип романа Пастернака “Доктор Живаго” // Boris Pasternak and His Times. Selected Papers from the Second International Symposium on Pasternak. - Berkeley, 1989. - С. 346). Гаспаров также связывает данный эпизод и тему пещеры с мотивом света, светящего во тьме.

Мифы народов мира... - Т. 2. - С. 311.

Там же.

Там же.

Маневич Г.И. Оправдание творчества. - М.: Прометей, 1990. - С. 91.

Мифы народов мира... - Т. 2. - С. 311.

Там же.

Там же.

Там же.

Баевский В.С. Б. Пастернак-лирик... - С. 38; Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. - Ленинград, 1986. - С. 263-273, 281-282; Мифы народов мира... - Т. 2. - С. 312.

Такая же двухчастная, двухуровневая структура и бинарные оппозиции в рассказе Замятина “Пещера”, с которым роман, и варыкинские главы особенно, имеет много перекличек. В этом произведении рассказано об одних сутках в жизни любящих друг друга людей, умирающих в своей квартире-пещере от холода и голода в послереволюционное время. Особое место в их жизни занимает печь. “И в центре всей этой вселенной - бог, коротконогий, ржаво-рыжий, преземистый, жадный пещерный бог: чугунная печка.

Бог могуче гудел. В темной пещере - великое огненное чудо” [323] (Wilhelm L.K. Structure as Signifier in Evgenij Zamyatins “Peera” // Русский текст. Российско-американский журнал по русской филологии. - Санкт-Петербург, Россия, Лоуренс, Канзас, США, № 1, 1993. - С. 70 - 82). О двойственности Варыкина говорит Фарыно: “Варыкино оказывается как локусом спасительным, так и локусом разбойничьим” (Faryno J. Как Ленский обернулся Соловьем Разбойником // Пушкин и Пастернак. Материалы Второго Пушкинского Коллоквиума. Будапешт, 1989. - Budapest, 1991. - С. 154). “Своей вертикальной структурой Варыкино реализует мировую вертикальную ось, или, точнее, - мировую лесницу” (там же. - С. 155). Суханова связывает образы пещеры, ямы, анатомички в одну амбивалентную парадигму, связанную с темой жизни/смерти (Суханова И.А. Интертекстуальные связи в романе Б.Л. Пастернака “Доктор Живаго”. - Ярославль, 1998. - С. 162-165).

Большакова А.Ю. Деревня как архетип: от Пушкина до Солженицына // Вестник российского гуманитарного фонда. №1. М.: 1999. - С. 318.

Связь темы Варыкина с темой деревни у Пушкина эксплицирована самим Пастернаком и исследована Фарыно (Faryno J. Как Ленский обернулся Соловьем Разбойником // Пушкин и Пастернак. Материалы Второго Пушкинского Коллоквиума. Будапешт, 1989. - Budapest, 1991. - С. 161-162).

Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу... - Т. 1. С. 269-273; Мифы народов мира... - Т. 2. - С. 311.

Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу... - Т. 2. С. 35; Мифы народов мира... - Т. 2. - С. 311.

О религиозной символике в романе Пастернак говорил, что эти символы “введены в книгу, как печка ставится в доме, чтобы теплее было” (Карлайл О. Три визита к Борису Пастернаку // Воспоминания о Борисе Пастернаке. - М.: Слово, 1993. - С. 651).

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. - М.: Прогресс, 1987. - Т. 3. - С. 256-257.

Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М.: Художественная литература, 1975. - С. 373.

Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики... - С. 374.

Там же.

Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики... - С. 375.

О слиянии мира природы и человека см: Ковтунова Л.И. О поэтических образах Бориса Пастернака // Очерки истории языка русской поэзии XX века: Опыты описания идеостилей. - М.: Наследие, 1995. - С. 157; Казаркин А.П. Тема поэта в творчестве Бориса Пастернака (вопросы оценки) // Художественное творчество и литературный процесс. Вып. 2. - Томск, 1979. - С. 69; Левин Ю.И. Заметки о “Лейтенанте Шмидте” Б.Л. Пастернака // Boris Pasternak. Essays. Edited by Nils Еke. Nilsson. - Stockholm, 1976. - С. 110.

Мифы народов мира... - Т. 2. - С. 38-39.

Романова И.В. Семантическая структура “Стихотворений Юрия Живаго” в контексте романа и лирики Б. Пастернака.: Дисс.... канд. филол. наук. - Смоленск, 1997. - С. 64-77. О слиянии домашнего очага с жертвенным алтарем см.: Faryno J. Поэтика Пастернака (“Путевые записки” - “Охранная грамота”). - Wien, 1989. - С. 84.

“В системе Пастернака вообще и в системе романа в частности “печка” функционирует прежде всего как перерождающе-воскресающий локус (и активизирует в себе связи со сказочными и алхимическими превращениями-обновлениями), но одновременно она знаменует собой и смерть-страсти, также и судьбу самого Живаго” (Faryno J. Как Ленский обернулся Соловьем Разбойником... - С. 158-159).

Озеров Л.А. Начала и концы // Необходимость прекрасного. Книга статей. - М.: Сов. писатель, 1983. - С. 264.

Фатеева Н.А. Картина мира и эволюция поэтического идиостиля Бориса Пастернака (поэзия и проза) // Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Опыты описания идиостилей. - М.: Наследие, 1995. - С. 277; Segal D. Заметки о сюжетности в лирической поэзии Пастернака // Boris Pasternak 1890-1960. Colloque de Cerisy-la-Salle (11-14 septembre). - Paris, 1979. - С. 167. Об отождествлении носителя “я” с ветром см. также: Жолковский А.К. Заметки о тексте, подтексте и цитации у Пастернака (к различению структурных и генетических связей) // Boris Pasternak. Essays. Edited by Nils Еke. Nilsson. - Stockholm, 1976. - С. 70.

Озеров Л.А. Начала и концы... - С. 261.

Тюленева Е.М. Ранний Пастернак: Поэтический миф о сотворении мира // Филологические штудии. Сборник научных трудов. - Иваново, 1995. - С. 107-108.

О влиянии романтизма на творчество Пастернака см.: Фоменко И.В. Поэтическое творчество Бориса Пастернака 10-х - 20-х годов: Дисс.... канд. филол. наук.. - М., 1971; Баевский В.С. Б. Пастернак-лирик... - С. 96-127; Dring-Smirnov R. Пастернак и немецкий романтизм (1. “Доктор Живаго” и “Разбойники”) // Пушкин и Пастернак. Материалы Второго Пушкинского Коллоквиума. Будапешт, 1989. - Budapest, 1991. - С. 169-174.

“С одной стороны, ветер представляет собой разрушительную стихию, а с другой стороны, он обеспечивает связь между настоящим миром и миром отражающимся...” (Maroti Z. Зеркало как метафора познания (Анализ стихотворения Б. Пастернака “Зеркало”) // Пушкин и Пастернак. Материалы Второго Пушкинского Коллоквиума. Будапешт, 1989. - Budapest, 1991. - С. 193. - с. 186-195).

О связи образа вихря, колышущего шторы, с “нечистой силой” см.: Баевский В.С. Примечания // Пастернак Б. Стихотворения и поэмы: В 2 т. Т. 1. - Л.: Сов. писатель, 1990. - С. 468.

“...Стихия, оживляющая и связывающая воедино мир, - движущийся воздух - ветер, порождающий и разносящий все звуки мира и “колышущий насквозь” лирического субъекта...” (Фатеева Н.А. Картина мира и эволюция поэтического идиостиля Бориса Пастернака (поэзия и проза) // Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Опыты описания идиостилей. - М.: Наследие, 1995. - С. 225).

О связи водной стихии со словесностью, с зодчеством итворческим началом вообще см.: Faryno J. Поэтика Пастернака (“Путевые записки” - “Охранная грамота”). - Wien, 1989. - С. 123.

Фарыно Е. Некоторые вопросы поэтики Пастернака ("Вечерело, Повсюду ретиво...") // Dissеrtationes Slavicae, XIX. Материалы и сообщения по славяноведению. - Szeged, 1988. - С. 155.

Испарение сигнализирует о происходящей метаморфозе (Maroti Z. Зеркало как метафора познания (Анализ стихотворения Б. Пастернака “Зеркало”) // Пушкин и Пастернак. Материалы Второго Пушкинского Коллоквиума. Будапешт, 1989. - Budapest, 1991. - С. 188-189).

“...мотив зеркала хорошо показывает взаимопроникновение внешнего и внутреннего” (Эрлих В.И. Из выступления на дискуссии // Boris Pasternak 1890-1960. Colloque de Cerisy-la-Salle (11-14 septembre). - Paris, 1979. - С. 265). Устойчивая в творчестве Пастернака тема зеркальности связана с мотивом “невозможности отделения отражающего от отражающегося” (Флейшман Л.С. Статьи о Пастернаке. - Bremen, 1977. - С. 39).

“Пар растворяет контуры разных сфер явлений, объединяет друг с другом небо и землю; смывает пределы, разъединяющие мир человека и природы” (Klausz I. Гроза и страсть - “явленные в слове”: Анализ стихотворения “Наша гроза” // Studia Russica XIX. - Будапешт, 2001. - С. 227).

“...земля не только пространство, на котором находятся города и по которому идут поезда, это еще одна из четырех стихий, источник жизни и сама жизнь, которая занимает важное место в Докторе Живаго” (Нике М. Из выступления на дискуссии // Boris Pasternak 1890-1960. Colloque de Cerisy-la-Salle (11-14 septembre). - Paris, 1979. - С. 262).

Павлович Н.В. Словарь поэтических образов... Т. 2. - М., 1999. - С. 487-488.

Павлович Н.В. Словарь поэтических образов... Т. 2. - М., 1999. - С. 824-826.

Борис Пастернак. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 1. - М.: Худож. лит., 1990. - С. 688.

О том, что мотив замешивания глины в данном стихотворении связан с процессом зарождения мира см.: Фатеева Н.А. О неявной грамматике поэтического текста Пастернака // Die Welt der Slaven XLV. - 2000. - С. 204.

“Гроза у поэта “пахнет окопом”, несет с собой сырую влажность раскрытого грунта. В основе совмещения метеорологического и геологического лежит архетипическая метафора духа земли, обнаружением которого и становится “атмосферное явление”. <...> В самой природе смысл грозовой битвы земли, воды, воздуха и огня сокрыт от человека <...>, но его отображением становится “повесть”, слово поэта, которое и раскрывает в явлении соотнесенность с бытием мира как целого” (Морыганов А.Ю. Ленин и Сталин в стихотворных фрагментах Б. Пастернака 20 - 30-х годов // Потаенная литература. Исследования и материалы. - Вып. 2. - Иваново: Ивановский государственный университет, 2000. - С. 181).

Приходько И.С. Мифопоэтика А. Блока (историко-культурный и мифологический комментарий к драмам и поэмам). - Владимир, 1994. - С. 133. О связи Пастернака с символизмом см.: Хан А. Основные предпосылки философии творчества Б. Пастернака в свете его раннего эстетического самоопределения // Dissertationes Slavicae, XIX. Материалы и сообщения по славяноведению. - Szeged, 1988. - С. 39-134; Бобров С. О Б. Л. Пастернаке // Воспоминания о Борисе Пастернаке. - М.: Слово, 1993 - С. 66.

Блок А.А. Поэзия заговоров и заклинаний // Собр. соч.: В 8 т. Т. 5. - Москва - Ленинград, 1962. - С. 38.

Белый А. Священные цвета // Символизм как миропонимание. - М.: “Республика”, 1994. - С. 202.

Блок А.А. Безвременье // Собр. соч.: В 8 т. Т. 5... - С. 76.

Борис Пастернак. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 1. - М.: Художественная литература, 1989. - С. 661.

О демоническом характере “духа земли” см.: Faryno J. Поэтика Пастернака... - С. 85, 86.

“биться о землю же восходит к фольклорному трансформативному акту: удариться о сыру-землю - превратиться в другое (существо)” (Majmieskulow A. Стихотворение Пастернака “Образец” // Пушкин и Пастернак. Материалы Второго Пушкинского Коллоквиума. Будапешт, 1989. - Budapest, 1991. - С. 183).

Об отношении Б. Пастернака к революции см.: Баевский В.С. Пастернак. В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. -М.: Изд-во МГУ, 1997. - С. 22-23; Зайцев Б.К. Пастернак в революции // Писатель и время. Сборник документальной прозы. - М.: Советский писатель, 1991. - С. 510-511.

Блок А.А. О современном состоянии русского символизма // Собр. соч.: В 8 т. Т. 5... - С. 429-433.

Анна Маймескулов указывает на связь темы пыли в лирике Пастернака с темами вдохновения/творчества и на эксплицирование семемы чудотворства семантикой “пыли” в стихотворении “Образец” (Majmieskulow A. Стихотворение Пастернака “Образец”... - С. 180).

О том, что состояние болезненности предшествует перерождению, см.: “Тогда самоотчаянье пришло на помощь, как перерождающий человека пароксизм болезни” (Борис Пастернак и Сергей Бобров: письма четырех десятилетий. Публикация М. А. Рашковской. - Stanford, 1996. - С. 101). Состояние болезни означает предтворческое состояние (Алексеева М.А. Творчество Б. Пастернака 1910-1920-х г.: формирование органической поэтики: Дисс.... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 1997. - С. 29-31; Szab C. Путь к согласию “быть землей”: Анализ стихотворения “Болезни земли” // Studia Russica XIX. - Будапешт, 2001. - С. 202, 203).

О железной дороге как символе революционной действительности см.: Bobryk R., Faryno J. Parawoz wzorowego maszynisty // Studia literaria polono-slavika 3. - Warszawa, 1999. - C. 243. Паровоз в творчестве Пастернака - символ коммунизма. “...Пастернак объяснил значение, какое он придавал символу паровоза, единственному, активное присутствие которого, именно в качестве символа, он допустил в своем романе. При этом он заметил, что коммунизм как порождение механического XIX века принадлежит прошлому, даже если он просуществует еще тридцать или пятьдесят лет, так же, как паровозы, которые все больше и больше выходят из употребления” (Жаклин де Пруайяр. Предисловие / Борис Пастернак. Письма к Жаклин де Пруайяр // Новый Мир. - 1992. - № 1. - С. 129).

О “мертвом пространстве” железной дороги подробнее см.: Мансков С. Поезда в “Докторе Живаго” Бориса Пастернака // Studia literaria polono-slavika 3. - Warszawa, 1999. - C. 236.

Борис Пастернак. Собрание сочинений в 5 т. - М.: Художественная литература, 1989. - 1992. - Т. 1. - С. 657.

Борис Пастернак. Собрание сочинений в 5 т. - М.: Художественная литература, 1989. - 1992. - Т. 1. - С. 668.

Гершензон М.О. Гольфстрем. - М.: Народное образование, 1996. - С. 5-7.

Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. - М.: Издательская группа “Прогресс” - “Культура”, 1995. - С. 582-586;

“Для пастернаковской модели мира одновременно характерны и структурность и всепроницаемость. Пять стихий этого мира есть - вода, воздух, земля, огонь и человек” (Maroti Z. Зеркало как метафора познания (Анализ стихотворения Б. Пастернака “Зеркало”) // Пушкин и Пастернак. Материалы Второго Пушкинского Коллоквиума. Будапешт, 1989. - Budapest, 1991. - С. 194). Смешение различных, иногда противоположных субстанций в творчестве Пастернака означает достижение гармонического всеединства (Жолковский А.К. К описанию смысла связного текста. V. - М., 1974. - С. 26). О взаимосвязи мировых стихий в творчестве Пастернака см.: Faryno J. Поэтика Пастернака... - С. 90, 129, 209.

...