Ноэматическая структура смыслопорождения в философском дискурсе

Не удивительно, что в отглагольных производных субстантивных конструктах превалируют производные с суффиксом -ung. Подобный тип субстантивации встречается не только в других философских трудах, но и у Хайдеггера в «Бытии и Времени» он довольно широко используется, и ему отдаётся предпочтение при образовании абстрактных отглагольных существительных. Не менее интересным является тот факт, что наряду с такими лексемами, как Gebung, Weckung, Zeigung стоят и чистые субстантивированные инфинитивы, и позже Хайдеггер может употреблять такие слова, как dieZeige, dieGabe. Используются и такие понятия, как Erhellung, Hinweisung, Verhaltung, Zeitigung. Они не только вербализуют некую абстрактную философскую категорию, так как наряду с ними используются такие слова, как Hinweis - hinweisen и Verhдltnis - verhalten от тех же глагольных основ. Erhellung у Хайдеггера, конечно же, непосредственно совпадает с Existenzerhellung у Ясперса. Zeitigung является устойчивым однозначным термином в работах Хайдеггера и является отглагольным субстантивированным от содержательно нового zeitigen.

Aufgipfelung, Aufsteigerung, Entblendung, Entsrдnkung, Entweltlichung, Gewдrtigung, Verendlichung, Zusammenstьckung. Подобные слова используются в «Бытии и Времени» как термины, которые создаются непосредственно в ситуации семиозиса без «участия» глагола. На особом месте стоит слово Nichtung - это субстантивация появившегося впервые у Хайдеггера в его работе «Was ist Metaphysik» термина, объясняющего существование «ничто», nichten. Этот термин не может сводиться, как некоторые полагают, к Vernichtung, однако у мистиков 13-15 веков мы находим такой термин, как Nichtheit. Следующие примеры относятся как раз к упомянутой группе тех субстантивированных конструктов, которые Хайдеггер образует от сложных глаголов по аналогии с образованием существительного от простого глагола при помощи внутреннего производного или суффикса -е. В работах М. Хайдеггера существуют следующие аналогии Einsprung, Heraussage, Ьberstieg, Vorhabe для абстрактных, типичных для ранних работ Хайдеггера Hinblicknahme, Zusammennahme и к терминам Bevorstand, Entstand, Hinausstand. В вышеназванных примерах мы видим перерождение подобных слов, как Habe, Sage, Nahme, и рассмотрение их как независимых суперконструктов с переосмысленным содержанием, однако константа фоновых знаний, как при порождении, так и при интерпретации. Безусловно, в ранних работах Хайдеггер несколько «стесняется» таких конструктов, которые образованы с помощью интенциальной амфиболии, данные образования позже широко используются, например, такие, как: dieSage от sagen, dieZeige, dieRichte. Но уже в «Бытии и Времени» мы можем встретить рядом с Zukunft субстантивацию Kunft (как субстантивацию глагола kommen), но, конечно же, здесь речь идёт не столько о субстантивации глагола, сколько об изолировании корня ранее сложившегося субстантиванта. Итак, Kunft является существительным от глагола kommen и, возможно, тогда, когда рядом с ним используются такие слова, как Ankunft, Herkunft, Zukunft, но её нельзя рассматривать как повторение средневерхненемецкого kunft, а также нельзя рассматривать как субстантивацию по аналогии к таким словам, как Brunft, Zunft. Конструкты же подобные Begegnis, Verfдngnis, напротив, являются чистыми производными от глаголов begegnen и sichverfangen. В «Бытии и Времени» Хайдеггер говорит о Begegnisart, а позже о Begegnis des дuЯeren Sinners. Глагол begegnen используемый Хайдеггером в его работах часто без дополнения в Аккузативе, etw. begegnen является причиной подобной субстантивации и при этом Begegnis, в отличие от Begegnung, теряет свою персонификацию (является чем-то более общим). Begebnis можно рассматривать как конструкцию, образованную по той же деривационной модели (по аналогии). Но подобное слово уже встречается у Гёте и у Лессинга. Das Verfдngnis же, по нашему мнению, образовано как некое подобие или же аналог Verhдndnis, о чем говорит не только его совпадение в звуковой форме, но и средний род, а также содержательная близость. К сожалению, Хайдеггер использует подобное образование лишь несколько раз вкупе с субстантивированным инфинитивом Sichverfangen, таким образом, мы можем сказать, что автор использует словообразовательный суффикс -nis довольно широко.

Dargebot является субстантивацией от darbieten и не слишком отличается от Angebot, он отличается лишь принадлежностью к высокому стилю. Если просмотреть весь ряд подобных новообразований, то становится ясным, что превалируют производные на -ung. Возможная функция субстантивации в работах Хайдеггера - есть лишь перевод содержательной стороны глагола в предметную категорию (объективизация) и это отнюдь не так тривиально, как может показаться. Если мы подвергнем это явление более детальному анализу то мы увидим, что средства для производства от глаголов новых субстантивных конструктов, такие как -ei, -erei,-el, -er, -ling, ge-, не встречаются, так как они придают глаголу некую новую содержательную окраску, особенно это касается так называемого коллективного префикса ge-, который Хайдеггер использует позже в своей практике. По подобным фактам номинализации можно сделать лишь одно утверждение, что глагольные содержания как таковые превращаются в такой форме в предмет мышления, т.е. объективируются, вербализуя некий многогранный смысл с аллюзией к уже существующим в определенной лингвокультуре понятиям.

Примечательно то, что из 15 новообразований, в основе которых лежит существительное, 13 образованы с помощью префикса un-, и не только здесь префикс отрицания играет столь важную роль. Ричард М. Майер, Элен Аристар-Драй и Эмили Деструэл в своих исследованиях работ Ницше привели целый список таких «отрицательных» слов, и можно предположить, что это является отражением того, что оба философа, как Хайдеггер, так и Ницше, противопоставляли свою философию традиционной, и в этом смысле следует заметить, что как раз в «Бытии и Времени» происходит отрицание или переосмысление общепринятых понятий [Meier, Aristar-Dry, Destruel 2009], для этого здесь и используется префикс un- (наряду с ним используются miЯ-, ver-, ent-). Они направлены не только на то, чтобы достигнуть впечатления отрицания, но и имеют эмфатическую и оценочную ценность. В этом смысле мы можем сказать, что отрицания с un- отличаются от отрицания с nicht, именно в соотнесенности с концептуально-валерной системой реципиента имеют характер некоего полярного, противоположного конструкта. В некоторых случаях Хайдеггер изолирует это un- и использует его уже как самостоятельный предмет высказывания. Мы можем наблюдать некие позитивные ноэмы в узловых элементах суперструктуры лишь в лексеме Unverborgenheit как синониме Wahrheit. Это основано на том, что является отрицанием слова с уже негативной коннотацией Verborgenheit. Так как исходные слова в хайдеггеровской терминологии в основном имеют позитивные значения, то и в соответствующих им отрицаниях слышатся некие пейоративные обертоны. Так, допустим, Unzusammenhang является противоположным образованием к Stiftenden Zusammenhang des Daseins, в контексте Zerstreuung uneigentlich Unentschlossenheit, Unschneidlichkeit, с четким оценочным акцентом. Подобным способом мы можем оценить и описать и другие подобные суперконструкты, вербализующие негативную коннотацию с помощью актуализации ноэм-культурных-основ префикса, как, допустим, Unkraft, Unbegriff, Unzuhause, Unganzheit и т.д. Также мы можем описать и префикс ent-, как в примере с Entgegenwдrtigung, как и с уже упомянутыми Entblendung, Entschrдnkung, Ent-stand. Ноэматическая характеристика отрицания, содержащаяся в этом префиксе, не идентична той, что содержится в приставке un-, она не выражает оппозицию, а, скорее, выражает акт обесценивания некоего мысленного действия или явления, т.е. является чистым примером трансформации переразложения и деконструкции концептуально-валерной системы продуцента с явной интенциальной направленностью. Собственная динамика подобного глагольного префикса действует таким образом, что вторая часть таких образований, как Еnt-stand, воспринимается более глагольно-динамически с новой силой, приобретает больший динамический характер.

В группе новообразований от прилагательных, причастий и частиц сразу же бросается в глаза перевес производных на -heit и -keit, в то время как ряд других возможностей для субстантивации партиципов и прилагательных не используется. Сложно судить, есть ли подобное употребление данного типа словообразования лишь отражение того, что происходит в современном языке. Фактом является лишь то, что сейчас более всего используются суффиксы -heit, -keit и -igkeit, в то время как суффиксы -e, -nis, -tum незаслуженно забываются. Хайдеггер также не использует суффиксы -ei, -ling, -schaft и префикс ge- вместе с суффиксом -e. Тем больше придаётся значение методу субстантивации без каких-либо аффиксов. Сравнение количества неузуальных переосмысленных новообразований на -heit и -keit в текстах Хайдеггера с другими авторами четко указывает, насколько важен этот тип номинализации в языке «Бытия и Времени». Особенно много таких образований в тех местах «Бытия и Времени», где Хайдеггер проводит феноменологический анализ. С учетом данного факта, не удивительно, что присутствующая деривационная модель представлена столь широко. В поздних работах Хайдеггера картина меняется. Лексемы на -heit и -keit встречаются реже, а другие средства используются намного чаще. В основном подобные новообразования происходят из феноменологически-аналитических частей «Бытия и Времени», где занимают место центральных терминов.

Наиважнейшими из них являются Befindlichkeit, Erschlossenheit, Gewesenheit, Geworfenheit, Innerweltlichkeit, Innerzeitigkeit, Offenbarkeit, Zuhandenheit.

Различные субстантиванты Хайдеггера а также образованные им прилагательные, которые чаще всего состоят из двух компонентов, показывают, что Хайдеггер некоторые понятия, которые вербализуют определенный тип мышления и создаются по новым моделям самим автором, субстантивировал и превратил в предмет следующих высказываний: Abkьnftigkeit, Angдnglichkeit, Aufenthaltslosigkeit, Hinausgesprochenheit, Innerweltlichkeit, Jemeinigkeit, Mitbefindlichkeit, Sichtlosigkeit, Umwegigkeit, Umweltlichkeit, Vielgьltigkeit, Vorentdecktheit, Weltmдssigkeit, Wertbehaftetheit, Zeughaftigkeit, Zuhandenheit. Сразу же бросается в глаза большое количество производных от причастий, которое подметил уже Ханц Штольтенберг в своих трактатах по языку немецкой философии. По Штольтенбергу, как раз именно этот тип образования абстрактных существительных на -heit (в чем он противоречит Вустману, который говорит, что наиболее распространены образования на -ung), в современном немецком языке используются очень широко. У Хайдеггера содержатся также следующие неузуальные переосмысленные конструкты: Enthьlltheit, Erschlossenheit, Gelichtetheit, Gestimmtheit, Gewesenheit, Geworfenheit, Hinausgesprochenheit, Hineingehaltenheit, Unferborgenheit, которые, за исключением двух, относятся к наиважнейшим понятиям его ранней терминологии. Целый ряд производных от прилагательных в принципе сводится к глагольным корням, адъективация которых придала им некое содержательное дополнение, например, Abkьnftigkeit, Angдnglichkeit, Befindlichkeit, Befremdlichkeit, Mitbefindlichkeit, (Un-) bedeutsamkeit. Рядом с этими именами в терминологии Хайдеггера встречаются и основы глаголов, от которых произведены эти субстантиванты, а также различные другие производные от них.

Можно утверждать, что производные различных глагольных форм прилагательных или же сложных слов являются признаком особого дефицита абстрактных существительных для репрезентации особого типа мышления, которое свойственно М. Хайдеггеру. Свойства, состояния, а также отношения превращаются, таким образом, в некоторые конструктивные объективированные понятия. По данным грамматики Дудена, там, где присутствуют двойные формы типа GrцЯe к GroЯheit, Gдnze к Ganzheit и т.д., форма на -heit обозначает менее конкретное понятие [Duden-Grammatik 1995]. В общем и целом, образования на -heit встречаются в более общих абстрактных контекстах (если рассматривать хайдеггеровские пассажи в поздних работах).

Субстантиванты, образованные без помощи каких-либо производных средств: das Nichthafte, das Syn-hafte, das Umhafte, das Unvertraute, das Unzusammen, das Vorhafte, das Zeithafte.

Существует также группа слов, формально являющихся субстантивантами от сложных слов, либо от производных, которые выступают как неузуальные переосмысленные конструкты в работах Хайдеггера. Указанные лексемы лишь формально являются субстантивантами от прилагательных. Вообще же эти конструкты образованы напрямую от частиц. Вообще же суффикс -haft в немецком языке образует прилагательные от безличных существительных с основным значением обремененности чем-либо, наделённости чем-либо, как говорил Хенцен. Но Хайдеггеровские образования не соответствуют подобному описанию. Самое примечательное в данных суперконструктах то, что в основе этих новообразований лежат не прилагательные, а частицы, нормальная языковая функция которых не позволяет воспринимать их как обозначение признака.

Когда Хайдеггер говорит о таких вещах, как das Umhafte der Umwelt [Heidegger 1967: 66], Hiermit bringen wir doch das Nichts unter die hцhere Bestimmung des Nichthaften [Heidegger 1971: 28], Syn-haften der Anschauung und desVerstandes [Heidegger 1991: 64], mithaften In-der-Welt-sein [Heidegger 1967: 118], он освобождает частицы от всего наносного, производит их этимологическое переразложение и вновь формирует понятие на луче феноменологической рефлексии и, кроме того, посредством ноэм-доминант присущих суффиксам придает им форму признаков. Подобные образования могут использоваться тогда, когда идет речь о структурах и отношениях. Штольтенберг неправильно судит о таких феноменах Хайдеггера, как Mithaft, das Umhafte. Он полагает, что суффикс -haft в этих словах актуализирует периферийные ноэмы глубинного содержания behaftemit, что, однако, не находит отражения в контекстуальном смысле суперконструктов как единств [Schцfer 1962: 167]. У Хайдеггера суффикс -haft синонимичен суффиксу -artig, и все же различие между этими двумя суффиксами лежит в линии общего развития. Таким образом, производные Хайдеггера понятны лишь в вертикальном контексте именно его философских категорий и их нельзя заменить штольтенберговскими описаниями. Лексемы, используемые М. Хайдеггером параллельно: unzusammen, das Unvertraute относятся к уже описанной группе и являются противоположными по смыслу субстантивированным конструктам Zusammen и das Vertraute.

Морфологические характеристики новообразованных слов обусловлены синтаксисом - контекстными употреблениями, сопровождающимися развертыванием новых смыслов. В целом, при анализе неузуальногосмыслопорождения философов мы сталкиваемся с двумя радикально различными ситуациями - со словом отрефлектированным и со словом нерефлектированным. В первом случае слово рефлектируется самим создателем суперконструкта, и в этом случае реципиенту необходимо повторить путь продуцента, во втором случае этого не делается. Именно этот последний случай чаще всего присущ философским текстам, большинство новообразований является производными в акте ноэматической а не феноменологической рефлексии. Мыслительные акты, выражаемые философскими высказываниями, самими философами понимаются нерефлективно (т.е. на уровне «здравого смысла») и должны определяться нами интуитивно.

6.6. Трансформации как метасредства в декодировании имманентного многомерного смысла

Проблема декодирования имманентного смысла при интерпретации философского дискурса тесно связана с возможностями самого прочтения философского текста.

Совершенно обязательным выступает процесс трехчленного декодирования (наряду со смысловосприятием и смыслопорождением на третьем уровне абстракции, в дополнение присутствует и смена кода продуцента на код реципиента - однако это не просто нечленимая эвристическая деятельность, вполне реально вычленить трансформационные модели, участвующие в этом процессе). Порождение адекватного распредмеченного смысла при декодировании предполагается лишь в условиях адекватного и эффективного декодирования исходного опредмеченного смысла текста.

Эти процессы необходимо учитывать как при декодировании, так и при перекодировании в новом лингвокультурном пространстве, при интерпретации. Прежде всего это касается неузуальных новообразований философского дискурса и переосмысленных в результате этимологического переразложения конструктов, образованных в результате языковой игры или комплексной текстовой игры, служащих для вербализации мышления на границе и за границами языка как такового.

Мы в нашей диссертации разделяем комплексную текстовую игру на две пары разновидностей: внутритекстовую - внешнетекстовую, и вертикальную (реализация нескольких значений языкового знака, употребляемого один раз) - горизонтальную (многозначный языковой знак появляется, по меньшей мере, два раза, сначала с одним своим значением, затем с другим). «Эффект игры слов обусловлен непредсказуемостью того или иного звена в речевой речи и неожиданностью восприятия двух значений одного слова. Игра слов посредством эффекта деавтоматизации восприятия текста привлекает внимание к самой форме слова» [Мироненко 2006: 46].

Феномен «языковой игры» в текстах представлен различными языковыми средствами, среди которых прослеживаются сдвиги в значениях, конверсии, заимствования, которые представляют особую трудность для перевода. Поэтому применяются особые интерпретативные трансформации, при этом частотным оказывается употребление трансформированного описания для воссоздания смысла в процессах понимания или повторной передачи смысла, который был изначально заложен автором.

Образование расширенного понятия либо понятия с меткой сущностной характеристикой и эффектом многоуровневого смысла происходит при создании новых конструктов или создании описательных именных сочетаний и одновременной их расшифровкой в обыденном языке или же в другой лингвокультуре (процессы в данном случае очень сходны). Например, в немецком языке те же самые процессы осуществляются при иной расшифровке уже имеющихся языковых единиц, но переосмысленных в русле нового знания [Мироненко 2006: 48].

В наиболее концентрированной форме когнитивные возможности игры слов в сопоставляемых языках проявляются при контаминациях. Семантический анализ позволил исследовать процесс перераспределения смысла как результата взаимодействия когерентных источников, образующих игру слов или каламбур и объединенных контекстом, который является условием когерентности. Различные структурные типы интерпретативных соответствий определенного структурного типа оригинальной игры слов эксплицируют процесс интерференции как ментальный механизм в сознании реципиента философского дискурса.

В основе образования игры слов в текстах лежит нестандартная спонтанная ассоциация, которая условно может быть описана в терминах интерференции (определяющее значение в процессе перераспределения семантических признаков имеет контекстуальная обусловленность игры слов, которая является условием когерентности компонентов, вступающих во взаимодействие).

При принципиальной интуитивной (ноэматической) понятности игры слов ее интерпретативные соответствия все же воспринимаются как «чужеродные» в рамках конкретной лингвокультуры. «Чужеродность» соответствия зависит главным образом, от степени индивидуальной или культурной маркированности оригинальной игры слов. Типы интерпретативных соответствий: полная трансляция (сохранение игры, но возможное замещение элементов новыми личностными ноэмами), если компоненты игры понимаются не просто адекватно, но в них вкладывается по большей мере тот же смысл, что и при порождении; частичная трансляция (изменение не только компонентнов, но и метаединиц - перестроение схемы понимания); отсутствие трансляции (попытка истолковать, выразить с помощью структур обыденного языка, часто приводящая к потерям компонентов и деструкции суперструктуры).

Интерпретация в случае текстов потока сознания или «языковой игры» заключается в «перекодировке» текста, порожденного в текст, индивидуально воспринятый, поскольку речь идет не столько о создании эквивалентного вербального текста, сколько о передаче особых оттенков, а также всей совокупности формальных, семантических и образных составляющих для достижения коммуникативно-прагматического эффекта, равноценного исходному.

Опыт работы с различного вида текстами и встречающимися в них сложными образованиями свидетельствует о обязательности прояснения интерпретативных особенностей окказиональных явлений смыслопорождения, в том числе, описанных выше случаев. Адекватное перекодирование отдельных образований и цельного текста в рефлексивной реальности связано с распознаванием присущих подобным образованиям, возникшим в результате «языковой игры», парадоксального мышления или - по окказиональной авторской деривационной модели, - значения и смысла, с проблемой перекодирования значения в его смысл. О-сознание значения таких языковых единиц затруднено их сложной структурой, многозначностью компонентов, необходимостью предварительно разбить уже порождённую языковую единицу, представляющую собой комплексное иерархическое единство, на отдельные, связанные по смыслу группы и т.п.

Анализ текстов, принадлежащих к разным функциональным стилям, показал, что в них широко представлены подобные сложные единицы. Мы исследовали структуру и семантику как «чистых» единиц, состоящих из имен существительных, так и «смешанных», имеющих в своем составе причастия прошедшего времени, имена прилагательные, числительные, предлоги и т.д. Очень часто такие многокомпонентные новообразования, как, например, встречающиеся у М. Хайдеггера композиты, графически оформлены через дефис, или же, как мы можем наблюдать у того же Хайдеггера, это единицы нового этимологического переразложения.

При образовании некоторых терминологических или экспрессивных единиц новой семантики по окказиональным или «игровым» деривационным моделям и слов общей лексики в большинстве случаев им (как в случае внутрилингвокультурного, так и межлингвокультурного понимания) присущ один и тот же инвентарий словообразовательных средств, но на отдельные словообразовательные элементы ложится иная нагрузка, способная стать наиболее информативно-насыщенным элементом семантики и ведущим признаком номинации.

Перейдём непосредственно к способам адекватной передачи смысла в окказиональном образовании при интерпретации. При анализе трансформационных решений наряду комплексными решениями для передачи неузуального многомерного смысла, которые имеют как эквивалентные, так и контекстуальные соответствия, обнаруживаются и некоторые окказиональные единицы или же переосмысленные единицы, имеющие привычную форму, но подвергшиеся этимологическому переразложению или переосмыслению, для которых нет прямых соответствий. Смысл текста является категорией экстралингвистической и субъективной, а различия в нормах речевого поведения и экстралингвистическом опыте отравителя и получателя сообщения объясняются не только личностными характеристиками, но и объективными причинами, а именно, принадлежностью продуцента текста и реципиента/интерпретатора к различным культурно-историческим коллективам (вследствие дистантности в пространстве, времени и т.п.), поэтому интерпретативные преобразования могут являться следствием экстралингвистических причин.

Как, например, в нашем случае при интерпретации новых иерархически структурированных многоуровневых смысловых систем, порождаемых на основе окказиональных деривационных моделей, которые не известны реципиенту, или же понимаются им совершенно по другому. Чтобы компенсировать дифференциал в значениях получателя и отправителя, реципиент прибегает к генерализации в распредмечивании смысловых конструктов, а уже затем по-новому структурировать и опредмечивать их.

В данном случае мы имеем дело с текстами философии и «потока сознания». Этот факт, а также то, что новообразования относятся к структурам вновь порожденным, или же переосмысленным, заставляет нас применять следующие типы интерпретативных трансформаций:

1) подбор общеупотребительного эквивалента с близким значением ноэм ядерной структуры;

2) полное следование схеме действования, предписанной продуцентом, с частичными потерями при структурации в процессе повторного опредмечивания;

3) разъясняющая модель с использованием средств естественного обыденного языка с потерей многомерности.

Рассмотрим применение этих способов на практике.

Mit anderen Worten: jegliche Apodiktizitдt, inklusive dieser hier, jeglicher diskursive Terrorismus, jedes «so-und-nicht-anders-ist-es-gewesen», jeder Versuch, nachweisen zu wollen, wie etwas - ein historisches Ereignis, eine Person, ein Text etc. - «wirklich war», verhindert Objektivitдt, verschleiert Gewesenheit, entwirklicht Wirklichkeit [Seidel URL: http://seidel.jaiden.de/george.php]. - Другими словами, какая-либо основанность на логической необходимости, включая какой-либо дискурсивный «терроризм», каждое «утверждение того, что все будет так, а не иначе», каждая попытка подобного рода стремятся подтвердить то, что какое-либо историческое событие, личность, текст и т.д. - «имело место быть». Это препятствует объективности, скрывает прошлое, подтверждает действительность.

В данном случае предложение-имя Йорга Зайделя so-und-nicht-anders-ist-es-gewesen не возможно проинтерпретировать, не прибегая к разрушению структуры языковой репрезентации, что не удивительно, так как конструкт состоит из семи отдельных компонентов. Мы постарались подобрать схожий по смыслу эквивалент в другой лингвокультуре, однако, это приводит к значительным потерям и деструкции метасвязей в структуре концептуализируемого понятия исходного текста, мысль как процесс рефлексии и о-сознания при ситуации, когда реципиент оказывается в тупике, теряется в узусе перевыражения средствами обыденного языка.

Uns, den Zu-spдt-Gekommenen, hilft dabei die historische Entfernung [Ibidem]. - Нам, людям, живущим намного позже, помогает в этом отстраненность в историческом плане. Как мы видим, часть композита gekommen является третьей формой глагола kommen, если его интерпретировать без соответствующих изменений в принимающей лингвокультуре, то получилось бы нечто вроде «пришедшие намного позже». Как мы видим, смысл при подобном перевыражении сильно искажается. Элемент spдt указывает на действие, которое происходит позже. Поэтому у нас рождается соответствующее интерпретативное толкование.

Mit dem letzten Gedicht des Algabal-Zyklus, «Vogelschau», dem vielleicht vollkommensten, manifestiert, im Sinne des Wortes, George noch einmal - wahrscheinlich um den Abschied wissend - eindrucksvoll seinen l'art-pour-l'art-Дsthetizismus … [Seidel URL: http://seidel.jaiden.de/george.php] - С последним стихотворением из цикла «Алгабал», «Вид с высоты птичьего полета», вероятно, самым совершенным, в смысле слов которого он, вероятно, на прощание еще раз показал свой эстетизм культуры для культуры…

Hцrt man genau hin, so ist die latente Gewalt hinter der seelischen Kulisse melancholischer Empfindsamkeit nicht zu leugnen, etwa in der Wenn-Dann-Kausalitдt, die ein anderes, erklдrtermaЯen geliebtes Leben mit dem eigenen belastet, in gewisser Weise erpresst [Ibidem]. - Если внимательно прислушаться, то нельзя отрицать скрытую за кулисами меланхолической души силу чувствительности. Что-то, в причинной связи того, что будет или может быть, обременяющее так полюбившуюся размеренную жизнь собственным, особым способом.

Также очень часто мы встречам в текстах аналитической философии субстантивированные инфинитивы, которые в данном конкретном случае представляют собой композиты. Языковой процесс, который обозначается субстантивацией, в грамматиках чётко отграничивается от словообразования с использованием аффиксов: субстантивация не нуждается в каких-либо формальных средствах и не образует новых слов в том смысле, в каком это делает производное словообразование. Каждое слово или словосочетание распознаётся в большинстве западноевропейских лингвокультур по присутствию артикля как существительное или же сочетание с ним. Подобный способ словообразования имеется во всех индоевропейских языках, однако продуктивность его не везде одинакова. Немецкий язык использует его предпочтительнее, чем другие, что можно проследить и в разножанровых текстах аналитической философии, где используется множество таких лексем. С грамматической точки зрения субстантивированный инфинитив - это не постоянное образование, оно многогранно. Йоханес Эрбен писал, что инфинитив с местоимёнными словами (das, dies, ein, sein) или с предлогом может нести функцию существительного, при этом определители, в иных случаях встречающиеся с существительными, оказываются подчиненными ему. С другой стороны, инфинитив может сохранять свои адвербиальные определения и образовывать с ними тесное единство, при этом определители часто стоят перед инфинитивом, например: durch langes In-den-Akten-Blдttern. Более того, субстантивированный инфинитив может встречаться без формальных признаков, как и любое существительное, например, Zeugen eines GroЯwerdens. И появляется во всех вышеперечисленных комбинациях, на что, однако, никогда в своем анализе не указывал Йоханнес Эрбен. Далее приведем комментарий примеров:

Gelassenheit will somit auch nicht nur ein Verzichten sein, sondern ein viel schwierigeres Verzichten-Kцnnen, das aus der Einsicht in die letztendliche Sinnlosigkeit allen irdischen Strebens geboren werden muss [Seidel URL: http://seidel.jaiden.de/george.php]. - Настоящая свобода будет проявляться не только в отказе, но и во многом более трудной возможности самого отрицания, которое должно родиться из познания полнейшей бессмысленности всех земных стремлений.

Sowohl Schцpfer als auch Geschцpf wissen um das Dilemma des Schцpfen-Mьssens, um den Zwang zur Neuheit, die sich stets selbst ьberlebt [Ibidem]. - Как создатель, так и творение несут внутреннюю дилемму (творчествосклонности) необходимости создавать что-то новое, принуждение к новшеству, которые постоянно обновляются.

Субстантивированные инфинитивы делают возможным мышление о движении или состоянии в его общности. Этого они добиваются, как и nomina actionis, к которым в большинстве и причисляются, и которые в греческом и немецком языках одновременно с субстантивацией чистых глагольных форм превалируют над другими способами словообразования. В сравнении с nomina actionis на -ung и -nis субстантивированные инфинитивы проявляют большую продуктивность: обозначают действие или состояние понятий, но более наглядно, так сказать, мысленно, они не переходят полностью из динамического глагольного статуса в класс существительных. По Й. Эрбену, производные на -ung относятся к отглагольным именам. Они служат в содержательном смысле для образования nomina actionis и «слов, обозначающих результат действия». Пример:

Nicht um ein als Territorium zu denkendes Land handelt es sich, sondern um das Gebiet der Sprache, das Sprachland und eben das expandiert mit jeder neuen Wort-Ding-Entsprechung [Seidel URL: http://seidel.jaiden.de/george.php]. - Речь идет о территории не как о гипотетическом пространстве, а как об области языка, мире функционирования языка, и как раз он расширяется с каждой новой денотацией.

Предложения-инфинитивы не являются словотворчеством в прямом смысле, в них лишь проявляется желание приблизить различные явления к пониманию с помощью уже имеющихся в наличии языковых элементов. Если сравнивать возможности выражения в композитах и новообразованных словах, то нужно сказать, что первый способ интерпретации удобнее. Второй способ требует от читателя больших усилий и понимания. Композиты - целенаправленные и содержательные образования, однако они плохо соотносятся с так называемым чувством языка.

Дlter noch ist die Dichtung als Sein-Kцnnende Geschichte, die Dichtung des Magier, Schamanen, des Zauberers, der nicht nur die gedichteten Korrelate zu den materiellen und immateriellen Dingen kannte - das Zauberwort, den Zauberspruch - sondern auch Zukunft sah [Ibidem]. - Поэтика еще старше, чем История материальных преобразований действительности, поэзия мага, шамана, волшебника, который знал не только созданные соответствия к материальным и нематериальным объектам - заклинания, но и видел будущее.

Кроме того, нам встречаются и другие субстантивированные элементы, которые противоречат грамматической норме. Причина этого не только в том, что данные образования от частиц не являются однозначными, но и в том, что в такой форме они не встречаются ни в одной грамматике немецкого языка, другими словами, относятся не к о-сознаваемому в формальной логике языка, а являются понимаемыми рефлективно. Именно своей необычностью они и интересны. Приведенные ниже примеры можно отнести к композитам, выраженным в форме субстантивированных частиц.

Jedenfalls haben wir es nicht mit einer allgemeingьltigen Aussage zu tun, die demnach auch keine philosophische Relevanz beansprucht - insofern als Philosophie nur deskriptiv, reflexiv wirksam sein kann, - sondern mit einem Diktum oder anders: es wird eher festgesetzt als festgestellt und auch diese Festsetzung hat eher Gьltigkeit im Georgeschen Fьr-Sich als im An-und-Fьr-Sich [Seidel URL: http://seidel.jaiden.de/george.php]. - Во всяком случае, мы не должны делать это с общеупотребительным высказыванием, которое не претендует на какую-нибудь философскую релевантность - поскольку философия может быть эффективной лишь при описании и рефлексивном акте: оно скорее просто фиксирует, чем определяет, а это определение имеет силу скорее в смысле «для себя» чем в смысле «для себя и других».

Каждый речевой жанр или область практической деятельности человека определенным образом структурируют и обсуждают окружающую действительность, представляя некий дискурс, макротекст, включенный в определенный социокультурный фреймовый фон. Так как дискурс - связный текст в совокупности с экстралингвистическими - прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами (текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)), то тексты аналитической философии, рассчитанные и рассматриваемые именно в конкретном семиозисе, порождают новые, латентно уже содержащиеся в парадигматической ткани языка смыслы на основе ноэматической иерархической структуры.

Сопоставительный анализ оригинальных текстов различных лингвокультур (немецкой, английской, японской и русской) и текстов перевода обнаруживает, что наиболее продуктивными способами перевода образованных по новым моделям окказиональных многоуровневых смысловых конструктов в текстах философии являются:

1) подбор русского эквивалента или общеупотребительного словосочетания (реже - слова) с близким значением;

2) трансформационный перевод (окказиональный переводческий эквивалент);

3) описательный (разъяснительный) перевод.

Это в общих чертах соответствует моделям интерпретативных трансформаций, описанным выше. В результате можно выделить релевантные для интерпретации четыре группы окказиональных дериватов с новым или повторно структурированным смыслом, и соответственно им - наиболее эффективные способы адекватной интерпретации.

Во-первых - это узуальные дериваты. Такие сложные единицы фиксируются всеми существующими одноязычными и двуязычными словарями, а потому наиболее продуктивным способом интерпретации данного вида структурных единиц служит подбор эквивалентного соответствия, который закрепляется в понятийном словаре конкретной сферы знания.

Во-вторых - это относительно узуальные сложные дериваты. Подобные сложные новообразования чаще всего интерпретируются повторение пути порождения и полным следованием схеме понимания, предложенной продуцентом, однако они в любом случае воспринимаются как единое целое, часто не имеющее отношения к изначальным составляющим его элементам, с введением новых уровней смысловой иерархии.

Третья группа объединяет в своем составе новообразования со свойствами производимости, нормативности, изолированного понимания. Как и предыдущая группа, подобные дериваты иногда претерпевают нулевую интерпретацию, понимаясь на уровне ноэматической рефлексии, но гораздо чаще анализируются компонентно, в структуре лексем обыденного языка.

Четвертая группа объединяет различного вида окказиональные дериваты с новым многоуровневым иерархически структурированным смыслом на основании наличия свойств творимости, новума, изолированного понимания, но они не обладают общепринятостью, нормативностью, частотностью употребления. Эти единицы требуют интерпретации только в виде окказионального интерпретативного соответствия, построения собственной деривационной модели, порорждающей индивидуальный смысл реципиента.

В данной главе были рассмотрены проблемы вычленения и структурации метаединиц в процессах смыслопорождения и декодирования. Проанализировав динамические схемы действования, строящиеся на основе метаединиц и лежащих в их основе элементов (ноэм, констант и т.д.), можем сделать следующие выводы.

1. Метаединицы, функционирующие в философском тексте и релевантные для декодирования, одновременно выполняют общеязыковедческую функцию описания и функцию единицы действования с текстом. Они существенны только для декодирующего понимания. Наличие метаединиц - одно из звеньев задействования мыследействования при декодировании и понимании, они репрезентируют не явления текста, а взаимодействие интерпретатора с текстом. Метаединицы являются надязыковыми конструктами, иерархически структурирующими единицы, частные смыслы и средства, что особенно заметно при переводе с одного языка на другой: частные смыслы и средства исчезают, метаединицы сохраняются и обеспечивают международное, межнациональное понимание, перерождение.

2. Построение на основе метаединиц общих схем играет роль ограничения в понимании, это барьеры для реципиента, определяющие сферу бытования смыслов той или иной областью, иначе процесс развертывания многомерного смысла и выстраивания все новых и новых рефлексивных актов превратится в бесконечно расширяющуюся вселенную.

3. Направленность порождающей смысл рефлексии является определяющей доминантой, каждая метаединица есть символ всего понимаемого объекта, а значит, способ построения метаединицы определяется типом организации рефлексии, каждый конкретный рефлективный акт репрезентирует феномен, стоящий в определенном отношении к по-нимаемому объекту, к объективно данному общему смыслу.

4. Для прояснения многоуровневого смысла необходимо разграничивать следующие акты в процессе смыслопорождения:

- определение сферы рефлективной деятельности для каждого из актов опредмечивания смысла в процессах порождения и понимания (семантизирующего, когнитивного, распредмечивающего);

- определение типа рефлексии, на луче которой происходит обращение к опыту в рефлексивной реальности;

- определение ценности рефлективной деятельности для самого продуцента/реципиента текста.

5. В процессе переразложения и порождения нового многомерного смысла происходит осознание по мере усмотрения все новых и новых граней структуры, выстраивающих объект понимания и повторного опредмечивания смысла, на каждом новом витке герменевтического понимания выступают все новые метаединицы, развертывая динамические «схемы действования» продуцента по производству высказывания.

6. Практически неисчислимое количество граней смысла в философском тексте невозможно воспринимать единовременно, каждый раз новое распредмечивание смысла является нецелесообразным для продуцента/реципиента, ускорить работу по декодированию смысла и «осознанию» его помогают «схемы действования», основными узловыми единицами которых и являются метасмыслы, метасредства, метасвязи, прогностические стратегии, трансформации онтологической картины.

7. Различаются следующие метаединицы в узловых точках схем действования: 1. Метасредства - это некие формально выделенные универсальные методики узнавания, описания и т.д. средств опредмечивания текстовых содержаний. 2. Метасмыслы - это возможности «осознания» единства и совокупности граней многомерного смысла, возникающие при рефлексии над формами, которые призваны опредмечивать имманентные смыслы. 3. Метасвязи - это связи узловых метасмыслов и метасредств в суперконструкте общего смысла. 4. Прогностические стратегии, которые реализуются у продуцента до или в процессе опредмечивания смысла, а у реципиента определяются константами смыслопорождения и «схемами действования». 5. Трансформации онтологической картины, структурирующие изменения картины мира, отношения к воспринимаемым феноменам.

8. Метаединицы имеют своей характерологической особенностью динамику у продуцента и имитацию действий по порождению смысла у реципиента в рефлексивных актах герменевтического понимания; на луче феноменологической рефлексии, направленном на эти метаединицы, возникают новые иерархически структурированные единства суперструктуры, включающие элементы новума, творимости и т.п.

9. Внутреннее содержание не может развертываться лишь в одном поясе мыследеятельности, общие глубинные структуры смысла действуют во всех пространствах, усмотрение и рефлексия происходит только в одном поясе, полного понимания смысла не происходит, общее понимание оказывается дефектным, утрачиваются некоторые аспекты функционально-прагматической доминанты. Вот те случаи, когда понимание/о-сознание оказывается дефектным:

10. Рефлексия сосредоточена только в поясе МД, реципиент ошибочно воспринимает рефлективную реальность своего опыта как единственно возможную и подвергает её незначительным изменениям в ходе рецепции текста, новые представления смешиваются с обыденной картиной мира реципиента.

11. Рефлексия наличествует в поясе МК. При подобном дефектном восприятии реципиент пытается усмотреть и распредметить средства и метасредства; обнаруживая философскую метафору или же другое текстовое средство, знакомое ему, он воспринимает его не как элемент, но как единицу, прогнозирующую его дальнейшее понимание и из этого элемента выводит единственную внешне актуализированную грань смысла, строя, как ему кажется, смыслы и метасмыслы.

12. Рефлексия фиксируется в невербальном пространстве, что ведет только к образному эстетическому восприятию, и как и во втором случае, приводит к пустому усмотрению.

Во избежание данных ошибок понимания и о-сознания, как в актах смыслопорождения, так и декодирования важно учитывать все возможности распределения элементов внутри суперструктуры, а также избегать универсализации той или иной метаединицы как «схемы действования», в чем помогает задействование всех типов рефлексии, фиксируемой во всех поясах мыследеятельности.

Заключение

Высказывание Л. Витгенштейна «Границы моего языка означают границы моего мира» как нельзя лучше выражает сверхзадачу проводимых в русле филологической феноменологической герменевтики исследований иерархической ноэматической структуры смыслопорождающих механизмов. В данной работе, с одной стороны, теоретически описаны возможности филологической феноменологической герменевтики как нового подхода к анализу смыслопорождающих механизмов, а с другой - представлена ноэматическая иерархическя структура интенциально релевантных ноэм как конструкт самого смысла языковых единиц любого уровня, проведен анализ смыслопорождающих механизмов и процессов декодирования смысла, вербализованного в неузуальных переосмысленных конструктах, прежде всего, на примере философского дискурса различных лингвокультур. Этот анализ является существенным шагом на пути к построению стройной непротиворечивой и универсальной для всех лингвокультур теории смысла, мы уверены в том, что результаты помогут пролить свет на элементарные принципы смыслопорождения и построить столь необходимую и насущную для современных герменевтических моделей классификацию трансформационных моделей суперструктуры переосмысления и введения неузуальных понятий.

Мы полагаем, что главным для понимания процесса смыслопорождения внутри философского дискурса является выявление ноэматики, стоящей за вербализованными в текстах культуры мыследеятельностными актами. Другими словами, нами выявлены онтологические картины когерентных понятий в разных языковых картинах мира, а также зафиксированы и проанализированы рефлексивные акты, которые приводят к ноэматическим изменениям.

Образуя новое понятие и пытаясь его концептуализировать в своей работе, философ прибегает к построению окказионального образования на основе данного ему изначально набора онтологических картин (фоновых знаний - ноэм-культурных основ), но также на основе ноэм другого вида, действующих именно в философском дискурсе, а именно ноэм-«интенциональных сущностей», и, в-третьих, наиболее дробных идеальных образований, способных формировать смыслы как системы - периферийных ноэм. В этих системах осуществляется внутренняя согласованность устойчивого ядра смысла. Каждый вид ноэм возникает благодаря интенциональности актов сознания, и в силу их способности указывать на онтологический конструкт - «душу» автора.

В процессе смыслопорождения при концептуализации понятий и функционировании концептов культуры и познания на первый план выступают периферийные ноэмы. Именно новые деривационные модели, интенция продуцента при порождении и реципиента при декодировании смысла есть основа акцентуации интенциально релевантных ноэм, а акт интендирования для нас важен как при порождении, так и в процессе декодирования философского текста. Только осмысленная феноменологическая рефлексия вкупе с интуитивной ноэматической даёт «осмысленность» текста; личностные дифференциальные маркеры концептуальности продуцента и реципиента, определяемые ноэматикой конкретного индивидуума и конкретной лингвокультуры, являются базовой конструкцией, на различных уровнях которой и размещены доминантные, культурные и контекстуальные смыслы.

Движение ноэматической структуры смысла при образовании и функционировании концепта происходит, как это ни парадоксально (в отличие от других типов номинации), не от образа к идее, но, напротив, от априорно заданного «доопытным путем» концепта к непосредственному опыту восприятия перцепта.

Мысленная конструкция и смысл (в силу зависимости его от содержательной стороны этой структуры и контекста) образуют неразрывное целое ассоциированных элементов. Конкретный смысл приписывается определенной мысленной структуре, а эта конкретная мысленная структура, в свою очередь, ассоциируется только с этим смыслом. (При изменении условий ассоциирования «смысловое содержание смысла» как представления также может изменяться.) Условия ассоциирования можно назвать и контекстом. При этом мы должны абсолютно чётко понимать, что смысл, в отличие от значения, не есть закреплённая в языке структура, он является свободным и обладающим особой внутренней структурой ноэмных элементов, мобильных относительно друг друга и относительно ядра самой структуры: смысл есть не семантическое, а ноэматическое образование. Главное свойство смыслов (как представлений, отражающих смысловое содержание мысли) состоит в том, что их можно воспроизводить, анализировать и манипулировать ими, образуя новые конструкции и не обращаясь к реальному функционированию значений слова.

Доказано, что в основе понимания как герменевтического акта структурирования и порождения лежит проникновение в глубинные возможности трансформаций как механизмов смыслопорождения, представление о них как о процессе направленного (программирующего) ассоциативного воздействия на рефлективную реальность и фиксации рефлексии в различных мыследеятельностных актах со-знания и по-знания, достигаемого при помощи различных лингвистических механизмов.

Способы мыслительной рефлексивной работы по порождению и декодированию смысла как особой суперструктуры, отличной как от простого содержания текста (прежде всего, наличием модальности, субъективности, ситуативности и других констант порождения), так и от структуры значения в языке, представляют собой «игру в бисер» с ноэмами как мельчайшими квантами многомерного и многогранного смысла во всех его ипостасях, со смыслами человеческого существования на основе создаваемых им самим деривационных «правил» и моделей. Поэтому выбор для анализа философских текстов, на наш взгляд, позволил наилучшим образом продемонстрировать процесс «смыслопорождения в действии». Отметим также, что при изложении концепции иерархической ноэматической структуры смысла мы обращались лишь к тем её моментам, которые наиболее ярко способны проявиться в собственном языке философов и формируемом каждый раз по-новому философском терминологическом материале.

Как мы знаем, анализ смысла, тем более, смысла философского текста требует нестандартного отношения к компонентам содержания (всем возможным элементам суперконструкта), поскольку по определению он должен вести к расширению границ познания, расширению границ возможностей языка; вышеупомянутый анализ требует особого отношения, как и особого понимания модальности и ситуативности. Логика движения, мутации, преобразования, рождения, интерпретации смыслов приводит к нестандартному «использованию» возможностей, потенциально скрытых в некоем наборе ноэм, спонтанно или намеренно порождающих иерархическую конструкцию, высвечивающую ту или иную грань, релевантную в данном контексте, в широком смысле этого слова.

При изучении проблемы смыслопорождения/смыслодекодирования, как её общей концепции, так и методологического аппарата филологической феноменологической герменевтики, мы были поставлены перед рядом проблем разного уровня, решая которые, мы основывались на деятельностном понимании языка, на описании языка не изнутри его самого, а в тесной связи с сознанием и мышлением, культурой и духовной жизнью человека, а также попыткой рассмотрения языка не только как системы знаков особого рода, но и как системы для производства этих знаков, в основе которой лежит примарное порождение смысловости, а не значимости.

Прежде всего, в работе установлены некоторые недостатки стандартных методов семантического анализа и уже имеющихся методов филологической герменевтики для полного анализа смыслопорождающих механизмов философского смыслообразования на грани и за гранью языковых возможностей, характерные моменты концепции ноэмной структуры смысла Г. И. Богина. Для того чтобы наилучшим образом понять сущность данной концепции, мы раскрыли специфику вербализованного мышления на примере философских текстов и предстаили в этом три плана: 1) отношение текстов к общеязыковой норме в аспекте порождающих механизмов, 2) их отношение к философскому узусу, 3) анализ непосредственно речеязыкового деривационного узуса «феноменологической рефлексии»; те же операции с интерпретативными возможностями присутствуют при декодировании или восприятии/ понимании смысла и «ноэматической рефлексии».