Метафорическое моделирование постсоветской действительности в российском и британском политическом дискурсе

В предыдущей главе нами были рассмотрены метафорические модели, при анализе которых особенности в когнитивном и дискурсивном ракурсе выявляются только на уровне отдельных сегментов метафорической модели, а варьирование свойств метафорических моделей по критерию сферы-мишени не обнаруживает полярных характеристик. Основная задача настоящей главы проанализировать особенности функционирования метафорических моделей в российском и британском политическом дискурсе, отражающие их полярные свойства. При анализе особенностей функционирования метафорических моделей в политическом дискурсе учитывалось два ракурса рассмотрения:

- особенности функционирования метафорической модели, выявляемые по критерию сферы-мишени метафорической экспансии;

- особенности функционирования метафорической модели, выявляемые по критерию национального дискурса.

В соответствии с выделенными критериями особенности функционирования метафорических моделей в российском и британском политическом дискурсе разделяются на два типа.

В первом случае рассматривается вариант, при котором метафорическая модель востребована в российском и в британском политическом дискурсе для концептуализации одних сфер-мишеней, но оказывается совершенно не востребованной для концептуализации другой сферы-мишени (сфера-источник "Монархия").

Второй тип особенностей функционирования метафорической модели определяется тем, что в российском политическом дискурсе определенная сфера-мишень регулярно концептуализируется в понятиях определенной сферы-источника, в то время как в британском дискурсе метафоры исходной понятийной области для осмысления данной сферы-мишени нетипичны. При этом анализ другой сферы-мишени свидетельствует о прямо противоположных результатах: прагматический потенциал сферы-источника, не востребованный в российской политической речи, регулярно эксплуатируется для концептуализации данной сферы-мишени в британском политическом дискурсе (сфера-источник "Родство").

3.1 Метафорическая модель с исходной понятийной сферой "Монархия" в российском и британском политическом дискурсе

Как показывают современные исследования политической метафорики, в ряде стран значимое место в осмыслении действительности занимает метафорическая модель с исходной понятийной сферой "Монархия" [Каслова 2003; Санцевич 2003; Чудинов 2003; Шаова 2005]. Особый интерес представляют сопоставительные исследования, авторы которых выявляют национальную специфику функционирования обозначенной модели в политическом дискурсе. Например, в работах А.А. Касловой [2003] и А.П. Чудинова [2003] доказано, что монархическая модель очень характерна для осмысления института президентства в России, в то время как американцы предпочитают использовать для метафорического представления главы государства совсем другие метафоры. Для американцев президент может быть исполнителем главной роли в кинофильме, боксером-профессионалом, нанятым для управления страной менеджером, но не наделенным божественной властью монархом. Как справедливо указывают исследователи, это обстоятельство связано не с особенностями национальных языков, а со спецификой национальных культур.

В настоящем параграфе предпринимается попытка выявить, существует ли значимая зависимость между активностью монархических метафор в российском и британском политическом дискурсе и сферой-мишенью метафорической экспансии. Это позволит рассмотреть насколько когнитивная "укорененность" монархической концептуальной метафоры проявляется в определенных дискурсивных условиях и сделать выводы о закономерностях воздействия когнитивных и дискурсивных факторов на функционирование метафорической модели в политическом дискурсе.

В российском и британском политическом дискурсе метафорическая модель с исходной понятийной областью "Монархия" наиболее структурирована при концептуализации российской политической действительности и выявляет следующую фреймово-слотовую структуру.

1. Фрейм "Носитель верховной власти"

Слот 1.1. "Монарх"

В соответствии с монархической метафорической моделью российский президент концептуализируется как царь, государь, король, самодержец, император, монарх, повелитель больших и малых народов. Продуктивность слота связана с рядом конкретных политических событий (начиная от новогоднего обращения Б.Н. Ельцина) и политикой централизации власти, проводимой В.В. Путином на протяжении всего срока пребывания на посту. Ср.:

Для российского человека по-прежнему идеал управления - сильная единоличная власть, царь-батюшка, как его не назови - генсек, президент… Он рубит головы непослушным боярам (олигархам, зарвавшимся мэрам и губернаторам), обороняет от супостатов (например, чеченских террористов) (В.Рыжков / АиФ, № 2, 2004). К гражданам России господин президент относится как самодержец к своим подданным (Э. Лимонов / Завтра, 27.01.2004). Им по-прежнему невдомек, как никому неизвестный полковник ФСБ по одному велению и одному хотению умудрился стать хозяином Кремля, повелителем больших и малых народов, а главное - владельцем ядерного чемоданчика (Е.Егорова / МК, № 17, 2000).

Отдельного внимания заслуживают метафора самозванец и смежные по смыслу метафоры. В российском обществе традиционно противопоставляются два мировоззрения, два отношения к монархической власти, отчетливо оформившиеся еще в споре западников и славянофилов. С одной стороны, концептуализация главы государства посредством монархических метафор направлена на актуализацию негативных прагматических смыслов. В этом аксиологический аспект российской политической метафорики обнаруживает параллели с британской метафорой (метафора czar эксплуатирует прагматический смысл "феодальной, недемократической власти"). С другой стороны, и в этом специфика российской метафоры, концепт царь содержит в себе положительные признаки: более чем тысячелетняя монархическая традиция и близкий к ней по "сакрализации" главы государства период "культа личности" неизбежно находят отражение в современной российской политической метафорике. Традиционный образ "доброго царя-батюшки", по-прежнему, занимает важное место в российской картине мира, поэтому в российской прессе возможна актуализация монархических метафор, эксплуатирующих традиционно положительные смыслы метафоры "царь". Политики представляются как царьки, самозванцы, которые не по праву занимают место "подлинного царя", эксплуатируются смыслы "отсутствия порядка", "незаконности существующей власти". Такие метафоры вписываются в оппозицию "Самозванец, ненастоящий царь - Настоящий царь". Ср.:

В России много царьков и нет царя (А. Будберг / МК, № 18, 2000). Ельцин воплощает в себе архетип Самозванца, забравшегося в русскую историю (А. Смирнов / Завтра, 2004, № 39).

В британских СМИ российские президенты также номинируются посредством монархических метафор (tsar/czar, crowned ruler), что позволяет представить выборного президента, как человека, обладающего неограниченной властью. Ср.:

Russia falls at the feet of Tsar Vladimir (J. Strauss / DT, 8.5.2004). Россия падает к стопам Царя Владимира.

This latter-day tsar is likely to be more successful (M. Kettle / The Guardian, 5.01. 2000). Этот новый царь, вероятно, будет более удачливым.

It is in line with the Russian tradition. He's beyond criticism, like a tsar (J. Strauss / DT, 11.03.2004). Это соответствует русской традиции. Он вне критики, как царь.

The new Czar in the Kremlin has already made life uncomfortable for Russia's smaller neighbours (M. Almond / MS, 2.1.2000). Новый кремлевский царь уже заставил маленьких российских соседей ощутить неудобство.

The 47-year-old who is to be crowned ruler of the biggest country on earth in presidential elections tomorrow, becoming Russia's youngest leader since Stalin, says he ended his 16-year career in the KGB when it became clear that the plotters had failed (I. Traynor / The Guardian, 25.03.2000). Сорокасемилетний человек, который в завтрашних президентских выборах должен стать коронованным правителем самой большой страны на земле и самым молодым лидером со времен Сталина, говорит, что прекратил 16-летнюю карьеру в КГБ, когда стало ясно, что заговор провалился.

Необходимо отметить, что при концептуализации субъектов российской политической деятельности метафора tsar может обладать значением "человек, в наибольшей степени обладающий определенным качеством, характерным признаком" (причем с негативным оттенком). Ср.:

The Tsar of all the unpredictables, Boris Nikolayevich Yeltsin, stunned the world yet again, this time with news of his sudden exit from power on New Year's Eve (J. Sweeney / The Guardian, 2.01.2000). Царь всех непредсказуемых, Борис Николаевич Ельцин, снова ошеломил мир - на этот раз новостью о своем внезапном отказе от власти накануне Нового года.

Tsar of Paranoia (G. Wansell / DM, 24.04.2004). Царь паранойи (Об Абрамовиче).

Примечательно, что английские словари такого значения для лексемы tsar не фиксируют. Подобным значением в английском языке обладает лексема king, но с противоположными, мелиоративными коннотациями (ср.: the king of rock'n'roll). Такое употребление метафоры tsar следует отнести к особенностям британской политической речи при концептуализации российской политической действительности.

Британская монархическая метафора акцентируется посредством антропонимов, имеющих характерную для номинации монархов структуру: Putin the First (Путин Первый), Peter the Greatest (Петр Величайший). В британской прессе В. Путина часто сравнивают с реформатором Петром Великим (Peter the Great) и употребление превосходной степени прилагательного the Greatest вместо положительной степени Great создает иронический эффект, скептическое отношение к масштабному реформированию различных сфер российской общественной жизни. Ср.:

Russia pays fawning tribute to birthday boy `Putin the First' (A. Osborn / The Independent 08.10.2004). Россия раболепно платит дань в день рождения мальчика по имени "Путин Первый".

Nostalgia reigns as Russians vote for Peter the Greatest (The Independent, 14.01.2005). Тоска по прошлому царит в России, потому что россияне голосуют за Петра Величайшего.

Слот 1.2. "Носитель священной власти"

Слот "Носитель священной власти" демонстрирует тесную ассоциативную связь монархической и религиозной метафоры, укорененную и в российской, и в британской культурной традиции (английский монарх - глава англиканской церкви). Идея святости, богоизбранности, трансцендентности монархической власти используется для акцентирования безграничности власти президентской. В британских СМИ жизнь президента представляется как агиография, жизнь святого (hagiography), у которого нужно просить благословления (blessing) на какие-либо политические действия, поддержка политических оппонентов президента представляется грехом (sin). Ср.:

И чем больше времени проходит после новогоднего "крещения" преемника, тем больше этого сходства появляется (А. Хинштейн / МК, №21, 2000).

It would also end the political dreams of a self-confessed robber baron who conjured worthless roubles into dollars but committed the cardinal sin of supporting Putin's opponents (ST, 13.06.2004). Скорее всего, на этом закончатся политические мечты сознавшегося феодала-разбойника |Ходорковского|, который превращал ничего не стоящие рубли в доллары, но совершил смертный грех, поддерживая оппонентов Путина.

In a hagiography of Putin days after he succeeded Yeltsin at the New Year, Vitaliy Tretyakov, the influential editor of Nezavisimaya Gazeta, wrote that the "enlightened Chekist" was just the kind of leader Russia needed (I. Traynor / The Guardian, 25.03.2000). В агиографии Путина, через несколько дней после того, как он стал преемником Ельцина на Новый год, Виталий Третьяков, влиятельный редактор "Независимой газеты", написал, что "просвещенный чекист", самый подходящий вид правителя для России.

Особенно распространены британские метафоры, представляющие смену российских президентов через образ церковный обряда миропомазания, традиционного атрибута передачи монаршей власти в Европе. Ср.:

Boris Yeltsin was among them. So, too, was Vladimir Putin, the hawkish young former KGB spy whom the then Kremlin leader had already anointed as his heir (M. Franchetti / ST, 2.1.2000). Среди них был молодой и воинственный Владимир Путин, бывший шпион КГБ, которого кремлевский глава уже миропомазал как наследника.

Since coming to power as Boris Yeltsin's anointed successor, Mr Putin has worked hard to concentrate power in his own hands (N. Ferguson / ST, 19.6.2005). С тех пор как господин Путин пришел во власть в качестве миропомазанного наследника Бориса Ельцина, он упорно работал над концентрацией власти в своих руках.

При характеристике российского президента в "монархическом" контексте метафорически используются традиционные для религиозной речи эпитеты: omniscient - всеведущий (о Боге), infallible - непогрешимый. Эти словоупотребления актуализируют смыслы "трансцендентного могущества" президента, "безаппеляционности" решений главы государства, "недемократичности" существующей власти. Ср.:

Sunday's vote was not about expressing faith in the tsarist, omniscient powers of Putin, but inspiring it (N. Walsh / The Observer, 15.03.2004). Воскресное голосование не выражало веру в царственную, всеведущую власть Путина, а внушало ее.

Vlad the infallible (N. Walsh / The Observer, 15.03.2004). Влад непогрешимый (заголовок).

Слот 1.3. "Хозяин страны"

В российской традиции монарх является полновластным хозяином страны, который принимает политические решения, руководствуясь собственной волей. Метафорическая номинация хозяин (России, Кремля) элиминирует представление о президенте как о действующем в соответствии с законами главе государства, а во многих контекстах сопровождается негативными оценочными характеристиками "преданных хозяину" чиновников и не желающих выступать в качестве демократической оппозиции политиков. Ср.:

Кремль уже вовсю готовит Россию к мартовскому триумфу своего Хозяина (Е. Ростиков / Завтра, 14.01.2004). Хозяева Кремля сменились, но востребованность в не очень разборчивых финансистах осталась (Е.Баюн / МК, №28, 2000).

Похожий прагматический смысл привносит в осмысление российского президента британская метафора master (хозяин). Президент метафорически представляется, как полновластный обладатель России (метонимический вариант - хозяин Кремля). Ср.:

Kremlin's new master awaits his coronation… Sensing this, Western leaders are already preparing to assure the new master of the Kremlin of their personal support (The Observer, 2.2.2000). Новый кремлевский хозяин ожидает коронации… Почувствовав это, западные лидеры уже готовятся заверить нового хозяина Кремля в своей личной поддержке.

2. Фрейм "Монархическая форма правления".

Слот 2.1. "Атрибуты монаршей власти"

Монархия традиционно ассоциируется с артефактными символами верховной власти. Апелляция к таким метафорам как корона, шапка Мономаха, трон, престол акцентирует метафору "Российский президент - это монарх" посредством активизации в сознании адресата детально структурированного фреймового знания. Ср.:

Похоже власти снова получат по шапке. В смысле, по шапке Мономаха (С. Репов / АиФ, № 33, 2005). Можно долго спорить на тему, способен ли новый президент страны Владимир Путин хоть как-то дистанцироваться от прежней олигархии, возведшей его на престол (Е.Баюн / МК, №28. 2000). Березовский атакует российский трон (А.Угланов / АиФ, № 24, 2003).

Также и в британской прессе востребованы образы атрибутов монаршей власти, символизирующих власть над страной. Ср.:

Back in August, he was expected to leave a power vacuum, with rival opponents of the Yeltsin circle fighting for the crown (The Times, 2.1.2000). Ожидалось, что в августе он избавится от вакуума власти с помощью представителей ельцинского окружения, соперничающих друг с другом за корону.

Слот 2.2. "Передача власти"

Право передавать власть по наследству или лично выбирать преемника на престол - типичный признак монархической формы правления. Нового монарха ожидает коронация и другие легитимирующие власть церемонии. Метафоры слота направлены на элиминирование представления о демократическом выборе российского президента. Ср.:

Ельцин впервые со времен Московского царства сам мирно передал власть (А. Прусак / МК, 2000, № 17). По своей пышности и размаху церемония президентской присяги Путина вполне могла сравниться с коронациями российских императоров (М. Ростовский / МК, №21, 2000).

Очень похожая интерпретация российских президентских выборов представлена в британской прессе. Смена президентов метафорически представлялась, как передача власти (transfer of power) и коронация (coronation). Метафоры данного слота обладают прагматическим смыслом "недемократичности" смены российского президента, в частности, и президентской власти в России, в целом. Ср.:

Next March's vote is going to be a coronation rather than an exercise in democracy (M. Almond / MS, 2.1.2000). Выборы в марте будут скорее коронацией, чем примером демократии.

Yeltsin's endorsement of Putin, plus the New Year transfer of power and the calling of early elections, have short-circuited Russia's young and feeble democracy (I. Traynor / The Guardian 25.03.2000). Одобрение Путина Ельциным плюс новогодняя передача власти и назначение досрочных выборов погубили молодую и неокрепшую российскую демократию.

President Putin is sworn in at an event more coronation than inauguration (J. Strauss / DT, 8.5.2004). Президент Путин приведен к присяге на событии, больше напоминающем коронацию, чем инаугурацию.

Слот 2.3. "Наследники"

Смена монархической власти часто сопровождается выбором престолонаследника. Апелляция к этому знанию с помощью метафор наследный принц, преемник, наследник позволяет поставить под сомнение демократичность выборов российского президента и привнести прагматический смысл незначительности мнения российских граждан в выборе главы государства при существующей власти. Ср.:

Раскрутка Путина началась в прошлом августе, когда никому неведомого руководителя ФСБ неожиданно назначают премьером и "наследным принцем" (Е. Маетная / МК, №10, 2000). Обоз провожал преемник, исполняющий обязанность, Путин. Пешком, как скороход, поспевал за каретой, подавал Ельцину оброненный платок, гладил болонку Наины Иосифовны, целовал абрикосовые пальчики Татьяны Дьяченко (А. Проханов / Завтра, 11.1.2000).

Схожее видение российской политической действительности представлено в британских метафорах рассматриваемого слота (crown prince, anointed successor, chosen successor). Ср.:

Six months ago, few people in Russia - let alone the West - had heard of Putin. In the public mind he emerged from nowhere in August as Yeltsin's prime minister and anointed successor as president (M. Almond / MS, 2.1.2000). В августе он появился не понятно откуда как премьер-министр Ельцина и его миропомазанный наследник.

Yeltsin would make Putin his crown prince, but it was made clear that he would only have Yeltsin's chair provided he made it a priority to look after him (M. Franchetti / ST, 2.1.2000). Ельцин сделает Путина своим коронованным принцем, но, чтобы получить ельцинский трон, Путин должен позаботиться о президенте после отставки.

He grew up in rat-infested slums, joined the KGB at 22, and rose silently through Russia's secret corridors of power to become Yeltsin's chosen successor in the Kremlin (I. Traynor / The Guardian 25.03.2000). Он рос в кишащих крысами трущобах, вступил в КГБ в 22 года и потихоньку осваивался в секретных коридорах российской власти для того, чтобы Ельцин избрал его наследником в Кремле.

3. Фрейм "Система монархической власти".

Слот 3.1. "Подданные монарха"

Согласно когнитивной топологии сферы-источника, монарха окружают подданные (двор, вельможи, фавориты, знать, свита, царедворцы, думные дьяки, визири, серые кардиналы, придворные, челядь, подданные, государевы слуги, рабы, смерды, холуи). Все они должны платить оброк, бить челом, демонстрировать верноподданство. При необходимости некоторых независимо от чина можно протянуть кнутом, выпороть или помиловать. Ср.:

Участились разборки среди "ближних бояр" (В. Костиков / АиФ, № 33, 2005). Касьянов - настоящий герой своего времени, идеальный царедворец раннепутинской эпохи (М.Ростовский / МК, 22-29.06.2000). Самое сильное и заметное отличие от "старосемейного" уклада -- олигархам-аборигенам не пожаловано облюбованное ими в благословенные 90-е, место великих визирей и ростовщиков при дворе (В. Попов / Завтра, 04.02.2004).

В британской метафорической картине российского монарха также окружает двор (court), придворные (courtiers), сановники (dignatories), подданные (subjects) и верноподданные (loyalists), которые плетут дворцовые интриги (internal palace intrigues), доходящие в своей изощренности до византийства. Ср.:

His doting subjects have already lavished him with a regal palace in St Petersburg, and a billion-dollar ski-slope in Sochi (N.P.Walsh / The Observer, 6.10.2002). Его |Путина| беззаветно преданные подданные уже расщедрились для него на царский дворец в Санкт-Петербурге и лыжный спуск стоимостью в миллиард долларов в Сочи.

He said he wanted to discuss the matter with President Putin, suggesting that, as ever in Russia, the Tsar was being misled by his courtiers (I. Traynor / The Guardian, 5.04.2001). Он сказал, что хочет обсудить эту проблему с президентом Путиным, полагая, что, как обычно в России, Царя вводят в заблуждение придворные.

Слот 3.2. "Региональные феодалы и наместники"

Феодальная иерархия предполагает наличие местных феодалов и наместников. Помимо главы государства, как цари (tsar) репрезентируются состоятельные бизнесмены (здесь имплицитно представлена метафора "Деньги - это власть"), военные чины, главы субъектов РФ, государственные чиновники. Метафоры отражают представления россиян о нежелании центральной власти вникать в положение дел на местах, отсутствие контроля над региональными властями. Ср.:

Mr Drachevsky, Mr Putin's regional tsar…(I. Traynor / The Guardian, 12.06.2002). Господин Драчевский, региональный царь господина Путина…

The aluminium tsars will continue to exploit Siberia's mineral wealth and fill Moscow's coffers (I. Traynor / The Guardian, 12.6.2002). Алюминиевые цари будут продолжать эксплуатировать минеральные богатства Сибири и наполнять московские сундуки

Местные феодалы обладают своими поместьями (estates), империями (empires), ведут междоусобные войны (internecine, feud). Ср.:

Chechen politicians and warlords struggle to divide up Mr Kadyrov's empire (J. Strauss / DT, 10.5.2004). Чеченские политики и военачальники сражаются за раздел империи Кадырова.

Abramovich lives regally in a vast estate (J. Meek / The Guardian, 3.6.2003). Абрамович по-царски живет в своем огромном поместье.

The verbal broadside might have been more to do with naval rivalries including a feud between the senior admiral and the warship's commander (J. Strauss / DT, 24.03.2004). Этот словесный обмен упреками можно было бы отнести к флотскому соперничеству, включая феодальную междоусобицу между старшим адмиралом и капитаном военного корабля.

It is too early to know whether the Russian leader's policies are the beginnings of a reassertion of government, or merely another episode in internecine conflict within the oligarchy (J. Gray / The Guardian, 22.08.2000). Еще слишком рано говорить о том, является ли политика нового русского лидера началом

Слот "Региональные феодалы и наместники" представлен также метафорами baron (барон), mogul (могол), tycoon (сегун). Типичная сфера-мишень для этих метафор - представители крупного российского бизнеса. Несмотря на наличие в английском языке слов oligarch (олигарх) и magnate (магнат) их актуализация в британской прессе незначительна. Журналисты предпочитают апеллировать к концептам, соотнесенным с азиатскими историческими реалиями, что в немалой степени обусловлено памятью об эпохе Британской империи. Mogul и tycoon являются стертыми метафорами и, теряя внутреннюю форму, переводятся на русский язык как "олигарх", "магнат". Также обусловлена культурной памятью британского народа высокочастотная метафора robber baron (барон-разбойник, феодал-грабитель). В английской средневековой истории robber baron - номинация для феодалов, разбойничавших на дорогах, грабивших проезжающих через их владения, бравших заложников и т.п. Средневековые феодальные бароны, обладавшие большой властью и не желавшие с ней расставаться, нередко поднимали восстания против английских монархов, стремящихся к централизации власти. Вероятно, российская политическая действительность начала XXI века во многом напоминает эти времена английской истории. В роли феодалов-разбойников выступают представители крупного российского бизнеса, которые недовольны порядками нового российском "монарха".

The trial of Mikhail Khodorkovsky this week is expected to reveal the implacable resolve of President Vladimir Putin to rid himself of the defiant robber baron (ST, 13.06.2004). Ожидается, что на этой неделе суд над Михаилом Ходорковским продемонстрирует безжалостное решение президента Владимира Путина избавиться от мятежного феодала-разбойника.

Схожие смыслы привносит метафора beneficiary (бенефициарий). Бенефициарная система феодальных отношений была характерна только для средневековых государств Западной Европы, чем и объясняется использование этой метафоры в британском, но не в российском политическом дискурсе. Ср.:

But Mr Putin's most dramatic power-play has been his decision to break the political power of the business "oligarchs'' who were the main beneficiaries of the Yeltsin era (N. Ferguson / ST, 19.6.2005). Но самым драматическим моментом в путинской игре во власть стало его решение лишить политической власти "олигархов", которые были главными бенефициариями ельцинской эры.

Монархическая модель осмысления действительности оказалась востребованной и для концептуализации Грузии. Многие, но не все слоты рассмотренной модели актуализируются для осмысления грузинской политики. Грузинский монарх также является полновластным хозяином, получает царские почести, проходит обряды помазания на царствие, имеет свиту. Помимо "тбилисского монарха" в Грузии обнаруживаются местные феодалы, князья и т.п. Ср.:

Видно, не случайно только что взошедший на шаткий, разваливающийся грузинский престол Михаил Саакашвили на днях сделал заявление не по Беларуси, нет, а по Украине (Е. Ростиков / Завтра, 21.01.2004). Аслан Абашидзе стал фактическим хозяином Аджарской автономной республики еще при первом грузинском президенте Звиаде Гамсахурдиа (Ю. Симонян / Эксперт, № 11, 2004). Никаких сомнений в том, что Саакашвили будет царствовать от "имени народа" быть не должно (А.Сафарин / СР, 30.3.2004). Захватившим власть криминальным авторитетам пришлось свергнуть незадачливого президента и срочно звать на княжение Шеварднадзе (Б. Львов / СР, 15.1.2004). Аджарский князь и его свита (О. Храбрый / Эксперт, № 13, 2004). Страна отмечала пришествие нового властителя, с которым связывает большие надежды на возрождение, поистине царскими почестями: в Батуми и Поти состоялись военные парады, били в литавры и палили из пушек. Помазание Саакашвили проводилось в соответствии с традициями восшествия на престол грузинских царей… Присутствовавший при этом виновник торжества еще раз напомнил всем, кто в Аджарии, а заодно в Абхазии и Южной Осетии хозяин (И. Алексидзе, С. Гамова / Новые известия, 26.1.2004).

Согласно метафорической картине британских СМИ этой кавказской республикой управлял не избранный народом президент, а грузинский король Э. Шеварднадзе, на смену которому пришел новый монарх - М. Саакашвили. Примечательно, что грузинские президенты представлялись монархами, не имеющие настоящей монаршей власти, что связано с неудачными попытками Э. Шеварднадзе восстановить целостность Грузии и неспособностью контролировать ситуацию в других районах республики. М. Саакашвили в свою очередь - монарх, "воспитанный и назначенный" США. Ср.:

King-making is not enough. Nation-building is what counts (The Guardian / 6.1.2004). Недостаточно воспитать короля. Нужно воспитать нацию (О М. Саакашвили и грузинском народе).

Today they are comparing Shevardnadze to King Lear - a lonely, disconsolate figure, surrounded by fawning courtiers. Сегодня Шеварднадзе сравнивают с Королем Лиром, одиноким и несчастным человеком, окруженным раболепными придворными (The Guardian, 24.11.2003).

Привлекают внимание монархические метафоры, характерные для репрезентации только грузинской действительности. Иная политическая ситуация требует других метафор. Если в России "монарх передал власть избранному преемнику", что отразилось в актуализации соответствующего фреймового знания, то для осмысления смены президентов в Грузии в результате "розовой революции" и восстановления контроля центрального правительства над Аджарией актуализировались понятия из фрейма "Свержение монарха". Ср.:

Первое появление Эдуарда Шеварднадзе после "отречения от престола" (НТВ.ru, 24.11.2003) (заголовок). Постепенно выявляется подоплека свержения президента Грузии Э.Шеварднадзе. При всех внешних признаках народной революции это был дворцовый переворот. Одна (более молодая) проамериканская группировка выгнала из дворца другую, старую группировку (В. Тетекин / СР, 27.11.2003). И особенно должно быть обидно Эдуарду Амвросиевичу, что, по иронии судьбы, сверг его с трона молодой однофамилец "товарища Саахова" -- Михаил Саакашвили. И сверг, разумеется, под тем же самым лозунгом борьбы с коррупцией (А. Фролов / СР, 25.11.2003). Зачем князя "раскулачили"? (И.Образцова / АиФ, № 22, 2004).

В британских СМИ эти события тоже интерпретировались посредством монархической модели осмысления политической действительности: грузинских монархов и феодалов свергали (ousting, overthrow) или заставляли отречься от престола (demise). Ср.:

The 37-year-old lawyer, who led the overthrow of Eduard Shevardnadze symbolically splashed his face with the waters of the Black Sea (J. Strauss / DT, 7.5.2004). Этот тридцатисемилетний юрист, возглавивший свержение Эдуарда Шеварднадзе, символически омыл свое лицо в водах Черного моря.

Georgian president claims victory as feudal ruler flees (N. Antelava, N.P.Walsh / The Guardian, 6.03.2004). Грузинский президент трубит победу, так как феодальный правитель спасается бегством (Об Абашидзе).

He now sits in his house on the hill, giving interviews blaming everyone from the US Ambassador to George Soros to Elvis Presley for his demise (N. Walsh / The Guardian, 2.12.2003). Теперь он сидит в своем доме на холме, раздавая интервью, в которых он осуждает всех (от американского посла до Джорджа Сороса и Элвиса Пресли) за его собственное отречение от престола (О Шеварднадзе).

Обычно свержение монарха приводит или к смене династии, или к смене формы правления. В любом случае свергнутый монарх лишен возможности передать власть наследнику, поэтому в британской и российской политической речи отсутствуют прототипические метафоры слотов "Наследник" или "Передача власти".

В российских СМИ для метафорического представления взаимоотношений Абхазии, Южной Осетии, Аджарии и других субъектов политической деятельности, с одной стороны, и центрального правительства в Тбилиси, с другой, оказалась востребована характерная для средневековья ситуация феодальной раздробленности, когда каждый правитель (князь, магнат, наместник, феодал) является полновластным правителем своего удела или вотчины, постоянно вступает в междоусобицы с соседями. Ср.:

Там у власти был обыкновенный средневековый диктатор - с тысячами собак, которых он содержал лучше, чем людей (Известия, 11.10.04). Республика все больше раскалывается на феодальные княжества (Завтра, 18.1.2000). В таком виде его режим благополучно существовал вплоть до бархатной грузинской революции - и тут, в новую информационную эпоху, стал очевидным анахронизмом, средневековой деспотией (О. Храбрый / Эксперт, № 13, 2004). Даже пророссийски настроенные независимые правители и олигархи, почувствовав вкус власти, пытались и пытаются внести каждый свою лепту в создание и упрочение собственного "удельного княжества", которым проще управлять в замкнутом языковом пространстве (Е. Байкова, Т. Ивженко / НГ, 11.3.2004). За годы правления Эдуарда Шеварднадзе Аджария превратилась в некую феодальную вотчину ее главы, наделившего себя абсолютными полномочиями (Ю. Симонян / Эксперт, № 2, 2004).

С помощью монархических метафор британская пресса выражает обеспокоенность централизацией власти (в России), но монархические метафоры обнаруживают значимый аргументативный потенциал и для негативной оценки центробежных тенденций (в Грузии). Неопределенный статус Абхазии, Южной Осетии и, особенно, Аджарии (на фоне конфликта между М. Саакашвили и А. Абашидзе) инициировал метафорическое представление глав республик и автономий с помошью образов феодальных правителей (feudal ruler, feudal leader, feudalist), владельцев своих ленов и феодов (feud, fiefdom), не желающих подчиняться единому грузинскому монарху, который зачастую не способен контролировать мятежные провинции и покончить с феодальной раздробленностью. Ср.:

In short, Shevardnadze presides haplessly over a shrunken realm (The Guardian, 21.03.2002). Короче говоря, Шеварднадзе злополучно правит съежившимся королевством.

Armed groups roamed Adzharia - the fiefdom carved out by Mr Abashidze (The Guardian, 4.5.2004). Вооруженные отряды бродили по Аджарии, феоду, который урвал господин Абашидзе.

The autonomous republic of Adjara, on Georgia's western coast, is ruled by the feudal regime of Aslan Abashidze (The Guardian, 15.03.2004). В автономной республике Аджария, расположенной на западном берегу Грузии, царит феодальной строй Аслана Абашидзе.

Mr Abashidze runs it as a fiefdom, presiding over armed forces and declining to pay taxes (The Guardian, 3.05.2004). Господин Абашидзе управляет Аджарией как своим феодальным владением: руководит вооруженными силами и отказывается платить налоги.

Много внимания в российской прессе уделяется взаимоотношениям Грузии и США, для концептуализации которых актуализируется модель феодальной иерархии. Ср.:

О том, что министрам, их замам и прочей правительственной челяди будут платить повышенную зарплату, причем из Нью-Йорка, президент, видимо, забыл (И. Алексидзе, С. Гамова / Новые известия, 26.1.2004) Вот Буш и отправится в Тбилиси, чтобы поддержать боевой дух его новых, грузинских вассалов (В. Тетекин / СР, 31.3.2005).

Примечательно, что политическая грузинская действительность схожим образом описывается и в российских, и в британских СМИ. Метафоры, актуализированные для представления Грузии, тяготеют не к образам просвещенного абсолютизма или сильной монархической власти, а к эпохе "мрачного средневековья", феодальной раздробленности и тотальных междоусобиц князьков и феодалов. В российской и в британской прессе при концептуализации Грузии не задействованы активно используемые для осмысления России слоты "Передача власти" и "Наследник", но продуктивен слот "Свержение монарха", который нехарактерен для описания российской действительности. Эти наблюдения демонстрируют значительную зависимость между высвечиванием отдельных фреймов и слотов монархической модели и политической действительностью.

Еще более показательны результаты анализа сферы-мишени "Прибалтийские республики", где зависимость вербализации когнитивных структур и политической ситуации проявляется на уровне всей модели: в контекстах, посвященных метафорическому представлению прибалтийских республик, не выявлено ни одной монархической метафоры.

Квантитативная характеристика российских и британских монархических метафор представлена на диаграмме 7.

Диаграмма 7. Частотность метафор со сферой-источником "Монархия" в российском и британском политическом дискурсе

Отсутствие монархических метафор для концептуализации действительности в прибалтийских республиках связано с несколькими факторами.

Во-первых, прибалтийские республики не имеют присущей России и Грузии многовековой монархической традиции, а среди адресатов британской и российской политической коммуникации разве только специалисты по истории вспомнят о средневековых латгальских княжествах или недолговечном Курляндском герцогстве.

Во-вторых, хронологические рамки выборки (2000-2005 гг.) - это период активной деятельности Латвии, Литвы и Эстонии по вступлению в ЕЭС. Тот факт, что прибалтийские республики, доказывавшие свою демократичность в течение 10 лет, были приняты в сообщество европейских государств, свидетельствует о признании европейцами демократического устройства прибалтийских республик, что и коррелирует с отсутствием феодальных по сфере-источнику метафор, несущих прагматический смысл "недемократичности", при концептуализации Латвии, Литвы и Эстонии.

Концептуальная метафора одной своей стороной обращена к национальному сознанию, когнитивным структурам, обусловлена национальной концептосферой, другой - к экстралингвистической реальности, которая привносит значительную вариативность в функционирование метафорической модели, с третьей - выполняет в политическом дискурсе определенные прагматические функции. Соответственно следствия из полученных результатов удобно рассматривать в ракурсе трех аспектов функционирования монархической метафоры: когнитивного, дискурсивного и прагматического (функционального).

Как показывает анализ, культурная память оказывает значительное влияние на выбор концептов сферы-источника. Там где россияне видят княжества, уделы и воеводства, британцы - лены, феоды и бенефициарии. В российской прессе актуализируются метафоры, апеллирующие к реалиям российской истории (бояре, дьяки, смерды, челядь и др.), а в британской - к понятиям, тесно связанным с историей Англии и Британской империи (феодалы-разбойники, моголы и сегуны). Вместе с тем часть монархических метафор относится к общему фонду российско-британского знания о монархическом домене, при этом влияние на выбор монархических метафор оказывают фоновые знания об истории концептуализируемой страны. По отношению к Грузии британская метафора tsar оказалась невостребованной (в отличие от российских материалов, свидетельствующих о большей осведомленности россиян о наименовании грузинских монархов).

Полученные результаты требуют ответить на вопрос, почему монархическая метафора, обладающая пейоративным прагматическим потенциалом, актуализируется в стране с почитаемой монархической традицией. Монархия как форма правления является неоднородным феноменом и традиционное различение ее конституционной и абсолютной разновидностей имеет эксплицирующее значение для наших целей. В сознании британцев конституционная монархия гармонично сочетается с демократическими институтами, а, как показывает анализ материала, сферой-источником метафорической экспансии, является именно НЕОГРАНИЧЕННАЯ МОНАРХИЯ, ФЕОДАЛИЗМ. Очевидно, что прагматический смысл феодальных метафор в том, что государства с феодальным строем, в которых правят цари, придворные, феодалы-разбойники, и в которых народ падает к стопам царя, демократические только формально. Великобритания была одной из первых стран, где возник институт конституционной монархии и феодальные метафоры (например, robber baron, fiefdom, feudal) несут в себе пейоративные коннотации и концептуально не связаны с современной британской монархией. В британской картине мира концепты конституционная монархия и демократия можно определить как смежные, в то время как феодализм и неограниченная монархия скорее оппозиционны концепту демократия.

В дискурсивном аспекте характеристики рассматриваемой метафорической модели (структурированность, актуализация отдельных фреймов и слотов, частотность и др.) значительно зависят от того, какая республика из "мозаики суверенитетов" на постсоветском пространстве и в какой момент политической конъюнктуры выступает в качестве сферы-мишени метафорической экспансии. При этом экстралингвистические факторы, обладающие дискурсообразующим характером, варьируют характеристики монархической модели в гораздо большей степени, нежели особенности национальных языков и концептосфер (учитывая, конечно, что дискурсивные и когнитивные аспекты метафоры неразрывно взаимосвязаны и используемое здесь редукционирующее разграничение необходимо для акцентирования особенностей и корреляций).

В функциональном аспекте монархическая метафора в политическом дискурсе обнаруживает значительный аргументативный потенциал для переконцептуализации политической картины мира в сознании адресата и служит своеобразным индикатором, фиксирующим представление о "степени демократичности" концептуализируемых государств.

3.2 Метафорическая модель со сферой-источником "Родство" в российском и британском политическом дискурсе

Одним из первых к анализу концептуальной метафоры родства в политическом дискурсе обратился Дж. Лакофф [1991], показав, что во время кризиса в Персидском заливе на арабов большее влияние оказывали метафоры родства, репрезентирующие кризис как внутрисемейные отношения старшего (Ирак) и младшего (Кувейт) братьев, в которые вмешивается посторонний (США), чем метафоры администрации США, апеллирующие к другим исходным понятийным областям. Впоследствии Дж. Лакофф обратился к исследованию американского внутриполитический дискурса, выделив две модели семьи, лежащие в основе политического дискурса консерваторов (Модель Строгого Отца) и либералов (Модель Воспитывающего Родителя) [Lakoff 1996, 2005], а А. Ченки [Cienki 2004, 2005] подтвердил это экспериментально на примере анализа метафор Дж. Буша и А. Гора в дискурсе предвыборных дебатов.

К исследованию метафор родства обращался С. Хайден [Hayden 2003], рассмотревший политическую эффективность метафор с исходной понятийной областью "Семья". Метафоры брака в американском политическом дискурсе рассмотрены Д.Ф. Ханом [Hahn 2003], а в публикации В. Коллер [Koller 2002] в рамках критического дискурс-анализа представлен анализ корреляции метафор бракосочетания с метафорами войны в экономическом дискурсе.

Ряд исследований концептуальной метафоры "Европа/Евросоюз - это семья" было проведено европейскими лингвистами. Так, Й. Цинкен [Zinken 2002] показал, как при осмыслении вступления Польши в Евросоюз метафоры родства использовались в польском политическом дискурсе для привнесения иронических или негативных смыслов. Например, Польша метафорически представлялась молодым и бедным кавалером, неудачно сватающимся к не молодой, но богатой даме-Европе, которая не желала делить имущественную общность и предпочитала свободные связи; поляки представлялись бедным родственниками, с которыми никакой добрый дядюшка не захочет делиться своими сбережениями и т.п. В исследовании Х. Келли-Холмс и В. О'Реган [Kelly-Holmes, O 'Regan 2004] показано, как в период двух ирландских референдумов (результаты первого препятствовали оформлению расширения Евросоюза), в немецкой прессе метафоры любовных отношений между Германией и Ирландией резко изменились на негативные образы. Ирландцы обвинялись в желании закрыть дверь перед двоюродными братьями и оставить их на пороге, Германия и Евросоюз представлялись в образе терпеливого родителя, а Ирландия метафорически концептуализировалась как непредсказуемый подросток или испорченный ребенок.