Анализ внутренней структуры и принципов организации формальных волонтерских объединений во Франции и в России с точки зрения социологии организаций

И.: Хорошо.

Р.: Я бы, наверное, уподобил вообще систему жизни и управления нашего движения Соединенным Штатам Америки, насколько я их со стороны знаю. Что каждая волонтерская группа - это своего рода отдельный штат, в общем-то со своим внутренним законодательством и со своей внутренней логикой работы. Законодательство частично определяется тем, что мы предлагаем как общие правила жизни движения, они у нас есть на сайте, но и спецификой работы конкретного координатора. Он вправе выработать какие-то правила, которые мы под сомнение ставить не будем. И общие какие-то решения, которые мы принимаем, они, по большому счету, должны быть приняты, и с ними должны быть согласны все координаторы не по приказу, а внутренне. Потому что если я всем координаторам предлагаю какое-то решение, они с ним не согласны, то их волонтеры это просто не исполнят. Не потому что координатор плохой... Например, я скажу всем ходить в розовых беретах, а Вы придете и скажете как волонтер ...: «Чего я буду в розовом берете? Оно надо кому-то?» Если, например, главврач скажет: «Или в розовых беретах, или никак», то Вы оденете розовый берет, потому что Вам дороги дети. Главврач сумасшедший, но он такое приказал - ради детей Вы это исполните. Мой приказ про розовые береты Вы не исполните ни в каком виде, потому что это просто идиотизм. Поэтому координатор может принимать от нас только те решения, которые имеют оправдание и смысл внутри его вот этого штата. Понимаете?

И.: Поняла, да.

Р.: Если штат не принимает, значит, никто ничего не примет - все, это бессмысленно. Поэтому мы... Но этот штат гарантирует свою работу ответственно и серьезно, только если, опять же, он чувствует свою самобытность, свою независимость, свою какую-то внутреннюю силу.

И.: Получается, каким образом Вы находите людей на позиции вот этих координаторов?

Р.: Это очень трудная тема, и для нас до конца она тоже не решенная. Но мы находим, конечно, из наших уже действующих волонтеров в большинстве случаев. В подавляющем большинстве.

И.: То есть их личная инициатива или Вы каким-то образом предлагаете?

Р.: Где-то мы предлагаем. Если человек нам представляется серьезным, ответственным, если есть вакантная позиция, то да, мы вполне можем предлагать. Но часто это уже формируется более-менее в жизни. Например, этот человек уже берет на себя внутри группы волонтерскую ответственность, начиная от каких-то маленьких дел, и координатор ему доверяет. Например, этот человек полностью отвечает за игровую комнату, что те дети, которые приходят в игровую, координатор уже абсолютно уверен, что там будет все нормально. Причем нормально - это много вопросов. Это и дисциплина с детьми, и то, что это безопасно для детей, и в том числе уборка территории. Потому что дети уходят, а там на полу пластилин, краски. Это надо все убрать, то есть нужно предусмотреть какие-то скатерти и так далее. Если координатор в этом уверен и человек за это отвечает, то понятное дело, что отношение к этому человеку вполне тоже ответственное и серьезное. И если вдруг эта группа готова разделиться на две, чтобы работать не в одном отделении больницы, а сразу в двух, то, конечно, такому человеку мы прежде всего и предлагаем. Говорим: «Ты знаешь, у нас тут еще одно отделение появляется, мы предлагаем тебе».

И.: А если говорить о должностях, которые не связаны напрямую с волонтерами? Допустим, не больница, а, как Вы говорили, работа с сайтом или административная.

Р.: Таких волонтеров у нас нет.

И.: То есть это всегда только обычные профессионалы.

Р.: Грубо говоря, сотрудники.

И.: Сотрудники, да.

Р.: Ну, профессионалы я не могу сказать, потому что при нашем... Вернее, я бы хотел, чтобы так было, но, по большому счету, это люди, которые на должном уровне, который нами приемлем, готовы это делать. Пусть за небольшие, но все-таки деньги. Понимаете, у меня есть такой важный принцип, что есть два вида деятельности. Один из них таков, что это работа, которую сегодня не может делать один, а завтра другой. Например, работать с сайтом не может сегодня один, а завтра другой, потому что это разная стилистика, это привыкание все-таки вплоть до мелочей к админке этого сайта, это какая-то регулярность. Работа с сайтом - это же не обезьянья работа, это все равно взаимодействие с нашими внутренними сотрудниками, координаторами, волонтерами и так далее. Эту работу для меня не может делать сегодня один, завтра другой. Это я буду больше вкладываться в этого человека, поэтому для нас это именно работа и она должна быть оплачена. А, например, в больнице играть с детьми - может делать сегодня один, а завтра другой, и это делают волонтеры. Переписываться с заключенными может сегодня один, а завтра другой, это делают волонтеры. Ну, и так далее. Вот координатор не может быть сегодня один, завтра другой. Поэтому для меня это не столько волонтерство, а больше именно работа - ответственная, серьезная работа. Как-то так. Поэтому все, что связано с сайтом, с бухгалтерией, с секретарскими обязанностями и с координацией волонтерских групп, - это все сотрудники.

И.: А каким образом Вы их ищете?

Р.: Сотрудников?И.: Да, вот этих.

Р.: Сотрудников - это тоже всегда какие-то индивидуальные истории, или из волонтеров мы можем предложить, или на какие-то позиции просто объявляем в интернете.

И.: Хорошо. Какие основные требования Вы предъявляете к координаторам? Какими качествами должен обладать этот человек в первую очередь?

Р.: Это вопрос тоже очень непростой, исходя из той модели Соединенных Штатов. Для нас этими качествами прежде всего являются, конечно, ответственность и именно искренняя, глубокая вовлеченность вот в это конкретное дело. Например, в работу в больнице конкретной или в приюте конкретном. Пожалуй, это ключевые качества. Все остальное - организационные способности, я не знаю, что Вы можете еще подсказать, все что угодно - это вторично. Поскольку совершенно понятно, что волонтерская группа строится всегда вокруг координатора и собираются те люди, которые вообще в состоянии с ним ужиться, скажем так. Поэтому если Вы, например, обладаете недостаточными организационными способностями - значит, в общем-то, вокруг Вас выстроится группа людей, у которой зато будет, может быть, больше пространства для творчества. При этом может так сложиться, что у Вас все время будут какие-то жалобы: ой, у меня что-то сегодня два волонтера, а сегодня три, хотя в других группах по пятнадцать - но при этом уровень креативности, который возможен при работе с детьми, в Вашей группе будет выше других. То есть для нас прежде всего важна именно увлеченность человека тем делом, которое он работает, что он делает, его подопечные. Ну, именно ответственность, чтобы завтра не передумал, а все остальное, в общем-то, это индивидуальные истории совершенно.

И.: Хорошо. А Вы можете так сказать, что все-таки больше девушек и женщин?

Р.: Это безусловно.

И.: Как, по Вашему, с чем это связано?

Р.: Мне трудно сказать, с чем это связано. Наверное, можно какие-то гипотезы выдвигать, но все-таки социальное волонтерство - это тема больше эмоциональная, конечно, во многом. Поскольку это не деревья валить, не пожары тушить, а это все-таки взаимодействие с людьми. И, на мой взгляд, просто по каким-то общечеловеческим законам к этому больше расположены женщины. Мы же видим: учителя, психологи - это все больше женщины.

И.: Хорошо. У меня есть еще вопрос относительно конфликтов. Как часто они у Вас возникают, и возникают ли вообще, и по каким причинам?

Р.: Какого рода? Или Вам вообще любые конфликты?

И.: Наверное, конфликты в первую очередь между координаторами и, может быть, Вами, то есть не между волонтерами.

Р.: Таких вот прямо принципиальных конфликтов, я думаю, что у нас не было. У нас есть рабочие какие-то моменты, но они решаются в рабочем порядке. Все-таки для меня конфликт - это что-то личное, эмоциональное. У нас такого нет. Может, будет - не знаю. У нас есть рабочие темы - я не знаю, конфликт это, не конфликт - если в какой-то волонтерской группе мне не нравится, например... Кстати, это тоже тема, для чего и нужен координатор: он осуществляет связь все-таки между административной группой, как неким олицетворением ресурсов и так далее, и самими волонтерами. Например, у волонтеров творчество может зашкаливать. Вот они придумывают организовать для детей какой-нибудь праздник, а если на этот праздник посмотреть именно сухо, через цифры, может, он стоит миллион долларов. А вот им хочется, им прямо хочется - устрой нам праздник. А где его взять, этот праздник? Мы же не волшебники. Или он стоит не миллион долларов, но он стоит очень больших трудозатрат: его надо готовить несколько месяцев. Волонтеры могут недооценивать этого. В данном случае это такая рабочая ситуация - на мой взгляд, она не конфликтная. Это ситуация именно рабочая, где есть несостыковка одних желаний и других возможностей. Но это в рабочем порядке и, собственно, решается.

И.: Хорошо. А если говорить об организационных собраниях и вообще о собраниях: какие виды таких собраний Вы можете выделить?

Р.: У нас таких собраний, если именно собраний организационных, у нас их два вида. Это есть собрание всего Совета движения, где собираются все сотрудники: и координаторы, и административные сотрудники, и активные волонтеры. Это собрания открытые, то есть волонтер может на них прийти. Это первое. Мы называем это собрание Советом движения, оно проходит раз в месяц или по каким-то экстренным случаям может произойти чаще. Там решаются накопившиеся за месяц вопросы, часто в извещательном порядке: в какой-то группе что-то произошло, надо известить всех, может, у кого-то какой-то отклик, или какой-то группе нужна помощь. Но происходят и какие-то истории, связанные с нашей внешней жизнью, там это все обсуждается. Есть еженедельные собрания как раз административной группы нашей - те, кто отвечает за организацию труда волонтеров, за работу с внешним миром и так далее. Эти собрания тоже открыты, туда может прийти тоже любой координатор наш, волонтер - нет. Почему нет волонтер - вообще я сторонник того, что на собрания приходят только те, кто может отвечать за свои слова. То есть человек на собрании, который просто мне рассказывает, как надо жить, но при этом он закрыл дверь и исчез, он мне не интересен, этот человек. Его мнение мне не интересно вообще. Мне интересны мнения тех людей, если мы говорим о работе, которые в состоянии отвечать за свои слова и предложения. Отвечать прежде всего своим временем, своими навыками, своим профессионализмом, своими ресурсами какими-то. Поэтому собрания административной группы - это прежде всего собрания тех, кто отвечает за организацию волонтерского труда и работу с внешним миром, или именно координаторов, то есть те, кто могут повлиять на эти решения, воплощать их в жизнь и делать их. Вот у нас два вида собрания.

И.: А как у Вас происходит планирование, допустим, деятельности на следующий год или в долгосрочной перспективе?

Р.: С этим у нас есть определенные сложности. Дело в том, что планирование... Если мы говорим о планировании текущей деятельности, то оно осуществляется очевидным порядком. Здесь я возьмусь провести аналогию, например, со школой общеобразовательной. Конечно, школа планирует свой следующий год, но, с другой стороны, всем совершенно понятно, что план следующего года состоит из математики, географии, биологии, физкультуры и, собственно, больше ни из чего не состоит. Поскольку мы основной своей задачей имеем регулярную и ответственную работу наших подшефных учреждений, то план на следующий год для нас совершенно очевидно состоит из того, чтобы обеспечить регулярную и постоянную работу волонтеров во всех наших подшефных учреждениях конкретно. Это в общем-то наш план. Но если мы говорим о каком-то развитии нашего движения, то эта тема нас, безусловно, волнует, но она для нас очень сильно упирается в вопрос денег. Очень трудно говорить о нашем развитии, когда мы не понимаем, будет ли под это бюджет. Поэтому в этом смысле мы работаем, исходя из возможности привлечения средств. Если перед нами открывается возможность получить какой-то грант или какой-нибудь благотворитель (правда, такого еще не было) готов нам выделить деньги не на текущую деятельность, то мы заинтересованы в развитии в области именно волонтерского центра. В области образовательных проектов, в области повышения профессионализации и наших сотрудников, и волонтеров, в области делиться опытом и так далее. В этом мы заинтересованы, но планировать на будущий год я не могу, потому что у меня нет уверенности в бюджете.

И.: Понятно.

Р.: А что касается текущей деятельности - да, мы планируем, что мы ее осуществляем, как общеобразовательная школа, в полном объеме. У нас даже именно в планах состоит такой пункт, что мы не сдерживаем естественный рост наших волонтерских групп. Что значит естественный рост? То есть мы сами активность не проявляем, но если Вы, например, волонтер уже несколько лет в нашей одной из групп, и Вы пришли и говорите: «У меня под окнами есть детский дом, я теперь созрела, я хочу туда ходить, водить туда ребят-волонтеров», Вам мы не откажем тогда. Естественный рост новых волонтерских групп, который изнутри рождается, мы это принимаем.

И.: А если говорить вообще о том, каким образом приходят к Вам новые волонтеры, то какие есть источники привлечения ...?

Р.: Интернет и сайт.

И.: То есть Вы не проводите никаких, допустим, семинаров по учебным заведениям ...?

Р.: Мы это делали раньше, но сейчас нам, честно, в общем-то хватает вполне волонтеров, приходящих через интернет, - это раз. Во-вторых, семинары, связанные с учебными заведениями, мы когда-то делали, когда мы были еще небольшие, когда у нас не было такого опыта работы с сайтом. Мы и печатали листовки, расклеивали в вузах, пытались раздавать листовки на улицах и так далее, и это все работало, но уже два года этого нет, нам достаточно сайта. Что касается непосредственно работы в вузах, эффективность этой работы всегда была крайне низкой. Повесить листовку в вузе - это нормально. Она никого не трогает, она висит, человек захотел - позвонил, пришел, все очень хорошо. А вот семинар, даже семинар на двести человек в вузе, даст нам приток в виде волонтеров один человек. В связи с этим я лично считаю, что такие семинары очень полезны как пропаганда волонтерства, как вообще привлечение внимания, - это все супер. Но как привлечение волонтеров - это мизерный эффект совершенно. Поэтому мы проводим подобные встречи в вузах или где бы то ни было, но у нас есть внутреннее понимание, что самим тратиться на их организацию нет сил. Поэтому если Вы из какой-то кафедры мне позвоните и скажете: «Мы хотим, чтобы Вы организовали этот семинар», я с радостью все это сделаю. Но сам вызванивать в вузы (при том что я знаю, что это очень непросто) и напрашиваться на какие-то истории и рассылать по вузам письма - это очень непросто, я не буду.

И.: Хорошо, понятно. Можно сказать, что постоянно происходит рост волонтеров?

Р.: Да, конечно. Как раз это естественный рост у нас, но в среднем где-то две волонтерские группы в год появляются. В этом уже полугодии прошедшем. Может быть, ни одной новой не появится до конца года, но у нас запустилось две новые волонтерские группы. Поэтому да, постоянно рост.

И.: Если, допустим, волонтер без опыта приходит к Вам, как Вы с ним начинаете работу?

Р.: Поскольку мы и, видимо, подавляющее большинство волонтерских организаций предлагают волонтерам неквалифицированный труд, то в подавляющем большинстве организаций обучение происходит на месте, как раз под присмотром ответственного лица. В данном случае, в нашем случае, его включение в работу, адаптация, обучение происходит уже в самих волонтерских группах на месте под присмотром координатора.

И.: А Вы хотя бы какие-то требования к нему выдвигаете или вообще никаких?

Р.: Нет, безусловно, мы выдвигаем требования, но больше они связаны с темой, может быть, ответственности и психологии. Нам важно обеспечить... Прежде всего, самая важная тема для нас - безопасность подопечных. Поэтому, чтобы волонтеру попасть в волонтерскую группу, он проходит два собеседования. Первое собеседование - общее. У нас есть специально ответственный человек, который отвечает за работу вообще со всеми привлеченными людьми. Если Вы захотите к нам попасть, Вы на сайте наберете ее номер и договоритесь с ней о времени собеседования. Во время собеседования в том числе ее задача - понять, насколько Вы соответствуете. Это раз. Второе - может быть, подсказать Вам что-то, если Вы самонадеянно какой-то вид деятельности волонтерской выбрали. Может быть, вместе с Вами найти группу волонтеров, которая больше Вам подходит. А второе собеседование - это уже на месте с координатором волонтерской группы, который сможет из этого собеседования сделать выводы о том, как вместе с Вами лучше обеспечить Ваши первые шаги. Как-то так, другого у нас нет.

И.: Хорошо.

Р.: Но в параллель, независимо от этого... Я же говорил о наших специалистах: и психологах, и по организации волонтерской деятельности. В параллель для всех уже волонтеров (новичок Вы, не новичок - не важно) у нас идут постоянные, ежемесячные, регулярные учебные занятия по разным темам. В месяц их может быть от одного до трех или даже до четырех, на которые мы Вас предлагаем, чтобы чему-то научиться, что-то узнать, поделиться своим опытом и так далее.

И.: Понятно. Вот такой вопрос насчет того, как преодолеть период, когда волонтер либо устает, либо понимает, что он, допустим, ничего конкретно сам не может сделать. Как Вы говорите, это эмоциональное выгорание, да?

Р.: Есть такой термин общий, да.

И.: Есть ли у Вас какие-то действия, направленные на то, чтобы волонтера удержать?

Р.: Смотрите, мы вообще не сторонники такого понятия, как удержать, или, например, слова «мотивировать». Это не про нас. Может быть, в других местах где-то. Вообще наш принцип состоит в том, чтобы Ваш внутренний сердечный запрос, он, как какой-то замочек и ключик, совпал с тем, что мы Вам предлагаем в конкретном месте. То есть Вы, например, мечтаете работать с онкобольными детьми. Наша задача - предложить Вам именно онкобольных детей в конкретных больницах и чтобы координатор промодерировал Вашу эту встречу и работу. Нам не нужно Вас уговаривать, как это слово «мотивировать», то есть Вы не очень хотите, а я Вас как-то убеждаю или, может быть, манипулирую с Вами, показывая Вам картинки плачущих детей. Этого у меня нет. Есть именно задача предложить Вам большой выбор тем, одна из которых совпадет с Вашим внутренним сердечным запросом. Если это совпадает, то значит, что Вы будете достаточно долго свой внутренний запрос реализовывать, но в то же время оказывать помощь именно тем детям, или бездомным, или заключенным, о чем Вы, собственно, сами и хотите. Естественно, Вы вполне можете устать и так далее, этому есть много причин, но для этого у нас есть... Если мы говорим о серьезной усталости, у нас как раз есть в штате вот эти наши психологи, которые работают и в волонтерских группах, и готовы работать индивидуально. Но при этом мы задумываемся и хотели бы, чтобы вся наша система выступала профилактикой этого выгорания. Профилактика выгорания, на мой взгляд, происходит, когда у Вас... Первое - когда в Вас не вкачан чужой смысл. Если я в Вас вкачаю смысл - Вы обязаны ходить к онкобольным детям - то тогда моя задача этот смысл в Вас вкачивать постоянно. Если Вы выбрали сами, то это Ваша ответственность, это Ваша работа, и Вы это делаете сами, насколько можете. Тогда я здесь просто лишний. То есть первая задача - не вкачать в Вас каких-то искусственных смыслов, а добиться, чтобы Вы сами пришли туда, куда хотели. Вторая - это задача именно кураторства над Вами со стороны координатора, то есть Вы не брошены на амбразуру. В-третьих, Вы приходите в составе группы. Группа дает Вам возможность минимальной ответственности при высоком качестве труда. Сегодня, например, Вы встали с больной головой, но все равно приехали к детям, но Вы плохо себя чувствуете. Я не про болезнь говорю, а просто про какую-то усталость. Это дает Вам возможность в этот день в группе побыть немножко в тени. Вы можете сделать именно то, как сегодня у Вас по силам есть, на Вас не лежит вся ответственность. В другой день Вы пришли гиперактивная, может быть, заранее всех обзвонили, сказали: «О, супер! У меня какая-то идея, я хочу вот это сделать». Вам доверились - Вы это делаете. То есть есть возможность Вам быть собой и не быть раздавленной этой ответственностью. Эту возможность дает Вам именно группа и регулярность посещений. Пожалуй, эти ключевые моменты я считаю профилактикой эмоционального выгорания. Если же Вам стало действительно плохо и Вы чувствуете, что Вы вообще опустошены и так далее, - для этого у нас есть специалист.

И.: Хорошо. Я так понимаю, что если вот группа, они достаточно постоянные. Там волонтеры сплачиваются уже в коллектив или они все-таки меняются часто?

Р.: Нет, конечно, волонтеры в группах меняются. Здесь очень сильно все зависит, конечно, от координатора. Как я уже сказал, координаторы могут быть с разными способностями. В некоторых группах текучка больше, в некоторых группах текучка меньше, и мы отнюдь не идеальны, проблемы есть везде. Но тем не менее в любой группе есть определенный костяк волонтеров, которые смогли при условии именно этого координатора стать «ядром». Какой бы ни был координатор, они его таким принимают, они вместе с ним сработались. Таких человек, как правило, в каждой группе от 5_ти до 10_ти. Их ротация очень медленная - может быть, раз в полгода, раз в год кто-то один уходит, кто-то второй приходит. Но вокруг них есть некая масса волонтеров, она тоже может быть от 5_ти до 20_ти человек, которые сильной ответственности своей личной не чувствуют, которые больше к этому относятся как к хобби. Сегодня пришел, завтра не пришел, послезавтра вообще уехал, даже никого не предупредив, но потом опять пришел и так далее. Здесь, в этом втором слое, ротация гораздо больше, там вполне возможно... Именно ко второму слою относятся вот эти новички. А с новичками-то какая тема? Что человек пришел, как правило, со своей фантазией. Вы нафантазировали себе, как выглядит больница, Вы туда пришли, а оказалось, что она вообще не так выглядит. Оказалось, что там и дети другие, и стены другие, и врачи другие - все другое. Поэтому перед Вами тогда встает выбор: или Вы эту реальность все-таки принимаете и с этой реальностью взаимодействуете и тогда Вы как-то профессионализируетесь, или Вы от этой реальности отказываетесь. То есть очень много отказов, конечно, в первые разы, когда человек понял, совпадает это с его фантазией или не совпадает. Это как бы второй слой волонтеров, там ротация все-таки большая. А в основном - маленькая ротация. Как-то так.

И.: Заключаете ли Вы какие-либо договоры с волонтерами?

Р.: Мы заключаем с волонтерами договор устный, а с точки зрения письменной они подписывают анкету, и в конце анкеты у нас есть приписка, что, вступая в наше движение, человек обязуется исполнять правила, подчиняться координатору и так далее. Мы считаем это договором. Почему мы не подписываем жесткие договора? Потому что как раз на первом этапе очень большая текучка волонтеров - это раз. И, например, подписывая с Вами договор, по большому счету, этот договор абсолютно девальвирован сразу до нуля. Потому что Вы передумали и не пошли - все. И что мне делать? На Вас в милицию заявлять? Смысл-то какой? Какой смысл обязывать Вас и обязывать себя чем-то, что мы оба априори можем не выполнить просто так? Вернее, нет, я-то не могу, как организация я все-таки обязан нести ответственность, а Вы-то нет, вообще. Поэтому мы давно пришли именно к такой форме, что после собеседования Вы подписываете эту анкету с припиской.

И.: Хорошо. Могли бы Вы мне описать как-нибудь в целом, кто обычно составляет... В общем, основная масса волонтеров - это люди какого возраста, какого пола? Мы уже сказали, что в основном девушки. Это студенты или нет?

Р.: Смотрите, если Вы хотите прямо совсем точную информацию, то это, наверное, лучше мне спрашивать тех, кто координирует прием волонтеров и так далее. В моем представлении, это где-то от 22-23_х до 32_х. Это средний промежуток. Может быть, даже чуть повыше: 25-30. Это прямо «ядро» такое, но есть волонтеры и 20, и 22. Все-таки по возрастающей, где-то к 25-26_ти - это пик такой. Это старшие студенческие курсы и сразу после института молодые работники, молодые сотрудники. Как правило, у подавляющего большинства нет собственной семьи и они имеют такую работу, которая позволяет им все-таки выделять свободное время для этих занятий. Потому что если Вас выжимают как лимон, с большой вероятностью Вы и не появитесь здесь. Действительно, большинство девушек, две трети - это минимум, может быть, три четверти девушек. По роду работ, вузов - спектр полный. Не знаю, что еще сказать.

И.: А вот эти визиты в любой могут быть: и будний день, и днем или ...?

Р.: Это все зависит от конкретной организации, в которой мы работаем. С каждой организацией у нас свой договор, свой график. Если Вы откроете у нас на сайте, где мы работаем, Вы увидите, что, например, в НИИ Бурденко мы работаем в понедельник и среду по вечерам. В детском доме-интернате для умственно отсталых мы работаем в среду днем и в субботу днем. В РДКБ больнице мы работаем в воскресенье днем, в субботу днем.

И.: То есть разные дни.

Р.: Да. В этом смысле приходящий волонтер должен этот календарь событий и в то же время эту карту событий, потому что не всем удобно везде ездить... Вот эту и карту событий, и календарь он накладывает на свои возможности и часто принимает решение.

И.: Хорошо. Еще такой вопрос: существует ли у Вас какая-то система поощрений волонтеров? Выдаете ли Вы какие-то награды, как-то отмечаете тех, кто сделал?

Р.: Нет.

И.: Вообще, абсолютно никак, да?

Р.: Мы в общем-то и не против, но я Вам уже сказал, что наш принцип - мы не мотивируем волонтеров дополнительно, наша задача - чтобы совпало личное желание волонтера и то, что мы как движение ему предлагаем. Поэтому мотив волонтера обеспечивается именно тем, что он реализует свою внутреннюю потребность. В этом смысле предлагать ему дополнительные шоколадки просто не имеет никакого смысла. Но при этом, что касается поддержки волонтеров... То есть мы видим свою задачу не в поощрении волонтеров, а именно в их поддержке, что и является своего рода тоже поощрением. То есть для волонтеров есть учебные занятия, есть встречи с психологами, несколько раз в год мы предлагаем волонтерам вместе всем встретиться. Это открытие нашего рабочего года, закрытие рабочего года, это праздники Новый год и Рождество. Кроме этого, есть ежемесячные встречи, которые называются у нас «Зеленый огонек». Это встречи просто досуговые, Вы можете прийти попить чай. То есть мы считаем, что наше профессиональное вкладывание в волонтеров, в том числе предложение им организации досуга, и есть это поощрение и развитие. А отнюдь не то, что можно назвать бонусами. Хотя я знаю, что система бонусов в других организациях действует очень позитивно, и это хорошая тема.

И.: Да. Но Вы считаете, что именно из-за специфики Вашей конкретной организации она Вам не подойдет?

Р.: Нет, она подойдет, просто нужен все равно, как и везде в общем-то у нас, человек, который прямо загорится системой бонусов. Смотрите, мне не интересны конкретные разовые идеи. Опять же, Вы придете ко мне на работу и скажете: «Ой, у меня есть суперидея! Я хочу вот там бонусы». Мы никто не против - пожалуйста, сделайте. Но мне это гораздо более интересно, если Вы сможете объяснить и показать, что Вы это будете делать целый год. Если Вы скажете, что Вы целый год готовы обзванивать театры, узнавать у них бесплатные билеты, или Вы распланируете зимой бесплатный поход на каток, Вы что-то сделаете такое... Если Вы предложите это мне как целостную систему, я с огромной радостью Вас приму, скажу: «Все прекрасно, давайте вместе работать». Если Вы предложите разовую историю, я тоже ее с благодарностью приму, но она мне менее интересна, а иногда вообще не интересна. Потому что разовый бонус волонтеров немножко отвлечет все-таки: а вот нам на шару билеты дали или нас на шару куда-то свозили. Ну, и будет человек ходить и ждать этого, а это не наша задача. Наша задача - помочь волонтерам сделать именно то, ради чего они пришли. Не ко мне, а в больницу к детям. Наша задача - в этом помочь.

И.: Хорошо. Такой вопрос: как Вы можете охарактеризовать тот метод управления, который Вы используете, используется в Вашей организации?

Р.: Вы знаете, я, к сожалению, не специалист в академическом менеджменте и мне очень трудно его классифицировать. Я не знаю, как его охарактеризовать, но, видя по разным НКО, я понимаю, что это, наверное, один из самых жизнеспособных методов управления. Здесь есть и элемент коалиционности, здесь есть элемент очень большого делегирования вниз, к подчиненным, ответственности, элемент доверия. Это именно групповая система организации труда, то есть наличие группы гарантирует мне регулярность, стабильность, постоянство. Как его охарактеризовать? Я не знаю. Вы тогда подсказывайте какие-то слова, я не разбираюсь в этих моделях.

И.: Вы сказали, что Вы делегируете ответственность, а также еще принятие решения.

Р.: Оно коалиционное во многом.

И.: То есть Вы вниз спускаете просто какое-то решение без обсуждения, без объяснения?

Р.: Да нет. Какие-то решения спускаю, но которое относится непосредственно к моей области ответственности. Например, если в рамках партнерства с какой-то организацией мне нужно сделать так, чтобы... С вузом, например. Мне нужно, чтобы десять студентов из вуза прошли какую-то практику. Я просто позвоню координаторам нашим и скажу: «Ты знаешь, у меня есть тут десять ребят, студентов. Я бы хотел, чтобы они посетили твое учреждение». Но при этом координатор должен быть уверен, что я ему предлагаю не каких-то отморозков, а я ему предлагаю людей на тех же основаниях, что и приходят к нему другие волонтеры от меня. То есть что он не будет тратить свои силы и нервы на то, чтобы успокаивать непонятных ему людей. Он должен принять от меня готовый продукт. Поэтому если я ему это предлагаю, то значит, я перед этим должен или сам, или организовать ее из подчиненных встречу с этими людьми, собеседование, отсев отморозков, выкинуть их за борт, и предоставление в больницы уже тех, кто ответственно может работать. Как-то так. Конечно, я могу спустить вниз, но я спускаю это не просто «как хочешь, так и разбирайся». Эта система здесь не работает вообще.

И.: А могли бы Вы мне перечислить Ваши источники финансирования?

Р.: Они очень простые. Это частные спонсоры по каким-то знакомствам или связям. Есть люди, которые говорят: «Мы хотели бы финансировать Ваше движение». В частности, у нас есть один такой базовый благотворитель, правда, он у нас есть только, считайте, до лета. Он так сразу обозначил свои границы, что он готов на какое-то время, получается, что почти на два года, он готов нас поддерживать. Кроме этого, есть тоже частные люди, но которые вносят или разовые суммы, или суммы небольшие. И третий источник - это интернет, где мы вывесили электронные средства сбора информации и предлагаем людям нам пожертвовать. Общий наш бюджет в том виде, как мы сейчас, а я считаю, что это именно минимальный вид финансовой жизни, который мы можем себе позволить, он где-то в среднем 210-220 тысяч в месяц. На всех наших двадцать с лишним сотрудников.

И.: То есть это только лишь заработная плата?

Р.: Заработная плата занимает порядка 80%, потому что та деятельность, которую мы осуществляем, не требует больших финансовых затрат. Например, творческая работа в больницах: фломастеры, бумага. От 200 тысяч возьмите 20% - это порядка 40 тысяч в месяц. На 40 тысяч Вы просто объедитесь фломастерами, Вы их просто столько не съедите. Поэтому творческий материал для творчества, письма для переписки, какие-то иногда книги купить, это бензин, это у нас здесь все-таки есть оргтехника - порядка 30-40 тысяч в месяц нам вполне достаточно, чтобы все эти расходы покрыть. Остальное - да, это зарплата.

И.: Хорошо. Вы сказали, что по каким-то связям находите коммерческие фирмы, готовые Вам помочь?

Р.: Нет, я такого не говорил. Мы как раз хотели бы это делать, мы стараемся этим заниматься, но пока позитивных результатов это не принесло.

И.: Хорошо. Просто у Вас прозвучало «по связям, по знакомствам».

Р.: Нет, я имел в виду, я говорю о частных людях. Именно о людях, не фирмах.

И.: Хорошо. А если говорить о фирмах, то их вообще много таких, которые Вам предлагают?

Р.: Желающих помогать? Нет, нам никто ничего не предлагает. Это целая служба привлечения средств, называется фандрайзинг, такое целое направление в НКО есть. И вот этот специалист по привлечению средств пытается выходить на эти фирмы в виде переписки, звонков, писем по почте. Чаще всего интересуют фирмы в этом направлении - это отдел по работе с персоналом, чтобы, может, сотрудники куда-то съездили, может, еще что-то. Фирмы часто готовы (но в теории, это такая теория есть) оплачивать что-то позитивное для своего персонала. Меньше гораздо фирм готовы просто брать на свой баланс именно спонсорскую помощь какую-то. Но это теория - пока что мы ни одной такой фирмой не обзавелись.

И.: Хорошо. А если говорить о каких-то фондах государственных или ... государственного гранта?

Р.: О грантах?

И.: Да.

Р.: Это дело позитивное. У меня там тоже была статья, которая называлась... Ой, как же она называлась? Как раз про гранты, Вы ее можете тоже в списке найти. Смысл здесь вот в чем: грантодающим организациям не интересно поддерживать текущую деятельность.

И.: Да, я читала ... проект.

Р.: Если перевести в аналогию к тем же самым школам, то это есть школа, а ей каждый год говорят: «Сделай что-то новое, сделай что-то новое». Конечно, я, может быть, вместо физики заведу себе физику №2. Но, простите, а физика? А базовый курс физики? А базовый курс геометрии? Куда он денется? Он никуда не денется. В этом смысле грантовая система, особенно в России, она очень часто становится недоступной для простых НКО. Потому что все время запускать что-то новое (для действующих НКО) - это чушь собачья. Но эта система почти полностью съедается или проходимцами, которые делают вид, что они что-то делают, но готовы каждый год делать вид, что они делают что-то новое, или она съедается такими как бы НКО, не осуществляющими никакой системной регулярной работы. То есть именно НКО, живущие ради грантов. Сегодня дают гранты под футбол - значит, мы делаем чемпионат по футболу среди детских домов. А на следующий год дают гранты про космос - значит, мы открываем кружок исследования Луны и возим его по всем детским домам, или еще что-нибудь такое. То есть никакой системной серьезной помощи это детям не оказывает, но деньги осваиваются. Поэтому наш опыт взаимодействия с грантодающими организациями таков, что мы за всю нашу историю получили всего два гранта и они очень небольшие. При этом сил и даже денег на их отработку, которые не были в самих грантах, мы потратили огромное количество. Безусловно, мы будем дальше сотрудничать с грантами, пытаться найти те гранты, которые хоть как-то соответствуют нашей внутренней деятельности, но это очень непросто. И.: Хорошо. На самом деле, получается, что Ваша организация по своему исключение из-за того, что у Вас достаточно много сотрудников, которые разделены: кто-то отвечает за сайт в интернете, кто-то за работу с внешними. Большинство волонтерских организаций, с которыми я разговаривала, у них это один, максимум три человека, которые выполняют, в принципе, все.

Р.: Да?

И.: Получается, что у них ... нет каких-то специальных профессиональных знаний в этой области, но они все равно пытаются такую деятельность осуществить.

Р.: Ну конечно.

И.: Как Вы считаете, в чем... Понятно, что основное препятствие - это финансирование, но ведь у Вас же как-то получилось организовать Вашу деятельность так, чтобы иметь этих людей, ответственных за каждое конкретное задание. Есть ли у Вас какие-то идеи по поводу того, как можно это сделать?

Р.: На других местах?

И.: Да.

Р.: Ровно так: перенести центр своего внимания. Дело же не в том, что... Что-либо вообще делается под идею, как я уже и говорил. Если идея в том, чтобы обеспечить помощь детям в детских домах, то Вам эта административная, умная такая часть Вашего движения, она Вам просто не нужна. А зачем она Вам нужна? Для Вас это лишний балласт - вот и все. А если идея в том, чтобы иметь именно волонтерский центр, способный создавать группы, развивать их, поддерживать, чтобы волонтерские группы реализовывали разные совершенно задачи и так далее, то тогда Вам нужны деньги и Вы их ищете именно под это. Может, я не отвечаю на Ваш вопрос, но я пытаюсь показать, что здесь дело не в том, как мне рассказать, где другим учреждениям взять специалистов или деньги. А здесь дело в том, надо ли им это.

И.: Просто тоже в одном из интервью прозвучало: если у нас появляются вдруг какие-то дополнительные средства свободные, мы их сразу же направляем на детей.

Р.: Конечно. А мы направляем на внутреннее профессиональное развитие.

И.: То есть это зависит как раз от типа организации, о котором мы говорили в самом начале?

Р.: От типа организации, именно от того смысла, для которого она существует. Конечно.

И.: Понятно, хорошо. Еще у меня есть такие вопросы относительно того... Это уже более глобальный уровень. Есть некоммерческие организации, есть государство и коммерческие организации. Если мы сравнивать будем сейчас некоммерческие и коммерческие - как Вам кажется, можно ли провести какую-то параллель между ними? Что в них похожего? Что, например, Ваша организация, Вы заимствуете из коммерческого мира или хотели бы заимствовать? Вам кажется, это может работать.

Р.: Нет, я так не могу сказать. Я могу сказать вот что: весь сектор НКО, некоммерческих организаций, он очень сильно персонифицирован. Поэтому тот базовый опыт, который, например, Вы обрели перед тем, как создать фонд или устроиться в фонд работать, он и определит жизнь этого фонда. Если Вы перед этим работали в корпорации и Вы очень позитивно изнутри осмыслили, что такое корпоративная жесткая дисциплина, везде инструкции, тык-тык-тык-тык, то Вы именно так сможете выстроить и Ваше движение или Вашу некоммерческую организацию. Если Вы обладаете потрясающей совершенно харизмой, если Вы действительно небывалый человек, полностью отдающая себя больным детям, например, но при этом Вы ни фига не понимаете в организации движения - оно у Вас и будет с виду как какая-то амеба. Но зато Вы можете быть настолько яркими, сильными эмоционально, и не только эмоционально, но и по качеству Вашей деятельности, что Вам не будет равных. Здесь два полюса: один как какая-то странная амеба, а другой - очень структурированная организация. Между ними может быть все что угодно. Поэтому сравнивать опыт коммерческих организаций и некоммерческих я не умею просто. Может, у кого-то это лучше получится. Я вижу, что в НКО все очень персонифицировано. Или Вы задайте уточняющий вопрос, потому что я не очень понимаю, о чем речь. Потому что где-то человек, я говорю, привык в бизнесе... Ну, к чему? Чего такого особенного в бизнесе, кроме темы именно, что бизнес извлекает прибыль, а НКО не извлекает? Я не знаю, что можно сюда перенести.

И.: На самом деле, перенести можно, например, те же самые... Можно назвать это, наверное, пиар, то есть, во-первых, реклама.

Р.: Это как раз к тому, о чем я говорю. Если Вы, работая в коммерческой сфере, в этом поднаторели и у Вас есть способность это грамотно сделать - Вы это автоматом сделаете это в Вашем НКО. Просто сделаете, и все. Если Вы никогда этим не занимались и у Вас под руками нет людей, которые Вам доверяют и которые специалисты в этом, - Вы этого никогда и не сделаете. То есть я говорю: здесь очень персонифицировано все. Единственное, наверное, что в НКО не работает тема манипуляции. Бизнес можно построить на манипуляции людьми - то, что называется «впарить». Сыграть на эмоциях человека, чтобы он купил, чтобы он заключил контракт. Здесь это не получается, во всяком случае именно в секторе социального волонтерства, о котором я говорю. Не получается, потому что ты сам будешь в проигрыше. Если ты кем-то сманипулировал: или за деньги, или за то, что он подарил тебе свое время и стал волонтером, - ты тут же становишься заложником, что время этой манипуляции проходит. В бизнесе Вы ему продали утюг или Вы заключили контракт - вы расстались, все. Дальше все прописано, Вам деваться некуда. Нравится это, не нравится - Вы дожимаете до конца. А здесь-то нет. Здесь зарплаты низки, Вы работаете все-таки большей частью за идею или ради кого-то, ради этих подопечных. И если я Вами сманипулировал, я Вас куда-то притянул или вытащил у Вас деньги - это все обернется минусом в наших отношениях. То есть все, что позитивно есть в бизнесе, оно переходит, а вот «впарить», манипулировать - это не проходит. Не знаю, могу так прокомментировать.

И.: Сейчас я вопрос сформулирую, как это лучше, чтобы Вам было понятно.

Р.: Давайте, конечно.

И.: Хорошо, задам сначала такой вопрос. Что-нибудь Вам говорит такая фраза, как профессионализация добровольчества?

Р.: Мне такая фраза близка и понятна. Не знаю, что Вы имеете в виду под ней. Я имею в виду, что профессионализация добровольчества... Здесь как бы два подвопроса. Первый - это профессионализация сектора как такового, когда в секторе волонтерства начинают работать люди как раз ровно по той формуле: которые сегодня не могут делать один вид работы, завтра другой. То есть когда какие-то виды деятельности, связанные с волонтерством, начинают делать люди, именно работая там, профессионально выполняя свой долг. Например, это очень связано с темой обучения волонтеров, их поддержки, создания волонтерских команд и так далее. Это профессионализация самой сферы волонтерства, когда руководители волонтерских организаций - это не люди, меняющиеся раз в год, а люди, за три, пять, десять лет приобретшие определенный опыт, навыки, которые уже строят это все действительно серьезно и профессионально. Плюс профессионализация именно сектора состоит в том, чтобы привносить сюда те наработки, что давно уже существуют как раз в коммерческой сфере. Это или, например, тема выстраивания системы принятия решений, или тема менеджмента, или тема рекламы, или пиара. Если она вносится сюда профессионально, это есть профессионализация этой темы. Это первое. Второй вопрос связан с профессионализацией самих волонтеров, и это тоже очень серьезная тема, когда мы говорим о волонтерах не просто как о людях, не умеющих ничего. Например, если я Вас зову в больницу мыть полы, то я подразумеваю, что, честно говоря, мыть Вы их будете хреново. Навряд ли Вы талантливый человек, который будет их мыть так, как прямо все мечтают. Но, зная это, я могу организовать Ваш труд и труд коллег так, что в результате пол будет чистый. Вполне возможна и определенная профессионализация волонтеров, когда люди все-таки сначала сегментируются по видам деятельности, потом они проходят первичную подготовку к этому виду деятельности, потом в процессе получают как раз поддержку и обучение. Тогда Вы становитесь волонтером все-таки на голову выше, чем просто человек с улицы. То есть я вижу здесь две: профессионализация отрасли и организаций как таковых и самих волонтеров. Тоже мы вполне можем это применить. Как-то так.

И.: В обоих случаях Вам кажется, что это что-то положительное, скорее, чем отрицательное?

Р.: Безусловно.

И.: Теперь бюрократизация добровольчества.

Р.: Я считаю, она невозможна. Потому что как только Вы начинаете видеть бессмыслицу в моих действиях или в чем-то, Вы просто перестаете быть волонтером. Этим-то как раз и классна сама система волонтерства, во всяком случае социального волонтерства, с которой я знаком, что она очень сильно саморегулирующаяся. Как только Вы ощущаете бессмысленность чего-либо, то эта тема просто исчезает, и все. Поэтому в чем может заключаться бюрократизация? Например, если правительство Москвы вводит, чтобы Вам стать волонтером, Вам сначала нужно пройти у них собеседование, потом получить справку в поликлинике, потом сходить в милицию получить справку и только потом Вы придете ко мне. А я все равно буду Вас собеседовать, и мой координатор все равно будет Вас собеседовать. Очевидно, Вы никуда не пойдете - вот и все. То есть бюрократизация волонтерства, если и возможна, то прежде всего это связано с системой государства, но есть определенная грань, перейдя за которую, мы просто обрушаем все волонтерство. Потому что люди не будут преодолевать эти кретинские препятствия, для того чтобы прийти в больницу.

И.: Хорошо. Теперь коммерциализация добровольчества.

Р.: Коммерциализация... Я не знаю, что Вы имеете в виду. Если Вы говорите именно о слове «коммерция» и «извлечение прибыли», то она возможна только путем обмана волонтеров и манипуляций ими. Я обманул Вас, сказав, что Вы едете копать картошку к несчастной бабушке, у которой нет внуков. А на самом деле Вы поехали ко мне на дачу. Но это прямой обман, это не коммерциализация. Это именно обман, что здесь скажешь, и, по большому счету, большой прибыли я из этого не извлеку. Поэтому не очень понимаю, какую прибыль можно извлекать из волонтерства вообще.

И.: На самом деле, я имею в виду как раз заимствование, как Вы уже говорили ранее, чего-то из мира коммерческих фирм.

Р.: Поскольку я сказал, что это всегда очень персональные, индивидуальные темы и истории, то никакой системы отсюда мы вывести не можем вообще. Коммерция все равно для меня это продажа чего-то. Если я хорошо научился продавать - теоретически, наверное, я могу продать волонтерское движение, грубо говоря. Продать его или людям за идею, чтобы они шли волонтерами ко мне, или спонсорам, чтобы они дали мне денег. Продать-то я продам, но, по большому-то счету, я же не могу продать больше, чем у меня есть. Если мы работаем в десяти больницах, я же не могу каждую больницу продавать по сто раз. Потому что волонтерство и вообще НКО основаны все-таки на прозрачности взаимодействия с обществом. Я не могу написать на сайте, что у моей больнице десять спонсоров и каждый дает по 100 тысяч. Каждый из них скажет: «Ребята, простите, я даю 100 тысяч, а почему остальные-то дают 100 тысяч?» То есть я могу написать, что это десять спонсоров по тысяче, - тогда да. Но если все по 10 тысяч... То есть это действительно саморегулирующаяся история, которая отсекает все лишнее, а иначе это не волонтерство.

И.: Хорошо, я поняла.

Р.: Может быть, знаете, разве что в окологосударственных системах, где волонтеры часто используются как живая масса. Какие-нибудь митинги или какие-то акции - там, наверное, это возможно. Наверное, организаторы могут с этого получать какую-то прибыль, или даже сами волонтеры могут получать пусть не деньги, но какие-то ясные бонусы конкретные. Я пришел, с флагом постоял или поиграл в виде тигра, что-то такое - потом мне что-то. Наверное. Но эта тема мне не знакома.

И.: Хорошо. У меня есть вопрос отдельно про вот этот проект, но я думаю, что я не буду сейчас Вам задавать.

Р.: Какой?

И.: Проект Закона о волонтерстве или добровольчестве, потому что у Вас очень много статей по этому поводу.

Р.: Да, я думаю, что больше, чем я там написал, и не скажешь.

И.: Так что я возьму это оттуда. Поэтому я Вам сейчас хотела бы задать вопрос относительно положения в целом волонтерских организаций в России и НКО.

Р.: Смотрите, если Вам все-таки коротко про законопроект. Именно про тот существующий, не про вообще, а про конкретный. Потому что про вообще - это бессмысленно говорить. Чтобы Вас просто понимать, что это такое. История вот в чем. Этот проект инициирован конкретным сектором окологосударственного НКО. Скажем так, силовым сектором, то есть те самые мчсники и пожарные. Они инициировали этот законопроект. Он безумно позитивен для них, для их сектора, и он решает их задачи, этот законопроект. Но, во-первых, они окологосударственные и поэтому многие риски для них просто автоматически не существуют, которые в этом законопроекте могут быть. Во-вторых, он уже учитывает их реалии. Все остальные сектора, как даже окологосударственного волонтерства, так и тем более волонтерства негосударственного абсолютно, этот законопроект не учитывает. Поэтому является очень рискованным, пагубным и так далее. Это просто Вам чтобы понимать расклад сил. Собственно говоря, вокруг этого все дискуссии и идут. А теперь второй Ваш вопрос.

И.: У меня вопрос в целом о положении волонтерских организаций в России.

Р.: Опять же, есть окологосударственное волонтерство, есть непосредственно НКО. Окологосударственное, о нем глубоко судить не могу, знаком мало. Что касается волонтерства вот такого, то смотря что Вы хотите услышать. Опять же, я уже говорил, считаю, что оно в трех своих формах существует: при фондах, при этом, при этом.

И.: Я бы хотела услышать, как, по Вашему мнению, перспектива его развития и основные проблемы, которые встают перед ним.

Р.: Как раз одна, наверное, из основных проблем - это трудность профессионализации этой темы и трудность привлечения средств. Наша страна, наши граждане недопонимают истинного смысла волонтерства. Для них волонтерство - это бесплатная рабочая сила, людям делать нефига. Вам хочется с детьми идти - Вы и идете играть. Но за этим не видят целую систему, целую цепочку реальной ответственной работы. Чтобы не просто Вы сходили в больницу, а чтобы дети в больнице были уверены, что каждую среду к ним придет волонтер. Чтобы нянечка в больнице уверена, что каждый вторник волонтер будет мыть полы. Чтобы добиться этой уверенности, за этим стоит целый шлейф серьезной, часто профессиональной работы. Общество этого не понимает, не принимает, отсюда очень слабое действительно финансирование этой темы. Общественное финансирование. Поэтому главная проблема - это в слабой профессионализации. Если профессионализация была бы на должном уровне, то и качество работы с волонтерами, качество организации их труда и так далее были бы гораздо выше и оно развивалось бы. Сейчас волонтерство развивается больше на эмоциях: ах, жалко, ах, детки, ах, давайте, ах, чего-нибудь. Вот, собственно.

И.: А должно оно развиваться, если не на эмоциях, то на чем?

Р.: Я же говорю: на профессионализации, на создании волонтерских центров. Но эта тема требует и финансирования, и, что не менее важно, все-таки формирования и вовлечения туда людей уже с опытом, то есть которые умеют и могут строить именно систему волонтерства. А таких людей вообще достаточно мало сейчас в России и нет денег - вот и все. Поэтому все так спонтанно, как грибы в лесу.