Теория международных отношений

Крупный вклад в развитие геополитических идей внесли английский географ и политический деятель Хэлфорд Джон Макиндер (1861-- 1947), а также американские ученые: адмирал Альфред Мэхэн (1840-- 1914) и профессор Йельского, университета Николас Дж. Спайкмен (1893--1943). Адмирал Мэхэн уже в 1900 г. выдвигает идею об антагонизме морских и сухопутных государств и о мировом господстве морских держав, которое может быть обеспечено путем контроля над серией опорных пунктов вокруг евразийского континента. Основные идеи Х.Д. Макиндера изложены в таких известных его работах, как «Географическая ось истории» (1904), «Демократические идеалы и реальность» (1919) и «Мировой круг и завоевание мира» л 943). В них он формулирует понятия «Мировой остров» и «Срединная земля» («Хартленд»). «Мировой остров» представляет собой соединение трех компонентов -- Европы, Азии и Африки. Что же касается «Срединной земли», то под ней понимается обширная долина, простирающаяся от Северного Ледовитого океана до азиатских степей и выходящая на Германию и Северную Европу, сердцем которой является Россия. Проводя прямую линию от Адриатики (к востоку от Венеции) до Северного моря (восточнее Нидерланд), он разделяет Европу на две непримиримые между собой части -- Хартленд и Коустленд (Прибрежная земля). При этом Восточная Европа остается зоной притязания обеих сторон, следовательно, зоной нестабильности. Германия претендует на господство над славянами (Вена и Берлин в средние века были славянскими землями, а Эльба служила естественной границей между славянскими и неславянскими народами). Х.Д. Макин-дер сформулировал (широко цитируемый ныне в нашей литературе) «геополитический императив», согласно которому тот, кто правит Восточной Европой, -- правит Срединной землей, кто правит Срединной землей, -- правит и Мировым островом, кто правит Мировым островом, -- тот господствует над миром. Однако не все, цитирующие сегодня этот «императив», обращают внимание на то, что даже К. Хаусхофер достаточно критически относился к взглядам Макиндера. Еще большей критике подвергаются эти взгляды со стороны современных специалистов в геополитике, например Ива Лякоста (Ьасо$1е. 1988).

Н.Дж. Спайкмен в работе «Американская стратегия в мировой политике. Соединенные Штаты и баланс силы» (1942) формулирует понятие «РимленД», имеющее стратегическую нагрузку. Под этим понятием подразумевается дуга, соединяющая СССР и Мировой остров. Она проходит от Балтики до Центральной и Юго-Восточной Азии через Западную Европу, Средиземноморье и Ближний Восток. Являясь периферией Срединной Земли, Римленд, по мысли Спайкмена, Должен был стать платформой сопротивления советской экспансии и сдерживания ее. Термин Спайкмена «Римленд» совпадает с тем, что Макиндер называл «внутренней маргинальной дугой». Спайкмен доказывает, что даже если Хартленд и существует географически, то его неувязвимость, во-первых, серьезно нарушена развитием стратегической авиации и других новейших средств вооружений; во-вторых, (вопреки прогнозам Макиндера) он не достиг того уровня экономического Развития, который позволил бы ему стать одним из передовых регионов мира. Как утверждает Спайкмен, решающая борьба и в Первой, и во Второй мировых войнах разворачивалась не в зоне Хартленда и не за обладание им, а на берегах и землях Римленда. Мировое господство не зависит от контроля над Восточной Европой, поэтому следует отказаться от «геополитического императива» Макиндера, ведь вопреки ему «судьбы мира контролирует тот, кто контролирует Римланд».

С приходом к власти в Германии нацистов геополитика стала активно использоваться ими для обоснования «расового превосходства» завоевания «жизненного пространства», «великой исторической миссии господства Германии над всем остальным миром». Поэтому многие исследователи в Европе и в Америке стали сомневаться в научной обоснованности самого понятия «геополитика». Одна часть ученых стала рассматривать его как псевдонаучный неологизм (служащий для попыток оправдания стремлений к изменению европейского порядка), орудие борьбы за власть, пропагандистский инструмент (Апде1. 1936. Р. 103). Другая часть ученых, не отрицая права существования самого понятия, высказывала серьезный скептицизм относительно его инструментальных возможностей (Агоп. 1984. Р. 186,198). Третьи полагали, что геополитика способна давать определенные научные результаты, но лишь в очень узкой сфере, касающейся взаимовлияния политики и пространственно-географических характеристик государств или их союзов (8епагс1ет: 1992. Р. 40). Четвертые стали считать, что геополитику нужно рассматривать не как науку или дисциплину, а лишь как метод социологического подхода, учитывающий взаимосвязь географической среды и международной деятельности государств (Нипйт-дег. 19.87. Р. 134). Наконец, есть и такие, кто считает, что геополитика это не наука, а нечто гораздо более сложное (Ьасо$1е. 1988. Р. 31).

Существует узкое и широкое понимания геополитики. Сторонники первого оперируют термином «геополитика» тогда, когда речь идет о спорах между государствами по поводу территории, при этом каждая из сторон апеллирует к истории (Ьасо$1е. 1988). Однако узкое понимание геополитики становится все более уязвимым в эпоху постиндустриальной революции, когда рушатся практически все традиционные «императивы» «классической геополитики». Современное мировое пространство все труднее характеризовать только как «межгосударственное» (с точки зрения способов его раздела, принципов функционирования социальных общностей, ставок и вызовов нынешнего этапа всемирной истории). Сегодня социологи обращают внимание на то, что из трех главных принципов, на. которых .базировались классические представления о международных отношениях -- территория, суверенитет, безопасность, -- ни один больше не может считаться незыблемым или же полностью адекватным новым реалиям (см. об этом-ВасИе, 8шои1$. 1992. Р. 237--239; Введение в социологию международных отношений. 1992/ С. 29--44). .Феномены массовой миграции людей потоков капиталов, циркуляции идей, деградации окружающей среды, распространения оружия массового уничтожения и т.п. девальвируют привычные представления о государстве и его безопасности, национальном интересе и политических приоритетах. Еще в 1962 г. р. Арон указал на другой важный недостаток «узкого» понимания геополитики: на его способность легко вырождаться в идеологию (Агоп. 1984. Р. 193)!

Вот почему в последние годы все более влиятельной становится широкое толкование геополитики как совокупности физических и социальных, материальных и моральных ресурсов государства, составляющих потенциал, использование которого (а в некоторых случаях просто его наличие) позволяет государству добиваться своих целей на международной арене. Одним из представителей этой точки зрения является Пьер Галлуа (Оа1Ых. 1990).

П. Галлуа считает, что к традиционным элементам геополитики -- таким, как пространственно-территориальные характеристики государства (географическое положение, протяженность, конфигурация границ), его недра, ландшафт и климат, размеры и структура населения и т.п. -- сегодня прибавились новые элементы, переворачивающие все наши прежние представления о силе государств, меняющие приоритеты при учете факторов, влияющих на международную политику В числе таких приоритетных факторов появление и распространение оружия массового уничтожения (прежде,всего, ракетно-ядерного), которое как бы выравнивает силу владеющих им государств независимо от их географического положения, климата и количества населения. Традиционная геополитика не принимала в расчет массовое поведение людей. Геополитика наших дней обязана учитывать развитие средств информации и связи, повсеместное распространение феномена непосредственного вмешательства населения в государственную политику, которые имеют для человечества последствия, сравнимые с последствиями ядерного катаклизма. Наконец, поле изучения традиционной геополитики было ограничено земным пространством -- сушей и морями. Современный же геополитический анализ должен иметь в виду настоящее и прогнозировать будущее освоение космического пространства, его влияние на расстановку сил и их соотношение в мировой Политике.

С позиций «классической» геополитики, географическая среда яв-яется тем постоянным и незыблемым фактором, который оказывает -существенное влияние на международно-политическое поведение го-государств. Однако современный геополитический анализ, учитывая изменил, которые происходят сегодня, выделяет во взаимодействии

человека со средой (и, соответственно, в эволюции геополитики) три исторические фазы.

В первой фазе, на ранних этапах общественного развития (вплоть до эпохи промышленной революции), влияние природной среды на человека, общество и государство было не просто весьма существенным, но во многих отношениях определяющим. Такая зависимость человека от окружающей среды объясняет и оправдывает «географический детерминизм» (в известных исторических и логических пределах). Промышленная революция стала исходной точкой второй фазы во взаимодействии между державной внешней политикой государства и ее географическими рамками. Это период безудержной, хищнической эксплуатации человеком окружающей среды, использования ее законов в своих целях, период, когда возрастают антропогенные нагрузки на естественные условия человеческого существования -- климат Земли, ее флору и фауну, земной покров и воздушное пространство, подземные и водные ресурсы. Синдром «переделывания» природы, подчинения ее человеку (который мы могли бы назвать «синдромом Мичурина») принял такие размеры, что в конечном итоге стал причиной возникновения и чрезвычайного обострения глобальных проблем. Последние, в свою очередь, создают угрозу самому существованию цивилизации, ставят ее на край гибели. Начинается третья стадия (фаза) во взаимодействии человека и среды. Бумеранг возвращается. Природа, потрясенная до основания бесцеремонным вмешательством человека в свои законы, «мстит за себя» тем, что уже не обеспечивает в достаточной мере всех естественных для человека условий существования. Тем самым природа вновь заставляет государства и политиков считаться с собой¹.

Согласно оценкам Института всемирной вахты, публикующего ежегодные доклады о состоянии мира, только за последние три десятилетия с лица Земли исчезло более 200 га лесов, тысячи видов животных и растений. Ежегодно истребляется не менее 17 млн га леса и разрушается около 6 млн га плодородных почв, теряющих в результате этого всякое сельскохозяйственное значение. Огромных размеров достигло загрязнение воздушных и водных бассейнов, что наносит существенный ущерб здоровью жителей городских и сельских регионов.

Все это имеет самое непосредственное отношение к внутренней и внешней политике. В наши дни во многих странах и на международном уровне уже существуют партии, выступающие за новые приоритеты в отношениях человека и среды, за альтернативное использование природных ресурсов. Это усиливает политическую борьбу, поскольку любая инициатива в данной области затрагивает интересы различных групп, влечет за собой новый взгляд на устоявшиеся ценности, влияет на властные отношения. Чтобы прекратить или уменьшить загрязнение окружающей среды, требуются новые решения в области энергетической политики, в способах производства и потребления. Возрастают издержки производства, общественные расходы на структурные перестройки и т.п. . Вследствие этого новые проблемы появляются и в сфере международных отношений. Сегодня огромная ответственность за нарушение экологического равновесия лежит на экономически развитых странах. Представляя лишь пятую часть населения планеты, они ежегодно производят более половины всех газовых выбросов в атмосферу, являющихся причиной парникового эффекта. Согласно Докладу ООН 1989 г. о социальной ситуации в мире, 70% скапливающихся в атмосфере и способствующих разрушению озонового слоя планеты хло-рофтористоуглеводородных соединений (СРС) связано с применением бытовых распылителей, производимых странами ОЭСР.

Но и бедные страны тоже являются значительным источником загрязнения природной среды. Экологические катастрофы, в частности, наводнения, вызываемые истреблением лесов и эрозией почв, чаще и разрушительнее бывают именно в бедных странах. Слаборазвитые экономически страны не заинтересованы в инвестициях средств в природоохранные программы, финансировании очистных сооружений и т.п. С другой стороны, транснациональные предприятия и фирмы, размещающие свои филиалы в слаборазвитых странах, используют общую экономическую, социально-политическую ситуацию и законодательство этих стран в целях экономии на природоохранных мерах, захоронения на их территориях отходов вредных производств и т.п.

Последствия крупных природных катастроф всегда отражались и на международных отношениях. Например, «картофельный кризис» 1846 г. в Ирландии не только повлиял на жизнь этой страны, экономика которой перенесла необычайное потрясение, а население жестоко пострадало от голода, но и вызвал массовую волну эмиграции из Ирландии в США, и это стало феноменом огромного международного значения. В более близкое к нам время наводнения и тайфуны, обручившиеся на Бенгальскую часть Пакистана, сыграли значительную Роль в появлении на мировой арене нового государства Бангладеш.

Нарастание экологических проблем и осознание их опасности для всего человечества потребовали создания таких международных орга-"Изаций, как ФАО, ВОЗ, ЮНИСЕФ и др. В 1972 г. ООН принимает

Программу мер в области окружающей среды. В последующие годы экологические проблемы стали предметом обсуждения многих международных конференций по «глобальным рискам». Растет число межправительственных соглашений, призванных не только регистрировать нарушения экологического равновесия, но создавать конкретные механизмы сотрудничества государств в деле сохранения окружающей среды и регулирования природных ресурсов.

Однако, как показывает практика международных отношений, решение экологических проблем -- дело непростое и сопровождается большими трудностями. Достаточно вспомнить так и не вступившее в силу соглашение 1982 г. в области морского права. Оно рассматривало природные ресурсы морских глубин как «общее достояние человечества», доходы от использования которого должны были бы направляться на развитие самых бедных стран. Не оправдала надежд и межправительственная Конференция 1992 г., приуроченная к 20-й годовщине Программы ООН по окружающей среде.

Главная проблема международного сотрудничества состоит в том, что государства-партнеры должны находиться на сопоставимом уровне экономического развития. Только в этом случае они могут объединить усилия по выработке мер, необходимых для охраны природной среды, и выделить для этого необходимые средства. В противном случае кому-то придется пойти на большие, с его точки зрения, жертвы. Это всегда трудно, особенно если речь идет о государстве, которое не входит в число наиболее развитых. Например, Китай или Индия вряд ли откажутся от использования тепловых электростанций, работающих на угле, только потому, что это способствует увеличению парникового эффекта.

В целом, масштабы новых императивов таковы, что геополитика перестает быть уделом отдельных государств. Раньше она могла быть охарактеризована как «картографическое представление отношений между главными борющимися нациями» (Нагкауу. 1982. Р. 274). Сегодня необходимо согласованное взаимодействие всех членов международного сообщества в выработке и реализации общепланетарной геополитики, в основе которой лежали бы интересы спасения цивилизации для будущих поколений.

Геополитика, бесспорно, оказала и продолжает оказывать влияние как на международную стратегию государств и их правительств, так и на изучение международных отношений. Рассматривая политическую историю США," П. Галлуа подчеркивает, что главным источником их могущества стало пространство: во-первых, расстояние и океан, отделяющие их от Старого Света, позволило американцам отказаться от его законов, институтов, нравов и создать новое общество; во-вторых, протяженность американского континента, явившаяся на первых порах источником опасности для эмигрантов, стимулировала авантюрный и предпринимательский дух их потомков и стала основой величия наиии.

Подобные примеры помогают понять, почему теоретические изыскания X. Макиндера, Р. Челлена, К. Хаусхофера, Ф. Ратцеля, А. Мэхэна, Н. Спайкмена и других основателей и «классиков» геополитики нашли отклик в политических кругах (и генеральных штабах) великих держав: геополитика предоставила «научную» базу их глобалистским амбициям (см. об этом: 8епагс1ет: 1992. Р. 37--40). Влияние геополитических установок после Второй мировой войны сказывается и на американской стратегии «сдерживания советской экспансии», и на стремлении руководителей СССР к созданию и удержанию «санитарного кордона» к западу от его государственных границ, и на «доктрине Брежнева». В наши дни элементы геополитической идеологии проявляются не только в планах великих держав и их поведении на мировой арене, но и в экспансионистской политике региональных квазисверхдержав (например, таких, как Ирак или Турция), в соперничестве государств за стратегический или экономический контроль над территориями, расположенными далеко за пределами их национальных границ.

Признавая сегодня безусловное влияние геополитики на развитие международных отношений, необходимо, однако, осознавать ограниченность геополитических объяснений (а тем более -- прогнозов). При всей своей многогранности геополитический анализ все же не дает возможности полного понимания системы.

Одним из главных приемов аргументации в геополитике является то, что Ив Лякост назвал «представлением» -- в смысле воображения, а также в том смысле, в каком актер, играющий в театре, представляет свой персонаж¹. Подобного рода эпистемологический метод достаточно широко применяется в социальных науках, более того -- составляет важный этап в их развитии. Специфика геополитики состоит в том, что «представление» в ней очень часто принимает самодовлеющий характер, дополняется фантастическими и мистическими рассуждения-Ми и предположениями.

Революция в средствах связи и в транспортной сфере, развитие информатики и появление новейших видов вооружений радикально Изменяют отношения человека и среды, представления о «больших пространствах» и их роли, делают устаревшим и недостаточным пониМание силы и могущества государства как совокупности его пространственно-географических, демографических и экономических факторов. «Геополитический словарь» слишком образен, чтобы претендовать на научную строгость. Альтернативы «Север и Юг», «Запад ц Восток», «Теллурократии и Талассократии» слишком метафоричны, чтобы гарантировать от ложных представлений о поляризации «богатых» и «бедных», «развитых, цивилизованных» и «менее развитых, менее цивилизованных», «континентальных» (сухопутных) и «островных» (морских) государств и их союзов. Положения геополитики о перманентном противостоянии в истории «Рима» и «Карфагена», об авторитаризме и демократизме, имманентных, соответственно, сухопутным и морским державам (см. об этом: Гливаковский. 1993), слишком категоричны, чтобы объяснить все перипетии взаимодействий стран и народов в прошлом, настоящем и будущем. Концептуальные построения «классиков» геополитики и ее современных приверженцев часто слишком произвольны, нередко фантастичны. Многие из аргументов сторонников геополитики слишком малоубедительны перед контраргументами их противников (нередко, правда, столь же малоубедительными, что, однако, не говорит в пользу геополитики) и не позволяют использовать их при анализе основных тенденций в эволюции международных отношений и мировой политики.

Иначе говоря, геополитика не может претендовать на истину в последней инстанции, а тем более не может заменить другие подходы к исследованию международных реалий. Геополитика, как «картографическое представление отношений между главными противоборствующими нациями» (Р. Харькави), не отражает изменений, происходящих сегодня в мировой политике, ее основных тенденций. Она явно не оправдала претензий на то, чтобы стать «материалистической альтернативой марксизму» (К.Э. Сорокин)¹. Ее понимание как «объективной зависимости субъекта международных отношений от совокупности материальных факторов... » (Ю. В. Тихонравов) остается достаточно ограниченным, а рассмотрение с позиций «миссии» или «судьбы» (А. Дугин) мистифицирует реальные проблемы.

Вместе с тем масштабность изменений, которые произошли и продолжают происходить на политической карте мира после холодной войны (распад СССР, Югославии и Чехословакии, образование десятков новых суверенных государств, перекройка привычных границ, изменения в политике союзов, проблемы ресурсов и экологических вызовов, демографическая проблема и т.п.), способствует сохранению и даже росту интереса к традиционной геополитике, понимаемой как «наука о взаимовлиянии политики и пространственно-географических характеристик государств и их союзов» (П. де Сенарклянс). В нашей стране подобный интерес связан с драматическими результатами развала Советского Союза; с многократно возросшей уязвимостью государственных границ России, которая утратила большинство незамерзающих портов и выходов к теплым морям и столкнулась с враждебностью и территориальными претензиями со стороны некоторых бывших республик СССР; с серьезными демографическими проблемами (русские стали «разделенной нацией»); с вооруженными конфликтами этнополитического характера на сопряженных территориях и внутри страны. В этих условиях вполне понятно обращение к геополитике как к «дисциплине, изучающей структуры и субъекты, стратегические направления, закономерности и принципы современного мирового сообщества» (К.С. Гаджиев), как к «социологическому методу нахождения зависимостей между географическим окружением и международной деятельностью государств» (Ж. Унцингер), как к «спорам между государствами по поводу территории и с апеллированием к истории» (И. Лякост).

Эвристические возможности традиционной геополитики ограничены, и кардинальные перемены, которые происходят на мировой арене, требуют выхода за ее рамки. Ответом на потребность изменений в традиционной геополитике стало возникновение «новой», Или «критической», геополитики. Кратко охарактеризуем основные положения, касающиеся предмета и центральных проблем этой дисциплины.

Во-первых, «новая» геополитика рассматривает культурные мифологии государства, а не только геополитическую практику и внешние политики государств. Во-вторых, оценивает географию как социальную конструкцию (а не как нечто раз и навсегда данное) и допускает разнообразие вариантов возможного политического конструирования пространства. Предметом «новой» геополитики являются не внутренние и внешние границы государства и его интересы, а то, как эти интересы и границы воображаются, представляются и конструируются. В-третьих, «критическая геополитика» децентрализована и рассматривает не только элитистские, но народно-популистские формы геополитического выражения и конструирования. В-четвертых, она исходит из того, что изучение геополитики не может быть политически нейтральным и всегда выражает позиции стоящего за этим исследователя и его социальной группы. Наконец, в-пятых, «новая» геополитика анализирует не специфические и партикуляристские практики отдельных государств, а обстоятельства глобального мира и времени в целом в их широком социопро-странственном и техно-территориальном измерении.

Основные проблемы «новой» геополитики: а) поиск подлинно многостороннего механизма в принятии и осуществлении международных решений; б) изучение роли и значения идентичности и представительства интересов в международной политике; в) учет и анализ исторического сознания в поисках нового гражданства; г) исследование возможностей продвижения за пределы рынка к «рыночному социализму».

Таким образом, «новая» («критическая») геополитика стремится интегрировать в теоретический анализ актуальные тенденции мирового развития, связанные с потерей государством роли главного актора трансграничных взаимодействий и с изменением приоритетов таких взаимодействий. Речь идет о тенденциях, связанных с глобализацией международной среды -- феномена, который нуждается в специальном рассмотрении.

4. Глобализация международной среды

В последние годы тема «глобализации» становится одной из самых распространенных не только в теории международных отношений, но и во всех социальных науках. Каждая из них, конечно же, концентрирует внимание на тех особенностях глобализации, которые наиболее тесно связаны с объектом именно ее исследования. Как отмечает В. И. Кузнецов, экономическая наука, например, выделяет пять направлений глобализации: финансовая глобализация, становление глобальных МНК, регионализация экономики, интенсификация мировой торговли и тенденция к конвергенции. Географы выделяют два феномена глобализации: во-первых «глокализацию», под которой понимается создание систем контроля и управления, способных совместить централизацию с локальными экономическими интересами; во-вторых, образование «экономических архипелагов», в частности, ассоциаций крупнейших городов-мегаполисов. Социологи отдают предпочтение изучению фактов сближения образа жизни людей разных стран и регионов, универсализации и гибридизации культуры. Так же и представители исторических, технических, философских наук обсуждают близкие им проблемы глобализации (см.: Кузнецов. 1998. С. 13--14). «Наука о международных отношениях обращает главное внимание на завершение периода холодной войны, когда мир воспринимался как биполярная структура Восток -- Запад или Север -- Юг, на ускорение транснационализации и усиление взаимозависимости стран, на становление международного порядка с помощью ООН и других международных организаций» (там же. С. 14).

Соглашаясь в целом с этой общей характеристикой, следует отметить, по меньшей мере, три важных обстоятельства. Во-первых, если другие дисциплины трактуют глобализацию как «явление абсолютно не новое» (Актуальные вопросы глобализации... 1999. № 5, выступление Г. Дилигенского), то с позиций науки международных отношений этот вывод (к которому мы еще вернемся) не выглядит столь однозначным. Во-вторых, международно-политическая наука, претендующая на синтетичность, стремится вобрать в себя и обобщить достижения и выводы всех других общественных дисциплин. В-третьих, следствием ее глубокой внутренней неоднородности и присущего ей соперничества различных традиций, парадигм и направлений является отсутствие единства трактовки глобализации.

Как уже было отмечено, в международно-политической науке существуют различные трактовки глобализации. Например, сторонники реалистской парадигмы понимают ее в духе «столкновения цивилизаций» (С. Хантингтон); как результат победы Запада во главе с США в холодной войне против СССР и закономерный процесс распространения гегемонии единственной сверхдержавы на остальной мир (Г. Киссинджер); наконец, как геополитическое переустройство мира, включающее, в частности, пересмотр политики союзов, когда принадлежность к одному и тому же региону играет важную, но уже не первостепенную роль (Ф. Сашвальд). Неолибералы рассматривают глобализацию как «конец истории» (Ф. Фукуяма), окончательную победу и распространение на весь мир западных ценностей -- рыночной экономики, плюралистической демократии, индивидуальных прав и свобод человека; как все более широкое распространение во взаимодействиях государств норм международного права (М. Закер); как процесс постепенного преодоления государствами своих узкоэгоистических национальных интересов и становления «сообщества цивилизованных стран», являющегося результатом взаимопроникновения национальных экономик, интернационализации финансов, усиления роли крупнейших ТНК в мировой экономике, роста непосредственной конкуренции предприятий и фирм, независимо от их национальной принадлежности (Р. Липшуц). Неомарксисты считают, что термин «глобализация» означает не что иное, как целенаправленную стратегию монополистического капитала и американского империализма, имеющую целью окончательное закрепление экономического неравенства в мире и эксплуатацию «периферийных» и «полуферийных» регионов и государств крупнейшими монополиями «мирового центра» (Р. Кокс); как понятие, заменяющее термин «империализм», содержанием которого является политика мирового капитализма, направленная на подчинение мира потребностям своего собственного развития (С. Амин).

Значение процессов «глобализации» с точки зрения их влияния на характер международных отношений в целом и на конкретные аспекты международной жизни трудно переоценить. В этом мы могли убедиться уже при рассмотрении особенностей неомарксизма, неолиберализма, международной политэкономии и социологии международных отношений, о которых шла речь в пятой главе. Особенности влияния глобализации на изменения в составе международных акторов, их целей, средств, интересов и стратегий, так же как и на проблемы сотрудничества, конфликтов, безопасности, международного порядка, рассматриваются в последующих главах. В данной главе попытаемся выявить подходы международно-политической науки к анализу содержания понятия «глобализация», степени новизны отражаемых им процессов, его составляющих и, наконец, его последствий для международно-политической практики.

Понятие глобализации в сопоставлении с другими, близкими по смыслу понятиями

Известный французский политолог-международник Ф. Моро Дефарж определяет глобализацию как процесс, который «покрывает действия всех актеров международного театра (государства, но также предприятия, индивидуумы, организации), которые принуждены рассуждать на глобальном уровне, то есть на уровне целой планеты» {Моро Дефарж. 1995. С. 71). Близких позиций придерживаются и отечественные исследователи. С точки зрения А. Неклессы, глобализация отличается от интернационализации и может быть определена как «унификация определенных правил игры, повсеместная информатизация, обеспечение прозрачности экономического пространства, установление мировой коммуникационной сети и т.п. В экономике глобализация охватила прежде всего финансовую сферу (преимущественно в области краткосрочных инвестиций и «горячих денег»)»

Дж. Розенау проводит различия между содержанием понятия «глобализация» и смыслом близких ему терминов «глобализм», «универсализм» и «сложная взаимозависимость» (Кохепаи. 1993. Р. 499). В его представлении понятие «глобализация», будучи тесно связанным с указанными терминами, имеет менее широкое значение и более специфическое содержание. Оно отсылает не к ценностям и структурам, а к процессам и соединениям, которые рождаются в умах и поведении людей; к взаимодействиям, которые возникают тогда, когда индивиды и организации заняты своими обыденными делами и стремятся достичь поставленных перед собой целей. Процессы глобализации отличаются тем, что они не знают никаких территориальных или юридических барьеров. Они легко преодолевают государственные границы и способны затронуть любую социальную общность в любом месте мира (там же). С точки зрения Дж. Розенау, любая совокупность взаимодействий, которая имеет потенциал неограниченного распространения и способна легко преодолевать национальные юрисдикции, должна рассматриваться как процесс глобализации. Распространение совокупности взаимодействий может быть ограничено недостатком средств, интересов или рынков. И даже в такой ситуации речь будет идти о процессе глобализации. Главное, чтобы такое распространение теоретически имело потенциал достигнуть любой части мира, которая в состоянии развить необходимые средства, интересы или рынки. Близких позиций придерживаются и многие другие авторы.

Во франкоязычной литературе понятием, близким «глобализациии», является «мондиализация». Некоторые специалисты международно-политической науки используют их как равнозначные, считая первое англосаксонской версией второго {8епагс1ет\1998). Другие считают, что термин «глобализация» отражает прежде всего экономическую доминанту наблюдаемых сегодня изменений в мировом развитии, тогда как «мондиализация» относится в большей мере к распространению единообразия в сфере потребления, досуга, культуры, социальной жизни людей. Большинство авторов-международников считают, что термин «глобализация» более полно и адекватно передает всю суть происходящих сегодня изменений. Дани-ель Коляр называет пять фундаментальных концептов, характеризующих масштабы изменений, испытываемых сегодня международными отношениями: независимость, взаимозависимость, транснационализм, мондиализация и глобализация. Содержание последнего понятия ха-растеризуется им в сопоставлении с четырьмя первыми (Со1агй. 1996. К 48-50).

Рассматривая термин «независимость», Д. Коляр подчеркивает его совпадение с понятием суверенитета. Суверенитет -- это свобода политического решения и выражение независимости. Однако результатом глобализации конца XX в. является то, что ни одно государство не обладает реальным суверенитетом или независимостью.

«Взаимозависимость» представляет собой сочетание зависимостей друг от друга. Она включает множество форм -- политическую, дипломатическую, стратегическую, экономическую, культурную -- и вынуждает государства сотрудничать в целях управления совокупностью этих взаимозависимостей. Чем многочисленнее зависимости государств друг от друга, тем выше степень интернационализации международных отношений, которая может выражаться или в форме регионализации, или в форме мондиализации.

Близким, хотя и не равнозначным гфедыдущему, является понятие «транснационализм». В обоих случаях речь идет о развитии солидар-ностей в международном пространстве, но если при «взаимозависимости» государство контролирует эти связи, то транснациональные феномены пересекают границы многих государств и ускользают от их контроля или не согласуются с суверенитетом. «Речь идет о самых разнообразных потоках, материальных и нематериальных: товары, звуки, образы или информации; услуги, капиталы, инвестиции; миграционные движения. Транснационалыюсть касается также того, что называют мультинациональными фирмами и всех международных НПО (международные профсоюзы, политические партии, молодежные, экологические, правозащитные движения и т.п.). К этому можно добавить мафиозные организации (трафик наркотиков, денег, оружия) и некоторые формы терроризма» (там же. Р. 49).

Что касается «мондиализации», то она -- следствие явлений, которые объясняются двумя предшествующими понятиями, облегчающими интернационализацию. Международные отношения уже не могут отождествляться с межгосударственной системой. В результате политических, экономических, экологических, технологических изменений рождается мир без границ. Мондиализация международной системы выражает рост взаимозависимости государств, национальных и транснациональных солидарностей. Отсюда рождение «большой планетарной деревни», «Земли-Родины», или «универсального полиса».

Глобализация, рассматриваемая Д. Коляром в соотношении с вышеназванными понятиями, представляет собой «высшую и последнюю стадию мондиализации» (там же. Р. 50).

В свою очередь, А. Аппадураи говорит о пяти видах пространства, каждый из которых включает в себя признаки и проявления глобализации, пять видов «мирового культурного потока»: медиапространст-во, формирующее «общность транснациональных и даже постнациональных чувств», этнопространство, формируемое движениями населения; технопространство -- трансферты технологий через границы; финансовое пространство, т.е. финансовые обмены, и идеологическое пространство -- идеологии и контридеологии, рождающиеся из встречи западных ценностей эпохи Просвещения и «периферийных» культур (там же. Р. 33 и далее). Следствие этих «пространств» -- ослабление привязанности граждан к своему государству-нации, в частности потому, что территориальная принадлежность подвергается глубокой эрозии.

В последнее время все большее число исследователей подчеркивает, что глобализация сопровождается процессами противоположной направленности, которые в зависимости от анализируемой проблемы называются «дифференциацией»¹, «регионализацией» (см., например: Актуальные вопросы глобализации... Выступление А. Неклессы. С. 38; 8асИм>а1й. 1997. Р. 257--258), «локализацией» (Кохепаи. 1994. Р. 256) или «фрагментацией» (см., например: выступление Г. Дилигенского -- Актуальные вопросы глобализации... С. 38; Мого Бе/агдиех РИ. 1994). Стремясь подчеркнуть неразрывность разнонаправленных процессов, Дж. Розенау использует термин «фрагмеграция» (фрагментация + интеграция). Он также предлагает характеризовать экономические и социальные аспекты фрагмеграции как колеблющиеся между глобализацией и локализацией, а политические -- между централизацией и децентрализацией (Кохепаи. 1994).

Вопрос об исторической уникальности глобализации

Многие исследователи, однако, полагают, что процессы «регионализации», «фрагментации» и т. п. это не просто диалектическая противоположность глобализации: Это явление, не просто реально противостоящее универсальному и всеохватывающему процессу глобализации, но и параллельное ему, а потому сравнительно независимое от него. В.И. Максименко, например, высказывает сомнение относительно правомерности самого термина «глобализация», так как последний, «без указания на объект глобализации, теряет смысл» (Максименко. 1999. С. 84). А. Д. Богатуров же считает глобализацию «фактом на две трети виртуальным», поскольку «большая часть наиболее впечатляющих проявлений этой тенденции по сути локальна и проявляется преимущественно в зоне постиндустриальных стран и в тончайшем слое интернет-электронных связей, протянувшихся от них в другие части мира» (Богатуров. 1999. С. 47). Глобализации, с точки зрения А.Д. Богатурова; противостоит анклавно-конгломеративная модель мира. С позиций такой модели одновременно со странами Запада (представляющими собой «гетто избанничеств» и стремящимися распространить свое влияние на остальной мир) и вместе с тем в относительном удалении от них существует иной тип обществ. Их особенность состоит в том, что они представляют собой конгломеративные образования, в рамках которых архаичное и модернизированное начала образуют отдельные анклавы, сосуществуют друг с другом без опасности взаимного уничтожения. К такому типу обществ автор относит Россию, Китай, Индию, Японию и ряд других незападных стран. Совокупность взаимно влияющих и взаимно приспосабливающихся, хотя и не пытающихся копировать друг друга анклавов и составляет ту часть мира, которая способна ограничить воздействие глобализационных импульсов, исходящих от Запада {Богатуров. 1999).

Близких позиций придерживаются и те, кто считает, что в качественном отношении глобализация -- совсем не новое явление в мировой истории, т.е. речь идет лишь о количественных изменениях, приобретающих иные формы. Под новым термином скрываются давно известные процессы роста взаимозависимости и формирования единого мирового пространства. На различных этапах всемирной истории их основой были, например, экспансия Римской империи; колониальные завоевания, ставшие следствием великих географических открытий (см., например: Дилигенский. 1999. № 4. С. 37), научных и технологических революций и распространения рыночных отношений (см., например: Панарин. 2000. С. 5); освоение наиболее удобных и экономически выгодных коммуникаций между народами и континентами, подобных Великому шелковому пути. Как считает экономический обозреватель Р1папс1а1 Ттех Мартин Вольф, даже с экономической точки зрения глобализация не выглядит исключительно новым явлением. Современная мировая экономика в некоторых отношениях является менее интегрированной, чем экономика накануне Первой мировой войны. В канун 1914 г. экспорт британских капиталов составлял до 9% ВНП, т.е. в два раза превышал экспорт капиталов Японии и Германии (в сопоставимых цифрах) в 1980-е гг. В 1910-е гг. существовала и единая мировая денежная единица -- золото, а численность рабочих, пересекающих границы, была более высокой, чем в наши дни (!Уо1/). Правда, уже в 1970 г. экспорт, соотнесенный с совокупным производством, достиг уровня" 1913 г.; в последующие годы темпы его роста составляли от 12 до 17%. Финансовые рынки достигли невиданной ранее степени интегрированности; беспрецедентный размах получает передача технологий; правительства становятся все более тесно связанными друг с другом через многосторонние договоры (там же). В чем же в таком случае состоит новое качество процессов, обозначаемых термином «глобализация»? Избегая дефиниций, исследователи данного явления пытаются выяснить его сущность через анализ основных составляющих.

Основные составляющие глобализации

Впрочем, в дефинициях недостатка нет. В их основе, как правило, лежит либо просто перечисление составляющих, либо выделение наиболее важных из них, с точки зрения исследователя. Перечисление же в большинстве случаев осуществляется в порядке значимости тех проявлений глобализации, которые выражают ее сущность. Например, аналитики Всемирного банка, исходя из приоритета экономических факторов, определяют глобализацию как «рост экономической взаимозависимости стран мира, вызванный как увеличением объема и многообразия трансграничных сделок в сфере товаров и услуг, а также международных потоков капиталов, так и ускоряющимся и расширяющимся распространением технологий» (цит. по: 1Уо1/). Более широко рассматривает проблему отечественный ученый А. Вебер. С его точки зрения, глобализация означает «втягивание всего мира в открытую систему, финансово-экономических, общественно-политических и культурных связей на основе новейших коммуникационных и информационный технологий. Это объективный процесс, который подготовлен всем ходом предшествующего развития и теперь вступил в качествен-, но новый этап» (Вебер. Актуальные вопросы глобализации... 1999. № 5. С. 47). Другие исследователи во главу угла ставят или свое видение социально-политической стороны (экспансия западного образа жизни, масскультуры и типов мышления (Ядов. Актуальные вопросы глобализации... 1999. № 5. С. 41), или субъективной составляющей (стремление Запада стать «своекорыстным держателем бесконтрольной мировой власти, диктующей народам свою волю» (Панарин. 2000. С. 10).

Таким образом, оценивая анализ глобализации современной международно-политической наукой, можно сказать, что ее основные проявления сводятся к нескольким группам факторов. Их совокупное взаимодействие и взаимовлияние составляет содержание явления глобализации.

Выделяемые группы факторов таковы:

1. Тенденция к становлению экономической системы, функционирующей по единым правилам, в масштабе всей планеты. Даже наиболее развитые государства не могут игнорировать эти правила. Они вынуждены учитывать их при разработке и реализации не только своих внешнеэкономических и внешнеполитических, а также внутренних стратегий. «В мире произошли кардинальные перемены, произошло качественное изменение результирующего вектора мирового развития -- продолжает набирать силу процесс экономизации политики» (Стратегия для России... 1.2.4).

Нарастание финансовых и информационных трансграничных потоков, неподвластных государственному регулированию и контролю.

Эрозия национально-государственного суверенитета в результате возрастающей «проницаемости» межгосударственных границ и ослабление традиционных функций государства (особенно в сфере безопасности и социальной защиты населения).

Размывание границ между «внутренними» и «внешними» политическими, экономическими, информационными и другими процессами.

Распространение на весь мир западных (прежде всего -- американских) стандартов поведения, образа жизни, потребления, досуга.

Формирование идеологии «глобализма», призванной обосновать неизбежность происходящих изменений, их позитивный характер, а также обеспечить согласие общественного мнения и активное участие самых широких социальных и политических сил в формировании нового мирового порядка под руководством Запада и при лидирующей роли США. Как замечает в этой связи А. Богатуров: «Очевидно, что глобализация -- это не только то, что существует на самом деле, но и то, что людям предлагают думать и что они думают о происходящем и его перспективах» (Богатуров. 1999. С. 33).

В свете вышесказанного одна из главных трудностей в определении сущности глобализации связана с многообразием ее проявлений. «Конкретно, -- Пишет В. И. Кузнецов, -- речь идет о нескольких действительно важных процессах: интернационализация экономики, развитие единой системы мировой связи, изменение и ослабление функций национального государства, активизация деятельности транснациональных негосударственных образований, в том числе таких, как этнические диаспоры, религиозные движения, мафиозные группы» (Кузнецов. 1998. С. 13). Этот список легко можно было бы продолжить, добавив, например, интернационализацию проблем безопасности (вопросы нераспространения ядерного оружия, загрязнения окружающей среды), изменения в культурном ареале современного человека, в его психологии... Однако главное состоит не в количестве примеров глобализацйи, а в том, каков их общий вектор воздействия на изменения, происходящие в современных международных отношениях?

Спор о последствиях глобализации

Позиции исследователей по проблеме последствий глобализации можно разделить на три группы: в целом оптимистические, преимущественно пессимистические и промежуточные (во многом скептические).

«Оптимисты» настаивают на тех преимуществах, которые несет с собой глобализация в экономическом, социальном, политическом и моральном отношении. Одни из них уделяют основное внимание экономическим аспектам, другие -- политическим и т. д. Например, по мнению К. Брауна, особенностью современного этапа мирового развития является «расширение круга моральных забот». «Греки времен Перикла идентифицировали себя с семьей, племенем, городом; в меньшей степени -- с Элладой; и вовсе не идентифицировали себя с варварами. Римское мышление было политически универсальным, но морально ориентировалось только на свободных горожан. Царство Христово предлагало широкую моральную идентичность, но путем исключения славян, сарацинов и евреев и всех «других» в целом». В современном мире рост числа неправительственых организаций и групп по защите прав человека свидетельствует о движении человечества в сторону универсальных ценностей и тем самым -- к становлению мирового сообщества (Вгомт. 1995. Р. 95).

Главный редактор международной редакции Р1папс1а1 Т1те8 П. Мартин предлагает комплексное обоснование моральных преимуществ глобализации. С его точки зрения, особенность современной глобализации в экономическом плане состоит в том, что распространяемые ею принципы либеральной экономики и. рыночных отношений соответствуют самой природе человека. В социальном плане глобализация способствовала значительному улучшению человеческого благосостояния в тех обществах, которые сумели использовать предлагаемые ею возможности. В политическом плане преимущества глобализации еще более впечатляющи. Под ее влиянием власть неуклонно переходит из рук развитых стран к другим странам мира. Глобализация способствует сужению прерогатив государства и расширению демократических прав и индивидуальной свободы человека. Именно глобализация подорвала основы империи зла в СССР, а теперь способствует этому в Китае. В итоге автор ставит риторический вопрос: «Существует ли ценность, более важная, чем освобождение миллиардов людей от бедности, создание возможности индивидуального выбора и развития, усиление демократии во всем мире?» Для П. Мартина очевидно, что любые выступления против глобализации носят глубоко аморальный характер (МагИп).

Ю. Федоров видит положительные черты глобализации в том, что она ведет к «растворению» наций и государств в новых, более сложных международных структурах. Это способствует преодолению авторитарности в политических отношениях и изживанию «тоталитарного сознания». Главная заслуга глобализации в том, что она способствует расширению «сообщества демократии» и демократизации общественного развития в целом, ориентации на право как на единственный способ разрешения конфликтов. С этой точки зрения беспокойство вызывают страны, находящиеся «вне сообщества демократии», сопротивляющиеся или же не готовые войти в это сообщество (Федоров. 1999). Некоторые исследователи возлагают надежды на глобальную сеть Интернет, считая ее децентрализованный характер, неподвластность контролю со стороны правительств, открытость и доступность информации и ее обмена прообразом единого демократического мира и способом его достижения.

Однако положительные последствия глобализации не для всех столь очевидны. «Пессимисты» полагают, что глобализация не только не способствует формированию в масштабах всей планеты свободного рынка и честной конкуренции, но, напротив, ведет к росту концентрации капитала в наиболее развитых странах, доминирующих в мировой экономике -- США, Великобритании, Германии, Франции и Японии. В этих странах сосредоточено 200 крупнейших транснациональных компаний. «Эти двести мегафирм, щитом и подмогой которых является НАТО, охватывают все области человеческой деятельности: от промышленности до банков, от оптовой до розничной торговли, от экстенсивного сельского хозяйства до всех мыслимых ниш в сфере финансовых услуг, как законного, так и незаконного характера. В самом деле, для «мэтров» банковского и страхового бизнеса, различия между чистыми и грязными деньгами уже давно исчезли» (СШгтоп1. 1999. Р. 19). Отечественный исследователь М. Делягин считает, что на глобальном рынке формируются глобальные монополии, которые, в отличие от привычных ТНК, имеют финансово-информационный характер и не поддаются регулированию со стороны государств (см.: Глобализация как стержневая проблема... С. 20--22). Одно из наиболее очевидных проявлений подобных тенденций -- прогрессирующее нарастание разрыва в уровнях экономического развития между наиболее развитыми и отсталыми странами и, соответственно, между богатыми и бедными людьми как в мировых масштабах, так и в рамках отдельных, в том числе и наиболее благополучных стран (см., например: Кузнецов. 1998; Богатуров. 1999; Максименко. 1999; 8епагс1ет\ 1998). Развитие глобальных коммуникационных систем типа Интернет еще больше усугубляет ситуацию. Электронная торговля лишает государства налоговых поступлений. Наиболее уязвимыми для фискальной пауперизации становятся беднейшие страны мира (Саххеп. 1997). В результате таких процессов, как подчеркивает зам. генсека ООН В.Ф. Петровский, и на международном, и на национальном уровне происходит вымывание среднего класса (см.: Горностаев. 2001). Вместе с расширением идеологической роли «глобальной культуры Макдоналдса» (Ка-топе1. 1999; ВагЪег. 1998; Панарин. 2000), с ростом возможностей глобального манипулирования людьми в интересах «глобального управления» (Максименко. 1999), с использованием «метатехнологий», ставящих их обладателей вне конкуренции (Делягин. 2000), с попытками насаждения стандартов глобализации при помощи военной силы НАТО (Богатуров. 1999; Зегберс. 1999; Кузнецов. 1999; Максименко. 1999) указанные элементы глобализации лишают надежды на демократизацию мировых общественных отношений, на возникновение «глобального гражданского общества» и на самоуправление в рамках «мирового сообщества».