Метафорическая репрезентация экономических понятий в семиотическом аспекте

· деревянный - деревянность (о низкой покупательной способности советских или российских денег);

· зеленые (доллары США) - зелененькие (уменьшительно-ласкательное);

· коридоры власти - коридорность (характер поведения и качество рабочих решений, определяемых ориентацией на настроения и атмосферу в коридорах власти);

· обвал (о курсе валюты, об экономике, о банковской системе, о росте цен) - обвалить (катастрофически быстро снизить или обесценить) - обвалиться (упасть до катастрофически низкого уровня) - обвальный (например: крах, процесс, обнищание);

· перестройка - перестроечный - перестроечник (сторонник перестройки) - доперестроечный (бывший до перестройки) - квазиперестройка (мнимая, не подлинная перестройка) - контрперестройка (политика постепенной отмены преобразований советского общества в 80-90-е годы) - контрперестроечный - постперестройка (система взглядов, процессов и мероприятий, сменивших перестройку) - постперестройщик;

· челнок (мелкий торговец, ввозящий товар из-за рубежа и вывозящий его за границу с последующей реализацией на местных рынках) - челночить (заниматься челночным бизнесом) - челночество (бизнес челноков) - челночница (женщина, занимающаяся челночным бизнесом) - челночный (например, челночные поездки, доходы) [цит. по: Катлинская 2008; Толковый словарь русского языка конца ХХ века 2002].

Следует отметить, что в ряде случаев авторы словарей пользуются пометой (! Не рек.), указывая на неуместность использования тех или иных языковых единиц в данных контекстных условиях, как, например, слово “обвальный” в значении: небывалый, необычный [Катлинская 2008: 222].

Формирования “гнезд” производных слов наблюдается и во французском языке, например:

· ancre - ancrй - ancrage (о привязке валют);

· s'enfuir - la fuite (о бегстве капитала);

· frein - coup de frein - freiner - freinage (о торможении в экономической деятельности);

· naissance - naоtre - nouveau nй (о рождении новой валюты);

· saint - santй - assainissement (об оздоровлении экономики) [цит. по: Dictionnaire de Franзais 1993].

Для современного экономического французского лексикона характерным становится метонимический перенос с переходом различных частей речи в категорию существительного без изменения формы слова за счет присоединения артикля:

· прилагательное - le portable “сотовый телефон”;

· числительное - le “777” “модель Боинга 1995 года”, les Dix - “страны “десятки”, т.е. десяти стран, присоединившихся к пятнадцати странам Евросоюза”;

· предлог - les sans “население без жилья, документов и т.д.”;

· словосочетание - l'aprиs-11 septembre “период после теракта в США” [цит. по материалам журнала Label France].

Анализ формальной, внешней, стороны тропеических знаков, сформированных за счет использования метафор, репрезентирующих ЭП, свидетельствует о том, что очень сложно абстрагироваться от содержательной стороны, т.е. от того, что обозначается данными знаками. Это может быть объяснено тем, что слово выступает в двух “ипостасях”: быть именем вещи, замещая при этом только одну вещь, и быть названием понятия, которое охватывает целый класс однородных вещей и позволяет отразить любой фрагмент, любую “точку” действительности [Абелева 2004: 19].

Современные отечественные лингвисты связывают внутреннюю форму слова с семиологическими процессами, протекающими в сфере взаимодействия двух разных семиотических систем - концептосфер культуры и языка [Телия 2004: 675], что позволяет аккумулировать в слове все то, что в разное время, по разному поводу и при различных обстоятельствах вкладывалось в его значение. Нагляднее всего об этом может свидетельствовать анализ внутренней формы слова и связанного с ней развития значения.

2.2 Внутренняя форма слова и значение в структуре тропеического знака

Вильгельм фон Гумбольт, выдающийся немецкий мыслитель - гуманист, создатель теоретических основ науки о языке, определил понятие как “впечатление, которое объект, внешний либо внутренний, производит на человека”, а слово как “звук, вырывающийся из груди под действием этого впечатления”. Задолго до Ф. де Соссюра, ученый показал возможности “прослеживания” истоков словообразовательных процессов, основанных на переносах значения. Эти процессы В. фон Гумбольт называл “сложениями”, а возникающую “многосложность” объяснял творческими силами языка, работой разума, стремлением наглядно представить в слове предмет с его свойствами, восполнив недостаток абстракции [Гумбольт 2000: 274-279]. Именно В. фон Гумбольт считается “изобретателем” термина “внутренняя форма”, которую он понимал как всепроникающую силу, выражение духа народа в отличие от внешней формы (звуковая, грамматическая, этимологическая). Однако у В. фон Гумбольта имелись только общие философские соображения.

Наиболее четкое определение данного термина дал Александр Афанасьевич Потебня, связавший наличие внутренней формы с тем способом, каким в существующем слове представлено то прежнее, от которого данное слово произведено. В книге “Мысль и язык” А.А. Потебня определил язык не как средство выражать уже готовую мысль, а как средство ее создания; не как способ отражения сложившегося миросозерцания, а как слагающую его деятельности. Важным был вывод о том, что слово выражает не всю мысль, принимаемую за его содержание, а только один ее признак, а внутренняя форма слова, понимаемая как “ближайшее этимологическое значение”, может выводиться из морфологической структуры слова и показывать, как представляется человеку его собственная мысль [Потебня 1892].

Ю.С. Степанов также связывает внутреннюю форму слова с этимологией и этимологическим значением, которое открывается лишь исследователям, поскольку концепты, вербализованные словами часто имеют “слоистое” строение: разные слои являются результатом, “осадком” культурной жизни разных эпох [Степанов 2004: 48-49].

Можно согласится с Е.Г. Беляевской, которая считает, что для обозначения сути явления следует скорее употреблять термин концептуальная внутренняя форма, позволяющий, в частности, объяснить вариативность конотации в слове: “поскольку коннотация формируется в процессе формирования слова, она может меняться, но эти изменения постепенны и происходят в течение длительного времени” [Беляевская 2007: 312]. Например, А.А. Реформатский приводит пример с французским словом bureau. Первоначально оно обозначало ткань из верблюжьей шерсти, потом стол, покрытый этой тканью, затем комнату с такими столами, а далее - отдел учреждения, людей, работающих в нем, и, наконец, заседания этих людей [Реформатский 2006: 86].

Исследователи переносных значений слова отмечают, что метафора или метонимия могут отражать не синхронный, а предыдущий образ слова. В отличие от ситуации, когда при беглом взгляде обращается внимание на сходство с внутренней формой, в которой чаще всего возникает образ с сопоставляемым предметом, это не всегда очевидно, поскольку исторические изменения в лексике зафиксированы плохо. Так, например, переносные значения слов рarquet, “паркет”, “помост”, “ринг”, “яма” объясняются следующим образом: первоначально все эти слова обозначали приподнятый участок пола в помещении фондовой биржи, где маклеры общались друг с другом, образуя группу, обособленную от публики. Затем эти термины стали обозначать объединение биржевых компаний, действующих на данном рынке, а также всю совокупность ценных бумаг, котирующихся под контролем Компании французских бирж [Бернар Т.II 1997: 322].

Этимологическое значение слова (или концептуальное основание в терминах Е.Г. Беляевской) не только трудно обнаружить при первом взгляде на слово, оно не всегда показано словарями. Так, слово “зеленые”, употребляемое при обозначении партии-экологов, на первый взгляд, обосновано ассоциацией по цвету, который преобладает в природе. Покажем в следующей таблице, как толкуется значение данного слова словарями:

Таблица 5.

Фиксирование словарями переносного значения слова les verts “зеленые”

Толковый словарь русского языка конца ХХ века 2002: 253.	Зеленые - участники общественного движения защиты окружающей среды, выступающие за сохранение экологического равновесия на земле. Зеленые - доллары США.
Бернар Т.II 1997: 30.	Les verts “зеленые” - казначейские билеты, впервые выпущенные в США в 1862 г., стали символом бумажных денег (английский термин означает буквально “зеленая спина” - обратная сторона была зеленого цвета). Будучи неконвертируемыми, они быстро теряли свою стоимость. В этот период возник конфликт между западом и востоком. Жители запада, как правило, должники, поддерживали “зеленые” и бумажные деньги, в то время как капиталисты Северо - Востока требовали возвращения к “здоровой валюте” (золотому стандарту). Тогда же была создана партия “зеленых”, которая состояла преимущественно из фермеров Северо - Запада. Ее программа основывалась на поддержке “зеленой”, “лучшей из когда-либо бывшей в обращении ” валюты.
Франция: лингвострановед. слов. 1997: 1006.	Les verts “зеленые” - “зеленые”, защитники окружающей среды. В 1984 создали партию “зеленых” на основе экологического движения. Les verts “зеленые” - “зеленые”, название игроков футбольного клуба “Сент-Етьенн” по цвету спортивной формы

Как видим, этимология слова “зеленые”, представленная во втором словаре, демонстрирует историческую связь обозначения словом зеленые и партии, и американской валюты, т.е. участие в переносе значения и ассоциации с цветом, символизирующим природу (партия фермеров), и ассоциации с реальным цветом долларовых банкнот США. Кроме того, в первом и третьем словаре показаны значения этого слова, которые отражают лингвокульторологические реалии: для русских это обозначение американской валюты, а для французов - игроков футбольного клуба.

Одно из основных положений Ф. де Соссюра о произвольности языкового знака подразумевает наличие относительной мотивированности, которая при переносных значениях естественным образом определяет значение слова. Проявление относительной мотивированности швейцарский ученый видел в отношении слова со временем (историей) и с традициями (культурой), что подтверждает проведенный нами анализ тропеических знаков экономического лексикона на уровне синтактики.

I. Время.

В последние годы проводятся многочисленные исследования “метафорического фонда”, определяющего ту или иную эпоху и связанного с “текущим моментом”. Исследование процессов “схватывания” знаком, соотнесенных с тем или иным периодом экономического развития, приводит к выводам о том, что новые значения привычных в обыденной жизни человека слов воспринимаются новыми поколениями, как “путеводные знаки дня”, как “окрашенные принадлежности” определенного периода развития страны и общества. Например, слова перестройка, подвижка, прорыв характеризуют российскую экономику 1986-1990 годов. Тогда же выделение в особую социальную группу новых русских и формирование соответствующего понятия послужило поводом для шутливо-насмешливых метонимических обозначений: богатые буратино, богатенькие Буратино. Целый пучок новых понятий, определяющих “послеперестроечную” эпоху, вербализуется за счет метафорического расширения слов поле, пространство: пространство выбора, конституционное пространство, конституционное поле, конституционное русло, административное поле [Костомаров 1999; Кретов 2002; Балашова 2006].

В истории Франции, как и в истории России можно выделить периоды такого культурно-национального взаимодействия, когда появлялись характерные и характеризующее это время метафоры и метонимии. Например, французская метонимия les sans-culottes родилась в дни революции как вызов моде дворянского сословия при Людовике XVI - короткие штаны (les culottes) и шелковые чулки. Словосочетание les sans-culottes “санкюлоты” (дословно “без штанов”) посредством метонимического переосмысления стало обозначать сторонников новых идей, свободы и братства [Solet 1988: 79].

Ю.С. Степанов приводит многочисленные примеры, когда форма слова выступает “знаком занятого места, функции”, “санкционирует предмет” в процессе создания рядов явлений, который ученый называет “процессом преемственности и эволюций”. Так, “новый предмет (изобретение, вещь, вещество, социальное явление и т.д.) занимает в общественном быту и в общественном сознании место какого-то прежнего предмета, принимая его функцию”. Именно таким образом развивались специальные термины автомобильного железнодорожного дела, осуществлялся перенос названий с органа человеческого тела на инструмент, выполняющий функцию этого органа (название топора во многих языках восходит к названию руки), перенос специальных обозначений из области ткачества на социальные явления и т.д. Например, происхождение русского слова основа или французского travailler “работать” в далеком прошлом восходят к терминам ткацкого дела [Степанов 2001: 608-609].

Исследователи метафор указывают на то, что временной фактор, служащий мощным стимулом для формирования языковых знаков, которые основаны на переносе значения, проявляется в степени их стертости. По мнению В.Н. Телия, многие метафоры являются временными (коридоры власти, холодная война, эшелоны власти, промывание мозгов, железный занавес), и можно делать прогноз об их шансах остаться в языке. Так, военная метафора оказаться в обозе основана на архаичном для нашего времени образе обоза, что лишает ее жизненных сил. С другой стороны, время может дать два независимых переносных значения, соотносящихся с разными референтами. Например, сесть на иглу имеет значения: 1) `стать наркоманом' и 2) `стать “пользователем” какого-либо “допингового” кредита' [Телия 1996: 200].

С.В. Лебедева и О.С. Зубкова, проанализировав функционирование метафоры в медицинском дискурсе, делают вывод о том, что метафора применяется в языке в явной или скрытой форме и по форме воздействия может быть “как эпизодической, так и пролонгированной” [Лебедева 2006: 57].

Время может также привести к возрождению метафоры. В качестве примеров могут служить масонские метафоры, отражающие изменения в общественно-экономической жизни государства в терминах строительства. Строительная метафора “прорубить окно в Европу” родилась в русском языке в поэме А.С. Пушкина “Медный всадник”: “Природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно”, она связана с именем Петра I и до сих пор ассоциируется с Петербургом, строительство которого обеспечило России выход в Балтийское море [Солганик 2002: 420].

В середине 20-х годов, вся наша страна воспринималась как “большая стройка”, и в моде были слова строить, стройка, строительство: “партийное строительство”, “языковое строительство”. Как указывает В.Г. Костомаров, именно тогда слово перестройка, ставшее впоследствии метафорическим определением эпохи Горбачева, знало пору актуализации в качестве политического термина. Оно было произнесено 57 раз в докладе Л. Когановича партсъезду, который узаконил перестройку функциональных отделов парткомов [Костомаров 1999: 156-157].

Сегодня строительные метафоры репрезентируют понятия, отражающие изменения, происходящие в Европе, связанные с созданием Евросоюза: la construction europйenne, европейское строительство, йdifier, bвtir, construire l'Europe, строить Европу, la construction, l'йdification de l'Europe, строительство Европы. Многочисленные случаи “оживления” стертых метафор приводятся авторами словаря политических метафор А.Н. Барановым и Ю.Н. Карауловым [Баранов 1994].

II. Традиции.

Анализ фактического материала свидетельствует о том, что метафорическая репрезентация экономической жизни чаще всего основывается на тех ассоциациях, которые отражают “наиболее древний слой нашего сознания” [Ортега-и-Гассет 1990: 75]. Именно поэтому перенос представлений о простых земных отношениях на формирование сложного понятийного аппарата экономики как науки является естественным, удобным и мотивированным. А анализ словарных статей демонстрирует, что переносные значения, относящиеся к области экономики, наблюдаются у слов, обозначающих наиболее известные понятия из ближайшего окружения человека. Во французском и русском языках эти слова входят в одни и те же лексические группы. Это, прежде всего, наименования, относящиеся к человеку (gйant йconomique, экономический гигант, донор, donneur), обозначение родственных связей (entreprise mиre, материнская компания), животных (serpent monйtaire, валютная “змея”), предметов обихода (corbeille, корзина, вилка, fourchette), частей дома (порог, seuil), явлений природы (ouragan, ураган), цветообозначений (marchй noir, черный рынок).

Очень часто внутри одной лексической группы наблюдаются поразительные совпадения метафорических наименований. В.Г. Гак, посвятивший свою жизнь сопоставлению французского и русского языков, объяснял данное явление проявлением “первобытного мышления”, а также возможным наличием связи в древних индоевропейских языках. Ученый приводит многочисленные примеры: определенные манифестации частей тела (голова - разум; глаз - взгляд); обозначения путем указания на тот или иной цвет предмета (papillons bleus - квитанции, извещающие о штрафе за неправильную парковку автомобиля и выполненные на голубой бумаге); названия незатейливых приспособлений, чаще всего деревянных, полученные по наименованиям животных (журавль - grue); обозначение черт характера по животным (лиса и renard обозначают “хитреца”) и т.п. Однако часто встречаются несовпадения, которые трудно объяснить. Так, избирательность образования переносных значений названий животных не всегда связана с тем, насколько часто встречается то или иное животное в обыденной жизни народа и какую роль оно в ней играет. Например, слово corbeau имеет во французском языке переносное значение “делец”, не свойственное русскому слову ворон. [Гак 1966]. И можно сказать, в очередной раз, вспомнив Ф. де Соссюра, что просто так принято говорить в данном социуме.

Таким образом, с одной стороны, внутренняя форма слова, характеризуется мотивированностью переносного значения и связана с понятиями времени и традиции. С другой стороны, она соединяет “телесность” языка, знаковость, с “бестелесностью”, значениями и развивает отношение знак > слово > значение. Знак направлен на значение, значение предполагает наличие знака, слово связывает между собой и то, и другое: “двусторонность, т.е. свойство быть одновременно и материальным образованием, и идеальным - исконное свойство слова, которым его наделил человек” [Абелева 2004: 16]. Структурная особенность тропеического знака заключается тем, что материальная сторона, его “тело”, представлена словом, которое уже использовалось (используется) в данной языковой системе как самостоятельный знак, но в результате развития значения соотносится с новой референциальной областью, которая и представляет в новой структуре идеальную сторону, экономическое понятие в нашем случае. “Старое” слово и экономическое понятие, обозначенное им, являются в структуре тропеического знака двумя сторонами, которые со времен Ф де Соссюра называются означающим и означаемым. Отношения между ними определяются как результат развития тех отношений, которые могут возникнуть между любыми знаками данной языковой системы (поскольку речь идет о комплексном знаке), парадигматическими или синтагматическими.

2.3 Парадигматические и синтагматические отношения

Выполнение знаком семиотической функции видится теоретиками семиотики в отношении “пресуппозиции (или солидарности), которое устанавливается между величинами плана выражения (или означающим) и плана содержания (или означаемым) в акте речи” [Греймас 1983: 493]. Характеризуя оппозицию “план содержания - план выражения”, Н.Б. Мечковская указывает на то, что план выражения - это не всегда “оболочка” или “вместилище”. Это скорее “репрезентативная малость”, свернутая и концентрированная. Однако ценным свойством любого знака следует признать его способность к “экономности”, к выражению или репрезентации “большего” через “малое” [Мечковская 2004: 23-24].

Говоря о плане содержания, Н.Б. Мечковская подчеркивает, что любой знак создан для передачи некоторой информации и выполняет ряд функций, вытекающих из характера передаваемой информации. При этом для семиотической характеристики плана содержания существенно то, какого рода информация передается, в каких объемах и насколько надежна данная семиотика для коммуникации [там же: 196-197]. Ценность метафор как знаков усматривается в том, что, используя уже готовые знаки, комбинируя и выбирая подходящие для сопоставления знаки, не тратя усилий для придумывания новых, данные языковые знаки принимают активное участие в порождении, хранении и передаче информации, будучи элементами языковой семиотической системы.

Соссюровское определение линейного характера языка развивается современными лингвистами в представление речи как состоящей из однородных единиц, называемых “речевой цепью” [Рождественский 2005: 56], в которой обнаруживаются синтагматические отношения при сочетании двух и более элементов (например, слов) и парадигматические между отождествляемыми элементами, занимающими одно и то же место в синтагме.

Анализируя закономерности, обусловленные характером связи в лексических тропах (по сходству или по смежности), Р. Якобсон называет первичное, собственное значение “не зависящим от контекста”, а переносное - “контекстуальным” [Якобсон, 2001: 122]. Действительно, значение слов развивается как переносное только в определенном контексте, экономическом в нашем случае, тогда как обычно они известны по своим прямым значениям. Особенно это наблюдается в случае, когда метафора представлена одним словом (источником). В таких словах и словосочетаниях, как сorner, “корнер” (действия хозяйствующих субъектов, предполагающих давление на рынок), “сlignotant”, “мигалка” (показатель тревожного состояния экономики), “boule de neige”, “снежный ком” (техника продажи) и многих других обнаруживается переносное значение лишь в экономическом контексте, т.е. при вступлении в синтагматические отношения с другими знаками речевой цепи.

В экономическом контексте можно встретить и более “экзотические” метафоры. Например:

· “ошейник” - комбинация из двух принятых опционов, защищающая инвестора от больших колебаний процентных ставок. Один из них, “шапка”, прикрывает инвестора при чрезмерном росте процентных ставок; другой опцион, “пол”, защищает интересы инвестора при слишком большом падении процентных ставок [Вечканов 2002: 473];

· “лунатик” - лицо, зарегистрированное как безработный и получающее пособие по безработице, фактически имеющее оплачиваемую работу [там же: 294].

Анализ формальной стороны метафор, употребляемых в языке экономики, свидетельствует о том, что комбинирование знаков естественного языка в пределах синтагмы может приводить к утрате первоначального значения у одного из элементов синтагмы. Например: в словосочетании serpent monйtaire, валютная “змея” слово monйtaire, валютная сохраняет свое значение как определяющее денежные отношения, а слово serpent “змея” утрачивает свое первичное значение “пресмыкающееся с длинным извивающимся телом, без ног, обычно с ядовитыми зубами” [Солганик 2002: 239]. Комбинация знаков serpent monйtaire, валютная “змея” служит для обозначения системы согласования валютных курсов, введенной по договоренности между европейскими странами. Подобным способом образованы такие экономические термины, как бегство (утечка) капитала; “налоговые каникулы” (период, в течение которого компания освобождается от уплаты некоторых налогов); “набег” на банк (массовое изъятие вкладчиками депозитов из банка); gйrant de portefeuille (распорядитель ценных бумаг) и многие другие.

Первоначальное значение может быть утрачено и у обоих элементов синтагмы. Так, в словосочетании “наблюдатель за акулами”, обозначающем консалтинговую фирму, которая специализируется на предупреждении попыток поглощения, а также на анализе торговли акциями компании-клиента, сборе голосов акционеров в поддержку нужных решений [Вечканов 2002: 359], первое слово наблюдатель поменяло свое значение с одушевленного субъекта на неодушевленный объект по сходству функций (наблюдать). Второе слово акула по аналогии с крупной хищной морской рыбой обозначает крупную фирму, которая может поглотить, что соответственно требует наблюдения.

Тропеический знак может быть образован комбинацией более чем двух элементов, отношения между которыми будут синтагматическими, соответствующими грамматическим правилам сочетания слов в русском или французском языках. Например:

· “прыжок дохлой кошки” (временный подъем на фондовой бирже) - существительное + прилагательное в родительном падеже + существительное в родительном падеже;

· valeur de pиre de famille “достояние отца семейства” (вид акций) - существительное + существительное с предлогом de (соответствует обозначению родительного падежа в русском языке) + существительное с предлогом de (соответствует обозначению родительного падежа в русском языке).

Однако внутри синтагмы перенос значения на основании сходства по функции или по аналогии является результатом парадигматических отношений, когда, по меткому выражению В.Г. Гака, одно и то же слово “как бы отливается в ряде уточняющих его словесных форм”, определяясь в известной мере значением соседних членов лексической парадигмы [Гак 1966: 8]. Изменение значения может привести к его некоторому сужению, как это, например, происходит при использовании в экономической лексике цветовых метафор, уточняющих особенности рынка:

· marchй noir, черный рынок - в отличие от рынка вообще это нелегальный рынок каких-либо товаров или услуг;

· marchй gris, серый рынок - это любой рынок дефицитных товаров, который отличается от “черного рынка” тем, что он легальный.

Парадигматические отношения, характеризующиеся сужением и уточнением значения внутри парадигмы, устанавливаются между тропеическими знаками, представленными простым словом с переносным значением, и другими знаками, образованными словами с прямым значением. Например, слово “привратник” в переносном значении и слово “управляющий”, относящиеся к одной ЛСГ, отличаются тем, что первое обозначает “управляющего большой компании, который контролирует поток информации и решает, какую информацию передавать наверх - родительской компании, какую - филиалам” [Вечканов 2002: 527].

Сужение значения достигается формально использованием метафорических следствий, под которыми обычно понимается введение других, ранее не упоминающихся потенциальных компонентов, которые не противоречат данной метафоре [Баранов 1994: xvii].

В экономической лексике выявляются метафорические следствия, эксплицирующие следующие отношения:

· род - вид: человек - игрок, донор, ночной сторож, gendarme; транспортное средство - корабль, локомотив, поезд, train; зверь - тигр, мамонт, волк, loup;

· целое - часть: механизм - гайка, винтик, рычаг, levier; организм - скелет, сердце, coeur; дом - крыша, несущая конструкция, потолок, plafond;

· экспликация свойства: организм - болезнь, беременность, крепкий организм, robuste, chйtif; механизм - механизм торможения, ржавый механизм, en panne (сломанный); погода - буря, холод, orage;

· экспликация функции: человек - рождение, хождение, вставать на ноги, marche (ходьба); транспортное средство - движение, остановка, dйmarrage (пуск).

В качестве примера на материале словаря политических метафор А.Н. Баранова и Ю.Н. Караулова [Баранов 1994: 275-284] покажем, как с помощью метафор структурируется ЭП РЫНОК, и какие метафорические следствия принимают участие в данном структурировании.

Первый столбец таблицы представляет область объектов метафорического осмысления (денотативные дескрипторы в терминах авторов словаря) с родовым термином “рынок”, с помощью которого в языке экономики показано анализируемое ЭП.

Второй столбец демонстрирует видовые составляющие данного понятия, вербализованные словосочетаниями “переход к рынку”, “проблемы перехода к рынку”, “программа перехода к рынку”, “субъекты рынка”.

Третий столбец включает те метафоры, которые используются для описания выбранного фрагмента экономической реальности (сигнификативные дескрипторы в терминах авторов словаря).

Таблица 6.

Репрезентация ЭП РЫНОК с использованием метафор

ЭП	метафорические следствия	метафоры
РЫНОК	род-вид	Пункт назначения: движение к … , переход, та сторона, дорога к … , вхождение, берег; Лицо: Мефистофель, царь, организм; Пространство: море, пучина, базар, река/поток, джунгли, братская могила, рай; Растение: дерево, розы, шипы; Средство передвижения: поезд, велосипед.
	экспликация свойства	Механизм: полнокровный механизм, регулируемый механизм; Стихия: неуправляемая, жесткая, динамичная, своенравная стихия; Лицо: больной, умирающий, смерть, беременность, монстр, призрак; Дерево: произрастает снизу, росток;
	экспликация функции	Механизм: запуск; мягкая посадка; Дерево: привить к черенку подвой; Лицо: состязание, лекарство.
	целое - часть	Железная дорога: рельсы.
ПЕРЕХОД К РЫНКУ	род-вид	Операция: шокотерапия; Пища: блин, коктейль; Одежда: трико; Военные действия: авангард, штаб.
	экспликация свойства	Операция: целительная операция; Дорога: дорога с ухабами, особый путь; Передвижение: скакать галопом, мягкая посадка.
	экспликация функции	Передвижение: прорыв, старт.
	целое - часть	План: дорожная карта.
ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕХОДА К РЫНКУ	экспликация свойства	Пропасть: глубокая и широкая
	экспликация функции	Пропасть: перепрыгнуть в несколько скачков, преодолеть
ПРОГРАММЫ ПЕРЕХОДА К РЫНКУ	экспликация свойства	Дорога: дорога с ухабами.
СУБЪЕКТЫ РЫНКА	экспликация функции	Сосуды: сообщающиеся сосуды.

По приведенной таблице можно сделать следующие выводы:

1. Чем более абстрактным является понятие, тем больше репертуар использованных метафор для его репрезентации (таблица позволяет сравнить репрезентацию абстрактного понятия РЫНОК и более узких понятий ПЕРЕХОД К РЫНКУ, ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕХОДА К РЫНКУ, ПРОГРАММЫ ПЕРЕХОДА К РЫНКУ, СУБЪЕКТЫ РЫНКА).

2. Репертуар метафор, репрезентирующих ЭП, включает такие из них, где источник относится к разнообразным смысловым областям: движение; транспортные средства; человек, его жизнь и занятия, болезни и смерть; пространство; механизмы; природный мир и погода; вода; мифические существа; соревнования; одежда и еда; физика.

3. В формировании ЭП с помощью метафор участвуют метафорические следствия, эксплицирующие все типы отношений: род - вид; целое - часть; экспликация свойства; экспликация функции.

4. Анализ материала, представленного в таблице, позволяет сделать главный вывод о том, что метафоры, репрезентирующие ЭП, могут рассматриваться как тропеические знаки, поскольку они удовлетворяют определению знака (отражают реалию мира экономики - рынок и используют для отражения материальные средства - слова в переносном значении).

Одно и то же слово может развивать значение в двух направлениях. Например, слово “портфель”, замещая в рамках одной парадигмы слова “совокупность”, “пакет” или “набор”, образует следующие метафорические словосочетания: портфель заказов, портфель конкретных предложений, портфель проблем. В рамках синтагмы это слово содержит в своем метонимическом значении дополнение и уточнение (портфель как указание на должность, требующую использования портфеля): министерский портфель, получить портфель министра, распределение портфелей.

При метонимическом переносе значения может происходить и расширение исходного значения слова, сопровождающее, в частности, развитие отношений содержимое - содержащее и часть - целое (синекдоха). Первое отношение проявляется в обозначении должностных лиц по резиденции, правительств по столицам и отраслей промышленности по производимому продукту, обозначение лица по принадлежности к партии, группе, организации.

Многочисленные примеры данного явления приводит В.Г. Гак. Лингвист подчеркивает, что в последнем случае в русском языке слова обычно подвергаются каким-либо изменениям и дополнениям в отличие от французского, для которого характерны бессуффиксные обозначения, например: un MRP - член партии МРП или такие русские образования, как рапповец, черносотенец. В.Г. Гак добавляет, что по-французски даже словосочетание может обозначать человека по его партийной принадлежности: “Le rйgisseur de Cеrnиs, Arthur Lousteau, un “Action franзaise” pourtant l'admirait” (ср.: Управляющий поместьем Сернэ, Артур Лусто, хоть и состоял в “Action franзaise”, восторгался учителем) [Гак 1966: 105].

Одним из следствий парадигматических отношений является создание параллельных конструкций, которое проявляется в развитии синонимов: в рамках одной парадигмы знаки совпадают по содержанию, но различаются по форме. В отношения синонимии могут вступать как тропеические, так и другие знаки данной языковой системы. Например, расширение Евросоюза за счет присоединения десяти стран передается во французском языке использованием следующих языковых средств, первые два их которых можно считать тропеическими знаками (они основаны на переносе значения по смежности):

· les Dix “десять”;

· les nouveaux entrants “новые входящие”;

· les dix nouveaux membres “десять новых членов”;

· dix nouveaux pays “десять новых стран”;

· les futurs Etats membres “будущие страны-члены” [LF 2004 №53: 19-20].

Следствием отношений, устанавливающихся между означаемым и означающим, является конкретизация, когда родовое слово заменяется видовым, а целое частью. Последнее часто происходит при использовании телесных метонимий, которые приводят к конкретизации абстрактных существительных. Сравним некоторые словосочетания из экономического лексикона, в которых встречается слово рука в переносном значении (по смежности):

· олицетворение существительных, употребляемых в родительном падеже со словом “рука”: рука судьбы, рука закона;

· олицетворение существительных, употребляемых в именительном падеже со словом “рука” в родительном падеже: свобода рук, ловкость рук;

· обозначение человека, который имеет власть, влияние, может оказать покровительство: иметь “руку” (в правлении и т.п.);

· олицетворение власти, политики (сильной и бескомпромиссной) в сочетании с прилагательными “железная” или “сильная”: железная рука, сильная рука;

· олицетворение способа регулирования рыночных отношений в сочетании с прилагательным “невидимая”: невидимая рука;

· олицетворение способа влияния другого государства в сочетании с именем собственным, обозначающем столицу бывшего СССР: рука Москвы;

· обозначение помощника руководителя (с уточнением его значимости) в сочетании с прилагательными “правая” или “левая”: правая рука, левая рука;

· во множественном числе уточнение источника информации в сочетании с числительными “первые”, “вторые”, “третьи”: из первых (вторых, третьих) рук.

Проявлением конкретизации во французском языке могут служить примеры со словами camion и restaurant, которые конкретизируются за счет использования телесной метонимии coeur “сердце”:

· “camions du coeur” - “грузовики сердца” (грузовые машины с продуктами питания для нуждающихся, на которых работают добровольцы от “ресторанов сердца”) [Франция: лингвострановед. слов. 1997: 140];

· “restaurants du coeur” - “рестораны сердца” (специальные центры общественного питания, представляющие бесплатные обеды нуждающимся) [там же: 834].

В качестве следствия отношения между означаемым и означающим, выступает анимизм, когда неодушевленные предметы и абстрактные явления экономической действительности приравниваются к одушевленному деятелю: бегство капиталов, la fuite des capitaux, хождение валюты, la marche de l'euro и т.д. “Мир движется. Все течет, едет, бежит, прыгает, падает, скользит”, - пишет Е.В. Рахилина. И самым распространенным глаголом лингвист называет идти: “в языке царит идти”, в языковом мире идут даже такие предметы, которые в физическом мире совершенно неподвижны [Рахилина 2000: 303]. В языке экономики этим свойством наделены бизнес, реформы, инфляция, валюта, проценты и многое другое. Проявления анимизма в экономической лексике разнообразны и имеют тенденцию к стиранию.

Наконец, в отношения между означаемым и означающим тропеического знака втягиваются отношения со знаками других семиотических систем. Прежде всего, это такая мощная семиотическая система, как культура. Так, “рука” в данной семиотической системе рассматривается как знак: со своими 27-ю костями и примерно со столькими же мускулами (материальная сторона знака), выполняющая и очень тяжелые, и очень тонкие работы (внутренняя форма знака, мотивирующая выбор значения), ассоциировалась издавна с силой и могуществом человека, и поэтому ей приписывали различные чудодейственные свойства. Например, в древнем мире вытянутой вперед руке придавали значение божественной силы и власти. Изображение руки встречается на римских, финикийских и ливийских гробницах, на ирландских крестах и на мексиканских памятниках. В египетских иероглифах знак руки обозначает деятельность вообще. У берберов рука обозначала покровительство, власть, силу и авторитет, а у мусульман - закон, судьбу и могучее оружие против врагов [Крейдлин 2004: 204].

Ю.В. Рождественский характеризует отношения языковых знаков с культурой как “отношения именования”, когда слово становится “особенно ответственным, т.к. правильное именование лексических единиц, не только толкует назначение и применение всех вещей, но и определяет их понимание, воспитание людей и управление общественными процессами” [Рождественский 2003: 88]. Именно поэтому результатом отношения тропеических знаков с культурой (фольклор, народные приметы, пословицы) становится формирование ценностных суждений, определяющих прагматический эффект тропеических знаков.

В словаре политических метафор А.Н. Баранова и Ю.Н. Караулова мы находим примеры использования фольклорных прозвищ для характеристики тех политических лидеров, которые сыграли существенную роль в развитии экономики страны: оловянные солдатики (вожди), Ванька-встанька (Ленин), домовой (Брежнев). События политической и экономической жизни ассоциируются со сказочными сюжетами: “это уже будет сказка про европейский теремок, в котором захотел жить наш европейский медведь”. Встречается цитирование народных примет, присказок, пословиц, фраз-клише: “экспроприация, грянувшая, как “тать в нощи”; “Москва чуть-чуть бежит впереди телеги”; “лежачего не бьют”; “общество хромает на обе ноги”; “не всегда выигрывает тот, у кого в “прикупе” - пушки”; “альтер эго” президента”; “И ты, Брут?” и т.д. [цит. по: Баранов 1994].

Исследуемые нами тропеические знаки пересекаются со знаковыми структурами такой семиотической системы, как математика. По словам А.И. Степанова, независимо от профессии и склонностей человеку не удается уйти от стереотипов и наработанных в детстве стандартов мышления, которые вместе образуют то, что роднит всех людей - “элементарно-математическое”, включающее пространственные и цифровые представления и создающее то общее знание, которое представляет собой мощнейший формообразующий фактор [Степанов 2004: 824-825].

Использование элементарного математического опыта при формировании тропеических знаков языка экономики вносит, на наш взгляд, элемент неосознанной рациональности и логичности в структуру метафор, традиционно причисляемых к средствам, основанных на творческих способностях и чувственном восприятии действительности. Результатом данного опыта становятся “геометрические” метафоры: Hexagone “шестиугольник” (так французы называют свою страну по ассоциации с формой на географической карте); carrй magique “магический квадрат”; кружки качества: кривая роста цен и т.д.

С представлениями о нумеративной картине мира, которая позволяла “называть и квалифицировать объекты с высокой степенью подробности” и до появления книгопечатания, т.е. “новой науки”, объединяла “математику, музыку, астрономию и язык в одном мировоззрении” [Рождественский 2003: 146], пересекаются тропеические знаки, сформированные на основе использования чисел. Так, самое важное на данный момент событие (или объект) экономической жизни репрезентируется как номер один (реже номер два и т.д):

· “разоружение - мировая проблема № 1”, “здоровье - забота номер один” [Солганик 2002: 402];

· “Le franco-italien STMicroelectronics (numйro trois mondial), l'amйricain Motorola (numйro sept) et le nйerlandais Philips (numйro dix) s'allient pour la crйation d'un centre de recherche en France, prиs de Grenoble (Isиre)” [LF №47 2002: 23].

В последнем случае отношения знаков внутри синтагмы строятся в соответствии с грамматическими правилами данного языка. И если в русском языке связь с числом очевидна, то во французском языке число принимает функцию определения. Сравним: мировая проблема № 1 и numйro trois mondial “третий номер в мире”, что означает “занимает третье место в мире”. Отметим также характерные для французского языка эллипсы: прилагательное mondial употреблено лишь в первом случае, а далее опускается - numйro sept, numйro dix “седьмое, десятое место” (подразумевается “в мире”).

“Умные числа” [подробно о роли числа как знака см.: Степанов А.И. 2004; Крейдлин 2004: 184-203] помогают отразить историю становления Евросоюза и проведения саммитов. При этом во французском языке отмечается более свободное использование числа, которое, принимая артикль, субстантивируется, в то время как в русском языке вводятся дополнительные знаки: конкретизирующие слова; кавычки, указывающие на необычность словообразования. Сравним:

· les Dix - новые десять стран, страны “десятки”;

· les Quinze -“Европа пятнадцати”, “пятнадцать”;

· les Vingt-cinq - “Европа двадцати пяти”, “все двадцать пять государств”, “ двадцать пять”.

О количественных словах и их особом статусе писали еще Л.В. Щерба и И.А. Мельчук, отмечая, что такие слова, как сотня, миллион и миллиард могут быть отнесены к особым частям речи [Щерба 1974:88-87; Мельчук 1995: 501]. Как указывает С.Г. Кара-Мурза, хотя число и выглядит “точным” знаком, оно может создавать в воображении реципиента образы и “на деле часто служит метафорой (а иногда и гиперболой)”, чем пользуются манипуляторы, запуская в общественное сознание числа, деформирующие воображение и обезоруживающие разум человека. С этой целью манипуляторы раздувают, увеличивают числа в десятки и сотни раз, стремясь преувеличить количественную меру [многочисленные примеры манипулирования с числами см.: Кара-Мурза 2004: 122-132].

Не только математика, но и другие науки, как естественные (физика, химия), так и гуманитарные (прежде всего, философия) обмениваются используемыми ими знаками с языком экономики. Отношения, которые устанавливаются между ними, являются парадигматическими. В.С. Степин метафорически называет перенос представлений специальной научной картины мира, а также идеалов и норм исследования из одной научной дисциплины в другую “парадигмальными прививками” [Степин 2003: 578].

Сопоставление с теоретическими конструктами механики, физики, химии и математики делает картину исследуемой экономической реальности особым звеном развивающегося научного знания, которое тесно контактирует со смыслами универсалий культуры, и поэтому обладает ярко выраженным мировоззренческим статусом. Так, мы получаем следующие экономические метафоры: прозрачность рынка для инвесторов; эластичный рынок капитала; inйlasticitй de la demande “неэластичность спроса”; l'йlasticitй des dйpenses d'йducation “эластичность расходов на образование”; la volatilitй des prix “неустойчивость цен”; la transparence de l'activitй йconomique “прозрачность экономической деятельности”; l'opacitй de l'activitй йconomique “непрозрачность экономической деятельности” и т.п.

Анализ тропеических знаков на уровне синтактики свидетельствует также об отношениях со знаками цвета. Эти знаки занимают одно из центральных мест в культуре вообще, а, кроме того, как показывают многочисленные исследования [Гак 1966, 1983; Маковский 1997; Фрумкина 1984; Corbett 1989], у разных народов имеется своя символика цвета.

По мнению В.Г. Гака, во французском языке, особенно научном, метафора и метонимия играют большую роль. Одно и то же понятие по-русски может обозначаться новым словом, а по-французски - переосмысленным старым, в основе переосмысления лежат метафора или метонимия. Примером может служить символическое использование цветообозначений, лежащее в основе метафорического и метонимического переосмыслений. Так, незаконная работа характеризуется французским языком через семантику слова, обозначающего черный цвет, noir - le travail noir “черная работа”. В семантике русского прилагательного черный не имеется значений “скрываемый” и “незаконный”, и метафора черная работа может интерпретироваться как “неквалифицированная”. Работа, выполняемая в обход закона, обозначается как подпольная. На этом же основании, по мнению В.Г. Гака, в русском языке метафора черный рынок в значении “незаконный” может считаться заимствованием [Гак 1966: 232].

Проведенный нами анализ тропеических знаков языка науки экономики, демонстрирует преимущественное использование трех цветов: белого, черного и серого, которые соответственно означают степень выгодности операции или легальности деятельности, а, кроме того, имеют такие классические ассоциации, как черный цвет - цвет зла. Сравним:

· “белый рыцарь” - лицо или фирма, которые делают желательное предложение о поглощении на более выгодных условиях вместо непреемлемого и нежелательного предложения, поступающего от “черного рыцаря”;

· “серый рыцарь” - противник-претендент в “битве” за взятие под контроль другой компании, чьи намерения не объявляются;

· “черный рыцарь” - лицо или фирма, делающие какой-либо компании нежелательное предложение об ее поглощении;

· “черный рынок” - нелегальный рынок каких-либо товаров или услуг [цит. по: Вечканов 2002];

· черный пиар - компрометирующий материал на кого-либо, который используется в борьбе конкурентов друг с другом [противоп. - чистый (белый) пиар];

· черные юристы - о юристах, регулярно оказывающих юридическую помощь в осуществлении мошеннических сделок [цит. по: Катлинская 2008].

Знаки цвета лежат в основе цветовых метонимий, перенос значения которых основывается на ассоциации по смежности: с цветом продукта или материала экономической деятельности, кожи или костюма субъекта экономики. Например:

· boues rouges “красные грязи” - отходы от алюминиевого производства, загрязняющие окружающую среду;

· carte orange “оранжевая карточка” - проездной билет (купон оранжевого цвета);

· “habit vert” “зеленый фрак” - прозвище членов Французского института (зеленый фрак - официальный костюм) [цит. по: Франция: лингвострановед. слов. 1997];

· “черный капитализм” - выражение, распространенное в США, означающее создание новых фирм, которыми владеют и управляют негры [Вечканов 2002: 770].

Во французской экономической жизни семиотика цвета играет большую роль, знание значений цвета помогает ориентироваться в реальной жизни, и это знание фиксируется языком. Например:

· jours blancs - “белые дни”, дни “пик”, время интенсивной загрузки железнодорожного и авиационного транспорта, когда не действует большая часть льгот на оплату проезда;

· jours bleus - “синие дни”, время наименьшей загрузки железнодорожного и авиационного транспорта, когда предоставляется скидка, снижение оплаты за проезд;

· jours rouges - “красные дни”, дни “супер пик”, время наиболее интенсивной загрузки железнодорожного и авиационного транспорта, когда не действует большая часть льгот на оплату проезда;

· numйro vert - “зеленый номер”, абонемент, дающий право на услугу, которую оказывает учреждениям и промышленным предприятиям с 1983 года компания “France Telecom” [цит. по: Франция: лингвострановед. слов. 1997].

Таким образом, сущность метафоризации как знаковой операции переноса значения показана в развитии парадигматических и/или синтагматических отношений между означающим и означаемым, а также между тропеическими знаками и другими знаками единой языковой системы и знаками других семиотик. Неограниченные возможности сочетания знаков при комбинировании и создании комплексных тропеических знаков свидетельствуют об их высоком информационно-семиотическом потенциале. Примеры репрезентации экономических понятий через метафоры показывают широкие творческие возможности человеческого разума, открытость и незавершенность познания, а также способность фантазировать и делать неожиданно точные сравнения, основываясь на тех признаках, которые выбирает сознание человека, чтобы познать и определить “ускользающие от разума” понятия.

2.4 Отношения между признаками означаемого и означающего в структуре тропеического знака

Важным отношением в структуре тропеического знака является то, которое представляет собой основание метафорического или метонимического переносов значения и определяется возможностью совмещения хранящегося в памяти представления об объективной реальности с таким параметром обозначаемого ЭП, который по общему признаку оказывается с ним совместимым. Нахождение данного параметра, на наш взгляд, возможно при изучении “сырья”, из которого создается значение слова.

Современные отечественные лингвисты трактуют основание переноса значения как “пересечение” признаков обозначаемого предмета (явления) с его источником [Арутюнова 1999: 355; Никитин 1979: 100-101; Баранов 1994: 15]. При этом “на вход метафоры” поступают также оценки, эмоции, экстралингвистические знания, житейский опыт, иногда случайные наблюдения и впечатления [Арутюнова 1999: 369-370], что неизбежно приводит к осознанию прагматического эффекта, создаваемого метафорой при репрезентации ЭП. Существует мнение, что метафора - это не только сокращенное сравнение, но и сокращенное противопоставление. Чем дальше отстоят друг от друга противопоставляемые признаки, тем ярче “метафорический сюрприз” от их контакта [Галеев 2004: 33].

Поскольку понятие формируется на основе обобщения существенных признаков, присущих ряду однородных предметов, для выделения этих признаков необходимо абстрагироваться от несущественных. Этому помогает проведение таких логических приемов, как анализ (мысленное расчленение предметов на их составные части, мысленное выделение в нем признаков) и синтез (мысленное соединение в единое целое частей предмета или его признаков, полученных в результате анализа). При формировании понятий, основанных на переносе значения, особенно важным становится такой логический прием, как сравнение (мысленное установление сходства или различия предметов по существенным или несущественным признакам), а также абстрагирование (мысленное выделение одних признаков предмета и отвлечение их от других) и в некоторых случаях обобщение (мысленное объединение однородных предметов в некоторый класс) [подробно о логических операциях см.: Гетманова 2006: 29-30; Лагута 2000].

Способность мыслить логически, присущая homo sapiens, а также линейность представления в речи языковых явлений обеспечивают однородность восприятия и осознания кодируемой с помощью метафор информации. Сведение однородных частей или элементов разных речевых цепей в единицу и выделение единиц языка, по словам Ю.В Рождественского, происходит в соответствии с операцией отождествления: “Отождествляемые элементы речевой цепи нередко называют вариантами, а единицы, полученные в результате отождествления, - инвариантами, и тогда говорят, что варианты принадлежат к инварианту”. Отождествление элементов и единиц, или вхождение вариантов в инварианты основано на материальных и смысловых признаках речи. Те признаки, которые “отличают один вариант от другого (одну единицу от другой), называют дифференциальными”. Признаки, “наличествующие у данного звука как общие с другим звуком, называют интегральными” [Рождественский 2005: 58-59].

...