Метафорическая репрезентация экономических понятий в семиотическом аспекте

Исследуя процессы понимания художественных текстов,
Н.И. Колодина называет категоризацию внешней действительности важнейшей функцией языка, которая обеспечивает процесс познания. При этом человеку свойственно совершенствовать категориальный аппарат своего мыслительного процесса, совершенствуя средства абстрактной мыслительной деятельности в ходе понимания сложных закономерностей объективного мира [Колодина 2001: 71-72].

Проведенный нами анализ фактического материала выявляет те категории, с помощью которых создается типовой образ, служащий основой для “опредмечивания” абстрактных понятий, отражающих явления и события мира экономики, а также конкретных понятий, которые представляют в нашем сознании субъектов экономической деятельности. Под категорией мы, вслед за В.Г. Гаком, понимаем наиболее крупные объединения семантических компонентов [Гак 1966: 145-146]. В качестве самой продуктивной категории, служащей источником ассоциаций при формировании тропеических знаков, нами выявлена категория “человек”, в которой можно выделить следующие суб-категории: “родство”, “игроки”, “артисты”, “военные” и “части тела”. Сравнение мира экономики через метафору и метонимию с самим человеком и со всем, чем он непосредственно занимается, соответствует проявлению антропометрического принципа, согласно которому человек - мера всех вещей и который является составной частью антропоцентрической парадигмы, определяющей развитие лингвистики XXI-го века.

Анализ свидетельствует о том, что метафорическая репрезентация ЭП чаще всего происходит как следствие категоризации экономических отношений в терминах родства. А.Ф. Лосев указывает, что при любых логических представлениях человеку очень трудно забыть о том, что у него есть родители и дети, что на протяжении всей своей жизни он по рукам и ногам связан родственными отношениями, и что родство - это не случайное явление, а глубокое и неискоренимое [Лосев 1991: 402]. А.Т. Хроленко считает, что термины родства “доминантны” у русских [Хроленко 2004: 154].

Проведенное нами исследование продемонстрировало, что перенос представлений о земных родственных отношениях на формирование сложного понятийного аппарата экономики как науки оказывается естественным, удобным и мотивированным. Внеязыковая реальность в образе родственных отношений играет роль стимула в трактовании зависимостей между и внутри экономических субъектов: предприятия репрезентируются через метафору как дочки-матери:

“Для открытия дочернего банка нужен капитал, а в филиал банк вкладывает ровно столько денег, сколько нужно для содержания офиса - кредитовать можно исходя из возможностей материнской конторы” [ПЖ 2005 № 36: 34].

“В рамках межфирменной задолженности долг казахстанских дочерних компаний перед материнскими в структуре ВВД составляет свыше 50%” [ВЭ 2004 № 11: 146].

Руководитель и создатель предприятия представляется как отец или крестный отец. Основанием переноса является ассоциация по сходству: с отца начинается род, отец или крестный отец представляется как опора и защита других членов семьи. Продукты, сделанные по образу зарубежных аналогов представляются как близнецы (близнецы иностранных сотовых).

В терминах родства категоризуются отношения между странами, которые представляются через метафору как семейные, братские (Россия - старший брат, города-побратимы), родственные и даже соседские, что в русском сознании приближается к категории родственников:

“… в следующем году больше всего кредитов Россия выделит нашим дальним соседям, а не близким “родственникам” по СССР, как это было в прежние годы” [ПЖ 2004 № 46: 21].

Обыгрывание метафорой темы родственных отношений приводит к репрезентации понятия объединения предприятий либо стран через ассоциацию о заключении брака, создании семьи. Так, предложение о продаже акций российского автопредприятия иностранному инвестору показано через метафоры: сделать “официальное” предложение и АвтоВаз на выданье [АН № 49 2007: 9]. Наоборот, распад экономического и политического союза представляется как цивилизованный развод. Так, Россия показана через развернутую метафору как женщина, которая “в расстроенных после развода чувствах, не знает, то ли еще раз выйти замуж то ли дать обет безбрачия и обречь себя на одиночество и бездетность” [ПЖ № 24 2005: 21].

Во французских текстах в терминах родства представляется образование европейских стран в экономический союз: l'Union Europйenne - c'est une famille d'йtats-membres “Европейский союз - это семья стран-членов”; la Communautй europйenne йtait la fille de la Seconde guerre mondiale “Европейское сообщество было дочерью второй мировой войны” и т.п. Анализ также свидетельствует о продуктивности использования метафор, основанных на ассоциациях с семейными отношениями, для репрезентации понятий, отражающих слияние предприятий и создание филиалов. Например:

“Les journaux йconomiques ressemblent, ces temps-ci, au “Carnet” du Figaro: pas une semaine sans que soit annoncй un mariage entre les grands” [P 1998 № 1324: 74]. Ср.: В последнее время экономические журналы стали похожи на “Дневник” Фигаро: не проходит и недели без объявления о “бракосочетании” (т.е. слиянии) между крупными предприятиями.

Языковая репрезентация понятий, отражающих субъектов экономических отношений, происходит также в терминах, описывающих соревнования, игры, военные операции и театральные представления. Основанием метафорического переноса служит представление реалий мира экономики таким образом, как если бы человек принимал участие в выполнении определенных действий: соответствовал определенным правилам (игра по правилам или нет), искал правильные ходы, рисковал, имел товарищей по команде или противников, боролся, побеждал или терпел поражение и т.д. Например, в следующем высказывании описание сложных межгосударственных отношений, устанавливающихся в контексте глобализации, идет через обращение к терминам “игры”:

“Пора преодолеть сам тип внешнеполитического мышления в плоскости как бы одной “шахматной доски” (или хуже - одного “бильярдного стола”). Новая множественность мировых полюсов - не то же самое, что битва более двух “ферзей” в одной международной игре. Сама “игра” идет в разных измерениях: экономическом, культурно-идеологическом, коммуникационном. И в каждой такой “плоскости” - свои ведущие игроки, свои правила и закономерности” [Глоб.: 112].

В приведенном примере, во-первых, категоризация окружающей действительности через ассоциацию с игровой “плоскостью” отражает процесс осмысления новых реалий, как если бы человек размышлял над шахматной или бильярдной партией. И в том и в другом случае ассоциация помогает подчеркнуть сложность ситуации и необходимость продумывания “ходов”. Во-вторых, через категорию “игра” показаны отношения между государствами. Эти отношения соответствуют определенным правилами (как в любой игре), и в них вовлечены участники (ведущие игроки), самые значительные характеризуются как подобные самым главным шахматным фигурам - это два ферзя.

С помощью “военных” метафор в следующих контекстах отражается конкурентоспособность новой валюты евро, а также урегулирование валютных отношений:

“… l'euro a dйclenchй une guerre commerciale” (евро развязал коммерческую войну) …; “… l'euro entraоne une guerre des “Monnaies” en Europe (евро ведет войну валют в Европе) … ”; “il faut passer а l'attaque” a lancй le patron des patrons italien” (надо перейти к атаке - речь идет об инвестициях) ...; “l'Union europйenne part en guerre contre les tarifs jugйs exorbitants que la Chine pratique” (Евросоюз идет на войну против чрезмерных тарифов, практикуемых Китаем) ... [F 2006 № 19322: 24].

В приведенных примерах основанием переноса служит идея решительных действий. Через категорию “война” показано, что у новой валюты есть возможности конкурировать с другими мировыми валютами, и она активно их использует.

Метонимическая репрезентация ЭП, как следует из анализа фактического материала, часто является результатом категоризации явлений экономики в терминах, представляющих части тела человека. Как указывает Е.В. Рахилина, в типологии подобная модель называется “human-body part model” и считается наиболее распространенной, причем в разных языках выбираются разные части тела [Рахилина 2000: 253]. Добавим, что разные части тела выбираются для метонимической репрезентации понятий обыденного или научного языка, а также языка той или иной науки. Так, с введенного Адамом Смитом понятия, отражающего регулирование рыночных отношений и вербализованного метонимией (отношение часть > целое) - невидимая рука рынка, в языке экономики началось активное использование телесных метонимий. Ассоциация с рукой оказалась настолько точной (рука как часть тела персонифицируется в виде серьезной властной силы), что стала символизировать руководство: сильная рука - руководитель предприятия, надежные руки - человек, которому можно доверить дело, правая рука - главный помощник руководителя, железная рука - твердая, бескомпромиссная политика руководства и, наконец, рука Москвы, демонстрирующая авторитет российской столицы. Как это показано в словаре политических метафор, метонимическому переосмыслению подвергаются и устаревшие обозначения “руки”, также отражающие властные структуры: карающая десница, державная длань [Баранов 1994: 93]. А в следующем примере словосочетание bras gazier du Kremlin “газовая рука Кремля” символизирует силу Газпрома и его роль для европейских стран:

“Moyennant quelques 300000 dolars par an, l'ancien chancelier s'est reconverti en propagandiste de Gasprom, bras gazier du Kremlin, qu'il reprйsente а la tкte de la sociйtй germano-russe chargйe de construire, sous la Baltique, le futur gazoduc nord-europйen ... ” [Expr.]. Ср.: Получая 300000 долларов в год, бывший немецкий канцлер переквалифицировался в агитатора Газпрома, газовой руки Кремля, который он представляет, возглавляя германо-российское предприятие, занимающееся строительством, под Балтийским морем, будущего североевропейского нефтепровода.

Как результат познаний из области “наивной анатомии” [Урысон 1995], экономические отношения категоризуются в терминах других органов и их функций: голова (а la tкte de l'entreprise, головное предприятие, глава компании), лицо (доверенное лицо фирмы, лицо буржуазии), плечо, локоть (плечо государства, чувствовать плечо, локоть), скелет, костяк (костяк коллектива, общества), организм вообще (экономический организм), а также органы человеческого тела. В этой связи, А.И. Степанов говорит о возможном апеллировании не только к “внешнему опыту”, но и к “внутреннему”, когда в результате длительного самонаблюдения человек вычленил важную роль такого органа, как сердце [Степанов 2004: 369]. В экономических текстах через метонимию сердце обозначается важнейшее место чего-либо, сосредоточие, например:

“Франция всегда была мотором интеграции и сердцем Евросоюза” [ПЖ 2005 № 21: 64].

Ассоциация с другим, не менее важным органом, мозгом, позволила репрезентировать ЭП, отражающие умственную деятельность: обработка мозгов, промывание мозгов, утечка мозгов, мозговой трест (центр), мозговой штурм, покупать (скупать) мозги, свежие мозги, le remue mйninges (мозговая атака). Так, например, в следующем контексте система управления предприятиями характеризуется как железные мозги:

“Чем сильнее предприятие мухлюет с налогами, “черными кассами”, тем больше воруют из кармана хозяина. “Железные мозги” легко справляются с этой бедой” [АН 2007 № 42: 9].

Наоборот, ассоциации с отсутствием “телесности” подчеркивают недееспособность руководителя, его нерешительность или зависимость от других лиц: марионетка, кукла, зомби, труп, либо закрытость и желание не показать свои истинные намерения - маска.

В качестве источника метонимического переосмысления могут выступать и другие внутренние органы и системы человека. Так, латинская и византийская традиции современной Европы представляются как “два легких, которыми она дышит” [ПЖ 2004 № 45: 82], а в следующем примере финансовый рынок России сравнивается с “кровеносной системой” человеческого организма:

“Ключевой сферой в выработке этой позиции является финансовая система как кровеносная система всего экономического организма” [ПЖ 2005 № 36: 33].

Явление глобализации показано во французском примере через сравнение планеты с человеческим организмом, пульс которого можно почувствовать в любом месте:

“Chacun, oщ qu'il soit, peut sentir а tout momemt battre le pouls de la planиte” [LF 2003 № 50: 22].

По особенностям тела, его частей, черт характера и одежды формируются наименования групп людей, прозвища отдельных политических и экономических лидеров, дается их моральная и психологическая характеристика. Так, в русском языке появились обозначения оценочного характера для лиц, имеющих отношение к руководящим постам: киндерсюрприз, маленький компьютер, рыжие, белые и пушистые, тяжеловесы, толстосумы. Словарь политических метафор, собранных А.Н. Барановым и Ю.Н. Карауловым, демонстрирует многочисленные примеры характеристики вдохновителей экономических идей с использованием литературных персонажей:

“Мальчиши-Кибальчиши” Гайдара, которые составляют оптимальный маршрут для буржуинов, резко выделяются в Совмине, составляют его мотор”; “В который уже раз в русской истории быстрые чацкие вдруг вытесняют “правильным курсом ползущих” товарищей молчалиных, дуболомов-скалозубов и самих Фамусовых!” [цит. по: Баранов 1994: 226-227].

Во французском и в русском языках через синекдоху обозначается социальная прослойка служащих - cols blancs, белые воротнички.

В следующем примере финансовое положение региональных властей характеризуется следующем образом: “трясущие дырявыми карманами”. В тропеическом знаке соединились метонимия (дырявые карманы - часть от целого, т.е. представления о бедности вообще) и метафора, ассоциирующая представителей власти региона с бедняками, которые трясут дырявыми карманами, возможно, демонстрируя отсутствие денег:

“… региональные власти, готовые на все возникающие проблемы охотно трясти дырявыми карманами” [ПЖ 2005 № 6: 37].

Подчеркивая антропоцентрический характер процесса метафоризации, исследователи метафор объясняют механизм образования метафорического значения как категориальный сдвиг, при котором из толкования мотивирующего значения “удаляются семантические признаки, связанные с участником-человеком” [Розина 2004]. С другой стороны, человек может быть и объектом восприятия, номинации и дескрипции средствами других кодов, среди которых, по мнению С.М. Толстой, наиболее продуктивными оказываются растительный и животный [Толстая 2004]. В экономическом тексте вегетативная метафора используется, например, при обозначении становления нового поколения людей, занимающихся бизнесом:

“Однако под сенью титулованных патриархов экономики переходного периода уже расцвела и окрепла молодая поросль постсоветских экономистов. Они-то и будут определять направления и методы дальнейшего развития страны” [ПЖ 2004 № 27: 21].

Е. Шестопал отмечает, что ассоциации с животными, запахами, цветами - это метод, который в психологии получил название: “архетип коллективного бессознательного”. И основанием тому служит тот факт, что в фольклоре у животных есть устойчивая социальная роль [Шестопал 2005: 72-73].

Фактический материал нашего исследования свидетельствует о том, что значимые события, происходящие в странах Европы, довольно часто находят отражение в зооморфных метафорах, характеризующих роли, которые играют страны-участницы в этих событиях, а также отношение к ним социума. Так, неспособность Евросоюза противостоять решениям правительства России в связи с войной против Южной Осетии, развязанной Грузией, и их неоднозначное восприятие странами Европы выразилась в метафорах бумажный тигр (ЕС), старые голуби (старые страны ЕС, как, например, Франция) и молодые ястребы (молодые члены ЕС, например, Польша и Словения).

С процессом категоризации тесным образом связана концептуализация ментальной сферы. Образы и ассоциации, лежащие в основе метонимического и метафорического переносов, выступают в качестве “сырья” при формировании экономических понятий и отражении их концептуальных характеристик. Так, согласно наблюдениям
Н.К. Рябцевой и Н.Ф. Спиридоновой, простейшее перцептивное понятие - прямая линия - оказывается удобным и естественным способом концептуализации множества сложных и ненаблюдаемых явлений, результатом чего становится развитие более абстрактных, не физических значений у слова “прямой”: прямое следствие, прямые выборы. Особенно характерны ровные поверхности для разного рода артефактов и для индустриального пейзажа (потолок, стены и пр.), которые по определению должны быть прочными и надежными - устойчивыми к внешнему воздействию. Ассиметричные же объекты - согнутые, искривленные, изменившие свою форму - воспринимаются, как неспособные выполнять свою функцию (переломный момент, поворот и т.д.) [Рябцева 2004; Спиридонова 2004].

Н.К. Рябцева поясняет обилие метафор, основанных на ассоциациях с “прямыми” объектами и движением по прямой тем фактом, что прямая линия является “прямым воплощением антропоцептричности в восприятии мира, который получает новое, привнесенное в него человеческим глазом” [Рябцева 2004: 462-463]. Как бы продолжая эту мысль, Е.В. Падучева указывает на то, что многие семантические поля концептуализуются с помощью “языка пространства”, т.е. через обращение к физическим объектам и их перемещениям [Падучева 2004].

Добавим к этому, что фактический материал нашего исследования свидетельствует о значительном увеличении использования в последнее время “прямых” объектов, с помощью которых осуществляется метафорическая репрезентация экономических понятий. Это, прежде всего, земная и водная поверхности (champs, поле, espace, пространство, ландшафт, paysage, пейзаж, волна, поток, русло), движение по этой поверхности (бег, дрейф, отток, отлив, перелив, утечка, йcoulement “вытекание, течь”), а также различные артефакты, создающие иллюзию пространства: плоского и всеохватывающего (сеть, цепочка, rйseau, tissue “полотно”, игровое поле), либо надстроенного и ограниченного (йсhiquier, шахматная доска, бильярдный стол, прокрустово ложе, зеленая миля, крыша). Так, при репрезентации всей сферы влияния государства используются концепты `поле' и `игровое поле':

“Главная задача государства - определение правил игры на всех игровых полях … оно формирует законодательное поле, обеспечивает выполнение и контроль за принимаемыми законами” [ПЖ 2004 № 28: 3].

Подводя итог анализу способов концептуализации мира экономики через пространственные ассоциации, отметим, что перенос значения, во-первых, основан на идее прямой линии (или ровного пространства), во-вторых, на ассоциациях с движением в направлении прямой линии (или по данному пространству), в-третьих, на сравнении через метафору с искусственным созданием ограниченного пространства. К последнему типу могут быть отнесены многочисленные масонские метафоры, репрезентирующие ЭП, отражающие ценовую политику, а также налоговые отношения: валютный коридор, niches fiscales “налоговые ниши”, несущая конструкция. При этом в русском и французском языках могут наблюдаться некоторые несовпадения. Так, во французском языке слова plafond “потолок” и plancher “пол” означают, соответственно, верхний и нижний пределы колебания цен. В русском языке метонимически представлено только первое понятие - потолок. Установление потолка на валютном рынке не должно позволить естественному движению курсов экономических валют пробить потолок [Бернар 1997 Т.II: 342-344]. Огромное количество проблем, возникающих в экономике, концептуализуется через ассоциацию с искривлением прямой линии, ее прерыванием или разрывом: финансовая дыра, размывание позиций СНГ, испытательный ухаб для правительства, экономический тупик, виражи реформ, les dйrapages inflationnistes “инфляционные заносы” и т.д. Например:

“… еще недавно и в наиболее проатлантических странах Европы, и в США существовали опасения по поводу того, что Россия может, образно говоря, вбить клин в союзнические отношения …” [МЭИМО 2003 № 12: 22].

Различные концепты, отражающие реалии окружающего мира, могут быть использованы в качестве источника формирования экономических понятий. Т.В. Крылова описывает метафору “веревки” как условное наименование для большого класса образов, в основе которых лежит представление о наличии некоего начала, ограничивающего свободу движения объекта или же фиксирующего его в определенном положении. Степень свободы поведения человека в обществе концептуализуется в терминах, представляющих сдерживание, неподвижность: пояса, веревки, узды, оковы, винты, гайки (разболтанный, скованный, зажатый, закрутить гайки) [Крылова 2004].

Однако следует помнить, что смысловое содержание тропеического знака всегда связано отношением интерпретации в соответствии с “коллективным бессознательным” в пространстве категорий или установок культуры, которые, по словам В.Н. Телия, представляют собой “неписаные законы собственно человеческого бытия в “море житейском”. И, например, метафора завинтить гайки (у) в значении `сильно повышать требования, усилить строгость' не соотносится с базовой метафорой “отнять свободу воли - это лишить свободы действия”, а соотносится скорее с технической ситуацией [Телия 1996: 255].

Проведенное нами исследование демонстрирует, что репрезентация экономических объектов в терминах “опоясывания” пересекается с пространственными метафорами. Так, в следующем примере страны, присоединяющиеся к Евросоюзу, категоризуются как пояса интеграции, т.е. территории, занимающие периферийное положение по отношению к центру (ядру). Степень соотношения с центром может регулироваться так же, как может регулироваться фиксирующее положение пояса (различная степень притяжения, разноскоростная интеграция):

“… в связи с мощным расширением Европейского союза прорабатывается концепция разноскоростной, разноуровневой интеграции, предполагающей наличие интеграционного “ядра” (т.е. ЕС) и интеграционных поясов с различной степенью притяжения к нему…” [МЭИМО 2003 № 5: 111].

С помощью механических метафор, основанных на идее скручивания - раскручивания (приводной ремень, levier “рычаг”, tour de vis “завинчивание”, ressort “пружина”), фиксирования и торможения (freinage “торможение”, ancrage “анкеровка”, pivot, стержень и т.п.) часто показана зависимость одних экономических объектов от других. Например: “La disparition de la menace soviйtique, laquelle avait jouй comme un des leviers de la construction europйenne, conduisit la Communautй ... ” [LF 2004 № 53: 6]. (Исчезновение советской угрозы, которая играла роль европейского рычага, привело Сообщество …); “la mondialisation … freine l'augmentation des salaires ” [ЭМ: 174]. ( глобализация … тормозит увеличение зарплат); “La BCE, Banque centrale europйenne, est le pivot du systиme” [DF: 34]. (Центральный европейский банк - стержень системы).

Сегодня вопросы метафорической концептуализации разрабатываются отечественными лингвистами применительно к разным областям знания, которые, тем не менее, пересекаются с экономическими проблемами. Так, метафорам медицинской терминологии посвящены работы С.Л. Мишлановой [Мишланова 1998], С.В. Лебедевой и О.С. Зубковой [Лебедева 2006; Зубкова 2006], метафоры российского политического лексикона исследуются А.П. Чудиновым [Чудинов 2004], А.Н. Барановым [Баранов 1994], Н.А. Красильниковой [Красильникова 2007]. Все исследователи называют особенно продуктивной для формирования понятий, показывающих кризисную экономическую ситуацию, медицинскую метафору. По словам С.В. Лебедевой и О.С. Зубковой, образ “больного тела” является распространенной метафорой неблагополучия, коллективным символом, а среди “заболеваний”, которыми страдает государство, самыми распространенными являются такие опасные инфекции, как чума и лихорадка [Лебедева 2006: 42]. Наше исследование демонстрирует формирование представления о неблагополучном положении в экономике по ассоциации с целым “букетом” диагнозов. Так, экономика отдельных стран показана как exsangue “обескровленная”, sclйroseй “склеротическая” и ossifiйe “закостенелая”, российская экономика - как простуженный, ослабленный организм, находящийся в состоянии критического недомогания, и даже как больной СПИДом. Выражаясь метафорическим языком, такая экономика требует оздоровления, лечения, лекарств, для оживления ее надо лечить, давать лекарство, ей можно даже предложить виагру - viagratiser l'йconomie.

Отечественные лингвисты, исследующие явления языка, все больше интересуются сегодня тем, что язык скрывает и подразумевает. Характерный лексикон или глоссарий рассматривается как надводная часть айсберга, в то время как его невидимая и при этом большая часть, как это признают ученые, особенно важна для процесса познания [Кубрякова 1998; Маковский 1997]. Исследование “скрытой” части экономического лексикона демонстрирует, что репрезентация научных знаний не может обойтись в современную эпоху интеграционных процессов без подключения к общей системе формирования научных понятий. А.И. Степанов говорит о том, что 9/10 этой “подводной части” языка составляет бессознательный рационалистический лексикон (в основном технический и математический): включить рычаги влияния, нагрузка на правительство, социальное напряжение, маховик перестройки, двигатель торговли, вектор развития, орбита влияния, разделение и баланс властей, общественные пропорции и т.д. [Степанов 2004: 34].

М. Минский сравнивал использование таких аналогий, позволяющих применить знания и опыт, полученные в одной области, для решения проблем в другой области, с “могущественным инструментом мышления”: именно таким образом, по мнению ученого, осуществляется распространение знаний от одной научной парадигмы к другой. Человека, умеющего пользоваться таким способом мышления и выражения идей, М. Минский характеризовал как “достаточно развитого” [Минский 1988].

Продемонстрируем в качестве примера, как авторы толкового экономического и финансового словаря разъясняют использование термина из области техники для отражения реалии мира экономики. Это слово dйcollage, взлет, которое, поменяв значение, стало обозначать фазу развития экономики, отмеченную появлением автоматизма хозяйственного роста, на следующем основании:

“Это понятие, пущенное в оборот американским экономистом Ростоу, не может быть описано с помощью точных формул, количественных величин или пропорций, но дает выразительный образ развивающейся страны, вступившей на порог перемен. И действительно, взлет летательного аппарата происходит в тот момент, когда скорость, приданная ему искусственными средствами, становится достаточной для того, чтобы крылья самолета обрели подъемную силу, которая при искусственном происхождении имеет вполне естественный характер. Самолет при этом превращается из наземной машины в летательный аппарат благодаря вступлению в действие ряда новых самовоспроизводящихся явлений” [Бернар 1997 Т.I: 539].

Многочисленные примеры демонстрируют, что через ассоциации с устройствами, приводящими в действие механизмы, концептуализуются развитие и продвижение вперед (внутренний двигатель, moteur “мотор”, dйmarrage “пуск”). Например, задача интеграционных процессов в современном мире представляется через развернутую метафору, сравнивающую интеграцию с механической сборкой деталей:

“... в настоящее время начинается интенсивный процесс интеграции мира, “сборки” автономных национальных узлов в глобальный агрегат жизнедеятельности человечества” [Глоб.: 11].

Сегодня в русском языке наблюдается концептуализация явлений мира экономики через метафоры, основанные на специальных знаниях из области геологии. Осмысление сложных процессов размежевания, суверенитетов, спадов и распадов происходит с опорой на идею быстрого передвижения, перемещения и разлома земной поверхности, что создает эффект скорости изменений (положительных или отрицательных): подвижки, обвал, сдвиг, прорыв, лавина, складки. Например:

“… кроме того, неизбежны очередные подвижки в деле реформирования естественных монополий” [ПЖ 2005 № 46: 52].

Экономическое понятие, отражающее состояние рынка, на котором спрос и предложение плохо увязываются друг с другом, показано в русском и французском языках через язык гидродинамики: viscositй, вязкость, текучесть [Бернар 1997 Т.II: 688]. Если пользоваться терминологией из области гидравлики, то понятию вязкости противопоставляется понятие свободного течения операций - fluiditй. Понятие, характеризующее движение товаров и ценностей, обозначается экономистами как flux, поток по аналогии с понятиями, используемыми в физике или биологии (потоки жидкости, приливы и отливы в океане, выделения жидкостей из организма и т.п.) [Бернар 1997 Т.I: 746-747]. Следует также отметить, что в экономическом тексте понятия, формирующие одну лексико-семантическую группу, могут репрезентироваться в терминах экономики из другой лексико-семантической группы. Такой прием позволил автору статьи показать, что объединение стран в европейский союз основывается не на социальных правилах, а на законах рынка:

“Левые участники этого “нечестивого союза”, собственно, не столько евроскептики, сколько противники именно этой конституции. Они сочли, что она увековечит концепцию Евросоюза как “рынка”, а не как “общества”, как царства конкуренции, а не царства солидарности” [ПЖ 2005 № 21: 64].

Как явление диаметрально противоположное “парадигмальным прививкам” в язык экономики терминов из других областей теоретического знания, отечественными лингвистами отмечается размытость границ между разными коммуникативными сферами, нивелировка типов речи, в том числе и официальной. В этом случае в ход идут разного качества и приличия словесные игры, и в пылу изобретательства снимаются этические и эстетические табу. Такие приемы характеризуются В.Г. Костомаровым как относящиеся к стилю “гранж” - желание пофрондировать, соригинальничать, как-то “переставить мебель”, чтобы изменить приевшуюся обстановку, просто даже “похулиганить” [Костомаров 1999: 41]. Так, например, отношения между Россией и Западом представляются автором одной из статей как отношения между любовником-обольстителем и насильником-импотентом [ПЖ 2005 №6: 44]. В другой статье мы читаем, что знаменитое путинское “Замочим в сортире!” “попало точно в десятку” после бессилия больного Ельцина [АН 2007 № 41: 3].

По мнению ряда исследователей, в последние годы в русском языке пересеклись два лексических потока: уголовный жаргон и иностранные, преимущественно английские термины. Первые преследуют цель “понравиться” народу, объясняться с ним на предельно понятном и близком языке [Глухов 2001], что отразилось в метафорической и метонимической номинациях. В качестве примеров авторы приводят жаргонные заимствования: синяя крыша - криминальная структура, опекающая мелкий и средний бизнес; красная крыша - милицейская структура, выполняющая аналогичные функции [Марьянчик 2005: 25]. В конце перестройки были изобретены оскорбительные клички и обидные ярлыки: красно-коричневые через ассоциацию коммунистов с фашистами; семья об окружении Ельцина, что в ту эпоху ассоциировалось с мафиозным кланом [Кара-Мурза 2004: 108].

С.С. Беркнер отмечает, что в годы чеченской войны возник новый и не вполне понятный политический термин зачистка [Беркнер 2001: 87]. Данный термин пришел из языка техники, в толковом словаре русского языка мы находим толкование слова зачистить - “загладить, заровнять (конец, край, поверхность чего-н.)”, например: зачистить напильником, зачистить срез [Ожегов 1997: 225]. Термин получил следующее значение в политическом лексиконе русского языка: “уничтожение или удаление людей, представляющих с точки зрения властей опасность, с какой-то территории (города, села, дома)” [Солганик 2002: 231]. Он оказался также удобным для вербализации идеи устранения нежелательных последствий экономического характера, высвобождения свободного места в любых сферах российской экономики, и используется в вариантах зачистка, зачищать, чистка, расчистка. Например:

“Банкиры России обреченно ждали, с кого начнется показательная зачистка …” [ПЖ 2004 № 25: 28]; “Касьянов что-то замыслил для себя на 2007-2008 г.г. и заранее “зачищает” возможных соперников на ожидаемом маршруте по дебрям правительственной бюрократии” [ПЖ 2004 № 25: 3]; “Сама личность Виктора Зубкова и его предыдущая должность свидетельствуют о том, что мы на пороге большой “чистки” чиновничных рядов от людей, дискредитировавших себя …” [АН 2007 № 41: 4]; “Это искусственное стимулирование экономики со стороны государства, расчистка - с помощью протекционизма - внутреннего рынка для своих производителей …” [ПЖ 2004 № 28: 3].

Как в любой профессиональной деятельности, в сфере экономических отношений существуют словечки, которые могут быть отнесены к жаргонизмам, некоторые из них основаны на переносе значения. Так, экономисты говорят о недостатке продукции промежуточного потребления, средств производства, рабочей силы и т.д. как об узком месте, goulot “горлышко бутылки”, goulet “узкий проход” [Бернар 1997 Т.II: 27]. Финансирование полученного кредита за счет собственных средств интерпретируется как откорм, т.е. ситуация, когда предприятие nourrit “кормит” собственные краткосрочные коммерческие векселя и долговые требования, храня их в своем портфеле вместо того, чтобы обратиться к банкам [там же: 273]. Физическое или юридическое лицо, приобретающее акционерную компанию без согласия ее правления и использующее в этих целях процедуру покупки на открытых торгах, обозначается как налетчик [там же: 436].

Концептуализация явлений мира экономики может основываться на реальных событиях, произошедших в жизни определенного круга людей. Описание этих событий становится необходимым контекстом для осмысления переноса значения. Например, шахтерам перестали давать казенное пайковое мыло, которого не было в продаже, что послужило началом выступлений в родных городах, а потом в Москве. Это реальное событие послужило поводом для выбора в качестве средства его описания языкового знака, основанного на ассоциации по смежности: “А все так просто начиналась - с кусочка обыкновенного мыла, на котором поскользнулась недоперестроенная советская власть” [ПЖ 2005 № 2: 63].

Волна сериалов, охватившая современную Россию, стала причиной концептуализации экономических событий через ассоциации с кинематографом. Например, в русском языке появились такие метафоры, как политический парк юрского периода для характеристики бывшего СССР, а для потрясений финансовых структур - банковский “ужастик”, потенциальная страшилка инвесторов и сериал на тему ЮКОСа.

Итак, анализ участия метафоризации в процессах категоризации и концептуализации демонстрирует непосредственную связь с внеязыковой действительностью, которая выражается в характере номинации экономических явлений и объектов, в представлении информации о мире экономики, сравниваемой с фрагментами наивной или научной картины мира (исходные понятия), и имеет социальный характер. Анализ отношений между предметами и явлениями экономической действительности и их обозначениями в языке через метафоры демонстрирует, что последние выполняют главную функцию знака - знак замещает реальные вещи; в структуре метафоры как языкового знака всегда можно обнаружить предметы (явления), обозначенные данным знаком. В ментальной (концептуальной) системе человека осмысление реалий мира экономики отражается в виде формирования экономических понятий.

3.3 Типы экономических понятий, репрезентированных метафорами

В теории номинации, т.е. изучении того, как понятия находят свои наименования, существуют два дополняющих друг друга направления. Одно берет за основу внешнюю сторону слова и задается вопросом, какое понятие с ним связано. Такое направление называется “семасиологией” (от греческого sзmia - значение). Другое направление берет за исходный путь понятие и устанавливает, какие обозначения и наименования имеются в языке для этого понятия. Эта отрасль называется “ономасиологией” (от греческого onomasia - наименование). Последнее направление языкознания привлекало интерес многих исследователей, поскольку позволяло увидеть и проанализировать связь между словом и условиями внешнего, а также внутреннего мира человека [Гак 1966, 1998; Попова 2001; Банкова 2005]. По мнению В.Н. Телия, ономасиологический путь исследования (от неязыковой реалии - через способ ее номинации - к значению знака) позволяет учитывать не только образно-мотивированные способы концептуализации обозначаемого, но и “место” знака в идеографическом пространстве языковой картины мира [Телия 1996: 259].

Анализируя причины, которые вызвали репрезентацию ЭП через метафоры, мы выявили три большие группы понятий мира экономики, “схваченных” тропеическими знаками.

Первую группу представляют ЭП, которые составляют базу экономической науки, такие как ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, ГОСУДАРСТВО, РЫНОК, РЕФОРМЫ, КРИЗИС, ЦЕНЫ, ДЕНЬГИ, ВАЛЮТА. Они сформировались в период становления экономических отношений, устоялись в концептосферах исследуемых языков, с самого начала получили в языках метафорические выражения, которые не воспринимаются сегодня нашим сознанием как таковые. Ассоциации, на основе которых осуществлялся метафорический или метонимический переносы, “стерлись” из памяти. Чаще всего эти понятия представлены в терминах строительства, механики, войны, частей тела и действий человека, физических явлений. Например:

· государство - механизм, орудие, mйcanisme, instrument;

· валюта - коридор, ходит, la marche, l'ancrage “якорная привязка”;

· деньги - тают, (l'argent) fonde;

· власть (руководство) - рука, la main;

· цены - замораживаются, прозрачны, transparent;

· реформа - битва, la bataille;

· кризис - шок, le choc;

· экономическое предложение, (реклама) - двигатель, le moteur.

К ЭП данной группы мы относим также те, которые родились благодаря развитию синтагматических отношений со знаками семиотики цвета, зоосемиотики, карточной семиотики. Таким образом появились следующие тропеические знаки:

· l'or bleu, голубое золото - газ; l'or noir, черное золото - нефть;

· “blue chip”, “синие фишки” - ценные бумаги;

· медведи и быки - на бирже игроки на понижение или на повышение;

· l'atout, козырь - преимущество и т.д.

Метафоры, репрезентирующие понятия первой группы, относятся к разряду так называемым “стертых” или “мертвых”. ЭП, репрезентируемые ими, не воспринимаются сегодня как “окрашенные”, “образные”. Однако, как это отмечали Ф. Унгерер и Г. Шмид, именно существование подобных метафор свидетельствует в пользу подсознательного выбора человеческим разумом метафорических значений как языкового способа представления объектов окружающего мира [Ungerer 1996]. И то, что человек сделал этот выбор, как только появилась необходимость обозначить сформировавшееся в его ментальной системе понятие, свидетельствует о роли метафор в сложном когнитивном механизме освоения экономической реальности: мы не только живем метафорами, мы ими мыслим.

Вторая группа представлена ЭП, формирование которых связано с изменением во времени концептуальных характеристик уже сформировавшихся понятий. Так, современное видение предприятия как крупного производства, занимающего зачастую огромные площади и высотные здания, отразилось в репрезентации ЭП ПРЕДПРИЯТИЕ русским и французским языками через ассоциацию по сходству - gйant, гигант: металлургический гигант, сталелитейный гигант, индустриальный гигант и т.п. В то же время мелкие предприятия представляются как малыши, les petites franзaises. Актуальный на сегодняшний день процесс создания филиалов предприятия - через использование в обоих языках метафор родства дочернее предприятие, дочка, материнское предприятие, enterprise-mиre. Создание крупных компаний путем слияния или поглощения мелких предприятий как характеристика сегодняшнего дня отражается во французском языке в терминах создания семьи: se marier “жениться”, noce “свадьба”, mariage “женитьба”. Способность оказывать помощь другому предприятию показана через фразеологизм, основанный на символике цвета - chevalier blanc, “белый рыцарь” или через метафору донор.

Метафорическая репрезентация ЭП второй группы связана с расширением или уточнением содержания существующих в экономике понятий. Новые концептуальные характеристики, которые в результате использования метафоры добавляются в содержание ЭП, иногда прямо противоположны тому представлению об объекте (явлении) из мира экономики, которое существовало до этого. Так, понятие БАНК всегда ассоциировалось с представлением о надежности и честности, однако метафора banques sont passagers clandestins “банки - это безбилетные пассажиры”, употребленная в следующем примере, утверждает противоположное - банк может не платить, то есть не выполнять обязательства; он ищет уловки, чтобы не платить страховую премию, пользуясь несовершенством системы страхования:

“L'imperfection de l'information entre les banques commerciales, d'une part, et les dйposants, d'une autre part, aboutit а ce que certaines banques sont devenues “passagers clandestins” … elles ne paient pas une prime identique а celle acquitйe par leurs concurrentes” [ЭМ: 282]. Ср.: Несовершенство информации между коммерческими банками, с одной стороны, и вкладчиками, с другой стороны, приводит к тому, что некоторые банки становятся “безбилетными пассажирами” и не платят страховую премию, как их конкуренты.

К ЭП второй группы можно отнести те понятия, которые отражают экономические отношения определенного этапа и на какой-то период входят в концептосферу того или иного языка, а потом быстро исчезают. В качестве примера можно привести наименование новых премий во французском автомобилестроении по фамилиям французских премьер-министров Балладюра и Жюппе, при которых они были установлены (“балладюретки” и “жюппетки”):

“Dans le domaine de l'automobile, les primes offertes (“balladurette” et “juppette”) ont seulement diffйrй l'affaiblissement inйluctable des achats” [ЭМ: 44].

Метонимическая закономерность “одно через другое” послужила основанием для фиксирования средствами языка новых отношений между работодателями, французским монетным двором (la Monnaie), и рабочими, которым стали выплачивать особые премии, позже отмененные:

· la prime de savon (премия “мыло”) - рабочие имели право на 1 кг мыла в год и 20 минут в день на душ;

· la prime de balai (премия “метлы”) - рабочие, согласившиеся на 20-минутную уборку помещения перед работой, в качестве премии получали дополнительный час свободного времени;

· la retraite “coup de chapeau” (пенсия “снимаю шляпу”): в год, предшествующий пенсии, рабочие получали дополнительную премию от предприятия, чтобы иметь больший показатель при начислении пенсии (coup de chapeau = приветствие, выражаемое снимаемой шляпой) [F 2006 № 19322: 22].

Таким образом, анализ метафорической репрезентации понятий второй группы свидетельствует о роли метафоры в познании изменяющейся экономической реальности, о возможностях обозначить и охарактеризовать новые изменения, иногда неожиданные, у объектов и явлениях, привычных и знакомых воспринимающему субъекту.

Третью группу составляют новые ЭП, которые находятся на стадии формирования, и для вербализации которых используются метафоры. Приведем в качестве примера понятия, появившиеся в связи с проведением саммитов глав развитых индустриальных стран мира. После первой встречи министров финансов США, Великобритании, Франции и Германии в 1973 году и последующих дискуссий с приглашением на них министра финансов Японии во французской прессе появилось выражение “groupe des Cinq” или “G-5”. Затем проводились встречи глав государств, на которые приглашались руководители перечисленных стран плюс Италия и Канада, и стали говорить о “sommet du G7” и о “G7”. В 1995 года глава российского государства Б.Н. Ельцин, хотя Россия еще не была официальным участником саммита, был приглашен на встречу в Лионе, а в 1996 году глав государств принимала Москва. Именно тогда родилось словосочетание “les Septs + Un”, а затем с включением России - “G8” [LF 2003 № 50: 3 - 4]. В русском языке присутствуют соответствующие аналоги: “большая семерка”, “большая восьмерка”. Все перечисленные словосочетания основаны на метонимическом переносе с указанием на количество стран-участниц, число которых говорит о хронологии событий.

С регулярным проведением саммитов главными вопросами обсуждения становились экономические вопросы, подготовкой которых занимались личные представители глав государств, в свою очередь окруженные небольшой группой сотрудников. Новая реалия, отраженная чувственным восприятием, “спроецировала” выбор в качестве “тела” знака слова sherpas (шерпы). В толковом словаре русского языка зафиксировано следующее значение этого слова: “народ, населяющий высокогорные районы Восточного Непала, а также соседние с ними районы Индии. Шерпы-горовосходители (проводники альпинистов)” [Ожегов 1997: 894]. По видимому, перенос значения произошел согласно ассоциации проводники альпинистов > помощники глав государств в подготовке саммитов, учитывая, что во французском языке слово “sommet” имеет прямое значение “вершина горы”, а переносное - “встреча на высшем уровне” [Robert 1991 Tome VIII: 840]. Метафорический перенос значения из концептуальной области, отражающей путешествия в горах, в концептуальную область экономики основан на доминантном признаке “помощник того, кто поднимается вверх”.

То, что понятие, отражающее наличие у глав государств помощника, подготавливающего проведение саммита, находится в стадии формирования, подтверждается, в свою очередь, многократным лексическим описанием sherpas “шерп” с развертыванием метафоры до нового витка: они “gravent les pentes du sommet” - “поднимаются по склонам” саммита, как по вершине горы. По образу непальских носильщиков (“а l'instar des porteurs nйpalais”) они готовят саммиты, а сами остаются в тени их руководителей или правительств (“restent dans l'ombre de leurs chefs d'Etat ou gouvernement”). Образ (концепт) проводников или “непальских носильщиков”, который лежит в основе ассоциации, сохраняет при переносе значения лишь одну характеристику: они поднимаются на вершину горы вместе с теми, кто по рангу занимает гораздо более высокое положение. Остальные характеристики источника и ЭП расходятся прямо противоположно. Шерпы-носильщики никак не могут быть дипломатами и финансистами, работать в министерстве, находиться близко к президенту, выполнять самую важную функцию и иметь помощников (еще одна метафора - sous-sherpa) достаточно высокого ранга. Все это мы узнаем о шерпах - личных представителях глав государств:

“Il s'agit gйnйralement de diplomates ou de financiers. Mais ils peuvent avoir une formation plus atypique. En France, le sherpa est toujours un proche du prйsident ... Les sherpas occupent une fonction de la plus haute importance”.

“Il est secondй par deux sous-sherpas, l'un pour les questions financiиres, la chef du service des Affaires internationales du ministиre de l'Economie ..., l'autre pour les questions diplomatiques, le directeur des Affaires йconomiques et financiиres du ministиre des Affaires йtrangиres ... ” [LF 2003 № 50: 4].

Две наиболее остро противоборствующие тенденции современного мира - столкновение глобализации и национально-этнического самоопределения - послужили началом формирования двух понятий, отражающих основные проблемы экономического развития нового тысячелетия, и противоборство между которыми отражается в языке. Речь идет о понятиях ОБЪЕДИНЕНИЕ и СУВЕРЕНИТЕТ. Фактический материал свидетельствует о том, что оба понятия репрезентируются с помощью метафор. Сущность процесса объединения передается с помощью строительных метафор, метафор пути, транспортных, механических и пространственных и даже театральных метафор, основанных на идее соединения частей в одно целое. Например:

“Распад СССР породил у европейцев соблазн исправить ялтинский мир и принять под сень общего дома целый ряд выпавших на некоторое время из Европы стран” [ПЖ 2005 № 24: 50].

“Varsovie, Budapest, Prague, les citйs baltes ... retrouveront de pleint droit la place que l'Histoire leur reconnаоt dans le concert europйen” [LF 2004 № 53: 4]. Ср.: Варшава, Будапешт, Прага, балтийские страны … по праву найдут место, которое История им уготовила в европейском концерте.

Через развернутую метафору создается в следующем примере эффект убедительности в необходимости процесса глобализации по сравнению с процессом национального самоопределения. Если первый ассоциируется с общим домом или с сетью Интернета, то второй - с рамками отдельных квартир:

“Выходя за рамки “национальных квартир” отдельных государств, мир становится похож на развернутую сеть по типу Интернета со множеством узлов и сплетений ... символом современной эпохи стал Интернет, при помощи которого все участники мирового сообщества “управляют” миром и вместе с тем никто не имеет всеобщего контроля над ним” [Глоб.: 11].

Понятие СУВЕРЕНИТЕТ часто репрезентируется с помощью переноса значения. Например, в одной из статей речь идет о проекте, который носит метафорическое название “Крепость Россия”, авторы которого призывают отгородиться от враждебного России мира и построить по своему разумению на основе доброго национализма новый русский мир [ПЖ 2005 № 24: 50-51]. Метафора основана на общем признаке, который характерен для источника (крепость) и для цели (страна) - обе могут быть изолированы.

В другом примере используется ассоциация с геологическим термином - “складкой”, перенесение этого образа в область экономики помогает представить, как небольшое государство отделено от остального мира:

“Уменьшаем масштаб карты и на микрорегиональном уровне находим такую же силовую складку: например, Абхазию и Южную Осетию, которые воспроизводят глобальную орбиту недоверия к локальной империи - Грузии … Геополитические складки, имеющие подобную структуру разнонаправленных страхов и ожиданий, создают условия для иерархии суверенитетов и стратифицированных параллельных альянсов” [там же: 51].

В качестве новых ЭП, находящихся в стадии формирования, выступают понятия, отражающие взаимоотношения, которые складываются между странами-членами ЕС, а также отношения между Европой и, с одной стороны, США, с другой - исламским миром. Эти отношения репрезентируются, согласно исследованиям А.И. Степанова, через метафоры тень или сустав и шарнир, через которые устанавливается подобие “гибким сочленениям ЕС с соответствующими смежными блоками” [Степанов 2004: 311].

За счет метафор показаны также отношения между Россией (в образе “старшего брата”, что подразумевает некоторое покровительство) и бывшими союзными странами, представляемыми теперь в образе “соседей”: