На пути к постнеклассическим концепциям управления

Как мы видим, факторы, способствующие выделению стратегического подхода, не только появлялись в реальности управления, но и осознавались. Так реагирующее отношение к заказу, спросу дополнялось и вытеснялось прогнозирующим отношением. Управленец не ожидает новых заказов, в входит в позицию заказчика, не только реконструирует ставшее состояние внешних разрывов, источников разрывов как предшествования заказов, а конструирует возможное состояние, тенденции, исходя из «объектной логики».

Само по себе активное прогнозирование не создает новое качество в планировании, проектировании и лишь расширяет временные рамки, увеличивает объем актуальных и потенциальных заказов. Но увеличение массы и временное размещение дает повод рассматривать причины порождения заказов и учитывать их как условие более надежного ответа на основные вопросы. Тем более, что в зоне внимания стали рассматривать «свои» интересы, опираясь на знание о своей «организованности», системе, ее возможностях, потенциале.

Основные вопросы могут возникать лишь в связи с бытием управленческой организованности и всей системы деятельности, возможностью их функционирования и развития. С этой точки зрения внешняя среда, иные системы выступают лишь как условия воспроизводства и развития.

Иной аспект связан с миссией не рассматриваемой деятельностной системы и ее управленческого звена, а той, которую обслуживает «наша система. Невписывание в функциональную предназначенность, например, вооруженных сил для защиты страны, милиции - для охраны порядка в обществе и т.п., означает утерю самой необходимости бытия системы. Здесь действуют системно-онтологические принципы отношений между любыми системами, если не рассматривать аспект универсумальности. Универсум «определяет» миссию всему, всем типам организованности, но с учетом роли, функции каждой организованности в бытии других организованностей. Платон это трактовал как наличие идеи (функции, миссии) идей, а сами идеи являются функцией, миссией для всех вариантов того, что может уподобляться идее. Тем самым, любая фиксированная система сама имеет свою функцию и свое предназначение для «чего-то», но и свой механизм, организованность, появляющийся за счет введения в «функциональное место» адекватной «морфологии».

Если функциональное место заполняется неадекватной морфологией, то она либо «вытесняется» функциональным местом и этим обеспечивает свою безопасность, либо она заставляет менять содержание самого функционального места в пределах «гибкости» этого места, создавая эффект изменения или развития системы.

Стратег обращается не к функционированию, а к развитию своей системы, если функционирование уже налажено. Стратег обращается к созданию функционирования, если оно еще отсутствует, а не к непредсказуемым реакциям не ставшей системы на условия среды. Стратег обращается к качественным трансформациям самой среды, если она остается «неудобной» для функционирования или развития системы. Стратег само целеполагание подчиняет пониманию миссии и места системы в охватывающей целостности (вплоть до универсума). Вне системного анализа и предопределяющей роли функционального аспекта стратег не может построить вполне определенные «общие планы», о которых выше велась речь. Если по себе переход к сценарированию, моделированию, прогнозированию, выявлению тенденций и т.п. создает только предпосылки стратегического мышления. Чтобы стратегическое мышление состоялось, необходимо оформить все материалы, перевести их в концептуальное замещение, поставить вопросы, вытекающие из концептуального видения внутреннего и внешнего, их отношений. Тем более, что любой вопрос возможен лишь при наличии абстрактных оснований в рамках используемого языка.

В анализе стратегической практики с неизбежностью пришлось столкнуться со всеми указанными аспектами, в том числе и с самим механизмом стратегического мышления. Но уровень понимания, раскрытия механизма, его совершенствования, развития определяется самим механизмом и технологией аналитического, рефлексивного мышления. А он остается крайне слабо развитым. Именно в методологическом движении удалось пройти намного дальше, так как сама методология опирается на систематическую авторефлексивность и обеспеченность рефлексии мощной системой языковых средств.

Осуществим соотнесение с достаточно устоявшимися представлениями о стратегии и стратегическом управлении, например, А.А.Гапоненко и А.П.Панк-рухин. К стратегическим аспектам относят следующие: цели организации, основные виды деятельности и направление «главного удара», определение союзников и противников, собственные преимущества и направление их использования. Не всякая цель организации имеет стратегическую значимость. Цели могут быть ситуационными, испытывающими давление меняющихся условий. Следование за ситуационной подвижностью не может быть стратегическим. Но и сама по себе надситуативность еще не дает стратегичности. Например, если организация успешно функционирует, воспроизводит деятельность вне зависимости от колебаний условий и в рамках готовых нормативных рамок. Когда говорится о направлении основных усилий, то и оно может носить нестратегический характер. Мобилизация усилий возможна и вне реализации стратегий, что показала практика на уровне и микро и макроуправления. Если говорится о союзниках и противниках, то вероятность их привлечения или нейтрализации тесно связана с согласованием или опознанием и оценкой их интересов, прежде всего основополагающих. Поэтому может быть и стратегическая «рамка» оценок, а также выявление актуальных и возможных стратегий этих внешних сил. Но для этого сама реконструкция актуального и возможного состояния этих сил должна подчиняться критериям стратегического анализа. Вне этих критериев стратегич-ность определения статуса противников, союзников уходит из стратегического плана анализа. Оценка своих преимущество и их привлечение также не обязательно связана со стратегичностью. Во всех случаях необходима концепция представлений, использование критериев системного, системо-деятельностного и т.п. анализов для постановки вышеуказанных «основных вопросов». Система, желающая быть действующей в рамках стратегии, должна выработать свой идеал. Относительно него и вырабатываются стратегические цели. Они всегда носят судьбоносный характер, соотносятся с воспроизводимостью (угроза воспроизводимости) и развитием (угроза развитию) системы.

Недостаточная определенность функциональной характеристики стратегии отражается на понимании бытия стратегии в организации. Приведем тип рассуждения.

«Стратегия организации - это комплекс принципов деятельности организаций и ее сношений с внешней средой, перспективных целей, а также решений по выбору инструментов достижения этих целей ориентации деловой активности; это перспектива развития и образец, модель реагирования на изменения среды. Стратегия проявляется в конкуренции, структуре организации, ее системе ценностей, в особенностях мотивации и контроля персонала. Стратегия разрабатывается чаще высшим руководством. Стратегический план должен быть целостным, гибким, допускающим коррекции. Стратегии придают организации общую направленность и индивидуальность, а сотрудникам - четкие ориентиры. Стратегия - это деятельность в потенциале, требующая решений на высшем уровне управления и значительных ресурсов, это общее направление развития, даже если недостаточно четкое, воплощаемое в тактических шагах. Стратегическое управление не должно быть ритуалом, формальным и предсказуемым. Ключевая роль состоит в непрерывном изучении и изменении при наличии непредубежденности, готовности рассматривать новые точки зрения. Создание стратегического плана предполагает развитие миссии, определение внешних возможностей и угроз, внутренних сторон организации. Стратегический план - это последовательность укрупненных действий для достижения целей с использованием преимущество и создания новых, а также при наличии кооперативности, способствующей реализации. Стратегия макросистемы моет опираться на стратегии микросистем и быть основой для них.

Сами по себе «принципы деятельности» организации не являются неотъемлемой частью стратегии и характеризуют механизмические особенности, потенциал деятельности, который еще нужно стратегически актуализировать. Также и принципы «сношений» с внешней средой остаются лишь предварительными внутренними условиями для их использования в стратегическом проектировании и планировании. Перспективные цели могут возникать и вне стратегической позиции и оставаться в качестве материала для собственно стратегического целеполагания. Поскольку стратег строит путь целого в связи с внутренней необходимостью и внешними побуждающими условиями в своей позиции, на своем уровне, следовательно - в абстрактном замещении конкретных воззрений о возможном (через прогнозирование) и необходимом (в проектировании) пути целого, то именно в этой абстракции и следует искать и конечный пункт, и промежуточный пункты, и начальное положение. Но нужно здесь же и рассматривать внутренние и внешние условия и фактуры, обеспечивающие продвижение целого к конечному пункту, состоянию.

Стратег подбирает реалистические, соответствующие внешние и внутренние факторы, обеспечивающие достижения целей, которые могут соответствовать статусу стратегических. Но это содержание мысли на абстрактном уровне. На этом уровне «реальное» и «конкретное» видится иначе, так же как идеальный объект в мысли «видится» иначе, чем результаты наблюдения в исследованиях. Можно говорить о «перспективе развития» как стратегическом содержании. Но тогда следует и цель стратегическую видеть как конечное состояние развития и промежуточные состояния - состояния развивающегося целого. В сложившейся риторике такие жесткие утверждения не делаются. Стратегия не является «моделью», «образцом» реагирования на изменения среды. Она является, по своему содержанию, лишь образом «передвижения» из одного состояния целого в другое его состояние под давлением внешних и внутренних факторов, а образ, по своему логическому статусу, является абстрактным. Модель же суть измененный образец, познание которой (модели) позволяет лучше понять «что-то» в образце, а изменение состоит в коррекции по критерию, выделением значимого и вытеснением незначимого в зависимости от того, что требуется познать лучшее, чем это было познано раньше. Стратегия этим и не занимается. В стратегическом проектировании не подчеркивается что-то в зависимости от познавательной задачи, а усматривается реально возможное, сохраняемое во всей полноте возможное и нужное состояние, положение и т.п. целого и его средового окружения. Умысел проектировщика состоит не в деформации, а в выборе из возможного, еще не существующего, но могущего или непременно становящегося существования.

Конкуренция является одним из внешних побуждающих факторов к мыслительному реагированию, к построению новой цели. Но она не обязательно ведет к стратегическому целеполаганию. Стратегия и ее реализация могут вызвать и конкурентное реагирование партнеров. Другое дело, что наличие стратегии может приводить к изменению структурного характера организации, так как любая структура и даже функциональная структура подчиняется самой необходимости достижения поставленной перед организацией цели. Она сам, организация, выступает в качестве морфологии, наполнителя функционального места, порождаемого в ходе ответа на вопрос о том, что будет вовлечено в достижении цели и как. Если уже сложилась организационная структура, то при появлении стратегической цели, плана может модифицироваться и организационная структура, и сложившиеся мотивации, применяемые представления, критерии и, может быть, даже ценности. Особенно, если они были адекватными для достратегических форм бытия организации. Организационная структура, ее форма, наполнение людьми, знаниями, мотивами, предписаниями и др., выступают в новом стратегическом проектировании лишь ресурсом, который «подстраивают» под замысел.

Утверждение о целостности стратегического плана следует понимать лишь как следование принципу «непрерывности» в переходах от одного состояния, положения к другому плоть до цели, целевого состояния, положения. Применение критерия «целостности» к проекту означает введение полноты предопределяющих достижимость цели факторов. С этим же связан принцип «объективности», следуя которому то, что движется, изменяется должно быть ставшей системой, быть «нечто», обладающей полнотой функциональной структуры и полнотой морфологической заполненности функциональных мест. Утверждение же о «гибкости» стратегического плана необходимо воспринимать осторожно, так как если стратегический план предполагается изменить, как и стратегию любого типа, то он перестает быть определяющим реальные действия, и реальные действия временно уходят из зависимости от стратегической рамки, а сама стратегия превращается лишь в мыслительный конструкт, перестает быть стратегией. Гибкость нужна для более конкретных норм, которые должны быть чувствительными к особенностям меняющихся ситуаций, но сохраняющих подчиненность «неизменной» стратегии.

Когда оказывается, что стратегия неудачно введена, разработана и не может быть реализована, то следует говорить не о гибкости стратегии, а гибкости рефлексивного мышления стратега, вовремя проблематизирующего прежнюю стратегию. Функция стратегии как раз и состоит в консервативности, так же как функция теории состоит в том, чтобы выражать сущностностное, «вечное», неизменяемое, удерживающее, но в замещении, в абстрактности, то, что выявлено в эмпирических процедурах, в созерцании. Стратегия должна гарантировать достижение цели, а не быть марионеткой меняющихся представлений о реальном. Это, в то же время, сущностное выражение любой нормы, которая оискусствляет реальное, течение процессов в ходе реализации нормативных требований.

Если ресурсы, вовлекаемые в реализацию норм, не соответствуют требованиям нормы, они обречены на ту модификацию, которая сделает их соответствующими норме. Поэтому и появляется принцип для социокультурного и деятельностного бытия, где совмещается естественное и искусственное, содержание которого состоит в согласовании модальностей «действительного», «возможного» и «долженствования», в порождении таких норм, которые соответствовали бы природе нормируемого. Неверная стратегия появляется именно тогда, когда ее содержание включает противоречие указанных модальностей. Но это уже не гибкость стратегии, а ее не реалистичность, иллюзорность. Иное дело, что стратегия не учла ряд фундаментальных факторов или появились новые, неожиданные фундаментальные факторы. Тогда идет коррекция стратегии. Но это все равно не «гибкость». Гибкой является тактическая корректиру-емость в меняющихся условиях в зоне допустимости, то есть при сохранности стратегии. Тактик должен, а не только может корректировать содержание своих «тактик», если прежняя тактика в последующих действиях неэффективна или создает потенциал нереализуемости стратегии. Стратегия лишается значимости лишь при потере значимости стратегической цели.

Нельзя говорить о том, что стратегии «ритуальны», «формальны» и не должны быть предсказуемыми. Именно в том и состоит их функция, чтобы через пользование стратегией как источником ориентиров можно было «предсказывать» будущий результат, так как он уже задан заранее. Стратегическое управление предопределяет результат, знает о нем, видит как он получается, в абстрактном заместителе. Когда говорится не о стратеге и его позиции, а в позиции исполнителя, то зависимость исполнителя от всей суммы факторов не позволяет ему прогнозировать конечный результат. Рассматривая «ориентир» и саму норму, стратегию, он видит результат, но заимствуя позицию стратега. Также как стратег заимствует позицию исполнителя и теряет возможность «уверенно» видеть будущий результат, прогнозировать его. Это всегда сводится лишь к вероятностному и чаще недостаточно определенному прогнозу. Функция стратега состоит в слежении за ходом реальных событий с намерением ответить на

контрольный вопрос - приведен ли ход действий исполнителей к тому, что требуется с точки зрения стратегии. Поскольку слежение соотнесено с соответствующим этапом, выраженным в стратегии, то прогноз расщепляется на «ближайшие» шаги и «возможность конечных» шагов. При этом, соотнося стратегию с ходом событий, стратег неизбежно, в тех или иных объемах, полноте, пребывает в «мыслительной пирамиде», в переходах от абстрактного к конкретному и от конкретного к абстрактному. Все это можно заметить, читая таких мыслителей-стратегов как К.Клаузевиц, А. Свечин, живших в начале XIX и начале ХХ вв. соответственно. А сама «пирамида мысли» впервые подробно обсуждена Гегелем в начале XIX в. в связи с дискуссией о «методе» теоретического мышления. Если Фихте обсуждал саму идею чистого мышления, выведения из исходных основоположений всего необходимого, то Гегель придал движению мысли псевдо-генетическую содержательность, неслучайность движения от абстрактного к конкретному в смене состояний развития «мононечто». Но эта форма теоретической мысли обосновывается всем ходом создания предпосылок в «Философии природы» и «Философии духа», где показывается возникновение исходных абстракций «для логики». Тем самым, он показывает не псевдогенетический путь от абстрактного к конкретному, но и путь от конкретного к абстрактному.

Позднее К.Маркс повторил, в более эмпирической рефлексии познания, что исходная «клеточка» в науке выявляется, идя от созерцания к теоретическому мышлению, а развертывание хода мысли от «клеточки» до полноты научного знания в теории - процесс не поиска «сущности», а ее систематического изложения. В мыслительной пирамиде, как логической форме сущностного «изложения» представлений о чем-либо, происходит именно систематическая конкретизация исходных положений. Но это всего лишь особая система мест для содержаний. А морфология содержаний появляется «извне», из хаоса мышления. Содержательность же мест обеспечивается языковой парадигмой, в отличие от онтологической формы в самой пирамиде, предполагающей синтагматику.

Стратег «вынужден» мыслить, подчиняясь этой предпосылке решения всех мыслительных задач и проблем, локализуя свою позицию в верхнем уровне иерархии мысли, но взаимодействуя со всеми, «размещенными» на нижестоящих уровнях иерархии мысли. Когда говорится о том, что стратег готов рассматривать любые иные точки зрения и быть без предубеждений, то должны иметь в виду не мнения как токовые, а стратегические «изложения» этих мнений. Ру-ководите6ль, размещенный в любой точке иерархии, может высказать свою точку зрения, но пояснив, в какой точке иерархии оно содержательно. Если оно содержательно в нижестоящем слое, то эта точка зрения становится значимой для стратега лишь после ее «перемещения» в звено, точку иерарха. А по пути содержание, согласно упомянутой выше пирамиде, должно трансформироваться. С результатом этой трансформации стратег и должен разбираться.

Основные трудности стратегического управления, как мы уже утверждали выше, связаны с непониманием и невидением мыслительной пирамиды и отсутствием способностей к мышлению в ее рамках, к налаживанию регулярных отношений при любых сочетаниях мыслительных ситуаций, взаимодействий различных и разнородных участников мыслительной пирамиды, «входящих» в нее из организационной пирамиды. Понимание того, что все управленческие иерархии неизбежно являются и мыслительными иерархиями, а предпосылками к движению в иерархиях выступает материал мнений и наличие языковой парадигмы, а также универсальные способности языкового мышления и рефлексивно-мыслительной культуры, это понимание отсутствует. Поэтому стратегическое мышление сводится к наивному и дилетантскому взаимодействию. Вне стратегического управления все эти требования быстро обесцениваются. Отсюда строгий вывод о пути быстрого роста потенциала стратегического управления - приобретать соответствующие способности.

Общие способности стратегического управления наиболее отчетливо проявляются на стадии разработки решений. Совершенно неслучайно отсутствие стратегий, так как не налажен механизм стратегического планирования и проектирования. Остановимся на этом подробнее.

Неопределенность содержания термина «план», если его рассматривать в контексте соотнесений с другими терминами в типологии норм, остае6тся непоколебимой. Часто планирование рассматривают как разработку замысла деятельности с указанием цели, содержания, объема, последовательности и сроков, а также методов выполнения. А иногда еще и иначе - как ход развития чего-либо. Нередко говорят, что планирование как функция управления состоит в выборе лучших альтернатив развития объекта управления, предполагая соответствие интересам объекта, его возможностям. Кроме того, необходим расчет времени, состав основных лиц, ответственных за выполнение плана. План направлен на активное преобразование объекта управления с целью достижения желаемого состояния, а планирование содействует предотвращению ошибочных действий и сокращению неиспользованных возможностей, а также должно быть гибким к изменениям объекта и среды.

Однако следует различать план и цель, план и метод. Цель суть представление о будущем состоянии, возможном для объекта и соответствующего желаниям целеполагающего, которое наделяется статусом долженствования и, следовательно, требующим воплощения в реальности. Цель может достигаться и без преобразования, если достаточно «дойти», дождаться желаемого состояния. Только в деятельности цели предполагают преобразование объекта, «насильственное» изменение актуального состояния в должное, но возможное. Если преобразование или иное «достижение» осуществляется не сразу, пошажно, тогда выделяются промежуточные цели, а характеристика последовательности целей и переходов от одной цели к другой и составляет содержание плана. Другое дело - построение деятельности в соответствии с планом или даже целью.

Если конечное состояние сохраняет функционарное бытие объекта, то нельзя говорить о развитии, в том числе и в ходе деятельности. Планирование, как интеллектуальная работа, предполагает введение альтернативных версий цели, плана, а затем и выбор альтернативы, использование критериев выбора, в зависимости от уже имеющихся стереотипов планирования или творческих особенностей планирующего, его понимания особенностей объекта управления, возможностей объекта, его внутренней динамики, от понимания возможностей средств и методов воздействия на объект и др. Как норма, план предопределяет поведение реализующего план и, благодаря этому, действительно способствует отходу от должного, проявлениям самокоррекции, самоорганизации, снижению числа возможных ошибок, возникающих в самовыражении и т.п. Но нельзя говорить о влиянии на сокращение неиспользованных возможностей, так как план предопределяет действия вне соотнесенности с потенциалом реализующего план. Учет возможен лишь в ходе планирования, если планирующий реализует установку на максимальное вовлечение потенциала реализующего план. Гибкость плана возникает лишь в процессе вторичного вхождения в планирование и «освобождения» от догматизма содержания плана, устремления к учету ранее неучтенного.

Само планирование подчинено достижимости того улучшения, которое невозможно вне реализации плана, получения желаемого и целеопределенного эффекта, влияющего на ситуацию, оцениваемую как «плохую». В качестве основы плана и планирования лежит цель. Часто говорят, что функционирующие фирмы определяют миссии, долговременные цели, используя потенциал подразделений стратегического анализа и планирования. Прогнозирование предшествует планированию, так как но отталкивается от реконструкции предыстории объекта управления, актуального состояния и устремляется в возможную динамику положения и состояния.

Тем более, что «временное перемещение» может сопровождаться изменением состояния перемещающегося, вызванного внешними и внутренними факторами. Планирующий должен предусматривать такие изменения, прогнозировать их и «планировать» размещение тех факторов, которые предопределяют изменения в нужную сторону.

Такая определенность, включающая не только путь, промежуточные и конечное состояния объекта, но и факторы, предопределяющие прохождение пути в намеченной траектории, становится уже не планом, а проектом.

Неопределенность содержания ключевых терминов сохраняется и в этих различениях. Так стратегический план трактуется как программа укрупненных действий для достижения поставленных целей. Но план и программа должны различаться, если это значимые термины, имеющие свое специфическое значение. Говорится часто, что стратегическое планирование обеспечивает конкретизацию стратегии, достижение выбранных целей. Какая здесь имеется стратегия помимо стратегического плана, что конкретизируется? Само же стратегическое планирование предстает часто как последовательность следующих шагов: формулирование миссии, определение на ее основе целей, выраженных в показателях (после чего миссия может уточняться), определение параметров внешней среды (после чего могут уточняться миссия и цели), выявление положительных и отрицательных внешних и внутренних факторов деятельности, внешних тенденций (после чего могут уточняться миссия и цели, проводиться дополнительное исследование среды), определяются основные направления действий. Однако в чем специфика стратегического планирования в отличие от такого же хода разработки, но не стратегического? Кроме долговременных разметок целей, их иерархизации критерием мы не видим. Отличия закладываются в количественных категориях.

Стратегический план трактуется как договор общественного согласия, в соответствии с которым руководство, работники, общественность и т.п., принимают на себя определенные обязательства. Это свод согласованных правил и требований к персоналу, договоренность о конкретных мерах, имеющих стратегическую важность. Его содержание говорит о приоритетных направлениях развития организации и консенсусе в принятии решений между широким кругом работников. Это уже говорит о механизме стратегического партнерства, о механизме поиска стратегических ориентиров и обеспечении согласованных действий. Он разрабатывается всеми участниками, влияющими на развитие организации с учетом их интересов.

Мы видим, что помимо количественно сложного взаимодействия и согласований по многим интересам и ритуальным добавлением «стратегической важности», «приоритетных направлений», «стратегических ориентиров», «стратегического партнерства», «развития организации» ничего специфического, отличающегося от того, «что и как-нибудь получится», мы не замечаем. Это соответствует тому, если бы главнокомандующий собирал бы всех на совещание и наблюдал бы за взаимодействием всех вплоть до этапа, когда все как-то договорились. А по пути произносил слова «тенденции», «ориентиры», «приоритетные направления» и др. Как не вспомнить опять о специфике стратегического анализа, о которых говорили Сунь-Цзы, Клаузевиц, А.Свечин и др.! При буквальном понимании сказанного не могло бы родиться ни одной стратегии у Наполеона, Суворова, Кутузова, Жукова и др.

Конечно, как обычно пишут, для проведения стратегического анализа требуется стратегическая информационная система, информационно-аналитические подразделения, использующие свои источники стратегической информации, личный опыт, отчеты и т.п., профессиональные консультанты. Отмечается также стремление не отклоняться на текущие проблемы, не сводить к формалистическому ритуалу, использовать ключевых работников на всех стадиях стратегического планирования. В то же время фиксируется боязнь не учесть меняющихся факторов и не осуществить своевременное корректирование стратегического плана. С точки зрения конкретного мыслительного процесса с невыявленностью базисных критериев стратегического нормирования, целепо-лагания, планирования, проектирования, эти опасения естественны. Но именно стратегии, правильно построенные, не подвергаются «суетливому» пересмотру, обладают инерционностью в условиях изменения обстоятельств, о чем говорил К.Клаузевиц. Так же как хорошая теория не меняется в связи с появлением новых обстоятельств, данных и т.п. Для ее изменения требуется очень масштабное выявление теоретически значимых причин коррекции. Плохие стратегии не могут быстро не изменяться, что ведет к стратегическому «эмпиризму» и нереализации стратегий.

Говорят о том, что стратегическое планирование - непрерывный процесс, и остановка процесса является ошибкой. Следует только разъяснить, что это означает. Если поступает конкретная информация «снизу», то она должна быть проанализирована с точки зрения возможности стратегических ошибок, которые следует поправить. Однако, чтобы это осуществлять, требуется понимание различий между конкретным, ситуационным, регистрационным содержанием и ему соответствующей нормой и абстрактным замещением и ему соответствующей нормой. Стратегии принадлежат к «обобщенным», абстрактным нормам деятельности больших систем. Абстракции, в силу их замещающего и конструктивного характера, что и создает предпосылки выявить и зафиксировать «сущностное», неизмеримо более постоянны. Они «объясняют» и ту массу конкретных содержаний, которая была материалом для построения абстракции, и ту массу содержаний, которая «вытекает» из абстракции в ходе конкретизации и с которой может еще только столкнуться мыслитель.

Кант называл потенциальные объемы фактов, объясняемые теорией, достаточно глубокой, «возможными» фактами, часть из которых была уже объяснена в процессе проверки теории. Возможность найти факты, опровергающие теорию, составляет процесс проблематизации, неизмеримо более сложный, чем подтверждение. Точно так же и при проблематизации стратегии, если она не сведена к сумме конкретных нормативных положений. Движение «сверху вниз» (подтверждение) и «снизу вверх» (опровержение) необходимы, но потенциал подтверждения в мышлении всегда больший, чем опровержения и зависит от качества абстракций.

Тем самым, игнорировать материал информации, поступающий из реализационного процесса, естественно, нельзя, и это должно происходить постоянно, готовность к изменениям стратегии должна быть постоянной, но сама вероятность изменения стратегии зависит от ее зрелости, обоснованности, использования в ходе построения мощных языковых средств, критериев высшего порядка, мировоззренческих, мироотношенческих. Чем глубже обоснование, чем больше оснований, чем больше культуры пользования ими, что должно быть у аналитиков, тем меньше вероятность проблематизации, коррекции стратегии. Большой акцент на «гибкость» стратегических планов, проектов непосредственно связан с поверхностью обоснований, «популярных» в современной стратегической аналитике на фоне крайне невысокой мыслительной культуры.

Во второй половине ХХ в. возникло методологическое движение, зачинателем которого стал А.А. Зиновьев, а ярким выразителем и лидером - Г.П. -Щедровицкий. При всех издержках это движение и стало наиболее мощным логико-философским и рефлексивно-культурным трамплином к подлинно значимым для стратегической мыслительной практики. Тем более что затем с 1979 г., появилась методологизированная игропрактика, которая стала демонстрировать все детали обосновательных процедур в проблематизации и деп-роблематизации. После ряда совмещений с практикой макроуправления игнорировать этот опыт и культурное достояние уже просто нельзя. Но в целом игнорирование продолжается, и этому помогают недостатки в самом методологическом движении. А различные недостатки, объективные и субъективные, существуют во всех движениях.

Если учесть мыслительный механизм, где совмещается пребывание мысли на разных «жтажах» абстрактности (конкретности), где осуществляются переходы от одного «этажа» к другому и перемещения на каждом из них, а сам механизм реализует рефлексивные функции реконструкции содержания (информационных сообщений), постановки проблем за счет раскрытия содержания затруднений в средствах языка соответствующего типа («предметных, «межпредметных» и «надпредметных» - философского и методологического), переводе проблем в «задачи», с удержанием «задач» различного уровня, один из которых - стратегический), то можно согласиться с большинством слов, которыми оперируют обычные авторы учебных пособи. А они отмечают, что следует постоянно отслеживать изменения внешней среды, изучать новые стратегические альтернативы, прогнозировать будущие вызовы и этим обеспечивать приход к коррективам в стратегии. Началом и концом циклов, повторяющихся в этом движении стратегической мысли, является, для авторов, оценка деятельности организации, анализ изменяющейся среды. Корректируются основные направления действий, конкретный план конкурентной борьбы, создание новых конкурентных преимуществ, корпоративная культура, организационная структура, а коррекция стратегического плана должна производиться с широким участием персонала. В случае чрезвычайных обстоятельств, в критических ситуациях коррективы вносятся по воле высшего управляющего.

В такой версии не выделяется сам механизм мышления, и внимание обращается на содержание мысли и на участие персонажей. Кроме того, не осознается ответственность иерарха за сам этот сложный мыслительный процесс и применение механизма мышления. Если участвуют в нем «все» заинтересованные лица, то их участие имеет разные формы и требования. Именно стратег начинает и завершает весь процесс, а другие либо вовлекаются тогда, когда сам стратег не может «сдвинуть» мыслительный процесс из-за недостатка информации или из-за появления каких-либо сопровождающих вопросов, либо когда у иных участников возникает убеждение, что их соображения имеют важное значение в движении мысли стратега, и они хотят проверить свою гипотезу.

Отмечается обычно, что распространенными «инструментами» стратегического планирования являются программы и проекты как комплекс мер по решению определенных задач. Указывая на отсутствие достаточно точного разграничения этих понятий считают, что программа предполагает «более широкий» комплекс мер, рассчитанный на длительный период и даже неопределяемый период, чем проект, у которого есть четкая завершенность. Управление программой или проектом может иметь и тактический, и стратегический аспекты. Здесь вновь мы встречаемся с понятийной неопределенностью. Термин проект приобрел свое значение в инженерной деятельности. При создании сооружения его конечное состояние, как целевое, выражается в особой форме, в специальном изобразительном языке и называется проектом. Если создается не «вещь», а Социокультурное бытие, то можно «перенести» функциональные особенности конечного состояния бытия как особое содержание, выраженное в специальном языке и назвать проектом, социокультурным. Можно созидать и деятельность, чем и занимается управленец. Тогда появляются проекты деятельности. Стратег занимается тем же, но только на абстрактном уровне, на «крупномасштабных картах». Масштабы проекта могут быть разные, но переходимость от начального состояния деятельности до конечного при этом фиксируется обязательно. Если термин «программа» не имеет более менее строго значения, то чаще и говорят о совокупности мер с неопределенностью того, что следует получить. Либо остается внести новые, в сравнении с проектом, характеристики нормы. Мы пока остаемся на этапе обсуждения стратегических проектов, отличающихся от стратегических планов и целей.

Общие особенности стратегического планирования и проектирования конкретизируются при соотнесении с условиями управления в той или иной системе. Для выявления принципов конкретизации остановимся на особенностях стратегического планирования и проектирования в городе и регионе.

Обычно говорят, что стратегическое планирование социально-экономического развития в этих случаях включает в себя: согласование групповых интересов; инвентаризацию ресурсов, ограничений и благоприятных факторов; определение целей и задач; формирование планов и программ действий совместными усилиями органов местной власти, частного бизнеса и госпредприятий, общественных организаций и органов территориального общественного самоуправления. Тем самым, следует предполагать в ходе мышления «жителей» (отдельных людей, семей, родовых сетей), «группы жителей» (объединений по различным первичным основаниям в рамках интересов «снизу), «общественные объединения» (правовым образом оформленные объединения для представления и защиты интересов «снизу»), «предприниматели» (в правовых рамках осуществляющие деловую активность), «объединения предпринимателей» (правовым образом оформленные объединения для представления и защиты деловых интересов «снизу), «руководители предприятий и организаций невластного типа», «работники» (участники деятельности всех типов, кроме «властной»), представители органов местного самоуправления» (избранные и вовлеченные), «представители органов местной власти» (назначенные), «представители органов государственной власти» (назначенные). Все типы участников жизни на территории имеют свои различающиеся интересы. Эти интересы предопределены типами бытия: жизнедеятельностным (индивидуальная), социодинамичес-ким (согласование способов приемлемого использования друг друга для удовлетворения суммы индивидуальных потребностей и реализация договоренности), социокультурным (согласование с опорой на критерий и с признанием критериев и их созидателей вне динамики индивидуальных состояний), дея-тельностным (реализация норм преобразования чего-либо и выработка этих норм с выделением позиции созидателя норм и организатора их реализации), культурным (переход к критериям согласования и нормирования всеобщего характера), а также вторичным типам бытия, например экономический, политический, духовный и др. В городе и в регионе управление имеет объектом управления «целое» совмещенного многотипового бытия.

Относительно каждой общности, соответствующей типу бытия, есть имущество и собственность (имущество, статус которого оформлен юридически), есть свои интересы и спрос, свои цели и планы, в зависимости от условий, естественных и социально-организационных, правовых, политэкономических и др. Целеполагание и планирование, проектирование, программирование и т.п. осуществляется либо под свой спрос, и тогда все окружающее, включающее и власть, рассматривается как массив предметов спроса, потенциальных и актуальных, как ресурсы для реализации планов, проектов, либо под заимствованный, например, совокупный «общественный» спрос, и тогда сама общность рассматривает себя как предмет спроса и ресурс под план, проект. Для того, чтобы был порожден стратегический план, проект, следует предполагать не только наличие общностей, дифференциальных спросов, планов или проектов, дифференциальных ресурсов, наличие органов самоуправления и власти (иерархии «сверху), но и позицию управленца стратегического типа, строящего под интегральный спрос и потенциал интегрального ресурса интегральный план или проект в рамках интегральной цели, фиксирующей по интегральным показателям актуальное состояние города, региона, его критическую оценку под интегральный критерий «благополучия» и возможное и приемлемое будущее состояние, становящимся не только желаемым, но и необходимым, «требовательным». Эта позиция может быть, как функциональное место, заполнена всеми заинтересованными в интегральном нормореализационном процессе, включая профессионалов, предпринимателей, управленцев, представителей власти, представителей общественных организаций и т.п. Однако для успешности интегрального планирования и проектирования должны быть реализованы фундаментальные требования к нормативному мышлению, к мышлению стратега.

В частности, стратегия должна строиться на верхнем уровне абстрактности нормативной мыслительной пирамиды, опираясь на концептуальное представление о городе, регионе, в рамках фиксированных ценностей и идеалов и с учетом сведений о реальной динамике городской, региональной и «средовой» жизни. Стратегия обращена ко всем, и ее принятие предполагает соответствующие модификации дефференциальных целей, планов, проектов. Не прерывая самодвижения во всех слоях и типах бытия, такие модификации должны обеспечить одно из основных условий стратегического управления: стратегия обладает «директивностью» для реализующих стратегию, как и любая норма, и каждый дифференциальный реализатор выделяет из целого стратегии свою составляющую и конкретизирует ее для перехода к реальным действиям. В конкретизации должны «удерживаться» абстрактные содержания стратегии. Наибольшая сложность в мыслительной работе стратега и состоит в том, как он добивается нейтрализации вкладов в реализацию стратегии со стороны всего «остального», что есть в дифференциальном бытии. Оно может как модифицировать течение соответствующего реализации стратегии процесса, так и его разрушить. Тем самым, стратег должен прогнозировать вмешательство всего иного в течение реального процесса, не подчиненного стратегическим нормативным рамкам и доопределять первоначальную версию стратегии, способствуя увеличению потенциала ее реалистичности. Сама реализация стратегии, как и ее разработка, опирается на стратегическое партнерство в городе, регионе, на работу механизмов согласования. В городе, регионе должна быть мощная рефлексивная инфраструктура для выявления как хода реализации замысла, так и проблематизации и депроблематизации. Лучше всего, если используются для этого имеющиеся информационные, аналитические, консультационные организации. Однако неизбежная неопределенность и моменты хаоса, неупорядоченности, разнокачественность и разнокритериальность должны быть преодолены за счет наиболее профессионально обеспеченной аналитики, опирающейся на современную культуру мышления, философию, логику, семиотику, методологию. Такая аналитика должна быть способной к сведению мнений к однозначному заместителю, за который можно нести ответственность.

Главная установка городской или региональной стратегии состоит в следующем. Если город, регион можно увидеть как целое, то оно должно быть «благополучным», воспроизводящим себя по критериям объективным (суть типов бытия и их совмещенности) и субъективным (приемлемость образа бытия для всех общностей, включенных во все типы бытия) и «перспективным», наращивая более высокое содержание благополучия. С этим связано и благополучие жителей, их достойная жизнь. Само же удовлетворение спроса, а также смещения в качестве содержания спроса, зависимо от эффективности работы всех руководителей и механизмов, реализующих планы, программы, проекты, технологии, стратегии и др. Поэтому гражданская, профессиональная, политическая, экономическая, правовая, культурная, научная, инженерная и т.п. ответственность и устремленность к ценностям городской и региональной, а также федеральной жизни является залогом успешности. В частности, именно от управленческого корпуса, при активном участии корпуса аналитиков и иных сервисных для управленческого процесса структур, зависит реалистичность стратегического нормирования, а затем и реализация стратегий.

Между интересами города, региона, отдельными и ассоциированными жителями, профессиональными и иными сообществами, властными и экономическими структурами, с одной стороны, и гражданскими, общественными целями, идеалами, ценностями, с другой стороны, существуют как различия, так и противоречия. Они неизбежно выходят «наружу» в общении и сохраняются в «тени», влияют на постановку стратегических целей, планирование, проектирование, а затем на оценку хода реализации стратегий. В отличие от производственных и даже отраслевых стратегий, предполагающих механизм иерархического управления, стратегии городского, регионального, федерального типов возможны как реализуемые лишь при виртуальном типе иерархирования, наличии «доброй иерархической воли», соответствующей самоорганизации всех типов участников. Поскольку в рамках мыслительной пирамиды, концептуальной и нормативной, а также вторично пирамиды проблем и самоопределений, существуют отчужденные формы прикрепления субъективности и каждый, если не хочет нарушать и разрушать иерархическое мышление, следует единым логико-мыслительным нормировкам и принципам мыслительной культуры, что только и присуще в стратегическом мышлении, то в городских и региональных условиях «насильственная» форма следования этим требованиям в жестких иерархиях, заменяется добровольной формой следования тем же требованиям. А это предполагает развитие нравственно-духовного типа, и без достаточного накопления потенциала нравственности и духовности это невозможно, или стратегическое взаимодействие становится неэффективным. Городской и региональной власти, для порождения и реализации стратегий, приходится особое внимание уделять развитию всей инфраструктуры нравственного и духовного воспитания, включая образовательную, духовную, культурную сферы, средства массовой коммуникации, рост качества демократических процессов и т.п.:

Обычно основное внимание уделяется «социально-экономическому» развитию города, региона. Но социальное, даже если оно понимается достаточно точно и глубоко, что бывает редко из-за неопределенности базиса языкового обеспечения в гуманитарии, и экономическое, которое также понимается крайне поверхностно, «окружены» всеми остальными типами бытия и зависимы от них и влияют на них. При постановке целей развития города, региона необходима принципиально новая концептуальная база, построение «онтологий» городской и региональной жизни. В этом плане очень интересна аналогия между бытием предприятия, организации и бытием представителей предприятий, организаций в специальных играх. В рамках игрового пространства моделируется как бы то же самое «производственное» бытие, в зависимости от идеи сценария, разделения персонажей и т.п., но лишь за счет добровольного вхождения в персонажное бытие, в бытие игрового коллектива, в механизм игрового моделирования. А он обеспечен всеми типами критериев, касающихся придания организованности и базисным процессам решения «производственных» задач и проблем, и рефлексии этих попыток, и взаимодействия всех типов, возможностей сближения, сплочения между всеми типами участников, их индивидуальных особенностей, стандартами и стереотипами, и самого мыслительного процесса, и индивидуальной самоорганизации и т.п. Игровой процесс во многом похож на добровольное пребывание в решении городских, региональных проблем со всеми готовностями и внутренними неготовностями, непредсказуемой динамики устремлений и т.п. В этих сложнейших условиях управление игрой игротехническим коллективом похоже на городское и региональное управление, хотя и вне привычных правовых, административных, экономических рычагов. В управлении игропроцессом применяется весь арсенал средств управления, в том числе онтологические схемы различных типов и масштабов. Конечно, игровое взаимодействие, по уровню «материальной», «юридической» и других привычных типов ответственности, является более простым событием. Но по внутренней сущности, по технике управленческого мышления, тонкости взаимодействий, учета фундаментальных факторов и др. игровое управление гораздо более высокого уровня и требует высшего профессионализма управленца.

Наряду с огромным количеством показателей, типов информации, возникающих сюжетов, объективных обстоятельств, которые нельзя не учитывать в управлении городом, региона, а также сложностью управленческого организованного механизма перед самим управленцем, а затем и соуправленцами, стоит задача выявления минимума «точек опоры» для придания местной жизни более благополучного характера. При налаженности информационной и аналитической инфраструктуры можно свести постановку задач к крайне простым формам, подчиняя предельным и стратегически значимым принципам. Один из таких принципов состоит в поддержке всего перспетивного. Поэтому опознание реалистичности инновационных усилий, нахождение инноваторов, совмещение, согласование, кооперирование инновационных усилий, создание экономических, организационных, идеологических, политических, культурных, образовательных механизмов обеспечения инновационных усилий с учетом «стратегии продвижения инноваций», а также подобное обеспечение всему успешному по обычным, доинновационным критериям, как объективно необходимому для воспроизводства жизни - является основным блоком всех усилий в управлении. Его дополнительным звеном выступает «охрана» от деструктивных воздействий всех участников городской и региональной жизни. Разработка базисных критериев оценки того, что является «успешным», новым, «перспективным» является приоритетной, также как соответствующая подготовка аналитиков - оценщиков. Только имея подобные и надежные процессы и их обеспечение можно систематически проводить работу по стратегическому планированию и проектированию, опираясь на то, что способно поддержать и обеспечить продвижение стратегий в жизнь. В ходе подобной работы выявляются «активисты» и «лидеры», являющиеся основой резерва управления и всех обеспечивающих стратегическое управление структур. Активисты могут быть сознательными приверженцами стратегий и реализаторами, а лидеры - еще и моторами, мобилизаторами населения и специалистов на реализацию и совершенствование стратегий. Все это и составляет потенциал совершенствования и развития.

Сама работа коллектива управленцев имеет свои типовые направления, из которых следует подчеркнуть следующие: организационное, интеллектуально-мыслительное, потребностно-мотивационное, групповое структурирование и сплочение, ресурсно-экономическое, нормативно-технологическое направлениях даст нужный и усиливающийся эффект.и правовое. Согласованное совершенствование работы во всех этих направлениях даст нужный и усиливающийся эффект

3.3 Формула стратегического успеха и сущность «субъекта стратегического управления»

Стратегический успех возможен лишь благодаря успешному действию стратега, стратегической команды, стратегически организованной управленческой иерархии.

Поэтому первое условие успеха состоит в том, чтобы были в наличии «стратеги», люди и группы, обладающие специфическими способностями стратега. Только в этом случае стратегический характер приобретут и понимание заказа, и построение пространства деятельности, и подбор необходимых ресурсов, и уточнение нормативной формы совместных действий всех вовлеченных, и сопровождающая рефлексия и др.

Вторым условием успеха предстает соответствующее создание всей нормативной базы действий, специфичной для стратегического управления.

Третье условие успеха состоит в создании организационной структуры, иерархии с теми особенностями размещения и отношений внутри, которые характерны для обеспечения построения и перестройки стратегических действий.