На пути к постнеклассическим концепциям управления

Следовательно, профессионализм деятельности означает, что специалист адекватно выделенному многообразию типов задач и проблем осуществляет их решение на основе специфической для профессии критериальной базы. Предполагается, что критерии несут с собой и существующие способы их применения.

Особенность профессионализма управленческой мыследеятельности состоит в том, что задачи и проблемы как раз и касаются рефлексивной самоорганизации тех, с кем входит в отношение управленец, а также собственной рефлексивной самоорганизации. Кроме того, сервисный блок управленца, исходящий из делегирования части управленческих функций, сохраняет генетическую связь с управлением в целом. Это позволяет иметь переходы от одной критериальной базы к другой, облегчает достижение взаимопонимания с представителями многих рефлексивных профессий, само выявление уровня профессиональности исполнения их обязанностей.

2.13 Мастерство в управленческой деятельности

Профессионализм имеет свои уровни. Концептуально они достаточно различны. Простейшая градация состоит в том, чтобы при рефлексивной самоорганизации различать задачный и проблемно-задачный подходы. В рамках за-дачного подхода, который часто связывают с уровнем бакалавра, управленец успешно сводит ситуацию к такой, которая позволяет поставить задачу с готовым способом ее решения. Следовательно, управленец все ситуации может свести к ограниченному типу, подобрать соответствующий типу ситуации тип постановки задач и тип способа ее решения. Промежуточная форма рефлексивной самоорганизации связана с оперированием стратегическими проектами, которые позволяют иметь ориентир в ситуационном проектировании своих и чужих действий. Проблематизация ограничивается сведением вопроса в задаче к более абстрактному вопросу о способе действия, так как стратегия и позволяет ставить подобные вопросы.

Проблемно-задачный подход характерен обращением к концептуальной базе построения стратегии или общего способа решения задач. Прежняя задача, поставленный в ней вопрос переопределяется путем изменения самого основания для постановки задачи. Нахождение зоны деформации, построение концепции, учитывающей заказ на эту деформацию под давлением новых ситуационных сведений, извлечение из концепции содержания новых фрагментов основания постановки задач этапы проблематизации и депроб-лематизации.

Оперирование достаточно жесткими представлениями создает надежный фундамент организованных переходов. Однако параллельно с этим большую массу микропроцессов создает сопоставление ситуационного материала сведений с накопленным опытом, его фрагментами, заимствование прототипов, их проверка, построение многообразия гипотез на каждом шаге, их проверка, соотнесение гипотез друг с другом, решений друг с другом и т.д. Тип индивидуальности управленца вносит свои коррективы в ход каждой процедуры, ведя либо к уверенному перебору, переходам по ближайшим шагам, к опоре на отлаженные способы и пр., либо к быстрым сменам гипотез, направления поисков, критериев, перескокам через шаги, надежде на интуицию, случай, на неожиданные подсказки и т.д.

Более тонкие техники рефлексивной самоорганизации опираются на систематическое применение понятийно-категориальных средств мышления вне того содержательного поля, которое задается ситуацией непосредственно. Эти средства, обладая межпредметностью (методологический аппарат), обеспечивают оформление ситуационных материалов в метаконцепции, и создавать достаточно быстро типовые наборы тех траекторий движения мысли в метакон-цепции, которые ведут к построению концептуальных аналогов ситуационного материала. Это является основной подготовкой к проблематизации и деп-роблематизации. Еще более изощренные техники предполагают обращение к универсальным представлениям о деятельности и соотнесение ситуационных представлений с этим универсумом и выделенной системой ценностей в достижении управленческих целей.

Естественно, что сама тонкость мыслительной работы, организованной в рамках рефлексивно-мыслительной культуры и с использованием современных средств и методов методологии, предполагает высокую эмоционально-чувственную организованность, чувствительность к собственным состояниям, их отслеживание в самосознании, достаточный автоматизм работы сознания, следящего за траекторией движения и деформациями содержания сознания и т.п. Подобная форма рефлексивной самоорганизации принадлежит уровню мастера. Приобрести указанные способности невозможно простым напряжением воли и энергии желания. Необходимо пройти множество этапов деформации механизмов, касающихся как потребностно-мотивационной сферы, так и опе-рационно-деятельностной сферы. В зависимости от типа индивидуальности управленца этот путь становится либо тяжелым, либо легким, либо коротким, либо длинным, либо насыщенным преимущественно интуитивными тренингами, либо вполне сознательными рефлексивно-мыслительными тренингами.

Движущими силами уровня мастерства управленца выступают овладение технологической формой мыследеятельности и овладение перспективой собственного изменения, выявление и использование новых возможностей своего психофизического организма. Как в отношении технологических форм, так и в отношении самовладения потенциал профессионального мастерства тем выше, чем больше внимания уделяется механизмическому обеспечению абстрактной готовности к многообразию конкретных состояний, проявлений, операций и др., а затем и налаженности ситуационной реализации абстрактной готовности.

Опыт игромоделирования показывает, что интеллектуальная группа механизмов прежде всего обращена к созданию разномасштабных нормативных рамок в пространстве деятельности в зависимости от складывающейся ситуации. Динамичность ситуации порождает быстрые нормативные переопределения и соответствие между меняющимися условиями, нормативными требованиями и морфологическими возможностями психофизического организма может быть сохранено лишь при созданности интегральной и дифференциальной, абстрактной и конкретной готовности и способности организма. Для управленца подобное соответствие включено в целое мыследеятельности, в ее ведущий механизм рефлексивной самоорганизации самих по природе рефлексивных процедур.

3. Специфика стратегического управления и формула стратегического успеха

3.1 О сущности и типологии стратегий

Условием появления стратегий и стратегического управления выступает возникновение организационных механизмов в реализации управленческой функции относительно «больших» систем, появление «иерархий», соотношения между горизонтальными и вертикальными управленческими кооперативными отношениями.

Чем ближе к уровню иерарха, тем более явными становятся требования, специфичные для стратега. Иерарх является тем, кто должен действовать и мыслить стратегически. Однако понимание сущности «стратегии» остается достаточно неопределенным, и мы проводили логико-методологический анализ сущности стратегии специально для того, чтобы уйти от сохраняющейся неопределенности (см. О.С.Анисимов: 1999, 2002, 2004, 2005).

Приведем базисные различения.

Все более активное обращение внимания на «стратегии», применительно к управлению фирмами, отраслями, экономикой, политикой и т. п., приводит к необходимости серьезного анализа сущности стратегии. С одной стороны, любое высшее военное учебное заведение вводит определение и формирует стратегическое сознание у командиров. С другой стороны, опыт военной мысли достаточно свободно переносится на «обычное « управление. Появляются систематические концептуально - проектные изложения версий стратегического управления фирмами и организациями (см. например, И.Ансофф, А.Халачми и др.). Достаточно популярным термин «стратегия» становится и в методологии (см. например, Г.П.Щедровицкий). Нередко в лингвистике и психологии мышления употребляли тот же термин. Важно пройти рубеж, отделяющий, индивидуальный смысл от внеиндивидуального, культурно ориентированного значения одного и того же термина.

Мы обратимся к введению значения термина «стратегия», соотносясь с некоторыми прототипами и идеями в истории и современности. А затем введем характеристику типов стратегии.

В Древней Греции стратегом считался человек, назначенный для ведения войны и на время войны (см. Платон, Аристотель). Политический заказ на войну фиксировался с той определенностью, чтобы полководец мог быть ответственным в организации и успешном проведении войны с использованием имевшегося в его распоряжении войска. И в Греции, и в Риме функция стратега и военного руководителя реализовывалась достаточно гибко, но всегда учитывалась способность руководителя.

Постепенно из руководства войной в целом вычленилась функция планирования вместе с перепланированием, конкретизацией «общего плана» применительно к ситуациям и специфике нижестоящих руководителей. Так оформилась собственно стратегическая функция.

Приведем несколько идей К.Клаузевица. Стратегия - это «учение об использовании боев в целях войны», тогда как тактика - это «учение об использовании вооруженных сил в бою» и сами они, тактика и стратегия, суть «различные по существу деятельности» (1994, с. 113, 121). В стратегии «все протекает гораздо медленнее… для принятия важного решения в стратегии требуется гораздо больше силы воли, чем в тактике… В тактике мгновение само вас увлекает с неудержимой силой» (1994, с. 191). Эрцгерцог Карл Австрийский подчеркивал, что «стратегия намечает план. Обнимает и определяет ход военных операций, это наука верховного полководца, тогда как тактика учит методам осуществления стратегических предположений … от стратегических планов зависит удачный или неудачный исход войны… они могут исправить ущерб тактических промахов» (1926, с. 86, 95, 97). Жомини добавляет, что стратегия - это «искусство вести войну по карте, охватывающей весь театр войны… стратегия - всегда может направить свои стремления лишь на самую высокую цель при имеющихся средствах… первая задача стратегии - подготовка боевых действий, первое развертывание армий, учитывая политические, географические, государственные соображения…, полководец никогда не упускает из виду своей главной цели, несмотря на всю изменчивость обстоятельств» (1926, с. 107, 176 - 177).

Фон Богуславский считал, что «теория стратегии может состоять единственно из принципов, а не из методов применения средств» (1926, с. 223). А. Све-чин подчеркивал, что «стратегия начинается там, где виднеется ряд последовательных целей, этапов к достижению конечной цели войны… должна широко заглядывать вперед и учитывать будущее в очень широкой перспективе… Стратегические решения по природе своей радикальны. Стратегические оценки должны охватывать вопросы в корне» (1999, с. 286, 293).

Мы видим, что стратег, это такой руководитель (военный и иной), который строит совместную деятельность своей организационной структуры (армия и др.) в рамках фиксированного внешнего (политического, экономического и т.п.) заказа. Однако в целостности всей деятельности организационной структуры и при вовлечении всех доступных ресурсов стратег прежде всего проектирует путь, «план», последовательность целей. Этот путь выражен в такой форме, чтобы сохранить свободу в конкретизации и допроектировании в зависимости от условий, возможных методов решения более конкретных задач. Как писал А.Свечин, «стратегия - искусство полководцев, которое призвано решать основные проблемы, выдвигаемые обстановкой войны и передает решения для исполнения оперативному искусству» (1999, с. 282). «Стратегический руководитель, отмечал М.Н. Тухачевский, не может лично организовывать бой» (1965, с. 105). Иначе говоря, стратег и в фазе «планирования», и в фазе реагирования на обстоятельства реализации «плана» остается на более абстрактном уровне видения происходящего и того, что должно происходить.

Как мы видим, стратег отвечает за целое (войны и др.), получение конечного результата, за использование всего ресурса. Однако само реальное достижение конечной цели происходит за счет управления организационной структурой, построения абстрактных норм (А-норм) для подчиненных руководителей, при последующей их конкретизации (получение К(А)-норм) и реализации этими руководителями в рамках допустимой (А-нормами) свободы. Как и любая А-норма, стратегия является средством управления, средством согласованной и разнообразной деятельности всех подчиненных.

Вводя различие стратегического и тактического в управлении, мы вводим критерий целого и части системы деятельности, построение деятельности для части и целого, ответственность за часть и целое. «Целому всегда соответствует стратегическое отношение к управлению, а части - тактическое. Поэтому для руководителя подразделения стратегическим является отношение к внутренним событиям в подразделении с точки зрения целостности хозяйства… Умение стратегически относиться к событиям в подразделении - очень важное качество любого управленца» (1989, с. 213-214). Отношение к заказу вырабатывает стратег. Но он это делает в рамках соотнесения содержания внешнего заказа, имеющихся ресурсов и необходимости построения деятельностного механизма с использованием ресурсов, внутреннего и внешнего, через посредство процедур технологического или экономического, рыночного обмена. Особую роль играет именно иерархичность управления. Для анализа профессиональной характеристики, способа его бытия в управлении это обстоятельство является ведущим. «Отношение к событиям, основанное на заимствовании точки зрения вышестоящего уровня управления, возможно на основе различения конкретного и абстрактного. Абстрактный уровень, не учитывающий в себе конкретные детали, позволяет анализировать те же события как бы в более крупных единицах… Заметить принципиальное расхождение в макросистеме в тысячу раз важнее, чем видеть неточности в конкретной картине, которые являются следствием этих принципиальных расхождений» (1989, с. 214-215).

Придя к необходимости не только инвентаризации достижений методологии, в рамках которой сама аналитика деятельности, управления деятельностью, проектирования систем деятельности прошла границу между стихийным и нестихийным, систематическим, критериально насыщенным, рефлексивно осознаваемым формам анализа (см. Щедровицкий и его ученики), мы создавали типизированную систему категорий, типизированный язык теории деятельности, целостно ориентированную парадигму языка теории деятельности. Стало ясно, что многие системы различений в методологии оставались достаточно ситуационными схематизациями. Тем более. Что в культуре мышления уже существовали технологические критерии преодоления случайности первичных инструментов мысли. Мы разработали в середине 70-х г. особую технику перехода от смысла к значениям, к понятиям и категориям, названную «метод работы с текстами», МРТ (см. историческую реконструкцию поисков).

В результате конструирование понятий стало особой стороной языкового строительства. Особую роль играло применение схемотехники и логики «восхождения» и ее технологического выражения. Искусственность такой логики преодолевалась особым отношением к внешним для понятийных конструкций содержаниям, материалам смыслов. Требования к методу соотнесения раскрыл еще Гегель, сохранивший потенциал идей Платона, Фихте и др. и развивший его. В рамках современного игромоделирования появилась сама возможность превратить мыслительные соотнесения в мыследеятельностные и проверять все мыслительные гипотезы (Г.П. Щедровицкий 1995; О.С. Анисимов 1989, 1996, 1997, 1998). В частности мы осуществляли построение и совершенствование парадигмы языка с привлечением соответствующе ориентированных игр и игро-технической рефлексии. Именно парадигматическая и синтагматическая рефлексия механизма управления игрой позволила раскрывать природу и технологию стратегического мышления (см. например, 1992).

Основное внимание было уделено проектированию деятельности в позиции управленца, ответственного за целостность организационной структуры и всего механизма деятельности, «реагирующего» на внешний заказ. Это проектирование может быть стихийно-конкретным, индивидуализированным, но может быть критериально обеспеченным - концепциями, понятиями, категориями, идеалами, ценностями. Культурные критерии, даже если они лишь интеллектуального типа (понятия, категории), являются абстракциями. В силу этого переход к проблемам и проектам опосредствуется абстракциями и конкретные проекты замещаются абстрактными. Таким образом и выделяются стратегии как А-проекты в позиции управленца-иерарха.

«Поскольку внеситуативный слой проектирования и внеситуационность ценностей («ради чего?») особо отражаются на всем процессе принятия решений и являются характерными для стратегической организации управленческих действий, то стратег наиболее тщательно следит за тем, как внеситуативная проектная схема зависит от реализуемой системы ценностей, вовлекаемых понятий и категорий с учетом реальной ситуации, понятийно выраженной в проблеме» (1992, с. 74). Мы рассматривали такую игру (организационно-дея-тельностную - ОДИ) как модель управляемого механизма реагирования на внешний или квазивнешний заказ. ОДИ строится в рамках методологической организации рефлексии проблемных ситуаций в деятельностных системах. Поэтому в нее «проникают» те проблемы, которые характерны для самой методологии, культуры в целом, что и превращает заказ от практики в заказ и от культуры, в псевдозаказ для руководителя игры - методолога.

Анализ механизма ОДИ позволил прийти к выводу, что деятельность игротехника, включая руководителя игры (стратега), предстает высшей формой профессионализма управленца, является акмеологической моделью профессионализма управленца (1995).

«Руководитель игры сам или с помощью специальных служб вырабатывает стратегию игры. Это прежде всего абстрактные проекты движения интегрального игрока в игре, дифференциация этих проектных схем относительно специфики групп, типизации еще более конкретных линий движения отдельных игроков… Конкретизируя траектории деятельности абстрактного игрока и переходы к групповым представлениям о траектории, он покидает почву стратегии и приходит к тактическому уровню наполнения системы мест в объеме каждого из игротехников… Организатор игры как стратег может просто передать результат своей проектной работы игротехнику, который и конкретизирует применительно к особенностям группы… В ином случае организатор игры заимствует позицию игротехников, конкретизирует стратегию сам, применительно к особенностям групп» (1992, с. 77-78).

Итак, стратег - это проектировщик деятельности целостности, системы деятельности, реагирующей этим на заказ и гарантирующей производство «продукта», соответствующего деятельностно понятому содержанию заказа. Но стратег строит А-проекты, требующие конкретизации для иных уровней управленческой иерархии. С другой стороны, проектирование является частной функцией в функциональной целостности рефлексии. В рефлексии реконструируется ситуация, выявляются затруднения, оформляемые в проблемы за счет интеллектуальной критериальной базы и по результатам ценностного самоопределения. Лишь на основе фиксированной проблемы и строятся А-проекты, а затем и их конкретизированные варианты, вплоть до задач для исполнителей. Если А-проекты суть исходное основание для запуска процесса формирования деятельностного механизма, то иерархичность управленческой подсистемы приводит к фундаментально необходимой профессиональной характеристике стратега - он должен владеть мыслительной культурой вообще, а в особенности - культурой переходов от абстрактного уровня к конкретному уровню содержания (проектов, проблем и т.п.) и наоборот, от конкретного уровня к абстрактному, а также - движения в каждом из уровней абстрактности и конкретности.

Мы пришли к выводу, что вне указанных качеств стратегического мышления и следующих за ними качеств иного типа (воли, самоопределенности и т.п.) нельзя обнаружить профессионала стратега. Могут быть очень талантливые дилетанты, но не профессионалы. Именно подобные требования мыслительной и рефлексивной культуры «незнакомы» теоретикам и методистам современного стратегического управления.

Вот как представляет себе метод принятия стратегических решений И.Ан-софф: (1999). Метод должен обеспечить отслеживание изменений во внешней среде и поиск привлекательных вариантов новых продуктов; предлагать распределение ресурсов фирмы между известными возможностями и теми, которые могут появиться; выделять варианты, в которых фирма имеет неоспоримые преимущества; позволять работать с вектором потенциально несовместимых целей, оценивать долгосрочный потенциал проектов (1999, с. 58). Специфическими характеристиками этого метода считаются: «1. Стратегия применяется для выявления возможностей; 2. Используется вектор целей; 3. Использование дополнительных качественных показателей повышает точность измерения объема будущей прибыли» (1999, с. 63). Однако, что такое «стратегия»? Стратегия - это «способ действия» (1999, с. 64), «новые правила принятия решений и установок, направляющие процесс развития организации» (1999, с.155), «один из нескольких наборов правил принятия решения относительно поведения организации» (1999, с. 159), «цели представляют собою результаты, которых пытается достичь компания, а стратегия - средство достижения результата… стратегия, действенная при одном наборе целей, может перестать быть таковой, когда задачи организации меняются… Ее формулирование обычно не приводит к каким-либо немедленным действиям» (1999, с. 161). «Разработка стратегии неминуемо происходит в условиях неполноты информации, когда невозможно предусмотреть все возможные альтернативы» (1999, с. 177), стратегия нужна как «инструмент, который может помочь в условиях нестабильности» (1989, с. 74), она обеспечивает «сбалансированность и общее направление роста» (1989, с. 71).

Мы видим, что большинство характеристик стратегии сохраняют проектную направленность и связаны с вновь возникающей неопределенностью положения организации, а также с интенсификацией роста фирмы. Все определения достаточно неопределенны и носят смысловой характер.

Для иллюстрации смыслового уровня характеристик стратегии и стратегической формы управления приведем еще несколько соображений А.Халач-ми (1998).

Стратегический план «объединяет цели организации, ее политику и действия в единое целое. Этот план как выражение суммы стратегических выборов - продукт продуманного процесса принятия решений» (1998, с. 673). «Стратегическое управление и планирование предоставляют менеджеру широкие потенциальные возможности… облегчают системное мышление, соотносящее представление о среде, о желаемом, ресурсах с планом действий… предваряет контроль за сферой действий менеджеров более низкого класса, определяя важные ценности, требуемые результаты… снижает неопределенность операций» (1998, с. 674). «Стратегический план - это совокупность опорных точек, помогает определить операциональные цели… содержит критерии выбора и обоснование решений» (1998, с. 674). Стратегическое планирование составляет «ряд повторяющихся действий, включающих в себя исследование, обзор данных, принятие решений и оценку решений, исследование последствий и адекватности того, какие решение принимались раньше» (1998, с. 678). «Стратегия влияет на (организационную) структуру, на распределение власти и структура ограничивает стратегические альтернативы, если не само стратегическое проектирование» (1998, с. 689).

Тем самым, простая рефлексия мыслительных и иных действий иерархической управленческой структуры позволяет выявить очевидный ряд характеристик. Многие из них, введенные А.Халачми, важны в практике управления. Они могут быть легко обнаружены в рефлексии военного управления. Мы подчеркнули бы такие характеристики, как опора на анализ внешней и внутренней среды, предназначенность для нижестоящих управленцев, обеспечение для них свободы выбора в рамках стратегии, способствование системному мышлению, возможность контроля, снижение неопределенности, опора в целепола-гании, взаимозависимость с особенностями уже имеющихся оргструктур. И все же при переходе от стихийной рефлексии стратегического мышления и управления к понятизации ее результатов, к профессионализации стратегического мышления и управления важен механизм мышления стратега, а не его внешние проявления. Поэтому от содержательной стороны мышления мы должны перейти к форме мышления, рефлексии, всего мыследеятельностного цикла управленца - стратега. А этой характеристики как раз и нет у абсолютного большинства авторов. Поэтому неслучайны «пропуски» того, что относится к механизмам мышления: переходим от абстрактного к конкретному содержанию, от ситуации к проблеме, от проблемы к задаче и т.п. На этом поле механизмичес-кого анализа управленческой практики и проявилась сила методологической мысли (см. историю методологии в нашей работе 1996, а также Г.П.Щедровиц-кий 1995, 1997).

Мы осуществили реконструкцию взглядов военных мыслителей, современных теоретиков экономической ориентации, ряд предпосылок стратегического мышления, фиксированных в психологии и лингвистике и показали характерные проблемы в стратегическом мышлении и управлении в практической и культурной областях, прежде всего в методологической деятельности (1999).

С точки зрения функции, реализуемой стратегом, он является и мыслителем - созидатель А-проектов совместной деятельности в рамках «заказа», и деятелем - управленцем, который обеспечивает и появление А-проектов, их коррекции и прохождение пути к воплощению проектов. Этим самым, реализация всех типовых функций управленца акцентирована на системообразующую роль А-проектов.

Первичный набор функций управленца имеет своими рамками понимание заказа и контроль за реализацией создаваемых им проектов деятельности:

И понимание содержания языка, и его выражение в Д -языке, и проектное оформление приемлемого прогноза, и прогнозирование, и ресурсный анализ являются мыслительными процедурами по механизму, реализующему деятель-ностную функцию. Большинство процедур являются рефлексивными по природе, предполагают анализ хода деятельности, реальной или возможной, с конечным нормативным результатом - проектом деятельности, исходным или скорректированным. Сама управленческая деятельность порождается на базе «сопровождающей» рефлексии действий:

Все эти управленческие функции сохраняются и «размножаются» в зависимости от усложнения организационной структуры деятельности и, прежде всего, управленческой подструктуры. При иерархизации управленческой оргструктуры вышестоящий управленец должен создавать такие нормы для нижестоящих управленцев, чтобы они, регламентируя деятельность (и мышление, рефлексию) последних, регламентировали деятельность и всех нижестоящих, включая исполнителей. Это возможно за счет перехода от конкретных норм к абстрактным и возможности конкретизации последних:

Но здесь мы вынуждены непосредственно столкнуться с рефлексивно-мыслительным механизмом управленческой деятельности. Построение А-проек-тов требует перехода от стихийного мышления к культурному, насыщенному формами и средствами (языковыми) мышления. Неразличение этих типов мышления по способу его осуществления ведет к консервации управленческого дилетантизма и отсутствию профессионализма, даже при талантливости самого управленца. Если стихийный тип содержательности дает лишь смыслы как единицы «застывшего» мышления, то язык неотделим от конструктивности, упорядоченности, деиндивидуализированности единиц-значений. Управленец как мыслитель должен владеть соотнесением двух типов единиц:

Тем самым, стратег, будучи наиболее вышестоящим управленцем и строящим А-проекты как основание для порождения всей нормативной базы, включая К-проекты и или задачи для всех участников, в максимальной степени оперирует языком деятельности, системой значений. Он предполагает многоярусные замещения, в которых переход от первичных смыслов к значениям дополняется переходом от менее конкретных значений к более абстрактным. А затем и от более абстрактных к менее абстрактным значениям. Только на этом фоне мыслительная иерархия является общей базой для оргструктурных иерархий в управлении и различий между ситуационной, тактической и стратегической формами управления. В них само обращение к языку теории деятельности и оперирование им становится различным:

Если сама парадигма Д-языка строится в методологии, то использование парадигмы по содержанию инновационное максимально представлено в позиции стратега, так как он сталкивается с необходимостью строить охватывающие рамки для всего деятельностного механизма, тогда как тактик, ответственный за часть механизма или часть пути к конечному результату, строит рамки уже имея их охватывающие и более абстрактно выраженные «макрорамки» или рамки стратегии. Стратегии в большей степени уникальны, так как деятельностные механизмы создаются под оригинальные заказы. Тактики в большей степени рутинны, так как опираются не столько на заказ, сколько на готовую стратегию и готовые организационные структуры, хотя и с учетом меняющейся ситуации. Как правило реагирование стратега на уникальность заказа стимулирует чувствительность к поиску недостатков имеющегося Д-языка и возможности его проблематизации. Поэтому стратег «ближе всего» находится к позиции методолога, а основные разработки методологии и современная игропрактика (ОДИ - «организационно-деятельностная игра») имеет своим содержательным источником проблемы управления стратегического характера.

Итак, для реализации функции стратега в организованных, культурных формах управленец или его вычлененный сервис (мыслитель - стратег) должны владеть современной культурой мышления, рефлексивной культурой и, следовательно, иметь логическое и методологическое оформление мыслительных способностей. Вместе с этим появляются требования к его профессиональному сознанию и самосознанию, так как достижение контролируемого эффекта в рамках указанных культур невозможно без соответствующего развития сознания и самосознания.

Поскольку стратегия, как особый тип норм, предполагает предъявление этой нормы иным участникам управленческого процесса, то появляются третичные требования к способности организовывать понимание и принятие норм, коммуникацию и общение. Сама коммуникация включает возможность не только понимания, но и критики стратегий, использования арбитража в дискуссиях. Общение предполагает возникновение конфликтов, противодействий, борьбы, а затем и согласование мнений и интересов. Идентификацию с партнерами. Поэтому в реальной деятельности стратега пересекается линия рефлектирующего и коммуницирующего мышления с линией межсубъективных отношений, субъективных сближений и отдалений, а также с линией корректирования мышления, рефлексии, коммуникации, действия, противодействия, согласования, идентификации. На фоне сплетения мышления, общения, реф-лектирования протекает типовой и важнейший процесс «принятия норм», соотнесения предписываемых и желаемых форм бытия в совместной деятельности. Это соотнесение выступает для нижестоящего руководителя как самоопределение и последующее субъективное самоположение в проектном пространстве деятельности. Без самоопределенности подчиненных нельзя создать эффект сознательного прохождения пути в реализации стратегии и корректного творческого вклада в этот процесс.

Мы видим, что мыслитель-стратег опирается прежде всего на общую и рефлексивную культуру мышления, тогда как управленец-стратег опирается еще и на иные типы культур, владение психотехникой, группотехникой в рамках со-циотехники в целом. Именно вычленение всех указанных составляющих механизма управленческой деятельности в позиции «главы управленческой иерархии» и было характерным результатом игромодельной практики последних 20-ти лет (см. наши реконструкции хода игромодельных поисков - 1989, 1996, 1997, 1998, 1999).

Обратимся к проблеме типологии стратегий. Любое проектирование деятельности начинается с целеполагания. В зависимости от представлений о конечном результате и начинается поиск того исходного материала, который «способен» стать продуктом при соответствующей организации процесса трансформации материала в продукт. Весь механизм деятельности, включая применение определенных средств и т.п., может быть рассмотрен как процессуально-структур-ный комплекс факторов, гарантирующих преобразование материала в продукт или конструирование продукта из единиц материала.

При типологизации проектов деятельности можно реализовывать подход с акцентировкой на содержание заказа и интересы, способ бытия заказчика. Он предстает как «внешнее» условие бытия самого деятельностного механизма. «Внутренним» акцентом предопределяется иной подход к типологизации:

Однако противоположение заказчика и управленца, внешней и внутренней сред для механизма деятельности, включая организационные структуры, легко осуществляется лишь при локализации бытия того и другого, в условиях «микроуправления». В «макроуправлении» (отраслевом, региональном, федеральном и т.п.) относительность противоположения быстро обнаруживается. И тогда заказ и «заказчик» становится принадлежащим среде или самого универсума деятельности, или ресурсной среде, потенциально включаемой в универсум деятельности, или той универсумальной «среде», в которую вписывается универсум деятельности. Следует тогда противополагать «естественные» целостности («природа»), «искусственные» целостности (деятельностные механизмы и культура) и «естественно-искусственные» целостности (результат практики деятельности).

Все типы бытия имеют циклы, включающие «становление» организованностей, их «поддержание», «развитие» и отход от организованностного бытия («смерть»). Поэтому, если возникает необходимость деятельности, вмешательство в имеющееся состояние и динамику бытия, то от проектировщика, прежде всего стратега, требуется внешнее и внутреннее самоопределение - принимать или не принимать возможность вмешательства во внешнее путем соответствующей активации внутреннего, наличного механизма деятельности или его возможного бытия. Стратег выявляет тип трансформации внешнего бытия и прогнозирует тип реагирования внутреннего потенциала деятельности, адекватный внешнему заказу. Исходя из этого он и приходит к возможности типо-логизировать цели и стратегии.

Подобное исчисление акцентов и их связанности с источниками (внешние и внутренние) позволяет вносить в мышление стратегов особый слой культуры мышления - «онтологическую» культуру. В ней предполагается учет тех или иных мировидческих конструкций, мировоззрений для корректного ответа на вопрос о допустимости воздействия на «мир», о нахождении допустимых форм, о гармонизированном совмещении деятельностного и додеятельностного «миров». Онтология понималась как наука «о сущем» (С.Н. Трубецкой), как «имманентно понятая реальность» (И.Кант), «учение об абстрактных определениях сущности» (Гегель). С нашей точки зрения, именно стратег преодолевает стихийность деятельностного реагирования на внешние призывы за счет обретения онтологической составляющей мыслительной культуры.

В рамках онтологических конструкций выделяются единицы, имеющие организованность (структурированное «нечто»). В силу своей организованности они могут реагировать на внешние воздействия в пределах возможностей организованности (см. 1997). Внутренний способ бытия организованного «нечто» предопределяет следующие типы проявлений: нереагирование на воздействие (сохранения бытия «в-себе»), реагирование на воздействие без учета внутренних «интересов» (бытие «для-иного»), реагирование с учетом внутренних «интересов» (бытие «для-себя»), реагирование с трансформацией себя (бытие «для-в-себе» и «для-иного») и реагирование с развитием себя (бытие « для-в-себе»). Этот набор вариантов применим как к реагированию внешнего на дея-тельностное воздействие, так и к реагированию деятельностного механизма на внешнее воздействие (условия и давление заказчика).

Так как стратег может начать свою работу не только из-за появления нового заказчика, но и по результатам рефлексии бытия системы деятельности, наличного механизма, то его самоопределение стратегического типа и состоит во втором случае в нахождении внутренних оснований выбора типа изменений бытия механизма. Эти изменения или бытие «для-в-себе» меняют саму готовность к реагированию на внешние призывы. И тогда появляются стратегии либо укрепления функционирования, либо ликвидации, либо развития, либо нахождения нового стартового состояния механизма, новой истории.

3.2 Стратегическое управление

Часто слово «стратегия» рассматривают как происшедшее от греческого «стратегос» или «искусство полководца». Полководец должен построить общий план войны и сражения, последовательности действий, подчеркивает направление главного удара, определяет распределение сил и др. У полководца есть нижестоящие начальники, которые должны «подхватить» общий план, конкретизировать его для себя и согласоваться с себе подобными в управлении подразделениями. Победа может быть достигнута лишь вместе и в рамках единого плана. Но она достигнется тогда, когда общий план сохранится в конкретиза-циях, и частные планы учтут особенности того уровня, к которому они принадлежат, и тех сил, которые подвластны начальнику менее высокого уровня. Все это легко понимаемо всеми, также как очевидным остается то, что вне больших иерархических структур, максимальной организованности, дисциплины, способности понимать, принимать и активно реализовывать «общие планы», вне воспроизводства такого совместного бытия и т.п. стратегии не могли бы появиться. Военная практика стала лишь «эталонной» или «модельной» для всех практик, где возникает подобная система требований к совместным действиям. Неслучайно, что государственное управление во многом удерживало подобные требования и давало почву для выделения стратегического типа управления. И лишь развитие экономики, промышленности привело к опознаванию тех же требований к взаимодействиям, что и в военном деле, хотя и с многочисленными специфическими особенностями. Регулярная промышленная и иная практика стимулировала «воспоминание» об общих условиях стратегического управления.

Термины «стратегическое управление», «стратегиче6ское планирование» широко вошли в практику западного управления в 60-е гг. ХХ в. и после некоторого «охлаждения» интерес возрос в 90-е годы, и тенденция роста интереса сохраняется. В СССР пятилетние и более долгосрочные планы практиковались систематически, но вне учета рыночных условий и значимости гибкого реагирования в меняющейся среде. С 90-х гг. ХХ в. и в России бурно распространяются методы и технологии стратегического планирования, управления. Если углубляться в большую историю, то появление элементов стратегического управления и планирования было вплетено в общую эволюцию механизмов управления, появления и оформления проблем управления, выделения управленческих парадигм, инноваций. Египтяне 4 тысячи лет до Новой эры признали необходимость планирования, организации, контроля большими общественными системами. Евреи 1,5 тысячи лет до новой эры имели концепцию организации. Сократ еще за 400 лет до нашей эры формулировал принцип универсального управления, а Ксенофонт признавал управление как особый вид искусства. Важность принципа единоначалия отмечал Иисус Христом, наряду с учетом человеческих отношений. Однако научный менеджмент и принцип системности в управлении, внесение стандартов и планирования, контроля как неизбежное качество оформились Ф.Тейлором в 1900 г., а Г.Файоль ввел первую полную теорию менеджмента, функции и принципы, необходимость преподавания в 1913 г. В этом же году Г.Черг предложил функциональную теорию менеджмента. Л.Уорвик в 1943 г. свел воедино и скорректировал принципы менеджмента. В 1965 г. И.Ансофф ввел модель стратегического планирования. Сама стратегическое управление имело как сторонников, так и противников. Причина противопоставления лежала в приверженности к тактическим и ситуационным вопросам.

Следует отметить, что объективным фактором, способствующим приходу к стратегическому подходу в управлении, выступает именно наличие и «объем» организационной пирамиды. Чем выше по уровню в иерархии становился управленец, тем быстрее он начинал учитывать специфические факторы стратегического управления, а также в сопровождающей их аналитике. Можно привести множество примеров, например мыслителей-полководцев типа Сунь-Цзы, Макиавелли, Клаузевиц и др. Но помимо объективного фактора следует учитывать и субъективные, а также средовые. В первом случае имеется в виду талант и гениальность, а во втором случае - социокультурные, деятельностные стереотипы, условия, требования, стимулирующие постановку вопросов о субъективных коррекциях, профессиональном развитии. Важно подчеркнуть, что принципиальные вопросы, характерные для стратегического проектирования и управления в целом, соответствующие требования к стратегу были поставлены давно. В IV в. до нашей эры Сунь-Цзы тщательно раскрыл эти особенности.

Для сущностного воззрения на стратегии и стратегическое управление важно его обращение ко всеобщим положениям, «максимам», которые применимы к любым конкретным образцам стратегического мышления. Они касаются как «внутреннего», так и «внешнего» аспектов мышления полководца-стратега. Внутреннее касается устройства войска, различных способов перестроений, действий его как целого и др. вопросов потенциала и актуализации потенциала войска. Следует отметить, что «максимы» и ориентиры, которые использует Сунь-Цзы, насыщены не конкретной ситуационностью, а всеобщностью. Для их использования в привязке к ситуации требуется дополнительная работа мысли. Но и она должна оставаться в позиции стратега, а не расщеплять и растворяться в деталях и частях. Полководец сохраняет управление целым, хотя оно может быть состоящим их однородных и неоднородных частей, имеющих своих командиров. Все его максимы и ориентиры обращены к целому. Внешнее касалось условий достижения цели, само внешнее целеполагание, идущее от правителя, политического руководителя. Элементы военного искусства по содержанию касались пространства, количества и др., но по своей функции они были средствами мышления в процессе принятия решений стратегического, а затем и тактического типов. Это великий мыслитель - стратег уделял самому мышлению особое внимание, считая, что «кропотливые расчеты» являются условием победы. Но, чтобы рассчитывать, необходимо знать суть вещей, подлинные свойства всего того, что вовлекается в военную деятельность. Тем самым, в то далекое время наряду с начальными, «естественными» слоями и фрагментами мышления стратег характеризовался как пользователь всеобщих мыслительных средств, критериев в организации исходных процессов в ходе стратегического мышления.

В V веке упоминается канон «тридцати шести стратегем», имевший предназначение для тайных обществ Китая. Здесь также заложены секреты побед над «любым» противником и в любых обстоятельствах. В то же время в каноне выражается наука власти и одухотворенного бытия, дающих успех в «обыденной» жизни. Открытые публикации канона возникли после «культурной революции» в Китае, а закрытый выпуск был произведен в 1961 г. для высшего руководства армии Китая. Неслучайно, что одна из главных идей канона состоит в уважении точных расчетов, а не только «искусства» руководителя. Гораздо позднее великих китайцев К.Клаузевиц также обращал внимание на общие принципы, «строительные блоки» любых стратегий. Стратег должен ими пользоваться, находя адекватные условиям комбинации блоков. К.Клаузевиц подчеркивал, что стратег не опирается, а лишь учитывает то, что видно непосредственно. Стратег имеет другое видение и предвидение.

Как мы видим, стратег обладает специфическими средствами своего рефлексивного мышления. Эти всеобщие ориентиры касаются и устройства мира, и устройства самого военного механизма, и типов его вовлечения и применения. Если нижестоящий управленец может уделить большее внимание непосредственному, созерцаемом, конкретному, то стратег отвлечен от непосредственного и замещает его абстрактными выразителями.

Так как стратег управляет, то его абстракции должны содержательно, но инструментально выражать особенности внешнего и внутреннего, самого устройства и типового бытия внутреннего, самого устройства и типового бытия внутреннего, механизма деятельности.

Указанные мыслители не противопоставляли процессы, поведение деятель-ностных (военных и др.) систем и их устройство, возможности модификации устройств. Абстрактно выражались типы реагирования «нечто» на внешние условия, призывы, заказы и т.п..

При этом сами внешние условия связаны с пребыванием в «среде» различного типа объектов, имеющих разный тип бытия, что предопределяет характер реагирования на их воздействие и проявление типов чувствительности к их воздействию.

Так как управленец осуществляет учет регистрируемых внешних (и внутренних) условий в рефлексии, то указанные особенности рефлексии стратега связаны с появлением особого рефлексивного звена пространства или функционального места для обобщенных, сущностных критериев, извлекаемых из научного и философского, иного высшего познания.

Подобное привлечение может начинаться за счет введения рефлексии управленческих действий, рефлексивных по природе и дополненных остальными функционализированными действиями (контроль, снабжение, коррекция). Пытаясь выявить недостатки, затруднения в осуществлении действий, например, в планировании, в прогнозировании, в исследовании, в проблематизации и т.п., управленец может на определенном шаге выйти за пределы первичной рефлексии (трехфункциональной) и начать применять и накапливать абстрактные ориентиры, «максимы» и т.п..

Принципиальность взглядов Сунь-Цзы и других стратегов-мыслителей состоит в том, что они «подхватили» имеющиеся результаты культуры мышления (Древняя Греция, Древний Египет, Древняя Индия, Древний Китай и т.п.) и внесли новый слой в пространстве рефлексии, новый функциональный блок. Этим они качественно возвысили управленческую деятельность, прежде всего в мышлении управленца, в принятии решений. Объективной предпосылкой выступал механизм организационной пирамиды и необходимость реализации принципа качественной определенности иерарха, его отличий от нижестоящих и всей остальной пирамиды. Он не только должен удерживать согласованное бытие других в управлении, но и придавать удержанию надежность, гаранти-рованность в успехе внутреннего функционирования и развития в меняющихся условиях. Тем более, что противник сам предпринимает усилия в достижении своей победы. Иерарх достигает своего успеха, успеха иерархии, успеха целостности (войска) в экстремальных условиях. Лучшая основа этих гарантий - обращение к высшим знаниям и мироотношениям. Поэтому стратег-полководец кооперативно сотрудничал с волхвами, с жрецами, с философами. Вспомним отношения Александра Македонского с Аристотелем.

Иначе говоря, иерарх превращается в стратега через посредство заимствования критериальной базы, лежащей в высшем познании и культуре.

Естественно, что стратег не просто думает, а ведет мыслительный «расчет», анализирует все внешние воздействия, инвентаризирует все потенциалы, соотносит с заказом, с ранее поставленными целями, задачами, проблемами и т.п. Но он это делает через посредство высших критериев, содержательно значимых для придания своим соображениям собственно стратегического характера. Он должен иметь «обобщенные планы». Но их содержание выражено в языке абстрактных средств, заимствованных из философии, науки, культуры. Если устранить эти критерии, стратег возвращается к бытию иерарха, но не стратега. Вот выводы из того, что нам разъясняли Сунь-Цзы, Клаузевиц и другие. Достаточно обратиться к бытующей практике анализа стратегической деятельности, и эти выводы быстро вытесняется, растворятся в стихии мыслительного бытия иерархов. Поэтому и не появляются стратеги, хотя много существует иерархов.

Более того, все могут согласиться, что стратег должен видеть «целое» и следить за судьбой своей целостности в попытках достичь успеха и «победы». Но если мы берем иерарха, не использующего абстрактные средства, критерии в своем мышлении, то целое в воззрении на сложное и разнообразное в иерархии, в исполнительских подсистемах, в том, что ему дается для анализа внешнего фактора, других целостностей, противников и т.п., то он никогда не может уверенно сказать, что «видит» целое, а уверенно может сказать, что не видит целое. Целое можно увидеть только с использованием абстракций. Это легко доказывается в науке, и теоретическое звено как раз создается для того, чтобы «увидеть» целое и начать «следить» за его бытием вне случайностей своего состояния.

Стратег должен выходить за рамки «эмпирического» и интуитивного подхода, если он хочет управлять иерархией и всей системой, хочет контролировать наличие или отсутствие «целостного движения вперед», движения к поставленной цели, движения в развитии. И это возможно лишь в мысли, а реальные действия составляют лишь фон, материал, подтверждающий мыслительную гипотезу или опровергающую ее.

Об этом подробно рассуждал, на уровне бытующего тогда языка выражения мысли, К.Клаузевиц. Стратег - это культурный мыслитель, владеющий техникой порождения, использования, коррекции концепций, подтверждения, опровержения, рефлексии самого хода мышления. Иерарх, поскольку он не входит в культурно-мыслительное, а также нравственно-духовное пространства, не может быть стратегом.

Развитие экономики, техники, науки, промышленности в XVIII-XIX вв. подготовило резкое усложнение не только всей инфраструктуры общества, но и механизма управления. Он стал иерархизироваться не только в государственном и региональном управлении и усложняться с структурах внешней и внутренней безопасности, но и повсеместно, где возникали промышленно значимые системы, и интенсивно развивалась экономика. К.Маркс глубоко отразил принципы возрастающего усложнения, а А.А. Богданов построил общую теорию систем и их динамики в становлении, функционировании, развитии и распаде. Цивилизация в конце XIX и в ХХ в. быстро становилась «управленческой», а к концу ХХ в. еще и «информационно-аналитической» в обеспечении управления. Соответственно рос потенциал стратегического управления, особенно в периоды региональных и мировых кризисов, при создании «универсальных средств разрушения» и перехода к космической эре. Не случаен и всплеск анализа стратегической формы управления и заимствования концептуального наследия военной и политической мысли. Во второй половине ХХ в. свой вклад внесли Ф.Абрамс, И.Ансофф, С.Арджирис, П.Друкер, Дж. Куинн, Г.Минцберт, Т.Питерс, М.Потер, К.Прахалад, Г.Саймон, П.Сенге, А.С-трикленд, А.Томпсон, Г.Хамел, К.Хофер, Э.Чандлер, Г.Штейнер. Они обсуждали стратегическое планирование и затем стратегическое управление. Огромный интерес имеет опыт национальных мобилизаций, которые продемонстрировали Германия, США, Англия, Япония, СССР, Корея и др. Любая такая мобилизация предполагает быстрый рост стратегического проектирования, планирования, управления. В Японии после ее поражения в 1945 г. стал популярным лозунг, призывающий «всех» стать мыслящими стратегически, смотреть «не под ноги, а далеко вперед». Гитлер призывал к моделированию «тысячелетнего рейха». Большевики настраивали на жизнь в рамках построения коммунизма «на всей Земле». США стали переходить к полной перестройке миропорядка на «демократической и рыночной» основе. Китай осуществляет шаги в их подчинении далеким целям и установкам. В экономике с 50-х гг. ХХ в. стали думать о получении прибыли «в будущем», а не только по принципу «здесь и теперь». Первая же международная конференция по стратегическому управлению проведена была в 1973 г. в США, а многие работы фундаментального характера, например И.Ансофа, появились в середине 60-х гг. Стратегический менеджмент противопоставлялся тактическому, оперативному. Важно подчеркнуть, что результатом стратегического управления стали считать появление нового качества и роста системного потенциала для достижения целей организаций в будущем с учетом адаптивности к перспективным изменениям «внешней среды», тем более - к трудно предсказуемым изменениям. Подвергалась изменению ориентация в планировании. От принципа «из прошлого в будущее» переходим к принципу «из будущего в настоящее». Увеличивалась роль построения сценариев и применения моделей, прогнозирования тенденций. Возникли обзоры различных направлений стратегической мысли и практики, например, Г.Минцберга, Б.Альстрэнда, Дж.Лэм-пела. Отмечено, что наряду с акцентом на результат стратегического планирования, проектирования возникали акценты на сам процесс разработок, на соответствующие организационные структуры.