"Новый регионализм" и белорусско-российское приграничье

Различия по обе стороны белорусско-российского пограничья действительно существуют, но преимущественно в другой плоскости. В белорусском приграничье наблюдается очевидный перекос в производственных и торговых связях с регионами России с преобладанием ориентации на крупных производителей и взаимодействие преимущественно с центральными областями РФ. Департамент внешних связей правительства РФ констатировал, что на Смоленскую, Брянскую, Псковскую области приходится 4,72% общего товарооборота российских регионов и Беларуси. Во многом именно поэтому три приграничные области Беларуси (Витебская, Гомельская, Могилевская) имеют с названными российскими регионами такой же товарооборот, как и дальние регионы. Из этого можно сделать вывод, что «такие важные конкурентные преимущества, как наличие ранее сложившихся экономических связей, низкие транспортные расходы, схожие климатические условия субъектами приграничных областей используются не в должной мере» [РИА Новости, 27 ноября 2008].

В итоге решается вопрос с занятостью и надлежащим использованием трудовых ресурсов в столице и областных центрах, но в недостаточно учитываются интересы жителей малых и средних городов. Ставка делается на крупные предприятия с участием белорусского капиала, тогда как приграничное сотрудничество рассчитано также и на малый и средний бизнес. Без него реально развивающаяся интеграция превращается в абстракцию.

Вместе с тем контакты и связи приграничными хозяйствующими субъектами российских областей, с одной стороны, и Витебской, Могилевской и Гомельской областей - с другой, осуществляются на различных уровнях: это визиты официальных делегаций приграничных регионов, делегаций деловых кругов, которые завершаются принятием конкретных решений по расширению торгово-экономических связей. Среди проблем, которые чаще всего обсуждались во время визитов делегаций, были: необходимость введения единых тарифов на железнодорожные перевозки российско-белорусских грузов; цены на энергоресурсы; состояние взаиморасчетов; создание совместных предприятий и производств.

Важнейшим экономическим и стратегическим фактором, значение которого не только способствует углублению сотрудничества на приграничной территории, но и выходит далеко за рамки белорусско-российских взаимоотношений, является развитая транспортно-коммуникационная сеть. Белорусско-российскую границу пересекают 7 железных дорог, 11 автомагистральных дорог с твердым покрытием, 3 нефтепровода и один газопровод. Транспортная связанность белорусско-российской территории создается также реками Днепр и Сож, что может рассматриваться в качестве основы совместного развития речного транспорта и кооперативного освоения рекреационных ресурсов. Однако логистическое обеспечение этих стратегически важных коммуникаций нуждается в серьезном улучшении.

В настоящее время из всех форм внешнеэкономической деятельности наибольшее развитие получила торговля между приграничными регионами. Полного статистического учета товаро-обменных операций в пределах приграничной территории как с российской, так и с белорусской стороны не осуществляется прежде всего потому, что торговля во многом имеет «челночный» характер, без оформления ее участниками прав и обязанностей предпринимательской деятельности. Об объемах и структуре приграничной торговли можно судить на основе экспортно-импортных операций на уровне областей.

Однако в товарной структуре белорусского экспорта преобладает продукция электронной, нефтехимической, химической, пищевой и легкой промышленности, металлообработки, автомобилестроения, строительной индустрии, сельскохозяйственного производства,.

В белорусско-российском приграничном взаимодействии наблюдается относительно активная инвестиционная деятельность. Например, в Смоленской области РФ создано более 50% совместных производств с участием белорусского капитала. В числе наиболее успешных следующие: «МЕДИТЭК» (производство медицинского оборудования), филиалы СП «Белвест», АОА «Витебские ковры», Смоленский филиал АОА «Брестский чулочный комбинат» и другие. Такие предприятия позволяют решать далеко не только производственные, но и социальные задачи стабильного воспроизводства и занятости населения, повышения его профессионально -квалификационного уровня, регулируемой миграции и т.п.

Уже этих примеров достаточно, чтобы выявить положительную динамику белорусско-российских производственных связей. Вместе с тем, пишут П. Никитенко и Т. Вертинская, белорусско-российское пограничье обладает высоким интеграционным потенциалом. Российские эксперты также полагают, что особенности приграничной территории Беларуси и России определяют перспективность развития приграничных связей в области взаимного товарообмена, экологии, совместного сельскохозяйственного производства, скоординированного регулирования рынка приграничной рабочей силы и некоторых других [Проблемы приграничных…, 2004; Российско-белорусское порубежье 2005].

Пока во внешнеэкономические приграничные связи вовлечены в основном крупные предприятия-экспортеры, а реализуемые инвестиционные проекты имеют национальный или союзный масштаб. Производственное международное сотрудничество небольших предприятий, в том числе негосударственных форм собственности, не развито. По обе стороны границы на полную производственную мощность не используются предприятия, работающие на местном сырье и ориентированные на локальный рынок.

Нереализованность потенциала приграничных связей наглядна просматривается в сложившейся ситуации на региональных рынках труда. Нехватка рабочей силы, прежде всего квалифицированной, в приграничной зоне Беларуси контрастирует с высоким уровнем безработицы и заметным присутствием т.н. «гостарбайтеров» в соседних российских регионах. Миграционная политика, как инструмент уравновешивания рынков труда, не задействована. Причин несколько, в том числе низкая инициативность органов местного управления и самоуправления, имеющиеся несоответствия в системах гражданства, налогообложения и т.п.

Среди незадействованных резервов белорусско-российских приграничных связей заметна и сфера услуг. Зарубежная практика демонстрирует большое разнообразие форм и видов приграничного сотрудничества в сфере оказания услуг, особенно общественно значимых. Они связаны с региональным развитием прилегающих к границе территорий.

В зарубежной практике множество. примеров такого сотрудничества. Например, региональные и местные власти приграничных территорий Австрии и Чехии совместно эксплуатируют ирригационные системы и объекты переработки промышленных вод. На австрийско-венгерской и чешско-германской границе стало обычным делом совместное содержание дорог и реализация проектов по созданию и эксплуатации местных железнодорожных и автобусных маршрутов. Взаимовыгодные связи в сфере электро- и водоснабжения на приграничном уровне существуют между Францией, Испанией и Германией, Германией и Италией, Венгрией и Словенией, ныне востребованы во взаимоотношениях Беларуси не только с Россией, но и с Украиной, Литвой и Польшей.

Предпосылки и необходимость такого рода контактов между приграничными районами на белорусско-российской границе также существуют. Возможно более активное приграничное сотрудничество в области транспортных и рекреационно-туристических услуг. Например, разработка совместных проектов на уровне местных властей по обустройству придорожным сервисом транспортно-логистической инфраструктуры могла бы способствовать решению ряда проблем приграничных территорий: повышению занятости, реструктуризации экономики регионов, росту их инвестиционной привлекательности, пополнению национальных и местных бюджетов.

Очевидно, перспективные подходы в белорусской региональной и при- граничной политике требуют конкретизации инновационного характера санкционируемых ею отношений и структур. Хотя понятие «инновация» пока остается двусмысленным и предполагает как создание принципиально нового продукта, так и освоение наличного мирового передового опыта [см. предметно: Левяш Наука…2011], было бы полезным практическое овладение уже апробированными в мировой и европейской практике результатами.

Применительно к трансграничному сотрудничеству речь идет прежде всего о соотношении между такими потенциально высокоэффективными структурами, как СЭЗы (свободные экономические зоны в пределах государств) и еврорегионами. В России из нескольких десятков свободных экономических зон реально функционируют только две -- Калининградская и «Находка», которые действуют в приграничных регионах на двух противоположных -- западной и восточной границах огромной страны.

Наибольшее распространение имеет трактовка СЭЗ как территорий, на которых, благодаря беспошлинному режиму, а также других экономических и организационных рычагов, стимулируется внешнеэкономическая деятельность с привлечением иностранных инвестиций. Официально признанной является дефиниция свободной зоны (или зоны «порто-франко»), которая приведена в YШ дополнении к принятому в 1973 г. решению Киотской конференции. В нем зона «порто-франко» определялась часть территории, на которой товары рассматривались как объекты, которые находятся за границей национальной таможенной системы и потому не подлежат обязательному таможенному контролю и налогообложению.

Вместе с тем практика СЭЗ, например, в Украине показывает, во-первых, что механическое следование внешним атрибутам мирового опыта автоматически не ведет к положительным последствиям. Указы президента Украины по созданию СЭЗ содержат только решения об их учреждении, по которым компетентным органам поручается разработать пакет нормативно-правовых актов (в том числе -- технико-экономическое обоснование). Таким образом, решение принимается, исходя из мотивов быстрого радикального улучшения социально-экономической ситуации, а расчеты его финансово-экономической эффективности, к сожалению, оставляются «на потом».

Во-вторых, создается много СЭЗ (и в том числе -- несколько зон одного типа), которые охватывают значительную территорию и большое количество субъектов предпринимательства, но не имеют обоснованной нормативно-правовой базы. Погрешности в процессе формирования СЭЗ могут дискредитировать эту прогрессивную идею и вызывают многочисленные злоупотребления («серые» товарно-денежные потоки, отмывание денег и т.п.). Поэтому, полагают эксперты, необходимо вначале апробировать все аспекты создания и обеспечения эффективного функционирования небольших СЭЗ каждого типа и в случае получения положительных результатов постепенно распространять этот опыт на другие регионы.

В настоящее время на территории Республики Беларусь созданы и работают свободные экономические зоны «Брест», «Витебск», «Гродноинвест», «Гомель-Ратон», «Минск», «Могилев». Под свободной экономической зоной понимается часть территории Республики Беларусь с точно определенными границами и специальным правовым режимом, устанавливающим более благоприятные, чем обычные, условия осуществления предпринимательской и иной хозяйственной деятельности. В СЭЗ могут развиваться производственные, научно-технологические, экспортные, торговые, туристическо - рекреационные, страховые, банковские и иные виды деятельности (ст. 1 Закона Республики Беларусь «О свободных экономических зонах»).

Закон Республики Беларусь от 7 декабря 1998 года «О свободных экономических зонах» определяет правовые и организационные основы их создания, деятельности и ликвидации на территории Республики Беларусь. Положение иностранных инвесторов на территории СЭЗ регулируется также Инвестиционным кодексом Республики Беларусь, указами Президента Республики Беларусь и постановлениями Совета Министров Республики Беларусь, касающимися создания и регулирования отношений для каждой СЭЗ.

Какую потенциальную роль способны правовые основания и практика СЭЗов сыграть в участии Беларуси в таком единственном смежном с Россией еврорегионе, как «Днепр»? Этот еврорегион создан в 2003 г. в рамках реализации трехстороннего Соглашения о взаимовыгодном экономическом сотрудничестве между Гомельской (Беларусь), Черниговской (Украина) и Брянской (Россия) областями. Основными направлениями деятельности еврорегиона определены: экономическое развитие; региональное планирование; коммуникации, транспорт и связь; образование; здоровье населения, спорт и туризм; охрана и улучшение состояния окружающей среды; предупреждение и ликвидация последствий чрезвычайных ситуаций и стихийных бедствий; расширение контактов между жителями приграничных территорий, развитие сотрудничества между учреждениями, организациями и субъектами хозяйствования.

Не ставя здесь целью анализ эффективности еврорегиона «Днепр», отметим, что в него вовлечены только две области юго-востока белорусско-российского приграничья - Гомельская и Брянская. Но еврорегиона, охватывающего этот не только специфический, но и во многом уникальный территориальный ареал, не существует. Достаточно просчитать эффект безбарьерной границы между его регионами и резервы свободной рабочей силы по обе ее стороны, чтобы уяснить потенциальную результативность единой приграничного белорусско-российского еврорегиона.

Все большее внимание заинтересованных субъектов привлекает такая инновационная структура сотрудничества, как кластеры (англ. cluster - буквально пучок, рой, скопление). Это органичная структура для оптимизации научно-производственного потенциала любого госудварства, но особенно - для соседних приграничных территорий. Кластер - полисемантическое понятие. Согласно Википедии, в экономике - это сконцентрированная на некоторой территории группа взаимосвязанных компаний: поставщиков оборудования, комплектующих и специализированных услуг; инфраструктуры; научно-исследовательских институтов; ВУЗов и других организаций, взаимодополняющих друг друга и усиливающих конкурентные преимущества отдельных компаний и кластера в целом. Примером кластера является Силиконовая долина в США.

Существуют три основные причины географической концентрации кластеров, которые могут быть несводимы к государственным границам, но действовать во взаимных интересах государств по программно-целевому принципу. Первая причина связана с возможностью получать выигрыш от распределения затрат на поддержание и развитие общих для нескольких компаний ресурсов. Вторая причина сводится к географической близости, обеспечивающей дешевизну и быстрые сроки поставки необходимого для бизнеса товара или услуги. Третья причина состоит в том, что концентрация фирм в пределах одной местности способствует формированию и распространению т.н. «неявного знания», т.е. тех знаний и опыта, которые не могут быть легко формализованы и переданы, но ими в той или иной мере владеют все участники производственного процесса.

В Беларуси приходят к осознанию стратегической значимости формирования и развития кластеров. М. Мясникович, еще выполняющий функции председателя президиума НАНБ, отмечал: «Об эффективности нормирования таких «точек роста» конкурентоспособности свидетельстует опыт Финляндии, где на этом принципе работает вся промышленность, или США, где больше половины предприятий работает по модели региональных объединений - кластеров и максимально используют его природный, кадровый и интеграционный потенциал. Кластерный подход во многом снимает проблему приватизации…Важно, что переход к кластерной форме организации производства снимает многие вопросы о взаимоотношениях между центром (министерством) и регионами в ходе реализации Программы развития малых и средних городов. Регионам будет предоставлен новый уровень самостоятельности и ответственности» [Мясникович 2008, с. 22].

4.4 Управление и самоуправление

Этот подраздел посвящен анализу третьей подсистемы геоквадриона, которая в полноте своей структуры предстает как управление и самоуправление, его законодательная и нормативно-правовая база: концептуальные основания, законодательные акты, механизмы нормативно-правового регулирования социально-экономической деятельности. Здесь будут рассмотрены лишь интегральные проблемы управления и самоуправления в перспективе специального и предметного анализа их диференцированной структуры в следующей главе V.

Управление и самоуправление - это характерная особенность жизнедеятельности биологического и социального миров Определяя роль общественного разделения и коооперации в деятельности совокупного работника, в том числе сочетания управленческой и исполнительской деятельности, К. Маркс отмечал, что «все более и более социально комбинированная способность к труду становится действительным выполнителем процесса труда» [Архив…, c. 129]. Более того: «Уровень развития производительных сил нации обнаруживается обнаруживается всего нагляднее в том, в какой степени развито у нее разеление труда», которое выступает как «умноженная производительная сила» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3, с. 33).

Управление (в социуме) - это процесс регулирующего воздействия обладающего властью индивидуального или коллективного субъекта на других субъектов, а также на те отношения и структуры, которые выполняют роль его совокупного объекта. Управление предполагает познание подлежащего регуляции процесса, предвидение вариантов направления его развития и выбор оптимального из них, выработку целей, подбор адекватных целям средств их реализации, организацию практических действий по достижению избранной управленческой цели.

Во все более сложно устроенном и, следовательно, все более информационно насыщенном и проблемном управлении структурно иерархическими и сетевыми системами возникает необходимость сочетания интегральных и дифференцированных целей, задач и технологий, т.е. единства централизации (управления) и децентрализации, или самоуправления. В принципе это существенное свойство более широкого процесса демократизации общества. Еще американский мыслитель начала XIX в. Дж. Мэдисон: «Правление народа, лишенного информации или средств ее получения, есть пролог к фарсу или трагедии, или, может быть, к тому и другому. Знание всегда будет править невежеством: народ, стремящийся сам управлять своими делами, должен обрести ту власть, которую дает знание» [Цит. по: Кин 1994, с. 153-154].

Принципы развитой системы местного самоуправления и обеспечения их финансовой базы положены в основу двух главных международных документов по трансграничному сотрудничеству - Мадридской конвенции (European Outline Convention on Transgrontier Co-operation betwwen Territirial Communities or Authorities. Madrid. 21 May 1980. http://conventios.coe.int (CETS 106) и Хартии местного самоуправления (European Charter of Local Self-Government. Stcrasbourg. 15 November 1985. http://conventios.coe.int (CETS 122)

Самоуправление означает субсидиарность - делегирование полномочий управления на соответствующие уровни его подсистем с целью компетентного исполнения специфических для них автономных функций. В этом смысле противопоставление централизованного управления и децентрализованного самоуправления, недооценка одной из сторон этого процесса - ложная альтернатитва. Такая взаимосвязь действует по принципу дополнительности.

Такая взаимообусловленность требует решения комплекса разнопорядковых проблем, и наиболее очевидные их них - это несамостоятельность регионов и неразвитость политико-экономического менеджмента приграничного сотрудничества.

К числу наиболее существенных политических причин и концептуальных предпосылок, оказавших заметное влияние на весь ход социально-экономических преобразований в России и Беларуси, относятся явная недооценка территориально-регионального фактора. Большинство российских экспертов сходится к единому мнению, что рост экономики обусловлен ростом экономик регионов, а не только спекулятивной «экономики в пределах Садового кольца». Однако процесс децентрализации государственного управления идет медленно, нередко встречая сопротивление центра. Даже при формировании межбюджетных отношений идет полемика по соотношению доходов бюджета, а именно: сколько оставлять регионам и сколько централизовать. В то же время, получив значительные полномочия, ряд регионов (субъектов Федерации) становится на путь сепаратизма, нарушений конституционных основ политической целостности государства. Еще недалеки те времена, когда принятые субъектами Федерации законодательные акты (например, в Татарстане, на Урале) противоречили Конституции Российской Федерации [см.: Ремезков 2003], и то свидетельствует о несовершенстве российского федерализма.

Действительно, такая важная составляющая региональной политики, как система распределения финансовых ресурсов и формирования региональных бюджетов, пока остается открытой проблемой. В унитарной Беларуси местные бюджеты являются составной частью общереспубликанского. Их планирование и утверждение встроено в единый бюджетный процесс и зависит от решения центральных органов власти. Степень налоговой самостоятельности локальных бюджетов крайне низка: узкие права в налогообложении, отсутствие автономии, выполнение преимущественно функции сбора налогов в централизованном порядке, высокая степень дотационнности. Дефицитными из них оказываются более 80%. Такое положение фактически свидетельствовует о наличии системы сметного финансирования, а не бюджетного планирования. Это означает, что регионы формально лишены возможности получения и распределения значительной части доходов, что в свою очередь ведет к увеличению их зависимости от центра. Из-под контроля вестных властей выведены наиболее крупные промышленные предприятия, которые осуществляют свою деятельность в рамках единой политики центра.

Все это вместе взятое привело к тому, что региональная элита до недавнего времени была лишена источников относительно самостоятельного управления регионами. Она как экономически, так в кадровом отношении полностью подконтрольна центральной власти, а поэтому не может играть заметной роли ни в принципиальных, ни даже в тактических вопросах [см.: Круглашов, Коцкая 2010, с. 33-34].

Исключительная важность действительно научного обеспечения радикальных рыночных преобразований, создания и сохранения единого рыночного пространства в сочетании с формированием региональных рынков, с развитием местного самоуправления определила острую необходимость более углубленного изучения вопросов повышения эффективности деятельности органов государственной власти и местного самоуправления в сфере регионального управления.

Известные уроки сепаратизма не отменяют апробации опытом назревшей потребности в существенном повышении самостоятельности приграничных регионов. Проведенный в Институте экономики НАН Беларуси контент-анализ «Положения об управлении внешнеэкономических связей и инвестиций» Комитетов экономики Витебского, Могилевского и Гомельского облисполкомов и ряда других аналогичных документов в регионах привел к выводу не только о необходимости расширения полномочий региональных властей, но и о существенного изменения исходных и базовых принципов функционирования профильных структур органов управления на местах. В настоящий момент они осуществляют сугубо сервисные, обслуживающие, а не самостоятельные, креативные функции, ибо каждое управление подобного уровня должно только выполнять требования и указания, формулируемые соответствующими структурными подразделениями Министерства иностранных дел, Министерства экономики, Министерства торговли Республики Беларусь, Государственного таможенного комитета Республики Беларусь.

Остается непонятным, как со столь узкими полномочиями и отсутствием определенного пространства для маневра и инициативы надлежащим образом решать заявленную в качестве основной задачу «проведения в области государственной политики во внешнеэкономической деятельности, привлечению и использованию инвестиций в экономику области», а также анализа, оценки и контроля результатов выполнения расположенными здесь организациями утвержденных параметров внешней торговли, привлечения инвестиций и т.п.

Между тем, в соответствии с поставленными задачами профильное управление призвано осуществлять еще и «координацию внешнеэкономической деятельности на территории области в целях повышения ее эффективности, привлечения современных технологий и инвестиций, развития отношений с международными и зарубежными организациями», способствуя оптимизации работы СЭЗ, технопарков, центров поддержки предпринимательства, бизнес-инкубаторов.

Не случайно упомянутая активность на уровне облисполкомов, в конечном итоге, сводится к попыткам с помощью административного ресурса обеспечить выполнение определенных плановых показателей, хотя от госструктур, особенно в условиях кризиса, требуется разумное сочетание гибкости и квалифицированного политико-экономического менеджмента, включающего своевременное и комплексное (при необходимости, адресное, точечное) реагирование на изменение ситуации, а не аморфное «участие» в соответствующих мероприятиях. Кто, как не местные власти, лучше всего знают положение в регионах и при наличии достаточного объема полномочий в состоянии оперативно и адекватно решать возникающие проблемы?

Представляется, что на современном этапе первостепенными задачами не центральных (республиканских или федеральных), а скорее региональных органов управления становятся координация и согласование далеко не всегда совпадающих интересов крупных, средних и малых субъектов хозяйствования, выработка приемлемых решений, учитывающих специфику и согласующихся с целями развития не только на общегосударственном, но и на местном уровнях.

При этом к проблемам, ощутимо снижающим эффективность приграничного сотрудничества на местном уровне, можно отнести не только недостаточное количество и относительно невысокий уровень профессиональной квалификации отвечающих за международное сотрудничество специалистов в региональных органах власти (последнее обстоятельство во многом связано с отсутствием целевого государственного заказа на подготовку кадров и системности в разработке и реализации кадровой политики на областном, районном, городском уровнях).

Значительный вклад в разработку экономических основ, программно-целевых установок и технологий регионального самоуправление внесли руководители и эксперты Краснодарского края: А.А. Ремезков, к.э.н., профессор Кубанского государственного аграрного университета, первый заместитель Главы администрации Краснодарского края.; В.М. Пашков, к.б.н., Генеральный директор Департамента сельского хозяйства и продовольствия Краснодарского края; В.В. Говдя, э.э.н., профессор Кубанского государственного аграрного университета. [см.: Ремезков 2003]. Они пишут, что их статья «…написана на фактических материалах Краснодарского края, изучения отечественной и зарубежной литературы по данной проблеме, ранее не публиковалась и не будет направляться в другие издания». Тем не менее их подходы заслуживают вниимания.

Опытные профессионалы-экономисты изначально следуют тому, что нет ничего более практичного, чем хорошая теория. Отмечая возрастание значения теоретического исследования значения регионов в управлении экономикой, эксперты отмечают, что актуальность рассмотрения проблемы разграничения понятий и определений, выяснение сущностного содержания некоторых экономических категорий обусловливаются возросшей ролью регионального управления, становлением местного самоуправления, влиянием территориальных организаций на социально-экономическое развитие территорий.

В данном вопросе нам представляется важными две главные проблемы регионального развития: формирование и функционирование социально-экономического комплекса региона; региональное управление (политическое, правовое, экономическое, социальное, экологическое) в современных условиях.

Для этого необходимо произвести научный анализ всех факторов и явлений, воздействующих на региональное развитие: исторических, политических, природно-ресурсных, этнических, религиозных, экологических, а также внутрирегиональных и межрегиональных связей. При этом следует воспользоваться научными методиками управленческой и юридической наук, экономической истории, экономической и социальной географией, демографией, социологией, статистикой, этнографией, экологией и т. д.

Отечественная экономическая наука с 70-х по 90-е годы истекшего столетия основное внимание уделяла изучению теории и разработке практических рекомендаций, касающихся регионального воспроизводства и управления ресурсами в условиях их ограниченности. Вместе с тем многие вопросы интенсификации использования потенциала, развития муниципальных образований, разработки жизнеспособных моделей эффективного использования местных ресурсов остаются недостаточно изученными и дискуссионными в науке и злободневными - в практической деятельности. К числу таких проблем следует отнести:

- эффективность управления ограниченным потенциалом в регионах;

- реализацию местных, региональных и федеральных политических и

социально-экономических интересов;

- формирование местных и региональных рынков и их инфраструктуры;

- инвестиционную политику регионов и государства;

- управление имуществом при наличии в регионе различных форм

собственности;

- повышение эффективности использования местных ресурсов;

- интенсификацию использования ресурсов;

- сохранение и улучшение экоагробиосистемы и другие проблемы.

В связи с этим необходимо оценивать современное экономическое состояние и уровень развития муниципальных образований и регионов; осуществлять учет местных специфических ресурсов и показателей при выработке критериев, методики и инструментария управления использованием социально-экономического потенциала; контролировать влияние на происходящие процессы внутренних и внешних факторов, без чего невозможны высокоэффективная организация управления и принятие решений местными органами власти и управления.

Что касается вопросов разработки методики оценки влияния специфики территориальной организации и развития социально-экономического потенциала на финансово-экономическое состояние муниципальных образований и регионов, выработки инновационных подходов в управлении экономическим развитием с учетом объективных внешних и внутренних факторов, то они на сегодня остаются на уровне дискуссий.

Все же заявленый краснодарскими экспертами междисциплинарный подход остался не полностью реализованным и ограниченным экономцентризмом. Белорусские эксперты предлагают более широкое видение главных причин нереализованности потенциала интеграционных связей Беларуси и России на уровне приграничных территорий. [см.: Никитенко, Вертинская 2006].

Во-первых, на концептуальном уровне приграничные связи не рассматриваются как особый вид международных отношений, имеющий специфику объекта и cубъектов, их интересов и целей, объекта и методов управления, и, если исходить из Постановления Совета Министров Республики Беларусь №226 от 22.03.2007г., это приводит к некоторой статичности и фрагментарности получаемой информации, запаздыванию с принятием ключевых решений по вопросам региональной политики.

Во-вторых, в интеграционной политике Беларуси и России основной упор сделан на межгосударственный и национальный уровни, а региональное и местное звенья управления в правовом и организационно-финансовом плане не определены как равноценные. В связи с этим отсутствует четкая и последовательно реализуемая политика развития приграничного сотрудничества как одного из аспектов белорусско-российского союзного строительства. Как следствие, со стороны наднациональных органов в должной мере не осуществляется организационно-методическая помощь и не созданы каналы и объемы финансовой поддержки, как это имеет место, например, в практике Европейского союза.

В-третьих, наиболее сильным тормозом развития приграничного взаимодействия является несоответствие объемов компетенции органов местной власти Беларуси и России, вытекающих из особенностей моделей социально-экономического развития и методов управления экономикой различий, определенной ассиметричности в проведении рыночных реформ, построения системы местного управления и самоуправления. В результате приграничные связи развиваются не по классической схеме во многом автономного взаимодействия между региональными органами управления двух стран, а требуют вмешательства государственных органов. Это приводит к перекосам при реализации национальных интересов, снижает инициативность местных властей и лишает сотрудничество организационно-экономических предпосылок в сферах, определяющих социально-экономическое развитие приграничной территории. Альтернативным примером является сотрудничество Белгородской (Российская Федерация) и Харьковской областей (Украина), где на правах отделов Харьковской областной администрации со стороны Украины и Администрации Белгородской области, а также со стороны России и Республики Беларусь действует Совет руководителей приграничных областей.

В-четвертых, на данном этапе развития внешнеэкономических и международных отношений возникла необходимость принятия специального Закона о приграничном сотрудничестве, но в связи с существенными различиями приграничных регионов Российской Федерации этот политико-правовой документ должен иметь рамочный характер и наполняться конкретным содержанием посредством заключения межправительственных соглашений о трансграничном сотрудничестве в приграничных районах.

В какой мере изложенная белорусская экспертиза созвучна с позицией официальных российских структур, ответственных за состояние и перспективы приграничного сотрудничества?

Однако наметились и позитивные тенденции. Директор НИЭИ Минэкономики РБ А. Червяков пишет о подготовке решений относительно передачи части предприятий под юрисидикцию регионов. Это повышает значимость и ответственность региональных властей за эффективность управления переданной им государственной собственностью, Одновременно на регионы возлагается ответственность за результативность разработанной стратегии регионального развития при формировании благоприятной среды для всех субъектов хозяйствования, находящихся на данной теорритории. Программы развития регионов в рамках единого экономичского пространства республики будут охватывать следующие направления: социально-экономическое развитие, включая развитие районов, малых и средних городских поселений; развитие региональной инфраструктуры; комплексное развитие территории региона; стимулирование предпринимательства и создание новых рабочих мест; создание условий для привлечения ПИИ (прямых иностранных инвестиций); внешнеэкономическую деятельность; инновационное развитие; экологию [см.: Червяков 2011].

Непосредственно возглавить многотрудную работу по формированию и развитию регионального самоуправления должна Ассоциация приграничных регионов Беларуси и России. Однако ее еще предстоит создать. В этом контексте преложение сотрудника Института экономики НАН Беларуси В. Вороновича создать Национальную ассоциацию местных властей, на что согласился Президент Республики Беларусь А. Лукашенко, с политической и экономической точки зрения является необходимой, но все же полумерой и недостаточно для полного решения вопроса. В рамках разумного перераспределения ресурсов между государством и приграничными областями (по аналогии с Татарстаном и Свердловской областью), а также усиления централизованного финансирования триады белорусских пограничных субъектов возможно расширить и ускорить этот процесс.

В решающей мере это широкая проблема реальной государственной поддержки с целью активизации экономического российско-белорусско-украинского регионального взаимодействия в рамках структур Совета руководителей приграничных областей России, Украины и Белоруссии [Электронный ресурс. - Режим доступа: http://www.niurr.gov.ua/ukr/econom/uk-r/rozdil_5-2.htm].

В этом отношении потенциально перспективным направлением может стать сотрудничество по линии Совета руководителей приграничных областей Республики Беларусь, Российской Федерации и Украины, в состав которого входят 19 регионов этих государств. От Беларуси членами Совета являются: Витебская, Могилевская и Гомельская области, от России: Белгородская, Брянская, Воронежская, Курская, Ростовская, Тульская области и Краснодарский край, от Украины: автономная республика Крым, г. Севастополь, Донецкая, Запорожская, Луганская, Полтавская, Сумская, Харьковская и Черниговская области. Совет создан в целях развития взаимовыгодного социально-экономического, научно-технического и культурного сотрудничества приграничных областей и других заинтересованных регионов Республики Беларусь, Российской Федерации и Украины. На заседаниях Совета были приняты решения по гармонизации таможенных и пограничных процедур, промышленной кооперации, развитию новых форм приграничного сотрудничества.

Совет призван стать важным инструментом в развитии многостороннего сотрудничества между приграничными регионами наших государств. Однако способен ли он реально к исполнению этой, по сути ключевой в процессе управления и самоуправления, миссии? В его Уставе, принятом 25 июля 1997 г. с изменениями 19 июля 2000 г., отмечается, что Совет создается на договорной основе, и его в состав могут входить руководители, представляющие по должности исполнительные и представительные органы регионов (как правило, по два представителя от каждого региона). Исполком Совета не является юридическим лицом. Решения Совета носят рекомендательный характер. Собственно, других параметров этого органа и не требуется для заключения, что: 1) Совет является региональным вариантом межгосударственных отношений и не о бладает наднациональыми функциями; 2) в Совете не представлены предпринимательские круги и гражданские общества;, 3) Совет не обладает правосубъектностью (не является юридическим лицом), и финансирование его деятельности происходит в жестких рамках централизованного управления регионами. В силу этих причин Совет способен только советовать, но не фактически осуществлять межр егиональное самоуправления.

Такая ситуация настоятельно требует пересмотра в направлении придания Совету функций межрегионального Комитета с соответствующиими правосубъектностью и властными полномочиями, в которых органически учитываются межгосударственные и региональные (в данном случае- приграничные) интересы всех его субъектов. Такую маштабную и глубокую трансформацию возможно и необходимо осуществить не только в более широком контексте совершенствования системы управления и самоуправления на национально-государственном и региональном уровнях, но и в направлении формирования наднациональных органов управления в масштабе Союзного государства и других действующих евразийских структур, в перспективе Евразийского союза. В идеале возможен белорусско-российско-украинский приграничный Комитет. Однако, если Украина будет попрежнему ориентироваться на ложную развилку «СНГ или Евросоюз», не исключен и Комитет в белорусско-российском формате.

Так или иначе, «большие деревья вырастают из старых почв» (В. Розанов). Культурно-цивилизационные и геополитические основания рано или поздно, но объективно требуют реинтеграции евразийского пространства как целостности, независимо от ситуационных аномалий, и на примере одного из сегментов белорусско-российского приграничья - Псковского региона интересно проследить эту инвариантную культурно-историческую связь. Псковские эксперты в послеующих разделах предлагают такую модель.

4.6 Историко-культурная детерминация и социокультурная специфика белорусско-российского приграничья (на примере Псковского региона)

Южная окраина Псковской области (Себежско-Невельское поозерье), северо-запад Смоленской и запад Тверской области, вместе с северной частью Белоруссии (Полоцко-Витебское подвинье) на протяжении нескольких тысяч лет представляли собой этнокультурное единство. Некоторые авторы даже выделяют эти территории в особый историко-культурный регион - днепро-двинскую диалектную зону [Герд 1988, Основания регионалистики… 1999].

Что же объединяет эти российские и белорусские земли? Эти территории на протяжении тысячелетий удерживали культурное своеобразие, что подтверждают археологические и лингвистические данные.

До появления на этих землях славян данная территория была заселена днепровскими балтами, точнее, их группировкой, в первой половине I тысячелетия создавшей свою археологическую культуру - днепро-двинскую. В середине I тысячелетия н.э. на этих землях осело значительное количество переселенцев из Средней Европы, занесших сюда элементы материальной культуры провинциально-римского типа. В итоге здесь формируется новая археологическая культура, просуществовавшая до VIII века - тушемлинско-банцеровская [Седов 1995].

В VIII-IX веках в северной части тушемлинско-банцеровской культуры получили распространение длинные и удлинённые курганы, получившие название смоленско-полоцких [Зверуго 1990]. Данная культура стала результатом переселения с севера носителей культуры длинных курганов псковского типа, которых археолог В. В. Седов отождествлял со славянами, позже ставших известными под именем кривичи. Смоленско-полоцких кривичей относят к особой этнографической группе славян, родственной псковским кривичам - группе славян, обосновавшихся в бассейне реки Великой и на восточном побережье Псковско-Чудского водоёма. Культура длинных курганов псковского типа датируется VI-VII веками [Седов 2002].

Территория выделенной совместными усилиями лингвистов, археологов и антропологов днепро-двинского историко-культурного региона почти совпадает с ареалом культуры длинных курганов смоленско-полоцкого типа VIII-IX веков, которую этнически принято отождествлять с кривичами полоцкими (полочанами) и смоленскими, ассимилировавшими местные балтские племена.

По своим антропологическим особенностям смоленско-полоцкие кривичи несколько отличались от радимичей и дреговичей, но вместе с ними стали в дальнейшем основой белорусского этноса [Седов 1982]. Позже здесь оформились Полоцкое и Смоленское княжества, влившиеся затем в состав литовского и польско-литовского государства. В течение всего данного промежутка времени здесь шло формирование одного из восточнославянских этносов - белорусов.

Полоцкое княжество считается первым государственным образованием на территории современной Республики Беларусь. Оно возникло в конце I тысячелетия н.э., ещё до образования Киевской Руси. Полоцкая земля сохраняла относительную самостоятельность даже тогда, когда непродолжительное время входила в состав Киевской Руси, и даже в составе Великого княжества Литовского пользовалась политическими привилегиями, гарантирующими ей территориальную целостность [Этнография восточных… 1987].

В своей северной части Полоцкая земля включала земли, ныне охватывающие южную оконечность Псковской области. В настоящее время Южный историко-культурный край Псковщины включает территории Себежского, Невельского и Усвятского районов, а также южные половины Пустошкинского и Куньинского районов. Именно для этих территорий Псковской области в полной мере применимо обозначение «белорусское приграничье». Для этих же земель благодаря обилию озёр справедливо использование также и другого названия, имеющего очевидный природный характер - Себежско-Невельское поозерье.

Себежско-Невельское поозерье вошло в состав Псковской губернии только в 1924 году, а до этого длительное время было частью Витебской губернии. Но и раньше эти территории развивались в составе соседних с Псковщиной государственных и административных образований: Полоцкого княжества (XII-XIV вв.), Великого княжества Литовского (XIV-XVI вв.), Речи Посполитой (XVI-XVIII вв.), Полоцкого наместничества (в XVIII в.). Находясь в пограничной полосе между Россией и Литвой (Речи Посполитой), эти земли в XVI-XVIII веках неоднократно переходили из рук в руки, хотя российскими становились лишь на короткие промежутки времени [Манаков, Кулаков 1994].

Если мы рассмотрим государственную и административную подчиненность Себежско-Невельского поозерья за последние семь веков, то окажется, что данная территория около трёх с половиной века была в составе Литвы и Речи Посполитой. Примерно столько же (немногим более трёх с половиной веков) эти земли были подвластны России, в том числе полтора столетия находились в составе белорусских наместничеств и губерний (Полоцкой, Белорусской и Витебской).

Для примера можно привести хронологию государственной и административной подчинённости Невельского поозерья, начиная с XII века (табл. 1).

Таблица 1

Государственная и административная подчинённость Невельского поозерья с XII по XXI век*

* рассчитано по: [Петров 1980; Административно-территориальное… 1988; Невельская старина 1993].

Таким образом, в составе великорусских земель этот край закрепился только с 1924 года, когда три уезда Витебской губернии (Себежский, Невельский и Велижский) были преданы Псковской губернии. Так что подлинно российская история края насчитывает лишь около девяти десятилетий.

Пятивековой период существования края в составе литовских, польско-литовских и белорусских земель отразился на культурной специфике края, его этнолингвистических особенностях. Эти земли являются окраинной частью территории, где происходило формирование белорусского этноса.

Рис. 1 Границы этнической территории белорусов, проводимые этнографами второй половины XIX века - начала ХХ века (по [Этнаграфiя Беларусi 1989]

В начале ХХ века северную этническую границу белорусов проводили по границе Псковской и Витебской губерний [Ширяев 1991]. То есть современные южные районы Псковской области относились тогда к чисто белорусской территории. Что же отличало жителей Псковской и Витебской губерний? Прежде всего, их говоры.

В 1914 году была создана первая карта диалектного членения русского языка, в состав которого в то время в качестве наречий включались также украинский и белорусский языки. Карта, составленная членами Московской диалектологической комиссии Н. Н. Дурново, Н. Н. Соколовым и Н. Д. Ушаковым, называлась «Опыт диалектологической карты русского языка в Европе». Согласно данной карте, говоры Себежско-Невельского поозерья рассматривались как севернобелорусские (или северо-восточные белорусские). Интересно также отметить, что Псковская группа говоров тогда считалась переходной от средневеликорусских к белорусским говорам (рис. 2) [Русская диалектология 1989].

Рис. 2 Говоры русского языка на северо-западе Европейской России в начале ХХ века [Манаков 2004, с. 193]

Тем не менее, на «Этнографической карте белорусского племени», составленных Е. Ф. Карским в 1903 году, говоры Себежского, Невельского и Велижского уездов Витебской губернии, хотя и рассматриваются как белорусские, но с заметным великорусским влиянием [Карский 2006].

Говоры Себежского, Невельского и Велижского уездов после их присоединения в 1924 году к Псковской губернии были детально исследованы на предмет выявления в них северно-великорусских, южно-великорусских и белорусских черт. Местные говоры оказались очень мозаичны. В них были обнаружены даже элементы польского языка, и, конечно, псковско-новгородских говоров. Все же преобладающими были названы черты южно-великорусского и белорусского наречий.

Тем не менее, в местных говорах были отмечены следующие белорусские черты: типичное белорусское твёрдое [р] (трапка); сочетание [ри] (реже [ры]) вместо русского [ро]: «крови - криви (крыви), крошить - кришить (крышить)» и др. В качестве одной из черт местных говоров отмечена замена [у] на [в]: «в меня» вместо «у меня»; «вкрал» вместо «украл»; на месте [в] в начале слова - использование [у]: «унук» вместо «внук», «удава» вместо «вдова». Очень большая мозаичность наблюдалась в произношении звука [г]: встречались северно-великорусские взрывные варианты произношения [г], близкого к [к] («тюк» - утюг, «юк» - юг, «снек» - снег); белорусские гортанные («хат» - гад, «тахда» - тогда) и южнорусские варианты [Зорин 1927].

Со среднерусским и южнорусским диалектами местные говоры объединяло аканье (как полное, так и диссимилятивное), яканье и ёканье; но псковское «цоканье» не являлась характерным для них. Вместе с тем, самая характерная черта белорусских говоров, как «дзеканье» и «цеканье» (то есть произношение мягких [д] и [т] со свистящим оттенком) не было типичным явлением в этих местах, за исключением Велижского уезда.

Такая пестрота языковых наслоений ещё ярче отражалась в словаре местных говоров: например, в одних деревнях говорили «картошка», в других - «гульба», в третьих - «гульба». То есть уже в начале ХХ века наблюдался плавный переход местных говоров от белорусских к среднерусским и южнорусским говорам, не относясь строго ни к какой из этих групп.

Одна селянка на Невельщине, сама не подозревая того, дала яркую иллюстрацию переходного характера местных говоров: «Когда мы едем на полночь (север) за Великие Луки, нас там называют бульбашами (белорусами), а когда едем на полдень (юг) за Невель, там над нами смеются, что мы наворачиваем трохи по-расейски» [Зорин 1927, с. 48].

Отличное от псковичей самосознание местного населения и специфика говоров отразились в противопоставлении жителей юга Псковщины «скобарям» (т.е. жителям Псковской губернии). Для населения, проживающего к югу от границ Псковской губернии, использовались названия кацапы и полякъ: «Скобари опоченски, а пустошкински кацапы»; «Яны так не прицокивают, мы их полякбми зовём, наречие у них совсем другое» [Герд 1995]. Жители Себежского уезда чётко знали, где проходит граница со скобарями: «Вод за ету реки называюца скобари». Местное население создало пословицы и поговорки, подчеркивающие отличие своих говоров от псковских: «Пскопцане те же англицане, только нарецие немнозецко инаце» (дразнилка «цокающих» псковичей в Пустошкинском районе), «Что псковицане, что англицане, только нареция разные» [Манаков 2004].