"Новый регионализм" и белорусско-российское приграничье

Во время пребывания президента Беларуси в Украине в ноябре 2009 г. была достигнута договоренность президентом Украины о ратификации договора о правовом оформлении украинско-белорусской государственной границы и решении вопроса с долговыми обязательствами Украины путем предоставления льготных цен на украинскую электроэнергию, поставляемую в Беларусь.

Выполняя принятые в 2009 г. обязательств, 26 апреля 2010 года Совет республики Национального собрания Беларуси ратифицировал межправительственный Договор с Украиной о государственной границе.

Этот шаг был позитивно воспринят украинской стороной накануне рабочего визита президента Украины в Беларусь 29 апреля.

Однако до обмена ратификационными грамотами так и не дошло. Визит президента Беларуси в Украину, который планировался на конец мая, так и не состоялся. Одной из причин затягивания процесса официальным Минском является «неурегулированность» вопроса возмещения Киевом долга. В то же время украинская сторона заявляет о полном соблюдении достигнутых ранее договоренностей. Официальные представители Беларуси говорят о продолжающемся переговорном процессе и о закрытии этого вопроса в зависимости от договоренностей с украинской стороной в экономической сфере.

Ситуация в приграничных с Россией регионах Республики Беларусь - Витебской, Могилевской и Гомельской областях характеризуется во многом уникальной спецификой. Это выявляется в комплексе факторов. По мнению экспертов, наиболее очевидный и зримый из них - это отсутствие полноценной «физической» границы белорусско-российского порубежья, и ее лишь виртуальное наличие на политико-административной карте.

Вообще новый гражданско-правовой статус населения «нового приграничья» Беларуси и России воспринимался с трудом. Проведенное белорусскими и российскими социологами исследовоание «Белорусско-русское пограничье: региональная культура и проблемы этнической идентификации» (2001-2002) показало, что даже десятилетие спустя после образования двух суверенных государств, говоря словами одного респондента, «дико было установление границы» (г. Дубровно, работник районной администрации, 42 года). Аналогичные суждения: «До сих пор не могу принять, что Беларусь и Россия разные страны» (г. Горки, техник, 61 год). «Когда нас нас разъединяли, никто не спрашивал, а большинство жителей были против этого. Хотелось бы, чтобы мы объединиись и жили как раньше» (д. Ляды, продавец, 41 год). «А мы мы по большому счету и не разъединялись, это нас хотят разъединить» (г. Горки, 51 год, работник райисполкома). «Хочу жить в единой с Россией стране» (г. Горки, студент, 18 лет) «Считаю, что нужно обязательно объединяться, вместе мы будем сильнее» (г. Себеж, учительница, 36 лет).

Около 80% жителей белорусского приграничья старше 50 лет поддерживали интеграцию. Однако среди подростков стрших классов только около 60% приветствовали объединение двух государств. Остальные: «Не надо объединяться, потому что Беларусь потеряет свою самостоятельность и будет частью России». «Мы и без России живем хорошо». «Мы потеряем свой язык и культуру» [Григорьева, Касперович 2004, с. 7,8, 11, 12].

В социально-экономическом плане, в сравнении с относительно неразвитым порубежьем России, у населения приграничных областей Беларуси не может быть массовой ностальгии по былому СССР, но террриториальная близость, доступность, относительная транспортная дешевизна коммуникаций и непосредственный характер общения потенциально тяготеют к преимуществам жизнедеятельности этого ареала в прежде едином государстве и являюся одним из ключевых преимуществ на межрегиональном уровне социально-экономической интеграции.

В этнокультурном аспекте также нет барьера между русскими и белорусами, и их искренняя лойяльность к России, зачастую тесные семейно-родственные связи с ее соседними регионами создают благоприятную атмосферу сотрудничества и дружбы. Исходя из материалов отмеченного опроса, многие жители белорусско-российского приграничья не могут четко определить свои этнические границы. Ответы респондентов: «Больших отличий между русскими и белорусами нет. Во всяком случае у себя на малой родине я этого не чувствую. Здесь достаточно тесно живут русские, белорусы, украинцы» (г. Новозыбков, директор райнного краеведческого музея, 56 лет). «Все у нас одинаково, абсолютно ничем не отличаемся, только цены разные, а языки уже перепутались» (д. Ляды, Дубровенский район Витебской области, пенсионерка, 73 года). «Белорусы и русские - одна национаьность» (д. Ляды, пенсионерка, 85 лет). [Там же, с. 33].

Здесь очевидно стабильное состояние языкового (русско-белорусского) двуязычия. Согласно данным переписи населения Республики Беларусь 1999 года, белорусский язык назвали своим родным 83,7% белорусов Витебской, 87,2% Гомельской и 87,6 Могилевской областей. Русский язык более всего распространен в Витебской области. Его считают там родным 91,5% русских и 16,3% белорусов (в Гомельской области соответственно 91,1% и 12,8%, в Могилевской - 89,9% и 12,4%. Анализ этнолингвистической ситуации в районах говорит о том, что влияние русского языка наиболее сильно проявляется на пограничье и ослабевает по мере удаления в глубь страны [См.: Там же, с. 53].

Не менее комплементарным, хотя и и не вполне гомогенным, является конфессиональный фактор. В начале 90-х г.г. в приграничье белорусы и русские в большинстве своем (соответственно 95 и 90%) православных корней, верили в Бога их родители, сами они также ориентируются на православие. Однако верующими себя считали 55% белорусов и 43% русских. Около 11% белорусов и столько же русских безразлично относились к религии, а неверующими считали себя 3% белорусов и 9% русских [см.: Там же, с. 70, 71].

Тем не менее в политическом плане пока остается значительная неопределенность в мере, формах и институтах относительной самостоятельности этих областей в межрегиональной политике централизованного унитарного государства.

Остается и немаловажная проблема - «в головах» белорусско-русского населения и его элит, во многом унаследованная от провинциального комплекса вторичности и дефицита реальной субъектности как в отношениях с Минском, так и с российскими регионами-соседями.

Отмеченные факторы являются наследием геополитической и геоэкономической специфики формирования и воспроизводства региональной структуры и трансрегиональных международных связей Республики Беларусь. В содержательной статье [см.: Круглашов 2010] предметно рассматриваются эти особенности.

Современное административно-территориальное деление государства сложилось в результате наиболее крупной его реформы, проведенной еще в БССР в 1956-1962 годах. Основная цель реформы состояла в централизации управления сельским хозяйством республики (см.: Административно…1985, с. 5-7). Единственное изменение в АТД произошло в 1989 г., когда в Могилевской области был образован новый, 118-й район - Дрибинский, созданный для решения задач по минимизации последствий аварии ЧАЭС.

Формирование ныне существующих регионов страны просходило под влиянием исторических факторов, имевших прежде всего политическую обусловленность. Белорусские земли на протяжении многих столетий входили в состав различных государственных образований, что сводило их к положению периферийного по отношению к политическому центру исторического региона. Административные территории на белорусских землях образовывали исходя из исторических традиций, а также решения политических задач.

Например, западные Гродненская и Брестская области имеют более высокий удельный вес сельского населения и, соответственно, аграрную ориентацию экономики. Это было обусловлено не только природно-климатическими, но и историческими факторами: нахождением этих территорий в составе Польши в 1921-1939 годах и сложившимся в ней распределением производительных сил, а также строго централизованной плановой экономикой СССР после присоединения к нему этих территорий. Отсутствие здесь форсированной политики индустриализации и коллективизации, а также неразвитая промышленная инфраструктура обусловили сохранение высокого сельскохозяйственного потенциала западных регионов Беларуси, каковыми они остаются и по сей день.

После обретения Беларусью независимости возникли дискуссии по поводу оптимизации ее административного деления. В частности, предложения Научно-исследовательского экономического института Минэкономики Беларуси содержали да варианта такого деления: один - создание трехступенчатой системы и второй - упразднение областей и образование вместо них 18-19 округов [см.: Богданович Новая… 1991].

В ответ на эти и другие предложения белорусские законодатели выбрали выжидательную позицию, откладывая на более позднее время принятие решения по поводу административно-территориальной реформы. Вплоть до 1998 г., когда был принят закон «Об административно-территориальном делении и порядке решения вопросов административно-территориального утройства Республики Беларусь», страна еще пользовалась нормативно-правовыми актами Советского государства.

Такая неспешность в решении этих вопросов объяснима тем, что после политических изменений в 1991 г. новое государство и общество находились в состоянии дезориентации и острого экономического кризиса. Отказ от масштабной приватизации, в отличие от большинства постсоветских государств, привел к тому, что у региональных групп влияния не оказалось финансовых ресурсов для реализации своей политики.

Официально провозглашаемый курс Республики Беларусь исходит из принципов добрососедства. Он декларирует активное участие страны в трансграничном сотрудничестве и реализации совместных проектов между местными органами власти, общественными и частными организациями еврорегионов, деятельность которых основана на принципах самоуправления и кооперации. Однако при неразвитости системы местного самоуправавления, деятельность местных властей, особенно в контактах с заграничными партнерами, почти полностью подконтрольна центральной власти.

В то время как принципы развитой системы местного самоуправления и обеспечения их финансовой базы положены в основу двух главных международных документов по трансграничному сотрудничеству - Мадридской конвенции [European 1980] и Хартии местного самоуправления [European 1985], приграничные регионы Беларуси не располагают необходимыми правами для эффективного развития соседских связей. В стране недооценивается главный европейский принцип трансграничного сотрудничества - субсидиарности, относительного усиления региональной и локальной власти. К тому же местные власти органичены в использовании ресурсов, особенно, если это касается международных проектов. Согласно действующему указу президента, они должны проходить предварительное одобрение в Совете министров, что ведет к значительному уменьшению их количества и специализации.

Стабильное развитие Республики Беларусь в течение многих лет и, как н парадоксально, мировой финансовый кризис внесли значительные изменения во ее внешнюю политику. Предпринимается ряд политических шагов, в том числе и в сфере региональной трансграничной политики. Прежде всего в 2009 г. Беларусь присоединилась к новой европейской инициативе «Восточное партнерство». Сам факт заинтересованности в нем нашей страны не оставляет сомнений. Как центральноевропейское государство, Беларусь неотделима от судеб европейского континента с его «западными» и «восточными» интересами и ценностями. Исторически они имели как цивилизационный (геополитический), так и социокультурный характер, а ныне - обусловлены и экономическими интересами: на долю стран ЕС в 2010 г. приходилось 49,2% белорусского экспорта и 75% прямых инвестиций в экономику страны.

Однако в Брюсселе «Восточное партнерство» с участием Беларуси, очевидно, интерпретируют не как необходимую подсистему и этап воссоединения, а пробный камень расширения Европы (не исключено - и с антироссийским прицелом). Об этом свидетельствует уже то, что первоначальная инициатива Швеции и Польши о «Центральноевропейском партнерстве» (ЦП) была отклонена и ныне предстает как «Восточное партнерство» (ВП). Это не просто подмена терминов, и различие принципиальное: или наши государства - «восточные», т.е. внешние для Евросоюза, или они, включая Беларусь, - «не сосед Европы, а европейский сосед» (Валенса), и, по словам польского премьер-министра Д. Туска, «место Беларуси в европейской семье». Пока же мы только «соседи Европы», и «Восточное партрерство» уже окрестили аббревиатурой БУМАГА (по первым буквам участников), рассчитывать на реальную субъектность наших государств в этом альянсе не приходится. «Восточное партнерство» оказалось «двуликим Янусом». (ПОЗДНЕЕ- ПОВТОР ЭТОГО ТЕКСТА)

Такая ситуация предельно проясняет культурно-цивилизационные и геополитические основания внешнеполитических приоритетов Республики Беларусь и Российской Федерации. В программных статьях В. Путина «Новый интеграционный проект для Евразии - будущее, которое рождается сегодня» и

А. Лукашенко «О судьбах нашей интеграции» констатируется понятная многовекторность внешней политики наших государств в условиях глобализации и вместе с тем отчетливо прослеживается такой приоритет, как интеграция наших государств, унаследованная от общего наследия и требующая модернизации [cм: Путин 2011; Лукашенко 2011].

В этом русле актуализируется заявление действующего премьер-министра РФ и, видимо, ее будущего президента о том, что приграничное сотрудничество наших государств должно обрести «новое качество» [Там же]. Попытаемся в логике смыслоконцепта «геоквадрион», вслед за необходимой идентификацией его культурно-цивилизационных и геополитических оснований в ареале белорусско-российского приграничья, кратко проследить содержание его основных подсистем.

4.3 Эколого-демографические факторы

Фундаментальный, непреходящий и и вместе с тем очевидный характер взаимосвязи отмеченных в заголовке параграфа факторов выражается в привычном словосочетании «земля и люди». Гораздо сложнее - с постижением методологических оснований этой взаиобусловленности. В научной рефлексии она уже более столетия выражается в понятии экология (от греч. oikos - жилище, местопребывание). Еще в конце ХIХ в. немецкий зоолог, профессор Йенского университета Э. Геккель (1965-1909) в своем основном произведении «Мировые загадки», посвященного «философии биологии», ввел это организмическое понятие как синоним науки о связях живых организмов с окружающей средой. Такая трактовка выражает внешнюю связь человека, как одного из биологических видов, со средой его обитания («окружающая среда») и уже в силу их «рядоположенности» (через «и»), независимо от желаний известного естествоиспытателя, снимала с человека ответственность и благословляла неограниченный активизм по отношению к природе.

Между тем уже в раннем марксизме сформировалось иное, более глубокое и гуманистическое представление об этих связях. «Историю, - писали его фундаторы, - можно рассмотреть с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей. Однако обе эти стороны неразрывно связаны; до тех пор, пока существуют люди, история природы и история людей обусловливают друг друга» [Маркс. Т.3. С. 16]. Под этим углом зрения «человек есть непосредственный предмет естествознания. А природа есть непосредственный предмет науки о человеке.Естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука включит в себя естествознание. Это будет одна наука» [Маркс.Т.42. С. 124]. Синергетическую сущность такого подхода прекрасно выразил английский культурантрополог В. Латур. В отличие от рядоположенных «земли и людей», писал он, «не существует «культур», так же как не существует и «природ», существуют только природы-культуры.Природа и общество являются не двумя различными полюсами, а одним и тем же продуктом последовательных состояний обществ-природ, коллективов» [Latour Р. 103-104, 139].

Человек относится к природе не как к внешней ему «окружающей среде». Во многом она имеет антропогенный характер. Человек - демиург экосферы, как целостной системы, и между ее составными - геобиосферой, социотехносферой и антропосферой - не внешние, а внутренние связи. В таком ракурсе «человеческая сущность природы» существует только для «общественного человека», и все предметные моменты общественной деятельности - материал труда, техника и телесная организация человека - являются целостным «общественным телом» (Маркс). Они - системные элементы экосферы как Дома человека, и существуют только благодаря взаимной связи друг с другом. Люди, как общественные живые организмы, не только творцы этой реальности, но и ее системообразующее ядро.

Эти максимы безотносительны к тому или иному территориальному ареалу, и их значимость возрастает соответственно масштабам и степени деятельности человека в прямой зависимости от того, относится ли он к экосфере как ответственный и рачительный хозяин Дома, культивирующий «гуманизм природы», или как безответственный ее завоеватель, действующий по принципу неограниченного активизма.

Не только Беларусь и Россия, их приграничье, но и мир в целом имели возможность постижения отмеченной трагической альтернативы в таком уже классическом прецеденте, как Чернобыльская катастрофа. Ее масштабы, характер и последствия представлены в моих работах [см.: Levyash 1991; Левяш Экосфера…2005; Левяш Европейская…2009], в том числе в социологическом исследовании на материалах Брянской области [см.: Левяш 1994].

Первая из этих работ (на английском языке) не случайно называлась «Чернобыль в контексте суверенизации Украины и Беларуси». В ней была прослежена взаимосвязь между технологическими и политическими факторами чернобыльской катастрофы. Она заключалась отнюдь не в фатальных дефектах технологии АЭС, а в заложенном в природе СССР принципе суперцентрализованного планового административно-командного управления. Он требовал выполнения плана любой ценой («Мы за ценой не постоим»), даже незавершенности строительства объектов. Кремлевские геронтократы властвовали, не только «под собою не чуя страны», но и не сознавая, что впервые имели дело с принципиально новой, потенциально апокалиптической технологией. Поэтому, когда научный куратор строительства АЭС, академик Н. Легасов заявил Л. Брежневу, что объект не может быть сдан к плановому сроку и требует «доводки», генсек благодушно ответил, что беспокоиться не стоит, потому что АЭС - это всего лишь «большой самовар».

Итоги известны: Н. Легасов закончил суицидом, а над миром поднялась «звезда Полянь», но не пророчески-библейская, а чернобыльская. Диапазон оценок масштаба катастрофы получил различные оценки восьми авторитетных международных центров (от 26 до 100% степеней опасности, в советском варианте - 37). Но в любом исчислении было ясно, что в результате взрыва четвертого чернобыльского реактора произошел выброс а атмосферу 3,7% 192 тонн радиоактивного материала. Его мощность равнялась примерно 2.4 мегатоннам, или была в 200 раз больше мощности бомб, сброшенных на Хиросиму [Levyash 1991, p. 38]. Основной удар этого экоцида приняла на себя Беларусь и приграничные регионы России.

Первоначальная реакция официальной Москвы сводилась к минимизации последствий трагедии, замалчиванию ее катастрофического характера и подмене определением «несчастный случай». В заявлении группы парламентариев Верховного Совета СССР сказано: «…ложная оценка (курсив мой - И.Л.) последствий несчастного случая в Чернобыле продолжается, и теперь затрагивает государственную политику, которая нацелена на хранение населения на затронутых территориях, чтобы сохранить существующие индикаторы Чернобыльской АЭС» [Известия. 15.04.1990].

Однако уже согласно данным правительственной комиссии по Чернобылю, возглавляемой академиком Н. Моиссевым, потери от бедствия могли достигнуть 250 миллиардов рублей. Такая сумма была бы тяжелым бременем даже для Соединенных Штатов. Ущерб от несчастного случая меньшего масштаба на одной из американских атомных станций был оценен в 135 миллиардах долларов, и федеральная программа, предпринятая, чтобы устранить результаты того бедствия, стоила 103 миллиарда долларов.

Все более адекватную оценку получала фундаментальная проблема- состояния экосферы в целом, мутации ее социоприродного характера. Эксперты заключили, что Чернобыль был самым большим бедствием не только в истории планеты, но также и в истории человеческой культуры, деформацией образа жизни целых этно-социальных групп, ведущий к потере этических норм и даже «значения жизни». Террритория, которую затрагивает Чернобыль, не была обеспечена гуманитарными или культурными программами, чтобы иметь дело с этим аспектом бедствия. «Есть варварское разрушение культуры, включая духовные, универсальные человеческие ценности, которых затронутое население разделяло со незапамятных времен» [Энергия, 1990, N. 7, с. 4].

Отличительная особенность такого подхода к чернобыльской проблеме заметна в формулировке его основной цели: спасение народов Украины и Белоруссии от экоцида, «создание экологически объединенного общества, в котором интересы индивидуума, каждой социальной и профессиональной группы граждан, каждого человека были бы способны гармонично объединиться с законами биосферного характера» [From the manifesto of the Ukrainian Greet World Party, Sucbosnist', Munich, July-August, 1990, 1990, Nos. 7-8, p. 239]. Среди других предложений о политическом будущем Украины и Беларуси на обсуждение была поставлена идея конфедерации. Центром объединенных усилий должен был стать приоритет чернобыльских восстановительных программ для обоих народов.

Чернобыльская катастрофа стала мощным генератором распада СССР и поиска оптимальных форм реконструкции постсоветского пространства. После обретения государственного суверенитета Беларусь ищет оптимальную форму экополитики совместно с новой Россией и Украиной. Строительство АЭС в Беларуси совместно с Россией - это одновременно технологический и политический проект, требующий сестороннего учета опыта чернобыльской катастрофы не только в смысле гарантий безопасности, но и зрелости политических решений, в которых решающее слово должно быть предоставлено независимой научно-технической экспертизе.

Основные компоненты такой экспертизы - мониторинг, анализ, оценки и рекомендации политико-экономическим структурам. В этом русле обр ащает на себя внимание выполнение в приграничных Гомельской, Брянской и Черниговской областях фундаментальных исследований по научным проблемам последствий Чернобыльской катастрофы. Проект направлен на решение фундаментальной проблемы - выявление закономерностей и возможных механизмов развития ответной реакции организмов на хроническое воздействие низких уровней радиации и химических факторов, присутствующих в природной среде.

На протяжении последних десятилетий в результате техногенной деятельности человека - испытаний атомного оружия, применения радиактивных изотопов в народном хозяйстве, выбросов радиактивных отходов предприятиями ядерного цикла и аварийных ситуаций на отдельных территориях - формируются зоны с повышенным уровнем радиации и удельной радиоактивности живого вещества. Примером могут служить территории, пострадавшие при аварии на ЧАЭС. В таких биогеоценозах жизненные процессы в организмах переходят на особый функциональный уровень, что сопровождается как изменением показателей гомеостаза, так и чувствительности к действию нерадиционных факторов.

Целью совместной работы был анализ влияния на жизнедеятельность организмов в условиях зоны отчуждения ЧАЭС и - для сравнения - радиевого стационара Республики Коми экологических факторов, доминирующим среди которых является ионизирующее излучение. Результаты, полученные российскими коллегами, показали, что при длительном обитании популяции живых организмов в условиях, повышенного радиционного фона происходит перестройка системы защиты клеток и возрастает радиорезистентность (от радио и лат. resisto -- противостою, сопротивляюсь), устойчивость биологических объектов к ионизирующим излучениям [см.: Наумов, Маленченко. 2011]. Полученные результаты проблематизируют выполнение программ минимизации последствий авари на ЧАЭС и вместе с тем тем ориентируют на относительно позитивный исход.

Кардинальное условие - рациональное взаимодействие в экологической подситеме «человек - земля». Как и повсюду, в системе координат приграничных белорусско-российских геотрионов исходным и непреходяще фундаментальным является эколого-ресурсный компонент. Для этой зоны характерны схожие природно-ресурсные и экологические условия: территории отличаются равнинностью, из полезных ископаемых имеются преимущественно строительные и стекольные пески, глина и суглинки, используемые для строительства, производства стекла, строительных материалов. Такие производства являются основой промышленного комплекса приграничных регионов двух стран.

В белорусских административных районах более напряженная экологическая ситуация. Состояние российской части приграничной зоны стабильнее из-за низкого уровня освоенности территории и невысокой антропогенной нагрузки на природную среду. Вместе с тем нарушение экологического равновесия на белорусско-российских «постчернобыльских» территориях является еще одной общей проблемой, решение которой составляет одну из целей приграничного сотрудничества.

В Беларуси многое делается для производства все более экологически «чистых» продуктов: контролируется выполнение плановых показателей экономии сырья и энергии, ужесточаются требования к экологическому критерию инновационной продукции и т.п.

Тем не менее в целом ситуация далека от благополучия, особенно с точки зреня утилизации. Не говоря уже о бытовых отходах, в реки, озера и водохранилища ежегодно сбрасываются тонны отравы, в атмосферу выбрасывается чуть ли не вся таблица Менделеева, и в результате страдают природа и наше с вами здоровье. Видимо, отчаявшись доказывать очевидное. Министерство природы и охраны окружающей среды Республики Беларусь впервые составило и опубликовало «позорный список», в котором указало систематических нарушителей во всех отраслях экономики. Для того чтобы определить аутсайдеров, пришлось проанализировать данные превышения нормативов выбросов и сбросов загрязняющих веществ предприятиями страны за период 2008-2010 г.г. [см.: Корсак 2010].

Однако самым «узким» местом остается недооценка фундаментального принципа экологической целесообразности экосферы как целостности: по сути безотходный круговорот вещества и энергии в ней приближается к 97-98%. Пока в стране перерабатывается 15% вторичных ресурсов, и правительство потребовало к концу 2015 г. довести уровень сбора и переработки вторичных ресурсов до европейского, т.е. до 70-80%. Таковым должен быть и стратегический ориентир производственно-урбанистических комплексов республики и ее приграничных регионов.

Смысловым центром этой стратегии остается человек как «мера всех вещей» (Протагор), но теперь при условии, что все «вещи», т.е. компоненты экосферы являются мерой человека. Такая ставшая очевидной взаимосвязь актуализирует проблематику экодемографического фактора человеческой деятельности. Оставляя за скобками известные мировые и общеевропейские процессы в этой сфере, сосредоточимся на их белорусско-российской, преимущественно приграничной ипостаси.

Постчернобыльский синдром с его последствиями в течение поколений выявил подлинные масштабы и характер этой проблемы. С целью ее эмпирического анализа мною по методике республиканского Центра «Общественное мнение» в 1994 г. было проведено исследование «Психологические проблемы семьи в Брянском районе Чернобыльской зоны». Объектом иследования являлась семья в районе с уровнем радиации в 15 и более кюри. В целях рельефности анализа основные характеристики «чернобыльской» семьи этой категории (группа 1) сопоставлялись с аналогичными признаками семьи в условно чистой зоне (группа 2). В обеих группах предметом анализа были интегративные морально-психологические черты семьи и специфика их проявления субъектами «треугольника» - отцом, матерью и ребенком (детьми).

Не ставя целью в целом воспроизвести содержание отчета, остановимся на выявленных методом социологического анкетирования узловых моментах морально-психологического состояния семей обеих категорий.

Надежный индикатор различий меду ними - частотность, характер и причины конфликтных ситуаций в семье. Их частоту отметили в 3 раза больше респондентов в группе 1 в сравнении с группой 2 (соответственно в % - 15,6 и 5,8). В группе 2 численность опрошенных, отрицающих конфликты взрослых в семьях, более чем в 2 раза превышает «чернобыльский» аналог.

Характерно, что в совокупности таких потенциально конфликтогенных факторов, как воспитание детей, злоупотребление алкоголем, плохое здоровье, переезд на новое место жительства, респонденты определенно выявили первый фактор. В группе 1 воспитание детей часто становилось «яблоком раздора» для 27,5% опрошенных, редко - для 35,%. Между тем в группе 2 в 3 раза меньше респондентов (10,1%) признали частоту ссор на этой почве. В «чернобыльских» семьях отмечена также в целом большая интенсивность других конфликтогенных факторов.

Один из испытанных в психологической практике методов - выяснение самооценки респондентами такой негативной реакции на окружающую среду, как раздражительность, вспыльчивость. Казалось бы, уровень положительной самооценки по этому индикатору дожен быть выше в относительно более «благополучных» семьях группы 2. Однако полученные данные свидетельствуют об ином - формировании у жителей чернобыльской зоны своеобразного психологического барьера, защитного механизма минимизации раздражителей, по сути в фатальных в постчернобыльской ситуации. 36,6% опрошенных «неблагополучной» группы 1 признали себя несдержанными, вспыльчивыми людьми, в отличие от 45,5% в «благополучной» группе 2.

Действие этого еще недостаточно изученного механизма прослеживалось и в самооценке респондентами переживаемых стрессов. Хотя в группе 1 их почти в полтора раза больше, чем у женщин (49, 7 и 37,4%), но в группе 2 их соответственно - 69,9 и 55,3%. Основные причины стрессов, по мнению респондентов, - отношения в семье и состояние здоровья. Первым фактором частоту стрессов объяснили 18% группы 1 и 10,2% группы 2, вторым соответственно - 9,9 и 5,3%.

Сравнение структуры факторов эпизодической несдержанности респондентов обеих групп вычленить в анализе действительные инварианты психологического состояния группы 1. Три из них - явно «чернобыльского» происхождения. 7,5 % взрослых в этой группе, в сравнении с 6,3% в группе 2, обспокоены своим здоровьем, 11,2% (из них в 2 раза больше женщин), в сравнении с 8,2% в группе 2, - состоянием здоровья детей. И более чем в 2 раза опрошенных в группе 1 выразили обеспокоенность состоянием окружающей среды.

В русле факторов повышенной эмоциональной возбудимости 38,8% «чернобыльских» детей, в сравнении с 23,1% в группе 2, также прежде всего отметили обеспокоенность состоянием окружающей среды. Взрослые респонденты группы 1 обнаружили гораздо большую степень обеспокоенность ее состоянием, чем в группе 2. Экологическая обстановка была предметом заботы 42,5% в этой группе и только 10,6% в в группе 2. Собственное здоровье - предмет озабоченности 18,3% первых и 11,2% вторых, а здоровье детей - 47,6% (из них - женщин на 8,2% больше) и 30,6% группы 2.

Парадоксально, но степень опасности проживания в «зоне» более высоко оценили респонденты, которые проживали вне ее (48,5% группы 2 и 36,7% группы 1). Примерно каждый четвертый в обеих грууппах отметил, что опасность в «зоне» и за ее пределами «приблизительно одинакова», поскольку действуют и иные негативные факторы.

Однако, не гипертрофируя роли радиацонного фактора, «чернобыльские» семьи более обостренно реагировали на его реально воспринимаемые на уровне обыденного сознания психологичесие и физиологические воздействия. Ухудшение такого влияния на семью отметили 14,6% в группе 1 и всего 1,4% в группе 2. Еще более выражены различия между взрослыми респондентами обеих групп в самооценке их здоровья. Практически здоровыми сочли себя 26,5% группы 1 (из них почти в 2 р аза меньше женщин) и 41,2% в группе 2; соотвественно временные расстройства здоровья - 50,3 и 4),2%; затяжные болезни - 50,3 и 40,2%. Различия оценок хронических хаболеваний были менее выражены (11,9 и 11,1%), и это свидетельствует о их несводимости к чернобыльскому фактору.

В контексте оценок и самоценок родителями «чернобыльских» факторов нездоровья своих детей становится понятным, почему 74,1% мужчин и 83,7% женщин группы 1 обеспокоены их будущим. Перспектива учебы, будущего трудоустройства и вынужденной смены места жительства беспокоила 15% опрошенных детей в группе 1 и всего 1,9% в группе 2.

Каково же воздействие проанилизированных факторов на общее эмоциональное состояние респондентов - взрослых и детей - как одного из важнейших параметров их качества жизни? Численность родителей с оптимистической установкой оказалось в 4 раза больше у мужчин и в 2 раза больше у женщин в группе 2, в группе 1 - обратное соотношение: пессимистов-мужчин в 1,5 раза больше, чем оптимистов, у женщин - в 3 раза.

Совершенно неожиданными оказались итоги сопоставления эмоциональных установок детей обеих групп. Они обнаружили устойчивую поляризацию по всем параметрам. В отличие от своих родителей, «чернобыльские» дети однозначно выявили меньше пессимизма, неуверенности, разочарования, беспокойства, безразличия и бездеятельности. Однако в выражении противоположных эмоциональных установок - оптимизма, увереннности, надежды, спокойствия, заинтересованности - они более или менее уступали сверстникам в группе 2. Лишь по одной - и многообещающей - позиции они несколько опередили: в установке на активность (15,6 в группе 1 и 13,5% в группе 2). Показательно, что, несмотря на отличия, в обеих референтных детских группах этот показатель выражен в 2 раза более интенсивно, чем аналогичный - у их родителей.

В целом сравнительный анализ морально-психологических аспектов семьи в зоне повышенной радиационной активности и за ее пределами позволил утверждать об эмпирически зафиксированном - непосредственном и опосредованном - воздействии чернобыльской катастрофы и ее последствий на стабильность и перспективы семьи - базовой ячейки воспроизводства населения. Такое воздействие обладает целостной структурой «экосфера - здоровье и благополучие родителей - здоровье и воспитание детей» и охватывает многообразие основных семейных связей и отношений семьи с обществом.

Спустя семьнадцать лет после Чернобыльской катастрофы ее «след» определял не только высокую интенсивность этих связей и отношений, но и обострял их роль как фундаментального конфликтогенного фактора. Его противоречивость проявлялась прежде всего в тотальной озабоченности состоянием всех элементов проблемного «треугольника» - среды обитания, здоровья родителей и детей, состояния и перспектив их жизнедеятельности. Вместе с тем в «чернобыльских» семьях была заметна тенденция к избавлению от избыточной, панической радиофобии и формирование психологических механизмов адаптации семьи к экстремальным условиям, ее саморегуляции как условия выживания и воспроизводства.

Поученные данные свидетельствовали о существенных различиях в интенсивности переживания чернобыльской угрозы и ответа на него между основными субъектами семьи - родителями и детьми. Преимущественная негативная реакция - с явной материнской печатью, а ее перевод в русло перспективы и надежды на минимизацию последствий бедствия - признак прежде всего «чернобыльских» детей.

Эта информация является «воспоминанием о будущем» по двум причинам. Во-первых, уникальный характер чернобыльской катастрофы заключается не только в ее беспрецедентных масштабах, прежде всего в ареале Беларуси, Украины и России, но и но и по длительности воздействия в течение нескольких поколений. Во-вторых, преступное отношение командно-административной системы в СССР к технологически безопасному «мирному атому» обязывает ответственные структуры постсоветских государств к зрелым, научно фундированным решениям. Это обязанность также былых «детей Чернобыля», не утративших мужества и оптимизма перед лицом страшного испытания. Сегодня это уже взрослое поколение, и его миссия - «гуманизация природы» (Маркс), ее культивирование как фундаментальной предпосылки воспроизводства здоровых и жизнеспособных поколений, высокого качества жизни. Только в такой перспективе можно переломить тенденцию к депопуляции населения.

Помимо известного тренда общеевропейского характера, эта тенденция еще более заметно выражается в Беларуси. Демографические индикаторы последней переписи населения (2009) позволяют представить масштабы угроз, с которыми сталкивается Республика Беларусь. Вице-премьер правительства РБ А. Тозик в докладе на совместном заседании палат Национального собрания заявил, что со времен СССР Беларусь потеряла 762 тысячи человек, причем было время, когда эти потери превышали 65 тысяч человек в год.

Первые итоги переписи представила на пресс-конференции 8 сентября 2010 г. заместитель председателя Белстата Е. Кухаревич. Сегодня, по ее словам, надо забыть о цифре 10 миллионов жителей Беларуси, входившей когда-то во все энциклопедии. Население Беларуси теперь составляет 9,503 миллиона человек, в то время как 10 лет назад здесь жило 10,045 млн. человек [см.: Калиновская 2010].

Министерство труда и социальной защиты отчиталось о выполнении первой программы демографичнской безопасности Республики Беларусь на 2007-2010 гг. и представило новую на 2011-2015 гг. Несмотря на то, что в последние годы наблюдались определенный рост рождаемости и снижение смертности населения, в том числе младенческой, в 2010 г. рождаемость вновь поползла вниз, а смертность вверх. Главный демографический процесс Беларуси - депопуляция - продолжается и даже усиливается.

За первое полугодие 2011 г. убыль населения составила 18 тыс. человек, что на 8,4% больше, чем за аналогичный период прошлого года. В 2010 г. на 1.000 человек трудоспособного возраста приходилось 693 человека нетрудоспособного возраста. Как прогнозируют в Минтруда, при существующих тенденциях к 2030 г. пропорция изменится: лиц нетрудоспособного возраста будет более 840 на 1.000 потенциально работающих.

Еще одна негативная демографическая тенденция, которая наблюдается в нашей стране, - сокращение количества женщин репродуктивного возраста (15-49 лет). А это влечет за собой еще большее снижение уровня рождаемости.

Суммарный коэффициент рождаемости - число детей, которых могла бы родить одна женщина на потяжении всего репродуктивного периода, - в Беларуси сегодня равен 1,49. Новая программа, несмотря на упомянутую тенденцию, прогнозирует его увеличение до 1,65. Однако в большинстве европейских стран этот показатель равен 2 или выше.

С целью реализации мероприятий новой республиканской программы демографической безопасности планируется потратить около 770 млрд. белорусских рублей из республиканских и и местных бюджетов. Кроме того, на оплату госпособий пойдет до 5 трлн. рублей. Стоит напомнить, что предыдущая программа была скромнее: на ее реализацию разработчики предполагали потратить чуть более 668 млрд. рублей [см.: Александров 2011].

Какова демографическая ситуация в белорусских геоквадрионах, которые соседствуют с Россией? Обнародованы предварительные итоги переписи населения Беларуси. По данным Белстата, население Витебской области уменьшилось на 146 тыс. чел., или на 10,6 %, Могилевской области - на 119 тыс., или 9,8%, Гомельской области - ? В общей сложности городское население за 10 лет увеличилось с 6.961 млн. до 7.052 млн. чел. Его доля во всем населении страны возросла с 69 до 74%.

Доля городского населения увеличилась в каждой области, в том числе в Могилевской она составила 76% всего населения, в Витебской и Гомельской - 73%. В Беларуси наблюдается не только рост городского населения, но и процесс его концентрации в крупных городах. Если в 1999 г. в городах с населением в 100 тысяч чел. и более жителей насчитывалось 65,3% городского населения страны, то в 2009-м - уже 67,2%. По предварительным данным, в стране насчитывается 13 городов численностью жителей 100 тысяч и более.

За последние 10 лет население сельской местности уменьшилось на 647 тысяч человек, или на 21% и составило 2.437 млн. чел. Наибольшими темпами численность сельчан уменьшалась в Могилевской области - на 26,6%, и Витебской - на 26,4%. Отток сельского населения постоянно увеличивается.

Какова демографическая ситуация по ту сторону белорусско-российского приграничья? Исследования псковских экспертов (см. Российско-белорусское…2005) позволяют выявить ее основные тенденции в этом ареале.

Демографическая ситуация в Брянской, Смоленской и Псковской областях отражает тенденции депопуляционных процессов, характерные для России и особенно - для ее западных, наиболее «старых» в демографическом понимании регионов. Ранее, по сравнению с другими регионами страны, вступление западных регионов России на путь демографического перехода, интенсивная урбанизация, массовое переселение сельских жителей в города в сочетании с однородным в этническом отношении составом населения (преимущественно славянское, балтийское и финно-угорское население, т.е. народы с традиционно низкими уровнями рождаемости) обусловили «лидерство» этих регионов и в процессах падения рождаемости, и в ее чрезвычайно низких величинах, далеко не обеспечивающих даже простой режим воспроизводства населения.

Эти же регионы характеризуются повышенными показателями смертности. Наряду с экономическим кризисом, в этом повинна сложившаяся возрастная структура населения - высокая доля лиц пожилых возрастов, что и дает повышенные статистические показатели смертности. Повышение доли лиц пожилого и преклонного возраста сопряжено с уменьшением доли трудоспособных возрастных контингентов. По мере старения населения важнейшей проблемой для экономики этих регионов будет становиться растущее давление на государственный бюджет и обострение потребности в финансировании систем пенсионного обеспечения и социальной защиты населения.

Отмечается, что приграничное по отношению к Республике Беларусь положение Смоленской, Брянской и Псковской областей оказывает не очень существенное влияние на демографические процессы в них. Приток населения из Беларуси не столь велик, чтобы переломить или хотя бы несколько смягчить тенденции депопуляции, тем более что сходные тенденции наблюдаются в приграинчных регионах Беларуси.

Население районов, прилегающих к приграничной территории с белорусской стороны, характеризуется более высоким уровнем занятости и в то же время более низким уровнем доходов населения. В отличие от Беларуси, на уровне приграничных административных районов в России наблюдается более значительная дифференциация доходов населения. Такое соотношение объясняется, с одной стороны, большей социальной направленностью белорусского государства и вместе с тем рудиментами социалистической уравнительности, с другой - «дикой», недостаточно контролируемой капитализацией и известной социальной поляризацией в России.

Все более заметной гранью демографических процессов, по-своему влияющих на их состояние и динамику, являются миграции. Не касаясь их глобальной природы и противоречивых последствий, кратко рассмотрим эту проблему в аспекте белорусско-российского взаимодействия, в особенности нашего приграничья.

Специальные иследования свидетельствуют о том, что миграциооные процессы в России и Беларуси полностью не компенсируют потери населения за счет естественной убыли. Вместе с тем миграции в какой-то степени замедляют сокращение численности населения.

Среди стран, участвующих в миграционном обмене с Россией, особое место занимает Беларусь. Это единственная страна, с которой Россия имеет отрицательное сальдо миграций. Хотя и в Беларуси с середины 80-х г.г. миграционная ситуация складывалась весьма непросто. Авария на Чернобыльской АЭС изменила направление миграционных потоков. Доминирующим стало переселение жителей из загрязненных нуклеидами областей в относительно чистые области. Территорией притяжения стала Витебская область, как относительно наиболее чистая.

Активный миграционный обмен с Россией отмечается особенно в пограничных областях. В 2000 году Витебская, Могилевская и Гомельская области получили около половины миграционного прироста за счет России. В результате миграций выросли численность и удельный вес белорусов в городах и уменьшились на селе. Среди русского неселения отмечались несколько иные процессы. Доля русских в городах уменьшилась, а в сельской местности возросла, главным образом за счет переселенцев из стран СНГ и Балтии.

Миграции в ареале белорусско-российского приграничья актуализировали проблему этнокультурной идентичности. В зоне пересечения этнических границ русского и белорусского этносов происходят сложные процессы. Население приграничных регионов испытывает влияние двух тенденций - с одной стороны, восприозводство элементов культуры каждой этнической группы, с другой - взаимопроникновение и интеграция культур. В результате длительных контактов русской и белорусской культур сформировалась специфическая региональная культура с локальными ее вариантами, а в некоторых случаях - и региональная идентичность. Это оказывало влияние на этнообразующие процессы, которые на пограничных территориях ранее шли очень вяло. В течение длительного периода у значительной части населения этническая идентичность не была четко обозначена, и поэтому легко трансформировалась в зависимости от ситуации и политических интересов государства.

Одним из важнейших факторов, оказавших влияние на этническую картину пограничных территорий, были изменения административно-территориальных границ, которые часто приводили к ассимиляционным процессам и смене этнической идентификации. Например, исследования 1950-х г.г в Себежском районе Псковской области показали, что у многих жителей пограничных деревень, назвавших себя русскими, их деды и прадеды были белорусами православного вероисповедания [см.: Археология 2000, с. 120].

Вообще в пограничных районах, где нередко этническая идентичность неопределенная, большое влияние на результаты переписей оказывали такие факторы, как установки местных властей. Это стало причиной резких колебаний численности отдельных народов, особенно численности белорусов на российском приграничье. На формирование этнической идентичности, а следовательно, и этнический состав населения, оказывала влияние и паспортная система, которая требовала обязательной фиксации национальной принадлежности граждан СССР в паспорте. В пограничных районах довольно часто молодые люди не могли четко определить свою национальность, и в этих случаях на территории России их обычно записывали русскими, а на территории Беларуси - белорусами. В 70-80 г.г. дети из смешанных белорусско-русских семей обычно становились русскими.

Однако, начиная с 90-х г.г., ситуация постепенно изменяется. Это свидетельствует о том, что Республика Беларусь привлекательна для жителей многих бывших советских республик, прежде всего стабильной социально-политической обстановкой, отсутствием межнациональных конфликтов, толерантным отношением населения к людям другого вероисповедания, разной национальности, а также взвешенной политикой реального двузязычия [см.: Григорьева, Касперович 2004, с. 17-25].

В 2010 г. миграционный прирост в Беларуси составил 10 тыс. человек. Тем не менее на повестке вопрос о преодолении негативных последствий этих процессов (нелегальной иммиграции, наркотрафика, транснационалной преступности и т.п.), о достижении «качественной миграции». Печальный опыт в этой области западных стран будет учтен Беларусью. Избегая популярного у некоторых наших соседей термина «репатриация», в МИД говорят в первую очередь о возвращении бывших соотечественников. Но помогут всем мигрантам, которые «будут соответствовать определенным характеристикам». Вместе с тем слабым звеном в миграционных процессах остается недостаточное внимание к их мотивации, заинтересованности прежде всего потенциальных «качественных мигрантов» в альтернативных условиях и стимулах трудовой деятельности за рубежом, включая Россию. Прежде всего перелом ожидается в связи с мероприятиями по внешней миграции в интересах Республики Беларусь в рамках Национальной программы демографической безопасности Республики Беларусь на 2011-2015 г.г. НАН Беларуси, МВД, Минтруда и соцзащиты, Минобразования, Минкультуры, облисполкомам и Минскому горисполкому поручено в 2012-2015 годах создать социально-экономические и правовые условия «для закрепления в стране лиц, составляющих научно-технический, интеллектуальный и творческий потенциал белорусского общества, и возвращения на родину высококвалифицированных специалистов и ученых-соотечественников» [см.: Потенциал…2011].

Демографические процессы в своей совокупности требуют признания как одного из ведущих приоритетов национально-государственной политики и ее последовательного воплощения на практике. В русле этой политики - наиболее интенсивные и потенциально более результативные демографические процессы в ареале белорусско-российского приграничья.

4.3 Организационно-экономические отношения

Развитие приграничного сотрудничества повышает эффективность использования производственной базы государств - участников СНГ, а на приграничных территориях также улучшает состояние экологической среды и социальной инфраструктуры. Кроме того, приграничное сотрудничество создает условия, способствующие прекращению оттока населения из стратегически важных, в основном малонаселенных приграничных территорий.

Использование механизмов приграничного сотрудничества может стать значимым фактором экономического роста регионов, увеличения ВРП (валового регионального продукта) на душу населения, минимизации социальных и экономических диспропорций, а также может практически закрепить интеграционные инициативы стран СНГ.

В документе Департамента внешних связей Правительства Российской Федерации «Приграничное сотрудничество со странами СНГ» [Электронный ресурс: www.kremlin.ru/text/docs/2003/01/42083.shtml] ? отмечается, что этот уровень сотрудничества для России является одним из ее государственных социально-экономических приоритетов. За годы сотрудничества со странами СНГ субъектами этих территорий накоплен богатый опыт реального взаимодействия.

Однако российские эксперты неоднократно критиковали планируемые программы соседства за то, что они якобы намеренно «разносят» российские и беларусские приграничные регионы по разным страновым группам [см.: Электронный ресурс. - Режим доступа: http://www.delblr.ec.europa.eu/page2412.html]. К примеру, суть незавершенности правового статуса белорусско-украинской границы в том, что Украина рассматривает вопрос о долге как компетенцию своих хозяйствующих частных субъектов, а Беларусь - как проблему межгосударственных отношений. Вместе с тем дистанция между государставами преувеличена, поскольку все постсоветские государства в принципе однотипно, хотя и в разных формах наъходятся в переходном периоде. Более того, эти различия все более минимизуются во встречной динамике движения государств - каждого по-своему - к балансу интересов.